Пан Володыёвский. Реальная жизнь «Гектора Каменецкого»
Ежи Михал Володыёвский знаком многим любителям исторических романов — он является одним из главных героев известной трилогии Генрика Сенкевича. Будучи первым фехтовальщиком Речи Посполитой, полковник Володыёвский участвовал во многих сражениях, побеждал в поединках и героически погиб при осаде турками Каменца-Подольского в 1672 году, заслужив прозвище «Гектора Каменецкого». Но это происходило на страницах романов. Наш рассказ пойдёт о том, кем был, как жил настоящий пан Ежи Володыёвский и чем его реальная жизнь отличалась от литературной.
От рождения до казацкой хоругви
Род «маленького рыцаря» — наш герой был невысок ростом — происходил из села Володыёвцы неподалеку от подольского города Бара. Во второй половине XV века его предки поселились в окрестностях Каменца-Подольского, перейдя из православной веры в католичество. Были Володыёвские обычными представителями мелкой шляхты, каких в Речи Посполитой проживало множество. Отец нашего героя — Павел Володыёвский — владел весями Ходоровцы и Новосёлки. Ему также принадлежало несколько домов в Паневцах Зеленецких над Збручем. От брака с Сюзаной Коморовской он имел троих детей: Ежи, Якуба и Анну.
Ежи Володыёвский, старший сын в семье, родился около 1620 года и юные годы провёл в Каменце под опекой своего дяди Шимона — бывшего солдата, а ныне ксендза, — обучаясь в иезуитском коллегиуме. Должного рвения в учёбе юноша не проявил и потому вскоре был отправлен домой.
Ежи Михал Володыёвский. Иллюстрация Петра Стахевича к роману Генрика Сенкевича «Пан Володыёвский».spotkania-z-zabytkami.pl
В 1648 году начинается Хмельниччина. На долгие годы Речь Посполитая превратилась в поле боя. Те, кто знаком с романом Сенкевича «Огнём и мечом» или смотрели одноименный фильм Ежи Гофмана, конечно же, помнят подвиги Ежи Володыёвского во время казацкой ребелии, совершённые им во время службы под командованием страшного для казаков Яремы Вишневецкого: бои под Махновкой и Константиновым, спасение княжны Елены Курцевич, поединок с Богуном. К сожалению, всё это является художественным вымыслом писателя.
Имя реального Володыёвского встречается в документах коронной (польской) армии только с 1653 года, когда пан Ежи записался «товарищем» в валашскую хоругвь Францишка Дзевановского. В её рядах он сражался на протяжении восьми лет против украинских казаков, русских и шведов. Подробностей о его службе не сохранилось, но, по всей видимости, пан Ежи заслужил авторитет среди солдат, так как в 1661 году был выбран одним из делегатов конфедерации к коронным гетманам. В том же году Ежи Володыёвский перешёл в казацкую хоругвь войскового обозного Себастьяна Маховского, в которой служил до начала 1667 года. В составе новой хоругви ему в 1664—1666 годах довелось воевать с казаками и татарами на Левобережье Днепра и на Подоле, а также биться с различными бандами, действовавшими в охваченной смутой Украине.
Громкое дело, удачный брак и карьерный рост
Отметился Ежи Володыёвский в 1666 году, уничтожив отряд полковника Василия Дрозденко. История эта примечательна ещё и тем, что пан Ежи фактически отомстил за семью Богдана Хмельницкого. Дело обстояло следующим образом.
Дочь молдавского господаря Василя Лупула Розанда в 1652 года вышла замуж за Тимофея, старшего сына Богдана Хмельницкого. После смерти супруга в 1653 году Розанда некоторое время жила в Чигирине, а после смерти Богдана Хмельницкого перебралась в Надднестрянщину, где арендовала у польского магната Александра Конецпольского часть земли с местечком Рашков. Полковник Дрозденко, долгое время действовавший со своей ватагой на Брацлавщине, в 1666 году наведался в Рашков, будучи наслышан о несметных сокровищах его хозяйки. По итогам этого визита Розанда погибла во время пыток, а её имение было разграблено.
После этого Василий Дрозденко со своим отрядом направился в сторону Брацлава, разгромив встретившуюся ему на пути польскую хоругвь. Узнав о действиях непутёвого полковника, Ежи Володыёвский бросился в погоню. Когда казаки Дрозденко расположилась на отдых под Перекоринцами, он напал на них ночью и разгромил отряд. Полковнику Дрозденко удалось бежать к гетману Петру Дорошенко, который, правда, казнил его годом позже — но это уже другая история.
Согласно документам, на момент встречи с Дрозденко Ежи Володыёвский ещё не имел собственной хоругви. Возможно, он временно стал во главе хоругви или же просто находился в её рядах. Впрочем, по другим сведениям он возглавлял что-то вроде «отряда самообороны».
В это же время значительно улучшается материальное состояние нашего героя — в основном благодаря удачной женитьбе. В 1660 году, после смерти отца, Ежи Володыёвский осел в Паневцах, большая часть которых принадлежала мечнику подольскому Валентию Езёрковскому. Здесь Ежи и познакомился с дочерью мечника Кристиной.
Пани Барбара (Бася) Езёрковская, жена литературного Ежи Володыёвского. Иллюстрация Петра Стахевича к роману Генрика Сенкевича «Пан Володыёвский»Способствовали карьерному росту Ежи Володыёвского и родственные связи сестры. Еще в 1656 году Анна вышла замуж за стольника летичевского Станислава Маковецкого, имевшего широкие связи в среде подольской шляхты и магнатов.
В апреле 1667 года Ежи Володыёвский наконец стал ротмистром, получив «лист пшиповедный» на хоругвь венгерской пехоты, которая составляла гарнизон Каменца-Подольского. В следующем году он получил титул стольника перемышльского.
Нападение турок и защита Каменца
В начале 1670-х годов польско-турецкие отношения ухудшились. Перед Речью Посполитой замаячила перспектива новой войны. Усилились набеги крымских татар и живших на пограничных территориях «опришков». Поляки начали всячески укреплять свои границы с Турцией и Крымом, размещая на них небольшие крепостцы с гарнизонами. Командование одним из таких гарнизонов, размещенном в Хребтееве, осенью 1671 года получил Ежи Володыёвский.
В его подчинении находились четыре конных хоругви, 60 драгунов из полка Яна Линкхауза и казацкий полк Самуэля Мотовила. Теперь пан Ежи именовался уже «паном полковником». За 10 месяцев своего командования Володыёвский добился приличных результатов. По словам историка Е. Сицинского, он
«своей энергичной деятельностью создал хорошую военную базу, установив здесь безопасное убежище для тех, кто переезжал из Польши на Восток в Турцию и в другие страны; даже каменецкие купцы, переезжая в Царьград, ехали не через Хотин, как раньше, а из Хребтеева, ибо эта дорога была безопасна».
Польский исследователь Марек Вагнер считает, что главной задачей Ежи Володыёвского был сбор разведывательной информации о ситуации в Молдавии и даже допускает, что полковник был связан с группой польских офицеров, готовивших антитурецкое восстание в Молдавии.
Летом 1672 года началось вторжение турок на подольские земли. Ежи Володыёвский со своим отрядом оставил Хребтеев и отправился в Каменец на усиление гарнизона города. Укрепления Каменца находились в плачевном состоянии, поскольку на всех предвоенных сеймах шляхта и магнаты больше занимались политическими интригами, чем вопросами обороноспособности.
