Лётчик-штурмовик Бегельдинов Талгат Якубекович. Арсенал – Коллекция, 2012 №01

Лётчик-штурмовик Бегельдинов Талгат Якубекович

Когда на фронт приехал дважды герой Советского Союза Михаил Одинцов, тогда он был замкомэска и комэск Пошивальников меня спрашивают: «Ты сколько налёта имеешь?» – «11 часов» – «Не густо…а летать то можешь?» – «Ну, вообще могу…» они с подозрением посмотрели на меня. – «Ну, ладно. Летать-то как… не забыл? У тебя всё же два месяца перерыв» – «Да, нет вроде бы» – «Ну, ладно завтра посмотрим».

Спарок в полку не было. Учили так. Пошивальников встал на крыло, склонился ко мне в кабину: «Давай газ, только не взлетай, когда я скажу, тут же убирай газ». Я даю газ, понеслась. Разогнался, хвост поднял. Он кричит: «Убирай газ!». Остановились, вернулись на исходную. Ещё раз давай. Три раза сделал… Я самолёт хорошо держал. Он мне говоит: «Ну, ладно, лети».Я взлетел, сел нормально. С тех пор начал летать.

Первый боевой вылет делал на самолёте с номером 13. А ведь мы лётчики суеверные… Моя прабабушка прожила 101 год. Она очень меня любила. Я уже в аэроклубе учился. Как- то раз пришел, а она говорит: «Сынок, я тебя научу молитве. Будет дождь идти, молния, прочитаешь, в тебя молния не попадёт, обойдёт тебя». Идём к самолёту, а я всё думаю: «что делать?». Вспомнил! Снаряд – это тоже молния, трассирующая молния. Прочёл эту молитву. И потом перед каждым вылетом её читал и был уверен, что снаряд в меня не попадёт, аллах сбережёт. И до сих пор читаю!

А вот лётчик-истребитель Шутт, тот никогда не полетит, пока тарелку не разобьёт. У нас в полку был лётчик Опрышко. Перед вылетом всегда штаны снимет, присядит и только потом летит. Без этого никак.

– Сколько вылетов прошло, пока вы стали ведущим?

– Вылетов 15-20, примерно так. Тогда считалось, что если 9 вылетов сделал -будешь жить. На седьмом вылете я сбил истребитель.

Мы девяткой под прикрытием восьми истребителей вылетели на деревню Глухая Горушка. Задание было несложное: атаковать артиллерийские позиции противника и левым разворотом через болото выйти за реку Ловать, на территорию, уже занятую нашими войсками. Набрали высоту полторы тысячи метров и пошли. На подходе к цели ведущему майору Русакову по радио доложили с КП, что над целью до шестидесяти истребителей противника на трёх ярусах: первый ярус патрулирует на высоте трёх тысяч метров, второй ярус – на высоте полутора тысяч метров и третий ярус на бреющем полёте в районе болота, куда мы должны направиться после атаки цели. Истребители противника верхнего яруса сразу же вступили в бой с нашими истребителями прикрытия.

Сходу сбили три самолёта из переднего звена. Русаков, штурмана полка, погиб. Жалко, хороший был человек.Крайнее левое звено атаковало цель и, петляя по перелескам, ушло. Наша тройка осталась одна. Ведущий старший сержант Петько подал команду приготовиться к атаке. В момент атаки он левый ведомый сержанта Шишкин были сбиты. Я остался один.

Атаковал Горушку, и, сделав левый разворот, вышел на бреющем полёте к болоту.

Тут впереди справа прошла пулемётная трасса. Пока соображал, что к чему, как ещё одна трасса прошла прямо над фонарем. Я стал маневрировать, стараясь уйти на свою территорию. Когда перешел Ловать, там наша территория. Думаю, если уж умру, то похоронят. Немц не отстаёт. Даже выпустил шасси, чтобы скорость уменьшить. У «ила» радиус виража меньше и на вираже я его подловил. Всадил хорошую очередь ему в брюхо, и он клюнул на нашей территории. Перед самой землёй лётчик выровнял машину и притёр её в сугробы. А я ушёл. Тогда слухи ходили, что наши летают на немецких самолётах. Я подумал, что может я своего сбил. Пойду, думаю, посмотрю. Развернулся. Лётчик из кабины вылез, а к нему уже солдаты бегут.

На плоскости посмотрел – кресты. Кое-как дотянул до аэродрома. Были повреждены руль поворота и глубины, пробиты пулей водомаслорадиаторы. Доложил о бое, о пяти сбитых. О сбитом «мессершмитте» говорить не стал. Утром командир полка вызывает:

– Ты вчера бомбы куда сбросил?

– ….вчера точно на цель сбросил.

– Уверен? А чего тебя к командиру дивизии вызывают?

– Не знаю. А про себя думаю: «Все! Наверное нашего завалил..» Каманин «Виллис». На командном пункте меня встречает адъютант, сержант:

– Вы Бегельдинов?

– Я.

– Заходите.

Думаю, раз, встречают, значит, не будут ругать. Зашёл. Мне предложили сесть. Возле окна сидели генерал-майор Каманин и два штатских. Я сел.

– Вы вчера летали на 13-м? – я вскочил.

– Сиди. Сиди. Вы сбили самолёт?

– Фашистский был самолёт!- громко почти крикнул я.

Майор даже засмеялся.

– Точно, точно, фашистский самолёт.

– Я сразу успокоился.

– Расскажи, как получилось?

– Он пристал ко мне, атаковал, но не попал. Он хотел ко мне в хвост зайти, а я не даю. А когда перешёл на нашу территорию, смелее стал. Думаю, разве я не могу стрелять? И за ним. Он за мной, я за ним. И поймал его на глубоком вираже. – А гражданские что-то пишут.

Каманин говорит:

– Ты сбил лётчика, который много сбил самолётов во Франции, Польше и у нас.Вы, Бегельдинов, знаете что сделали? Открыли новую тактику в штурмовой авиации. Оказывается штурмовая авиация может драться с истребителями, и может даже сбивать.

Я стою. Чего я могу сказать?

– Я вас награждаю орденом Отечественной войны II степени.

Тогда этого ордена ещё ни у кого не было, мы только из газет знали, что его учредили.

Пошивалъников Сергей Демьянович

Митрофанов Анатолий Иванович, Командир 800 ШАП

– Спасибо. Служу Советскому Союзу!

– Может кушать хотите?

– Нет, нас там хорошо кормят.

– Ладно, езжайте в полк.

Вернулся в полк. Командир полка:

– Ну-ка иди сюда. Почему ты вчера не доложил?

– Вчера пять человек погибли, как я могу докладывать, что сбил немецкий самолёт?

Он замолчал.

– Ладно иди.

На второй день вот такая фотография в газете и статья «Штурмовик может драться с истребителем и даже сбивать».

– Почему не встали в оборонительный круг, видя что вас атакуют истребители?

– Когда я прибыл, у нас ещё не было такой тактики. Атаковали цель все вместе, а потом кто куда. Со временем начали применять и оборонительный круг и атаку с круга.

Очень многое зависит от ведущего. Целые будут лётчики или нет. Ведь тебе как ставят задачу? Начальник штаба, например, говорит: «На западной окраине такой-то деревни скопление танков. Уничтожить». Все. Как будешь идти туда, как атаковать, как отходить от цели – соображает ведущий. Я как ведущий, за годы войны ни одного лётчика не потерял. Все живы! Почему я не терял? У меня эскадрилья специализировалась на разведке. Меня утром с рассвета будят: «Бегельдинов, давай на разведку!» Я лечу один, без сопровождения, редко дадут пару истребителей. Зато я знаю, где стоят крупнокалиберные зенитки, где малокалиберные. Немцы редко по мне стреляют – стараются себя не обнаружить, но я вижу же, что стоит батарея. У меня была очень хорошая зрительная память – один раз увидел, сразу запомнил. И вот мне дают цель, допустим в 15 километрах от линии фронта. А что значит цель? Это значит противник сосредотачивается для нанесения контрудара, или подтягивает резервы, чтобы прорвать нашу оборону и добиться успеха. Этот участок шириной может быть 3-6 километров. На остальном фронте тишина – второстепенные направления. Боевые действия идут только на этом узком участке. Понятно, что там и войск много и зениток много. Зачем мне сразу лезть туда? Что для самолёта 100-200 км? Я захожу со второстепенного направления, с тыла, с боку. Там где меня не ждут. Атаковал, пока они очухаются, я уже, до свидания. Все живы, все здоровы. Задание выполнено. Это подтверждается фотокинопулемётом и плановым фотоаппаратом.

Был у нас майор Анискин, боевой товарищ, на Халкен-Голе воевал, но не мог ориентироваться. Ведущий должен отлично понимать карту, ещё до вылета представлять как атаковать, где танки, где артиллерия, где пехота. Он повел девятку и заблудился и бомбы сбросил на нашей территории в озеро. Вся девятка села на вынужденную, если бы привел домой не выполнив задание, то ладно, простили бы, а так… Его забрали…

– Какая последовательность применения оружия в атаке?

– Смотря, какая цель. Если за линией фронта, то всё в одном заходе чаще всего выпускаешь. А если по линии фронта работаем, то могли и несколько заходов сделать. Километров за пять до линии фронта связываемся с землёй.

Они подтверждают цель. Атакуем с 1000-1500 метров, не выше, не к чему высоко лезть – ничего ты не увидишь.

Человеческий глаз точно видит на 600 метров. Пускаем РСы. По площадной цели ими хорошо стрелять, а по точечной – бесполезно. Вряд ли попадёшь. Ну и потом настоящего прицела-то не было. На стекле нарисованы круги – это муть, ерунда. Потом начинаешь стрелять из пушек (пулемётами редко пользовались, когда только на бреющем атаковали). Короткими очередями, поправляя прицел по очереди. На выходе из пологого пикирования бросаем бомбы.

Ты пойдёшь, и бомбы тоже пойдут за тобой, и как раз в цель. Чтобы точно попасть нужна практика. Сбросил и аварийно сброс продублировал. Вышли из атаки, наводчик может сказать: «Бегельдинов, второй заход». Разворачиваешься, опять штурмуешь. Иногда и по 12 заходов делали. После атаки обязательно по рации передаёшь, что видел, где танки сосредоточены, артиллерийские позиции.

– Атака происходит по площади. Допустим, четыре ящика. В гондолах и два в центроплане. В каждом ящике 2,5 кг 40 штук птабы, противопехотные, противотанковые. Рассеивание. Емельянов то знает, он Герой ССР. Бегельдинов, ты молодец. Он меня и защитил пожалуй. Этот опыт, 30 метров ширины 60 метров длины поражение от одного ящика. И между ними метра два-три. 160 штук. Допустим, 6 самолётов, что там получится. Как раз на Курской дуге мы то и спасали. Потому что Тигры, а на верху то броня то во… А он ударят 300 градусов… сразу же пробивает, танк взрывается. Мы птабом раз, они горят.

– На самолётах с 37-мм пушкой не летали?

– Нет, 23-мм пушка тоже здорово била. Против танков в основном использовали ПТАБы.

– Командир полка летал?

– Митрофанов? Я не видел, чтобы он летал. После Митрофанова был Шишкин. Он старый был, лет 55. Какой летать?. Степанов с 1920 года. Награждён хорошо. Однажды дали задание полком, 24 самолёта, лететь на Бреслау. Повёл группу Степанов. Меня он поставил правым ведомым. Сказал: «Если меня собьют, моим заместителем будет Бегельдинов». Взлетели, все идут…Степанов говорит: «Бери команду на себя, у меня мотор барахлит». Бывает такое. Подлетаем. Связываюсь с землёй: «Резеда, я Бегельдинов, принял команду на себя». «Бегельдинов, бей за железной дорогой». – «Я, Бегельдинов, бью за железной дорогой». Вот только не понятно что значит «за». Это же откуда посмотреть… С земли крикнули: «По своим заходишь! Бей за железной дорогой!» – «Понял!» Но всё же немного запаниковал. По своим, понимаешь! 24 самолёта! Мать тебе трижды пятнадцать! Вошли в атаку, проштурмовали. С земли говорят: «Атаковал, хорошо. Хозяин объявляет благодарность. Иди домой!»

Поляков замполит, не видел, чтобы он летал.

– Вас хорошо награждали в полку?

– Да. Но я и больше всех вылетов сделал – 305. Меня посылали то в разведку, то на штурмовку. Безотказный Бегельдинов.

– Какое было настроение? Верили, что живым останетесь или думали, что могут убить?

– Я не думал о том, что могут убить, но и планов на будущее не строил. Задача была уничтожать фашистов. Все! Думали только об этом. Так иногда…Пошивальников, когда смотрел на разрушенные деревни говорил: «Эх, после войны долго восстанавливать будем…».

Мандраж возникал, когда в землянке начальника штаба звонил телефон. Он берёт трубку: «Слушаю…да… деревня….» а в это время карандашом по карте ведёт. Вот тут нервничаешь. Каждый переживает – война! Думаешь, если километров пятнадцать за линию фронта – это ерунда, а вот если тридцать – это уже думать надо, как идти. Далеко ходить не любили, что там говорить. Когда задание получил, тут уже некогда боятся. Думаешь, как, твою мать, дойти, найти цель, её уничтожить и домой вернуться. Переживаешь только в момент получения задания.

– Какие цели считались самыми трудными?

