Офицер спецназа ВДВ, человек — легенда! | Если спецназ (десантура, морпехи) наденет свой берет

 

 Анатолий Вячеславович Лебедь (род. в 1963 году) — Герой Российской Федерации, подполковник спецназа ВДВ, офицер 45-го отдельного гвардейского ордена Александра Невского разведывательного полка специального назначения.

 Анатолий Лебедь начинал воевать еще в 1980-х в Афганистане и продолжает до сих пор, даже несмотря на то, что остался без ступни после подрыва. «Маресьев без ноги на самолете летал, а наш по горам прыгает»,— говорят о Лебеде бойцы 45-го полка ВДВ. 

Мы встретились с Анатолием Лебедем в сквере у штаба 45-го отдельного гвардейского ордена Александра Невского разведывательного полка специального назначения, где он служит. Обеденное время он выбрал для встречи не случайно — этот часовой перерыв между тренировками и прыжками он посвящает прогулкам со своей собакой по кличке Паштет («Потому что любит паштет из сухпайка»), которую вывез из Чечни. С ней он и пришел на интервью.

«ПОЛИТИКА ДЛЯ ВОЕННОГО — ЭТО ЛИШНЕЕ»

— Как вы попали в ВДВ?

— Мы начинали прыгать еще в ДОСААФе. Все время в небо тянуло. Я с приятелем поступал в Балашовское, потом Борисоглебское училище, но не сдал математику, летать хотелось жуть. Пришли в ВДВ, в Гайжунайскую дивизию, там полгода, потом десантно-штурмовая бригада в Казахстане, там еще полтора года, потом — Ломоносовское военное авиационно-техническое училище. Три года отучились и в Забайкалье, а оттуда — в Афган. 86-й год, июнь, и наш выпуск туда перекинули. Потом вывели под Бердск. В 94-м. Там военная часть, трава по пояс, для вертолетов на аэродроме места нет. Написал рапорт, уволился, я уже пенсионером был по выслуге. Квартиры нет, ничего нет. Зато паспорт дали.

— И чем занимались?

— На войну поехал. Балканы, Косово. Белград бомбили, уже когда мы приехали.

— Вы уволились из армии и добровольно пошли на войну?

— Да.

— А зачем?

— Как зачем? Помогать-то надо. Тем более православным. Тем более государству, а не каким-то частным лицам или фирмам.

— Это ваше было решение или вас попросили?

— Нет, наше. Мы все делаем сами.

— «Мы» — это кто?

— Наши военные бывшие и нынешние, русские офицеры. Или ветераны воздушно-десантных войск.

— Вас многие, наверное, не поймут. Квартиры нет, семья живет в общаге, при этом вы занялись не поиском работы, не бизнесом каким-то, а поехали на войну, за которую вам ничего не дадут.

— Да, ничего не дадут, еще и загранпаспорт сам делай, визу, билеты сам покупай. Но на такое дело не жалко.

— А в Дагестан потом тоже добровольцем поехали?

— Да. В 99-м арабы на Дагестан пошли, и мы решили ехать с товарищем, с Игорем Нестеренко. Он из Саратова. Мы с ним на Балканах вместе были. Посмотрели-подумали, контракт долго оформлять, а там, в горах, уже в августе возня началась, мы еле успели. Работы много было.

— Вот вы туда приезжаете как простой человек, доброволец и что делаете? Вас ведь могут и не пустить в зону боевых действий?

— Когда народ бомбят, людей расстреливают, там правительству уже не до бюрократии. Визу поставили — и дальше твое дело. Хочешь по магазинам ходи, а хочешь — воюй.

— Это на Балканах. А в Дагестане как?

— А в Дагестане еще проще — граница-то открыта, ты как турист приехал — можешь на Каспии загорать, а можешь идти в МВД. Нужен? Нужен. И в горы.

— То есть вы первым делом в МВД пошли?

— Необязательно в МВД. Там же и другие структуры есть. Не будем уточнять.

— Вы кого-то обучали или сами воевали?

— Там обучать некогда было, там надо было работать.

— А вас вооружали?

— Что-то выдавали. Потом уже или трофейное брали, или что-то покупали. С боеприпасами и снаряжением там было туго. А если хочешь победить, надо хорошо подготовиться.

— Вы сказали, что в Косово поехали православным помогать, а в Дагестан почему поехали?

— Но это наше государство. Россия. Тем более кто противник? Те же самые, кто были на Балканах. По рации было слышно часто, что товарищи из наших регионов, со Средней Азии, из Турции. Контингент один и тот же.

— Вы после Дагестана официально вернулись в армию — хотели дальше воевать?

— Из Дагестана группировка в Чечню должна была переходить, надо было подписать контракт, чтобы все законно. Подписали мы контракт осенью 99-го, с 45-м полком ВДВ. И с Игорем Нестеренко поехали в Чечню. Он 1 декабря 99-го под Аргуном погиб. Ночная засада, встречная. В 2 часа ночи бой начался. Он ранение получил, а в полчетвертого скончался.

— Это единственный ваш друг, которого потеряли?

— Да нет. Много было. Всех помню. В Грузии у нас товарищи погибли тоже.

 Перед затоплением грузинского катера «Диоскурия» в Поти. 13.08.2008

 

— После смерти вашего друга вы тоже попали в засаду, и вам оторвало ступню. Почему вернулись в армию?

— А я и не уходил. Полтора месяца пролежал в госпитале, пока протез подгоняли, а там уже в командировку надо собираться.

— То есть как, с больничной койки, в протезе?

— Ну да. 25 июня 2003-го я подорвался, попал в госпиталь, а в сентябре уже уехал в командировку.

— Подорвались в Чечне и уехали в Чечню?

— Ну да. Под Аргуном подорвался, это такой наш рабочий район, скучать там не приходится. И сейчас, я думаю, там работы много. Но раз говорят мир, значит, мир.

— А вы верите, что там мир?

— А нам верить не надо. Нам надо готовиться к худшему. Политика для военного — это лишнее.

— Но многие ваши коллеги недовольны нынешней политикой в отношении Чечни.

— А что говорят по телевизору? Все хорошо там? Значит, все хорошо. Анализировать будем тогда, когда скажут, что пора в командировку.

— Думаете, скажут?

— Посмотрим.

 

«БИЗНЕС — НЕ НАШЕ СЛОВО»

— А у вас семья есть?

— Есть. Вот Паштет. Я его в 2004-м привез из Чечни. Он боевой друг. На военных бортах летал. Ранен был. Болел, четыре раза откачивали. Ну, жена тоже есть, ребенок.

— А квартиру вам дали?

— Дали в прошлом году. Вот тут, за штабом. На территории части построили дом. Часть квартир отдали военным Московского гарнизона, остальное продали. Бизнес.

— Вы, похоже, бизнес не любите?

— «Бизнес» — не наше слово.

— А какое ваше?

— Просто работа.

— Выходит, вы квартиру получили в 46 лет?

— Да. Ну, тоже неплохо. Хотя в командировках думать о квартире или семье нельзя. Результата не будет. А надо думать о результате.

— Вы просто альтруист. Не одобряете людей, которые уходят из армии, потому что нет жилья и денег?

— Может, они потом себя найдут. Просто у каждого трудности случаются и главный бой еще впереди. Сегодня он уволился, а лет через пять, может, у него еще появится дело нормальное. Пусть готовится каждый день к этому делу — морально, физически. Нужно быть готовым всегда.

— Вы встречались с Владимиром Путиным, когда он вам звезду Героя вручал, а потом, в прошлом году, и с Дмитрием Медведевым, когда награждали за Грузию. О чем говорили?

— Поздравляли.

— О проблемах не говорили?

— Путин спросил: «Где живешь?» Я сказал: «В общаге». Он: «Понятно».

— Квартиру после этого дали?

— После этого, через четыре года.

— Объясните, чем отличается задача десантника от другого военного? Вы же не прыгаете в тыл врага с самолета?

— Мы можем и прыгать. Высаживаться, где надо.

— Вот в Южной Осетии какая задача у вас была?

— Передовые отряды подготовить, найти и обезвредить их группы передовые, а главное — собрать разведданные, чтобы основная масса наших войск вела успешное наступление и уничтожение противника.

— То есть вы в первом эшелоне?

— Я сколько себя помню, хожу старшим головного дозора. Сами ВДВ считаются как бы передовым отрядом армии. А наш полк, войсковая разведка, считается передовым отрядом всего ВДВ.

— А у вас один позывной все эти годы?

— На Балканах был «Рус77″, потом остался только «Рус», 77 долго выговаривать.

— Почему «Рус»? Вы считаете себя русским патриотом?

— А что, это плохо? Надо работать. Мы не так долго живем, чтобы оставаться зрителями всю жизнь. Особенно если ты в состоянии помочь. И не только в командировках, но и в мирной жизни.

— Сегодня многие люди боятся детей в армию отдавать. Армия стала символом зла. Вы как на это смотрите?

— А как тут смотреть? Учится парень в школе, потом в институте, потом косит, бегает, как заяц, справки ищет. И так до 27 лет. Кто-то из друзей пошел на концерт, как в «Норд-Осте». Кто-то в школу. Где-то захватили школу, где-то концерт. И вот один убит товарищ, другой погиб. Кто-то выжил. А кто спасал? Военные. Если все закроемся, не пустим сыновей в армию — что будет?