Каменец-Подольский. Французская карта 1691 годаВ течение XVI — первой половины XVII века гарнизон крепости традиционно составляли две пехотные хоругви венгерского типа. Со второй половины XVII века власти, понимая ключевое значение Каменца для подольских земель, усилили крепость ещё одной подобной хоругвью. К августу 1672 года гарнизон Каменца насчитывал всего 1 060 солдат, к которым примкнуло около 500 местных ополченцев. С учётом войск, разместившихся по периметру города, защитников было не более 2 100 человек. В их числе была и хоругвь Ежи Володыёвского, а также 24 его драгуна. Оборону Каменца возглавили генерал подольских земель и староста Миколай Потоцкий, перемышльский стольник Ежи Володыёвский, подольский хорунжий Войцех Гумецкий и ротмистр Ян Мыслишевский.
В июле — августе 1672 года полковник Володыёвский принимал активное участие в первых стычках с турками и татарами, которые происходили в районе Жванца, а также занимался поиском «языков». 12 августа первые турецкие отряды — кавалерия Ибрагима-паши, бейлербея Буды — подошли к Каменцу, но были встречены артиллерийским огнём и вылазкой польской конницы, во время которой отличился Володыёвский. В тот же день турки разбили лагерь под Каменцом и начали окружать город. 18 августа турки, имевшие много опытных пушкарей — французов, немцев, венгров и болгар — начали обстреливать крепость. Под прикрытием пушечного огня турецкие специалисты вели подкопы под валы Нового замка. Обстрел усилился после прибытия под стены города великого визиря Ахмеда Кёпрюлю. Защитники пытались совершать вылазки, но безрезультатно: 23 августа отряд Володыёвского не смог даже приблизится к противнику — такова была сила мушкетного огня турецких янычаров.
Всадники казацкой (панцерной) хоругви. Современная реконструкция. Именно так выглядела польская кавалерия каменецкого гарнизона в 1672 году.facebook.com
Противник не ограничился ведением артиллерийского обстрела Каменца. Турецкие инженеры заложили мину под стены Нового замка, используя его как удобный плацдарм для штурма Старого замка. В созданный днём 24 августа пролом ночью ринулись янычары. Уставшие от дневного боя польские часовые заснули на посту. С другой стороны, существует версия, что каменный столб, державший перекрытия верхнего орудийного яруса Новой Западной башни, был разрушен турецкими ядрами 25 августа, и защитники были вынуждены покинуть башню. Из-за неудачного расположения башни во рве возле её подножия образовывались мёртвые зоны, где турки заложили взрывчатку, которая разрушила лицевую часть каменной стены.
Как бы то ни было, на пути у нападавших оказался только полковник Ежи Володыёвский с двумя товарищами. Их отпора хватило, чтобы продержаться до прибытия помощи. Именно во время боя за брешь осаждённые понесли самые большие потери за время осады. И хотя удалось насыпать за брешью вал, было очевидно, что дни крепости сочтены.
kamynec.wordpress.com
26 августа 1672 года защитники подняли белый флаг. Каменец-Подольский капитулировал.
В литературе встречается дата 27 августа, однако польские исследователи Марек Вагнер и Пётр Дердей, занимавшиеся проблемой обороны Каменца, без сомнений указывают на 26 число. Любопытно, что именно 26 августа называет и Генрик Сенкевич, описывая смерть своего героя.
Смерть и бессмертие
По условиям подписанной сторонами капитуляции гарнизон крепости с оружием в руках покидал город. Вечером 26 августа Ежи Володыёвский, сидя на коне, осматривал свой поредевший отряд, готовившийся к маршу. В этот момент раздался взрыв, потрясший весь город, — это взорвался пороховой склад, находившийся в подземельях замка. Одновременно взорвались двести бочек пороха, что привело к непроизвольным выстрелам орудий, расположенных на стенах замка. Сила взрыва была такова, что под руинами четырёхъярусной башни и прилегающей к ней части Восточного каземата погибло, по разным свидетельствам, от 600 до 800 защитников крепости. Впрочем, современные исследователи считают это преувеличением, оценивая количество убитых и раненых в несколько сот человек.
Что послужило причиной выстрела — неизвестно. Широко распространены две версии. Согласно первой, отчаявшийся начальник артиллерии Каменца майор Гейкинг (под именем Кетлинга он выведен в романе «Пан Володыёвский») самолично взорвал склад. Вторая версия объясняет случившееся типично славянским разгильдяйством.
Среди погибших был и наш герой. Заряд картечи попал в голову пану Володыёвскому. Полковник был похоронен в каменецком францисканском монастыре. Отпевал его родной дядя Шимон, бывший на тот момент приором монастыря. На похоронах присутствовали мать Ежи Володыёвского, его сестра Анна со своим мужем Станиславом Маковецким, а также бывшие подчинённые, в том числе и многие офицеры из гарнизона Хребтеева. Позднее Маковецкий составил реляцию об обороне Каменца, прославляющую Ежи Володыёвского. Именно он впервые сравнил погибшего полковника с троянским Гектором.
Ежи Михал Володыёвский в исполнении актёра Тадеуша Ломницкого. Кадр из кинофильма «Пан Володыёвский», режиссёр Ежи Гоффман (1969 год)Кристина Езёрковская, жена полковника, во время осады Каменца находилась вдали от города, на землях Великого княжества Литовского. После окончания войны она поселилась в Дубно и вышла замуж в пятый раз — на этот раз за Францишка Дзевановского, в хоругви которого начинал военную службу её четвёртый муж.
Поскольку детей у пана Ежи не было, наследовали ему Володыёвские (потомки брата Якуба) и Маковецкие (потомки сестры Анны). В конце XVII века наследники неоднократно поднимали на сеймиках вопрос о возвращении им сумм, потраченных Ежи Володыёвским на Каменецкую крепость. Польские власти долг признали, но выплатить смогли лишь небольшую часть. Решение этой проблемы растянулось на долгие годы: ещё в 1800 году Стефан Маковецкий поднимал вопрос о выплате денежной компенсации в петербургском Сенате.
Бессмертие Ежи Михал Володыёвский обрёл на страницах трилогии Генрика Сенкевича. В 1969 году на экраны вышел одноименный фильм польского режиссёра Ежи Гоффмана.
Литература:
- Сіцінський, Є. Гектор Кам’янецької фортеці // Хмельницький обласний краєзнавчий музей. Передм. та упорядн. А. М. Трембіцький. — Хмельницький, 2003. — 30 с.
- Трембицький А. М., Трембицький А. Деякі аспекти історії козацтва у маловідомій праці Євфимія Сіцінського «Гектор камянецької фортеці» // Берестецька битва в історії України. Матеріали науково-практичної конференції, присвяченої 360-річчу Берестецької битви. — Рівне, 2011. — С. 142—145.
- Derdej P. Kamieniec Podolski 1672. — Warszawa: Bellona, 2009. — 180 s.
- Hundert Z. Garnizon wojskowy Kamieńca Podolskiego w latach 1667—1672 — zarys problematyki // «Saeculum Christianum». — Т. 21. — 2014. — S. 143—144.
- Kosman M. Na tropah bohateruw Trylogii. — Warszawa: Ksiazka i Wiedza, 1973. — 392 s.
- Wagner M. Jerzy Wołodyjowski (około 1620—1672). Rotmistrz piechoty i stolnik przemyski // “W hetmańskim trudzie”. Księga Pamiątkowa ku czci Profesora Jana Wimmera. — Oswiecim: Napoleon V, 2017. — S. 152—165.
- Wagner M. Słownik biograficzny oficerów polskich drugiej połowy XVII w. T. I. — Oswiecim: Napoleon V, 2013. — 348 s.
warspot.ru
Отзывы о книге Пан Володыевский
Третья и завершающая часть трилогии «Огнем и мечом». Казалось бы, открывая ее, уже знаешь, чего ждать: динамичный сюжет, перемежающийся историческими отступлениями, приключения и любовь, сражения и осады, жестокие казни, коварные похищения, личная месть, подвиги, предательства и непременная болтовня и хитрость пана Заглобы.
