Флагманский поход – Флагманский поход – Коммерсантъ FM – Коммерсантъ

Нарвский залив. Описание гибели немецкой 6-й флотилии миноносцев в Нарвском заливе 18 августа 1944 года.

Отрывок из книги “Черные молнии” кригсмарине. Сергей Патянин Мирослав Морозов

НАРВСКИЙ ЗАЛИВ
18 августа 1944 года.
Постановка заграждения «Зееигель IХЬ». Гибель 6-й флотилии.
Т-22, Т-23 и Т-32 под командованием командира 6-й флотилии корветтен-капитана Копенгагена 5 августа прибыли в Таллин, где перешли в подчинение штаба 9-й дивизии сил охранения. От новых рейдов в район о.Нервы пришлось отказаться из-за ухудшения тут минной обстановки, связанной с активной деятельностью советских торпедных катеров-заградителей. В этот момент командира дивизии контр-адмирала Бемера больше всего беспокоили наши попытки проделать проходы через южный фланг заграждения «Зееигель», за которыми могли последовать новые высадки десантов во фланг и тыл немецких воск, оборонявшихся в Эстонии. Ситуация тем более осложнялась тем, что из-за массированных налетов советских штурмовиков с 20-х чисел июля пришлось свернуть корабельные дозоры в Нарвском заливе. В журнале боевых действий 9-й дивизии есть философская запись, что миноносцы можно было бы использовать для дневных обстрелов советских тральных отрядов, но вывод из строя одного — двух кораблей непрекращающимися ударами русской авиации был бы на руку противнику, поскольку лишил бы немцев последних сил, которыми можно было бы отразить потенциальную высадку. «Асимметричным ответом» избрали новые постановки мин, к которым планировалось привлечь и миноносцы. Первый выход состоялся в ночь на 7 августа. Заграждение «Зееигель IХЬ» (232 мины ЕМС, 132 минных защитника) ставили шесть БДБ и восемь моторных тральщиков 1-й флотилии, в то время, как миноносцы лишь усиливали противовоздушную и противокатерную оборону отряда. После того, как моряки флотилии практически ознакомились с обстановкой в заливе их решили использовать для более ответственного задания — самостоятельной постановки мин. Использование миноносцев с этой целью по сравнению с мелкими кораблями было более предпочтительным. Во-первых, благодаря высокой скорости они подвергались меньшей опасности на переходе, во-вторых, благодаря хорошему навигационному вооружению их постановки производились намного точнее и качественнее. Одного только не учли в штабе 9-й дивизии: предыдущую постановку производили БДБ и «раумботы», хорошим навигационным оборудованием как раз таки и не отличавшиеся…

Днем 17-го августа в Хельсинки миноносцы приняли с минного транспорта «Кондор» по 31 противолодочной мине UMB и 23 минных защитника взрывного действия EMR. В 18.37 флотилия вышла в море. На переходе соблюдалось строгое радиомолчание. Радары не использовались, но чтобы штурманы могли определиться, маяки на острове Большой Тютерс и в местечке Валасте на южном берегу Нарвского залива должны были вспыхивать каждые 20 минут. К полуночи корабли прибыли в Нарвский залив, и на них начали готовиться к постановке, которая по замыслу должна была располагаться параллельно предыдущему полю «Зееигель IХЬ». По плану, в момент сбрасывания мин корабли флотилии должны были идти с юго-востока на северо-запад строем фронта, причем правофланговый Т-30 находился бы в этот момент на расстоянии всего 900 м от старого поля. Стояла подходящая для скрытой постановки мин погода, с юго-западным ветром силой 4—5 баллов и видимостью 5 кбт. В 0.13 миноносцы изменили курс со 144° на 59°, а еще через десять минут легли на боевой курс 329°, развернувшись строем фронта с интервалом 100 м. При этом флагманский Т-30 поменялся местами с Т-23. Одновременно был отдан приказ начать ставить мины. С Т-23 успели поставить 18 штук, когда в 0.25 два мощных взрыва прогремело в середине левого борта Т-30. Их наблюдали как находившиеся поблизости немецкие подводные лодки U-479 и U-679, так и советские береговые посты. Командир Т-23 капитан-лейтенант Вайнлиг счел, что флагман подорвался на дрейфующей мине, сорванной с соседней линии заграждения, а на Т-22 взрывы приняли за результат попадания торпед. Окутанный дымом Т-30 застыл на поверхности моря с сильным креном на левый борт.
Не прошло и минуты, как от двух взрывов содрогнулся Т-32. На Т-22 и Т-23 экипажи принялись возвращать подготовленные к постановке мины в безопасное состояние. Вайнлиг отослал расчет носового орудия на бак для наблюдения за поверхностью. Гидроакустики миноносца, работая в активном режиме, обнаружили мины в секторе 30—65 градусов на расстоянии около 1200 м. Сомнений не оставалось — флотилия попала на минное поле. В 0.30 поврежденный Т-30, наскочив еще на одну мину, взорвался, переломился и затонул. Остававшиеся целыми Т-22 и Т-23 обменивались сообщениями посредством прожектора. В 500 м слева от них качался на волнах Т-32 с оторванным носом. Вскоре на Т-23 закончили приготовления к буксировке. С Т-32 сообщили, что командир корабля капитан-лейтенант Денерт серьезно ранен, а из-за поступления воды буксировка возможна только кормой вперед. Несмотря на опасность, Т-22 (капитан-лейтенант Вальденбургер) трижды пытался сблизиться с поврежденным миноносцем. В 1.05 между кораблями взметнулись два мощных взрыва, причина которых так и осталась невыясненной. Сразу после этого акустики Т-23 доложили о шумах торпед, а почти все находившиеся наверху явственно услышали звуки моторов. Около 1.15 Т-23 запросил «двадцать второй» о состоянии и возможности буксировки, как вдруг еще один сдвоенный взрыв разорвал Т-22 на куски.
Теперь Т-23 остался единственным боеспособным кораблем флотилии, и Вайнлиг лихорадочно обдумывал дальнейшие действия. В воде ожидали помощи моряки с затонувших миноносцев. Однако донесения о шумах моторов не прекращались, а в 1.18 расчет орудия №3 доложил о замеченном силуэте советского торпедного катера. Нельзя сбрасывать со счетов, что на мостике в этот момент находился взятый в поход капитан-лейтенант Петер-Пиркхам, командир потопленного два месяца тому назад Т-31, панически боявшийся теперь атак торпедных катеров. В создавшихся условиях Вайнлиг принял решение не рисковать кораблем. Интересно отметить, что находившийся в заливе советский катерный дозор №41 (катера БМО-512 и БМО-520) взрывы наблюдал, но считал, что они происходят на побережье, и донесения о них не делал. Других же наших катеров поблизости не было. Осторожно выйдя с минного поля, Т-23 27-узловым ходом пошел на северо-запад. В штаб 9-й дивизии сил охранения была отправлена радиограмма с просьбой выслать мелкосидящие катера для спасения уцелевших. В 12.41 миноносец благополучно прибыл в Хельсинки.
Утром Т-32, уже оставленный к тому времени личным составом, затонул после еще одного подрыва на мине (по наблюдениям нашего катерного дозора — в 8.13 18 августа). После громкого заявления Совинформбюро о потоплении советскими ВВС в Нарвском заливе четырех 1800-тонных миноносцев, немцы считали, что он был добит авиаударом, но документами это не подтверждается. Забегая вперед, скажем, что опасный груз затонувших миноносцев заставил отказаться от любых попыток их подъема, а место гибели «обработать» бомбардировщиками.

Сразу после получения сообщения с Т-23 штаб 9-й дивизии развернул спасательную операцию. В ней приняли участие четыре тральщика, два немецких и четыре финских торпедных катера. Несмотря на все усилия, тральщикам удалось до наступления рассвета поднять из воды только 51 человека, после чего они, опасаясь возможных ударов с воздуха, отошли на запад. С этого момента эстафета перешла к единственной спасательной летающей лодке Do-24. За два вылета она подобрала еще 90 человек, причем во время последнего рейса из-за перегрузки не смогла взлететь и была вынуждена передать часть людей на корабли. Лодка прикрывалась шестеркой истребителей «фоккевульф», которые несколько раз штурмовали катера дозора №41 и смогли повредить БМО-520 (ранено 9 моряков, в т.ч. 6 — тяжело). И всё-таки после отказа моторов спасательную операцию пришлось прекратить. К этому моменту в штабе 9-й дивизии знали, что в море осталось еще множество моряков, плававших на плотах и непосредственно в воде, но ничем помочь им уже не могли — ветер гнал их в сторону побережья, занятого советскими войсками. В общее число 141 спасенный вошли и командиры Т-30 и Т-32.
Тем временем происходящее заставило заинтересоваться и советскую сторону. Еще в 3.15 наш дозор визуально обнаружил поврежденный Т-32 и два тральщика-спасателя, после чего вызвал в район торпедные катера. Отряд из трех катеров вышел в море, но вскоре, как и группа штурмовиков, вернулся в Липово из-за резкого ухудшения погодных условий — волнение усилилось, над морем повисли низкие тучи. К тому времени в штабе Лужской ВМБ уже пришли к выводу, что противник проводит спасательную операцию на месте гибели какого-то корабля или кораблей, и решили предпринять свою собственную. Днем в море вышли три других торпедных катера, которые вскоре вернулись в базу с 14 моряками из экипажа Т-32. Из-за волнения в корпусах катеров возникли течи, и это не дало возможности выслать их в море повторно. Вернувшиеся в базу вечером охотники дозора №41 добавили в копилку еще 8 немцев.
Уже беглый допрос германских матросов показал, что противника постигла масштабная катастрофа. Некоторые пленные утверждали, что погибли или получили серьезные повреждения все четыре корабля флотилии, а один свидетельствовал, что в операции принимал участие еще и неизвестно откуда взявшийся Т-33. В течение ночи в штабе решили с рассветом начать целенаправленный поиск остовов кораблей, а также плотов со спасшимися, главным образом с целью захвата офицеров и секретных документов. Для этой цели задействовали три дивизиона катеров-тральщиков 1-й бригады траления (16 катеров-тральщиков и два дымзавесчика), которых направили в три района поиска. Результат превзошел все ожидания — в течение дня катера подобрали еще 86 человек, включая командира 6-й флотилии и командира Т-22 капитан-лейтенанта Вальденбургера. Никто из них не оказал сопротивления, за исключением Копенгагена, который, несмотря на то, что проплавал более 36 часов в воде, пытался отстреливаться, был ранен в правую руку и побит нашими краснофлотцами. Истребители 1-й гвардейской истребительной авиадивизии наводили катера и потопили 15 плотов, до которых катера не доплыли. Всех пленных немцев доставили в Кронштадт и колонной провели по улицам города. Допрос на месте проводил в прошлом известный подводник, а теперь заместитель начальника разведотдела штаба КБФ капитан 2 ранга П.Д. Грищенко. Сначала командир немецкой флотилии скрывал часть данных, но впоследствии, когда ему пообещали сохранить жизнь и вернуть в Германию после войны, дал исчерпывающие сведения по последней операции, а также по технике и тактике германских миноносцев. Любопытно отметить, что советская сторона сдержала обещание — Копенгаген вернулся в Германию в июле 1947 г. в числе первых репатриантов.
Результатом операции в Нарвском заливе стала потеря немецким флотом трех первоклассных кораблей, погибли 286 человек, 108 попали в плен. Главной причиной может считаться подрыв на минах заграждения «Зееигель IХЬ», установленного немецкими десантными баржами. Последние имели крайне примитивное навигационное оборудование, поэтому в расположении полей допускались значительные неточности. Кстати, на данное обстоятельство командир флотилии указывал еще до выхода на роковую постановку, но к его мнению тогда не прислушались. Не исключено, что командир отряда барж сознательно произвел постановку на несколько кабельтовых западнее, чем планировалось, поскольку не будучи уверенным в своем местоположении он побоялся оказаться на предыдущих постановках, то есть в той роли, в которой по его вине оказалась 6-я флотилия.
Наконец, нельзя не упомянуть о связанной с этой историей легенде, гуляющей по отечественной военно-морской литературе и дающей повод причислить гибель миноносцев к успехам советского флота. Вкратце она выглядит так. Катера-тральщики, производившие траление в Нарвском заливе, обнаружили буйки (вариации: вешки, бочки), обозначавшие границу немецкого минного поля, и пе¬реставили их на само заграждение. Пе¬дантичные немцы пошли по обозначенному фарватеру и подорвались.
Ф.Б. Мудрак, командовавший в то время 7-м дивизионом катеров-тральщиков, рассказывая об этом случае в своих мемуарах, говорит, что автором и исполнителем дерзкого замысла был командир КТ-97 мичман Г.М. Давиденко (обеспечивающий в походе — флагманский штурман бригады траления капитан 2 ранга И.В. Васильев). На поверку, версия Мудрака оказалась не единственной. В брошюре «Адмирал Трибуц» биограф адмирала Н. Михайловский приводит другие номера катеров — КТ-707 (мичман В.И. Черноносов) и КТ-711 (мичман М.Н. Голубев), а автором операции называет командира дивизиона В.В. Чудова.
Как и любой миф, этот содержит в себе ряд логических нестыковок, причем особенно это касается версии Михайловского. 1-й гвардейский Краснознаменный дивизион КАТЩ, в состав которого входили названные им катера, действительно привлекался к боевому тралению в Нарвском заливе, но с 10 августа упоминаний о нем в ежедневных сводках не встречается. Чтобы передвигать буйки в западной (тыловой) части заграждения, нужно было целиком его форсировать, что как раз и пытались сделать наши тральщики. Попутно заметим, что катера принадлежали к типу «Р» с осадкой бо¬лее 1 м и поэтому считавшиеся глубоко-сидящими, а следовательно, использо¬вавшиеся в третьем эшелоне траления. В отчете бригады траления нет никаких упоминаний о каких-либо передвижениях буйков. Наконец, главное — версия с буйками полностью опровергается материалами допросов командира немецкой флотилии. В них в частности зафиксировано: «На вопрос принято ли в германском флоте обозначать район выставленных минных полей какими-либо буями или вешками для ориентировки германских кораблей, военнопленный ответил, что такого положения в германском флоте нет, во всяком случае, он лично ничего об этом не знает». Также в процессе допроса выяснилось, что все документы на постановку, включая маршрут движения и кальку самого заграждения, готовились в штабе 9-й дивизии, и в ходе выполнения операции Копенгаген их слепо придерживался. Прокладка и определение счисления выполнялись штурманом флагманского Т-30, ориентировавшимся по береговым манипуляторным пунктам, а никаких буйков, даже если их кто-то и двигал, немцы не видели.

www.diveschool.spb.ru

Подготовка к походу

От того, как личный состав подготовит свой корабль к походу, так этот поход и пройдет. Самая большая нагрузка, конечно же, ложилась на плечи личного состава БЧ-5. Подготовить материальную часть, ЗИПы, аварийно-спасательные средства для борьбы с пожаром и с водой, проверить аппараты ИДА-59, заправить баллончики этих аппаратов кислородом и азотно-гелиево-кислородной смесью, проверить манометры в технической лаборатории, провести тренировки по борьбе за живучесть, получить спирт, — вот далеко не полный перечень мероприятий, которые предстояло выполнить. Наши механики, выполняя все эти виды работ, носились как угорелые, забывая, порой,  даже перекусить. Даже во время обеда офицеры БЧ-5 нашей лодки получали ценные указания от флагманского механика и его помощников. Наблюдать за деятельностью флагмеха Белова в эти минуты было истинным удовольствием. Представьте себе обеденный зал столовой на береговой базе. Вдоль этого зала, на всем его протяжении расставлены столы, за которыми сидят  офицеры подводных лодок. Каждой лодке выделялись отдельные столики, за которыми и рассаживались офицерские кадры в количестве восьми человек. Входя в столовую, Белов начинал движение по направлению к своему столику, расположенному в противоположном конце зала. Геннадий Михайлович  был помешан на гигиене,  руки перед приемом пищи он всегда мыл с мылом очень тщательно, вкладывая в этот процесс весь жар своей души. Некоторым хирургам не грех было-бы поучиться у этого  представителя инженерно-технической  профессии, позавидовать тому фанатизму, с которой производилась обработка рук. Закончив гигиеническую процедуру, Белов доставал из кармана своей тужурки чистейший, наутюженный носовой платок, которым он тщательной вытирал каждый свой пальчик, производя вращательно-круговые движения. Следуя  испытанным маршрутом по обеденному залу и, при этом,  безостановочно вытирая свои руки платком, Белов по ходу своего движения задавал различные вопросы механикам подводных лодок. Поравнявшись с одним из столов, Белов делал легкий наклон в сторону командира БЧ-5, которому  вкрадчиво задавал вопрос специфического характера: «ЗИП сдал?». Затем флагмех, продолжая свое движение без остановки, спрашивал у очередного механика: «Тренировку провел?» У третьего механика Белов интересовался, получил ли тот манометры из проверочной лаборатории. Все это происходило очень деловито и динамично. Белов был весь такой серьезно-сосредоточенный, очень деловой. В его манерах было много утонченности и даже какой-то женственности. Своим поведением Белов веселил нашего командира группы движения Володю Жидкова, который наградил своего начальника прозвищем «ИКД», что в переводе означало – имитация кипучей деятельности. Мне же лично, Белов представлялся неким опереточным персонажем, белокурым принцем, в котором было слишком  много позерства. После эпизода с заклиниванием горизонтальных рулей на подводной лодке «С-381», флагманского механика бригады я не воспринимал всерьез.    Помощниками флагманского механика бригады были капитаны 3-го ранга Нагнибеда и Жестков. Откуда появился первый из них, сказать не могу, а со вторым я уже немного успел послужить на пл «С-166».

     У минера Сережи Световидова также были ответственные задачи по подготовке своей материальной части к походу. Собственно говоря, использование лодочного вооружения и является главной задачей подводной лодки, ради которой штурман прокладывает курс, а механики обеспечивают движение. Все усилия боевых частей и служб подчинены единой цели – обеспечению благоприятных условий для нанесения удара по врагу. Конечно, дизельная лодка 613-го проекта не являлась первой скрипкой среди остальных представительниц подводного флота, но урон противнику могла причинить и она. Минная постановка на морских коммуникациях противника была вполне возможна. Наша лодка в этом походе будет использоваться в минном варианте. Одна из мин будет иметь ядерный боезаряд. Подготовкой БЧ-3 руководит флагманский минер капитан 3-го ранга Покальнис. Важная роль в подготовке оружия отводится минно-торпедной части береговой базы, командиру которой и моему соседу по подъезду Сердюку предстоит серьезная работа в ближайшие дни. Сережа Световидов находился в хороших отношениях с флагманским минером, они даже проживали в одной квартире в доме по улице Садама. Их соседство напоминало мне свои недавние дни, когда я точно также соседствовал на одной жилплощади с семьей Грищенко. В праздничные дни Покальнис и Световидов объединяются семьями и отмечают очередное торжество. На одном из таких «собантуев» удалось поприсутствовать и мне со своей женой. Обстановка за столом была душевная. Покальнис вел себя очень просто, не показывал своим видом, что он большой начальник, рядом с которым сидит его подчиненный в звании лейтенанта. Конечно, во всем соблюдался такт, никакого панибратства не было и в помине.  В заключительной части вечера дело дошло до песен, а поскольку я принес с собой баян, то на нем мне и пришлось подыграть поющней компании. Покальнис расчувствовался и попросил сыграть его любимую песню «По морям, — по волнам». На просьбу флагманского минера я моментально откликнулся и выполнил его заявку, чем привел его в состояние восторга. Странно, — думал я, — судя по фамилии, Покальнис – латыш, а душа у него все-таки русская.   

     Нашему штурману Геннадию Зелюкову помогал готовиться к походу флагманский штурман капитан 3-го ранга Мучкин Евгений Николаевич, которй был опытным специалистом-наставником. Евгений Николаевич был уже не молод. За его плечами многолетняя служба на подводных лодках на должностях штурмана и старпома. В памяти Мучкина отпечатался поход в Албанию в 1959 году, когда албанцам по решению нашего правительства продали подводную лодку. Албанцы стали для Евгения Николаевича именем нарицательным, не слишком хорошие воспоминания были связаны у него с этим народом. Когда флагманский штурман бывал кем-то недоволен, то выражал свое отношение к «нехорошим» людям единственным ругательным словом  — «албанцы». Албанцами Мучкин называл также тараканов (хотя на нашей лодке их не было). В начале своей карьеры Мучкин не собирался становиться флагманским штурманом, заветной мечтой Евгения Николаевича была должность командира подводной лодки. Для того чтобы стать командиром, нужно было какое-то время послужить старпомом, проявить себя с положительной стороны. Но мечте Евгения Николаевича не суждено было осуществиться. Он был очень требовательным старпомом, был зациклен на уставном порядке. На этой почве Мучкин не давал никому пощады, действуя чересчур жестко. Порой он бывал слишком  занудлив, ему явно не хватало гибкости в отношениях с личным составом. В один прекрасный момент личный состав, сильно устав от придирок и деспотизма старпома, подстроил ему одну пакость. У Евгения Николаевича пропал один важный документ под грифом «Секретно». Этот случай навсегда положил конец карьеристским намерениям Мучкина. Он вынужден был  смириться с реальностью и «переквалифицировался» во флагманского штурмана. В этой должности Евгений Николаевич и закончил свою службу. Мы частенько оказывались с Мучкиным наедине во время совместных выходов в море и вели беседы на различные темы. В откровениях флагманского штурмана постоянно присутствовали боль и обида за тот трагический случай, связанный с пропажей документа, стоивший ему командирской карьеры.

-А знаешь, доктор, — обратился как-то ко мне  Мучкин со своими откровениями, — я постоянно анализирую тот случай с утерей секретного документа. И чем больше я думаю на эту тему, тем отчетливее себе представляю, что потерять я его не мог. У меня этот документ украли мои подчиненные, которые не хотели видеть меня командиром. Потерять документ для меня, было практически невозможно, я всегда был слишком педантичен и аккуратен во всем, а уж с секретами особенно. 

В подготовке нашей лодки к дальнему походу принимали участие и другие флагманские специалисты нашего соединения: флагманский связист капитан 3-го ранга Сычев, флагманский РТС капитан 3-го ранга Киричек, флагманский химик капитан 3-го ранга Пышин, флагманский СПС Рубцов. Возможно,  кого-то за давностью лет я упустил из виду, что ж поделать, возможности человеческой памяти не безграничны. Вспоминая специалистов штаба нашей бригады, я хочу сказать, что все  они вели скромный образ жизни, без каких-либо излишеств, в роскоши не утопали. Лишь два штабных специалиста имели личный автотранспорт. Мичман Валентин Попов имел 21-ю «Волгу» белого цвета, а капитан 3-го ранга Киричек  ездил на «Москвиче» болотного цвета. Свои автомобили Попов и Киричек приобрели благодаря заграничным командировкам. У командиров лодок своих машин длительное время не было. Только в конце 1972-го года Владимир Васильевич Богрецов приобрел автомобиль «Москвич», пока его везли на перекладных к месту назначения, «доброжелатели» нацарапали острым предметом крылатое слово из трех букв на левой передней дверце. Но хозяин машины этим актом вандализма не был опечален, отнесся к этому пустяку философски спокойно.                                    

Несколько слов о своей подготовке к дальнему походу. Для того, чтобы не было срывов по причине чьего-либо нездоровья, мне пришлось тщательно проверить личный состав. Надо было исключить все возможные случаи срыва боевой задачи.  Моряки, вызывавшие хоть малейшее сомнение, направлялись на обследование в госпиталь. С помощью флагманского врача Казанчева удалось привлечь госпитальных специалистов к проведению медицинского контроля за состоянием здоровья членов нашего экипажа. Благодаря врачам госпиталя удалось освободить от участия в походе несколько моряков, имевших незначительные нарушения жизненных функций организма. Свободные штатные вакансии были тут же заполнены личным составом с других лодок. Офицерский состав в предпоходовом периоде прошел диспансеризацию. Большое внимание уделялось санации полости рта. В первую очередь пришлось составить список нуждающихся в лечении зубов, эти данные были получены после проведения осмотра стоматолога. Затем был составлен план-график санации зубов. Было потрачено немало сил, чтобы этот план оказался выполнен, приходилось отрывать моряков от выполнения их функциональных обязанностей и водить их в медицинский пункт. Бывали случаи, когда поход отдельных военнослужащих в стоматологический кабинет, нужно было «выбивать» со скандалом. Перед походом всегда возникает куча срочных и неотложных дел, в этом случае лечение зубов, кажется неоправданным расточительством времени. И все-таки поставленную задачу я выполнил. Даже командира мне удалось уговорить. Он панически боялся стоматологического кресла, но сумел преодолеть свой страх и позволил врачу-стоматологу навести порядок в ротовой полости. Еще сложнее было затащить к стоматологу командира БЧ-5 и его подчиненных, в первую очередь, трюмных машинистов. К моменту нашего выхода на боевую службу, все нуждающиеся в санации полости рта были вылечены.

     Каждую свободную минуту я старался проводить с пользой для дела. Я часто бывал в госпитале вместе с химиком-саниструктором Зубаревым. К операциям нас попрежнему допускали неохотно, но подержать в руках крючки, побыть в роли вторых и третьих ассистентов нам разрешали. Коля Зубарев оказался очень смышленым учеником, он как губка впитывал все детали опертивных вмешательств и процесс подготовки к ним. 

     На завершающем этапе подготовки проводилась флюорография органов грудной клетки всему личному составу. Работники продпищеблока и трюмные были обследованы на бактерионосительство. Скрупулезнейшим образом были проверены все медицинские книжки наших моряков, в Балтийске нас ожидала проверка штабом флота, поэтому недочетов в документации не должно было существовать.

     Продовольственные вопросы также пришлось решать по полной программе. Учитывая свои недоработки по подбору ассортимента продуктов, допущенные при подготовке к походу пл «С-381», на этот раз я все старался предусмотреть и упредить негативные последствия самым радикальным методом. Зная нелюбовь личного состава к кашам, желая угодить чаяниям народа, я постарался добыть сверхнормативное  количество картошки. За спирт мне удалось получить около 3-х тонн картофеля, который загрузили в первом отсеке по правому и левому борту, за стеллажами с торпедами. Помимо продуктов автономного пайка мне удалось при содействии командира решить вопрос относительно получения на продовольственном складе бочки соленого сала, а также 2-х бочек селедки. Все эти полезные приобретения настраивали на оптимистическую волну. Ночное чревоугодие, о котором я рассказал несколькими страницами выше, и неизбежное, как приход дня и ночи, было гарантировано и материально подкреплено. С нами в поход направлялись заместитель командира бригады капитан 1-го ранга Зинченко Виктор Михайлович (подпольная кличка «тетя Зина»). Этот добрейший человек заменил Льва Михайловича Жильцова, убывшего к новому месту службы. В качестве второго командира с нами в поход отправился  капитан 2-го ранга Богрецов В.В.  Его мы хорошо знали и уважали. Человек он был горячий, «закипал» очень быстро, мог раскричаться из-за любой ерунды, но был отходчив. С подбором командного состава, нам, определенно, повезло. 

     За два дня до нашего выхода в автономку мы были свидетелями возвращения из похода подводной лодки «С-381». Встреча лодки прошла торжественно под звуки марша, исполненного духовым оркестром. Как дань уважения флотской традиции было вручение экипажу запеченого поросенка на блестящем никелированом подносе. Словом, все было путем, без отступлений от этикета, проводимого ритуала.

   Кажется, мы все успели приготовить и выполнить. Настроение перед выходом в автономку было боевым. Как и ожидалось, не хватило времени на предпоходовый отдых. Ну что ж, отдохнем после похода.

 

avtonomka.org

Подготовка к походу

От того, как личный состав подготовит свой корабль к походу, так этот поход и пройдет. Самая большая нагрузка, конечно же, ложилась на плечи личного состава БЧ-5. Подготовить материальную часть, ЗИПы, аварийно-спасательные средства для борьбы с пожаром и с водой, проверить аппараты ИДА-59, заправить баллончики этих аппаратов кислородом и азотно-гелиево-кислородной смесью, проверить манометры в технической лаборатории, провести тренировки по борьбе за живучесть, получить спирт, — вот далеко не полный перечень мероприятий, которые предстояло выполнить. Наши механики, выполняя все эти виды работ, носились как угорелые, забывая, порой,  даже перекусить. Даже во время обеда офицеры БЧ-5 нашей лодки получали ценные указания от флагманского механика и его помощников. Наблюдать за деятельностью флагмеха Белова в эти минуты было истинным удовольствием. Представьте себе обеденный зал столовой на береговой базе. Вдоль этого зала, на всем его протяжении расставлены столы, за которыми сидят  офицеры подводных лодок. Каждой лодке выделялись отдельные столики, за которыми и рассаживались офицерские кадры в количестве восьми человек. Входя в столовую, Белов начинал движение по направлению к своему столику, расположенному в противоположном конце зала. Геннадий Михайлович  был помешан на гигиене,  руки перед приемом пищи он всегда мыл с мылом очень тщательно, вкладывая в этот процесс весь жар своей души. Некоторым хирургам не грех было-бы поучиться у этого  представителя инженерно-технической  профессии, позавидовать тому фанатизму, с которой производилась обработка рук. Закончив гигиеническую процедуру, Белов доставал из кармана своей тужурки чистейший, наутюженный носовой платок, которым он тщательной вытирал каждый свой пальчик, производя вращательно-круговые движения. Следуя  испытанным маршрутом по обеденному залу и, при этом,  безостановочно вытирая свои руки платком, Белов по ходу своего движения задавал различные вопросы механикам подводных лодок. Поравнявшись с одним из столов, Белов делал легкий наклон в сторону командира БЧ-5, которому  вкрадчиво задавал вопрос специфического характера: «ЗИП сдал?». Затем флагмех, продолжая свое движение без остановки, спрашивал у очередного механика: «Тренировку провел?» У третьего механика Белов интересовался, получил ли тот манометры из проверочной лаборатории. Все это происходило очень деловито и динамично. Белов был весь такой серьезно-сосредоточенный, очень деловой. В его манерах было много утонченности и даже какой-то женственности. Своим поведением Белов веселил нашего командира группы движения Володю Жидкова, который наградил своего начальника прозвищем «ИКД», что в переводе означало – имитация кипучей деятельности. Мне же лично, Белов представлялся неким опереточным персонажем, белокурым принцем, в котором было слишком  много позерства. После эпизода с заклиниванием горизонтальных рулей на подводной лодке «С-381», флагманского механика бригады я не воспринимал всерьез.    Помощниками флагманского механика бригады были капитаны 3-го ранга Нагнибеда и Жестков. Откуда появился первый из них, сказать не могу, а со вторым я уже немного успел послужить на пл «С-166».

     У минера Сережи Световидова также были ответственные задачи по подготовке своей материальной части к походу. Собственно говоря, использование лодочного вооружения и является главной задачей подводной лодки, ради которой штурман прокладывает курс, а механики обеспечивают движение. Все усилия боевых частей и служб подчинены единой цели – обеспечению благоприятных условий для нанесения удара по врагу. Конечно, дизельная лодка 613-го проекта не являлась первой скрипкой среди остальных представительниц подводного флота, но урон противнику могла причинить и она. Минная постановка на морских коммуникациях противника была вполне возможна. Наша лодка в этом походе будет использоваться в минном варианте. Одна из мин будет иметь ядерный боезаряд. Подготовкой БЧ-3 руководит флагманский минер капитан 3-го ранга Покальнис. Важная роль в подготовке оружия отводится минно-торпедной части береговой базы, командиру которой и моему соседу по подъезду Сердюку предстоит серьезная работа в ближайшие дни. Сережа Световидов находился в хороших отношениях с флагманским минером, они даже проживали в одной квартире в доме по улице Садама. Их соседство напоминало мне свои недавние дни, когда я точно также соседствовал на одной жилплощади с семьей Грищенко. В праздничные дни Покальнис и Световидов объединяются семьями и отмечают очередное торжество. На одном из таких «собантуев» удалось поприсутствовать и мне со своей женой. Обстановка за столом была душевная. Покальнис вел себя очень просто, не показывал своим видом, что он большой начальник, рядом с которым сидит его подчиненный в звании лейтенанта. Конечно, во всем соблюдался такт, никакого панибратства не было и в помине.  В заключительной части вечера дело дошло до песен, а поскольку я принес с собой баян, то на нем мне и пришлось подыграть поющней компании. Покальнис расчувствовался и попросил сыграть его любимую песню «По морям, — по волнам». На просьбу флагманского минера я моментально откликнулся и выполнил его заявку, чем привел его в состояние восторга. Странно, — думал я, — судя по фамилии, Покальнис – латыш, а душа у него все-таки русская.   

     Нашему штурману Геннадию Зелюкову помогал готовиться к походу флагманский штурман капитан 3-го ранга Мучкин Евгений Николаевич, которй был опытным специалистом-наставником. Евгений Николаевич был уже не молод. За его плечами многолетняя служба на подводных лодках на должностях штурмана и старпома. В памяти Мучкина отпечатался поход в Албанию в 1959 году, когда албанцам по решению нашего правительства продали подводную лодку. Албанцы стали для Евгения Николаевича именем нарицательным, не слишком хорошие воспоминания были связаны у него с этим народом. Когда флагманский штурман бывал кем-то недоволен, то выражал свое отношение к «нехорошим» людям единственным ругательным словом  — «албанцы». Албанцами Мучкин называл также тараканов (хотя на нашей лодке их не было). В начале своей карьеры Мучкин не собирался становиться флагманским штурманом, заветной мечтой Евгения Николаевича была должность командира подводной лодки. Для того чтобы стать командиром, нужно было какое-то время послужить старпомом, проявить себя с положительной стороны. Но мечте Евгения Николаевича не суждено было осуществиться. Он был очень требовательным старпомом, был зациклен на уставном порядке. На этой почве Мучкин не давал никому пощады, действуя чересчур жестко. Порой он бывал слишком  занудлив, ему явно не хватало гибкости в отношениях с личным составом. В один прекрасный момент личный состав, сильно устав от придирок и деспотизма старпома, подстроил ему одну пакость. У Евгения Николаевича пропал один важный документ под грифом «Секретно». Этот случай навсегда положил конец карьеристским намерениям Мучкина. Он вынужден был  смириться с реальностью и «переквалифицировался» во флагманского штурмана. В этой должности Евгений Николаевич и закончил свою службу. Мы частенько оказывались с Мучкиным наедине во время совместных выходов в море и вели беседы на различные темы. В откровениях флагманского штурмана постоянно присутствовали боль и обида за тот трагический случай, связанный с пропажей документа, стоивший ему командирской карьеры.

-А знаешь, доктор, — обратился как-то ко мне  Мучкин со своими откровениями, — я постоянно анализирую тот случай с утерей секретного документа. И чем больше я думаю на эту тему, тем отчетливее себе представляю, что потерять я его не мог. У меня этот документ украли мои подчиненные, которые не хотели видеть меня командиром. Потерять документ для меня, было практически невозможно, я всегда был слишком педантичен и аккуратен во всем, а уж с секретами особенно. 

В подготовке нашей лодки к дальнему походу принимали участие и другие флагманские специалисты нашего соединения: флагманский связист капитан 3-го ранга Сычев, флагманский РТС капитан 3-го ранга Киричек, флагманский химик капитан 3-го ранга Пышин, флагманский СПС Рубцов. Возможно,  кого-то за давностью лет я упустил из виду, что ж поделать, возможности человеческой памяти не безграничны. Вспоминая специалистов штаба нашей бригады, я хочу сказать, что все  они вели скромный образ жизни, без каких-либо излишеств, в роскоши не утопали. Лишь два штабных специалиста имели личный автотранспорт. Мичман Валентин Попов имел 21-ю «Волгу» белого цвета, а капитан 3-го ранга Киричек  ездил на «Москвиче» болотного цвета. Свои автомобили Попов и Киричек приобрели благодаря заграничным командировкам. У командиров лодок своих машин длительное время не было. Только в конце 1972-го года Владимир Васильевич Богрецов приобрел автомобиль «Москвич», пока его везли на перекладных к месту назначения, «доброжелатели» нацарапали острым предметом крылатое слово из трех букв на левой передней дверце. Но хозяин машины этим актом вандализма не был опечален, отнесся к этому пустяку философски спокойно.                                    

Несколько слов о своей подготовке к дальнему походу. Для того, чтобы не было срывов по причине чьего-либо нездоровья, мне пришлось тщательно проверить личный состав. Надо было исключить все возможные случаи срыва боевой задачи.  Моряки, вызывавшие хоть малейшее сомнение, направлялись на обследование в госпиталь. С помощью флагманского врача Казанчева удалось привлечь госпитальных специалистов к проведению медицинского контроля за состоянием здоровья членов нашего экипажа. Благодаря врачам госпиталя удалось освободить от участия в походе несколько моряков, имевших незначительные нарушения жизненных функций организма. Свободные штатные вакансии были тут же заполнены личным составом с других лодок. Офицерский состав в предпоходовом периоде прошел диспансеризацию. Большое внимание уделялось санации полости рта. В первую очередь пришлось составить список нуждающихся в лечении зубов, эти данные были получены после проведения осмотра стоматолога. Затем был составлен план-график санации зубов. Было потрачено немало сил, чтобы этот план оказался выполнен, приходилось отрывать моряков от выполнения их функциональных обязанностей и водить их в медицинский пункт. Бывали случаи, когда поход отдельных военнослужащих в стоматологический кабинет, нужно было «выбивать» со скандалом. Перед походом всегда возникает куча срочных и неотложных дел, в этом случае лечение зубов, кажется неоправданным расточительством времени. И все-таки поставленную задачу я выполнил. Даже командира мне удалось уговорить. Он панически боялся стоматологического кресла, но сумел преодолеть свой страх и позволил врачу-стоматологу навести порядок в ротовой полости. Еще сложнее было затащить к стоматологу командира БЧ-5 и его подчиненных, в первую очередь, трюмных машинистов. К моменту нашего выхода на боевую службу, все нуждающиеся в санации полости рта были вылечены.

     Каждую свободную минуту я старался проводить с пользой для дела. Я часто бывал в госпитале вместе с химиком-саниструктором Зубаревым. К операциям нас попрежнему допускали неохотно, но подержать в руках крючки, побыть в роли вторых и третьих ассистентов нам разрешали. Коля Зубарев оказался очень смышленым учеником, он как губка впитывал все детали опертивных вмешательств и процесс подготовки к ним. 

     На завершающем этапе подготовки проводилась флюорография органов грудной клетки всему личному составу. Работники продпищеблока и трюмные были обследованы на бактерионосительство. Скрупулезнейшим образом были проверены все медицинские книжки наших моряков, в Балтийске нас ожидала проверка штабом флота, поэтому недочетов в документации не должно было существовать.

     Продовольственные вопросы также пришлось решать по полной программе. Учитывая свои недоработки по подбору ассортимента продуктов, допущенные при подготовке к походу пл «С-381», на этот раз я все старался предусмотреть и упредить негативные последствия самым радикальным методом. Зная нелюбовь личного состава к кашам, желая угодить чаяниям народа, я постарался добыть сверхнормативное  количество картошки. За спирт мне удалось получить около 3-х тонн картофеля, который загрузили в первом отсеке по правому и левому борту, за стеллажами с торпедами. Помимо продуктов автономного пайка мне удалось при содействии командира решить вопрос относительно получения на продовольственном складе бочки соленого сала, а также 2-х бочек селедки. Все эти полезные приобретения настраивали на оптимистическую волну. Ночное чревоугодие, о котором я рассказал несколькими страницами выше, и неизбежное, как приход дня и ночи, было гарантировано и материально подкреплено. С нами в поход направлялись заместитель командира бригады капитан 1-го ранга Зинченко Виктор Михайлович (подпольная кличка «тетя Зина»). Этот добрейший человек заменил Льва Михайловича Жильцова, убывшего к новому месту службы. В качестве второго командира с нами в поход отправился  капитан 2-го ранга Богрецов В.В.  Его мы хорошо знали и уважали. Человек он был горячий, «закипал» очень быстро, мог раскричаться из-за любой ерунды, но был отходчив. С подбором командного состава, нам, определенно, повезло. 

     За два дня до нашего выхода в автономку мы были свидетелями возвращения из похода подводной лодки «С-381». Встреча лодки прошла торжественно под звуки марша, исполненного духовым оркестром. Как дань уважения флотской традиции было вручение экипажу запеченого поросенка на блестящем никелированом подносе. Словом, все было путем, без отступлений от этикета, проводимого ритуала.

   Кажется, мы все успели приготовить и выполнить. Настроение перед выходом в автономку было боевым. Как и ожидалось, не хватило времени на предпоходовый отдых. Ну что ж, отдохнем после похода.

 

avtonomka.org