— Но в армии дедовщина, убивают пацанов ни за что.

— У нас пацанов убивают в подъездах, в ресторанах, в клубах и в школьных туалетах убивают. У нас армия — это кто? Это народ. Какое общество, такая армия. Да еще влияние Запада — вседозволенность, демократия и другие модные слова. Только у них свои особенности, а у нас свои. У нас страна многонациональная, нам их методы не подходят. И вообще, слабость провоцирует насилие. Почему часто нападают на женщин, пенсионеров, детей? Потому что слабые. В ответ ничего не будет. Нужно уметь за себя постоять как на уровне государства, так и на уровне каждого человека. Нужно готовиться к худшему, чтобы этого не случилось. А ходить в розовых очках, ля-ля-тополя, а потом тебя сбили на зеленый свет, и тот, кто сбил, скрылся и ему ничего не будет. Вот это ждет всех, кто прячется. И если на улице кого-то бьют, неважно кого — девочку, мальчика, бомжа,— а ты прошел мимо и не вмешался,— все, кердык, с тобой то же самое будет. Не можешь ударить, хотя бы просто в милицию позвони. Уже хорошо.

— Когда вам приказ отдают, вы всегда готовы выполнять, не думая, почему такой приказ?

— Мы думаем, как выполнить приказ лучше.

«ИСХОД ВОЙНЫ, КАК И РАНЬШЕ, РЕШАЕТСЯ В БЛИЖНЕМ БОЮ»

— Расскажите о войне с Грузией.

— С той стороны оснащение было хорошее. У нас все штатное, все как обычно, а они были напичканы самой современной техникой, вооружением, снаряжением, связью, ракетами «земля-воздух». Много чего у них было. По радиоэлектронике у них все самое современное. В общем, подготовлены они были очень хорошо. Им не повезло с инструкторами. Или сэкономили на инструкторах, или еще что. Если бы их инструктора были заинтересованы, у нас было бы больше трудностей и проблем.

— Что вы имеете в виду?

— Каждая страна имеет своих советников или инструкторов. У нас это наши офицеры. У них это иностранцы. Не секрет, что украинцы сильны в радиоэлектронике, они и по ракетам, например, хорошие специалисты. По тактике, по диверсиям — это турки. А то, что у грузин турки работали инструкторами, это я точно могу сказать. Потому что при работе в Чечне часто попадаются наемники с турецкими паспортами и с грузинскими визами. Не исключено, что там и наши были, из наших районов. Но нам, в общем, все равно, под каким знаменем они и какой национальности. Если идут против государства с оружием в руках, значит, надо их уничтожать.

— Но они ведь шли не против нашего государства? Южная Осетия тогда еще даже не была признана Россией…

— Статуса не было, но мы считали, что это наши…

 

— Почему «наши»?

— Соседи. Соседи наши. Приграничье. Тем более они помощи у нас попросили. Почему не помочь государству, которое решает стать самостоятельным, а кто-то ему мешает? Если стоять и смотреть, как режут соседа, то завтра это все у нас будет. Вот представьте, у вас на площадке поселились подозрительные жители и вы молчали, и когда эти люди начали вооружаться, вы молчали, и когда на площадке они стали появляться с ножами, вы молчали, а потом, когда они в соседней квартире стали людей убивать, соседей ваших, вы тоже молчали бы? Нет, вы уже не могли бы не вмешаться. Потому что завтра они придут с ножами к тебе в квартиру. С Южной Осетией то же самое, только в большем масштабе.

— Вы в Грузию попали через Абхазию или Южную Осетию?

— После того, как Саакашвили напал на Цхинвал, мы пошли из Абхазии в Зугдиди и Сенаки.

— То есть в самом Цхинвали вы не были и не знаете, что там произошло? Говорят, что там перевес был одержан благодаря бойцам Ямадаева. А вы как считаете, что решило исход войны?

— Я не знаю про бойцов Ямадаева, я их видел только со стороны Абхазии. Наверное, кое в чем они помогли. У нас и в царской армии были дивизии с Кавказа, которые решали любые задачи быстро и бескомпромиссно.

А так, если судить о причинах их поражения, то грузины подготовлены хорошо, но подготовка к войне не всегда сможет помочь в реальном бою, надо еще уметь воспользоваться этой подготовкой. Я думаю, их проблема в том, что их современные правители никогда не имели боевого духа и они просто не знают, что такое война с другим народом. Тем более с Россией. Они думали, что все будет легко. Что положить наших миротворцев ничего не стоит. Что мы проглотим. Не вышло.

— Вот вы говорите, армия Грузии была хорошо вооружена. То, что российская вооружена не очень, это все знают. После этой войны российская армия извлекла уроки? В плане перевооружения, например? В российской армии ведь даже беспилотников нет. И стрелковое оружие устаревшее.

— Я вот сколько служу, беспилотники видел два раза. Один раз во вторую кампанию в Чечне, один раз в Грузии. Ну что он собой представляет? Завелся, погудел, в столб врезался на аэродроме, и все. Так что не надо обольщаться.

Наша войсковая разведка может работать и в горно-лесистой местности, и в пустынной, и в самых трудных, уличных, городских боях. Мы хорошо себя показали и на Балканах, и в Чечне. Но исход современной войны, как и раньше, решается в ближнем бою. Бомбардировки — это одно. Обстрелы — другое. А результат все равно достигается в наземных боях. И вооружение у нас при этом практически не меняется. Да, у грузин были штурмовые винтовки m4 и m16. А у нас АКМ и АКМС, автоматы Калашникова. Воюю с ними с 80-х, но это самые удачные виды оружия для ведения ближнего боя.

— Вы отметили хорошую подготовку грузинских военных. Считаете, они готовились к этой войне?

— Конечно, а какие могут быть вопросы, если они за одну ночь пол-Цхинвали сожгли?

— Но говорят, там и российские «грады» стреляли по Цхинвали.

— Сейчас они что угодно могут говорить. Но миротворцы и мирное население в первую ночь у кого погибло? В Цхинвале. А с грузинской стороны не было потерь.

— В Гори тоже были погибшие. В приграничных селах дома были разрушены, на их территории падали снаряды.

— Ну конечно, если их артиллерия по нашим войскам бьет, а наши войска уже на их территории — понятно, что дома будут разрушены. У войск наших был приказ идти в Грузию — Грузия начала агрессию против Осетии. Со стороны ее кто-то направлял, я думаю.

— И вы считаете правильным, что войска пошли вглубь Грузии, а не стали, к примеру, на границе Южной Осетии и Грузии?

— Это тогда было самое правильное решение. Как говорит наш премьер-министр, который раньше был президентом, превентивные меры очень важны, чтобы довести задачу до логического завершения. Если на границе обмениваться ударами все время, получится накладно. И людей потеряем много.

— Но ведь если следовать этой мысли, то логическое завершение должно было быть другим — дойти до Тбилиси. То есть в итоге не получилось и логического завершения.

— Нам главное — приказ. Сказали, на этом участке проводить операцию, мы проводим. Сказали отойти назад, отошли.

— Вот вы сказали, что соседям надо помогать и что вы помогли Южной Осетии. Но ведь Грузия тоже сосед. И получается, что с этим соседом отношения испорчены навсегда.

— Да, особенно у осетин и абхазов они испорчены. Ну а что было делать? Все самостоятельные стали, президенты. Принимают решение посылать свою армию на мирных людей. Если бы они этого не сделали, было бы все по-другому. Если долго разговаривать, до чего-то всегда можно договориться. А так, чтобы за несколько дней подставить всю страну под прицел — ну извините, кто же виноват. Когда наши танки под Тбилиси оказались, я думаю, там гражданское население сделало выводы об адекватности этого правительства. И все ради заокеанских друзей. А я считаю, что лучше дружить с соседями по площадке, чем с ними воевать и каждый день ждать, что к тебе придут с оружием.

— Осетины, соседский народ, попросили у вас помощи, и вы помогли. А если бы чеченцы в свое время попросили помощи у той же Грузии или Турции и они им помогли бы — это тоже было бы правильно?

— Надо знать историю хотя бы с 90-го года. Посмотрите на Чечню. Какой был правитель, такая и история получилась… Арабов там много было, кто им помогал и оружием, и деньгами для ведения боевых действий? На теракты тоже кто-то помогает. Я не думаю, что девушка из деревни, которая работала учительницей, думала-думала и вдруг пошла и взорвала метро вместе с мирными жителями, пассажирами в электричке. Значит, кто-то их направляет. Вот были Дудаев, Масхадов. Что они сделали? Они были отделены практически. Ну, жили бы себе, никого не трогали. Но они стали давить своих соседей, Дагестан. А рядом Ингушетия, Ставрополье, куда совершались набеги. И это уже угроза целостности государства.

«КОМАНДИРОВКИ МОИ ПОКА НЕ ЗАКОНЧИЛИСЬ»

— Вы из тех, кого называют псами войны. Какая война была для вас самой трудной?

— Каждая по-своему трудная. Но смысл везде один — выполнить задачу, нанести урон противнику, не доставить радости врагу.

— Если вспомнить все ваши войны, было что-то, о чем жалеете?

— Жалеешь, что товарищи погибали. Но все равно знаешь — не мы первые, не мы последние. Надо просто делать свою работу хорошо. Чтобы врагу было плохо.