Но в этот раз отношения с Сенкевичем у нас сложились не совсем так, как ожидалось. Нет, все вышеперечисленное здесь присутствует, однако поначалу книга обескураживает. Дело в том, что первая ее треть чуть менее, чем полностью посвящена «любовям». Причем здесь автор разошелся настолько, что я не раз не только мысленно, а и вполне реально изображала фейспалм. Наш старый знакомый, «маленький рыцарь» в течение считанных недель успевает сделать попытку уйти в монастырь, а также дважды влюбиться в мгновение ока (и каждый раз до гроба, естественно, как иначе), причем второй раз буквально через минуту после того, как окончательно убедился, что первая избранница отдала руку другому. Эта самая избранница тоже творит неведомо что, принимая «гениальные» решения, а пан Заглоба, вместо того, чтобы, как ему положено, плести интриги, давать мудрые советы и сочинять небылицы о собственных славных подвигах, решил вдруг на старости лет заделаться свахой и поженить двух милых его сердцу людей. Вооот…
Но, к счастью, когда вся эта эпопея благополучно завершилась ко всеобщему (особенно моему) удовольствию, Сенкевич все же вспомнил, что это таки историко-приключенческий роман, и в нем наконец-то появились собственно история и приключения. На этот раз речь пойдет о польско-турецкой войне, а центральным событием романа станет осада Каменца 1672 года. Да, мы снова будем слушать дифирамбы непревзойденной польской коннице, а также станем свидетелями многочисленных проявлений религиозного и патриотического экстаза, но куда уж без них, правда? Зато нас также ждут очень наглядные исторические зарисовки, так что политическое положение того времени просто «оживает» на глазах, яркие описания сражений (которые не покажутся скучными даже тем, кто ни разу не любит читать о войнах) и приключения, полные невероятного напряжения и накала страстей. Чего стоит хотя бы сцена расправы над врагом, где посаженному на кол человеку высверливают глаз и еще поджигают ладони… (Можете мне поверить, описано это так, что по телу невольно пробежит дрожь).
Встретимся мы и со старыми знакомыми. Как это ясно из названия, основное внимание будет уделено пану Володыевскому, автор даст ему возможность проявить себя во всем блеске, не затмевая его личность ни историей Яна Скшетуского, ни бурной судьбой Анджея Кмицица. Впрочем, с ними мы тоже мельком встретимся, дабы понаблюдать, на пользу ли им пошла семейная жизнь. Но только мельком. Здесь рядом с паном Михалом встанут другие герои, новые и старые, самыми яркими из которых станут Азья, честолюбивый и жестокий молодой татарин, и юная панна Бася, та самая, что и коня на скаку и в поход пойдет вслед за любимым, и в лесу зимой выжить сможет, и похитителю в глаз дать не обломается.
В целом же (если не брать первую треть романа), книга эта более грустная и жестоко-реалистичная, нежели первые две. Если там ты невольно ожидаешь, что все закончится относительно хорошо хотя бы для главных героев, то здесь же… Кого-то ждет смерть, кого-то сумасшествие от перенесенных страданий, а кого-то — турецкий плен с теряющейся во мраке неизвестности последующей судьбой. Хотя и счастливые спасения, и везение в наличии также имеются. Как противовес.
И все же, надо сказать, эта часть уступает первым двум. Читается не с таким азартом, герои не настолько привязывают к себе, эмоции не так зашкаливают… В общем, хорошая книга, но в этой трилогии она номер 3, как по хронологии, так и по общим впечатлениям.
www.livelib.ru
Читать онлайн книгу Пан Володыёвский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 38 страниц)
Назад к карточке книгиГенрик Сенкевич
Пан Володыёвcкий
(Трилогия -3)
ПРОЛОГ
После войны с венграми и состоявшегося вскоре торжественного венчания пана Анджея Kмицица с панной Александрой Биллевич все ждали еще одной свадьбы – не менее доблестный и славный рыцарь, полковник лауданской хоругви пан Ежи Михал Володыёвский собирался жениться на Анне Борзобогатой-Красенской.
Но волею судеб свадьба откладывалась. Панна Борзобогатая, воспитанница княгини Вишневецкой, без ее благословения не решалась на такой шаг. Времена были неспокойные, и пан Михал, оставив девушку в Водоктах, один отправился за благословением к княгине, в Замостье.
Но и тут удача ему изменила – княгини он не застал. Ради эдукации сына она уехала в Вену к императорскому двору.
Рыцарь тотчас же поехал вслед за ней, хотя поездка эта была и не ко времени. Там уладив дело, он возвращался домой, исполненный надежд. Но дома застал беспорядок и смуту: солдаты вступали в союзы, на Украине не было мира, пожар не унимался и на востоке. Чтобы заслонить границу, собирали новое войско.
Еще по пути в Варшаву гонцы вручили пану Михалу письмо с наказом от русского воеводы. Ставя благо отчизны превыше собственных благ, он, отложив свадьбу, уехал на Украину. Несколько лет провел он в дальнем краю в огне, борьбе и трудах ратных и не всегда мог и весточку послать истомившейся невесте.
Потом его отправили на переговоры в Крым, а вскоре наступило время злополучной и тяжкой междоусобной войны с Любомирским, в которой пан Михал сражался против этого забывшего стыд и совесть вельможи на стороне короля, и наконец под водительством Собеского1
Ян С о б е с к и й (1629–1696) в последние годы правления Яна Казимира был активным сторонником королевской партии, поддерживал планы укрепления центральной власти. В 1665 г. он женился на Марии Казимире, урожденной д’Аркен, в прошлом придворной даме при королеве Марии Людвике, затем жене Яна Замойского («Себепана» из «Потопа»), в том же году стал коронным великим маршалом, поддержал короля во время «рокоша Любомирского». С 1666 г. коронный польный гетман, Собеский успешно воевал на Правобережной Украине. В 1668 г. он занял высшую в Польше военную должность, став коронным великим гетманом
[Закрыть] снова двинул свой полк на Украину. Слава его имени росла, его называли первым солдатом Речи Посполитой, но жизнь его проходила в тоске, во вздохах и ожиданье.
Был 1668 год, когда, получив по распоряжению пана каштеляна отпуск, он в начале лета поехал за невестой в Водокты, чтобы оттуда повезти ее в Краков.
Княгиня Гризельда в ту пору уже вернулась из Вены и, желая быть посаженой матерью невесты, приглашала у себя отпраздновать свадьбу.
Молодые супруги Анджей и Оленька остались в Водоктах и о Михале на время забыли, тем паче что все думы их были о новом госте, появления которого они ожидали. До сей поры провидение не послало им детей; но теперь должна была наступить долгожданная и столь милая их сердцу перемена.
Год выдался на диво урожайный, хлеба были такие обильные, что сараи и овины не могли уместить зерна, и на полях, куда ни глянь, виднелись скирды чуть не до неба. По всем окрестностям поднялся молодой лесок, да так быстро, как прежде, бывало, не вырастал и за несколько лет. В лесах полно было грибов и всякого зверья, в реках – рыбы. Редкое плодородие земли передавалось всему живому.
Друзья Володыёвского говорили, что это добрый знак, и все как один предсказывали ему скорую свадьбу, но судьба решила иначе.
ГЛАВА I
Однажды в чудный осенний день пан Анджей Кмициц сидел под тенистой крышей беседки и, попивая послеобеденный мед, поглядывал сквозь обвитые хмелем прутья на жену, которая прохаживалась в саду по чисто выметенной дорожке.
Была она женщиной редкой красоты, светловолосая, с кротким, ангельским лицом. Исполненная покоя и благодати, она ступала медленно и осторожно.
Было заметно, что Анджей Кмициц влюблен в жену, как юнец. Он глядел ей вслед преданным взглядом, словно пес на хозяина. При этом он то и дело улыбался и подкручивал усы. И каждый раз на лице его появлялось выражение бесшабашной удали. Видно было, что малый он лихой и в холостяцкие годы покуролесил немало.