– Аэродромы. Налёт на аэродром – это самое трудное. 90%, что ты погибнешь. 10% – что останешься жить. Два раза ходил, два раза меня сбили. При налёте на аэродром Основа под Харьковом 5 мая 1943 года меня сбили. В книжке этот эпизод описан. Упали в немецком тылу. Несколько дней пробирались к линии фронта. При переходе стрелок наступил на противопехотную мину и погиб. Ещё бы надо немножко, метров сто… Там был большой арык, и в арыке были бы оба живы… Но где там, откуда мы знали, что по минному полю бежим? Я в арык и вышел к Северному Донцу. Переплыл. Хорошо, что у меня остался комсомольский билет. А то сразу приехали из СМЕРШ, забрали мой пистолет. Оперировали в полевом госпитале.

Степанов Михаил Иудович, командир 144 ГШАП

– Под конец войны не захотелось выжить, делать поменьше вылетов?

– Такого разговора и быть не могло! Какое задание будет – такое и будет. От вылетов я не уклонялся!

– Когда тяжелее воевать в начале в 1943 г. или под конец в 1945 г.?

– Всё зависит только от цели. Если она прикрыта, то и в 43- ем и в 45-ом её одинаково тяжело атаковать.

– Не было ощущения обреченности, ощущения, что следующий я?

– У меня не было. Бывали неудачи, но что поделать – война…

– Вы по своим не попадали?

– Нет. Не дай бог! Сразу накажут. Был у меня лётчик Кочергин. Он в атаке отставал. А раз отставал, значит мог сбросить раньше, по своим, но потом он стал хорошо летать.

– Вы курили?

– Все курили, конечно. Уже в Академии думаю, чего я дым глотаю? Нет, не буду курить. И с тех пор я не курю.

– 100 грамм после вылета давали?

– Ууу… Обязательно! И не сто грамм! За каждый вылет сто полагалось, а у меня меньше трех вылетов не было. Иногда было 4-5 вылетов. А один раз 6 вылетов! Каждый вылет 1 час 40 минут. Физически очень тяжело. А что делать?! Война. А бывало скажут садись на другой аэродром. А там ни кушать, ничего нет. Голодный, черт возьми!

– В связи с такими нагрузками, аппетит был?

– У меня не было. Вечером, когда отбой, тут и поешь и 100 грамм выпьешь. Бывало, некоторые выпьют, плачут, семью вспоминают. Я-то молодой, а лётчики были с 1918, 1919 годов.

Интервью и лит. обработка: Артем Драбкин

Документы

Поделитесь на страничке

Следующая глава >

military.wikireading.ru

Летчик-штурмовик В.Б.Емельяненко или «В бой идут одни старики» в реале, Кубань, 1943 год.

Художественный фильм «В бой идут одни старики» режиссёра Леонида Быкова по праву входит в число лучших отечественных фильмов о Великой Отечественной Войне. Наверное, некоторые зрители знают, что главный герой фильма Титаренко —  «Маэстро» – образ собирательный, имеет прототипы, использовалась и биография летчика-штурмовика, Героя Советского Союза Василия Борисовича Емельяненко. Как и герой фильма, Емельяненко был студентом композиторского факультета при Московской консерватории. А в 1933 о закончил Саратовскую школу пилотов. Во время войны работал на штурмовиках ИЛ-2. Создатели фильма заимствовали (слегка изменив) и музыкальную эмблему, нарисованную на фюзеляже самолета полковым художником А. Булынденко.

Ил-2 капитана В. Б. Емельяненко из 7-го ГвШАП 230-й ШАД, лето 1943 года.

Но мало кто знает, что Василий Борисович Емельяненко сам стал участником постановочной «музыкальной» киносъёмки в 1943 год у. Съемка была организована руководителем киногруппы Южного фронта, оператором Марком Трояновским. В личном архиве М.Трояновского сохранились уникальные фотографии той киносъёмки, которые здесь представлены впервые.

Орга низовать звуковую киносъёмку на фронте было непросто, из сообщения М.Трояновского в Главкинохронику от 12 мая 1943 г.:

«Кончив съемку на Крымской, то есть 6 мая, Шоломович уехал в авиацию. Летал 2 раза на штурмовиках ИЛ-2. Приходится сидеть и ждать. Большими соединениями летают редко, а показывать строй из трех-пяти самолетов неинтересно. Скоро он поедет к бомбардировщикам. Это за 150 километров. Полетит с ними на бомбежку. Хочется показать и истребителей, но это очень трудоемко….   …Шлите звукооператора. Особенно интересны могут быть синхронные сюжеты в связи с авиацией. Руководство с земли воздушным боем – это золотой материал…»
(Давид Шоломович — кинооператор, на фронте выполнял наиболее опасные и рискованные киносъёмки, в том числе летал на боевых самолетах, работал на Малой земле.)
Случай представился позже, в июне 1943 года. Для киносъёмки судебного процесса в Краснодаре был прислан из Москвы в киногруппу звукооператор В.Котов. О киносъемки судебного процесса и первой публичной смертной казни — здесь .

М.Трояновский воспользовался появлением аппаратуры для синхронной звукозаписи в киногруппе и провел ряд звуковых съемок на фронте. О киносъемке «музыкальной группы» есть в воспоминаниях самого В.Б. Емельяненко:

« В кинотеатрах в конце семидесятых шла премьера киноэпопеи «Великая Отечественная». Фильм создан советскими документалистами при участии коллег из США, назвавших его «Неизвестная война». По заданию одного издания я писал рецензию на весь цикл фильмов. Не забыть сеанса, когда увидел на экране поле аэродрома, на котором стоял истребитель. Ведущий представил трижды Героя Советского Союза, маршала авиации Александра Ивановича Покрышкина. Это было начало серии «Война в воздухе». Я услышал рассказ Покрышкина о боях на Кубани, и меня охватило волнение: ведь именно там мне довелось воевать, и он не раз прикрывал наши штурмовики…

Меняются кадры. И один из них меня буквально потряс. Появляется Ил-2, на его фюзеляже крупно выведено число «100». Так это же моя «сотка», на которой я летал на Кубани в 43-м! А может быть, чья-то другая? Но кинокамера приближается к самолету, и на нем уже отчетливо видна необычная эмблема: пять линий со скрипичным ключом и нотными знаками. Это были первые такты нашей полковой песни, которую я написал по мотивам давней своей учебной работы еще на рабфаке. Такой музыкальной эмблемы, мною придуманной, не имел никто.

Спустя много лет после войны она будто воскресла в легендарном фильме Леонида Быкова «В бой идут одни «старики». Но не только этот факт из фронтовой жизни нашего полка использовал и блестяще развил в ленте этот талантливый актер и режиссер. Как видно, он прочитал и мою документальную повесть «В военном воздухе суровом».

…Под Краснодар, в станицу Тимашевскую, где базировался наш авиаполк, прибыла группа кинематографистов во главе с Марком Трояновским. Кинооператором у него был Давид Шоломович, ставший лауреатом Государственной премии еще в 1942 году, а звукооператором — Виктор Котов, прибывший на фронт с какой-то громоздкой аппаратурой. Киногруппа, надо сказать, избрала для работы не заурядную часть, а с боевой биографией. Наш полк воевал еще в финскую. Весной 1941-го он первым в Военно-Воздушных Силах получил для войсковых испытаний только что сошедшую с заводского конвейера новинку — Ил-2. А в июне уже был поднят по тревоге и полетел из Харькова на фронт. Воевал на самых трудных участках западного направления, затем на Донбассе, Дону и Северном Кавказе.

В 1943-м на некоторых самолетах стали появляться эмблемы: у одного — орел с распластанными крыльями, у другого — ощетинившийся иглами еж. На моей «сотке» полковой художник Саша Булынденко изобразил пикирующий самолет, из пушечных стволов которого вылетают ноты. Эта эмблема заинтересовала киногруппу. Пришлось рассказать об учебе композиторскому искусству, как ушел с рабфака в авиацию «крепить наш первый в мире пролетарский флот». Даже летая, я никогда не расставался с музыкой. На фронт и то прибыл с балалайкой. Недаром же сами пели, что «после боя сердце просит музыки вдвойне».

«Оружейницы» Василия Емельяненко

Везде и всегда находились люди, владевшие каким-нибудь инструментом, с хорошими голосами. Сколько песен мы перепели, как помогали они нам скрашивать страшные дни войны! В репертуаре было все, что слышали по радио или в кинофильмах. Откликались и на события, происходившие непосредственно с нами на фронте, в полку, сочиняли сами. Да и можно ли было удержаться от соблазна написать песню для обладательницы чудесного лирического сопрано Нины Алексеевой — нашей «оружейницы» и комсорга полка? Но ни полковой хор, ни моя балалайка Трояновского не заинтересовали. Он спросил, играю ли я на фортепиано? За десять лет я редко прикасался к клавишам, но несколько вещей Грига и Скрябина, что называется, «в пальцах еще оставались». К чему это, я сразу не понял, а тогда руководитель киногруппы спросил Шоломовича: «Полетишь с ним на задание?». И тот, не задумываясь, ответил утвердительно. Лететь с пассажиром — удовольствие маленькое: придется оставить на земле воздушного стрелка Женю Терещенко, а на его место посадить человека с кинокамерой. Случись, атакует с хвоста «мессер», и «капут» оператору. Да и зенитного огня над «голубой линией» — море. «Что вы хотите снимать?» — спросил я Шоломовича. «Атаку штурмовиков, разумеется», — пояснил он. «Атаку можно снять, не рискуя собой: слетаем на полигон, отбомбимся, отстреляемся, как положено, а потом вы смонтируете», — предложил я.

«Мы приехали на фронт не для того, чтобы химичить, будем рисковать с вами наравне», — обиделся он.

В двух боевых полетах Шоломович почти непрерывно «стрелял» из кинокамеры по вражеским войскам и привез прекрасные кадры. Мы полагали, на этом съемки закончатся, но Трояновский разыскал в станице… пианино и решил поснимать музыкальную часть сценария. Виктор Котов поехал туда устанавливать звукозаписывающую аппаратуру, а уж потом доставили к месту съемок группу летчиков. Пианино стояло в просторном дворе под деревом. Передней стенки у инструмента не было, многие клавиши западали, так что Грига от Скрябина никто бы не отличил. Но съемки все же начались, правда, без участия звукооператора: на клавиатуру положили доску, и я на ней отбивал ритмы бравурного Шопена — «Полонез ля мажор».


Виктор Котов, Василий Емельяненко и Давид Шоломович

— Котов потом озвучит, — сказал Трояновский. Я понял, что в данном случае киношники согласились «схимичить».

…Сидя в притихшем зале кинотеатра «Орион», я с грустью думал, что потрясающих человеческие души кинолент о Великой Отечественной не довелось увидеть многим моим боевым друзьям, не вернувшимся с войны. Грустил потому, что со мной рядом не было безвременно ушедших из жизни москвичей Давида Шоломовича и Марка Трояновского, оставивших для потомков бесценные кинокадры о том времени…»

Вся «киногруппа» в сборе: В.Котов, М.Трояновский, В.Емельяненко и Д.Шоломови ч

В архиве Марка Трояновского осталась лишь короткая запись о тех днях в отчете о работе на фронте: «С сентября 1943 г. по декабрь 1943 г. группа именуется киногруппой Отдельной Приморской армии. За период июнь-декабрь 1943 руководил группой. В отдельных случаях принимал участие в съемках. Так, например, снимал с оператором Д. Шоломовичем и звукооператором В. Котовым материал в авиационном соединении фронта (Шоломович много летал на бое вые операции наших бомбардировщиков и штурмовиков. Всего этот оператор имел 28 боевых вылетов)…»

Василий Емельяненко с балалайкой, с гитарой — Иван Чернец, в наушниках — Виктор Котов, справа — Давид Шоломович.

Из биографии В.Б.Емельяненко :

Штурман 7-го гвардейского авиаполка 230-й штурмовой авиадивизии, входившей в состав 4-й воздушной армии, Василий Емельяненко к августу 1943 года совершил 88 боевых вылетов, уничтожив десятки танков и прочей техники, немало живой силы противника. На вражеских аэродромах штурмовики полка вывели из строя 23 самолета. Летом 1942 года лейтенант Емельяненко повёл группу из шести Ил-2 на штурмовку колонны немецких войск в район Манычского канала. При выполнении задания его самолёт был сбит зенитным огнём. Василий Борисович совершил вынужденную посадку в степи в километре от разбитой колонны, от которой к месту посадки штурмовика уже бежали немецкие солдаты… Под огнём врага один из лётчиков группы Михаил Талыков посадил свой самолёт рядом, забрал Емельяненко и тем самым спас ему жизнь.