— А вы верующий человек?

— Моя вера в деле.

— То есть в церковь не ходите?

— Нет. Ну, то есть хожу иногда посмотреть — красиво.

— Вам 47. Сколько вы еще намерены оставаться на службе?

— Пока не выгонят. Время такое. Я думаю, командировки мои пока не закончились.

Беседовали Ольга АЛЛЕНОВА и Максим ВАРЫВДИН,
журнал «Огонёк»   № 29 от 26.07.2010

От Афгана до Абхазии

// Визитная карточка

Анатолий Лебедь родился 10 мая 1963 года в городе Валга (Эстония). Окончил строительное училище, в 1986 году — Ломоносовское военное авиационно-техническое училище. Проходил срочную службу в ВДВ. В 1986-1987 годах воевал в Афганистане бортовым техником вертолета. Служил в Группе советских войск в Германии, Забайкальском и Сибирском военных округах — в 329-м транспортно-боевом вертолетном полку и 337-м отдельном вертолетном полку. В 1994-м уволился в запас, работал в фонде ветеранов Афганистана.

После вторжения чеченских боевиков в Дагестан летом 1999 года отправился в район боевых действий и записался в народное ополчение. Затем заключил контракт с Минобороны и попал в 45-й отдельный гвардейский разведывательный ордена Александра Невского полк специального назначения ВДВ.

В 2003 году подорвался на мине, потерял ступню.

 

Подполковник. Герой России (получил в 2005 году за вторую чеченскую кампанию). Награжден орденом Святого Георгия 4-й степени (за войну с Грузией 2008 года), орденом Красного Знамени, тремя орденами Красной Звезды, тремя орденами Мужества, орденом «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» 3-й степени.

maxpark.com

Чеченский дневник офицера ВДВ

Это было тогда. Мы вернулись. Но вновь и вновь встают в памяти события тех дней. Не дает покоя мысль, что наши усилия, напряжение силы, воли, нервов, смерть товарищей – все это никому не было нужно. Страшно сознавать, что, опираясь на святые слова о долге и чести перед Родиной, офицерской чести, нас сделали пешками в чужой игре.
Вторая половина января. Наш 119-й полк Тульской дивизии ВДВ находится в самом Грозном, в районе железнодорожного вокзала. Несколько дней назад, когда полк вошел в город, стоял непрерывный гул орудийной пальбы, по улицам рассыпались автоматные очереди. Сейчас позиционное затишье – есть время передохнуть и привести себя в порядок.

Слякотная погода, холод пробирает до костей. Хорошо, что привезли буржуйки – хоть какое-то тепло. Большая проблема с питьевой водой, об элементарном умывании и думать не приходится. Недалеко от вокзала, на разбитом складе, бойцы раздобыли трехлитровые банки виноградного сока, этим пока и спасаемся.

Но, как говорится, человек – это такое животное, которое привыкает ко всему. Привыкли и к холоду, обустраиваем свой быт. За короткое время нашего пребывания здесь стали чувствовать себя почти как дома.

Вчера, около полудня, боевики обстреляли нас из миномета. Мины легли недалеко, в 20–40 м от нашего штаба. Мы успели несколько раз выстрелить в ответ, но безуспешно. Видимо, миномет боевиков был установлен на машине – моментально скрылись из-под обстрела.

Через пару дней обстрел повторился. Создается впечатление, что кто-то корректирует огонь дудаевцев.

В один из дней, во время построения личного состава на инструктаж, над нашими головами раздался оглушительный взрыв. Мина боевиков угодила в окно второго этажа, в комнату командира сводного батальона Глебова и начальника артиллерии Орехова. Через полминуты командир, весь в побелке, выскочил наружу – живой и невредимый. Но там еще оставался младший сержант Савельев из моего взвода. Оказалось, его оглушило сорванной с петель дверью. Главное – живой остался.

Свежие новости: информация и дезинформация

По радио прошло сообщение о том, что «…на днях дудаевцы предприняли попытку захвата железнодорожного вокзала». По словам журналиста: «…боевикам налет удался. В результате чего десантный полк из Наро-Фоминска полностью уничтожен». Мы давно разучились смеяться, но эта журналистская чепуха нас позабавила. Однако уже скоро наше веселье сменилось тяжелыми раздумьями. Это сообщение могли услышать родные и близкие. При мысли о том, что сейчас происходит дома, пальцы сами по себе сжимались в кулак.

Подобные «достоверные» сообщения в СМИ – не редкость. В погоне за очередной сенсацией журналисты выдают информацию, для пущей важности называя ее «только что полученной с передовой». Для большинства граждан России СМИ – единственный источник информации о ситуации в Чечне.

И не их вина, что на основе подобной журналистской «дезы» у большинства складывается ошибочное представление о том, что происходит на самом деле. А за все время нашего пребывания на вокзале рядом не было ни одного корреспондента.

25 января 1995 года

Сегодня планируется захват двенадцатиэтажной гостиницы и здания МВД. С рассветом штурмовые группы батальонов Тульского и Рязанского полков начнут выдвижение через наши позиции, и мне необходимо известить свои посты.

Накануне танки прямой наводкой били по гостинице. От здания, казалось, живого места не осталось. Однако едва прекратился обстрел, снайперы и гранатометчики противника возобновили стрельбу из развалин.

Гостиница – самая высокая точка в этом районе Грозного. Цель предстоящей операции – полностью очистить гостиницу от боевиков и посадить туда наших бойцов.

Иду на посты. Снег уже прекратился. На ночном небе проглядывают звезды. Вокруг – непривычная тишина.

Вдруг – топот. Со стороны домов, прилегающих к вокзалу, тянется цепочка людей. Это пошли батальоны, которым предстоит сегодня ночью брать гостиницу. Только батальонами их уже не назовешь, в ротах – чуть больше половины личного состава. Идут молча, слышны лишь отдельные команды офицеров. Вгляделся в сосредоточенные лица проходящих мимо меня бойцов. Из-под касок поблескивают глаза молодых солдат, которых война, кажется, состарила на десяток лет. Мысленно желаю им удачи.

…Утро. По поступившим сведениям гостиницу взяли сразу после рассвета. С нашей стороны потерь нет, несколько человек ранено. Уничтожили два десятка боевиков. Среди них один русский, как выяснилось, родом из Пскова. По сути, идет братоубийственная война. Чертовски противно и обидно…

Дом культуры. Северный берег р. Сунжа. Кому сдаваться?

Произошел забавный эпизод. С передовых постов пришло сообщение: командир одного отряда боевиков предлагает нам переговоры по поводу сдачи в плен. Считая, что боевики решили сдаться, комбат Прусаков отправился на встречу. Местом переговоров выбрали мост через Сунжу.

Через час комбат вернулся обратно. Каково же было наше удивление, когда выяснились результаты переговоров. Оказывается, это командир отряда боевиков предложил нашему комбату сдаться в плен. Переговоры закончились тем, что Прусаков в свою очередь предложил боевикам сложить оружие, предупредив напоследок, что на повторные переговоры не пойдет. На том и разошлись.

Выслушав комбата, его со всех сторон засыпали вопросами:
– Что собой представляет командир боевиков?
– Слабак! Хватка слабая, и рука дрожит.

19 февраля. Грозный

Утро. Батальон занял исходные позиции в районе моста и ждет сигнала к началу атаки…

Нам предстоит захватить плацдарм и ряд домов на улице Сайханова. По предварительной информации именно здесь расположились опорные пункты противника.

Рассвет наступил, начало операции пришлось перенести на час вперед намеченного срока. В ходе наступления решили разделиться на две группы, которые и пойдут по двум улицам.

Быстрым шагом передвигаемся вдоль тротуаров, противника гак и не встретили. Как правило, артиллерия обрабатывает квартал за кварталом, поддерживая продвижение рот к назначенному опорному пункту. Боевики об этом знали и, вероятно, чтобы не попасть под ураганный огонь, отошли со своих позиций.

Штурмовыми группами командует майор Прусаков. По связи запросил разрешения начать захват квартала. Командир сводного батальона дает разрешение, но предупреждает: «Не торопитесь, не лезьте на рожон. Действовать по обстановке. В случае сильного сопротивления наступление прекратить – дудаевцами займется артиллерия». Однако ничего серьезного нам так и не встретилось.

fishki.net

УМЕР В ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ БАТИ — ОФИЦЕР ВДВ ШУШУКИН АЛЕКСАНДР


Когда берёте информацию и мои фотографии для своей работы, будьте добры указывать источник и автора.

Старые телефоны 2013 г. по Цхинвалу:

4 военная база.В-ч 66431.Цхинвал,Южная Осетия.

Шушукин Александр Валерьевич (командир в/ч 66431)       8-929-805-85-84 , 8-928-931-16-17

дежурный (в Цхинвале) 8-997-445-27-16

8-929-810-36-13 (заместитель Шушукина А.В. по воспитательной работе)

14 июля 1992 года, на основании Соглашения об основных принципах урегулирования грузино-осетинского конфликта, которое было подписано главами России, Северной Осетии, Южной Осетии и Грузии 24 июня 1992 года, в зону грузино-осетинского конфликта вошли трехсторонние миротворческие силы.