Тишину в саду нарушали лишь стук падающих на землю спелых плодов да жужжание пчел. Было начало сентября. Солнечные лучи, не такие жаркие, как прежде, освещали все вокруг мягким золотым светом. В этом золоте среди матовой листвы поблескивали красные яблоки в таком изобилии, что казалось, деревья усыпаны ими сверху донизу. Ветки слив прогибались под плодами, покрытыми сизым налетом. Первые предательские нити паутины на ветках чуть вздрагивали от дуновения ветерка, такого легкого, что в саду не шелохнулся ни один лист.
Может, и райская эта погода наполняла сердце пана Кмицица таким весельем, потому что лицо его светлело все больше и больше. Наконец он отпил еще глоток меда и сказал жене:
– Оленька, поди сюда! Я тебе что-то скажу.
– Лишь бы не то, что мне и слушать неохота.
– Богом клянусь, нет! Дай скажу на ушко.
Сказав это, он обнял жену одной рукой, коснувшись усами ее белого лица, и прошептал:
– Коли сын родится, Михалом назовем.
Она чуть потупилась, зардевшись от смущения, и в свою очередь шепнула:
– Но ведь ты же на Гераклиуша согласился.
– Видишь ли, в честь Володыёвского…
– Неужто не в память деда?
– Моего благодетеля… Гм! И верно… Но второй-то уж будет Михал! Непременно!
Тут Оленька встала и хотела было высвободиться из объятий пана Анджея, но он еще сильнее прижал ее к груди и стал целовать ей глаза, губы, повторяя при этом:
– Ах ты, моя рыбка, любушка моя, радость ненаглядная!
Дальнейшую их беседу прервал дворовый, который бежал издалека прямо к сторожке Кмицица.
– Что скажешь? – спросил пан Кмициц, отпуская жену.
– Пан Харламп приехали и изволят в доме дожидаться, – отвечал слуга.
– А вот и он сам! – воскликнул Кмициц, увидев почтенного мужа, приближавшегося к беседке. – О боже, как у него усы поседели! Здравствуй, старый друг и товарищ, здравствуй, брат!
Сказав это, он выскочил из беседки и с распростертыми объятиями бросился навстречу пану Харлампу.
Но пан Харламп сперва склонился в низком поклоне перед Оленькой, которую в давние времена нередко видывал в Кейданах, при дворе виленского князя воеводы, приложился своими пышными усами к ее ручке и только после этого обнял Кмицица и, припав к его плечу, зарыдал.
– Боже милосердный, что с вами? – воскликнул удивленный хозяин.
– Одному господь послал счастье, у другого – отнял. А печаль мою только вашей милости я и могу поведать.
Тут Харламп бросил взгляд на супругу пана Анджея, и она, догадавшись, что при ней он не решается заговорить, сказала мужу:
– Я велю прислать еще меду, а пока одних вас оставлю.
Кмициц повел пана Харлампа за собой в беседку и, посадив на скамью, воскликнул:
– Что с тобой? Или помощь какая надобна? Положись же на меня, как на Завишу!2
…к а к н а З а в и ш у! – В поговорке отразилась память о прославленном Завише Черном из Гарбова (умер в 1428 г.), который считался воплощением рыцарской храбрости и силы, участвовал во многих турнирах и войнах, в том числе в Грюнвальдской битве, погиб в турецкой неволе.
[Закрыть]
– Ничего мне не надобно, – отвечал старый солдат, – и помощь твоя не нужна, пока вот этой рукой я еще шевельнуть в силах и саблю удержать могу, но старый друг наш, достойнейший муж Речи Посполитой, в глубоком горе, да кто знает, жив ли он…
– О святой боже! У Володыёвского беда?
– Беда! – подтвердил Харламп, и из глаз его в три ручья хлынули слезы. – Знай же, ваша милость, что панна Анна Борзобогатая с земной юдолью рассталась.
– Умерла! – воскликнул Кмициц, схватившись за голову.
– Как птичка, пронзенная стрелой…
Наступило молчание, только яблоки с тяжким стуком падали на землю да пан Харламп вздыхал все громче, с трудом сдерживая плач, а Кмициц, заломив руки и качая головой, повторял:
– Милостивый боже! Милостивый боже!..
– Не дивитесь тому, что ослаб я и обмяк, – промолвил наконец пан Харламп, – ведь если у вас при одной только вести о несчастье щемит сердце от dolor «Боли (лат.).» что же говорить обо мне, который и ее кончину, и его безмерную скорбь видел.
Тут вошел слуга, неся на подносе бутыль и еще одну чарку, а следом и Оленька, изнывавшая от любопытства. Глянув мужу в лицо и заметив его глубокое смятение, она, не выдержав, сказала:
– С какой твоя милость пожаловали вестью? Не отталкивайте меня. Может, я вас утешу, может, поплачу с вами, а может, советом помогу.
– Тут и твоей голове не придумать совета, – сказал пан Анджей, – боюсь только, кабы от таких вестей здоровью твоему урона не было…
– Я все снесу, горше всего неизвестность.
– Ануся умерла! – сказал пан Кмициц.
Оленька, побледнев, тяжело опустилась на скамейку. Кмициц подумал было, что она сомлела, но печаль взяла верх над внезапностью вести. Оленька заплакала, а оба рыцаря дружно ей вторили.
– Оленька, – сказал наконец Кмициц, желая отвлечь ее и утешить, – или не веришь ты, что душа ее в раю?
– Не над ней, а без нее, осиротев я плачу, да еще над бедным паном Михалом, потому что хотела бы я верить в спасение собственной своей души, так же как в ее вечное блаженство верю. Редкой добродетели была, благородная, добрая. Ах, Ануся! Ануся, незабвенная моя!
– Я был при ней и всем могу пожелать такого благочестия в час кончины.
Снова наступило молчание, а когда вместе со слезами отхлынула печаль, Кмициц сказал:
– Рассказывай, друже, все как было, в грустных местах медом дух подкрепляя.
– Спасибо, – ответил Харламп, – выпью глоток-другой, коли и ты мне компанию составишь, а то боль сердце клещами сжала, а теперь за глотку хватает, того и гляди, задушит. Вот как это было. Ехал я из Ченстоховы в родные края, думал, возьму в аренду именье, поживу на старости лет в мире и покое. Довольно повоевал я на своем веку, мальчишкой в войско вступил, а сейчас голова седая. Если не усижу на месте, может, и встану под чьи-то знамена, но, право, союзы эти с обидчиками, вконец отчизну разорившие, да междоусобицы всякие, на потеху врагам разжигаемые, вконец отвратили меня от Беллоны… Боже праведный! Слышал я, пеликан своею кровью детей кормит. Но у бедной отчизны и крови-то не осталось. Добрым солдатом был Свидерский… Бог ему судья!..
– Ануся, милая Ануся! – с плачем прервала его пани Александра, – если бы не ты, что бы со мной и со всеми нами сталось! Была ты для меня опорой и защитой. Ануся, любимая моя Ануся!
Услышав это, Харламп снова зарыдал в голос, но Кмициц тотчас же обратился к нему со словами:
– А скажи, друже, где ты Володыёвского встретил?
– Встретились мы в Ченстохове, где оба на время остановились, дары чудотворной божьей матери приносили. Он сказывал, что едет с невестой в Краков, к княгине Гризельде Вишневецкой, без ее благословения и согласия Ануся под венец идти не хотела. Девушка в то время была здорова, а Михал весел, как голубок. «Вот, говорит, господь вознаградил меня за верную службу!» Передо мной похвалялся да зубы скалил, бог ему прости, ведь в свое-то время спор у нас из-за этой девушки вышел, и мы было драться хотели. Где-то она теперь, бедняжка?
