Мемуары немецких танкистов в северной африке – В Северной Африке — 2. ( 35 фото )

В Северной Африке — 2. ( 35 фото )

        Итальянский Маршал Рудольфо Грациани имел прозвище «убийца туземцев» после своей кампании по умиротворению Ливии задолго до начала боевых действий в Северной Африке. Захваченным туземным вождям связывали руки и ноги, а потом сбрасывали с самолётов с высоты примерно 100 метров прямо на лагеря мятежников. Позднее он использовал ядовитые газы и бактериологическое оружие при попытках умиротворения Эфиопии.
        Ливийские племена ненавидели итальянцев, которые вытеснили их в пустыню с плодородных земель и пастбищ, расположенных вдоль побережья. Кроме того, итальянцы, заподозрив какого-нибудь араба в содействии англичанам, неизменно вешали его на крюк за челюсть. Это было их любимым наказанием. Вот почему кочевники впоследствии оказывали неоценимую помощь союзникам.

       В пустыне между Бенгази и Триполи часто происходили стычки между немецкими и английскими разведывательными группами. Однажды состоялось целое сражение с участием бронетехники — по 3 броневика с каждой стороны.
       Рассказывают, что 2 противоположные партии встретились на побережье в районе Эль-Агейлы и, едва разминувшись на узком участке дороги, промчались рядом друг с другом, вздымая клубы пыли. Британский командир воскликнул: «Разрази меня гром! Вы видели? Это же немцы!».
       Далее 3 британских броневика развернулись и устремились на врага — 1 машина по узкой дороге, а 2 другие справа и слева от неё по пескам. Немецкие разведчики поступили аналогично. Результат был обескураживающим для обеих сторон: в то время, как 2 броневика шли в лобовую атаку, поливая друг друга огнем, 4 фланговых застряли в песке.
      Тогда головные машины вернулись назад, и после передислокации, когда всем удалось выбраться на твердую землю, опять прозвучал сигнал атаки. Ведя огонь из оружия всех калибров, отряды сошлись на параллельных курсах, и затем каждый вернулся на своё старое место — диспозиция восстановилась.
      Так как никому не удалось добиться очевидного успеха, потерь и попаданий в цель наблюдателями зафиксировано не было, командиры решили бой дальше не продолжать, и вернулись в расположения своих войск с чувством исполненного долга.

        Во время осады Эль-Мекили Эрвин Роммель приказал привязать ко всем вспомогательным машинам и к некоторым лёгким итальянским танкам связки деревьев и кустарника на длинных тросах. Итальянские танки шли в первой линии, один за другим, за ними — вспомогательные машины, полевая кухня и штабные машины.
      Связки деревьев и кустарника поднимали огромные облака пыли. Для англичан это выглядело как полномасштабная атака крупных сил. Англичане не только отступали, но и снимали дополнительные силы с других участков обороны. В то же время Роммель атаковал с совершенно другого направления силами германских танковых дивизий. Англичане были полностью дезориентированы и разгромлены.

        Перед первой атакой на Тобрук, начавшейся 30 апреля 1941 года, к Роммелю прилетел Генерал Паулюс, заместитель Гальдера. Визит был вызван тем, что Гальдер был не заинтересован в любых действиях в Африке, которые могли бы потребовать подкреплений за счёт немецких войск, занятых на главном театре военных действий и готовившихся в то время к нападению на Россию.
       Также он испытывал инстинктивное отвращение к склонности Гитлера поддерживать таких динамичных командиров как Роммель, которые не хотели действовать по шаблонам, разработанным Верховным командованием. Генерал Паулюс вылетел в Африку, чтобы «помешать этому солдату окончательно сойти с ума» — так язвительно записал Гальдер в своём дневнике о Роммеле.

       Перед операцией «Баттлекс», начавшейся 15 июня 1941 года, Эрвин Роммель установил свои 88-мм зенитные орудия «Флак-88» за Ю-образными песчаными валами и вкопал их в землю. Причём вкопаны они были настолько глубоко, что ствол возвышался над уровнем песка всего на 30-60см.
       Затем вокруг каждой орудийной позиции был натянут лёгкий тент под цвет песка так, что даже в бинокль невозможно было определить в песке огневые позиции. Когда англичане увидели множество таких песчаных дюн, то это не вызвало у них беспокойства, так как они не знали ни одного германского тяжёлого оружия с таким низким силуэтом.
       Затем Роммель послал свои лёгкие танки в фиктивную атаку на английские позиции. Английские крейсерские танки, почувствовав лёгкую победу, ринулись навстречу, в то время как германские лёгкие танки развернулись и отступили за линию 88мм орудий. Когда дистанция между «Флаками» и танками Союзников сократилась до минимума, ловушка захлопнулась, и орудия открыли огонь.
      Первое сообщение, поступившее от командира танкового батальона по радиотелефону: «Они разносят мои танки на куски», стало и последним донесением. Данная танковая ловушка справедливо была названа английскими солдатами «перевалом адского огня», в одной точке прорыва из 13 танков «Матильда» уцелел лишь 1.

        Если даже 76-мм трофейное орудие было грозой для танков Союзников, то 88-мм орудие вообще стало чем-то невообразимым. Это орудие «Флак-88» было создано фирмой Крупп в 1916 году как зенитная пушка.
        Модель 1940 года тоже считалась зениткой и использовалась в данной роли до того, как Роммель начала использовать их против танков во Франции. Эти орудия были не столь мобильны, как 50-мм, однако их дальность стрельбы была значительно выше. 88-мм орудие посылало свой 10 кг снаряд на дистанцию 3 км с исключительной точностью.
       Например, в бою под Сиди-Омаром, во время битвы «Крусейдер», или как её ещё называют «Битва за Мармарику», в ноябре 1941 года, британский танковый полк потерял 48 из 52 танков. Все они были уничтожены 88-мм орудиями. Ни один из британских танков даже не сумел подойти достаточно близко, чтобы обстрелять немецкие пушки.
       Солдат 9-го уланского полка писал: «Прямое попадание (из 88-мм орудия) напоминало удар огромной кувалды по танку. Снаряд пробивал аккуратное круглое отверстие диаметром около 10 см, в башню врывался вихрь раскалённых докрасна осколков. Такое попадание обычно означало смерть… До самого конца войны 88-мм орудия оставались нашим самым опасным врагом…».

        А.Мурхед о битве за Мармарику вспоминал, что доходило до совершенно анекдотических ситуаций. Например немецкий солдат сидит за рулем английского грузовика с захваченными в плен южноафриканцами, не справляется с управлением на сложном участке трассы и врезается в итальянскую машину, из кузова которой выскакивают новозеландцы и освобождают южноафриканцев.
       Или грузовики с немецкой пехотой в сумерках пристраиваются к британской автоколонне и несколько десятков километров едут бок о бок с неприятелем, пока замечают свою ошибку и скрываются в пустыне.

       Из дневника немецкого ефрейтора О. Зайболда: «21 октября. Мы в Можайске… Приезжает африканская дивизия на машинах, окрашенных в цвет пустыни. Это либо плохой признак, либо признак того, что мы, оставшиеся до Кремля 100 км, всё же преодолеем…».
       Из документов Брянского фронта о действиях севернее Касторного: «Из показаний пленных гитлеровцев узнали, что на этом направлении действуют немецкие и итальянские части. Воюют здесь войска небезызвестного фашистского Генерала Роммеля, спешно переброшенные на советско-германский фронт из Ливии. Стало также ясно, почему против нас в эти дни действовали немецкие танки, окрашенные в жёлтый цвет — цвет песка пустыни…».
       В. Казаков в работе «В битве за Москву» писал: «Ознакомившись с последними разведданными, Рокоссовский установил, что перед фронтом 16-й армии положение за последние дни (10 ноября 1941 года) почти не изменилось. Исключение составляла 5-я танковая дивизия противника. Она прибыла 2 дня назад из Африки…».
       Однако, многие авторы ошибались, когда говорили, что 5-ю танковую дивизию сняли с фронта в Африке, где она никогда не воевала (В Африке была 5-я лёгкая дивизия). На самом деле, командование Вермахта только планировало дать её в помощь Роммелю, но вскоре решило бросить её под Москву. Это не склонило чашу весов в пользу Рейха, но зато лишило Роммеля долгожданного и столь драгоценного подкрепления, в котором он так нуждался.

Учитывая тот факт, что итальянские танки были не пригодны к серьёзным боевым действиям, к 1942 году их называли «самоходными гробами». В узком кругу Роммель заявил, что у него волосы встали дыбом, когда он ознакомился с техникой, которую Муссолини прислал своим войскам.
В «Африканском Корпусе» даже бродила шутка:
Вопрос: Какие солдаты самые смелые в мире?
Ответ: Итальянские.
Вопрос: Почему?
Ответ: Потому что они идут в бой с тем оружием, которое имеют.

      В июне 1942 года, когда 15-я танковая дивизия Роммеля окружила на кряже Аслаг 10-ю индийскую бригаду, бригадный Генерал Бучера, сбежал с 2 индийцами. Они переночевали в разбитом грузовике. На утро они попытались проскользнуть к своим частям.
      Во время поспешного бегства Бучер заметил германскую батарею и понял, что вокруг находятся позиции немецкой артиллерии и беглецы решили спрятаться. Бучер вскоре нашёл окоп и засыпал двух индийцев песком. Для дыхания они использовали камышинку. Потом и сам Генерал спрятался подобным образом.
      Через несколько минут прибыла ещё одна немецкая батарея. Так как бой продолжался, Королевские ВВС атаковали немецкие орудия, и один из артиллеристов спрыгнул в тот же окоп.
         После того как британские самолеты улетели, артиллерист увидел один из башмаков Бучера, торчащий из кучи песка. Он решил забрать их себе, а для этого нужно было откопать предполагаемый труп. Можно только представить себе изумление немца, когда вместо этого он обнаружил вполне живого британского бригадного Генерала! После этого сдались в плен и оба товарища.

        Из-за нехватки танков войска Роммеля часто воевали на трофейных танках. Из мемуров британского офицера: «Мы потеряли танк Пиза — при резком повороте его правый трак и подвеска превратились в кучу отдельных частей. При близком разрыве снаряда мой водитель ударился о крепление орудия и свалился под рычаги с раздробленной челюстью.
      Наступали сумерки. Мы подобрали экипаж сломавшейся машины и помчались назад к условленному месту, где располагался ночной лагерь эскадрона. Едва мы отъехали, к брошенному «А-13» направились 2 немецких «T-III». Гансы тоже любили трофеи.
       Около полуночи немецкая эвакуационная бригада оттащила танк Пиза в мобильную ремонтную часть. Через 5 дней мы увидели его снова — с чёрным крестом на боку и с экипажем, состоящим из солдат «Оси».

        После захвата Тобрука и 33.000 пленных, группа южноафриканских офицеров потребовала, чтобы их поместили в особый лагерь военнопленных, отдельно от цветных.
        Роммель грубо отверг это требование, ответив, что чёрные — тоже солдаты Южно-Африканского Союза. Если они достаточно хороши, чтобы носить форму и сражаться рядом с белыми, они и в плену будут пользоваться равными правами. Вот так вот Союзники ненавидели не только немцев, но и друг друга.

         Во время отступления Союзников в Александрию в 1942 году часть солдат британской батареи попала в окружение и была вынуждена сдаться. Немецкий капитан, державший их в осаде, захватил в плен высокопоставленного британского офицера (этим пленником был Десмонд Юнг, который позже, став бригадным Генералом, написал одну из лучших книг о Фельдмаршале Роммеле).
       Немецкий офицер под дулом пистолета потребовал, чтобы Юнг приказал другим отрядам сдаться и сложить оружие, но Юнг послал его к «чёртовой бабушке». Внезапно пыль взвилась столбом, появилась штабная машина… и из неё вышел сам Роммель.
        Капитан доложил о ситуации. «Лис пустыни» подумал и сказал: «Нет, такое требование подорвёт дух рыцарства и войдёт в противоречие с честными правилами ведения войны». Он приказал своему подчинённому найти другое решение проблемы, а затем предложил Юнгу холодный чай с лимоном из собственной фляги.

          При первом же столкновении 26 ноября 1942 года американских и немецких танкистов во Второй Мировой войне произошёл трагикомический случай. Во время боя 6 американских «Стюартов» получили попадания и сразу вспыхнули. У немцев были подбиты тоже по крайней мере 6 танков «Т-4» и несколько «Т-3» .
          Они либо потеряли гусеницы, либо у них были пробиты жалюзи моторных отсеков. Однако ни один немецкий танк не был уничтожен. Снаряды отскакивали от их брони как горошины. Это озадачило американцев. Но ведь они не знали, что настоящие бронебойные снаряды спокойно лежат в порту, а в танках находятся только учебные болванки.

        Американский танк «Грант» был грозой для немецких танкистов. Не смотря на это, у него было много недостатков, особенно это в большей степени проявлялось в песках Северной Африки.
      Самым большим недостатком были резинометаллические гусеницы. Во время боя на раскалённом песке пустыни выгорала резина, в результате чего разваливалась гусеница, превращая танк в неподвижную мишень.
     Например, советские танкисты, опробовав «Гранты» на песках, окрестили их «братской могилой на шестерых». Примером может послужить рапорт командира 134-го танкового полка Тихончука от 14 декабря 1942 года:
      «Американские танки в песках работают исключительно плохо, беспрерывно спадают гусеницы, вязнут в песке, теряют мощность, благодаря чему, скорость исключительно мала».

      Британцы рассказывали о трофеях после битв в Северной Африке. Мёртвые немцы отдавали им табак, шоколад и консервированные сосиски. Павшие братья по оружию снабжали их сигаретами, джемом и сладостями.
        Итальянские грузовики считались «Джек-потом». Они поставляли им такие деликатесы, как консервированные персики и вишни, сигары, вино «Кьянти» и «Фраскати», газированную воду «Пеллегрино» и даже сладкое шампанское.
      В пустыне, как думают все, не было женщин, хотя это не так — около 200 женщин работало в тыловом госпитале в Дерне. Их умение очень потребовалось германским солдатам в ходе предстоящих боёв. Но это были не единственные женщины в Африке!
      Известен факт того, что в Триполи на Виа-Тассони, дом 4, имелся тыловой бордель Вермахта, который большинство «африканцев» так никогда его и не увидели. Там работали завербованные итальянки, которые соглашались ехать в пустыню, но по рассказам очевидцев, ни одна из них не отличалась красотой.

         В узком кругу близких ему людей, Маршал часто вспоминал критические высказывания Гитлера по поводу того, что Паулюсу следовало бы застрелиться в знак преданности Фюреру, а не сдаться в плен.
       Роммель всегда говорил, что понимает и одобряет действия Паулюса. Если бы приказ Фюрера не отозвал его из Африки, и ему удалось уцелеть в ходе жестоких боёв, он бы как и Паулюс разделил горькую участь своих солдат во вражеском плену:
— Чтобы сдаться в плен вместе со своей армией, требуется куда больше мужества, чем просто пустить себе пулю в лоб.

oper-1974.livejournal.com

Цена победы. Лето 1941 года: Африка

Так исторически сложилось, что события, не касающиеся нашей страны в 1941 году, освещаются либо мало, либо не освещаются вовсе. Между тем, в это время война шла на различных театрах военных действий. Ведущие передачи «Цена победы» радиостанции «Эхо Москвы» Виталий Дымарский и Дмитрий Захаров вспоминают боевые действия, которые велись на территории Африканского континента.

Полностью прочесть и послушать оригинальное интервью можно по ссылке.

В целом, сражения Второй мировой войны отличались высоким накалом, жестокостью, и, как правило, все воспоминания ее участников окрашены в мрачные тона. На фоне всех этих ужасов кампания в Северной Африке, насколько это возможно, выглядит, что ли, более привлекательно для послевоенных поколений. О тех сражениях сохранилось очень много воспоминаний, хотя обе враждующие стороны (Великобритания и Германия с Италией) потеряли в Северной Африке, возможно, даже больше людей и техники, чем на других фронтах.

Тем не менее война в пустыне — это все-таки нечто особое, естественно, с соответствующими погодными условиями: с жутким зноем днем и низкими температурами ночью. Как вспоминал Ханс фон Люк, командир танковой разведки у Роммеля, когда он прибыл в Африку, его поразило, что обмундирование, которое им выдали, было достаточно тяжелым и теплым. Но когда наступила первая пустынная ночь, он понял, что те, кто разрабатывал форму для пустыни, были совершенно правы, потому что было действительно очень холодно.

Северная Африка была важным театром действий Второй Мировой

Потеряться в пустыне — это значит обречь себя на смерть. Это почти то же самое, что выпрыгнуть из самолета над открытым морем и потом надеяться, что ты выживешь. Вероятность этого была крайне невелика. Любые боевые действия почти исключали возможность создания окопа, потому что это либо песчаные барханы, либо каменистый грунт, который рыть практически невозможно. То есть все укрепления строились из мешков, набитых песком, и масса других нюансов.

Очень немаловажная вещь — это доставка бензина, доставка воды и практически всего, что нужно для функционирования военной техники и для существования человека, далеко в пустынные районы. Как только снабжение прерывалось, а, собственно говоря, одной из главных задач противоборствующих сторон было нарушить снабжение, лишившаяся снабжения часть была практически обречена.

Если говорить языком цифр, то ситуация выглядела вот так: 5 января 1941 года генерал Берганзоли сдает 23-й итальянский корпус в Бардии австралийцам — 45 тысяч пленных, 130 танков. Австралийцы потеряли всего 500 человек. Казалось бы, ну, что такое по сравнению с Восточным фронтом 45 тысяч человек? При войне в пустыне это много. 22 января 1941 года Тобрук сдается британским и австралийским войскам: еще 25 тысяч итальянцев, 208 орудий, 87 танков. 12 февраля еще 26 тысяч пленных итальянцев, 200 орудий, 120 танков. Если это суммировать, то уже цифра приближается постепенно к 100 тысячам. И так буквально неделю за неделей, то есть война носила достаточно интенсивный и ожесточенный характер.

Танковое сражение между британцами и немцами в пустыне возле города Тобрук, 27 ноября 1941 года

Возникает вопрос: что, собственно говоря, немцы, англичане забыли в Африке? Ну, не песок же им был нужен или египетские пирамиды и наследие фараонов? Безусловно, нет. Главная задача войны в Африке сводилась к тому, чтобы, ликвидировав одну из противоборствовавших сторон, прорваться на Ближний Восток, туда, где сейчас находятся основные страны-поставщики нефти в большинство стран мира. Ну и, собственно говоря, у Гитлера был один гарантированный источник нефти — это Румыния, поэтому он был крайне заинтересован в нашей бакинской нефти и в ближневосточной нефти.

Заинтересован настолько, что германская разведка вела активную деятельность на территории Ирака, где готовилось восстание для того, чтобы нанести удар англичанам в спину, удар по Египту, ну и, соответственно, прибрать к рукам иракскую нефть. Иракская нефть никогда никому покоя не давала. Ну, а там, дальше, лежали нефтеносные районы нынешней Саудовской Аравии, Арабских Эмиратов, Кувейта и далее по тексту.

В конечном итоге Средиземное море играло огромнейшую роль, как такой плацдарм, как путь фактически ко всем нефтеносным районам, включая и юг Советского Союза. А если бы затея удалась, то есть если бы немцы смяли англичан в Африке, они бы, во-первых, забрали все нефтеносные районы и, во-вторых, как принято говорить, через мягкое подбрюшье вышли бы на наш юг совершенно спокойно, и тогда уже война, для нас в том числе, была бы совсем другой, потому что они бы двинулись спокойно на Азербайджан к той самой нефти и далее по тексту, вышли бы, соответственно, к Волге совершенно с другого направления. То есть война-то была нешуточная, и англичане это прекрасно понимали. И, собственно говоря, накал страстей стал возрастать именно в 1941 году.

Причем, интересно, как работали немцы: они создавали, привлекая к этой работе премьер-министра Ирака, силы, которые должны были нанести удар в спину англичанам; они активно работали в Сирии, и там тоже создавалась антианглийская коалиция, и в Сирии же началась подготовка к формированию Арабского легиона. Основная идея, которая лежала в ходе этой работы немцев с арабами, — это неприятие англичан арабами, ну а, как известно, в любви и на войне все средства хороши. Ну, хотите воевать против англичан — да за ради Бога, мы вас обучим, снабдим (и в Ирак, и в Сирию направлялись немецкие военные советники, соответствующее военное снаряжение и прочее).

Однако надо сказать, что англичане успешно справились с назревавшей проблемой, вот этой сирийско-иракской: восстание в Ираке было подавлено английскими войсками при участии сил «Свободной Франции», которые эвакуировались из Дюнкерка, отказавшись поддерживать фашистский режим маршала Петена, который, как известно, заключил перемирие с Гитлером и, в общем-то, фактически руководил частью оккупированной территории Франции.

При этом на стороне немецких и итальянских войск в Африке и на Ближнем Востоке как раз воевали силы из тех, что остались в армии Виши. То есть французы участвовали и с той стороны, и с другой стороны.

Два британских офицера-танкиста читают итальянскую газету в Северной Африке, январь 1941 года

Что такое Средиземное море? Ну, собственно, небольшая лохань, если рассматривать с географической точки зрения, где, как кость в горле, у немцев и итальянцев была Мальта, потому что через Средиземное море в Африку и на Ближний Восток поставлялось оружие, топливо, боеприпасы, люди. Мальта, естественно, на которой находились английские самолеты, очень досаждала немцам и итальянцам. Они очень хотели ее захватить, но никак не могли подобраться.

Был здесь и стратегический просчет Гитлера: при всем понимании стратегической важности Мальты, он все-таки на нее должного внимания не обращал. У него была такая возможность окружить Мальту и овладеть ею (об этом, кстати говоря, свидетельствуют и немецкие военачальники в своих послевоенных мемуарах), но слишком большого рвения на этом направлении Гитлер не проявлял. Недооценил. А Мальта, действительно, была такой ключевой точкой во всем Средиземноморье, через нее шло все снабжение союзнических войск, а могло идти снабжение войск «оси».

Ко всему прочему, на Мальте сидели бомбардировщики и торпедоносцы, которые методично топили итальянские и немецкие транспорты, которые направлялись в Африку, и тем самым создавали серьезные перебои в снабжении. Кстати говоря, события, которые разворачивались вокруг Ливии и Сирии, происходили за две недели до того, как Гитлер напал на Советский Союз, то есть 8 июня 1941 года. Англичане, чтобы вывести Сирию из игры, предложили ей независимость, чтобы таким образом простимулировать восстание сирийцев от управления вишистской Францией, потому что Сирия в это время как бы находилась под управлением вишистов.

Франция сперва начала против этого протестовать, но толку особого не было. 9 июня, то есть буквально на следующий день, англичане вторглись на 40 миль, где-то на 90 километров, в глубь территории Сирии и Ливана, захватили Тир, нанесли очень существенные потери итальянцам. И очень интересная цифра, обратите внимание, — порядка 2000 убитых, 5000 с лишним раненых и 27 (почти 28) тысяч пропавших без вести. То есть итальянцы очень умело пропадали без вести, когда что-нибудь складывалось не так, как им бы этого хотелось. Соответственно, Сирия после этого была выведена из игры. Войска «Свободной Франции» заняли Дамаск. Вот как развивалась ситуация там.

Кампания в Северной Африке — одна из 10 фатальных ошибок Гитлера

Собственно говоря, что касается войны в Северной Африке, там она шла с переменным успехом и неуспехом, то есть до появления корпуса Роммеля англичане одерживали над итальянцами многочисленные и достаточно бескровные потери. Допустим, захватив у генерала Берганзоли 45 тысяч пленных во время этих боев, австралийцы и англичане потеряли всего 500 человек. Это в январе 1941 года. Или когда они первый раз захватили Тобрук 22 января, взяли в плен 25 тысяч итальянцев при потерях англичан и австралийцах всего в 450 человек.

Возвращаясь к теме стратегического значения Средиземного моря, сошлемся на мнение немецкого авторитета, генерал-фельдмаршала Альберта Кессельринга. В своих даже не столько воспоминаниях, сколько в размышлениях об итогах Второй мировой войны он пишет, что если бы Гитлер серьезнее отнесся к Средиземноморью, если бы он дал Роммелю то подкрепление, которое тот просил, и Роммель выполнил бы те военные задачи, которые перед ним стояли, то, опять же, по мнению Кессельринга, весь ход Второй мировой войны мог бы пойти совершенно по другому сценарию. Во всяком случае, по оценке западных военачальников и военных историков, Средиземноморье, включая, естественно, Северную Африку, было одним из ключевых пунктов, точек Второй мировой войны, и если бы сражения там повернулись в пользу Гитлера, то, может быть, и вся бы война пошла по другому сценарию.

Думается, она могла бы идти если не бесконечно долго, то очень долго, потому что у Гитлера были бы неиссякаемые запасы нефти и выходы на Турцию. Нельзя забывать, что такие стратегические пункты как Мальта (о ней мы уже говорили), Гибралтар, Суэцкий канал оставались в руках британцев. Заполучи Гитлер хотя бы Суэцкий канал вместе с Гибралтаром, что тогда было бы со всем южным флангом? Абсолютный контроль. И, опять же, возможность броска через Турцию в Армению. И далее везде. Вариантов масса, и фронт принял бы совершенно другие очертания.

Не говоря уже о том, что были некие прогитлеровские мятежи, ведь население этих средиземноморских стран, в первую очередь. арабских, не было настроено ни в одну, ни в другую сторону. Во всяком случае, никакого сопротивления «оси» они бы не оказывали, а с легкостью перешли бы на сторону немецко-итальянских войск.

Тот же Кессельринг пишет, что можно с уверенностью предположить, что большинство из этих государств (Балканы, Турция, арабские страны) стало бы на сторону Германии, так как это представляло для них определенный военный, политический и экономический интерес, а Великобритания таким образом лишилась бы основы своего владычества в этом регионе.

«Лис пустыни» Эрвин Роммель, 1941 год

По воспоминаниям Ханса фон Люка, танкового разведчика Роммеля, арабы, бедуины, самые разные, принимали их как освободителей от английского гнета, и формирование Арабского легиона в Сирии было вещью абсолютно реальной. А если бы туда стали притекать как бы произвольно дополнительные силы, это был бы достаточно значительный фактор влияния на события.

Объясним, почему. Фон Люк пишет, что когда они где-то передвигались и натыкались на бедуинов, те с абсолютной точностью говорили, где находятся в этот момент немецкие войска, хотя они были в десятках километров, и где в этот момент находятся англичане, потому что дети пустыни прекрасно ориентировались, у них была отлажена коммуникативная система. И если бы такая сила оказалась на стороне Роммеля, то война в пустыне для англичан намного бы осложнилась. Надо сказать, что масштабы этой войны были весьма серьезны, потому что начиная с 1941 года численность британской авиации в Африке достигла тысячи самолетов. Соответственно, Роммель тоже начал наращивать свою авиационную группировку. Немало техники было и у итальянцев, которую, правда, они быстро и достаточно бездарно теряли.

Вообще, итальянцы сыграли «замечательную» роль в поражении войск «оси». Опять же, по разным оценкам. Например, у фон Люка был преданный итальянский батальон, который сражался настолько отчаянно, что через несколько недель боев от него осталось 12 человек. Но в то же время стоит отметить, что Гитлер пошел в Северную Африку именно потому, что итальянцы не справлялись с теми задачами, которые они ставили даже, в общем-то, перед собой, а не перед всем этим фашистским альянсом.

Итальянцы воевали в Африке еще с середины 30-х, поскольку у них были колонии, и воевали, пока там не появились англичане, вполне успешно. Но боевые действия разворачивались не только в Египте, в Сирии, в Триполитании, как она тогда называлась. Собственно говоря, итальянцы еще стремились удержать Эфиопию, Сомали, и снизу, со стороны Восточной Африки, их стали подпирать английские войска вместе с южноафриканскими, а сверху, то бишь со стороны Египта, та группировка англичан, которая там была. И относительно небольшими силами они быстро раздавили итальянскую группировку в Эфиопии и Сомали, таким образом расширив свой плацдарм, и в Эфиопии императором стал Хайле Селассие.

Муссолини, пойдя в Африку, был самоуверен и, в общем-то, запросил у Гитлера помощи уже много позднее, в 1941 году, когда итальянские войска почти кончились (их десятками тысяч брали в плен и увозили).

Еще несколько слов по поводу итальянцев. Фон Люк писал, что в отличие от русских и немцев, которые продолжают сопротивляться в абсолютно безнадежной, бессмысленной ситуации, итальянцы, англичане или американцы перестают вести боевые действия, когда понимают, что война бессмысленна. Рациональный подход, правда?

Боевое крещение армия США получила в Северной Африке

Что же Роммель? Конечно же, он прославился как великолепный военачальник. Почему же тогда проиграл в Северной Африке? Здесь, в общем-то, виновата ставка Гитлера: он сам недооценил значение североафриканского театра и, может быть, не мешал Роммелю, но и не помогал ему. Там были достаточно сложные и неоднозначные ситуации, когда Роммеля то отзывали из Африки, то возвращали обратно.

Есть мнение, что активные действия в Африке долгое время мешали открытию второго фронта. С одной стороны, это действительно так, а с другой, — это и был второй фронт, поскольку там к англичанам присоединились американцы, которые в Северной Африке получили боевое крещение. То есть тот военный опыт, который американская армия там приобрела, сгодился потом при реалии второго фронта, при высадке в Нормандии.

Бои там шли нешуточные. Была такая ситуация: зимой 1941 года шла достаточно большая группа итальянских бомбардировщиков под прикрытием истребителей бомбить британские войска, и английские бомбардировщики, уже отработавшие, сбросившие бомбы, взяли на себя несвойственную им функцию истребителей и вступили в бой и с истребителями итальянскими, и с бомбардировщиками и нанесли им достаточный ущерб. И такие вещи там происходили буквально каждый день. Опять же, об интенсивности воздушной войны говорит хотя бы такая фигура, как Ханс-Йоахим Марсель, этот «enfant terrible» немецкой авиации, который за полтора, даже меньше, года войны в Африке сбил 158 английских самолетов.

diletant.media

Читать книгу «Тигры» в грязи. Воспоминания немецкого танкиста

«Тигры» в грязи. Воспоминания немецкого танкиста

Посвящается моим боевым товарищам из 2-й роты 502-го батальона тяжелых танков, дабы почтить память тех, кто погиб, и напомнить оставшимся в живых о нашей бессмертной и незабвенной дружбе.

Предисловие

Свои первые записи о том, что мне пришлось испытать на фронте, я делал исключительно для тех, кто воевал в составе 502-го батальона «тигров». Вылившись в конце концов в эту книгу, они оказались оправданием германского солдата с передовой. На немецкого солдата возводили напраслину открыто и систематически, намеренно и по случаю с 1945 года как в Германии, так и за рубежом. Общество, однако, вправе знать, каковой была война и каковым простой германский солдат на самом деле!

Однако более всего эта книга предназначена для моих бывших боевых товарищей танкистов. Она задумана для них, как напоминание о тех трудных временах. Мы делали точно то же самое, что и наши товарищи по оружию во всех прочих родах войск, — выполняли свой долг!

Я смог запечатлеть события, составившие главную суть повествования, боевые операции между 24 февраля и 22 марта 1944 года, потому что мне удалось сохранить после войны соответствующие донесения дивизии и корпуса. Их мне тогда предоставили в распоряжение, и я отправил их домой. В качестве подспорья для моей памяти у меня оказались и обычные официальные документы для всех прочих случаев.

Отто Кариус

По зову Родины

«Что они думают делать с этой мелочевкой… вот что я тоже хотел бы знать», — сказал один из карточных игроков. Они сгрудились, водрузив на колени чемодан, и в попытке сделать свое отбытие не таким тягостным, коротали время за картами.

«Что они думают делать с этой мелочевкой…» — донеслось до меня. Я стоял у окна купе и смотрел назад, на горы Хардт, в то время как поезд отстукивал километры в восточном направлении через равнинную местность Рейна. Казалось, это судно покинуло безопасный порт, плывя в неизвестность. Время от времени я все еще удостоверивался в том, что мое призывное свидетельство лежит в кармане. На нем значилось: «Позен, 104-й запасной батальон». Пехота, царица полей!

Я был белой вороной в этом кругу и, пожалуй, не мог никого винить за то, что меня не воспринимали всерьез. Собственно говоря, это было вполне понятно. Мою кандидатуру дважды отклоняли после вызова: «В настоящее время не годен к действительной службе в связи с недостаточным весом»! Дважды я глотал и тайком вытирал горькие слезы. Господи, там, на фронте, никто не спрашивает, какой у тебя вес!

Наши армии уже пересекли Польшу беспрецедентным победным маршем. Всего несколько дней назад и Франция стала ощущать парализующие удары нашего оружия. Мой отец был там. В начале войны он снова надел военную форму. Это означало, что у моей матери теперь будет совсем мало дел по хозяйству, когда ей позволят вернуться в наш дом на границе. А мне впервые пришлось самостоятельно отмечать свое 18-летие в Позене. Только тогда я осознал, сколь многим обязан родителям, которые подарили мне счастливую юность! Когда я смогу вернуться домой, сесть за пианино или взять в руки виолончель или скрипку? Всего несколько месяцев назад я хотел посвятить себя изучению музыки. Потом передумал и увлекся машиностроением. По этой же причине я пошел добровольцем в армию по специальности «противотанковые самоходные установки». Но весной 1940 года им совсем не нужны были добровольцы. Меня определили пехотинцем. Но и это было неплохо. Главное, что я принят!

Через некоторое время в нашем купе стало тихо. Нет сомнения, каждому было о чем подумать: мысли ворохом роились в голове. Долгие часы нашего путешествия конечно же давали для этого самую благоприятную возможность. К тому времени, как высадились в Позене на затекших ногах и с болью в спине, мы были вполне счастливы, что лишились этого времени для самоанализа.

Нас встретила группа из 104-го запасного пехотного батальона. Нам приказали идти в ногу и привели в гарнизон. Бараки для срочнослужащих конечно же не блистали роскошью. Помещение казармы было недостаточно просторным, и помимо меня там находилось еще сорок человек. Некогда было размышлять о высоком долге защитника отечества; началась борьба со старожилами за выживание. Они смотрели на нас, как на надоедливых «чужаков». Мое положение было практически безнадежным: безусый юнец! Поскольку только густая щетина была явным признаком настоящей возмужалости, мне пришлось держать оборону с самого начала. Зависть со стороны других по поводу того факта, что я обходился бритьем всего раз в неделю, только усугубляла положение.

Наша подготовка вполне соответствовала тому, чтобы действовать мне на нервы. Я часто думал о своем университете имени Людвига Максимилиана, когда муштра и построения доходили до критической точки или когда мы барахтались в грязи на территории учебного полигона во время учений на местности. Для чего нужна такая тренировка, я узнал позднее. Мне пришлось неоднократно использовать приобретенные в Позене навыки, чтобы выбираться из опасных ситуаций. Впрочем, проходило всего несколько часов, и все страдания бывали забыты. От ненависти, которую мы испытывали по отношению к службе, к нашим начальникам, к нашей собственной тупости в ходе подготовки, вскоре не осталось и следа. Главное, все мы были убеждены, что все, что мы делали, имело определенную цель.

Любая нация может считать, что ей повезло, если у нее есть молодое поколение, которое отдает стране все силы и так самоотверженно сражается, как это делали немцы в обеих войнах. Никто не вправе упрекнуть нас уже после войны, даже при том, что мы злоупотребляли идеалами, которыми были переполнены. Будем надеяться, что нынешнее поколение окажется избавлено от того разочарования, которое было уготовано испытать нам. А еще лучше, если бы наступило такое время, когда ни одной стране не понадобилось бы никаких солдат, потому что воцарился бы вечный мир.

Моей мечтой в Позене было завершить начальную подготовку пехотинца и при этом благоухать, как роза. Эта мечта вылилась в разочарование главным образом из-за пеших маршей. Они начались с пятнадцати километров, возрастали на пять километров каждую неделю, дойдя до пятидесяти. Неписаным правилом было, чтобы всем новобранцам с высшим образованием давать нести пулемет. По-видимому, они хотели испытать меня, самого маленького в подразделении, и узнать, каков предел моей силы воли и способен ли я успешно выдержать испытание. Неудивительно, что, когда я однажды вернулся в гарнизон, у меня было растяжение связок и гноящийся волдырь, размером с небольшое яйцо. Я был не в состоянии далее демонстрировать свою доблесть пехотинца в Позене. Но вскоре нас перебросили в Дармштадт. Близость к дому вдруг сделала жизнь в казармах не такой тягостной, а перспектива увольнения в конце недели дополнительно скрасила ее.

Думаю, что я повел себя довольно самоуверенно, когда однажды командир роты стал отбирать двенадцать добровольцев для танкового корпуса. Предполагалось брать только автомехаников, но с благожелательной улыбкой мне разрешили присоединиться к дюжине добровольцев. Старикан был, вероятно, рад избавиться от недомерка. Однако я не вполне осознанно принял решение. Мой отец разрешил мне поступать в любой род войск, даже в авиацию, но категорически запретил танковые войска. В мыслях он, вероятно, уже видел меня горящим в танке и терпящим ужасные муки. И, несмотря на все это, я облачился в черную форму танкиста! Однако никогда не сожалел об этом шаге, и, если бы мне снова пришлось стать солдатом, танковый корпус оказался бы моим единственным выбором, на этот счет у меня не было ни малейшего сомнения.

Я опять стал новобранцем, когда пошел в 7-й танковый батальон в Файингене. Моим танковым командиром был унтер-офицер Август Делер, громадный мужчина и хороший солдат. Я был заряжающим. Всех нас переполняла гордость, когда мы получили свой чехословацкий танк 38(t). Мы чувствовали себя практически непобедимыми с 37-мм орудием и двумя пулеметами чехословацкого производства. Мы восхищались броней, не понимая еще, что она для нас лишь моральная защита. При необходимости она могла оградить лишь от пуль, выпущенных из стрелкового оружия.

Мы познакомились с основами танкового боя на полигоне в Путлосе, в Гольштейне, куда отправились на настоящие стрельбы. В октябре 1940 года 21-й танковый полк был сформирован в Файингене. Незадолго до начала русской кампании он вошел в состав 20-й танковой дивизии, во время учений на полигоне в Ордурфе. Наша подготовка состояла из совместных учений с пехотными частями.

Когда в июне 1941 года нам выдали основное довольствие в виде неприкосновенного запаса, мы поняли: что-то должно произойти. Высказывались разные предположения о том, куда нас собирались перебросить, пока мы не двинулись в направлении Восточной Пруссии. И хотя крестьяне Восточной Пруссии нашептывали нам то одно, то другое, мы все еще верили, что посланы на границу для поддержания безопасности. Эта версия была иллюзией, сформировавшейся во время нашей подготовки в Путлосе, где мы тренировались на танках, передвигающихся под водой, поэтому склонны думать, что нашим противником станет Англия. Теперь мы были в Восточной Пруссии и уже больше не мучились неопределенностью.

Мы выдвинулись к границе 21 июня. Получив директиву о сложившейся ситуации, мы наконец узнали, какая нам отводится роль. Каждый изображал ледяное спокойствие, хотя внутренне все мы были чрезвычайно возбуждены. Напряжение становилось просто невыносимым. Наши сердца готовы были вырваться из груди, когда мы услышали, как эскадрильи бомбардировщиков и пикирующих бомбардировщиков «Штука» с гулом пронеслись над нашей дивизией в восточном направлении. Мы располагались на краю леса, к югу от Кальварьи. Наш командир установил на своем танке обычный радиоприемник. По нему мы услышали официальное объявление о начале русской кампании за пять минут до времени «Ч». За исключением нескольких офицеров и унтер-офицеров, никто из нас еще не участвовал в боевых действиях. До сих пор мы слышали настоящие выстрелы только на полигоне. Мы верили в старых вояк, имевших Железные кресты и боевые знаки отличия, а они сохраняли полную невозмутимость. У всех прочих не выдерживал желудок и мочевой пузырь. Мы ждали, что русские откроют огонь с минуты на минуту. Но все оставалось спокойным, и, к нашему облегчению, мы получили приказ атаковать.

По стопам Наполеона

Мы прорвались через пограничные посты юго-западнее Кальварьи. Когда после 120-километрового марша по дороге к вечеру мы достигли Олиты, уже чувствовали себя ветеранами. И все равно испытали радость, когда, наконец, остановились, поскольку наши чувства во время марша были обострены до предела. Мы держали оружие наготове; каждый находился на своем посту.

Поскольку я был заряжающим, у меня оказалась самая невыгодная позиция. Мне не только не было ничего видно, но я даже не мог носа высунуть на свежий воздух. Жара в нашей машине стала почти невыносимой. Каждый амбар, к которому мы приближались, вызывал у нас некоторое оживление, но все они оказывались пустыми. С необыкновенным любопытством я ожидал, что расскажет об увиденном командир нашего танка. Нас взбудоражило его сообщение о первом увиденном им мертвом русском, с волнением мы ожидали первого боевого контакта с русскими. Но ничего подобного не случилось. Поскольку наш батальон головным не был, могли предполагать такой контакт только в том случае, если авангард будет остановлен.

Мы без происшествий достигли первой цели нашего движения в тот день — аэродрома в Олите. Счастливые, скинули с себя пропыленную форму и были рады, когда, наконец, нашли воду, чтобы как следует помыться.

— Совсем неплохо здесь воевать, — сказал со смешком командир нашего танка унтер-офицер Делер после того, как в очередной раз вытащил голову из бадьи с водой. Казалось, этому умыванию не будет конца. За год до этого он был во Франции. Мысль об этом придала мне уверенности в себе, ведь я впервые вступил в боевые действия, возбужденный, но и с некоторой боязнью.

Нам буквально приходилось откапывать свое оружие из грязи. В случае настоящего боя из него мы не смогли бы стрелять. Мы вычистили все до блеска и предвкушали ужин.

— Эти летуны тут славно поработали, — заметил наш радист, чистивший оружие. Он смотрел, в сторону края леса, где русские самолеты были застигнуты на земле во время первых налетов люфтваффе.

Мы сняли с себя форму и испытывали такое чувство, будто заново родились. Невольно мне вспомнились картинки с сигаретных пачек, которые мы увлеченно собирали годами, и в частности одна из них: «Бивак на вражеской территории».

Вдруг над нашими головами разнесся гул.

— Черт побери! — ругнулся наш командир.

Он лежал рядом со мной в грязи. Но рассердил его не огонь противника, а моя неуклюжесть: я лежал на сухарях из его армейского пайка. Это было какое-то неромантичное боевое крещение.

Русские все еще находились в лесной чаще, окружавшей аэродром. Они собрали свои разрозненные подразделения после первоначального шока того дня и открыли по нас огонь. Прежде чем осознали, что происходит, мы уже снова были в своих танках. А потом вступили в свой первый ночной бой, будто из года в год только этим и занимались. Я был удивлен тем, какое спокойствие овладело всеми нами, как только мы осознали всю серьезность того, что делали.

Мы чувствовали себя почти бывалыми солдатами, когда на следующий день пришли на помощь в танковом сражении у Олиты. Мы оказывали поддержку при форсировании реки Неман. Нам почему-то было приятно осознавать, что наши танки не были такими же, как у русских, несмотря на небольшие собственные потери.

Наступление продолжалось без помех. После овладения Пилсудским трактом оно продолжалось в направлении Вильно (Вильнюса. — Пер.). После взятия Вильно 24 июня мы чувствовали гордость и, пожалуй, некоторую самоуверенность. Мы считали себя участниками значительных событий. Мы почти не замечали, насколько были вымотаны напряженным маршем. Но только когда останавливались, тут же валились с ног и засыпали как убитые.

Мы особенно не задумывались о том, что происходило. Разве могли мы остановить это наступление? Немногие, пожалуй, обращали внимание на тот факт, что мы двигались той же дорогой, по которой шел когда-то великий французский император Наполеон. В тот же самый день и час 129 лет назад он отдал точно такой же приказ о наступлении другим солдатам, привыкшим к победам. Было ли это странное совпадение случайным? Или же Гитлер хотел доказать, что он не сделает тех же ошибок, что и великий корсиканец? Во всяком случае, мы, солдаты, верили в свои способности и в удачу. И хорошо, что не могли заглянуть в будущее. Вместо этого у нас была только воля рваться вперед и завершить войну как можно скорее.

Нас повсюду восторженно встречало население Литвы. Здешние жители видели в нас освободителей. Мы были шокированы тем, что перед нашим прибытием повсюду были разорены и разгромлены еврейские лавочки. Мы думали, что такое оказалось возможно только во время «хрустальной ночи» в Германии. Это нас возмутило, и мы осудили ярость толпы. Но у нас не было времени долго размышлять об этом. Наступление продолжалось беспрерывно.

До начала июля мы занимались разведкой и стремительно продвигались к реке Дюна (Двина, Даугава). У нас был приказ: двигаться вперед, вперед, и только вперед, днем и ночью, сутки напролет. От водителей требовалось невозможное. Вскоре я уже сидел на месте водителя, чтобы дать пару часов отдыха нашему вымотанному товарищу. Если бы хоть не было этой невыносимой пыли! Мы обмотали тканью нос и рот, чтобы можно было дышать в облаках пыли, повисшей над дорогой. Мы уже давно сняли с брони смотровые приборы, чтобы хоть что-то видеть. Мелкая, как мука, пыль проникала повсюду. Наша одежда, пропитанная потом, прилипала к телу, и толстый слой пыли покрывал нас с головы до пят.

При достаточном количестве хоть сколько-нибудь пригодной для питья воды положение было бы более или менее сносным, но пить запрещалось, потому что колодцы могли быть отравлены. Мы выпрыгивали из машин на остановках и искали лужи. Сняв зеленый слой с поверхности лужи, смачивали водой губы. Так мы могли продержаться немного дольше.

Наше наступление шло в направлении Минска. Мы завязали бои к северу от города. Было первое крупное окружение, была форсирована Березина, и наступление продолжилось на Витебск. Темп движения не снижался. Теперь уже возникали проблемы с поддержанием бесперебойного снабжения. Пехотные подразделения не поспевали, как ни старались. Никого не волновали районы по обе стороны автострады.

А там прят

www.bookol.ru

Британское наступление в Северной Африке. Я был адъютантом Гитлера

Британское наступление в Северной Африке

23 октября началось ожидаемое Роммелем английское наступление в Северной Африке. Командовал им генерал Монтгомери. Вел он его силами, вдвое превышавшими силы армии Роммеля, с большим количеством танков «Шерман». Гитлер положение критическим не считал, полагая, что Роммель имеет настолько укрепленные позиции, что они выдержат даже удары превосходящего противника. Фельдмаршал срочно возвратился из отпуска, в который отправился после встречи с фюрером, и пришел в ужас от того, что нашел на месте. Итальянские войска почти рассеялись и исчезли. Немецкие соединения отбили английские атаки, но ликвидировать некоторые вклинения не смогли. 2 ноября Монтгомери продолжил наступление. Он снова ударил мощным танковым кулаком, и ему удалось прорвать линию немецкого фронта.

Роммель испытывал большие трудности из-за отсутствия снабжения для ведения таких боев. У него не было ни горючего, ни достаточного количества боеприпасов. 3 ноября до Гитлера дошел его призыв о помощи. Роммель сообщал: армия его несет большие потери, противник же, успешно продвигаясь вперед, захватывает большую территорию. В ответной телеграмме фюрера говорилось: никакой иной мысли, кроме как выдержать, и быть не может; Роммелю – стоять, где стоит, не отступать ни на шаг, а сам он позаботится о наибыстрейшей подброске новых соединений.

Однако Роммель уже решил без согласия ОКВ отвести свою армию. Когда Гитлер 3 ноября стал разбираться с произошедшим, он констатировал: фельдмаршал начал отступление, не дожидаясь ответа. Фюрер очень разгневался и счел, что все это случилось по недосмотру штаба оперативного руководства вермахта. Но Шмундт сумел его успокоить, так что до более или менее серьезного наказания невиновных дело не дошло. Правда, ненадолго попал в немилость Варлимонт, а дежурный офицер, один майор запаса, был разжалован. Но сам Роммель, не в последнюю очередь из-за некорректных донесений, значительную часть своей славы потерял. Его тактика привела к тому, что за несколько месяцев вся Северная Африка была сдана.

Однако события на Европейском театре военных действий обострились до такой степени, что Гитлер стал уделять Северной Африке совсем немного внимания.

Поделитесь на страничке

Следующая глава >

biography.wikireading.ru

танки вермахта PzKpfw III в Африке

Появление немецких войск в Северной Африке казалось невероятным, тем не менее, после разгрома войсками Уэйвеллом в конце 1940-начале 1941 г. итальянцев они там появились. Гитлер решил оказать помощь своему союзнику Муссолини, но ограниченные ресурсы Германии не позволили направить в Африку достаточно большое количество войск. Командование африканским корпусом принял бывший командир 7-й танковой дивизии, генерал-лейтенант Эрвин Роммель. Под его началом в Африке находились два танковых полка — 5-й из 5-й легкой механизированной дивизии и 8-й из 15-й танковой дивизии. Роммель обнаружил слабость английских позиций у Мерса-Брега и атаковал их 30 марта 1941 г. Неожиданный удар имел полнейший успех: перед англичанами встал вопрос не только об эвакуации из района Бенгази, но и из всей Киренаики, удержать им удалось только Тобрук. К 13 апреля ведомые Роммелем немецкие и итальянские войска вышли к египетской границе и захватили стратегический перевал Халфая.

Штурм Тобрука начался 19 апреля. Австралийская пехота пропустила через себя немецкие танки PzKpfw III и отсекла от них двигавшиеся следом за танками подразделения. «Тройки» попали под огонь с флангов, который вели «Крейсеры» эскадронов «В» и «С» 1-го королевского танкового полка и танков «Матильда» эскадрона «D» 7-го королевского танкового полка. Немцы потеряли несколько танков и были вынуждены отступить. Бои отличались высокой интенсивностью: так, в конце апреля за три дня из 36 танков 5-го полка 5-й дивизии боеспособными осталось только 12; 14 поврежденных машин позже удалось отремонтировать, а остальные были потеряны безвозвратно.

Боевые действия июнь 1940 — март 1941	Северо-Африканские кампании 1940-1943 гг.

Поздним утром 15 мая «Матильдам» из эскадрона «С» 4-го королевского танкового полка удалось отбить перевал Халфая. Роммель приказал вернуть перевал, и 27 мая не менее 160 танков, сведенных в три боевые группы, атаковали перевал. В первых рядах шли германские танки PzKpfw III. Перед глазами командиров девяти «Матильд» предстало фантастическое зрелище наступающих десятков танков. Экипажи немецких танков посылали в сторону противника снаряд за снарядом, однако 37-мм и 50-мм снаряды отскакивали от толстой брони «Матильд». В отличие от французских танков Char В, английские танки второй мировой войны не имели по бортам уязвимых решеток радиаторов, а их ходовая часть защищалась броней, из-за чего попасть в гусеницу было труднее. В башне английского танка размещалось три члена экипажа, а не один, как на французском, поэтому в бою «Матильда» оказалось гораздо эффективней Char В. По скорострельности и точности огня «Матильды» не уступали танкам вермахта PzKpfw III, зато снаряды двухфунтовой английской пушки пробивали броню немецких танков с расстояния 450…700 м. Первыми стали гореть и взрываться от стрельбы английских танкистов «панцеры», идущие в голове «клина», но это не остановило наступающих, хотя один танковый батальон отошел за пределы досягаемости пушек «Матильд». Три «Матильды» покинули перевал, а шесть английских танков так и остались на Халфая, поскольку их гусеницы разбили снаряды.

Нажмите на фотографию танков для увеличения
Подбитые немецкие танки в районе Тобрука, ноябрь 1941 г.	Немцы осматривают подбитый английский танк M3 «Ли» («Грант»), 1942 г.	Немцы осматривают захваченный английский танк Matilda, 1942 г.

Подобного сражения не было еще в истории панцерваффе, Роммель пребывал в гневе от того, что моральная победа осталась за англичанами. Неудачливого командира батальона, решившего отвести свои танки, отдали под суд; среди экипажей немецких танков распространилась уверенность в неуязвимости «Матильд». Единственным эффективным средством борьбы с этими английскими танками являлись 88-мм зенитные орудия. Однако пушки «восемь-восемь» пользовались очень большим спросом и для восстановления баланса в Африку было решено направить истребители танков.

Нажмите на фото танка для увеличения
Уничтоженный в Северной Африке немецкий танк Pz.Kpfw. III, август 1942 года	Поврежденный танк вермахта Pz.Kpfw. IV, июнь 1942	Английский танк «Матильда» подбит 88-мм зенитным орудием, декабрь 1941, Тобрук.

В июне англичане предприняли первую попытку снять блокаду Тобрука; 15 июня в ходе операции «Бэттлекс» им удалось захватить Форт-Капуззо. На следующий день подразделения 15-й панцердивизии предприняли контратаку, которую отбили эскадроны «А» и «В» 7-го королевского танкового полка. Дивизия потеряла 50 из 80 боевых машин, принимавших участие в бою. Командир 15-й панцердивизии хорошо помнил, что случилось с его коллегой, не сумевшим выполнить поставленную в бою за перевал Халфая задачу; он провел перегруппировку оставшихся в его распоряжении танков и нанес удар в обход Капуззо, надеясь отсечь его гарнизон от основных сил англичан. И вновь немцев остановили английские танки, на сей раз — «Матильды» эскадрона «В» 4-го королевского танкового полка. В этих боях приняли участие немецкие танки PzKpfw III, вооруженные 60-калиберными 50-мм пушками (первое появление таких танков в Северной Африке отмечено во время боев на укрепленной линии Газала). Длинноствольная пушка оказалась эффективнее двухфунтовых орудий «Матильд», танкисты Роммеля получили возможность расстреливать английские танки, находясь вне пределов эффективного радиуса действия двухфунтовых пушек.

Нажмите на фото бронетехники для увеличения
Погибший танкист и подбитый танк вермахта Pz.Kpfw. III, Эль-Аламейн, октябрь 1942 года	Подбитые в Северной Африке танк Германии Pz.Kpfw. III и StuG III	Итальянский танк M13/40 в Северной Африке

Южнее Капуззо 5-я легкая механизированная дивизия вела успешные бои с «Крейсерами» 7-й английской танковой бригады (2-й и 6-й королевские танковые полки). Наступательный потенциал дивизии в значительной степени ослабили английские противотанковые пушки у Хафид-Ридж, однако немецкие танкисты все же предприняла вылазку с целью разгромить «Крыс Пустыни» во встречном бою. В этом сражении новейшие танки «Крусейдер» 6-го королевского танкового полка выходили из строя потрясающими темпами. Немцы устремились на север, к побережью Средиземного моря; англичане в Форт-Капуззо оказались в западне. Спасительный коридор для окруженных пробили два эскадрона «Матильд», которые и удерживали его свободным в течении дня, ведя бой с двумя немецкими дивизиями. В ходе танковых боев англичане вывели из строя более 100 танков противника, но только 12 из них пришлось списать, а остальные были отремонтированы. Собственные потери британцев составили 91 танк, часть из них имела лишь незначительные повреждения, которые могли быть легко исправлены, однако команды на их эвакуацию так и не поступило. В то время англичанам было не до эвакуации подбитых машин.

На переднем плане — британский танк Crusader

Следующая попытка деблокады Тобрука пришлась на ноябрь. Размах операции «Крусейдер» был куда больше, чем предыдущей: в «Крусейдере» задействовали три бронетанковых (4-ю, 7-ю и 22-ю) и две танковых (1-ю и 32-ю) бригады. 756 английским танкам противостояло 320 немецких и итальянских «панцеров». Роммель свел две своих танковых дивизии (5-я легкая панцердивизия к этому времени стала 21-й танковой) в единый кулак, а англичане опять распылили танковые бригады, каждой ставилась отдельная задача. Результат различных подходов к использованию танков сказался уже в первые дни английского наступления: 7-я бронетанковая бригада остановилась, а 4-я и 22-я были разбиты и рассеяны. От полного разгрома англичан спасло упорное желание Роммеля двигаться в глубь Египта, наступление это развивалось неудачно для немцев, и скорее действовало на нервы английскому командованию, нежели создавало реальную угрозу. Пока Роммель занимался Египтом, защитники Тобрука получили время на реорганизацию обороны. От Тобрука отводились немецкие и итальянские части, после того как с периметра осады был снят XIII корпус — угроза эвакуации Киренаики отпала. В боях англичане лишились 187 машин, державы Оси — примерно 300. Немцы теряли технику не только от огня английских танков, хорошо зарекомендовали себя противотанковые ружья, которые поражали «панцеры» через смотровые щели и открытые люки, танки вермахта выходили из строя из-за несовершенства воздушных фильтров.

Английские танки «Crusader» в Северной Африке и отдыхающие танкисты, 1942 год	Англичане осматривают подбитые танки вермахта PzKpfw IV, 1941 год	Эль-Аламейн, ноябрь 1942 года, британский танк   «Crusader»

Свою замечательную гибкость Роммель продемонстрировал в январе 1942 года — получив небольшое количество новых танков, он неожиданно вспорол фронт, стабилизировавшийся в окрестностях Газалы. После этой операции обе стороны стали накапливать танки в преддверии следующего раунда битвы. В составе панцерармии «Африка» насчитывалось 228 итальянских танков, 50 PzKpfw II, 40 вооруженных 75-мм пушками PzKpfw IV, 223 PzKpfw III с 50-мм короткоствольными пушками и 19 PzKpfw III, вооруженных орудиями с длиной ствола 60 калибров — всего 560 танков. Англичане имели 843 танка, наиболее мощными из них являлись 167 «Грантов», недавно доставленных в Пустыню. Установленные в бортовых спонсонах «Грантов» 75-мм пушки давали англичанам хорошие шансы в противостоянии с танками противника. Первым перешел в наступление Роммель, кровавое сражение завязалось 27 мая 1942 года. Огонь «Грантов» пробивал большие бреши в боевых порядках панцердивизий, но англичане, как и в операции «Крусейдер», не смогли добиться координации действий своих бронетанковых подразделений, а потому — понесли тяжелые потери. Это сражение стало наивысшим успехом, достигнутом в Африке экипажами немецких танков второй мировой войны PzKpfw III, Роммель за него получил жезл фельдмаршала. «Африка корпс» также понес потери, из-за которых немцы не смогли преследовать 8-ю английскую армию до полного разгрома. Роммель считал, что достаточно отбросить англичан из района Мерса-Матрух, а преодолевать новую «лоскутную» оборонительную линию у Эль-Ала-мейна нет необходимости.

Эрвин Роммель (Erwin Rommel), 15.11.1891 — 14.10.1944, немецкий генерал-фельдмаршал (1942) и командующий войсками Оси в Северной Африке.	Бернард Лоу Монтгомери, (Bernard Law Montgomery, (17 ноября 1887 — 24 марта 1976) — британский фельдмаршал (1944), выдающийся военачальник Второй мировой войны.

К концу августа Роммель получил подкрепления и повторил «хук справа» — удар в обход Газалы. Кроме 243 итальянских танков М13, в распоряжении командования «Африка корпс» имелись 71 длинноствольный и 93 короткоствольных PzKpfw III, 10 старых PzKpfw IV и небольшое количество легких танков. Основную ударную силу составляли 27 PzKpfw IV, вооруженных 75-мм пушками с длиной ствола 43 калибра, танки PzKpfw III уже не отвечали требованиям, предъявлявшимся к линейным танкам. Наступление Роммеля остановилось недалеко от Алам-Халфа из-за нехватки топлива. Панцердивизии перешли к обороне.

Нехватка топлива у танков вермахта — этот фактор учел при планировании второго сражения за Эль-Аламейн новый командующий 8-й армией, генерал-лейтенант Монтгомери. Соединения 8-й армии стали терзать войска Роммеля, атакуя то в одном, то в другом месте. Чтобы парировать удары англичан, немцам приходилось перебрасывать танки с участка на участок, впустую расходуя драгоценные запасы топлива. Такой стратегии Роммелю противопоставить было нечего. С этого момента начался коллапс «Африка корпс».

Когда 23 октября началось сражение под Эль-Аламейном, в 8-й армии имелось более 1000 танков, в том числе 170 «Грантов» и 252 «Шермана». В войсках Роммеля числилось 278 итальянских танков М13, 85 короткоствольных и 88 длинноствольных PzKpfw III, восемь старых PzKpfw IV и 30 PzKpfw IVF2. В ходе основного танкового сражения под Тель-эль-Аккакиром англичане потеряли большое количество техники, но и силы Роммеля уменьшались — поражение немцев стало неизбежным. К концу сражения прекратили существование итальянские танковые дивизии, была выбита и большая часть немецких танков. Подразделения «Африка корпс» вступили на долгую дорогу отступления в Тунис. Прежде чем 1-я англо-американская армия захватила последний порт немцев на побережье, Роммель успел получить подкрепление из состава 10-й танковой дивизии для пополнения своих 15-й и 21-й панцердивизий, а также батальон тяжелых танков «Тигр». Последнего заметного успеха немецкие танкисты добились в бою с 1-й американской танковой дивизией за перевал Кассерин, но изменить ход всей кампании подобные эпизоды уже не могли: 12 мая боевые действия в Северной Африке прекратились.

На заключительном этапе африканской кампании танки PzKpfw III оставались самыми многочисленными в 15-й и 21-й дивизиях. В конце войны в частях вермахта и СС имелось большое количество PzKpfw III Ausf.N, вооруженных короткоствольной 75-мм пушкой.

< Назад		Вперед >

pro-tank.ru

Вторая Мировая глазами немцев часть 2 «Африканское сафари»: humus — LiveJournal

хумус (humus) wrote,
2010-03-24 23:07:00 хумус
humus
2010-03-24 23:07:00

Categories: Вторая Мировая глазами немцев
Эрвин Роммель — Лис пустыни

Танк PzKpfw IV D в Северной Африке

Два вида транспорта в Северной Африке.

Расчет зенитного орудия за работой, Северная Африка.

Два немецких офицера в районе Тобрука.

Штабной бронетранспортер Эрвина Роммеля Sd.Kfz.250-3

Marder II в Северной Африке.

Бронетранспортер SdKfz 250, Северная Африка

Здесь написано — ремонт обуви, Северная Африка

В порту Триполи

Эрвин Роммель со своими войсками, Северная Африка.

Солдаты немецкого африканского корпуса на отдыхе.

Командующий немецким африканским корпусом.

Артиллерийские наблюдатели, Северная Африка.

Один из танков Роммеля

Генерал вермахта Эрвин Роммель со своей 15-й танковой дивизией в Ливии. Район Тобрука, ноябрь 1942 года.

Немецкий истребитель BF.109 в Северной Африке

Самолёт Альберта Эспенлауба после вынужденной посадки
Messerschmitt Bf-109F-2 Trop (W.Nr. 8477) обер-фельдфебеля Альберта Эспенлауба из 1 эскадрильи 27 истребительного авиаполка (Oberfeldwebel Albert Espenlaub of 1. Staffel JG27).Фото датируется 13 декабря 1941, район Эль Адема. В этот день в воздушном бою машина Эспенлауба получила повреждения системы охлаждения двигателя и пилот совершил вынужденную посадку на территории союзников. Посадка прошла успешно и пилот не получил ранений, но был захвачен в плен. Погиб 25 февраля 1942 года при попытке бегства из лагеря военнопленных.
На фотографии видно, что части полотна с руля направления в месте, где находились отметки о победах пилота (на счету Альберта Эспенлауба было 14 побед) вырезаны. Скорее всего забрали на сувениры. На борту машины хорошо видны подтёки масла.

Photo

Hint http://pics.livejournal.com/igrick/pic/000r1edq

humus.livejournal.com

Воспоминания немецкого генерала. Танковые войска Германии во Второй мировой войне. 1939–1945

Когда я прибыл на место, дивизия только что дошла до Шалона. Авангард наших разведчиков захватил нетронутым мост через Марну, но, ко сожалению, они не проверили мост на предмет мин, хотя и имели на этот счет строгие предписания. В результате мост взорвался под нашими войсками, и мы понесли потери, которых могло бы и не быть.

Обсуждая планы дальнейшего наступления с генералом Фейелем, я получил вызов обратно в штаб, где ждали прибытия главнокомандующего группой армий генерал-полковника фон Рундштедта.

К вечеру 1-я бронетанковая достигла Бюсси-ле-Шато. Солдаты получили приказ наступать на Этрепи, на канале Рейн – Марна.

В этот день корпус Рейнхардта вел оборонительные бои с врагом, нанесшим удар с запада, с Аргонн. Во второй половине дня я побывал в дивизиях этого корпуса, в окрестностях Машо, и смог таким образом лично одобрить принятые меры. Мы захватили Суэн, Таюр и Манр. По дороге обратно в штаб танковой группы я снова стал свидетелем того, как продвижению наших наступающих войск мешает рвущаяся вперед пехота. И вновь мои попытки решить эти проблемы через командование 12-й армии оказались тщетными.

Теперь танковая группа стала ежедневно получать приказы, которые противоречили один другому. То нам предписывалось свернуть на восток, то – продолжать движение на юг… Сначала мы должны были внезапным штурмом взять Верден, затем – продолжать наступление в южном направлении, потом – свернуть на восток к Сен-Миелю и опять вернуться к наступлению на юг. Больше всего от этих колебаний страдал корпус Рейнхардта. Курс, которым следовал корпус Шмидта, я оставлял неизменно южным, чтобы хоть часть войск моей танковой группы могла быть приверженной единой цели.

13 июня я впервые побывал в корпусе Рейнхардта, в его 6-й и 8-й бронетанковых дивизиях, которые все еще сражались с вражескими частями, подошедшими из Вердена и Аргонн. К вечеру я отправился на поиски штаба 1-й бронетанковой дивизии, которая добралась до канала Рейн – Марна возле Этрепи. Командование XXXIX армейского корпуса приказало дивизии не пересекать канала. Я об этом приказе не знал; а если бы знал, то не одобрил бы его. Под Этрепи я встретил Балка, неутомимого командира авангарда 1-й бронетанковой, и спросил его, навел ли он мост через канал. Он ответил, что да, навел. Тогда я спросил, установил ли он на том берегу предмостные укрепления, и он, с некоторой заминкой, ответил, что да, установил. Его сдержанность меня удивила, и я спросил, можно ли проехать к этим укреплениям на машине. Глядя на меня с недоверием, он очень осторожно ответил: да, можно. И мы отправились туда. Среди укреплений я встретил офицера инженерных войск лейтенанта Вебера, который, рискуя жизнью, пытался предотвратить подрыв моста, и командира стрелкового батальона, установившего укрепления, капитана Экингера. Я имел честь вручить этим храбрым офицерам по Железному кресту. Потом я спросил Балка, отчего остановилось продвижение вперед, и только теперь узнал о приказе по корпусу. Вот почему Балк выглядел так настороженно – он проник дальше, чем полагалось, и боялся наказания с моей стороны.

И вновь, как и в Бувельмоне, наш прорыв был почти завершен. И снова времени для колебаний не оставалось. Балк высказал мне свою оценку неприятеля – в его секторе канал защищали чернокожие солдаты, практически лишенные артиллерии. Я отдал приказ наступать на Сен-Дизье и пообещал лично известить о своем приказе командиров дивизии и корпуса. И Балк пошел в атаку. Я же вернулся в штаб дивизии и приказал немедленно бросить всю дивизию вперед, после чего известил о своих приказах 1-й бронетанковой генерала Шмидта.

Вечером, проехав по территории, занимаемой 29-й мотопехотной, которая достигла канала под Брюссоном, я встретил V разведывательный батальон 2-й бронетанковой дивизии в районе чуть севернее Витри-ле-Франсуа, выяснил ситуацию в секторе и узнал, насколько далеко удалось продвинуться дивизии.

14 июня в 9.00 немецкие войска вошли в Париж.

Моя 1-я бронетанковая ночью достигла Сен-Дизье. При этом было взято немало военнопленных из рядов 3-й бронетанковой дивизии, 3-й Североафриканской дивизии и 6-й Колониальной пехотной дивизии. Все они выглядели полностью измотанными. Еще дальше к западу канал пересекли и остальные части XXXIX армейского корпуса. К востоку от Этрепи корпус Рейнхардта достиг канала Рейн – Марна под Ревиньи.

К полудню, пообщавшись с командиром 1-й бронетанковой, я прибыл в Сен-Дизье. Первым, кого я увидел, был мой друг Балк – он сидел на стуле на рыночной площади. После всего напряжения недавних дней и ночей ему требовалось несколько часов отдыха. Мне пришлось разочаровать его. Чем быстрее мы продолжим наступление, тем грандиозней будет наша победа. Поэтому я приказал Балку немедленно выступать на Лангр. За ним последовали и остальные части 1-й бронетанковой. Наступление продолжалось всю ночь, и к утру старая крепость пала. Мы взяли три тысячи пленных.

29-я мотопехотная дивизия была выслана на Жузенанкур через Васси, 2-я бронетанковая – на Бар-на-Обе через Монтьеранде-Сулан. Корпус Рейнхардта получил приказ двигаться на юг.

Планы Верховного командования сухопутных сил по повороту частей нашей танковой группы к Нанси через Жуанвиль – Нёфшато уже были воплощены в приказы, но мои альтернативные приказы должны были успеть дойти до солдат.

Рано утром 15 июня я отправился в Лангр, куда прибыл примерно к полудню. 1-й бронетанковой я велел направляться на Гре-на-Соне и Безансон, 29-й мотопехотной – на реку Сона юго-западнее Гре, а 2-й танковой – на Тиль-Шатель. XLI армейский корпус должен был держать курс наступления на юг, восточнее Марны. Справа от нас на Дижон двигался XVI армейский корпус группы Клейста. 1-я бронетанковая дивизия выступила в 13.00. Я сидел со своими штабными офицерами во французской офицерской столовой, из сада которой открывался чудесный вид на восток, и волновался за свой левый фланг, который сильно растянулся и был открыт для удара французов, которые, по поступившим донесениям, подходили с востока. В тот день 20-я мотопехотная дивизия генерала Викторина подошла к Лангру и тут же выступила дальше, к Весулю, прикрывая таким образом наш фланг. 29-я мотопехотная продолжала наступление западнее Лангра. Ситуация менялась от часа к часу. К вечеру в наших руках оказались Бар-на-Обе, Гре-на-Соне и Бар-ле-Дюк.

Французский комендант города Гре погиб при его обороне.

Штаб танковой группы к вечеру перебазировался в Лангр. Новых приказов относительно направления нашего наступления из Верховного командования не поступало, и я отослал их офицера связи, прикрепленного к моему штабу, на самолете, передав через него предложение продолжать наступление в направлении швейцарской границы.

Мы разместились в домах дружественно настроенных местных жителей из среднего класса. После напряжения последних дней мы наслаждались покоем и отдыхом. 29-я мотопехотная дивизия добралась до Понтелье-на-Соне: 16 июня она должна была выступить к Понтарлье, а 2-я бронетанковая – на Оксон-Доле. XLI армейский корпус должен был продолжать наступление: впереди 20-я мотопехотная дивизия, за ней – две танковые.

16 июня 1-й бронетанковой удалось захватить невредимым мост через Сону, к северу от Гре, в Киттёр. Мост, который строился в Гре, наша же авиация бомбила в течение нескольких часов, из-за чего мы сильно задержались. Это явно были самолеты армейской группы Лееба, но связаться с ними и разъяснить им их ошибку мы не могли. К счастью, обошлось без людских потерь.

За день XXXIX корпус достиг Безансона и Аванна, XLI. с авангардом в лице 20-й мотопехотной дивизии, прошел через Πορ-на-Соне, Весуль и Бурбон. Были взяты тысячи пленных, среди которых в первый раз оказались поляки. В Безансоне были захвачены тридцать танков.

17 июня мой талантливейший начальник штаба, полковник Неринг, собрал весь штаб на маленькой терраске между домами, где мы расквартировались, и стеной старой крепости, чтобы поздравить меня с днем рождения. В качестве подарка он вручил мне донесение, в котором говорилось, что 29-я мотопехотная дивизия достигла швейцарской границы. Все мы порадовались такому достижению, и я тут же отправился лично поздравить храбрецов с успехом. Около 12.00, проехав вдоль длинной колонны, которой двигалась дивизия, я встретил ее командира генерала барона фон Лангерманна в Понтарлье. Солдаты были бодры и радостно махали мне руками. Мы отправили в Верховное командование сообщение о том, что достигли швейцарской границы в Понтарлье, на что Гитлер ответил: «У вас ошибка в рапорте. Вы имеете в виду Понтелье-на-Соне». Мой ответ: «Никакой ошибки нет. Я лично нахожусь в Понтарлье на швейцарской границе» – удовлетворил в конце концов недоверчивое Верховное командование.

Я нанес короткий визит к границе и пообщался с командованием разведывательного батальона. Именно благодаря их неустанным усилиям у нас всегда были превосходные знания о неприятеле. Одним из лучших офицеров батальона был лейтенант фон Бюнау, который позже погибнет, сражаясь за Германию.

Из Понтарлье я послал радиограмму в XXXIX корпус с приказом немедленно изменить направление наступления и двигаться на северо-восток. 29-я мотопехотная должна была теперь двигаться вдоль границы, пока не достигнет изгиба границы под Прунтрутом, где следовало очистить Юрские горы от неорганизованных остатков неприятельских частей. 1-я бронетанковая должна была наступать из Безансона через Монбельяр на Бельфор; 2-я бронетанковая – направляться, пересекая линию движения двух предыдущих дивизий, на Ремиремон, что в верховьях Мозели. XLI же корпус должен был одновременно с этим повернуть налево, к Эпинали и Шарму.

Разграничительной чертой между территорией XXXIX и XLI армейских корпусов стала линия: дорожная развилка к юго-западу от линии Лангр – Шаландре – Пьеркур – Мембре – Мэле – Вельфо – Люр – Планше (находившейся в ведении XLI корпуса).

 

Этот маневр был затеян с целью выйти на соединение с 7-й армией генерала Дольмана, наступавшей с севера Эльзаса, и отрезать от Франции французские части, находившиеся в Эльзас-Лотарингии. Поворот движения на 90 градусов, этот сложный маневр, был выполнен моими частями с той же точностью, что и все приказы до этого. Даже пересечение линий движения дивизий не вызвало проблем. Вечером в штабе я, к своему удовлетворению, получил от группы армий Лееба извещение о том, что теперь моя танковая группа переходит в подчинение его группы армий и получает приказ наступать в направлении Бельфор – Эпиналь. Я ответил, что эти приказы уже выполняются.

Шесть лет спустя я сидел с фельдмаршалом фон Леебом в одной нюрнбергской камере. В этой малоприятной обстановке мы вновь возвращались к событиям 1940 года. Фельдмаршал признался, что так никогда и не мог понять, как же мне так быстро удалось выполнить его приказ относительно наступления на Бельфор – Эпиналь. Я предоставил ему несколько запоздалое объяснение. Глядя на вещи с оперативной точки зрения, моя танковая группа увидела ситуацию так же, как и группа армий, поэтому наши решения совпали.

Мы расквартировались в Аване, в красивом месте, откуда открывался замечательный вид на реку Дуб, недалеко от Безансона. За обедом я имел удовольствие повидаться со своим сыном Куртом. Его только что перевели из III бронетанкового разведывательного батальона в охрану Гитлера – батальон сопровождения фюрера, и он воспользовался данным ему курьерским поручением, чтобы заехать ко мне поздравить с днем рождения.

Ближе к полуночи офицер оперативной службы 1-й бронетанковой дивизии, майор Венк, известил нас о том, что его дивизия достигла Монбельяра, который являлся конечной целью, поставленной перед XXXIX армейским корпусом. Горючего же между тем оставалось еще достаточно, и причин останавливаться не было. Он не мог связаться с командованием корпуса и поэтому просил меня лично дать добро на продолжение наступления. За ночь они могли дойти до Бельфора. Естественно, я дал добро, тем более что я и не думал, что дивизия должна останавливаться в Монбельяре. Просто командование XXXIX корпуса, считая, что за один марш-бросок, как то приказал я, до Бельфора дойти невозможно, задало ему промежуточную цель в виде Монбельяра. В критический момент штаб корпуса находился в движении и, соответственно, оказался недоступен для командования дивизии. Танкам всегда надо давать зеленый свет до самого конца направления! Враг был застигнут врасплох.

После недолгого отдыха рано утром 18 июня я поехал в Бельфор, куда прибыл около 8.00. От Монбельяра до Бельфора вдоль дорог стояли длинные колонны техники французов, в том числе немало тяжелых орудий. Они уже сдались. Перед входом в старую крепость расположился лагерь для военнопленных, которых были тысячи. Но знамен Германии на башнях не было видно, и в городе еще слышалась перестрелка. На открытом пространстве перед Лион-де-Бельфор я остановил ехавшего на мотоцикле курьера из 1-й бронетанковой и спросил его, где штаб дивизии. Проворный юноша проводил меня в Отель-де-Пари, к своему генералу. Я встретился с Венком, который был весьма удивлен, увидев меня в столь ранний час, а на вопрос, где командир дивизии, ответил, что тот принимает ванну. Хорошо понимая, как офицерам штаба дивизии хочется хорошенько вымыться после безумной ночной гонки, я решил не спеша подождать Кирхнера и воспользоваться неожиданной заминкой для того, чтобы попробовать завтрак, приготовленный французскими поварами для французских офицеров. После этого я справился об обстановке и узнал, что дивизия контролирует на настоящий момент лишь часть города и форты находятся все еще в руках французов. Сдались только части, расквартированные в казармах, гарнизоны фортов отказались капитулировать без боя – их приходилось штурмовать.

В дивизии были организованы штурмовые группы для взятия фортов и цитадели. Штурм начался около полудня. Первым капитулировал форт Басс-Перш, за ним – От-Перш, рядом с которым я находился, и сама цитадель. Применяемая нами тактика была крайне проста: сначала велся недолгий обстрел артиллерией 1-й бронетанковой; затем в форт въезжал стрелковый батальон Экингера в бронированных машинах пехоты, а вместе с ним – 8 8-миллиметровая зенитка, которая занимала позицию прямо перед входом в бастион. Таким образом, пехотинцы без потерь добирались до бруствера, перелезали через траншеи и забирались на стену; зенитка же в это время в упор всаживала снаряд за снарядом во вход. В этот момент противнику делалось предложение капитулировать, от которого никто не отказывался. В знак завершения штурма над фортом поднимался наш флаг, и штурмовая группа переходила к следующей задаче. Потери наши при этом были незначительны.

Другие подразделения 1-й бронетанковой под командованием полковника Неринга достигли в тот день Жиромани, к северу от Бельфора. Они захватили 10 000 пленных, 40 мортир, 7 самолетов и массу прочей техники.

Штаб танковой группы переместился в Монбельяр.

Правительство Франции тем временем ушло в отставку, и был сформирован новый кабинет во главе с ветераном войны маршалом Петеном, который начал 16 июня просить мира.

Нашей основной задачей стало выйти на соединение с генералом Дольманом и завершить окружение неприятельских сил в Эльзас-Лотарингии.

29-я мотопехотная дивизия пробивалась сквозь Юрские горы к Ломону и горе Прунтруте, 2-я танковая вышла у Рюпта и Ремиремона к верховьям Мозеля, а 6-я танковая, под командованием генерала Кемпфа, взяла Эпиналь практически так же, как 1-я бронетанковая – Бельфор. В каждой из обеих крепостей мы взяли по 40 000 пленных.

Авангард 7-й армии достиг Нидер-Асбаха, что южнее Зеннхайма в Верхнем Эльзасе.

19 июня наступление было возобновлено, и мы вышли на соединение с 7-й армией в Ла-Шапели, что северо-восточнее Бельфора. У нас были некоторые проблемы с фортами на востоке Бельфора, но в конце концов и они сдались. 1-я бронетанковая взяла штурмом высоты Бельшан и Балон-де-Серванс и около полуночи овладела Ле-Тило. 2-я танковая взяла форт Рапт на Мозеле. Наступление через Вогезы пошло широким фронтом. Пехотным дивизиям I армейского корпуса, наступавшим через Эпиналь с севера, пришлось приостановить продвижение, потому что дороги и так были переполнены танками, а появление пехотных соединений вообще парализовало бы все движение.

Пехотные офицеры активно жаловались в штаб группы армий на то, что с ними несправедливо обращаются – они тоже хотели добраться до врага. Я послал своего оперативного офицера, майора Байерлейна, на самолете к генерал-полковнику фон Леебу, чтобы изложить командующему группой армий причины, по которым я приостановил продвижение пехоты. Байерлейн появился как раз вовремя, чтобы предотвратить неприятности.

Штаб танковой группы переместился в курортное местечко Пломбьер – этот водный курорт был известен еще древним римлянам. Там мы вполне сносно провели время.

Французы были полностью сломлены. 20 июня пал Корнимон, 21-го – Бюссан в Вогезах. 2-я бронетанковая дошла до Сен-Аме и Толи, 29-я мотопехотная – до Дель и Бельфора. Мы взяли 150 000 пленных. Между генералами группы армий «С» начались споры о том, где чьи пленные. Генерал-полковнику фон Леебу приходилось вершить Соломонов суд. Мне он приписал цифру 150 000, добавив при этом, что если бы в результате броска моей танковой группы через Бельфор и Эпиналь не произошло окружения врага, то число солдат, плененных всей немецкой армией в целом, было бы значительно меньше этой цифры.

С момента форсирования Эны танковая группа захватила всего около 250 000 пленных, не считая бесчисленного количества техники.

22 июня французское правительство подписало мирный договор. Условия его нам сообщили не сразу. 23-го я проехал через Вогезы, через Шлухт и Кайзерсберг, в штаб генерала Дольмана, расположенный в Кольмаре. Я снова увидел тот город, где провел свое счастливое детство.

Мой штаб переехал в Безансон, где мы сперва жили в гостинице, а затем перебрались в здание, занимаемое до того французским командованием. Теперь, когда боевые действия были закончены, я имел возможность поблагодарить моих генералов и штабных офицеров за великолепную службу. Нашу совместную работу ни разу не омрачило ни одно недоразумение. Доблестные солдаты самоотверженно исполнили свой тяжкий долг. Они могли гордиться своими успехами.

30 июня я попрощался с ними посредством следующего приказа:

«Группе Гудериана

Безансон, 30.6.40

Сейчас, когда группа Гудериана будет расформирована, я хочу пожелать всего самого наилучшего всем частям и подразделениям, которые покидают нас и отправляются на выполнение новых задач.

Победоносное продвижение от реки Эны до швейцарской границы и Вогезских гор войдет в историю как героический пример прорыва, осуществленного мобильными войсками.

Спасибо за все, что вы сделали. Это было достойное завершение той борьбы и тех усилий, которым я посвящал себя последние десять лет.

Вперед, к новым подвигам! Сражайтесь так же победоносно вплоть до окончательной победы Великой Германии!

Хайль фюрер!

Гудериан».

Заключение мира

Я помню двоих из тех, кто побывал у меня в Безансоне. Вечером 27-го пришел генерал фон Эпп, знаменитый полковник из 19-го пехотного полка, – он проезжал через Безансон в поисках своего полка. Я знавал его по прежним временам, когда мы вместе ездили на охоту в Шпессарте. Мы долго беседовали с ним, подробно обсуждая условия мира с Францией и дальнейшее ведение войны против Англии. Мне эта беседа доставила тем больше удовольствия, что из-за своей занятости и оторванности от людей мне не с кем было обменяться мнениями по этим вопросам.

Вторым, с кем я говорил на эти темы 5 июля, был министр военной промышленности доктор Тодт. Он прибыл сюда, чтобы из первых рук услышать мнения солдат и, возможно, внести на их основе изменения в планы развития производства танков.

Немецкий народ ликовал, и Гитлеру условия заключенного мира вполне нравились. Мне же – гораздо меньше. После блестящей победы перед нами открылось столько возможностей! Мы могли настоять на полном разоружении Франции, на полной оккупации всей страны, на передаче нам французского флота и французских колоний. Или можно было пойти по другому пути – предложить Франции целостность самой страны и колоний в обмен на помощь в быстром заключении мира с Англией. Между этими крайними решениями лежала масса промежуточных вариантов. В любом случае следовало воспользоваться победой для создания таких условий, которые благоприятствовали бы скорейшему завершению войны в целом, в том числе войны с Англией. В первую очередь для этого требовалось установление с англичанами дипломатических отношений. В речи же, произнесенной Гитлером с трибуны рейхстага, говорилось совсем о другом. Сейчас я понимаю, что Великобритания вряд ли согласилась бы в тот момент на переговоры с Гитлером. Но в любом случае следовало попытаться, хотя бы для того, чтобы снять с себя в будущем обвинения в отказе от попыток мирного решения всех вопросов. И только после провала дипломатических усилий – нанести военный удар, немедленно и со всей возможной силой. Конечно же Гитлер и его штаб планировали дальнейшие военные действия против Великобритании; подтверждением тому служит хорошо известный план вторжения на острова, известный как операция «Морской лев». Но с учетом того, что ресурсы нашей авиации и флота были явно недостаточными для осуществления успешного вторжения, следовало найти другие способы нанести противнику такой урон, чтобы он принял предлагаемый дипломатами мир.

Мне в тот момент казалось, что мира можно добиться в самом ближайшем будущем, и для этого надо, во-первых, немедленно выдвинуть войска к устью Роны, затем – заняв совместно с итальянцами французские базы на Средиземном море, высадиться в Африке и захватить Мальту силами воздушного десанта. Если французы выразили бы желание поучаствовать в этих операциях – тем лучше. Если они отказались бы – значит, мы продолжили бы войну сами и с помощью итальянцев, но делать это следовало как можно скорее. Мы знали о том, как слабы позиции Британии в Египте. У итальянцев оставалось много войск в Абиссинии. Мальта была плохо защищена от воздушного вторжения. Мне казалось, что все обстоятельства благоволят проведению операций в этом направлении, никаких препятствий я не видел. Наличие в Северной Африке четырех – шести танковых дивизий обеспечило бы нам подавляющее превосходство, англичане не успели бы перебросить достаточно сил. Германо-итальянский десант в Северной Африке, появись он там в 1940-м, добился бы гораздо большего, чем в 1941-м, когда это произошло в действительности, уже после изначального поражения итальянцев.

Возможно, от переноса военных действий в Африку Гитлера удержало именно недоверие к итальянцам. Но скорее всего, он просто мыслил в узкоконтинентальных рамках и не мог осознать важности для Британии Средиземного моря.

 

Так или иначе, больше я о своих предложениях ничего не слышал. Лишь в 1950 году я узнал, что генерал фон Эпп нашел возможность донести их до Гитлера, но тот не проявил заинтересованности к тому, чтобы воспользоваться открывшимися возможностями.

Пребывание в Безансоне позволило мне познакомиться с Юрскими горами. 1 июля я видел знаменитое Женевское озеро с вершины Мон-Ронд. Побывал я и в Лионе, в гостях у своего старшего сына, который во время западной кампании был вторично ранен. За проявленную доблесть он получил продвижение по службе.

Наши отношения и с префектом, и с мэром Безансона были корректными. Оба они вели себя вежливо и предупредительно.

В начале июля моя танковая группа была расформирована, одни дивизии вернулись в Германию, другие переместились в окрестности Парижа. Планировалось проведение грандиозного парада с присутствием фюрера; к счастью, этого так и не произошло.

В Париже я побывал в Версале и Фонтенбло – прекрасном древнем замке, полном памятников истории и искусства. Особенно меня заинтересовал музей Наполеона в Мальмезоне. Старичок директор с достоинством вызвался лично быть моим экскурсоводом, и у нас состоялся в высшей степени полезный и интересный разговор с этим ученым о судьбе великого корсиканца. Не стоит и говорить о том, что я побывал во всех примечательных местах Парижа, насколько позволяли военные условия. Сперва я остановился в отеле «Ланкастер», впоследствии мне было предоставлено комфортабельное жилье в частном доме в Буа-де-Булонь.

Мое пребывание в Париже было прервано заседанием рейхстага 19 июля, на котором мне было приказано присутствовать, как и большому числу других офицеров высшего звена. Там лично от Гитлера я получил звание генерал-полковника.

Когда стало ясно, что парада не будет, причин оставаться в Париже у штаба танковой группы больше не осталось.

Поэтому в начале августа нас перевели в Берлин, где мы какое-то время наслаждались отдыхом.

Между тем оставшиеся во Франции части занимались подготовкой к операции «Морской лев». С самого начала предстоящую операцию никто не воспринимал всерьез. На мой взгляд, слабость наших военно-воздушных и военно-морских сил – не говоря уж о факте эвакуации британских экспедиционных сил из Дюнкерка – делала все предприятие абсолютно безнадежным. Слабость авиации и флота служила, на мой взгляд, лучшим подтверждением того, что Германия не собиралась воевать со странами Запада и не готовилась к подобной войне. Когда в сентябре начались осенние шторма, мертворожденный проект «Морской лев» был похоронен окончательно.

Единственным последствием «Морского льва» для танковых войск было создание танков-амфибий на основе «Т-Ш» и «T-IV». К 10 августа эти амфибии были доведены до ума на танковом полигоне под Путлосом, в Голштинии. Они нашли свое применение в России, при форсировании Буга в 1941-м.

Руководствуясь опытом западной кампании, Гитлер приказал производить танки в количестве от 800 до 1000 единиц в месяц. Однако, по расчетам управления артиллерийско-технического снабжения, воплощение такой программы стоило бы около двух миллиардов марок и потребовало бы участия 100 000 рабочих и специалистов. Перед лицом столь больших расходов Гитлер с неохотой отказался от своего плана.

Также по приказу Гитлера 37-миллиметровые орудия на танках «Т-Ш» следовало заменить на 50-миллиметровые орудия L60. Почему-то на практике это вылилось в замену орудия на 50-миллиметровые L42, ствол которых был значительно короче. Гитлер явно был не в курсе изменений, внесенных в его указания сотрудниками управления по делам вооружений армии: узнав лишь в феврале 1941-го о том, что его указания были выполнены не в точности, он впал в ярость и так никогда и не простил этого офицерам управления. Позже он не раз припоминал им этот факт.

Гитлер приказал также по результатам кампании увеличить количество бронетанковых и моторизованных дивизий. Вскоре танковых дивизий стало в два раза больше – соответственно, количество танков в каждой из них стало в два раза меньше. Номинально бронетанковая мощь Германии увеличилась вдвое, но количество танков на самом деле осталось тем же. Одновременное с этим удвоение числа мотопехотных дивизий столь тяжелым грузом легло на плечи машиностроительной промышленности, что для выполнения приказа Гитлера потребовалось использование всех доступных средств, в том числе и материалов, захваченных в Восточной Европе. Эта трофейная техника значительно уступала немецкой в качестве и абсолютно не годилась для грядущего использования в Азии или Африке.

Я был назначен ответственным за организацию и обучение нескольких танковых и мотопехотных дивизий. Дел мне хватало по горло. В редкие часы отдыха я размышлял о ходе будущей войны, которая должна же будет когда-то закончиться. И мысли мои все больше устремлялись на юг. Как показали мои безансонские беседы, главным и единственно важным делом я считал завершение войны с Велико британией.

Контактов с Верховным командованием или с Генеральным штабом у меня не было. Моего мнения ни по вопросам реорганизации бронетанковых войск, ни по вопросам ведения будущей войны никто не спрашивал.

На последнюю проблему свет пролился только в ходе визита в Берлин В. Молотова 14 ноября 1940 года. И все стало до страшного ясно.

aldebaran.ru