источник Минобороны РЮО выражает соболезнования в связи с кончиной генерал-майора Александра Шушукина
Военный совет Министерства обороны РЮО скорбит в связи с безвременным уходом из жизни генерал-майора Александра Шушукина, бывшего командира 4-й Гвардейской военной базы Министерства обороны Российской Федерации, дислоцированной на территории РЮО.
В письме, направленном в адрес командующего ВДВ РФ генерал-полковника Владимира Шаманова, в частности, говорится:
«За период прохождения военной службы на территории Республики Южная Осетия командир 4-й Гвардейской военной базы генерал-майор Александр Шушукин своими организаторскими качествами способствовал строительству 4-й военной базы, повышению ее боеспособности.
Александр Валерьевич принимал непосредственное участие в возрождении нашей республики в нелегкий послевоенный восстановительный период.
Он внес огромный вклад в укрепление дружбы между народами Южной Осетии и России. Он завоевал любовь и доверие нашего народа.
Генерал-майор Александр Валерьевич Шушукин высоко нес звание российского офицера, служа примером мужества чести и достоинства.
С глубоким прискорбием мы восприняли известие о смерти генерал-майора Шушукина истинного патриота России. В Южной Осетии всегда будут помнить командира 4-й Гвардейской военной базы.
Приносим свои искренние соболезнования родным и близким боевым товарищам и сослуживцам генерал-майора Александр Валерьевич Шушукин».

Командир ОРРД. В то время гв капитан Шушукин


призыв в/ч.86800    90-92  ВДВ ОРРД Тула

немного видео с ним с нашего мероприятия . Позже вставлю ещё одно, когда закачаю

Послушайте интервью генерала-майора  Александра Шушукина с Игорем Коротченко i_korotchenko к 85-летию ВДВ  (в трёх частях. По другому не загружалось)
1 часть

2 часть

3 часть

…..
И. КОРОТЧЕНКО:
Всё-таки 85 лет — это не только важная, знаковая дата, но и система традиций, которая была заложена. Как эти традиции сегодня поддерживаются в воинских коллективах?

А. ШУШУКИН: Я считаю, что офицеры и руководящий состав Воздушно-десантных войск — это люди традиций. Это нам было заложено ещё нашими учителями и нашими командующими. Традиции все на виду. Российский народ их видит. Преданность голубому берету, своей тельняшке, своему флагу идёт исторически. Мы всегда считали и считаем, что командующий номер один — это основоположник воздушных войск наш Маргелов. Он всегда у нас в голове, поэтому его традиции продолжают жить и в войсках. И пример тому — подготовка и проведение праздника 2 августа, посвящённого 85-й годовщине.

И. КОРОТЧЕНКО: Как будете праздновать?

А. ШУШУКИН: С достоинством, с честью, с десантовским шовинизмом. Все праздничные мероприятия в войсках спланированы не только в Москве, но и практически по всем гарнизонам. Везде эти вопросы и мероприятия согласованы с администрацией городов, губерний. Везде подтвердили своё участие в данных мероприятиях губернаторы. С учётом того, что войска в основном дислоцируются в крупных административных делениях. В Москве традиционно пройдёт крестный ход по Ильинке, потом это всё закончится на Лобном месте, где будет зачитан приказ командующего, где будет участвовать сам командующий лично. И эти мероприятия традиционно начнутся с посещения кладбищ, где захоронены наши командующие. Мы отдадим дань уважения, помянем их добрым словом по нашей традиции, и в завершение этих мероприятий руководящие составы Воздушно-десантных войск поддержат население, бывших солдат и офицеров, которые придут отдыхать в Парк Горького, ВДНХ. Покажем выступления солдатов-десантников по рукопашному бою и представим зрителям концертную программу.

И. КОРОТЧЕНКО: Пользуясь возможностью, тем, что Вы в эфире, Ваши пожелания тем, кто служил, служит и будет служить в ВДВ.

А. ШУШУКИН: Уважаемые ветераны, уважаемые десантники, боевые друзья, по поручению командующего Воздушно-десантными войсками, по поручению Военного совета войск, разрешите поздравить Вас с наступающей 85-й годовщиной Воздушно-десантных войск, сказать Вам большое и искреннее спасибо за то дело, за те традиции, которые Вы на себе пронесли. Всего самого доброго, мирного неба, и самое главное – здоровья. С уважением, Воздушно-десантные войска.

И. КОРОТЧЕНКО: «Русская служба новостей» присоединяется к этим поздравлениям. Время нашего эфира подходит к финалу. Напомню, что в студии был заместитель начальника штаба Воздушно-десантных войск России, генерал-майор Александр Валерьевич Шушукин. Всего доброго.

А. ШУШУКИН: До свидания….

А по поводу укро/дэбило-комментаторов, что мол только он руководил операцией в Крыму…., советую: «Убейтесь об стену»

При размещении у себя на сайтах, блогах и группах не забывайте упоминать автора и источник.


desants.livejournal.com

Ряды офицеров российских ВДВ впервые в современной истории пополнились девушками

Молодые офицеры пополнили ряды ВДВ. В 2013 году впервые в современной российской истории среди назначенных на командные должности 16 лейтенантов-девушек. Все они выпускницы военных ВУЗов, и о том, где место женщины, у них свое представление.

Она каждый день доказывает: место девушке есть даже в армии. И сегодня уже носит звание офицера. Когда все только начиналось, пленяла романтика. Казалось, это, как в кино, оказалось — куда серьезнее.

«Были глупенькими маленькими девчонками, которые ничего не понимали и относились к этому, наверное, с улыбкой. Сейчас уже после выпуска каждый из нас, я думаю, понимает, что мы уже не просто девчонки-курсанты, мы офицеры. Мы командиры взводов», — говорит командир взвода Анжела Счастливенко.

Она отдает приказы так, будто занималась этим всю жизнь. Хотя диплом рязанского военного училища получила всего несколько месяцев назад. Теперь Ирина замкомроты. Командирская строгость сменяется по-женски доброй улыбкой. Бойцов, большинство из которых срочники, девушка готовит к небу.

Воздушно-десантные войска, как «молния» Вооруженных сил России, конечно, надеются на лучшее, но всегда готовы к худшему, то есть к войне. Занятия по огневой подготовке здесь одни из основных, с автоматом Калашникова бойцы уже давно «на ты».

Они говорят, что в армии пола не существует. Нагрузки у девушек те же, что и мужчин; никаких послаблений ни для кого здесь нет. Но в стороне бойцы признаются: и без того крылатую гвардию духовно будто окрылили.

«Это своя изюминка в подразделении. Офицеры ведут себя поделикатнее, подобрее, показывают себя, какие они мужчины», — уверен командир парашютно-десантного батальона Сергей Данилов.

«Девушка, может быть, не физически, но морально более устойчива. Вся сентиментальность остается за забором. Цветы и так дарят. А в туфлях неудобно – в берцах лучше», — отмечает Анжела Счастливенко.

Они всячески пытаются показать, что ни в чем не уступают мужчинам. Но все-таки ничто женское им не чуждо. Поправить прическу, непременно подушиться и вперед к своей мечте.

Заместитель командира парашютно-десантной роты Ирина Титрова признается, что мечтает о том, чтобы дослужиться до генеральских погон. Стать генералом, а не генеральшей. Хотя такая возможность, быть может, тоже представится. Помимо призвания, на военной службе Ирина нашла и мужа.

«Когда пошла служить, уже на четвертом курсе я познакомилась со своим мужем. Только на данный момент в другой воинской части служит в Москве. Это временные такие трудности. Но ничего, преодолеем», — не теряет оптимизма Ирина Титрова.

Преодолевать, разрушая стереотипы, первые за 70 лет выпускницы военного училища, всегда готовы. Ведь на кону небо, которое благодаря им всегда может быть чистым.

www.1tv.ru

Чеченский дневник офицера ВДВ « « Военно-патриотический сайт «Отвага» Военно-патриотический сайт «Отвага»

Чеченская эпопея 1994–1996 годов. Внезапно началась она, да и закончилась неожиданно. Это сегодня мы открыто называем ее войной. А тогда мы шли восстанавливать «конституционный порядок». Думали, что все обойдется малой кровью, а самое главное – были уверены, что наши действия правильны и оправданы.

Это было тогда. Мы вернулись. Но вновь и вновь встают в памяти события тех дней. Не дает покоя мысль, что наши усилия, напряжение силы, воли, нервов, смерть товарищей – все это никому не было нужно. Страшно сознавать, что, опираясь на святые слова о долге и чести перед Родиной, офицерской чести, нас сделали пешками в чужой игре.

 

Как все начиналось

 

Вторая половина января. Наш 119-й полк Тульской дивизии ВДВ находится в самом Грозном, в районе железнодорожного вокзала. Несколько дней назад, когда полк вошел в город, стоял непрерывный гул орудийной пальбы, по улицам рассыпались автоматные очереди. Сейчас позиционное затишье – есть время передохнуть и привести себя в порядок.

Слякотная погода, холод пробирает до костей. Хорошо, что привезли буржуйки – хоть какое-то тепло. Большая проблема с питьевой водой, об элементарном умывании и думать не приходится. Недалеко от вокзала, на разбитом складе, бойцы раздобыли трехлитровые банки виноградного сока, этим пока и спасаемся.