И тут пан Харламп снова зарыдал, но Кмициц остановил его:
– Так ты говоришь, она здорова была? Неужто умерла в одночасье?
– Воистину так, в одночасье. Остановилась барышня у пани Замойской, она как раз с мужем, паном Мартином, в Ченстохове гостила. Михал, бывало, день-деньской у них сиживал, сетовал на проволочки, говорил, что заждался, эдак им и за год до Кракова не доехать, ведь все их по дороге привечали. Да и не диво! Такому гостю, такому удальцу всякий рад, а уж кто зазвал его в дом, не вдруг отпустит. Михал и к барышне меня отвел, еще и шутил: вздумаешь за ней волочиться – зарублю. Да только ей без него белый свет был не мил. А меня, бывалоча, тоска разбирала, хоть волком вой: вот дожил до седин, а все один как перст. Ах, да полно! Но вот как-то ночью прибегает ко мне Михал – лица на нем нет.
«Беда, брат, помоги, не знаешь ли лекаря какого?» – «Что стряслось?» – «Заболела Ануся, не узнает никого!» – «Давно ли?» – спрашиваю. «Да вот человека прислали от пани Замойской!» А на дворе ночь! Где тут искать лекаря, один монастырь по соседству, а в городе людей меньше, чем развалин. Ну, разыскал я, однако, лекаря, правда, он идти не хотел, так я его обушком пригнал. Да только там не лекарь, а ксендз был нужен. Ну нашли мы наконец достойного отца паулина, и он молитвами вдохнул в бедняжку искру сознания, она и причаститься смогла, и с Михалом простилась нежно. На другой день к полудню ее не стало. Лекарь говорил, видно, опоили ее чем, да не верится, ведь в Ченстохове злые чары силу теряют. Но что с Володывёским делалось, он такое нес, ну, да господь ему простит, потому что человек в горе себя не помнит… Вот, говорю как на духу, – тут пан Харламп голос понизил, – богохульствовал, себя не помня.
– Богохульствовал?! Неужто? – тихо повторил Кмициц.
– Выбежал от покойницы в сени, из сеней на двор, шатается, как пьяный. А на дворе поднял кулаки к небу и завопил: «Так вот она награда за мои труды, за мои раны, за мою кровь, за верную службу отечеству?!»
Одна-единственная овечка у меня была, говорит, и ее ты прибрал, о господи. Воина-рубаку, что за себя постоять готов, свалить, говорит, это тебе по плечу, но невинного голубя задушить и кот, и ястреб, и коршун сумеют… и…
– Бога ради! – воскликнула пани Александра, – не повторяй, беду на дом накличешь!
Харламп, перекрестясь, продолжал:
– Эх, говорит, вот тебе, солдатик, за службу награда, получай!.. Господь ведает, что творит, но нашим бедным умом этого не понять и нашей справедливостью не измерить. Так он богохульствовал, а потом отяжелел и свалился как сноп, а ксендз над ним экзорцизмы творил, чтобы отогнать от ослабевшей души бесов.
– И скоро ли он опомнился?
– Час целый лежал замертво, потом очухался, вернулся к себе и не велел никого пускать. На похоронах я ему говорю: «Михал, помни о боге!» Он молчит. Три дня просидел я еще в Ченстохове, жаль было его покидать, но только напрасно я стучался. Он видеть меня не хотел. Долго я размышлял, что делать, то ли ломиться в дверь, то ли ехать… Человека без помощи и утешения оставить? Вижу, однако, ничего путного не будет, и порешил к Скшетускому наведаться. Он да пан Заглоба, первые его друзья, может, и найдут путь к его сердцу, особливо пан Заглоба. Он человек сметливый, у него для всякого слово утешенья сыщется.
– У Скшетуских побывал?
– Был, да только без толку: они с Заглобой уехали под Калиш к ротмистру пану Станиславу. Когда вернутся, не знает никто. Ну, думаю, все едино мне на Жмудь ехать, вот и решил к вам наведаться, мои благодетели, все вам выложить.
– В рвении твоем и благородстве я не сомневался.
– Да только не обо мне, о Володыёвском речь, – отвечал Харламп, – и признаюсь вам, любезные, я за его разум опасаюсь.
– Господь не допустит такого, – сказала пани Александра.
– Если и не допустит, то ведь Михал рясу наденет, как на духу говорю: за всю свою жизнь не видел я жалостней картины! А жаль солдата! Ох, жаль!
– Как это жаль? Одним слугой господним больше будет! – отозвалась снова пани Александра.
Харламп подкрутил усы, вытер рукой лоб.
– Сударыня-благодетельница… Вот ведь какое дело – может, больше, а может, и нет. Посчитайте, почтеннейшие, сколько он еретиков да язычников на тот свет отправил, этим он спасителя нашего и пречистую деву богородицу больше, чем иной ксендз молитвами восславил. Поучительная история! Пусть каждый служит всевышнему, как умеет. И еще я вам скажу, средь иезуитов всегда кто-нибудь похитроумней его сыщется, а второй такой сабли во всей Речи Посполитой не найти!
– Верно говоришь! – отозвался Кмициц. – Не знаешь ли, брат, где он: в Ченстохове али уехал куда?
– Там я его оставил. Что потом было – не ведаю. Одно знаю. Не дай бог рассудок у него помутится или другая какая хворь, родная сестра несчастья, привяжется, останется он один-одинешенек – без родных, без друзей, без всякого утешения.
– Да хранит тебя, друже, в святом нашем городе пречистая дева! – воскликнул Анджей Кмициц. – А уж доброты твоей вовек не забуду, был ты для меня названым братом!..
Все смолкли, пани Александра сидела задумавшись и вдруг, вскинув златоволосую голову, сказала, обратясь к мужу:
– Помнишь ли ты, Ендрек, чем мы ему обязаны?
– Коли забуду – гпаза у собаки занять придется, а то своими на людей глядеть совестно будет.
– Ендрек, оставить его в беде грех великий!
– Как это?
– Езжай к нему.
– Ах, добрая душа, золотое сердечко! – воскликнул Харламп и стал целовать ручки пани Оленьке.
Но Кмицицу не по вкусу пришелся этот совет, он покачал головой.
– Ради него я бы на край света поехал, но видишь сама… если бы ты, не к ночи будь сказано, здорова была, посуди сама. Боже упаси, случай какой приключится. Да я бы там высох с горя. Жена для меня на первом месте, а уж после друзья-товарищи. Жаль Михала, но…
– Я тут под опекой отцов лауданцев. Сейчас здесь спокойно, да и я не из пугливых. Без божьей воли волос с моей головы не упадет… А Михалу, быть может, помощь твоя нужна…
– Ох, нужна, нужна! – вставил словечко Харламп.
– Слышь, Ендрек. Я здорова. Здесь меня никто не обидит. Знаю, тяжело тебе на отъезд решиться…
– Легче было бы супротив пушек с саблей идти… – отозвался Кмициц.
– Неужто ты думаешь, совесть тебя не заест, коли останешься, ведь днем и ночью вспоминать будешь: друга своего я в беде бросил. Да и господь, разгневавшись, откажет нам в благословении.
– Нож мне в сердце вонзаешь! В благословении откажет? Вот чего боюсь так боюсь.
– Другого такого товарища у тебя на свете нет – спасать его долг святой!
– Я Михала всем сердцем люблю! Уговорила! Коли ехать – так мешкать нечего, каждый час на счету! Сейчас велю заложить лошадей. Боже ты мой, неужто ничего другого придумать нельзя? Черт дернул их под Калиш забраться. Да разве я о себе, о тебе пекусь я, душа моя! Мне легче именья и всего добра лишиться, чем один-единственный день с тобой провести розно, кабы мне кто сказал, что я не ради подвигов ратных тебя здесь одну оставлю, заколол бы я его, как цыпленка. Долг, говоришь? Будь по-твоему. Назад глядеть – дело пустое. Но если бы не Михал, не поехал бы, ей-ей, не поехал!