В воздушных боях лично сбил 2 вражеских самолёта. Трижды был сбит сам. В конце 1943 года назначен инспектором по технике пилотирования 230-й штурмовой авиационной дивизии. Вылетал с группами на боевые задания, а по возвращении проводил разбор полётов, передавая свой богатый боевой опыт молодым лётчикам.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 13 апреля 1944 года за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистским захватчиками и проявленные при этом мужество и героизм гвардии капитану Емельяненко Василию Борисовичу присвоено звание Героя Советского Союза.
Некоторая часть киносъёмки, что удалось найти:


mysea.livejournal.com

Интервью с ветераном ВОВ ГСС Черкашин Григорий Григорьевич, летчик-штурмовик — Летчики-штурмовики

Я родился в 1921 году в Красноярском крае. В 1940 году поступил в Красноярский аэроклуб, но поскольку мы переехали, то заканчивал я его в Алма-Ате, имея налет У-2 18 часов. Когда война началась, меня направили в бомбардировочную авиацию, и в Чкалове стал я учиться на легком бомбардировщике Р-5. На нем я еще 20 часов налетал. Затем — уже в начале 1942 года, нас решили переучить на СБ — скоростной бомбардировщик — на нем я налетал те же 20 часов. И уже после обучения на СБ, нашу группу перевели в штурмовики и отправили в 1-ю запасную бригаду учиться на Ил-2. Надо сказать, при переучивании проблемы были у многих — СБ машина скоростная, двухмоторная, дальность большая, потолок тоже хороший. Ил-2 после нее многие восприняли как-то не очень. Один мотор, высотность малая, скорость меньше почти на 100 км… Кое-кто счел, что Ил-2 после СБ он запросто освоит. А штурмовик — он довольно строгий. Несколько человек из-за такого подхода разбились в учебных полетах. Но научились. Ил-2 как самолет? Утюг, конечно, но средний летчик, привыкнув, летать на нем мог довольно просто. При переучивании иногда да, возникали проблемы, у тех кто со скоростных и маневренных машин на него пересаживался. Наконец, выпустили нашу группу в 23 человека и отправили на фронт. Была уже осень 1943 года.

В начале ноября 1943 года я, младший лейтенант Черкашин, прибыл в 672-й штурмовой авиаполк 306-й штурмовой авиадивизии 17-й воздушной армии 3-го Украинского фронта, который базировался на аэродроме Синельниково. Командовал полком Герой Советского Союза майор Ерашов.
Вводили нас в бой не сразу. Несколько раз слетали на ознакомление ведомыми у опытных летчиков, а их много в полку было — Дьяконов, например. Комэск, капитан, Герой… Перед первым вылетом было страшно. И любопытно. Страшно любопытно, можно и так сказать. Мне ведь еще повезло — когда я на фронт прибыл — затишье было. Обучили нас неплохо — у меня примерно 100 часов уже имелось, но фронт это не училище и не запасная часть, там все по другому. Благодаря этому затишью я и смог войти в дело нормально — первые три десятка вылетов пришлись на спокойную обстановку, с минимальным противодействием. Активная работа началась уже к Новому году, но к этому времени страх ушел, оставалось напряжение. Сегодня потеряем одного-двух, вечером смотришь в столовой стоит стакан, горбушкой накрытый, и думаешь — не твоя ли очередь завтра?

И.К. Как выглядел обычный день штурмовика? С чего начинался, чем заканчивался?

Начинался? До рассвета. Просыпались в 4 часа. Первый завтрак — есть еще неохота. Ну, по булочке с маслом проглотим, кофе или какао запьем. На машине едем на аэродром: личный состав, во избежание потерь при налетах, размещался в 7-10 километрах от аэродрома. Там все идут узнавать обстановку. Самое главное — ЛБС точно знать, линию боевого соприкосновения. Штурмовики ведь по переднему краю часто работают, разглядеть сверху цели можно, а вот различить — наши там или немцы — тяжело. Поэтому все ЛБС тщательно срисовывали на планшеты и изучали. К сожалению, иногда все равно удары приходились по своим, особенно, во время маневренных боевых действий. К рассвету получали боевое задание. Оно могло уже с вечера быть, тогда сразу группу отправляли, а могло утром прийти. Иногда «заказа» не было, тогда работали «свободной охотой». К тому времени в воздухе мы уже господствовали и ходили за линию фронта. Искали там по дорогам цели и атаковали. В 10 часов второй завтрак привозили. Обязательно горячий: мясо, каша или картошка к нему. К этому времени обычно уже из первого вылета возвращались штурмовики. Если кто в воздухе был — тех завтрак ждал в особых кастрюлях, чтобы не остыл. Вообще с питанием было строго — обязательно четыре раза в день, горячее и сытное. Даже в самые тяжелые годы давали все положенное. Если работа была напряженная — по нескольку вылетов в день, то ели прямо у машин между вылетами, и еще ходили доктора и выдавали шоколад особенный, в шариках. Назывался «Шока-Кола». Днем — вторые вылеты. В два-три часа — обед. По окончании дня — ужин, к нему «наркомовские» сто грамм, конечно. Порядок этот нарушался, если приходилось в течение дня площадки менять. Когда наши войска вперед далеко уходили, дальности уже не хватало, и искали площадки подскока. Топливо и боезапас туда привозили транспортники — СБ или Ли-2. Штурмовики с полной нагрузкой там сядут, дозаправятся, и на вылет. И работают с такой площадки два-три дня, пока полк не перебазируется. Тут уже жили за счет «местных ресурсов». Дикими барашками питались, дикими курами.

И.К. Были ли у Вас приметы?

Приметы были у каждого свои. Я вот никогда никому не рассказывал в досужих разговорах, сколько у меня вылетов, да как летал, да как атаковал — избегал хвалиться, всегда считал, что отозваться может. Коля Прибылов — летчик от Бога — круглый год летал в одном и том же зимнем комбинезоне. Даже летом! Ему говорят: «Смени ты его, упаришься ведь!» — «Нет! Комбинезон счастливый, в нем меня не собьют». Другой парень был — тот, как линию фронта пересекаем, всегда крестился. Еще один в кармане зашитую иконку носил, мать зашила, когда провожала.

И.К. Какие задачи в основном выполняли штурмовики? Как производились вылеты? Что особенно запомнилось?

Задачи были разные. Часто летали на штурмовку аэродромов и уничтожение авиатехники на земле. Летали группами — по шесть, восемь, двенадцать машин. При начале крупных операций летали сразу всем полком, по несколько вылетов в день. В феврале 1944 года один день особенно запомнился — по шесть вылетов на каждый экипаж! На Кривой Рог летали. Ходили штурмовики «клином», строем шестерок, как правило. Одна пара слева. Впереди — ведущий, справа сзади и выше — ведомый. Другая пара правее идет. Ведущая пара посередине, вперед выдвинута. Эскадрилья — 12 машин, плюс 13-я — комэска. Полк — 3 эскадрильи, и звено управления. Обычно 40-45 машин. Если весь полк летит, то он тоже «клином» строится. Высоты — если чистое небо — то 1000-1500 м. Если облака — то метров 600-700, но эти высоты мы не очень любили, на 600-700 метров были настроены взрыватели снарядов малокалиберной зенитной артиллерии. Когда ходили мелкими группами на ближние цели — вообще старались идти на бреющем. Под конец войны высоты в 1000 метров и выше — а это высоты полета крупных соединений штурмовиков — стали тоже опасны, у немцев появились радары. Над целью строились в круг. Строй хороший, обороняться помогает и цель атаковать непрерывно. Но сильно зависит от опыта летчиков и слетанности в круге. Попадется «зеленый», «запляшет» в строю, его истребитель и снимет. Образуется брешь, и все — нет круга. Прикрытие — обычно «Лавочкины» (Ла-5). Ближе к концу войны — Ла-7. «Яки» — реже. Истребительное прикрытие выделялось из расчета 1/1. На четверку штурмовиков звено истребителей, если полк летит — то полк истребительный в прикрытии.
В это время оно уже отлично работало, все же не начало войны. Выделяли отдельно группу расчистки — те кто перед нами пройдут, немцев с неба сгонят, над нами группа непосредственного прикрытия, второе и выше — еще идут, немцев, выходящих из атаки ловить.

Немцы уже в чистом небе появлялись редко. Вот если облачность есть — то жди их. Выскочат из облаков парой или четверкой, спикируют, ударят, сбил-не-сбил — не важно, на форсаж, и свечкой обратно в облака. За 240 вылетов, которые я сделал, в воздушный бой приходилось вступать 18 раз. Самая опасная вещь, особенно в конце войны — зенитная артиллерия. Было ее у немцев очень много, хорошо организована была, хорошие установки, радары… В полку специально готовили группы подавления МЗА, да и вообще — все следили за землей. Как начнет откуда бить — сразу ближайшие на зенитку бросаются, и затыкают.
Самое сложное задание? Самое страшное, пожалуй, аэродромы атаковать. Там, как правило, крепкая ПВО, а часто бывает, если радар у немцев есть, что и истребители группу ждут. Вообще тяжело ходить вторым-третьим вылетом на серьезные крупные объекты, встреча будет очень горячая.
Из сложных заданий еще помню: Ранняя весна 1944, туман, густой как молоко. Прилетает Судец на У-2, построили полк, он говорит: «Нужно обработать передний край. Немцы не дают поднять головы пехоте, подвезти припасы, артиллерией обстреливают ближние тылы. Кто полетит?» Шагнул весь полк. Он: «Нет, десять экипажей, опытных». Отобрали десятку, и я туда вошел тоже — у меня опыт слепых полетов еще в училище был, и пошли. Сделали несколько вылетов. Загрузка — осколочно-фугасные 25-килограммовки, взрыватели замедленного действия. Самое сложное было обратно возвращаться. Там ориентиры были свои — река, затем село, а в селе огромная церковь, вокруг которой надо было обойти, в нее не врезавшись и над дорогой идти к аэродрому.
Уже после войны, когда я на Ли-2 летал, помню, случай был. Подхожу к аэродрому, а мне объявляют: «Не принимаем по погодным условиям, туман, прожектор вышел из строя». Мне смешно стало. Вспомнил, как в войну летали, пробил я этот туман, сориентировался, зашел, сел…
В районе Одессы весной 1944 года тяжелые потери были… В два дня — командир дивизии, командир полка, комэск, замкомэск…
Я вел тетрадку, куда записывал боевой путь полка в 1944 году по дням:

23.3.44. В период 17:35-18:00. Четыре пары Ил-2, ведущие: Ерашов, Тулакин, Дьяконов, Бурьянов. На высоте 500-700 метров в р-не западнее Вознесенское, были атакованы шестью Bf-109. Атаки производились по каждой паре штурмовиков в отдельности методом «палицы», сверху-сзади под углом пикирования 30-40 град. В результате воздушного боя летчик ст. л-т Филонов пушечно-пулеметным огнем сбил Bf-109, который упал в 2 км западнее Ястребиново.

Наши потери: не вернулся с боевого задания командир 672 ШАП Г.С.С. м-р Ерашов, подбит самолет летчика Середкина, который произвел посадку на своем аэродроме на фюзеляж. Ранен воздушный стрелок.

24.3.44. Группа — семь Ил-2. Ведущий Амосов. В группе с целью контроля летит командир дивизии гв. полковник Исупов. В районе Нов. Катериненталь были атакованы четырьмя истребителями Bf-109. Атаки производились из облаков. В результате воздушного боя сбит и не вернулся с боевого задания комдив п-к Исупов. Ведущий — лейтенант Амосов сбит, и упал на своей территории. Воздушный стрелок выбросился на парашюте и прибыл в часть.

И.К. Когда Вы сбили свой первый самолет противника?

Там, под Одессой, я первого своего немца сбил. Дурачок какой-то попался. Атаковал сзади, промазал, скорость не рассчитал, с перепугу выскочил вперед и прямо перед носом оказался. Я на гашетку нажал, он и рухнул сразу.

24.3.44 Группа шесть Ил-2. Ведущий ст. л-т Филонов. В р-не Александровка на высоте 600 метров атакованы шестью Bf-109. Атаки производились сверху-сзади. В результате воздушного боя сбито 3 Bf-109, наши потери — 2 самолета. Воздушный стрелок Сазонов сбил один Bf-109, упал у развилки дорог 3 км. южнее Анетовка. Л-к Черкашин сбил 1 Bf-109, упал в 0,5 км южнее Анетовка. Л-ки Серегин (будущий Герой Советского Союза, которому суждено будет разбиться вместе с Гагариным) и Мариненко пушечно-пулеметным огнем сбили 1 Bf-109, который упал в р-не станции Трипратное. Наши потери: сбито два самолета. Л-к Бурьянов упал в р. Южный Буг, л-к Семиренко упал на своей территории. Л-к Семиренко жив и вернулся в часть, воздушный стрелок и самолет сгорели.

Еще из сложных заданий — ловили мы в Югославии зенитный бронепоезд. Живучая сволочь была. Запасные пути для него оборудовали, тоннелей вокруг много было. Как засекут немцы подозрительную группу, смекнут: «Ага, охотнички!» Он и прячется. Но мы его все же накрыли, восьмеркой. Вел группу замкомполка ГСС Михайлов. Ему в этом вылете фугасным снарядом вырвало здоровенный кусок крыла. Мы его предупредили, и он осторожно тянул машину, а над аэродромом, видимо по инерции, стал выпускать закрылки — один вышел, а второй нет. Самолет перевернулся, и рухнул прямо на «Т».
Если говорить о вооружении штурмовика, то самым точным были пушки и пулеметы. РСы хороши были только по площадным целям, в танк ими попасть крайне сложно, только если случайно. По точечным целям работали пушками, ВЯ — оружие мощное, запас — 300 на ствол. По танкам самое эффективное — ПТАБы, конечно. Это штука зверская! Несешь их по 128 штук в люках, и вот представь, обнаружена, к примеру, колонна в 10 танков, и шестерка штурмовиков на эту колонну вдоль дороги заходит. Первый идет — последовательно свои четыре люка разгружает, второй, третий, четвертый…пройдет шестерка — смотришь — два-три танка горят, вот тебе и успешный боевой вылет.