Но, как говорится, человек – это такое животное, которое привыкает ко всему. Привыкли и к холоду, обустраиваем свой быт. За короткое время нашего пребывания здесь стали чувствовать себя почти как дома.

Вчера, около полудня, боевики обстреляли нас из миномета. Мины легли недалеко, в 20–40 м от нашего штаба. Мы успели несколько раз выстрелить в ответ, но безуспешно. Видимо, миномет боевиков был установлен на машине – моментально скрылись из-под обстрела.

Через пару дней обстрел повторился. Создается впечатление, что кто-то корректирует огонь дудаевцев.

В один из дней, во время построения личного состава на инструктаж, над нашими головами раздался оглушительный взрыв. Мина боевиков угодила в окно второго этажа, в комнату командира сводного батальона Глебова и начальника артиллерии Орехова. Через полминуты командир, весь в побелке, выскочил наружу – живой и невредимый. Но там еще оставался младший сержант Савельев из моего взвода. Оказалось, его оглушило сорванной с петель дверью. Главное – живой остался.

 

Свежие новости: информация и дезинформация

 

По радио прошло сообщение о том, что «…на днях дудаевцы предприняли попытку захвата железнодорожного вокзала». По словам журналиста: «…боевикам налет удался. В результате чего десантный полк из Наро-Фоминска полностью уничтожен». Мы давно разучились смеяться, но эта журналистская чепуха нас позабавила. Однако уже скоро наше веселье сменилось тяжелыми раздумьями. Это сообщение могли услышать родные и близкие. При мысли о том, что сейчас происходит дома, пальцы сами по себе сжимались в кулак.

Подобные «достоверные» сообщения в СМИ – не редкость. В погоне за очередной сенсацией журналисты выдают информацию, для пущей важности называя ее «только что полученной с передовой». Для большинства граждан России СМИ – единственный источник информации о ситуации в Чечне. И не их вина, что на основе подобной журналистской «дезы» у большинства складывается ошибочное представление о том, что происходит на самом деле. А за все время нашего пребывания на вокзале рядом не было ни одного корреспондента.

 

25 января 1995 года

 

Сегодня планируется захват двенадцатиэтажной гостиницы и здания МВД. С рассветом штурмовые группы батальонов Тульского и Рязанского полков начнут выдвижение через наши позиции, и мне необходимо известить свои посты.

Накануне танки прямой наводкой били по гостинице. От здания, казалось, живого места не осталось. Однако едва прекратился обстрел, снайперы и гранатометчики противника возобновили стрельбу из развалин.

Гостиница – самая высокая точка в этом районе Грозного. Цель предстоящей операции – полностью очистить гостиницу от боевиков и посадить туда наших бойцов.

Иду на посты. Снег уже прекратился. На ночном небе проглядывают звезды. Вокруг – непривычная тишина.

Вдруг – топот. Со стороны домов, прилегающих к вокзалу, тянется цепочка людей. Это пошли батальоны, которым предстоит сегодня ночью брать гостиницу. Только батальонами их уже не назовешь, в ротах – чуть больше половины личного состава. Идут молча, слышны лишь отдельные команды офицеров. Вгляделся в сосредоточенные лица проходящих мимо меня бойцов. Из-под касок поблескивают глаза молодых солдат, которых война, кажется, состарила на десяток лет. Мысленно желаю им удачи.

…Утро. По поступившим сведениям гостиницу взяли сразу после рассвета. С нашей стороны потерь нет, несколько человек ранено. Уничтожили два десятка боевиков. Среди них один русский, как выяснилось, родом из Пскова. По сути, идет братоубийственная война. Чертовски противно и обидно…

 

Дом культуры. Северный берег р. Сунжа. Кому сдаваться?

 

Произошел забавный эпизод. С передовых постов пришло сообщение: командир одного отряда боевиков предлагает нам переговоры по поводу сдачи в плен. Считая, что боевики решили сдаться, комбат Прусаков отправился на встречу. Местом переговоров выбрали мост через Сунжу.

Через час комбат вернулся обратно. Каково же было наше удивление, когда выяснились результаты переговоров. Оказывается, это командир отряда боевиков предложил нашему комбату сдаться в плен. Переговоры закончились тем, что Прусаков в свою очередь предложил боевикам сложить оружие, предупредив напоследок, что на повторные переговоры не пойдет. На том и разошлись.

Выслушав комбата, его со всех сторон засыпали вопросами:

– Что собой представляет командир боевиков?

– Слабак! Хватка слабая, и рука дрожит.

 

19 февраля. Грозный

 

Утро. Батальон занял исходные позиции в районе моста и ждет сигнала к началу атаки…

Нам предстоит захватить плацдарм и ряд домов на улице Сайханова. По предварительной информации именно здесь расположились опорные пункты противника.

Рассвет наступил, начало операции пришлось перенести на час вперед намеченного срока. В ходе наступления решили разделиться на две группы, которые и пойдут по двум улицам.

Быстрым шагом передвигаемся вдоль тротуаров, противника гак и не встретили. Как правило, артиллерия обрабатывает квартал за кварталом, поддерживая продвижение рот к назначенному опорному пункту. Боевики об этом знали и, вероятно, чтобы не попасть под ураганный огонь, отошли со своих позиций.

Штурмовыми группами командует майор Прусаков. По связи запросил разрешения начать захват квартала. Командир сводного батальона дает разрешение, но предупреждает: «Не торопитесь, не лезьте на рожон. Действовать по обстановке. В случае сильного сопротивления наступление прекратить – дудаевцами займется артиллерия». Однако ничего серьезного нам так и не встретилось.

 

Беженцы

 

Все чаще на нашем пути стали появляться местные жители. Попавшие в мясорубку войны люди, как правило, объединяются для совместного выживания в подвалах домов и бомбоубежищах. Выглядят затравленно. Специально выделенные из подразделений офицеры ежедневно проводят поименную проверку. Населению не рекомендуется лишний раз покидать подвалы. Люди питаются консервированными заготовками, запас которых остался еще с довоенного периода. Большая проблема «подвальных сидельцев» – питьевая вода, которую каждый из них добывает как может.

В последние дни все больше беженцев приходит в расположение полка. В основном это жители Грозного, русские по национальности. У многих один вопрос: «Как покинуть Чечню и уехать к родственникам в Россию?» Командир дал указание своему заместителю: организовать доставку беженцев в аэропорт «Северный». Оттуда бортами военно-транспортной авиации планируется отправка беженцев в глубь России.

Эта весть быстро облетает ближайшие подвалы квартала. Очень скоро к штабу стали стекаться большие группы людей. Такой наплыв русскоязычных беженцев объясняется тем, что в этом районе города проживают работники железной дороги.

Приходя в расположение нашего подразделения, они начинают с того, что стараются выговориться, выплеснуть накипевшее на душе. Эти рассказы рисуют картину беспредела, происходившего в Чечне до ввода федеральных войск. Большинство беженцев отмечает, что с приходом к власти Дудаева в республике произошли значительные перемены, от которых пострадало в основном русское население. Практически не вводились новые деньги – пользовались прежними купюрами. Старикам не выдавали пенсии. Началось целенаправленное притеснение русских.

Большое распространение приобрела специфичная методика купли-продажи недвижимости: отдельные чеченцы заранее выбирали себе жертву, зайдя в дом русского, с порога сообщали, что покупают у него участок. При этом называли ничтожно малую цену. В случае отказа – угрожали оружием.

Под стволом автомата особо не возразишь – участок или дом могли отобрать насильно. Приходилось соглашаться с «предложенной» ценой и брать столько, сколько дают.

Но самое страшное горе, по словам местных старожилов, – это поджоги домов русских, которые приобрели масштабный характер. Стоило такой семье на короткий срок выехать к родственникам, проживающим, скажем, в Тверской области, на второй-третий день дом поджигался. Семье попросту некуда было возвращаться.

По словам русских беженцев, местная власть на все происходящее смотрела сквозь пальцы. Посредством таких «радикальных мер» осуществлялся негласный геноцид русскоязычного населения.

Во второй половине дня пришла жительница Грозного. Попросила отвести к командиру. Из ее рассказа следовало, что поблизости от нас находятся бандиты. На карте показала места их базирования. Пояснила, что боевики на автобусах приезжают в город с юго-западного направления. Проехав по улицам Сайханова или Павла Мусорова, останавливаются на площади Минутка, откуда группами расходятся по точкам-позициям.

После дополнительного уточнения информации мы провели несколько огневых налетов.

Вообще местные жители нередко указывали дома, где находились боевики. Благодаря такой информации нам удалось сохранить множество солдатских жизней. Мы тоже не оставались в долгу – всегда делились с местными хлебом, продуктами, водой.

 

19 февраля 1995. Конец дня и утро следующего

 

К вечеру уже больше половины квартала под нашим контролем. На очередном совещании комбат доложил обстановку. На карте нанесены дома, которые заняты нами полностью. Отдельно отмечаем те дома, где один подъезд занимают наши, другой – дудаевцы. В основном операция идет успешно. Завтра решено очистить другую часть квартала и прилегающие к нему дома. Продолжать наступление решено утром.

По всей видимости, к утру основная часть боевиков отступила. Вдалеке слышны лишь отдельные выстрелы. Несколько групп противника не успели отойти и закрепились в подвалах, из которых огрызаются огнем. Придется их выкуривать.