Тут он обратился к Харлампу:
– Пойдем, сударь, со мной в конюшни, седлать пора. Оленька, вели собрать меня в дорогу. Да пусть кто-нибудь из наших лауданских за обмолотом присмотрит… А ты, пан Харламп, хоть недельки две посиди у нас, жену мою не оставляй. Может, здесь в окрестностях именьице какое сыщется. Любич в аренду возьмешь? Годится? Однако на конюшню пора. Через час в путь. Пора так пора!..
ГЛАВА II
Еще задолго до захода солнца рыцарь простился с плачущей женой, которая дала ему на дорогу ладанку с частицей животворящего креста в золотой оправе, и двинулся в путь. Кмициц смолоду был привычен к походам и потому мчал во весь опор, словно гнался за татарами.
Доехав до Вильно, он свернул на Гродно и Белосток, а оттуда отправился в Седльце. Подъезжая к Лукову, он узнал, что Скшетуские всем семейством, с детьми и с паном Заглобой, вернулись из-под Калиша, и решил заглянуть к ним, с кем же еще мог он думами заветными поделиться.
Там встретили его с удивлением и радостью, сменившейся горькими слезами, едва он поведал о Володыёвском.
Безутешнее всех был пан Заглоба, он ушел к пруду и рыдал целый день, да так усердно, что, как сам потом рассказывал, вода вышла из берегов и пришлось открыть запруду. Но, поплакав всласть, успокоился и вот что потом сказал на общем совете:
– Яну ехать не с руки, он в суд выбран, хлопот у него предостаточно, после всех этих войн духи неспокойные витают. Из того, что нам здесь пан Кмициц рассказал, я заключаю, что аисты в Водоктах на зиму остаются: они сейчас там первые работники и своим делом заниматься должны. Само собой, при таком хозяйстве Кмицицу поездка некстати, сроки ее никому не ведомы. Твой приезд, Анджей, делает тебе честь, но послушай совета: отправляйся домой, Михалу сейчас такой человек нужен, который, даже если оттолкнут и принять не захотят, не затаит обиды. Patientia «Терпение (лат.).» там нужно и мудрость житейская, а одной твоей дружбы здесь еще non sufficit «Недостаточно (лат.).». Не прогневайся, сударь, коли скажу, что мы с Яном его первые друзья, в каких только переделках вместе не побывали. Господи боже ты мой! Сколько раз друг другу на выручку шли!
– Разве что мне из суда уйти? – прервал его Скшетуский.
– Опомнись, Ян, тут интерес государственный! – сурово возразил ему Заглоба.
– Видит бог, – говорил смущенный Скшетуский, – двоюродного моего брата Станислава я всей душой люблю, но Михал мне дороже.
– А мне Михал и родного брата дороже, тем паче что родного у меня нет и не было никогда. Не время спорить, кто Михалу больше предан! Видишь ли, Ян, если бы это несчастье, только сейчас приключилось, я бы первый сказал: отдай свой судейский колпак шуту и поезжай. Но рассуди, сколько воды утекло с той поры, когда пан Харламп из Ченстоховы на Жмудь поехал, а пан Анджей к нам из Жмуди. Теперь к Михалу не токмо ехать, но и остаться с ним надо, не токмо плакать, но и поразмыслить с ним вместе. Не токмо на спасителя нашего как на благой пример ему указывать, но приятной беседою и шуткой ум и сердце его укрепить. Знаете, кому ехать следует? Мне! Я и поеду! Господь меня не оставит: разыщу Михала в Ченстохове – сюда привезу, а не найду – в Молдавию за ним потащусь и, пока в силах щепотку табака к ноздрям поднести, искать его не перестану.
Услышав эти слова, оба рыцаря принялись поочередно обнимать пана Заглобу, а старик при мысли о постигшем Михала несчастье и о том, сколько у него самого теперь будет хлопот, снова расчувствовался. Уже он и слезы утирать начал, а когда объятья ему наскучили, сказал:
– Вы меня за Михала не благодарите, он мне не чужой.
– Не за Володыёвского тебя благодарим, – отвечал Кмициц, – но лишь бесчувственное, поистине каменное сердце не тронула бы твоя, сударь, готовность в столь преклонные годы – дружбы ради – на край света ехать. Другие в эти годы о теплой лежанке помышляют, а ты, благородный человек, так о долгой дороге говоришь, будто мне или Скшетускому ровесник.
Заглоба не скрывал своих лет, но, по правде говоря, не любил, когда ему о старости, как о верной подруге многочисленных недугов, напоминали, и, хотя глаза у него все еще были красные от слез, он, покосившись на Кмицица, сказал:
– Ах, сударь! Коль мне пошел семьдесят седьмой год, я с тоскою взирал на белый свет, словно два топора над моей головой занесены были, но когда мне стукнуло восемьдесят, такая бодрость во все члены вступила, что о женитьбе стал подумывать. И еще неизвестно, кто перед кем похвалиться может.
– Я хвалиться не стану, но ты, сударь, достоин самой высокой похвалы.
– Со мной тягаться не след, а то, глядишь, и оконфузить могу, как в свое время я пана гетмана Потоцкого3
Станислав П о т о ц к и й, по прозвищу «Ревера», был коронным великим гетманом с 1654 по 1667 г. Эту должность он занял в возрасте 75 лет.
[Закрыть] в присутствии его величества короля оконфузил. Пан гетман на мой возраст намеки делал, а я возьми и скажи – давай, мол, через голову кувыркаться, и поглядим, чья возьмет? И что же оказалось? Пан Ревера перекувыркнулся три раза, и его гайдуки поднимать кинулись – сам встать на ноги не мог, а я его со всех сторон обошел: ни мало ни много тридцать пять раз через голову перекувыркнулся. Спроси Скшетуского, он своими глазами видел.
Скшетуский уже привык, что с некоторых пор пан Заглоба постоянно ссылался на него как на свидетеля, он и бровью не повел и снова заговорил о Володыёвском.
Заглоба меж тем умолк, погрузившись в раздумья, и лишь после ужина повеселел и обратился к друзьям с такими словами:
– А теперь я скажу вам то, что не всякому уму доступно. Все в руках божьих, но сдается мне, Михал скорее залечит эту рану, чем мы думаем.
– Дай-то бог, но только как ты, сударь, об этом догадался? – спросил Кмициц.
– Гм! Тут и чутье особое надобно, которое от бога дается, и опытность, которой у вас в ваши годы быть не может, да и Михала понимать надо. У каждого свой нрав и характер. Одного так несчастье прибьет, будто бы, выражаясь фигурально, в реку бросили камень. Вода поверху tacite «Спокойно (лат.).» течет, а меж тем на дне камень, он путь ей преградил, воду баламутит и бередит жестоко, и так оно и будет до тех пор, пока она в Стикс не канет! Вот ты, Ян, таков, и таким тяжелее всех на свете, и горе и память всегда с ними. А другой, напротив, eo modo «Таким образом (лат.).» удары судьбы примет, словно его кулаком по шее огрели. У него от горя в глазах темно, но глядишь, опомнился, а потом, когда зажила рана, и вовсе повеселел. С таким нравом, доложу я вам, куда легче жить в этом полном превратностей мире.
Рыцари, затаив дух, внимали мудрым словам пана Заглобы, а он, радуясь, что его слушают с таким вниманием, продолжал:
– Я Михала насквозь вижу и, бог свидетель, не хочу на него напраслину возводить, но только сдается мне, что он о свадьбе больше, чем о девушке этой, помышлял. И не диво, что пал духом, хуже беды для него не придумаешь. Ведь представить трудно, как же ему хотелось жениться. Нет в его душе ни жадности, ни гордыни, от всех благ он отказался, состояние потерял, о жалованье не заикнулся, но за все труды, за все заслуги ничего не хотел он от бога и от Речи Посполитой – кроме жены. И вот, только облюбовал он лакомый кусочек и ко рту поднести собирался – а ему по рукам! На! Получай! И как было не прийти в уныние? Разумеется, он и из-за девки горевал, но пуще всего разбирала его досада, что вот, мол, опять в холостяках остался, хотя сам, быть может, поклясться готов, что это не так.
– Дай бог! – повторил Скшетуский.
– Дайте срок, затянутся, заживут его сердечные раны, и увидим, быть может, вернется к нему прежняя прыть. Periculum «Опасность (лат.).» только в том, чтобы он теперь sub onere «Здесь: в порыве (лат.).» отчаяния, сгоряча не натворил бы или не надумал чего, о чем сам потом жалеть будет. Но тут уж чему быть, того не миновать, человек в беде на решения скор. А мой казачок уже дорожные платья из сундуков достает и укладывает, и не к тому слова эти, чтоб не ехать, а чтоб утешить вас, друзья, на прощанье.
– Отец, ты опять Михалу повязкой на раны будешь! – воскликнул Ян Скшетуский.
– Как и для тебя был когда-то. Помнишь? Мне бы только отыскать его поскорее. Боюсь, кабы не укрылся он в каком монастыре или не ускакал в степи, ему там каждый кустик родня. Ты, пан Кмициц, о летах моих намекнул, только вот что я тебе скажу: ни одному гонцу с письмом за мной не угнаться, и, коли вру, вели мне, когда вернусь, нитки из тряпья выдергивать, горох лущить, а то и за прялку усади. Меня дорога не испугает, хлебосольство чужое не задержит в пути, пирушки и попойки не введут в соблазн. Вы такого гонца еще и не видывали. Вот и сейчас меня словно кто шилом из-под лавки на подвиг толкает, я уже и рубашку дорожную козлиным жиром от блох смазать велел…
Назад к карточке книги «Пан Володыёвский»itexts.net
Отзывы о книге Пан Володыевский
Третья и завершающая часть трилогии «Огнем и мечом». Казалось бы, открывая ее, уже знаешь, чего ждать: динамичный сюжет, перемежающийся историческими отступлениями, приключения и любовь, сражения и осады, жестокие казни, коварные похищения, личная месть, подвиги, предательства и непременная болтовня и хитрость пана Заглобы.
Но в этот раз отношения с Сенкевичем у нас сложились не совсем так, как ожидалось. Нет, все вышеперечисленное здесь присутствует, однако поначалу книга обескураживает. Дело в том, что первая ее треть чуть менее, чем полностью посвящена «любовям». Причем здесь автор разошелся настолько, что я не раз не только мысленно, а и вполне реально изображала фейспалм. Наш старый знакомый, «маленький рыцарь» в течение считанных недель успевает сделать попытку уйти в монастырь, а также дважды влюбиться в мгновение ока (и каждый раз до гроба, естественно, как иначе), причем второй раз буквально через минуту после того, как окончательно убедился, что первая избранница отдала руку другому. Эта самая избранница тоже творит неведомо что, принимая «гениальные» решения, а пан Заглоба, вместо того, чтобы, как ему положено, плести интриги, давать мудрые советы и сочинять небылицы о собственных славных подвигах, решил вдруг на старости лет заделаться свахой и поженить двух милых его сердцу людей. Вооот…
Но, к счастью, когда вся эта эпопея благополучно завершилась ко всеобщему (особенно моему) удовольствию, Сенкевич все же вспомнил, что это таки историко-приключенческий роман, и в нем наконец-то появились собственно история и приключения. На этот раз речь пойдет о польско-турецкой войне, а центральным событием романа станет осада Каменца 1672 года. Да, мы снова будем слушать дифирамбы непревзойденной польской коннице, а также станем свидетелями многочисленных проявлений религиозного и патриотического экстаза, но куда уж без них, правда? Зато нас также ждут очень наглядные исторические зарисовки, так что политическое положение того времени просто «оживает» на глазах, яркие описания сражений (которые не покажутся скучными даже тем, кто ни разу не любит читать о войнах) и приключения, полные невероятного напряжения и накала страстей. Чего стоит хотя бы сцена расправы над врагом, где посаженному на кол человеку высверливают глаз и еще поджигают ладони… (Можете мне поверить, описано это так, что по телу невольно пробежит дрожь).
Встретимся мы и со старыми знакомыми. Как это ясно из названия, основное внимание будет уделено пану Володыевскому, автор даст ему возможность проявить себя во всем блеске, не затмевая его личность ни историей Яна Скшетуского, ни бурной судьбой Анджея Кмицица. Впрочем, с ними мы тоже мельком встретимся, дабы понаблюдать, на пользу ли им пошла семейная жизнь. Но только мельком. Здесь рядом с паном Михалом встанут другие герои, новые и старые, самыми яркими из которых станут Азья, честолюбивый и жестокий молодой татарин, и юная панна Бася, та самая, что и коня на скаку и в поход пойдет вслед за любимым, и в лесу зимой выжить сможет, и похитителю в глаз дать не обломается.
В целом же (если не брать первую треть романа), книга эта более грустная и жестоко-реалистичная, нежели первые две. Если там ты невольно ожидаешь, что все закончится относительно хорошо хотя бы для главных героев, то здесь же… Кого-то ждет смерть, кого-то сумасшествие от перенесенных страданий, а кого-то — турецкий плен с теряющейся во мраке неизвестности последующей судьбой. Хотя и счастливые спасения, и везение в наличии также имеются. Как противовес.
И все же, надо сказать, эта часть уступает первым двум. Читается не с таким азартом, герои не настолько привязывают к себе, эмоции не так зашкаливают… В общем, хорошая книга, но в этой трилогии она номер 3, как по хронологии, так и по общим впечатлениям.
www.livelib.ru
Отзывы о книге Пан Володыевский
Третья и завершающая часть трилогии «Огнем и мечом». Казалось бы, открывая ее, уже знаешь, чего ждать: динамичный сюжет, перемежающийся историческими отступлениями, приключения и любовь, сражения и осады, жестокие казни, коварные похищения, личная месть, подвиги, предательства и непременная болтовня и хитрость пана Заглобы.
Но в этот раз отношения с Сенкевичем у нас сложились не совсем так, как ожидалось. Нет, все вышеперечисленное здесь присутствует, однако поначалу книга обескураживает. Дело в том, что первая ее треть чуть менее, чем полностью посвящена «любовям». Причем здесь автор разошелся настолько, что я не раз не только мысленно, а и вполне реально изображала фейспалм. Наш старый знакомый, «маленький рыцарь» в течение считанных недель успевает сделать попытку уйти в монастырь, а также дважды влюбиться в мгновение ока (и каждый раз до гроба, естественно, как иначе), причем второй раз буквально через минуту после того, как окончательно убедился, что первая избранница отдала руку другому. Эта самая избранница тоже творит неведомо что, принимая «гениальные» решения, а пан Заглоба, вместо того, чтобы, как ему положено, плести интриги, давать мудрые советы и сочинять небылицы о собственных славных подвигах, решил вдруг на старости лет заделаться свахой и поженить двух милых его сердцу людей. Вооот…
Но, к счастью, когда вся эта эпопея благополучно завершилась ко всеобщему (особенно моему) удовольствию, Сенкевич все же вспомнил, что это таки историко-приключенческий роман, и в нем наконец-то появились собственно история и приключения. На этот раз речь пойдет о польско-турецкой войне, а центральным событием романа станет осада Каменца 1672 года. Да, мы снова будем слушать дифирамбы непревзойденной польской коннице, а также станем свидетелями многочисленных проявлений религиозного и патриотического экстаза, но куда уж без них, правда? Зато нас также ждут очень наглядные исторические зарисовки, так что политическое положение того времени просто «оживает» на глазах, яркие описания сражений (которые не покажутся скучными даже тем, кто ни разу не любит читать о войнах) и приключения, полные невероятного напряжения и накала страстей. Чего стоит хотя бы сцена расправы над врагом, где посаженному на кол человеку высверливают глаз и еще поджигают ладони… (Можете мне поверить, описано это так, что по телу невольно пробежит дрожь).
Встретимся мы и со старыми знакомыми. Как это ясно из названия, основное внимание будет уделено пану Володыевскому, автор даст ему возможность проявить себя во всем блеске, не затмевая его личность ни историей Яна Скшетуского, ни бурной судьбой Анджея Кмицица. Впрочем, с ними мы тоже мельком встретимся, дабы понаблюдать, на пользу ли им пошла семейная жизнь. Но только мельком. Здесь рядом с паном Михалом встанут другие герои, новые и старые, самыми яркими из которых станут Азья, честолюбивый и жестокий молодой татарин, и юная панна Бася, та самая, что и коня на скаку и в поход пойдет вслед за любимым, и в лесу зимой выжить сможет, и похитителю в глаз дать не обломается.
В целом же (если не брать первую треть романа), книга эта более грустная и жестоко-реалистичная, нежели первые две. Если там ты невольно ожидаешь, что все закончится относительно хорошо хотя бы для главных героев, то здесь же… Кого-то ждет смерть, кого-то сумасшествие от перенесенных страданий, а кого-то — турецкий плен с теряющейся во мраке неизвестности последующей судьбой. Хотя и счастливые спасения, и везение в наличии также имеются. Как противовес.
И все же, надо сказать, эта часть уступает первым двум. Читается не с таким азартом, герои не настолько привязывают к себе, эмоции не так зашкаливают… В общем, хорошая книга, но в этой трилогии она номер 3, как по хронологии, так и по общим впечатлениям.
www.livelib.ru
Книга Пан Володыёвский читать онлайн Генрик Сенкевич
Генрик Сенкевич. Пан Володыёвский
Огнем и мечом — 3
ПРОЛОГ
После войны с венграми и состоявшегося вскоре торжественного венчания пана Анджея Кмицица с панной Александрой Биллевич все ждали еще одной
свадьбы — не менее доблестный и славный рыцарь, полковник лауданской хоругви пан Ежи Михал Володыевский собирался жениться на Анне
Борзобогатой-Красенской.
Но волею судеб свадьба откладывалась. Панна Борзобогатая, воспитанница княгини Вишневецкой, без ее благословения не решалась на такой шаг.
Времена были неспокойные, и пан Михал, оставив девушку в Водоктах, один отправился за благословением к княгине, в Замостье.
Но и тут удача ему изменила — княгини он не застал. Ради эдукации сына она уехала в Вену к императорскому двору.
Рыцарь тотчас же поехал вслед за ней, хотя поездка эта была и не ко времени. Там уладив дело, он возвращался домой, исполненный надежд. Но
дома застал беспорядок и смуту: солдаты вступали в союзы, на Украине не было мира, пожар не унимался и на востоке. Чтобы заслонить границу,
собирали новое войско.
Еще по пути в Варшаву гонцы вручили пану Михалу письмо с наказом от русского воеводы. Ставя благо отчизны превыше собственных благ, он,
отложив свадьбу, уехал на Украину. Несколько лет провел он в дальнем краю в огне, борьбе и трудах ратных и не всегда мог и весточку послать
истомившейся невесте.
Потом его отправили на переговоры в Крым, а вскоре наступило время злополучной и тяжкой междоусобной войны с Любомирским, в которой пан
Михал сражался против этого забывшего стыд и совесть вельможи на стороне короля, и наконец под водительством Собеского <См. прим.> снова двинул
свой полк на Украину. Слава его имени росла, его называли первым солдатом Речи Посполитой, но жизнь его проходила в тоске, во вздохах и
ожиданье.
Был 1668 год, когда, получив по распоряжению пана каштеляна отпуск, он в начале лета поехал за невестой в Водокты, чтобы оттуда повезти ее
в Краков.
Княгиня Гризельда в ту пору уже вернулась из Вены и, желая быть посаженой матерью невесты, приглашала у себя отпраздновать свадьбу.
Молодые супруги Анджей и Оленька остались в Водоктах и о Михале на время забыли, тем паче что все думы их были о новом госте, появления
которого они ожидали. До сей поры провидение не послало им детей; но теперь должна была наступить долгожданная и столь милая их сердцу перемена.
Год выдался на диво урожайный, хлеба были такие обильные, что сараи и овины не могли уместить зерна, и на полях, куда ни глянь, виднелись
скирды чуть не до неба. По всем окрестностям поднялся молодой лесок, да так быстро, как прежде, бывало, не вырастал и за несколько лет. В лесах
полно было грибов и всякого зверья, в реках — рыбы. Редкое плодородие земли передавалось всему живому.
Друзья Володыевского говорили, что это добрый знак, и все как один предсказывали ему скорую свадьбу, но судьба решила иначе.
ГЛАВА I
Однажды в чудный осенний день пан Анджей Кмициц сидел под тенистой крышей беседки и, попивая послеобеденный мед, поглядывал сквозь обвитые
хмелем прутья на жену, которая прохаживалась в саду по чисто выметенной дорожке.
Была она женщиной редкой красоты, светловолосая, с кротким, ангельским лицом. Исполненная покоя и благодати, она ступала медленно и
осторожно.
Было заметно, что Анджей Кмициц влюблен в жену, как юнец.
knijky.ru
Пан Володыёвский (роман) — Википедия
Материал из Википедии — свободной энциклопедии
«Пан Володыёвский» (польск. Pan Wołodyjowski) — исторический роман польского писателя Генрика Сенкевича.
Впервые публиковался с 1887 по 1888 год в газетах «Слово», «Час» и «Дзенник познаньски». Отдельной книгой опубликован в 1888 году.
Роман завершает историческую трилогию Сенкевича, куда входят также «Огнём и мечом» и «Потоп». Время действия романа длится с 1668 по 1673 год, действие разворачивается на фоне борьбы Речи Посполитой с турецкими вторжениями.
В 1969 году польский режиссёр Ежи Гофман снял по книге фильм. Главную роль Михала Володыёвского сыграл актёр Тадеуш Ломницкий.
Содержание
Битва при Хотине в 1673 г.Первая часть романа проходит в Варшаве, в частности описываются события, приведшие к избранию короля Михаила Корибута Вишневецкого. Затем действие переносится в Подолию, которая подверглась нападению Османской империи.
Подробно описана героическая оборона Каменец-Подольского, которая закончилась сдачей крепости и самоубийством главных защитников Михала Володыёвского и Кетлинга. В эпилоге описывается битва при Хотине, в которой армия великого коронного гетмана Яна Собеского разгромила турок под командованием визиря Кара-Мустафы.
Персонажи
В книге действуют как вымышленные персонажи — главный герой книги Ежи Михал Володыёвский, Онуфрий Заглоба, Анджей Кмициц, Барбара (Бася) Езёрковская, Кристина (Кшися) Дрогоевская, Кетлинг, Азья Тугай-беевич; так и реальные исторические лица:
Ссылки
Примечания
- ↑ Генрих Сенкевич. ГЛАВА LVI. Пан Володыёвский. Проверено 23 октября 2010. Архивировано 26 февраля 2012 года.
- ↑ Kasper Niesiecki. Gruszecki herbu Lubich, стр. 301. Herbarz polski Kaspra Niesieckiego, t.IV (1839). Проверено 23 октября 2010.
wikipedia.green