И.К. А Вас самого сбивали?

Мне самому сбитым побывать не пришлось. Два раза садился на вынужденную, оба раза на свой аэродром. И серьезных ранений, слава Богу, не было, броня спасала. Как хороший зонт от дождя. Заходишь в атаку, и прямо чувствуешь, как по корпусу долбит, по плоскостям, по стеклу. А хоть бы что! Потом уже прилетишь, будут головой крутить, это как это ты с таким ободранным хвостом и дырками в плоскостях, и не упал. Один раз 20-миллиметровый зенитный снаряд на излете мне прямо в бронеспинку кабины попал, но не пробил. Контузило меня тогда…

И.К. В каких больших операциях Вы еще принимали участие?

Во время Ясско-Кишиневской операции бои были серьезные. Особенно запомнилось одно задание… В районе Тирасполя навели нас на лощину, где находились танки противника. Мы их с воздуха не видим, а командир дивизии — он на станции наведения был — их видит и приказывает: бейте по оврагу, там они, замаскированные. Первый заход делали вслепую. С 1600 метров мы их просто не видели. Пошли вниз, друг за другом, поочередно. Сбросили ПТАБы, и на выходе, наконец, увидели эти танки. Они были замаскированы, но стояли тесно, и часть бомб все равно попала. Танки загорелись. Ну, мы уже в кругу, и начали. В конце концов, там все горело и взрывалось.

И.К. А немцев Вам живьем видеть приходилось?

— Ну, так вот чтобы в лицо — во время войны один раз видел… «Соседи», истребители, свалили «фоку» прямо над нашим аэродромом, а летчик выпрыгнул. Унтер-офицер, не помню, как звали. А так — видел с воздуха. Самое запоминающееся — это как мы с воздуха видели бегущих немцев. Февраль 44-го, наши фронт прорвали — и немцы побежали. Степь, снег от края и до края, и все в точках — серые шинели. И техника. Дороги уже конница и танки перехватила, и истребители там висели постоянно, а мы над олм работали. Злые были все, у всех погибшие — друзья, родные. Наложили их тогда — страшно вспомнить. Ходили на низких высотах, пушками, «эрэсами», мелкими бомбами, напалмом, всем подряд. Иногда опускались низко настолько, что винтами головы рубили. Не специально, конечно, но буквально так. После возвращения на аэродром в радиаторе находили куски мяса и обрывки шинелей. А потом уже над этим полем летали — и трупы на сколько взгляд охватит. То реже, то плотнее, кучками, поодиночке. Кого артиллерией накрыло, кого мы расстреляли, кого танки передавили, все там валялись.

И.К. Ленд-лизовскую технику видели на фронте?

— Больше слышал. Видел транспортники часто, и пару раз бомбардировщики — B-25. О «Кобрах» слышал — по соседству были части, но в воздухе не видел ни разу. В Австрии уже, после окончания боевых действий — союзников видел в воздухе.

И.К. Как Вам леталось над Балатоном?

— Над Балатоном… У-у-у… Я думал уже, они там меня купаться заставят. В открытые бои они не вступали. Истребителей наших в воздухе было много. Они момент ловили, из облаков выскакивали, отрезали от групп крайних и их сбивали. Вот так и меня они на возвращении от группы оторвали, и давай над озером гонять. Я на бреющем хожу, уклоняюсь, а они сверху пикируют, чтоб на стрелка не нарваться. Спасало шестое чувство. Он справа заходит, я отворачиваю в последний момент, очередь мимо идет. Ведомый его слева атакует — тоже верчусь, но в другую сторону. Но долго так не продержался бы. Повезло. Смотрю, он сверху идет, и понимаю, что может впереди меня оказаться, и начинаю скорость сбрасывать. Сбросил совсем, почти до посадочной, лопасти можно уже считать на вращении, и вижу его тень по воде. Понимаю, что выходит он на меня, и скорость прибавляю понемногу. Резко нельзя — карбюратор захлебнется. Постепенно даю газ, и когда он оказался рядом, я довернул. Смотрю — он в прицеле, на гашетки жму — он и взорвался. А ведомый удрал. То ли топливо у него кончалось, то ли решил, что ловить ему нечего, не знаю.

Много было моментов, когда было страшно, но Балатон покруче всего остального будет, я тебе скажу. Там я действительно думал, что все, купаться мне в озере…

И.К. В районе Балатона немцы ведь в последнее свое наступление ходили?

Да, так. 6-я танковая армия СС, там они свои танки и оставили. В конце апреля, бои там давно закончились уже, помню разбирательство смешное было — на дороге колонна тяжелых танков немецких, ее наш полк накрыл и в два вылета остановил. Часть танков сгорела, а остальные обездвижены были, немцы их бросили и разбежались кто куда. И у нас из-за этих «Тигров» с танкистами спор вышел. Они рапорты писали, что это их ребята из засад фланговым огнем колонну пожгли, а мы, соответственно, свое писали. Ну, доказали, конечно. Судец заступился, комиссию туда привезли, они дырки посмотрели, и говорят: да, верно, штурмовики работали. Все дырки — ПТАБы и РС.

И.К. Как складывались отношения с техсоставом и со стрелками?

Техсоставу было тяжелее, чем нам. Работы много, она была очень тяжелая, а обеспечивали их во вторую очередь — весна уже, скажем, идет, грязь, а они по талой воде в валенках шлепают — сапоги на них еще не привезли.
Мы техсостав очень уважали и ценили. Старались помочь чем могли, но все равно им тяжело приходилось, особенно зимой. По началу, например антифриза не было, его только под конец войны стали поставлять. Зимой механикам постоянно приходилось прогревать двигатели, чтобы вода не замерзла. Механик двигатель включал, прогревал, выключал, затем ложился в ложбинку капота и дремал. Как двигатель остывал, он просыпался, вновь его включал, прогревал, и по новой. И так всю ночь… Техсостав к нам тоже с уважением относился. Когда я на фронт пришел, дали мне самолет, и пошел я с техником знакомиться… А он мне и говорит:
— Я в вас, командиров, верю, на вас надеюсь… но вы четвертый уже будете.
Стрелки — разговор отдельный. У меня был стрелком Сазонов — до чего замечательный человек! Мы и после войны с ним долго дружили. У него сбитых больше чем у меня — три машины. Имел за подвиги Знамя, Отечественную Войну, Красную звезду… Парень — аккуратист. Пулемет заряжал и готовил всегда сам, техников не пускал. Каждый патрон из ленты вынет, осмотрит, оботрет, обратно вставит, все патроны в ленте подгонит, чтобы не заклинило. В кабине постоянно имел два ППШ с дисковыми магазинами, на случай вынужденной посадки за линией фронта, чтоб было чем с немцами разговаривать, помимо пистолетов. Иной раз, если в напряженном вылете патроны к пулемету кончатся, эти автоматы в дело шли. Ракетница тоже была — опять же на случай вынужденной, если свои искать будут, да и немца иногда ей тоже пугали. Вспыхнет у тебя перед машиной такая дура, тут инстинктивно дернешься, прицел собьешь.
Он был из танкистов, Сазонов. Однажды у него старая рана, еще в танковых войсках полученная, разболелась, и его отправили в госпиталь. А мне вместо него дали штрафника, старшего лейтенанта, штурмана дальнебомбардировочной авиации. В Кременчуге по пьяному делу он застрелил милиционера. Ему дали десять лет лагерей с заменой годом штрафбата. Затем решили, что квалифицированного штурмана гробить в штрафбате негоже, и заменили год штрафбата тридцатью вылетами стрелком на Ил-2. Пришел он к нам, мне его посадили. В первом нашем с ним вылете, атаковали группу «мессеры», стрелки включились, он тоже — а там я слышу — одна очередь, другая, и глухо. На аэродром приходим, выясняю: «Почему прекратил стрелять?» — «Заклинило ленту наглухо». — «Конечно, заклинит! К вылету готовиться надо, как следует!» Парень был с гонором, хоть и разжалованный, ходил постоянно с планшетом. Как задание дают на вылет, он тоже стоит, что-то туда пишет, хотя чего ему писать? Что он увидит, спиной вперед сидя? Но втянулся, тридцать вылетов свои сделал, представили его к Отечественной Войне II степени, и отправили обратно.

И.К. А с БАО?

БАО тоже доставалось крепко, но не как техсоставу или летчикам. Им было полегче особенно с обмундированием, лучше чем даже летчикам, не говоря о техсоставе. После войны уже случай был анекдотический: Жуков, тогда командовавший ОдВО, приезжает на аэродром, где сидит один штурмовой авиаполк, идет вдоль строя… смотрит — стоят навытяжку, чистенькие, подтянутые парни, в «первом сроке», но наград — одна-две медали. Дальше — стоят, в заплатках, сапоги кое у кого каши просят, но зато полные иконостасы. Жуков, показывая на обмундированных, спрашивает: «это кто?» — «Это БАО, Георгий Константинович!» — «А это?!» — «Летный состав!» Ну, ту последовало, конечно «!!!!!!» На следующий день всех одели нормально.

И.К. С особистами?

На особистов смотрели с опаской, стараясь их избегать. Они свою работу делали, мы свою. Был у нас один деятель — ты фамилию не пиши — командир звена управления. Он с особистом в одной хате жил, и в полку считали, что он ему стучал. Однажды он мне ведомого убил. Как убил? Просто. Взлетели мы шестеркой. Идем. Я ведущий. За линией фронта оглядываюсь — нет его. Пять осталось. Ну ладно, отработали впятером, идем обратно, садимся, и на посадке он откуда-то появляется — после рассказывал, что от немецких истребителей отбивался — и заходит на посадку. Без очереди, без всего. И сажает машину прямо на идущий по полосе самолет. Сам цел, и стрелок цел, а на кого посадил — оба вдребезги. Что ему было? Да ничего не было. В полку его не любили. В компанию не принимали. Бывало, стоит народ, разговаривает, он в разговор попробует влезть как-нибудь, а его обрывают: «Тебе чего надо? Иди-иди отсюда…»

И.К. Сколько вы сделали боевых вылетов?

Двести сорок! И как я столько вылетов сделал? Ну, тут, с одной стороны — везло, конечно. Бог хранил. С другой — выучили все же хорошо, это сильно помогло, и ввели в боевые действия меня постепенно. Кроме того — вторая половина войны она легче была, в 44м летать — это не в 42м. Все было по другому. И мы другие, и немец другой, и техника у нас разная.
Ведущим летал часто — командный состав под конец войны уже все больше на земле оставался, и молодых ставили ведущими групп. Лети, Гриша, веди! Ну и ведешь, конечно. Летишь. Летать я люблю и всегда любил. Это особое состояние души — полет.

Интервью:

Илья Крамник

Лит. обработка:

Илья Крамник


iremember.ru

Беда Леонид Игнатьевич — советский военный летчик-штурмовик дважды Герой Советского Союза — Красные соколы: русские авиаторы летчики-асы 1914

Родился 16 Августа 1920 года в селе Новопокровка Урицкого района Кустанайской области в семье крестьянина. В 1940 году окончил Уральский учительский институт, в том же году призван в ряды Красной Армии. В 1942 году окончил Чкаловскую   ( Оренбургскую )  авиационную школу пилотов.

На фронтах Великой Отечественной войны с Августа 1942 года. Сражался на Сталинградском, Южном, 4-м Украинском, 3-м Белорусском фронтах. Был пилотом, старшим пилотом, заместителем командира и командиром эскадрильи, помошником командира полка. Участник Сталинградской битвы, освобождения Украины, Крыма, Белоруссии, Литвы, наступательных операций в Восточной Пруссии и Польше.

К Апрелю 1944 года командир эскадрильи 75-го Гвардейского штурмового авиационного полка  ( 1-я Гвардейская штурмовая авиационная дивизия, 8-я Воздушная армия, 4-й Украинский фронт )  Гвардии старший лейтенант Л. И. Беда совершил 109 боевых вылетов на штурмовку укреплений и войск противника.

26 Октября 1944 года за мужество и отвагу, проявленные в боях с врагами, удостоен звания Героя Советского Союза.

Будучи помощником командира того же полка по воздушно — стрелковой службе  ( 1-я Гвардейская штурмовая авиационная дивизия, 1-я Воздушная армия, 3-й Белорусский фронт )  за последующие 105 боевых вылетов Гвардии майор Л. И. Беда 29 Июня 1945 года награждён второй медалью «Золотая Звезда».

После войны продолжил службу в ВВС. В 1950 году окончил Военно — Воздушную академию, в 1957 году — Военную академию Генерального Штаба. Был на различных командных должностях в ВВС. Заслуженный военный лётчик СССР  ( 1971 год ). Генерал — лейтенант авиации  ( 1972 год ). Член ЦК КП Белоруссии с 1976 года. Депутат Верховного Совета БССР 5-го созыва. Бюст установлен в Кустанае.

Погиб 26 Декабря 1976 года при исполнении служебных обязанностей.

Награждён орденами: Ленина, Красного Знамени  ( четырежды ), Александра Невского, Отечественной войны 1-й степени, Красной Звезды; медалями. Бронзовый бюст установлен в Кустанае. Его именем названы проспект в Минске, улица в городе Лида Гродненской области, школа в Харькове.

*     *     *

Драматично начался боевой путь лётчика — штурмовика Леонида Игнатьевича Беды. 568-й штурмовой авиационный полк, в который сразу же после окончания Оренбургского училища прибыл сержант Беда, находился под Сталинградом. Немецкие войска к тому времени почти вплотную подошли к городу. Ни днём ни ночью не утихали ожесточённые бои.

Фронтовая жизнь сразу же захватила молодого лётчика. Он быстро освоился с боевой обстановкой, и когда Леониду сообщили, что предстоит первый боевой вылет, он встретил это известие с радостью.

На рассвете самолёты один за другим поднялись с аэродрома и взяли курс на запад. Вот и линия фронта. Сверху хорошо видно, как немецкие танки медленно продвигаются к позициям наших войск. Развернувшись, штурмовики начали пикировать на танки. Леонид обрушил бомбы на один из них, и вражеская машина вспыхнула факелом.

А через 2 часа — новый вылет на штурмовку группы немецких танков, прорвавшихся к Волге. Когда цель была обнаружена, Леонид вслед за ведущим сбросил бомбы, но при выходе из пикирования отклонился в сторону и не смог своевременно занять место в строю. И вдруг рядом с его самолётом пронеслись огненные трассы. Затем что — то резко ударило в руку и кольнуло в лицо. Только теперь он понял, что сзади враг.

Беда попытался сманеврировать, однако штурмовик плохо слушался рулей. А тут ещё кровь залила лицо. Почти не действовала простреленная левая рука. Изнемогая от боли, Леонид снизил свой самолёт до бреющего полёта. Так легче уйти от преследования. Долетев до своего аэродрома, Беда посадил машину на фюзеляж, так как шасси не выпускались.

— Не понимаю, как можно было держаться на таком самолёте в воздухе. 350 пробоин ! — сокрушённо качал головой полковой инженер.

Выйдя из госпиталя, Беда вернулся в свой полк, которому было присвоено Гвардейское звание — он стал 75-м Гвардейским ШАП. Вскоре Беда был удостоен своего первого ордена — Красного Знамени.

Однажды его вызвал командир и поставил задачу: «прочесать» определённый район и выявить точное местонахождение вражеской конницы, а по возможности — и её численность.

Хотя погода была нелётная, шёл густой снег, Беда немедленно поднялся в воздух. Достигнув заданного района, он вывел машину из облачности и на бреющем полёте стал обследовать местность. Летать пришлось долго. Лётчик осмотрел все овраги. Казалось, кругом ни души. Но Беда был уверен, что разведка не ошиблась, что конница врага прячется где — то здесь.

Пролетая над одной из лесных опушек, Леонид заметил едва различимую на фоне деревьев струйку дыма. Кроме дыма, не было заметно никаких признаков жизни. Беда дал вдоль опушки длинную пулемётную очередь. И местность мгновенно ожила. Заметались раненые лошади. Противник был обнаружен. Координаты конницы лётчик немедленно передал по радио в штаб полка. По лесу ударила дальнобойная артиллерия, затем появились штурмовики, прочесавшие огнём пулемётов и пушек весь лес. План внезапного наступления врага в этом районе был сорван.

…В боях за освобождение Донбаса 8 «Илов», летевших в сопровождении 4-х «Яков», внезапно были атакованы 20-ю вражескими истребителями. Несмотря на большой численный перевес врага, советские лётчики сбили 2 машины и, успешно выполнив задание, без потерь вернулись на свой аэродром. В этом бою один из вражеских самолётов сбил Леонид Беда.

Осенью 1943 года в районе Никополя группа штурмовиков, ведомая Бедой, атаковала в воздухе 30 бомбардировщиков противника. В ходе боя было сбито 6 вражеских самолётов, в том числе один уничтожил командир группы. В одном из боевых вылетов в Крыму Леонид Беда со своими боевыми товарищами потопил крупный вражеский корабль.

К Апрелю 1944 года командир эскадрильи 75-го Гвардейского штурмового авиационного полка Гвардии старший лейтенант Л. Беда совершил 109 боевых вылетов на штурмовку укреплений и войск противника, был представлен к званию Героя Советского Союза.

А в 110-м боевом вылете самолёт Беды был подбит, и тот был вынужден посадить его на территории, занятой противником, в расположении немецкого пехотного батальона.

— Снимай пулемёт, будем драться, — крикнул Беда своему стрелку — радисту старшему сержанту Романову. Но товарищи Беды не оставили своего командира: 3 штурмовика атаковали немецкие подразделения, а Младший лейтенант Аннатолий Берсенев приземлил свой Ил-2 неподалёку. На глазах у ошеломлённых немецких солдат, Беда и Романов кое — как поместились в кабине штурмовика, и тот взлетел…

Отличились лётчики — штурмовики и при освобождении Орши — они не допустили эвакуации имущества противника на запад и не позволили разрушить железнодорожное полотно в прилагающих к Орше районах. «Адскую машину» — паровоз, переделанный в путеразрушитель — нашёл и уничтожил Леонид Беда.

Интересно, что «за умелые действия по защите Оршанского железнодорожного узла и прилегающих к нему перегонов от разрушения» 13 лётчикам — штурмовикам было присвоено звание «Почётный железнодорожник». Нарком путей сообщения Л. Каганович не был лишён юмора.

Леонид Беда участвовал в боях за Донбасс, в освобождении Крыма, Белоруссии, Восточной Пруссии. Совершил 7 предельно рискованных и эффектных налётов на укреплённые позиции противника на Сапун-горе. За боевую работу в Крыму был награждён орденом Александра Невского.

За образцовое выполнение боевых заданий командования, мужество, отвагу и геройство, проявленные в борьбе с немецко — фашистскими захватчиками, Указом Президиума Верховного Совета СССР от 26 Октября 1944 года удостоен звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».

Будучи помощником командира того же полка по воздушно — стрелковой службе за последующие 105 боевых вылетов Гвардии майор Л. И. Беда 29 Июня 1945 года награждён второй медалью «Золотая Звезда».

За годы войны Леонид Игнатьевич Беда совершил 214 успешных боевых вылетов, из которых более 30 — на штурмовку вражеских аэродромов. Боевые подвиги прославленного лётчика отмечены многими орденами и медалями.

После окончания войны он продолжил службу в рядах Военно — Воздушных Сил. В 1950 году окончил Военно — Воздушную академию. Освоил многие типы боевых реактивных машин. Служил командиром авиационного полка, затем заместителем командира авиационной дивизии по лётной подготовке. В 1956 году Гвардии подполковник Л. И. Беда направлен на учёбу в Военную академию Генерального штаба. В 1957 году он окончил 1-й курс названной академии. Был назначен командиром авиационной дивизии. Занимал другие командные должности. В 1973 году Генерал — лейтенант авиации Л. И. Беда назначен на должность командующего авиацией Краснознамённого Белорусского военного округа. Заслуженный военный лётчик СССР. Член ЦК КП Белоруссии с 1976 года. Погиб 26 Декабря в автомобильной катастрофе.

Бронзовый бюст дважды Героя установлен в Кустанае. Его именем названы проспект в Минске, улица в городе Лида Гродненской области, школа в Харькове. Сын выдающегося штурмовика Л. И. Беда также был лётчиком, служил в ВВС.

*     *     *

Штурмовики в прорыве обороны немцев на Сиваше.

Оборона немцев на Сиваше состояла из 3-х полос с противотанковыми рвами, дотами и дзотами, укрепленными узлами. Кроме того, немцы занимали высоты, с которых хорошо просматривалась наша сторона, особенно с высоты в районе Тархан.

Наши войска захватили сравнительно небольшой плацдарм, форсировав Сиваш с хода после прорыва немецкой обороны на реке Молочная. Зенитная артиллерия немцев многослойным огнём прикрывала все полосы обороны, особенно огневые позиции артиллерии, командные и наблюдательные пункты. Плохая погода с низкой облачностью и плохой видимостью, преобладающая на Сиваше, затрудняла обнаружение целей.

Учтя это, командование перед операцией сфотографировало всю оборону немцев. Фотопланшеты были крупного масштаба, так что хорошо были видны на снимке огневые позиции артиллерии, все окопы и траншеи. Всё это изучалось с лётным составом до такой степени, что каждый лётчик мог начертить на память свой участок действий и то орудие, по которому он будет стрелять, так как батареи были распределены между отдельными экипажами.

Истребители противника летали небольшими группами: 24 самолёта Ме-109 или FW-190 и атаковали внезапно, используя облачность. В бой не вступали, так как постоянно на поле боя было много наших истребителей. В связи с этим мы уделяли большое внимание осмотрительности, строгому выдерживанию боевых порядков, особенно над целью, при подходе и уходе от цели. Действовали группами 6 — 8 самолётов с «круга».

Штурмовая авиация, действующая непосредственно перед нашей пехотой, оказала ей большую поддержку при прорыве обороны немцев на Сиваше, снижаясь до высоты 50 — 100 метров для подавления артиллерии и живой силы.

9 Апреля 1944 года вечером, перед заходом солнца, я получил задачу: группой 6 Ил-2 нанести удар по артиллерии и танкам противника, выдвигавшимся из Томашевки  ( где находился резерв противника )  против наших наземных войск, форсировавших оз. Айгульское вброд и отрезавших Коранскинскую группировку немцев. Этот резерв представлял большую угрозу, так как в боевых порядках нашей пехоты было мало орудий ПТО и орудий сопровождения.

Командовал группой я, заместителем был Гвардии лейтенант Брандыс, ныне Капитан, дважды Герой Советского Союза, лётчики — Дойчев, Аплеев, Береснев, Данилов.

Действовали с аэродрома Павловка. До цели шестёрка шла в «клину» на высоте 200 метров, при подходе к переднему краю перестроились в правый «пеленг» и на высоте 850 — 900 метров пришли на цель.

Истребителей противника не было, но их можно было ожидать, так как облачность была 45 баллов. Строй был построен не в глубину, а по фронту, то есть шли на сокращённых дистанциях до полфюзеляжа на интервале 40 — 50 метров.

При подходе к району цели по радио со станции наведения передали, что танки противника выходят из Томашевки и двигаются во фланг нашей пехоте. Цель мы обнаружили легко. Было 4 танка типа «Тигр» и «Пантера». С Томашевки нас начала обстреливать МЗА, но замыкающая пара — Аплеев и Данилов  ( которым было поручено специально подавлять зенитную артиллерию )  — быстро подавила её. Первую атаку по цели сделали с планирования с высоты 750 — 800 метров до 110 метров, а затем, став в круг, сбрасывали бомбы по одной кассете в заход. В результате бомбометания 2 танка загорелись, один вернулся обратно и один повреждённый остался на месте.

«Круг» строили не плотный, а свободный, маневренный, с дистанцией между самолётами 700 — 800 метров. За каждый заход делали 2 атаки. Одну атаку — бомбометание по танкам, затем набирали высоту 400 — 500 метров и с левым доворотом на 40 — 50° пулемётно — пушечным огнем обстреливали пехоту немцев, переправлявшуюся через Сиваш вброд, так как она была отрезана с суши. Эту же пехоту обстреливали и воздушные стрелки после вывода из планирования, так как часто в момент ведения огня лётчиком немцы погружались в воду  ( ныряли ), а в момент вывода из планирования поднимались.

Во время работы над целью ЗА оказывала слабое противодействие, так как подавлялась первым заметившим экипажем группы. Подавляя ЗА, лётчик не нарушал общего боевого порядка, а если и отворачивал, то после атаки быстро занимал своё место.

Стреляли по пехоте с планирования под углом 20° и снижались до бреющего полёта. От цели не уходили до тех пор, пока не расстреляли весь боевой комплект. Наша пехота в это время очень быстро продвигалась на юг к Томашевке.

Истребители противника парой Ме-109 пытались произвести одну атаку, но ещё на подходе к штурмовикам их отбили истребители прикрытия. Один Ме-109 был сбит, а второй ушёл.

Сбор произвели быстро над своими войсками. Возвращались на аэродром через район огневых позиций нашей ЗА, которая отсекала истребителей противника в случае внезапного их появления из облаков. Чтобы исключить атаку снизу, уходили от цели на высоте 100 метров. Группа без потерь вернулась на свой аэродром.

Группа получила благодарность от командующего наземной армии, наступающей на этом направлении, за оказанное содействие пехоте при её продвижении к району Томашевка. С захватом Томашевки наши войска вышли из межозёрных дефиле на оперативный простор.

( Из сборника — «Сто сталинских соколов в боях за Родину».   Москва, «ЯУЗА — ЭКСМО», 2005 год. )

airaces.narod.ru

Самый молодой лётчик-штурмовик Великой Отечественной | One of Lady

Он не стал суперзвездой советского кино — хотя, без его эпизодических ролей, которых он сыграл около сорока, трудно представить некоторые всенародно любимые фильмы. Чаще всего он играл простых советских парней, нередко — милиционеров. Но он был самый молодой лётчик-штурмовик Великой Отечественной войны. В 1942 году, в 17 лет, Владимир Гуляев был принят в Пермскую авиашколу, которая выпускала лётчиков-бомбардировщиков…

Владимир Леонидович Гуляев (30.10.1924 — 3.11.1997) — сын подполковника, заместителя начальника политодела военной авиационной школы и кандидата исторических наук Леонида Михайловича Гуляева.

Чем занимается сын комиссара? В 15 лет, в 1939 году поступает в аэроклуб. С началом войны идёт слесарем в авиационную мастерскую. 17-летний Владимир Гуляев добивается цели и становится курсантом Молотовской военно-авиационной школы пилотов (без помощи отца явно не обошлось: без «блата» шансы допризывника на поступление в лётчицкую школу были весьма сомнительны).

Школу он заканчивает с отличием, и в ноябре 1943 года самый юный младший лейтенант советской штурмовой авиации Владимир Гуляев отправляется на фронт. Летчик 639 ШАП, с весны 1944-го — 1-й АЭ 826 Витебского ШАП освобождает Белоруссию и Прибалтику.

28 июня 1944 года он стал участником небезызвестной обороны аэродрома Бешенковичи от прорывавшихся из окружения немцев — редкостного для войны случая, когда Илы стреляли по врагу, стоя на земле. Штурмовики сгоряча расстреляли весь наличный полковой боезапас, и на следующий день, 29 июня боевых вылетов не делали — просто не с чем было.

Под Резекне Гуляеву пришлось сажать разбитый зенитками самолёт на лес. Лётчика в тяжёлом состоянии срочно доставили на лечение в Москву, откуда он вернулся домой, в полк, только через 3,5 месяца — да и то с допуском к полётам лишь на легкомоторных самолётах. На По-2 то есть. И всё-таки в марте 1945 года он снова добивается права управлять штурмовиком. 26 марта в его самолёте при четвёртом заходе на штурмовку взрывается снаряд МЗА — но благодаря отличной технике пилотирования лётчик доводит машину до своего аэродрома.


Закончил Гуляев войну лейтенантом в Восточной Пруссии. На счету 60 боевых вылетов, на груди — два ордена Красного Знамени, орден Отечественной войны I степени и медаль «За взятие Кенигсберга». Он участвует в Параде Победы в составе сводной роты 3-й ВА, но… 30 ноября 1945 года Гуляева комиссуют вчистую: последствия нескольких ранений и контузии закрыли для него небо.

И тогда Володя Гуляев поступает во ВГИК, на курс, который ведут М. Ромм и С. Юткевич, и успешно заканчивает его в 1951 году.

Он не стал суперзвездой советского кино — но без его эпизодических ролей, которых он сыграл около сорока, трудно представить некоторые всенародно любимые фильмы. Чаще всего он играл простых советских парней, нередко — милиционеров.
Например, в «Операции „Ы“ и других приключениях Шурика».

Слева от Гуляева, кстати, в этом кадре стоит актёр Алексей Смирнов (они оба, что интересно, стали Заслуженными артистами РСФСР «одним приказом», в 1976 году). Не все знают, что он тоже ветеран войны, да непростой: матёрый разведчик и миномётчик, награждённый двумя орденами Славы и орденом Красной Звезды. Но о нём — в другой раз.

В «Бриллиантовой руке» лейтенант милиции Володя не только вручает герою Никулина пистолет Беретту и возит его, изображая таксиста. На съёмках этого фильма Владимир Гуляев совершил свой последний вылет — в штурманском кресле новейшего на тот момент десантно-транспортного вертолёта Ми-8Т, предоставленного на съёмки по личному распоряжению Главкома ВВС СССР Главного маршала авиации К. Вершинина.

Кстати, Владимир Леонидович написал книгу воспоминаний о войне «В воздухе Илы»
В её главном герое лейтенанте Ладыгине сам автор узнаётся практически сразу, отчего, в частности, в той же библиотеке «Милитера» она заслуженно «стоит» в разделе мемуарной литературы.

Почти всю свою актёрскую карьеру, с 1951 по 1988 год, Владимир Гуляев параллельно работал в Театре-студии киноактёра. После СССР он уже не играл и не снимался. С одной стороны, очевидно, типаж стал не актуальный, с другой — здоровье было уже далеко не то: возраст плюс старые раны.

Самый молодой лётчик-штурмовик Великой Отечественной войны умер 3 ноября 1997 года.

Похожие материалы:

www.oneoflady.com

На «горбатом» через войну. летчик-штурмовик муса гайсинович гареев

Этот текст выкладывается на сайт в честь 69-й годовщины победы в Великой Отечественной войне и а продолжение штурмовиков и темы бомбардировщиков.

В случае если разглядывать тот либо другой самолет времен 2-й всемирный войны в качестве некого «национального знака эры», получается, что «национальный самолет» британцев — «Спитфайр», американцев — «Мустанг», немцев — Bf 109, японцев А6М «Зеро». Ну а «русский национальный самолет 2-й всемирный», несомненно — штурмовик Ил-2. Оно и ясно — их и выстроили больше всех, и больше всех утратили, да и Храбрецов СССР среди летников-штурмовиков в ту войну было поболее, чем в других родах авиации.

Сравните, из летчиков-истребителей советских ВВС периода ВОВ двое cтали Трижды Храбрецами и 28 — Два раза Храбрецами СССР. Среди бомбардировщиков было 10 Два раза Храбрецов, ну а в активе штурмовой авиации аж 65 Два раза Храбрецов СССР. И практически в каждом городе либо области бывшего СССР имеется «собственный памятный храбрец», летавший в Великую Отечественную на «Илюхе горбатом». Имеется таковой храбрец и у нас в Башкирии.

Это летчик-штурмовик, Два раза Герой Советского Союза Муса Гайсинович Гареев (Муса ?aйса улы Г?р?ев).

Муса Гареев появился 8 июля 1922 г. в деревне Илякшиде Чекмагушевского (сейчас Илишевского) района Башкирской АССР в семье крестьянина. В 1928 г. семья Гареевых перебралась на новое место — в деревню Таш-Чишма (до недавнего времени — колхоз «Коммунар»). Тут Муса окончил начальную и семилетнюю школы.

Ясно, что в 1930-е годы кроме того в самой глухой провинции народ был неравнодушен к удачам отечественной авиации. Подвиги челюскинцев, В. других героев и Чкалова сделали свое и на М. Гареева. По крайней мере, в то время, когда он в 1937 г. приехал продолжать учебу в столицу республики Уфу, в его голове уже прочно сидела мысль — не смотря ни на что стать летчиком. Гареев удачно поступил в Уфимский ЖД техникум по профессии «техник-строитель неестественных сооружений».

Характерно, что при поступлении Муса практически не владел русским языком и год получал образование подготовительной группе, проходя программу 5-7 классов на русском. В 1938 г. его приняли в ВЛКСМ (тогда КИМ), а в августе 1939-го он без отрыва от учебы стал курсантом Уфимского аэроклуба (основан в 1933 г.). Весной следующего года учлет Гареев выполнил собственный первый независимый вылет на У-2 и к осени освоил эту машину. Одвременно с этим (по достижении призывного возраста) М. Гареева, по его собственным словам:

«в числе вторых аэроклубовцев отобрали для обучения на профессию армейского летчика в Энгельсскую военно-авиационную школу пилотов (ЭВАШП)».

Маховик будущей войны начал раскручиваться, и в авиацию «отбирали» в приказном порядке: ВВС РККА росли как на дрожжах, летчиков требовалось все больше, и «хотения» у кандидатов в пилоты уже не спрашивали.

ЭВАШП, куда М. Гареев был зачислен 15 декабря 1940 г., была простым для этого времени военно-учебным заведением — с урезанной до года учебной программой, без присвоения выпускникам по его окончании командирских званий. В школе готовили пилотов для скоростных бомбардировщиков СБ, что сначала расстроило Мусу, грезившего об истребителе. Но, в то время, когда начались первые полеты, разочарования как ни бывало.

Еще учеба в летной школе запомнилась М. Гарееву прекрасной формой, приличным (если сравнивать с техникумом) обилием и питанием строевой подготовки (это «новшество» приписывают тогдашнему наркому обороны С.К. Тимошенко), которой очень долго занимался с курсантами ефрейтор эскадрильи Лыков, переведенный в авиацию из кавалерии.

За год с лишним нахождения в ЭВАШП курсант Гареев налетал около 73 часов, в т.ч. 32:07 — на У-2, 16:45 — на Р-5, 19:45 — на СБ и УСБ и 4:12 — на УТ-2 (ночью)[1].

Еще одной памятью об ЭВАШП для М. Гареева стала случайно подхваченная малярия, от приступов которой он позже мучился всю войну.

Начавшаяся война не сказалась на темпах учебы в ЭВАШП, но сразу же ухудшились бытовые условия: вместо панцирных коек показались двухъярусные пары, вместо матрацев — тюфяки, вместо тарелок в столовой — алюминиевые миски, вместо ненормированного хлеба — скудные пайки. В осеннюю пору 1941 г., по мере ухудшения обстановки на фронте, из ЭВАШП стали «выгребать» легкие бомбардировщики Р-5 (из них формировали части дневной и ночной ЛБА).

Самолеты довооружались за счет «внутренних резервов» школы, а экипажи набирали из инструкторов. Одвременно с этим на аэропорты школы стали приземляться направлявшиеся на фронт авиаполки, тут они дозаправлялись и следовали дальше (к примеру, в начале 1942 г. через ЭВАШП проследовал на фронт женский полк Пе-2 Марины Расковой). Но для курсантов в конце 1941 г. начались непонятные времена.

К первой военной зиме они, окончив курс подготовки, освоили СБ, но производить их в строевые части не спешили. Обстоятельство была несложна — зимний период 1941-42 гг. СБ во фронтовых частях фактически не осталось, а ни на чем втором курсанты летать не умели.

Первоначально предполагалось в маленький срок переучить выпускников на пикировщик Пе-2, но из-за разгромной ситуации на фронтах и обвального спада производства ЭВАШП до Января этого года так и не взяла ни одной «пешки». В итоге, весной 1942 г. курсантов (фактически уже «готовых» летчиков) заняли привычным для отечественной армии делом — послали сажать картошку в близлежащих колхозах. Данной и другими сельхозработами они были заняты до конца июня, наряду с этим ходили постоянные слухи о том, что их пошлют рядовыми в пехоту либо, в лучшем случае, стрелками в бомбардировочную авиацию.

Обстановка разрешилась лишь в последних числах Июня 1942 г. Целый выпуск (31 человек) выстроили и заявили:

«Приказано послать вас переучиваться на штурмовик Ил-2».

Эту новость утомившиеся от полевых работ курсанты восприняли очертя голову — Ил-2 казался им очень похожим на истребитель. Они еще не знали, что в истребительных авиаполках командирская угроза пересадить кого-либо на штурмовик была равносильна «пехотной» формулировке:

«Я тебя закатаю в штрафбат до конца дней!».

5 июля 1942 г. курсант М. Гареев прибыл в 10-й запасной авиаполк, дислоцированный недалеко от Пензы, где с 3 августа приступил к переучиванию на самолет Ил-2. За время нахождения в 10-м ЗАП Гареев выполнил 58 вылетов неспециализированной длительностью 13 час. 51 мин., в т.ч. 10 вылетов на «спарке» УИл-2.

Отрабатывались взлет, посадка, полет по кругу, полеты строем (звеном и парой), независимые полеты в зону и на полигон для стрельбы и бомбометания. По окончании переучивания в летной книжке М. Гареева показались две записи[2]:

«2.08.1942 г. Самолет УИл-2. Кабина пилота. Проверка техники пилотирования. Полет в зону. Руление — прекрасно. Взлет — прекрасно. Комплекты — прекрасно. Развороты — опиично.

Виражи небольшие — превосходно. Виражи глубокие — прекрасно. Боевые развороты — опиично. Спираль — прекрасно. Планирование — прекрасно. Расчет — прекрасно.

Посадка — прекрасно. Неспециализированная оценка техники пилотирования — прекрасно. Ком. зв. л-т Кореной.»

Ниже сделана еще одна:

«Черта. Пилот сержант Гареев за время переучивания на с-те Ил-2 в 10 ЗАП вел себя дисциплинированно. На земле и в воздухе летает прекрасно. Матчастъ эксплуатирует грамотно, аварий и поломок не имел. Всего налетал на самолете УТ-2 — 4 час.

12 мин, на с-тe Ил-2 и УИл-2 — 13 час. 51 мин, 58 посадок. Адъютант 3 АЭ 10 ЗАЛ л-т Лукин».

18 сентября новоиспеченный летчик-сержант (при выпуске курсантам, за неимением лучшего, выдавали темносерые милицейские гимнастерки с голубыми петлицами, на которых сержантские «треугольники» было нужно рисовать красным карандашом) Гареев покинул 10-й ЗАП и в обществе 27 вторых молодых летчиков на самолете С-47 вылетел на фронт. При промежуточной посадке в Балашове сержантов чуть было еще раз не «завернули» на переучивание, на этот раз на истребители — кто-то из местных глав совершил ошибку. Лишь через 15 месяцев по окончании начала войны сержант М. Гареев был в армии, прибыв прямо под Сталинград.

Но, боевые вылеты начались не скоро. На берегах Волги шла грандиозная «Битва титанов» и накал драк в воздухе мало уступал наземным. Приданная армиям Сталинградского фронта 8-я Воздушная Армия генерала Т.Т. Хрюкина несла дикие утраты. Особенно доставалось штурмовым частям, летавшим фактически без прикрытия.

Потому, что ни у кого из начальников не было ни мельчайших иллюзий довольно боевых возможностей пополнения (имелся широкий печальный опыт), «зеленых» сержантов не торопились вводить в бой. Необстрелянных и «безлошадных» нилотов продолжительно «тасовали» из части в часть. Наряду с этим им разрешались лишь учебные полеты (чтобы освоиться в новой обстановке) и перегонка техники из ремонта.

С 1 по 17 октября сержант Гареев выполнил 12 учебных вылетов (длительностью 25:50), в т.ч. 5 полетов звеном и парой по кругу, 5 — для бомбометания на полигоне, 1 — на патрулирование и 1 — «для изучения района аэропорта». Помимо этого, с 31 октября по 28 ноября М. Гареев перегнал из ПАРМа (по маршруту Чапаевка — Разбойщина — колх. «Коммунист» — Демидов и ст.

Безымянная — Демидов) 2 Ил-2, и вдобавок 2 либо 3 штурмовика было облетано им по окончании ремонта.

«Новая судьба» для сержанта Гареева началась лишь в декабре. Ранее числившегося в 944-м ШАП (данный потрепанный в битвах полк к этому времени послали в тыл на переформирование) летчика в числе вторых ему аналогичных «желторотых» пилотов перевели в 505-й ШАП 226-й ШАД (комдив п-к М.И. Горлаченко), где он летал до марта 1943 г. По окончании преобразования и пополнения 226-й ШАД в 1-ю гв. ШАД М. Гареева зачислили в 76-й гв. ШАП.

В нем ему и суждено было провоевать до победы.

Три полка 226-й ШАД (225-й, 504-й и 505-й ШАП) базировались на полевом аэропорте недалеко от деревни Столярово (правый берет Волги, 20 км от Сталинграда). В 505-м ШАП в первых числах Декабря оставалось всего 10-12 исправных Ил-2, исходя из этого комполка м-р B.C. Семенов не торопился пускать «молодняк» в бой.

К этому времени 6-я армия Паулюса и попавшие с ней «за компанию» румыны уже прочно сидели в «котле».

«Понюхать пороху» молодым пилотам довелось практически через 14 дней. К тому времени ситуация в воздухе стала полегче: немцы кинули все силы собственных истребителей на прикрытие «воздушного моста» в Сталинград, а советское руководство, со своей стороны, перебросило дополнительные силы для борьбы «с мостом». К тому же 505-й ШАП взял некое пополнение матчас-ти (из ПАРМ и уходивших на переформирование полков).

Начиная с 11 декабря, сержант Гареев делал боевые вылеты в составе звена. Причем в мемуарах собственную боевую работу на протяжении Сталинградской битвы он оценивает невысоко — основное было

«удержаться за хвост ведущего и выпустить боекомплект, по возможности, рядом с тем местом, которое ранее нападал ведущий».

Но это первенствовал настоящий боевой опыт (воистину — бесценная вещь на войне!), принесший М. Гарееву первые награды (медали «За отвагу» и «За оборону Сталинграда») и первое офицерское звание — младший лейтенант.

11 и 13 декабря 1942 г. Гареев выполнил три собственных первых боевых вылета

«…на штурм, и бомб, переднего края соперника недалеко от Сталинграда».

25 декабря 505-й ШАП перелетел на аэропорт Верхняя Ахтуба, откуда полк работал по окруженной немецко-румынской группировке. До Января этого года М. Гареев выполнил еще три боевых вылета, в т.ч. 26 числа в составе группы бомбил танки Манштейна:

«штурм. и бомб. м/мех. частей в районе Бирюковская»,

a 28 и 29 числа — в составе группы четыре вылета

«на штурмовку и бомбёжку аэропорта п-ка Питомник» (в том месте садились снабжавшие Паулюса Ju-52).

30 декабря был совершен еще один вылет «на бомб, и штурмовку балки Песчаная». Всего сержант Гареев налетал в небе Сталинграда 10 час. 45 мин., а его летная книжка пополнилась записью:

«Итоги 1942 г. Имеет боевых вылетов на самолете Ил-2 — 9 (девять боевых вылетов). Адъ-ют. 2 аэ.

505 ШАП ст. л-т Капустин».

31 января 1943 г. 505-й ШАП перелетел на аэропорт Котельниково, а 2 февраля остатки германских подразделений в Сталинграде сдались. Битва на Волге завершилась.

Скоро в Котельниково собрались все полки 226-й ШАД. Не смотря на то, что руководство отчиталось за период Сталинградской битвы о 1458 боевых вылетах, в которых было стёрто с лица земли 211 самолетов (198 на земле), 633 танка, 2569 автомашин и более чем 6000 солдат соперника, личные утраты были велики. Ремонтники 226-й дивизии за период Сталинградской битвы эвакуировали с переднего края 62 поврежденных Ил-2 (29 из них вернули), а для пополнения частей дивизии из Куйбышева (завод № 18) летчики перегнали 80 новых Ил-2[3].

По результатам битвы на Волге приказом наркома обороны СССР от 18.03.1943 г. 226-я ШАД была переименована в 1-ю гвардейскую ШАД. Полки дивизии стали, соответственно, 74-м гв. ШАП (504-й ШАП), 75-м гв.

ШАП (505-й ШАП) и 76-м гв. ШАП (225-й ШАП). Гвардейские флаги полкам были вручены 24 апреля на аэропорте Котельниково.

Руководство 1-й гв. ШАД принял полковник Б.К. Токарев.

Помимо этого, в дивизию включили четвертый полк — 655-й ШАП.

Полки были пополнены. По воспоминаниям М. Гареева, стандартная численность 76-го гв. ШАП и других полков дивизии в течение всей войны составляла 25-30 автомобилей.

В полку было три эскадрильи по 6-8 самолетов, звено управления — 3 самолета, 1-2 спарки УИл-2 и 1-2 связных У-2. Действительно, М. Гареев вспоминал, что количество исправных самолетов в полку (каковые возможно было в один момент поднять в атмосферу) редко превышало 15-20 автомобилей.

В марте 1943-го пилоты 76 гв. ШАП на транспортном Ли-2 отбыли в Куйбышев на авиазавод № 18, откуда М. Гареев, в числе других летчиков с 6 но 28 марта перегнал по маршруту Куйбышев — Энгельс — Солодовка — Котельниково («чистое» время перелета — 6 час. 50 мин.) новый двухместный Ил-2.

Одноместные же Ил-2 оставались в 76-м гв. ШАП до поздней осени 1943 г., причем им было нужно в один раз сыграть роль ночных истребителей[4].

На новом самолете предусматривалось наличие второго члена экипажа — стрелка. Им для М. Гареева стал сержант А.И. Кирьянов, что стал его «ангелом-хранителем» впредь до конца войны.

Для штурмовиков это случай необыкновенный: по официальной статистике на одного убитого пилота приходилось 7 стрелков. Эти, каковые приводил М. Гареев, не очень сильно разнятся с данной цифрой — в 76-м гв. ШАП фактически у всех летчиков стрелки изменялись за войну пара раз. Ничем не защищенные (особенно с бортов и снизу) стрелки несли утраты не только от истребителей, каковые в первую очередь старались убить стрелка, но и от зенитного огня.

Исходя из этого в 76-м гв. ШАП многие из них пробовали повысить собственную защиту за счет всякого рода «импровизаций» — пробовали летать в металлических касках, клали на пол кабины самодельные бронеплиты. Но это мало помогало, в особенности по окончании появления FW-190.

До мая 1943 г. М. Гареев делал учебные полеты, осваивая двухместную машину и в один момент совершал боевые вылеты в составе 3-й АЭ 76-го гв. ШАП. К этом) времени ему присвоили звание лейтенанта.

До середины июня экипаж Гареева выполнил более 10 боевых вылетов, в основном, против воинских эшелонов соперника в его ближнем тылу. К примеру, 11 мая в летной книжке записан

«полет для штурмовки и бомбометания воинских эшелонов на ст. Успенская, с последующим фотографированием» (длительность вылета 55 мин).

11 июня — еще один налет на ту же станцию (1 час 10 мин.) в составе группы. Боевые вылеты чередовались с перегонкой новой техники из Куйбышева. С 8 по 10 июля М. Гареев перегнал в 76-й гв.

ШАП по маршруту Куйбышев — Разбойщина — Энгельс — Ленинск — Зимовники («чистое» время перелета — 4 часа 30 мин.) еще один новый Ил-2. Проводились в это время и учебные полеты.

Настоящая боевая работа полков 1-й гв. ШАД началась 17 июля 1943 г., в то время, когда войска Южного фронта начали наступление с целью прорыва оборонительной линии соперника на реке Миус (т.н. «Миус-фронт»). Командующий 8-й ВА Т.Т.

Хрюкин поставил 1-й гв. ШАД задачу: всеми четырьмя полками (включая 655-й ШАП, не имевший опыта боевой работы на Ил-2) включиться в активные боевые действия в интересах наземных армий для содействия в прорыве германской обороны. В первоначальный же сутки наступления «Илы» дивизии выполнили 193 вылета по переднему краю соперника. 76-й гв.

ШАП входе боевых действий на «Миус-фронте» базировался на аэропортах Зимовники и, позднее, Должанская.

Для молодых пилотов, по воспоминаниям М. Гареева, битвы на Миусе стали важным опробованием. Во-первых, никто не имел опыта боевого применения двухместных «Илов»: на всю дивизию было практически пара летчиков, успевших повоевать на таких автомобилях зимний период 1942/43 годов. Во-вторых, пилоты (кроме того те, кто сражался в Сталинграде) не имели опыта воздушных боев, а немцы на «Миус-фронте» задействовали против полков 1-й гв. ШАД довольно много Bf 109G.

Наряду с этим истребительное прикрытие («Илы» 1-й гв. ШАД закрывали по большей части «Яки» 6-й гв. ИАД) было, в большинстве случаев, недостаточным (в случае если по большому счету было). М. Гареев вспоминал, что простым делом было, в то время, когда группу из 8-12 Ил-2 закрывала пара «Яков». Наряду с этим советские истребители из-за малого запаса горючего обычно «вели» штурмовиков лишь в один финиш — до германского переднего края.

Более того, для атаки какой-либо подвернувшейся воздушной цели истребители имели возможность кроме того покинуть закрываемых. «Мессера» же старались атаковать «горбатых» на отходе, в то время, когда штурмовики уже расходовали солидную часть боекомплекта и были потрепаны огнем МЗА (автоматических зениток калибром 20-37 мм, каковые в советской литературе почему-то назвали «эрликонами», у немцев, по воспоминаниям М. Г. Гареева, всегда было полно — и стационарных, и разнообразные «ЗСУ» на грузовиках, полугусеничных тягачах, БТРах, причем утраты от МЗА у «Илов», трудившихся на малых и предельно малых высотах, были на порядок выше, чем от истребителей). В большинстве случаев 1-2 пары Bf 109G ходили «ножницами», стараясь атаковать «Илы» сзади-снизу (где стрелок ничего не имел возможности сделать), уничтожая, первым делом, отставшие от строя либо поврежденные автомобили.

Наряду с этим «мессеры» редко проводили более двух атак: ведущий пары старался поразить «Ил» с какой-либо одной стороны либо убить стрелка. В последнем случае невооружённую машину добивал ведомый. Для защиты от таких атак М. Гареев и А. Кирьянов придумали и отработали прямо-таки акробатический прием: по сигналу стрелка пилот вводил машину в глубочайший крен и зашедший снизу истребитель нежданно для себя появился в зоне обстрела заднего УБТ.

в один раз таким методом им удалось «срубить» зашедший под хвост «мессер».

Утраты, по словам М. Гареева, были тяжелыми, в особенности большое количество погибло необстрелянных экипажей из прибывших весной 1943 г. В ожесточенных драках с «мессерами», где приходилось уповать лишь на себя (на пламя передних пушек, маневрирование и стрелка на предельно малых высотах), к пилотам пришла нехитрая истина:

«спасение утопающих — дело рук самих утопающих».

Как раз с лета 1943 г. штурмовики 76-го тв. ШАП стали вырабатывать кое-какие характерные тактические приемы.

К примеру, подобно истребителям, стали переходить к полетам парами, а при атаке соперника использовать маневр «ножницы» — попеременно входить в хвост друг другу, дабы истребитель, атакующий ведущего либо ведомого, сам оказался под ударом. Над целью, при появлении вражеских истребителей, в первый раз стали применять оборонительный прием «круг»: штурмовики группы организовывали «карусель» и, неизменно закрывая хвост друг друга, поочередно долбили цель.

Наряду с этим влетевший в «круг» истребитель попадал под перекрестный пламя задних огневых и передних точек как минимум двух «Илов». Таким же манером организовывали и отход. По воспоминаниям М. Г Гареева, при хорошей слетанности экипажей в группе это был весьма действенный метод защиты от атак истребителей: в случае если подошедшие «мессеры» видели, что их ожидает деятельный и согласованный отпор штурмовиков, то они в большинстве случаев держались в сторонке от «круга», кроме того трудящегося по цели.

Их ведущий имел возможность кроме того по большому счету увести собственные истребители, в случае если закончившие работу «Илы», сохраняя «круг», отходили к себе. Для отработки этих сложных оборонительных приемов в полку стали проводить учебные воздушные битвы, включая групповые.

Стали выделяться звенья и пары «Илов» для блокировки позиций МЗА. Наряду с этим, не считая пушечно-пулеметного огня, бомб и РСов (по словам М. Гареева, из-за обращения и небрежного хранения наземного персонала «эрэсы» явялялись достаточно неточным оружием и летели время от времени куда попало, но психотерапевтический эффект от их пуска был хороший), использовали ампулы АЖ-2 с самовоспламеняющейся смесью КС на базе белого фосфора. Град таких ампул накрывал позиции МЗА, а очаги пламени и густой, едкий дым заставляли зенитчиков скрываться

«по углам, по щелям»[5].