Комбат принял решение не терять драгоценное время, преследовать отходящего противника по «горячим следам». Часть подразделения оставили в освобожденном от боевиков квартале для охраны, остальные продолжили наступление.

В скором времени батальон, преследующий противника, вышел на окраину города и занял район обороны. Благодаря своевременному решению комбата батальон выполнил задачу в минимальный срок и с наименьшими потерями.

 

Пижоны и профессионалы

 

…В конце февраля наше подразделение переместили на новые позиции. Вокруг тихо, стрельбы нет, солнышко припекает. Кажется, что уже и война закончилась. Вдалеке послышался приближающийся гул мотора. Через несколько минут подъехали три БТРа. На броне – бойцы в камуфляже и с масками на лицах. Оказалось, что это омоновцы. Их передислоцировали на наше место, чтобы проводить чистку кварталов.

По повадкам и непривычно чистым камуфляжам омоновцев понятно, что они еще не пробовали настоящего пороха, хотя пытаются выглядеть крутыми профессионалами. Таких чистых и ухоженных бойцов часто показывают по телевидению. Глядя на них, мои ребята прекрасно понимают, что основная тяжесть суровой военной жизни ляжет все же на плечи десантников и матушки-пехоты.

 

Март 1995 года. Аргун

 

В начале марта в Грозном царит оживление. В освобожденный город возвращаются жители, несут те немногие пожитки, которые им удалось захватить с собой. В центре города уже бурлит жизнь, появился даже небольшой базар, где торгуют мелким товаром и продуктами. На улицах вновь ездят легковые машины. Все свидетельствует о том, что мирная жизнь налаживается. Однако не стоит забывать, что под видом горожан для проведения диверсий в освобожденный город могут вновь просочиться боевики. Пришло распоряжение на передислокацию нашего десантного батальона под Аргун.

Отъехав от Грозного, почувствовали, что стало как-то легче дышать. Воевать в поле намного легче: знаешь, где свои, а где чужие. На перекрестке километрах в трех от Грозного дорогу на Аргун преграждает самолет. По внешнему виду – учебно-боевой, типа Л-29. Непонятно, как он здесь оказался? Ближайший аэродром – в Ханкале. Кто додумался его сюда притащить? Объехав неожиданное препятствие, сворачиваем на грунтовую дорогу…

На всем протяжении маршрута – отдельные блокпосты, в основном один танк и несколько человек пехоты. Наконец колонна остановилась. Неподалеку – кирпичные постройки, напоминающие мастерские МТС. Два батальона уже заняли опорные пункты вдоль берега реки Аргун. Нашему батальону предстоит после тщательной разведки местности и изучения обстановки форсировать реку и идти на прорыв обороны дудаевцев.

Противник обосновался капитально. В бинокль хорошо видны траншеи, отрытые боевиками «в полный рост», и скрытые подходы к ним. Средства массовой информации уже заявили: «Дудаевцы превратили Аргун в неприступную крепость».

 

Француз

 

Наступила весна. Все жарче припекает солнце. Сегодня на завтрак в столовую вместе с подполковником Глебовым пришли два незнакомых нам человека. После непродолжительного разговора выяснилось, что один из них – француз-корреспондент, другой – переводчик.

Появление корреспондента, да еще француза, для нас явилось полной неожиданностью. За все время нашего пребывания в Чечне мы не видели даже российского журналиста, не говоря уж об иностранном. Появлению корреспондента все рады: «Хоть один журналист увидит, что здесь реально происходит», впервые за всю чеченскую кампанию правдивый материал об этой войне появится в прессе, пусть и во французской.

Как оказалось, очутился он у нас случайно – заблудился в пути и попал в расположение российских войск. Однако, судя по его настроению, эта превратность судьбы корреспондента не очень-то расстроила: «У вас здесь поближе к передовой, а мне это как раз и надо». Как выяснилось в ходе разговора, Северный Кавказ – далеко не первая «горячая точка», куда его закидывала журналистская профессия. Неоднократно бывал в Афганистане. А перед приездом в Чечню посетил Югославию, где, по его словам, насмотрелся на произвол, бесчинства и нарушения прав человека.

Иностранный корреспондент пробыл у нас неделю. Его переодели в камуфляж, чтобы ничем не выделялся. Особое впечатление на француза произвела стрельба артиллерии. Удивляло его то, что «в таких сложных условиях российский солдат не только хорошо воюет, но и сохраняет ту жизненную активность, которая присуща людям, уверенным в своей правоте». Больше всего журналист изумился, когда в моих руках увидел книгу Скотта Фитцджеральда!

Надо сказать, что с нашими, российскими, журналистами общаться было куда труднее.

 

Конец марта. Северный берег реки Аргун

 

Через два дня – наступление. Выполнение основной задачи возлагается на наш батальон. Артиллерия начнет атаку огневым ударом по целям в глубине эшелонированной обороны противника.

Планом операции предусмотрена определенная тактическая хитрость. Предварительно определили расположение опорных пунктов противника, цепью растянувшихся по берегу реки. Создаем видимость предполагаемого прорыва на одном участке, когда 1,5–2 км восточнее разведали брод, где, по нашим данным, оборона противника куда слабее. Там и будет основное направление удара.

Утро. 5 часов 20 минут. Прохладно. Через несколько минут воздух сотрясется от разрывов снарядов и начнется отсчет жизней и смертей. Доложил начальнику артиллерии дивизии о готовности дивизиона и… дана команда на открытие огня. Артиллерийский залп разорвал предрассветную тишину.

Вторая половина дня. По поступающей информации, передовые подразделения достигли железнодорожного полотна. Батальон вклинился в оборону противника на 3–4 км. Все это время артиллерия не прекращает работу: ведение залпового огня сменяется «беглым по цели». Данные из штаба дивизии подтвердили, что наш утренний маневр удался полностью, дудаевцы явно не ожидали удара с этого направления и стали поспешно уходить. Из радиоперехвата противника: «Мы не ожидали, что их здесь будет так много, около двух тысяч. Мы отступаем…» «Две тысячи…» – откуда нас столько? Видимо, желая оправдать свой отход с позиции, полевой командир боевиков намеренно завысил количество личного состава нашего батальона.

 

Через два дня

 

Наконец мы достигли предместья Аргуна. Район обороны: от восточной окраины города до н.п. Джалка. Штаб дивизии – в здании местного предприятия. Вернувшийся с совещания командир сообщил присутствующим офицерам: «Обстановка складывается благополучно. По всей видимости, активных и крупномасштабных действий уже не будет. Остатки бандформирований отошли в горные районы, и конец всей кампании – дело нескольких дней».

 

Первая половина апреля 1995 года. В ожидании вывода

 

Пролетело около двух недель. По группировке прокатился слух о нашем скором выводе. По вечерам бойцы все чаще перечитывают затертые письма из дома. У большинства солдат и офицеров возникают вопросы: «Когда все это кончится? Кому все это нужно, а главное – ради чего?» Наконец пришел приказ: завтра в 6.00 колонна должна убыть на станцию погрузки – Червленная. Весть быстро облетела всех. Подъем назначили на три часа.

 

Домой!

 

… 5 часов 45 минут. Рассвет. Колонна дивизиона, рыча моторами, стоит в ожидании батальона. Из-за поворота показалась головная машина, на которой развевается красный флаг. Путь предстоит неблизкий – до станции около 40 км.

Маршрут пролегает через Аргун. Колонна идет по центральной улице. Во дворах бегают дети. Женщины вышли из домов. Сидя на корточках и щелкая семечки, они провожают нас любопытными взглядами. После утомительной езды по равнине колонна уперлась в подножие хребта. Машины, включив пониженные передачи, начали подъем. Между двух массивных горных хребтов простирается бескрайняя равнина. Вершины гор укутаны снегом, тогда как у их подножия зеленеют луга и поля. Завораживающая картина.

Погрузку запланировали в два эшелона. В первый загружается батальон, а во второй – дивизион и подразделения обеспечения.

 

Последний салют

 

Уладив дела на станции, сел на скамейку в ожидании эшелона. На вокзале царит обычная суматоха. Идет бойкая торговля. Все вокруг так обыденно и спокойно. Кажется, и войны не было вовсе. Только воинские эшелоны с техникой напоминают о том, что война рядом – за хребтом.

Прибежал дежурный и доложил о приближении эшелона. Покидая станцию Червленная, дали салют из сигнальных ракетниц – в воздухе расцвел букет из разноцветных огней.

Это салют в честь того, что мы уезжаем с сознанием выполненного долга. А самое главное – это салют в память о наших ребятах, погибших в Чечне. Тех двадцати погибших солдат и сержантов полка, которые никогда не вернутся домой. Это салют и тем ребятам, которые еще долго будут залечивать раны.

Прощай, Чечня! Спасибо, что на многое открыла нам глаза, показала, в каком положении находятся наша страна и ее Вооруженные Силы.

От нас хотели быстрой победы. Но как может поруганная, оплеванная и униженная армия хорошо воевать?


Поделиться в социальных сетях:


otvaga2004.ru

Грозный. Бой в городе. Рассказ офицера ВДВ.: sell_off — LiveJournal

Сегодня либеральные политики и общественные деятели стремятся идеализировать постперестроечные 1990 е годы, как «время безграничной свободы и творчества». Нынче многое забыто из того, что происходило тогда.

Тем, кому сегодня по двадцать лет, не помнят ни «шоковой терапии» Егора Гайдара, ни бандитских перестрелок на улицах, ни колоссального унижения нашей страны. И мало что знают об одном из самых страшных событий того «демократического периода» — Первой чеченской войне.
Мы хотим напомнить нашим читателям о самом трагическом событии той войны — штурме Грозного в январе 1995 года. Рассказать о том, какой увидел эту войну, за которой впоследствии закрепятся эпитеты «странная» и «проданная», офицер разведки ВДВ.


Война до войны
Чеченская война началась для многих из нас задолго до 12 декабря. Наши группы работали в Чечне ещё с осени. Собирали разведданные, создавали агентурные «кусты», делали и другие вещи, о которых говорить ещё не пришло время. Во всяком случае, все маршруты предстоящего движения войск были нами досконально изучены. Мы знали каждый бугорок, каждый кустик. Знали поименно всех полевых командиров, зоны ответственности подчинённых им групп, их вооружение, численность.

Понятно, что работать на территории, которую контролировали дудаевцы, было крайне непросто. Хотя бы потому, что наши ребята преимущественно славяне, и в Чечне их было за версту видать. А на оппозицию, как тогда называли противников Дудаева, положиться было можно далеко не всегда — в её рядах было немало дудаевских шпионов.
Забегая вперёд, скажу, что нам было невыносимо обидно, что вся информация, собранная нами «потом и кровью», оказалась совершенно невостребованной. А ведь она могла бы сохранить тысячи мальчишеских жизней, бесцельно загубленных.

Вначале работали только отдельные группы, а в конце ноября весь полк перебросили в Моздок. Чистое поле, зимняя грязь, взбитая, как миксером, сотнями гусениц, смог от тысяч движков, и всё новые и новые самолёты садятся, выгружают технику и людей. Полная неразбериха, неустроенность. Но это как обычно. Не понравилось другое — слишком уж велик был хаос. Бросалась сразу в глаза неподготовленность, неукомплектованность ряда частей, отсутствие эффективного управления.
Началась работа. Мы действовали, по преимуществу, в интересах северной и западной группировок. В самые первые дни кампании одна наша группа обнаружила чеченские «Грады» в боевой готовности, по направлению движения наших войск. Сообщили. Наверху усомнились и выслали ещё группу, на «вертушках», доразведать. Первое сообщение подтвердили, запросили добро на ликвидацию этих «Градов» НУРСами. Командование отвечает: «Подождите, вопрос решается».

Вертолёты не могли долго находиться под огнём — развернулись и ушли. Потом насчитали в одном из них двенадцать пробоин. Ну, а «духи» дали залп по колонне наших десантников. Были большие потери, в том числе среди офицеров штаба ВДВ. Только после этого поступил приказ уничтожить «Грады». Как будто боевики стали бы дожидаться, когда их накроют. Отстрелялись и тут же ушли.
«Подождите, вопрос решается» — это приходилось слышать в Чечне постоянно. Только мы затем ждать то перестали, чего же ребят задаром гробить. Действовали на свой страх и риск.
Новогодний штурм Грозного, если, конечно, всё произошедшее можно назвать «штурмом», оказался для нас полной неожиданностью. Как и для всех частей. У меня есть основания предполагать, что приказ об операции был «спущен» с самого верха — вопреки очевидной неготовности войск.
Наше подразделение было разбито на два отряда. Тот, в котором находился я, должен был присоединиться к северной, «рохлинской» группировке. Третьего января мы были в Толстом-юрте, на базе корпуса.

Что в действительности происходило в городе, мало кто знал, слухи передавались самые противоречивые. Было точно известно, что штаб корпуса расположился на Консервном заводе, и нам надлежало туда выдвигаться. Нам выделили в качестве проводника офицера корпусного штаба. В город мы входили уже ближе ко второй половине дня. В Толстом-юрте нас уверяли, что маршрут нашего движения абсолютно безопасен, контролируется войсками, и можно двигаться походной колонной.

Вошли мы, действительно, довольно спокойно, но эта часть города не контролировалась никем. А уж нашими — это точно. Улицы абсолютно вымершие, особых разрушений нет, но стёкла большей частью побиты. Над городом чёрные столбы дыма и огни подожжённых нефтяных скважин. И отсветы этих огней на осколках оконных стекол, уцелевших в рамах. Зрелище зловещее, чувство такое, что город за нами следит из этих разбитых окон. Время от времени на дороге попадаются трупы, пока только чеченские. Натыкаемся на несколько изуродованных, догорающих легковушек и тела убитых боевиков.

Тут наш проводник начал впервые выказывать некоторую неуверенность. Пытаемся выйти на связь с войсками, уже находящимися в городе. Ничего не получается — на всех обговоренных частотах молчание. Проводник вроде определился, и мы двинулись дальше. Из центра города доносятся непрерывные звуки стрельбы, они то приближаются, то вновь удаляются. Время от времени начинает работать наша тяжёлая артиллерия — «гостинцы» пролетают над нами и рвутся где то впереди. На одном из перекрёстков натыкаемся на сгоревшую БМП и свежие лужи крови около неё. Ещё через квартал проводник заявляет, что окончательно заблудился, и предлагает вернуться на исходную. Пока разворачиваемся, по одному из наших БТРов бьют из гранатомета. Откуда то с верхних этажей. Отвечаем, естественно, шквалом огня. Бойцы осматривают окрестные здания, никого не находят.

Тут мы узнаём, что БТР повреждён, а двое наших ребят тяжело ранены. Вновь пытаемся выйти на связь, и опять безрезультатно. Принимаем решение вернуться в Толстой-юрт, переночевать, найти более толкового проводника и с рассветом вновь двинуться в город.
Проводника, разумеется, не нашли, даже первый куда то пропал. И мы пошли в город по протоптанной тропке. По дороге нас обгоняют пять БМПэшек, идут очень уверенно. Спрашиваем их: куда, мол, ломитесь? А они нам: «Только вперёд, давайте, спецы, жмите за нами!» Да, нет, ребята, шибко вы шустрые. Куда нам за вами? И точно, под вечер мы наткнулись на них. Стоят все пять БМП — рядком, прокопчённые. У каждой в борту по дырке.
Тут нагоняют машины с медикаментами. Они тоже на Консервный, и дорогу знают. Пошли вместе. Но торопиться не стали. Бойцы спешились, идут по тротуарам, на соседние окна смотрят. Около завода нас атаковали. Пробивались с боем. Дошли, правда, без потерь.

Слоёный пирог
Здесь, на Консервном заводе, нам примерно стала ясна ситуация в городе. На Новый год наши части вошли (именно — вошли) в Грозный, заняли ряд объектов. На некоторых закрепились, с других были выбиты и уничтожены. Уже примерно было известно о судьбе несчастной Майкопской бригады. Город напоминал слоеный пирог — «слой» наш, «слой» их. Причем достаточно условно, потому что «слои» находились в непрестанном движении.

Чувствовалось, что противник серьезно подготовился: оборудованные позиции, установленные фугасы, пристрелянные участки улиц, «привязанные» миномёты. Иногда ощущалась работа серьёзных профессионалов. Так, например, наши саперы обнаружили и обезвредили целый «букет» управляемых фугасов, инициируемых с помощью обычной телефонной сети — набирается нужный номер и происходит подрыв. В те времена такое было ещё в диковину.

И, в целом, боевики ощущали себя значительно увереннее, чем наши войска. У них была лучше связь, действия более слаженные, и моральный перевес был также на их стороне.
У нас, на «севере», ситуация была наиболее благоприятная. Генерал Лев Рохлин осуществил разведку Петропавловского шоссе, по которому корпус должен был входить в город, обнаружил, что его уже ждут. И что идти по этому шоссе равносильно самоубийству. Он сымитировал движение по шоссе силами одного батальона, а корпус провёл «огородами», застав врасплох и уничтожив значительную «духовскую» группировку. Корпус закрепился на Консервном заводе, а его авангард пробился к Больничному городку, расположенному в непосредственной близости от «президентского дворца».

Достижения корпуса этим исчерпывались, поскольку и Консервный завод, и Больничный городок были, фактически, блокированы боевиками, которые контролировали коммуникации, связывающие корпус с Толстым-юртом. Это мы пробились, потому как шли аккуратно, «по взрослому». Большая же часть армейских машин, двигающихся по Петропавловке или же по улице Лермонтова, уничтожалась. И закрепившиеся части тоже несли очень большие потери от огня снайперов и минометных обстрелов. Тем не менее командование никак не могло прийти в себя, реально взвесить обстановку и начать действовать трезво.

Нет, всё: «Вперёд, на президентский дворец!» Как будто это какой то необыкновенно важный стратегический объект. Уже разведбат таким образом положили, такую же судьбу и нам уготовили. Но наши отцы-командиры упёрлись: «Не пойдём мы штурмовать этот дворец, наши люди — не пушечное мясо, а спецы высокого класса, и уложить их в нелепых атаках мы не позволим».
Нам поставили другую задачу. Освободить совместно с СОБРом от дудаевцев Петропавловское шоссе. Для работы мы выбрали ночное время: темнота, как известно, — друг спецназовца. Технически это выглядело примерно так: целый день за кварталом, который предстояло зачищать, наблюдали, отслеживая каждую мельчайшую деталь. Ночью начинали действовать.
Первыми выдвигались сапёры: снимали, если есть, чеченские растяжки и устанавливали свои, перекрывая возможные пути отступления дудаевцев и пути подхода подкреплений. Потом группа незаметно просачивалась в здание, чаще всего через какое нибудь «нештатное» отверстие, вроде пролома в стене. На некоторое время затихали, пытаясь определить по звукам местонахождение в доме чеченцев, потом потихонечку начинали двигаться, уничтожая «духов» с помощью бесшумного и холодного оружия.

Прекрасно показали себя винтовка «Винторез», автомат «Вал» и пистолет ПСС — весь бесшумный комплекс. «Духи», как правило, не понимали, что происходит — падали люди, пропадала связь. Чаще всего бесшумным оружием дело и ограничивалось. Ну а если чего, то шли в ход и гранаты, и всё остальное, по полной программе.
За две ночи мы очистили Петропавловку, потом и улицу Лермонтова. Блокада была прорвана, корпус получил возможность отвезти раненых, подвести боеприпасы, продовольствие, подкрепления. И собрать силы, чтобы вновь двинуться вперёд. Кроме того, наши действия имели серьёзный психологический эффект. Так было, например, когда мы чистили вместе с морпехами кварталы перед Совмином. Еще днём мы приметили один подвал, где чечены кучкуются и пьянствуют.

Мы не стали врываться в подвал с ковбойской стрельбой. Просто расставили заряды пластида, рванули и засыпали их. Так они подняли такой вой в радиоэфире: мол, погибаем! После чего дудаевцы из всех остальных домов удрали сами. Нам и чистить их не пришлось.
Перелом
Несмотря на страшные потери, на неразбериху и отчаянное сопротивление, наши войска всё же довольно быстро оправились и взяли ситуацию под контроль. Рождество оказалось переломным моментом освобождения Грозного. После улицы Лермонтова мы штурмовали многоэтажку института нефти и газа, что у Больничного городка. Оттуда и из других близлежащих домов чеченские снайперы «доставали» «рохлинских» пехотинцев. В иные дни потери от огня снайперов достигали до тридцати человек.
Ещё в Моздоке мы проигрывали сценарии различных ситуаций, и у нас была неплохая «заготовка» — снайперская группа. То есть, своих штатных снайперов мы свели в одну группу, чтобы массированным их применением на небольшом участке подавлять снайперов противника.

Как ни странно, но снайперская война оказалась для многих командиров полной неожиданностью, к которой они не были готовы. Причём главную проблему создавали даже не столько сами снайперы, сколько неудачные попытки борьбы с ними. Когда, например, один «деятель» отправил пехотную роту «поймать вот того снайпера», и шесть бойцов этой роты подорвались на растяжках в развалинах. Или когда вызывали огонь «Градов» и «Ураганов», чтобы «накрыть этого гада». Да и вообще, само количество «духовских» снайперов, думаю, было преувеличено. В ситуации, подобной грозненской, прицельный выстрел с хорошей позиции почти всегда результативен.

Опыт всех предшествующих войн показывает, что со снайпером бороться лучше всего может другой снайпер. Так же и у многоэтажки. Группа наших снайперов поработала два дня и две ночи, и дудаевцы притихли. А затем мы многоэтажку у них отбили. А восьмого числа наши понесли большие потери — несколько человек накрыли миномётным огнём. И по всей вероятности, свои.
На следующий день я сам чудом остался в живых. Мы выдвигались на новый рубеж. Двигались небольшими группками — человека по три. Перебежим через открытое пространство, соберёмся в какой нибудь подворотне или в глухом дворе — и снова вперёд. Следом за мной шёл радист. Слышу, вскрикнул. Вернулся к нему, он сидит среди битого кирпича и охает — ногу вывихнул. Пока снимал с него ботинок, вправлял вывих — впереди взрыв.

Пока дошли — видим, воронка… Ребята были увешаны взрывчаткой и «Шмелями», и всё это сдетонировало от разрыва мины. Если бы радист не споткнулся, то мы бы оказались вместе с ребятами.
В Чечне в первую кампанию наш полк потерял семнадцать человек — потери для спецназа огромные. И вдвойне обидно, что в основном от огня своих же. Каждый раз, планируя операцию, мы были перед дилеммой: предупреждать все остальные войска, находящиеся в этом районе, что мы будем работать, или не предупреждать. Предупредишь — обязательно информация будет у «духов», и они или «свалят», или подготовятся к встрече. Не предупредишь — могут обстрелять свои же. А иной раз обстреляют, даже если предупредишь, как это случилось на улице Лермонтова.
Оповестили всех, что будем работать и чтобы к нам не совались ни при каких обстоятельствах. В одном доме тихо не получилось — пошли в ход гранаты. Тут, откуда ни возьмись, танк выстрелил по дому. Один наш боец погиб, один ранен, один контужен.
Наёмники
Честно говоря, ожидать чего то другого было трудно. Всё было как нельзя хуже — взаимодействие, связь, подготовка бойцов, да и зачастую — командиров. Как будто не было Афгана и множества других горячих точек. «Духи» были вооружены и экипированы ничуть не хуже, чем мы, а иногда даже лучше. В этой связи я не могу не вспомнить один эпизод.
Во время уличных боёв в городе, недалеко от подвала, где мы разместились, я наткнулся на довольно подозрительного типа. Он буквально скатился на меня с забора. Мы отскочили друг от друга и подняли автоматы. Он был одет в армейский камуфляж, бушлат, черную «менатеповскую» шапочку (банк «Менатеп» отправил нам гуманитарную помощь — новогодние подарки, в т. ч. и эти шапочки), армейский же бронежилет с карманами для магазинов. И лицо славянское. Я был без знаков различия, разумеется, без шеврона, в маске. Немая сцена. А потом дурацкий диалог: «Ты за кого?» — «А ты?» — «Я за наших» — «И я за наших» — «За каких, наших?» — «За своих».
Источник: http://fishki.net/1494221-groznyj-boj-v-gorode.html?mode=recent

sell-off.livejournal.com

Министр обороны Сердюков обложил матом офицеров ВДВ » Военное обозрение

30 сентября 2010 года в 16:10 министр обороны России Анатолий Сердюков посетил учебный центр «Сельцы» Рязанского Воздушно-десантного училища (ныне филиал Общевойсковой Академии им. Фрунзе), сообщает «Русская линия».

В поездке его сопровождал заместитель министра обороны по строительству и обустройству господин Новицкий. Прибыли они на вертолете, опоздав на 3 часа от запланированного времени визита в 13:00. Прежде чем сойти с вертолета, они с воздуха осмотрели территорию учебного центра и полигона училища.


Их встретил начальник Рязанского училища, Герой России, гвардии полковник Андрей Красов и зам. начальника училища по тылу гвардии полковник Игорь Волков, а также офицер военной контрразведки ФСБ России. Командующему ВДВ, Герою России, генерал-лейтенанту В. Шаманову было запрещено министром обороны участвовать в посещении учебного центра училища ВДВ.

Министр вышел из вертолета уже «взвинченный» и сразу стал крыть нецензурной бранью начальника училища. Анатолий Эдуардович многократно называл Героя России «долбое…м» (прочие слова ненормативной лексики здесь приводить неуместно, они тоже звучали). Стараясь унизить подчиненного побольней, господин Сердюков, наконец, объяснил, что причина его гнева — построенный на территории учебного центра деревянный храм Ильи Пророка.

Строительство десантного храма ведется исключительно на деньги спонсоров из числа ветеранов ВДВ и местных жителей, а также на средства Рязанской епархии, но это министра не интересовало.

«Бюджетных денег на храм не затрачено ни копейки, – стойко отвечали ему русские офицеры. – Храм нужен членам семей офицеров и сотням солдат и курсантов, поскольку ближайший за 15 километров на другом берегу Оки, а моста нет». «В 2011 году именно здесь запланировано учить будущих капелланов для всей Российской армии, 90% из них будут православные священники храм и для них». «В трех ближайших деревнях и двух других городках учебных центров сокращенных военных училищ храма нет и жителям здесь он нужен». «Полторы тысячи будущих профессионалов-сержантов готовятся здесь по трехлетней программе и духовная работа с ними священников должна помочь воспитать в них желание служить России не только за деньги». «ВДВ – войска для войны, а на войне атеистов нет».

Все эти аргументы начальника училища Министр обороны России не слушал, стоял мат. Анатолий Эдуардович кричал: «В говне здесь живете, в говне и умрете!». «Денег на этот центр ВДВ не давать! Это училище вообще надо сократить. Полковника этого наглого снять и в войска!» – ставил задачи министр своему заму по строительству и обустройству.

Поставленные задачи сейчас уже выполняются.

Все подготовленные за последние месяцы планы по развитию учебно-материальной базы и жилого фонда ведущего военного ВУЗа страны были «похерены». То, что в Рязанском Высшем Командном Воздушно-десантном училище были подготовлены более ста Героев Советского Союза и России, 29-ти из них это звание было присвоено посмертно, министру не интересно. Он сел в вертолет и улетел. Так закончился обычный визит Министра обороны России в подчиненные ему войска. Военная реформа Российской армии успешно продолжается по утвержденным планам.

topwar.ru

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *