Памир нам достался вместе с покорением Коканда, как одна из составных его частей. Но огромные заботы, обременявшие нас в Туркмении, отсутствие у нас английской предприимчивости, а равно и необычайная глушь этого края послужили причинами того, что мы долго оставляли его вне зоны нашего внимания. А это была огромная территория. Южный край Памира перегибался на индийский склон Гиндукуша, а западный переходил за Амударью, сливаясь с огромным Бадакшалом, бухарской землей, о которой мы тоже мало знали и которая сейчас составляет восток Афганистана. Не тревожимые ни кокандцами, ни нами, обитатели Памира уже начинали считать, что они ничьи, а Божьи, несмотря на памятники владычества Коканда (кала Базай-и-Гумбез). Соседи же — англичане, афганцы и китайцы, подметив нашу беспечность, решили втихомолку поделить между собой этот забытый край. Англия, конечно, затеяла и руководила этой операцией. Мы сами в 1873 г. открыли ей глаза на свое полное незнание положения Памира. Идя на английское предложение провести в Средней Азии линию, которая бы разграничивала сферы влияний и владений России и Англии, мы было согласились на проект Форсайта, которым отсекался от Памира в пользу Англии и Афганистана лучший его угол (юго-западный): Вахан, Шугнан и Рошан. Оставалось только занять то, чем мы не дорожили; и соседи приступили к этому, однако сделали это столь неумело, что «разбудили» нас и заставили вооруженной рукой восстанавливать свои права на Памир. Но много уже осталось за соседями, нам достался общипанный Памир. С 1878 г. Англия стала прибирать к рукам южный (за Гиндукушем) край Памира и исследовать весь прочий Памир, благо их офицеры были большими энтузиастами в путешествиях по глухим уголкам мира. А путешествия по Памиру — всегда подвиг: это в полном смысле «крыша мира», плоскогорья которой вздымаются на 12—13 тысяч футов, хребты и перевалы — на 18—19 тысяч, а вершины — до 21 тысячи футов (пик Кауфмана) и где разряженный воздух порождает «горную болезнь». Это огромная и ужасная горная пустыня, с головоломными дорогами-тропами, с неукротимыми, бешеными горными потоками, со скудной и тощей растительностью, с постоянными ветрами, вздымающими песчаные и снежные бури. Английские офицеры описывали свои памирские подвиги в английских газетах, и это просветило нас относительно значимости для нас Памира. Афганцы же и китайцы, разделившие между собой Памир, передрались, и этим тоже способствовали нашему «памирскому пробуждению». Еще в 1878 г., собираясь нажать на Англию, мешавшую в 1877—1878 гг. нам расправиться с Турцией, мы, группируя войска, стали прозревать насчет Памира. В 1883 г., когда афганцы, науськиваемые англичанами, заняли запад и юг Памира, Вахан, Шугнан и Рошан, и изгнали из них законных правителей, туземцы прислали ходатаев в Туркестан, прося нашей защиты. Это тоже просветило нас насчет Памира. В 1890 г. к нам явились послы от Канджута жаловаться, что англичане укрепляют Гиндукуш против русских и проводят дороги с юга к гиндукушским перевалам. Мы узнали (1892 г.), что афганцы ведут из Баракшана прокладку колесных (для пушек) дорог к середине Памира и туда же двигают свои посты китайцы из Кашгара через Сарыкол и что англичане собираются разграничить между ними наш Памир. Тогда мы стали строить дорогу (колесную и вьючную) из Ферганы на Памир (1887—1893), сами стали посылать туда рекогносцировщиков и, наконец, решили очистить Памир от захватчиков силой оружия. Памирские походы 1892—1895 гг. велись до смехотворного малыми отрядами, потому что только такие отрядцы могли тогда жить и действовать на Памире. Но Памирские походы славны для русской армии не числом войск и не размером стычек, а борьбой с огромными природными трудностями. Значение этих походов так оценивает один из исследователей Памира Б. Л. Тагеев (Рустам-Бек): «Это [был] смелый вызов, брошенный Россией индийским соседям, [который] взволновал Европу, взоры которой с лихорадочным напряжением были обращены на горсточку русских воинов, встретивших грудью все невзгоды и препятствия суровой “крыши мира”. Изнурительный горный марш, убийственный климат, когда жару столь быстро сменяет снег, что не знаешь, в чем идти — в рубахе или полушубке. Ужасные дороги, загубившие половину коней отряда. Стычки с воинственными и дерзкими афганцами, вооруженными английским оружием и экипированными с ног до головы англичанами. Унылый и суровый край… С весны 1891 г. начались сборы в поход. А 2 июня выступил из Туркестана первый русский отряд, состоящий из пехоты (пять охотничьих команд) и 34 казаков, под командованием полковника М. Е. Ионова, человека решительного, энергичного, стяжавшего себе среди тамошних войск широкую популярность и любовь, георгиевского кавалера Туркестанских походов, сподвижника Скобелева. Для нравственной поддержки похода сам начальник Туркестанского края прибыл в то же время для осмотра Кашгарской и Памирской окраины Ферганы. Эта демонстрация удалась, и молва разнесла по Афганистану и Индии о пришедшем к подножию Памира корпусе войск вместе с туркестанским генерал-губернатором, бароном Вревским. Задачей Ионова было: 1) осмотреть весь Памир, 2) удалить, по возможности без столкновений, захватчиков и агентов и 3) фактически доказать населению, кому Памир принадлежит. При отряде был топограф. Из Ферганы Ионов пошел через Алайские хребты, по проложенной в 1887 г. дороге, неисправность которой, особенно на перевалах Тенгиз-бай (12 тысяч футов) и Кизыл-Арват (14 тысяч футов), стоила ему нескольких вьюков и лошадей. Он не мог держать связь с Туркестаном, и потом целый месяц не было от него известий. Беспокоясь, барон Вревский 8 августа послал из Иркештама на поиски офицера, который нашел Ионова уже на обратном пути от границ Индии, в центре Памира, в долине р. Алигур. Ионов, не обращая сперва внимания на посты афганцев и китайцев и английских рекогносцировщиков, пошел прямо к индийской границе, к гребню Гиндукуша, за которым лежало ханство Канджут. В сердце Памира (р. Алигур и оз. Яшиль-куль) он оставил пехоту и часть казаков на промежуточном посту и всего 20 с всадниками перевалил в Индию, чуть не погибнув из-за трехдневной метели на перевале, получившем его имя. В это время англичане, занимавшие уже с 1890 г. Гильгит, вели оттуда к соседнему с ними Канджуту дорогу. Узнав о приходе русских, канджутский хан Сафдер-Али тотчас послал ходоков к барону Вревскому проситься в наше подданство. Им отказали, соблюдая сферы влияний России и Англии в Средней Азии, и Канджут был занят отрядом полковника Дюрана после упорного сопротивления (1892 г.). Пройдя около сотни верст вдоль индийского склона Гиндукуша на запад, Ионов, через известный проход Барогиль, повернул на Памир. Близ ваханской крепостцы Сархад он был свидетелем бегства афганского гарнизона, впавшего в панику при появлении русских, да еще со стороны Индии. На обратном пути на зимовку в Фергану Ионов захватил в плен двух английских офицеров-шпионов: одного (драгунского капитана Иенхенсбенда) удалил в китайские пределы, взяв подписку о невозврате на Памир, а другого вывез в Фергану (мистера Девиссона). А затем он принудил китайского генерала с его отрядом, прикрывавшим работы англичан, покинуть наш Памир. В этот поход, стало быть, были обревизованы нами восточный, средний Памир и восточная часть южного, и все предприятие было выполнено блестяще, хотя и не без потерь: от горной болезни умер ефрейтор Лохматкин. Но с уходом Ионова афганцы и китайцы тотчас вернулись на Памир. Китайцы заняли прежние посты и возвели за хребтом Сарыколом крепостцы Ак-Таш и Таш-Курган. Слух об этом заставил нас послать один за другим два офицерских разъезда в разгар зимы. Через пять дней чрезвычайно трудного марша через снежные Алайские хребты головной разъезд достиг китайского поста (Муз-куль) и был принужден отойти на второй разъезд по настояниям китайского генерала. Соединившись, наши разъезды ударили по китайцам и, орудуя одними нагайками, заставили их убраться в Кашгар (за перевал Ак-Берды). А с весны начались более обширные приготовления к возвращению отряда Ионова на Памир. Отряд теперь состоял из двух рот 2-го Туркестанского линейного батальона, шести команд охотников при четырех конно-горных пушках, из трех казачьих сотен, врачебного и интендантского персонала, саперной и гелиографной команд и был отлично снабжен одеждой и продовольствием, перевозочными средствами (1000 вьючных лошадей). При Ионове был и офицер Генерального штаба полковник Верещагин. В долину Алая Ионов пришел с двумя колоннами, достаточно натерпевшимися лишений в горах. Китайцев, вернувшихся весной к Ранг-кулю, прогнали за Сарыкол и у слияния рек Ак-Су и Акбайтала заложили первый “Памирский пост”. Затем начали ликвидировать китайские и афганские посты на Памире. Полусотня казаков и рота с капитаном Скерским выгнала китайцев из крепостцы Ак-Таш и срыла ее верки до основания. Остальной отряд с самим Ионовым во главе, сделав несколько форсированных переходов, окружил внезапно афганский пост у оз. Яшиль-куль в крепостце Сумэ-Таш. На предложение Ионова выйти для переговоров без оружия афганский капитан Гулям-Хайдер-хан явился с вооруженным постом. По словам одного из участников, “афганцы, одетые в красные мундиры, с заряженными снайдеровскими ружьями, имели весьма внушительный вид”. Ионов предложил капитану уйти с нашего Памира. Афганец объявил, что это афганская земля. Ионов предложил сложить оружие. Афганец отвечал, что никогда рабом не будет и что оружие можно снять с него только с мертвого. Тогда Ионов приказал взводу казаков обезоружить афганцев. Произошла яростная рукопашная схватка, в которой наши взяли верх. По словам очевидца: “Не прошло и пяти минут среди ружейной трескотни, лязганья шашек, стонов и криков, как афганского поста не стало, и начальник его с пробитой головой лежал на камнях под яром”. Часть афганцев была перебита, а часть взята в плен. Надо сказать, что полковник Ионов по собственной инициативе решил освободить, даже силой, юго-западный Памир (до р. Пяндж) от афганцев, потому что инструкции, данные ему, определяли район его действий только к северу от Мургаба. Однако Ионову запретили двигаться дальше в афганскую сторону, зато разрешили действовать против китайцев. Аборигены восточной и центральной части Памира, киргизы, охотно помогали нам и против афганцев, и против китайцев, но больше симпатизировали все-таки китайцам. Их помощь была весьма кстати, так как малые денежные средства, выделенные Ионову на экспедицию, мешали нам широко развернуть на Памире разведку. Китайцы всюду бежали от нас, но после нашего ухода опять возвращались. Тем временем “Памирский пост” был обращен военным инженером штабс-капитаном Серебряниковым в укрепление. Гарнизон поместился в юртах, обмазанных глиной, с железными печами, пока не были построены землянки, а позже и бараки из сырцового кирпича. Отряд, оставленный здесь на зимовку (160 пехотинцев, 40 казаков под командованием капитана Генерального штаба Кузнецова), был назван Шаджанским. 25 августа остальные силы отошли в Фергану, построив по дороге промежуточный этап, у оз. Шоркуля, в виде укрепления из земляных мешков. У северного края Памира Ионова нагнал афганский майор с письмом от афганского губернатора, ведавшего районом, пограничным с Памиром с протестом против русских претензий на весь Памир. А на “Памирском посту” между тем организовали разведку и завязали сношения с соседями. Оказалось, что на китайцев можно влиять и без оружия, а с афганцами нужны более крутые меры. С весны 1893 г. афганцы стали бесцеремонно хозяйничать в ханствах Западного Памира (Шугнане и Рошане). Для поверки этого факта была послана разведпартия С. П. Ванновского с крохотным конвоем (два пехотинца и 16 казаков при двух офицерах). Их направили в Рошан и Дарвоз, приказав собрать сведения и о Шугнане. Разъезд преодолел невероятные трудности в диких горах, где еще не ступала нога европейца. Когда Ванновский спустился по ущелью р. Бартанг (Мургаб Памирский), почти к Пянджу (Верхняя Амударья), афганцы (65 человек), выступив ему навстречу из крепости Кала-и-Вамар, расположенной на берегу, 27 августа 1893 г. преградили ему путь у селения Имца (в долине р. Бартанг). Три дня длились бесплодные переговоры. И афганцы, и русские стали получать подкрепления, а к северной окраине Памира был даже придвинут резерв памирских постов и отрядов. 30-го произошла между противниками перестрелка, стоившая афганцам чувствительных потерь. Но бой был прекращен с получением от баракшанского губернатора пропуска для русских. Это дало возможность нам осмотреть северо-западный участок Памира после отхода оттуда афганцев. Весной 1894 г. афганцы, подстрекаемые Англией, снова заняли запад Памира, ханства Рошан и Шугнан. Тогда Ионов, к тому времени уже генерал, начальник всех памирских отрядов, направил разъезды в юго-западный угол Памира, вниз по рекам Гунт и Шахдарья, соединив их постами. Другие разъезды пошли по прочим рекам, рассекающим западный Памир до Пянджа — по рекам Ванч, Язгугам и Бартанг. Разъезд капитанов Скерского и Серебряникова, шедший по берегу Шахдарьи, был встречен с восторгом в Шугнане, где афганцы держали пост. Надо сказать, что до этого здесь европейцев никогда не было. На последней трети пути вниз по клокочущей Шахдарье Скерский был остановлен залпом афганцев из крепости Рошкала. Скерский сначала намеревался подождать подкреплений, но, узнав, что афганцы хотят напасть на отряд Юденича, шедший по долине р. Гунт, решил атаковать Рош-калу. Афганцы поспешно очистили крепостцу и отошли на следующую горную позицию, верст на 12 ниже по реке, твердо решив не уступать края, “данного Афганистану Богом”. 4 августа афганцы покушались приступить к нашей позиции, но отступили. 5 августа они стали надвигаться на наш отряд, а их конный взвод бросился было в обхват нашего казачьего дозора, но был отбит ловким залпом с позиции в 2200 шагах. Это ошеломило афганцев. Но тут пришло известие от Юденича, что он блокирован афганцами на р. Гунт, а когда к Скерскому подошло подкрепление, афганцы в числе двух рот (130 человек) и 28 всадников, поманеврировав, отступили временно на расстояние одного перехода. С рассветом афганцы снова начали наступление, послав часть сил в обход. Этот обход на привале был внезапно атакован 15 казаками под командованием хорунжего Рябова, что несколько подзадержало афганцев (с 11 до 2 часов дня). С перестрелкой афганцы, делая перебежки “по-европейски”, подошли к нашей позиции на 1600 шагов. Огонь велся всю ночь. Тут к афганцам подошло подкрепление, и они стали строить в 2400 шагах от нас укрепление, но утром бросили его и отошли за 5 верст. Отрядец наш в составе 27 казаков и 12 пехотинцев, находившийся в походе с 24 июля по 5 августа, стал изнемогать, да к тому же туземцы, ответственные за довольствие отряда, видя, что афганцы сильнее, бросились в бега, обрекая нас на голодовку. К счастью, пришла весть, что сам Ионов идет на выручку. С 5-го на 6-е пришли 30 пехотинцев, три казака, как раз когда афганцы стали не давать отряду покоя ни днем ни ночью. С приближением Ионова афганцы поспешно убрались восвояси, как стоявшие против капитана Скерского, так и блокировавшие подполковника Юденича. Оба наши отрядца соединились в Хороге, на р. Пяндж (Верхняя Амударья), а потом разведали долину этой реки вверх и вниз, причем крепость Кала-и-Вамар занял русский гарнизон. В сентябре через “Памирский пост” все наши отрядцы ушли в Фергану, потому что афганцы навсегда ушли с Памира, из Шугнана и Рошана. В 1895 г., после 4-летнего противостояния захватчикам, мы при посредстве Англии заключили официальный договор, согласно которому Англия получила юго-западный угол Памира, Афганистан — Вахан, т. е. вся горная окраина Памира досталась англо-афганцам и отделила нас от естественной границы с Индией, от Гиндукушского хребта. Река Пяндж отделила нас с юго-запада и запада от Афганистана, за что эмир отказался от претензий на часть Дарваза, соединявшую Памир с Бухарой на северо-западе. Участники похода получили в память о нем медали с вензелями Н. I, A. II и А. III и надписью “За походы в Средней Азии 1873—1895 гг.”. В заключение приведем слова одного из участников Памирских походов, определяющие их в истории Российской армии: “Памирские походы бесспорно можно считать самыми трудными походами в Азии, в смысле борьбы с суровой природой, обессмертившими новой славой лихие туркестанские войска, водрузившие русское знамя на суровой “крыше мира”».