В первый раз было применено и новое противотанковое оружие — кумулятивные ПТАБы,

«совершенное (по словам М. Гареева) средство против военной техники».

Не смотря на то, что, в случае если делать выводы по его летной книжке, удары по танкам были для штурмовиков 76-го гв. ШАП не столь уж нередким явлением. Куда чаще приходилось «трудиться» по переднему краю, транспортным колоннам, ж/д полевым аэродромам и станциям немцев.

К тому же по-настоящему грамотно штурмовики их полка стали воевать лишь летом-осенью 1944 г., а до этого нужный боевой опыт приходилось оплачивать самой дорогой ценой — судьбами экипажей.

Как раз в битвах над Миусом летом 1943 г. М. Гареев одержал две собственные официально подтвержденные воздушные победы[6], и единственный раз за войну был сбит и утратил самолет. На этих моментах имеется суть остановиться подробнее.

Первая воздушная победа М. Гареева была одержана 30 июля 1943 г. на протяжении вылета в район Ремовских Рудников. По окончании удара по полевому аэропорту немцев несколько «Илов» ушла, а экипаж Гареева остался для фотоконтроля результатов: его Ил-2 был одним из немногих в полку оборудованных плановым фотоаппаратом АФА в кабине стрелка. Нужно заявить, что полеты на фотографирование штурмовики не обожали. Во-первых, опыта не было, и снимки получались

«не ахти».

Во-вторых, при плановой аэрофотосъемке (только по окончании серии ужасных утрат летом 1943 г. в полках 1-й гв. ШАД додумались ставить АФА для перспективной съемки в гондолу шасси Ил-2) «фотограф» должен был в одиночку и, как минимум, несколько раз пролететь над объектом, не меняя высоты, скорости и курса, т.е. прямо-таки «подставиться» зенитчикам. Помимо этого, нужно было собрать приличную высоту, что при встречи с «мессерами» быстро уменьшало шансы оторваться от них «на бреющем».

По иронии судьбы так и произошло. Отсняв результаты удара, Гареев новел собственный штурмовик к себе и уже при подлете к линии фронта был атакован одиночным Bf 109G. Высота была громадная, да и к тому же Муса был уверен, что у него закончился боекомплект для пулемётов и передних пушек (у стрелка патроны еще оставались) и он решил со понижением идти на немца «лоб в лоб». Немец, имевший преимущество в маневре и скорости, повел себя необычно — приняв вызов, также полез в лобовую.

Но нервы у Гареева были крепче: «мессер» все-таки быстро отвернул и М. Гареев, инстинктивно надавив гашетки, с удивлением заметил попадание собственных снарядов в германский истребитель (как видно, пара выстрелов все же осталось). Bf 109G «провалился» вниз. Его падение М. Гареев не замечал — горючего было в обрез.

К тому же, не смотря на то, что все случилось неподалеку от передовой, немец упал на «собственную» территорию, а для зачета воздушной победы требовалось пара свободных подтверждений. Исходя из этого, возвратившись, М. Гареев кроме того не рассказал о бое. Но, история эта имела продолжение. Пехота, с указанием места и времени, доложила «наверх», что замечала как

«одиночный «горбатый» завалил «мессера» неподалеку от линии фронтах».

Руководство 8-й ВА, конечно, вопросило:

«Чей самолет?».

В итоге «способом вычисления» заключили , что бой вел экипаж Гареева. В штабе полка ему устроили разнос на тему: «Из-за чего не доложил?». Однако, победу в летной книжке зарегистрировали:

«30.07.1943 г. продолж. 1 ч. 30 мин. боевой вылет в районе Ремовских Рудников (Ме-109)»[7].

А 1 августа с экипажем Гареева произошла, в неспециализированном-то, простая на войне неприятность — их сбили. Потом самолеты М. Гареева много раз подбивали и поджигали, но это не влекло за собой утрату матчасти — подбитую машину постоянно удавалось привести к себе и удачно посадить. И лишь сейчас им не повезло. В летной книжке записано следующее: «1.08.1943 г. продолж. О ч. 45 мин. Боевой вылет в район Гараны (не возвратился с боевого задания)». «Ил» Гареева стал жертвой истребителей и зениток.

Несколько Ил-2 76-го гв. ШАП отправилась на штурмовку германских позиций недалеко от речки Гараны (8-12 км от р. Миус). По окончании удара но цели экипаж М. Гареева снова задержался для фотографирования результатов и попал под обстрел зениток. При фотографировании плановым методом лететь приходилось «по ниточке», и на втором заходе германские зенитчики пристреливались.

Выл пробит маслорадиатор, вытекающее масло загорелось и за самолетом появился жирный дымный шлейф. К счастью, мотор все еще тянул, а съемка закончилась. М. Гареев направил самолет к себе. Но тут на поврежденный «Ил» навалилась пара «мессеров». Кирьянов ожесточенно отстреливался, а Гареев, интенсивно маневрируя, сумел прижаться к почва, дабы избежать смертельно страшных атак снизу. Однако, «мессеры» сумели нанести «Илу» новые важные повреждения.

Один из снарядов, пробив броню, разнес приборную доску (М. Гареева очень сильно контузило), замолчал стрелок (Кирьянов взял осколок в пояснице, а провод переговорного устройства был перебит). Начал останавливаться двигатель. Немцы, посчитав, что близко дымящий, с вяло вращающимся винтом «Ил» вот-вот упадет, прекратили преследование.

Но М. Гарееву удалось перетянуть через Миус (по реке проходила линия фронта) и посадить машину на «брюхо». Выскочив из кабины. Гареев помог вылезти раненому стрелку и побросал в пламя все «лишние» документы, наподобие полетной карты (не было прочной уверенности, что сели у собственных).

Совместно они сняли с самолета самое полезное — фотоаппарат с отснятой пленкой. Немцы начали обстрел района приземления «Ила» из минометов, чем сначала навлекли на летчиков «неудовольствие» размешавшихся тут отечественных пехотинцев. Но пехота, ценившая работу «горбатеньких», помогла стрелку и показала по отношению к сбитым летчикам классическое русское гостеприимство (под скудную закуску), по окончании чего воины проводили их до ближайшей дороги.

Остановив при помощи ненормативной лексики и личных ТТ (в противном случае водителя не тормозили) попутную полуторку, М. Гареев со стрелком отправились к «месту постоянной дислокации». Уже затемно, волоча на себе фотоаппарат и парашюты, прибыли в полк, но словам Гареева,

«пьяные, тёмные от копоти как негры, но страшно радостные».

В толпе весёлых однополчан их встречала и ст. сержант Мигунова[8]. Руководство полка, заметив «воскресших» летчиков лишь рукой махнуло — уже было сообщение, что их самол

Очарованный Небом. Муса Гареев

Увлекательные записи:
Похожие статьи, которые вам, наверника будут интересны:

stroimsamolet.ru

Летчик-штурмовик

Герой Советского Союза Евгений Ильич Дементьев родился 23 марта 1920 года в городе Серпухове в семье рабочих фабрики «Красный текстильщик». После школы учился в текстильном техникуме и аэроклубе. В 1939 году поступил в Энгельсскую военную авиационную школу пилотов.
Когда началась Великая Отечественная война, Евгений Дементьев служил в 10-м запасном авиаполку под Пензой. Здесь молодых летчиков переучивали на грозные штурмовики. По окончании учебы он получил назначение в 617-й штурмовой авиационный полк 291-й штурмовой авиадивизии. С этой славной авиачастью с 1942 года до Дня Победы прошел свой боевой путь старший летчик Евгений Дементьев.
Боевое крещение он получил в битве на Курской дуге. Здесь командир полка майор Д. Л. Ломовцев часто сам водил своих бойцов на штурмовку вражеских позиций. Его самолет с надписью «Александр Суворов» и с портретом полководца на фюзеляже был заметным ориентиром в воздухе. И если предстояло выполнить очень сложное задание, вместе с ним в бой шли не только «старики», но и молодые бойцы.
«Мой дед Евгений Ильич Дементьев, — рассказывает Ольга Владимировна Дементьева, — в своих воспоминаниях о войне чаще всего говорил о Курской дуге. И все мы, близкие, понимали, там он начал воевать. Там сделал первый боевой вылет. Но дед чаще говорил о другом. О страшной цене того сражения. Он считал его самым тяжелым за всю свою войну. «Поднимался, — говорит, — в небо и попадал в черные облака дыма, а на земле все горело. Настоящий ад! Танки, машины, орудия. Все смешалось…»
Лейтенант Дементьев запомнил огненную дугу на всю жизнь. Его умелые действия были отмечены орденом Красного Знамени. Высокие награды тогда получили многие однополчане. В этой битве летчики-штурмовики и летчики-истребители применили новую тактику построения и взаимодействия групп в воздухе. Расчеты оказались верными: возросла эффективность бомбоштурмовых ударов, меньше стало безвозвратных потерь материальной части. Этот вариант тактики воздушные бойцы постоянно совершенствовали в дальнейших боях.
В конце 1942 года 291-я штурмовая дивизия была выведена в резерв Ставки Верховного Главнокомандующего. Поэтому ее часто перебрасывали с одного фронта на другой. После Сталинградского сражались на Воронежском. И вот — Украинский… 3 ноября 1943 года войска 1-го Украинского фронта начали операцию по освобождению Киева. 5 ноября полк получил задачу: штурмовать резервы противника, которые подтягивались из района Житомира к украинской столице, и колонны тяжелой техники у села Ливенки.
Погода была настоящая летная, и штурмовики беспрерывно уходили на задание. Это был тот самый напряженный день, когда все силы — в наступлении, когда решался исход сражения. Утром 6 ноября Киев быт освобожден, но бои на территории Украины продолжались. Штурмовик 617-го полка успешно действовали на самых острых участках фронта — в районах Фастов, Житомир, Корсунь-Шевченковский.


5 февраля 1944 года вышел приказ НКО СССР №18: 291-й дивизии и всем ее полкам было присвоено звание гвардейских. 617-й пол был преобразован в 167-й гвардейский штурмовой авиационный полк 9 марта 1944 года после освобождения города Староконстантинова полк было присвоено имя «Староконстантиновский». Потом гвардейцы-штурмовики отличились в Львовско-Сандомирской и Ясско-Кишиневской операциях, в боях на территории Румынии, Венгрии, Югославии.
Последние боевые вылеты были особенно памятными. Враг сопротивлялся отчаянно. Война пришла в Европу, разгром фашистских войск был уже очевиден. Здесь, в Югославии, летчики полка быстро освой новый район боевых действий и все задания выполнили успешно.
Каждый период боевых действий, будь то стратегическая операция или специальное задание, всегда отражен в различных документ донесениях, приказах того времени. В таких «бумагах» имена гвардейцев-штурмовиков полка упоминались очень часто. Как правило, это были сухие скупые строки: «Высокой результативности достигли уда экипажей 167-го гвардейского штурмового авиационного полка И. Алимкина, Л. И. Гавриленко, Б. И. Гарина, С. В. Голубева, Е. И. Дементье И. А. Домбровского, А. Ф. Карушина, Н. И. Сморчкова и других…».
Экипаж гвардии лейтенанта Дементьева — один из лучших в полку. Механик, моторист и оружейник всегда содержали машину в боевой готовности. Летчик и воздушный стрелок всегда тщательно готовились к вылету, в воздухе действовали слаженно, осмотрительно, особенно в разведке, когда приходилось переходить на бреющий полет. Боевые успехи командира и членов экипажа были достойно отмечены командованием.
В конце 1944 года гвардии лейтенант Дементьев был награжден тремя орденами. Когда Дементьев совершил свой сотый боевой вылет, на его счету были десятки сожженных танков, взорванные мосты и переправы, много разбитых огневых позиций вражеской артиллерии, другой боевой техники врага.
После памятной сотой штурмовки боевых позиций врага за образцовое выполнение заданий командования, за мужество и героизм летчик-штурмовик Евгений Ильич Дементьев был представлен к званию Героя Советского Союза. Пока награда нашла своего героя, он успел совершить еще 62 боевых вылета.


Война закончилась Великой Победой. 29 июня 1945 года Евгению Ильичу Дементьеву было присвоено звание Героя Советского Союза.
Боевые подвиги и долголетняя служба Е. И. Дементьева в Военно-воздушных силах были отмечены также орденом Ленина, двумя орденами Красного Знамени, тремя орденами Отечественной войны, орденами Красной Звезды, «За службу Родине в Вооруженных силах СССР», 16 боевыми и юбилейными медалями, высшим национальным орденом Югославии «Партизанская Звезда», званием «Почетный пилот ВВС и ПВО Югославии».
После войны Е. И. Дементьев окончил Военно-воздушную академию, которая ныне носит имя первого летчика-космонавта Ю. А. Гагарина, командовал авиационными частями, передавая свой богатый опыт и знания новому поколению советских летчиков. Затем кандидат военных наук, доцент кафедры «Тактики и оперативного искусства ВВС», преподавал в Военно-воздушной инженерной академии имени Н. Е. Жуковского, работал старшим научным сотрудником в столичном Доме авиации и космонавтики», вел большую общественно-патриотическую работу в городе Серпухове и Серпуховском районе.
Скончался Евгений Ильич Дементьев 13 июля 1999 года.

i16fighter.ru

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *