Покорение мира – Звезда: план покорения мира (1 сезон) / Sekai Seifuku

Не работает видео? Сообщите нам!

animejoy.ru

Книга Успешное покорение мира читать онлайн Фрэнсис Скотт Фицджеральд

Фрэнсис Скотт Фицджеральд. Успешное покорение мира

Рассказы о Бэзиле

Детский праздник

I

После домашнего праздника у тротуара поджидали шикарный «стивенс-дюреа» и два «максвелла» тысяча девятьсот девятого года выпуска в компании одинокой «виктории»; мальчишки поглазели, как в «стивенс» усаживалась оживленная стайка девочек, и автомобиль с ревом умчался прочь. Компаниями по трое-четверо все стали разбредаться: одни — с шумливым гомоном, другие — в молчаливой задумчивости. Даже для вечно удивленных десяти-, одиннадцатилетних, которые без устали приспосабливаются к новшествам, чтобы не отстать от жизни, день этот оказался знаменательным.

Так рассуждал Бэзил Дюк Ли, профессиональный актер, а также спортсмен, ученый, филателист и собиратель сигарных колец. Он был в таком приподнятом настроении, что хотел бы на всю жизнь запечатлеть в памяти свой выход из этого дома, близость предзакатного весеннего часа и походку обернувшейся к нему Долли Бартлетт, которая спешила к автомобилю — дерзкая, ликующая, лучезарная.

Новые ощущения немного пугали: оно и понятно, ведь в его жизни только что появилась едва ли не самая мощная побудительная сила. Отныне Бэзил сделался рабом любви, причем не где-нибудь в заоблачных высях, нет: его призвали, обняли, дали причаститься жгучего восторга — и за какой-то час он попал в плен. По дороге домой его занимали два вопроса: сколь долго это продолжалось и выпадет ли еще когда-нибудь на его долю нечто подобное?

Мать встретила на пороге непривычно бледного светловолосого мальчугана с необыкновенно зелеными глазами на тонком, чутком лице. Как настроение? Нормальное. Весело было у Гилрэев? Нормально. А подробнее? Да ничего особенного.

— Давай-ка мы тоже устроим детский праздник, Бэзил, — предложила она. — Тебя уже столько раз приглашали.

— Неохота, мам.

— А ты подумай как следует: десять мальчиков, столько же девочек, мороженое, торт, игры.

— Какие игры? — спросил он, нисколько не потеплев к материнской затее, но машинально ухватившись за это слово.

— Например, карточные фокусы, викторины.

— У них такого не бывает.

— А что бывает?

— Да ничего — просто валяют дурака. Не нужен мне никакой праздник.

Но вдруг скрытые неудобства от возможного появления девочек, от вторжения внешнего мира, без зазрения совести разрушающего фасад его владений, перевесило желание снова оказаться рядом с Долли Бартлетт.

— А мы сможем поиграть одни, без присмотра?

— Хорошо, я вам мешать не стану, — сказала миссис Ли. — Приготовлю, что требуется, и уйду.

— Все так и делают. — Бэзил не забыл, что сегодня рядом с ними все время отсвечивали какие-то важные дамы; просто он не мог представить, что мама будет неотступно стоять над душой.

За ужином эта тема возникла вновь.

— Расскажи папе, чем вы занимались у Гилрэев, — сказала мама. — А то потом забудешь.

— Ничего я не забуду, просто…

— Сдается мне, играли на поцелуйчики, — как ни в чем не бывало предположил мистер Ли.

— Да ну, они там начали глупую игру какую-то, называется «угадай кто», — необдуманно возразил Бэзил.

— Это как?

— Ну, все мальчики по очереди выходят, а потом говорится: есть письмо. Нет, это «почта». В общем, потом входишь и должен угадать, кто тебя вызвал. — Ненавидя себя за предательство собственных чувств, он кое-как закончил: — А потом опускаешься на колени, и, если не угадал, все начинают хлопать и выгоняют тебя из комнаты.

knijky.ru

Покорение мира

Екатерина Суслова

Его стихия — творчество. В его планы входит покорение мира. У него есть талант, амбиции и все шансы. Глеб Солнцев — молодой и очень перспективный московский иллюстратор.
Он любезно согласился рассказать нашим читателям о себе и своей работе.

КомпьюАрт: Глеб, расскажите, пожалуйста, немного о себе. Где вы родились, живете, учились?

Глеб Солнцев: Родился в солнечном городе Тбилиси на улице Советской в 1982 году в семье художника и педагога по музыке. Когда мне было два года, наша семья уехала в Москву, где отец получил большой заказ на картину, мастерскую и квартиру на Таганке. С детства помню запах масляных красок и пинена (разбавителя). И мистический ореол вокруг комнаты, в которой была мастерская отца. Материнское: «Не мешай, папа рисует». И трепет, когда все-таки удавалось проникнуть в запираемую комнату и разглядывать там недописанные огромные холсты, различные натюрморты, детали для картин, сабли, вазы и т.д.

Таскал краски и карандаши и рисовал роботов и динозавров. В школе рисовал уже машинки, комиксы и т.д. Видя всё это, родители отдали меня в художественную школу им. Серова (№ 1). Там я получил азы академического рисунка. После школы поступил во ВГИК на специальность художника-постановщика. Понял, что не мое, и ушел в полиграфический институт. Потом были ИСИ, МПГУ. В итоге восемь лет учился рисовать, о чем ничуть не жалею. За время учебы повстречал массу талантливых и интересных людей. Испробовал множество стилей и направлений.

КА: Как вы стали иллюстратором?

Г.С.: Рисовать для журналов я начал с подачи фоторедактора журнала Loaded, которая разглядела в моих ЖЖ-ных «почеркушках», которые я рисовал на http://community.livejournal.com/moleskine_ru/, глянцевый «формат». А еще мои друзья постоянно настаивали на том, чтобы я поместил в Интернете свое портфолио.

КА: Где вы начинали свою работу?

Г.С.: Если вас интересует оплачиваемая работа, то на первых порах работал с такими журналами, как Boscomagazine, Timeout и Loaded.

КА: Помните свою самую первую графическую работу?

Г.С.: Да, это была серия портретов редакторов для журнала Timeout.

КА: Вы работаете в рамках какой-то студии или являетесь фрилансером?

Г.С.: Я работаю как фрилансер уже четыре года. Сначала был дизайнером, а теперь и иллюстратором.

КА: А какой режим удобнее именно для вас?

Г.С.: Это должен быть график, в который я мог бы вставлять прогулки на велосипеде, встречи с друзьями и путешествия по земному шару.

КА: Глеб, вы занимаетесь только иллюстрацией или у вас есть и опыт дизайнерской работы?

Г.С.: Первая моя работа была именно дизайнерской. Работать я начал еще на третьем курсе института. Помню, был такой парадокс: если у тебя нет портфолио, то тебя не берут на работу, а чтобы появилось портфолио, нужно было уже работать. Помогла случайность. Моя знакомая знала директора той конторы. Проработав там до лета и купив себе велосипед, я устроился в нормальное рекламное агентство (по крайней мере, мне тогда так казалось). Там и работал до конца института. А дальше уже со своими клиентами стал работать как фрилансер.

КА: Как вы находите клиентов?

Г.С.: Честно говоря, они сами меня находят. Изначально нужно, чтобы твое портфолио было на всех возможных порталах и сайтах, где бывают арт-директора и фоторедакторы.

КА: Какие порталы вы используете для размещения портфолио?

Г.С.: Behance.com, illustrators.ru, Живой Журнал (http://solntsev-gleb.livejournal.com/), flikr.com, revision.com.

КА: По вашим наблюдениям, с какого сайта чаще всего приходят клиенты?

Г.С.: Всегда по-разному. Нет четкой закономерности. Довольно много приходит через ЖЖ.

КА: Для каких журналов вам доводилось делать иллюстрации?

Г.С.: Men’s health, «Собака(spb)», «Психология», Boscomagazine, Timeout, Loaded, Smart money, «Газета Реакция», Baku.

КА: Кто ваши клиенты, помимо журналов?

Г.С.: Клуб «Пропаганда», скейт-бренд Element, марка одежды WTFC, Arinovиfedyshin, агентство Plenum, друзья и знакомые со своими проектами.

КА: Расскажите о самом интересном проекте из тех, в которых вам довелось участвовать.

Г.С.: Это был фестиваль «АртПарад», который проходил в Питере. Много молодых и талантливых людей в одном месте. Мы жили в лофте — там же, где и выставлялись. Атмосфера арт-пионерлагеря, фэшн-показа и выставки. Организаторы «АртПарада» — группа инициативной молодежи — попытались максимально объективно показать срез молодежной российской культуры и предоставить площадку фестиваля самым талантливым, но пока мало известным художникам, которым удается наиболее точно отражать в своем творчестве дух современности.

КА: Над какими заказами вам работать интереснее?

Г.С.: Над сложными.

КА: Я много слышала, что клиенты часто «душат» иллюстраторов, навязывая свои идеи, не давая простора для творчества. Как вы решаете эту проблему?

Г.С.: Мне повезло работать с арт-директорами, которые практически не «душат». Если же наши мнения относительно конечного продукта совершенно расходятся, то всегда можно расстаться друзьями. Чаще всего это исключение, так как изначально заказчик, видя твое портфолио, соглашается с твоей трактовкой формы и темы.

КА: Мне очень нравятся ваши работы на городскую тему, например для журнала «Баку». Они создают определенную атмосферу. А есть ли у вас любимый сюжет в иллюстрации?

Г.С.: Мне больше нравятся сюжетные иллюстрации, в которых нужно отобразить какую-либо мысль или явление. Также мне близки портреты. Но большой багаж академического образования позволяет мне работать в разных жанрах.

КА: Над чем вы работаете сейчас?

Г.С.: Создаю серию станковых работ для проекта ARTWWW — выставки на тему визуализации пространства Интернета как арт-повода для художника.

КА: Расскажите подробнее, что это за работа.

Г.С.: Для многих людей Интернет стал площадкой для самовыражения и созидания. Творчество современных художников, музыкантов и артистов немыслимо без Интернета. Основная идея выставки Art World Wide Web — выражение языком актуального искусства наиболее острых проблем, связанных с виртуальным миром и его взаимодействием с реальностью. Точно так же, как мы не можем описать Интернет словами, мы не научились пока представлять его себе в нашем воображении. Мне будет интересно предложить свою интерпретацию. В проекте примут участие Мария Краснова-Шабаева, Дарья Рычкова, Понарин (мультимедийный театр теней от «Делателей ТВ»), Андрей Ща (Украина). На открытии выставки свой перформанс продемонстрирует Александра Фролова (группа «Аквааэробика»), Анатолий Тайлер и Сергей Керкутьев (ZRI djs) дадут мультимедийное представление.

КА: Есть ли какой-то проект, над которым вы хотели бы поработать в будущем?

Г.С.: Интересно работать с галереями и выставочными проектами. Иллюстрация, на мой взгляд, должна быть не только рупором издательства, но и способом общения автора и зрителя на волнующие их темы.

КА: Какие темы вы хотели бы обсудить со своим зрителем? В чем вообще вы видите миссию своего творчества? Каков, как сейчас принято говорить, его «мессидж»?

Г.С.: В каждой конкретной работе есть свой посыл, зависящий от поставленной задачи. Я отдаю то, что меня волнует. Мне интересно передать именно ощущение. Если это получилось, значит «мэссидж» дошел до адресата.

КА: Как вы вообще видите свое будущее в профессии?

Г.С.: В мои планы входит мировое господство, обложка для Esquire, работа с иностранными издателями, расширение сферы применения моих работ (текстиль и пр.).

КА: Вы еще молодой иллюстратор, но в ваших работах уже чувствуется стиль. Скажите, как вы к нему пришли?

Г.С.: Сложный вопрос. То, как я сейчас рисую, для меня наиболее гармонично. На мой взгляд, художник должен не ограничивать себя одним стилем, а решать поставленную перед ним задачу, чтобы в итоге не оказаться заложником стиля.

КА: Вы участвовали в выставке на пикнике «Афиши». Расскажите об этом подробнее.

Г.С.: В пикнике я участвовал два года подряд. В первый год это был совместный проект марок одежды Arinovиfedyshin и Hard candy, для которых я оформлял павильон — делал два пятиметровых баннера. На второй год участвовал в выставке «Элементарная природа», где мы в рамках проекта outside, разрисовывали вигвам. Было интересно, многие подходили и просили дать им порисовать. Также там были и просто распечатанные работы на тему природы — попытка осмыслить взаимоотношения и взаимопроникновения природы и человека. Так сказать, популяризация этих идей.

КА: Насколько я знаю, у вас еще были какие-то небольшие выставки. Расскажите и о них, пожалуйста.

Г.С.: Да, на том же пикнике была выставка работ в рамках проекта artapparel на белых футболках на тему «Дух времени». Творили восемь приглашенных художников — Маша Краснова-Шабаева, Протей Темен, Юля Якушова, Тимур Ахметов, Игорь Волощук, Андрей Ща, я, а также специальный гость Дельфин. Плюс этой выставки в том, что такую футболку мог приобрести любой желающий, то есть он сам мог стать выставочным объектом, носителем идеи. В 2008 году также была моя выставка в магазине «Республика», где я представил свою живопись на тему алкоголя и клубной жизни. Я также участвую в сборных выставках Smile academy Бартенева, последняя из которых прошла в городе Касселе. Это сборная выставка о России и т.д.

КА: Кто ваши кумиры в профессии?

Г.С.: Кумиров нет, но нравятся очень многие. Из последних предпочтений — Clemens Habicht, Antony Micallef, Tomokazu Matsuyama.

КА: А среди классических художников у вас есть предпочтения?

Г.С.: Фрэнсис Бэкон, Дэвид Хокни, Эль Греко, графика Гойи и Рембранта всегда меня поражали.

КА: Какие графические пакеты вы используете в работе?

Г.С.: Photoshop, Illustrator.

КА: Расскажите, как проходит ваш рабочий день.

Г.С.: Встать, покормить кошку, включить компьютер, а дальше всё зависит от работы. Если идет хорошо, то так можно и до ночи работать с небольшим перерывом на еду. Если не идет, то ухожу куда-нибудь, чтобы отвлечься. Езжу на велосипеде.

КА: Что вас вдохновляет?

Г.С.: Это может быть что угодно.

КА: Ну и напоследок — какие у вас творческие планы?

Г.С.: В сентябре поеду работать в Прагу. Мастерская, холсты, краска, издательства. Собираемся открыть шоу-рум дизайнерской одежды. Дальше, как всегда, — покорение мира.

КомпьюАрт 2’2009

compuart.ru

Book: Успешное покорение мира

I

Только узкая речка под многочисленными мостами разделяла эти два города; их окраины, петлявшие вместе с речными излучинами, в какой-то момент смыкались и переплетались; на этой территории под ревнивым оком каждого из городов по осени разворачивалась Ярмарка штата. Удачное местоположение вкупе с сельскохозяйственными успехами местных фермеров ставило ярмарку в ряд самых грандиозных во всей Америке. Туда поступали огромные партии зерна, домашнего скота и агротехнического оборудования; проводились рысистые бега и автогонки, а в последнее время появились даже аэропланы, способные отрываться от земли; шумные аттракционы — не хуже, чем на Кони-Айленде, — вихрем кружили вас в пространстве, а весьма откровенное танцевальное шоу «хучи-кучи» сопровождалось стонами и звяканьем побрякушек. На центральной площади достигался компромисс между легкомысленным и серьезным: здесь после пышного фейерверка ежевечерне давали театрализованное представление «Битва при Геттисберге»^[5].

На исходе жаркого сентябрьского дня двое пятнадцатилетних ребят, слегка отяжелевших от лакомств и шипучки, вышли, еле живые после восьми часов безостановочного гулянья, из шатра игровых автоматов. Тот, что стрелял по сторонам красивыми карими глазами, позиционировал себя, если верить космической надписи на учебнике истории Древнего мира, как «Бэзил Дюк Ли, Холли-авеню, г. Сент-Пол, штат Миннесота, США, Северная Америка, Западное полушарие, мир, Вселенная». Он слегка не дорос до своего приятеля, но при этом казался выше, потому что, так сказать, тянулся вверх из коротких штанов, тогда как Рипли Бакнер-младший неделю назад перешел в разряд обладателей длинных брюк. Это событие, такое простое и естественное, подтачивало изнутри проверенную временем дружбу. Бэзил, как более изобретательный участник этого тандема, всегда верховодил, и поражение в правах, виной которому были синие саржевые недомерки, повергало его в недоуменное отчаяние; к тому же Рипли Бакнер теперь не особенно стремился появляться на люди в компании Бэзила. Длинные брюки явно сулили свободу от запретов и унижений детства, и общение с тем, кто все еще носил короткие штаны, а значит, оставался шкетом, бестактно указывало, что его собственная метаморфоза произошла совсем недавно. Рипли, возможно, и не отдавал себе в этом отчета, но некоторая досадливость, некоторая тенденция ставить Бэзила на место высокомерными смешками была очевидна в продолжение всего дня. Бэзил остро чувствовал эту внезапную перемену. В августе на семейном совете было решено, что он еще не дорос до длинных брюк, даром что с осени его ждала учеба в Новой Англии. Он слабо возражал, указывая, что за две недели вымахал на целых полтора дюйма, но только лишний раз показал себя строптивцем, хотя и не терял надежды уломать маму.

Из душного шатра приятели вышли на полыхающий закат, помедлили, поглазели на толпы народу, что текли в обоих направлениях вдоль центральной аллеи, и на лицах у них отразилась скука с примесью какого-то подспудного ожидания. Возвращаться домой раньше положенного часа их не тянуло, но жажда зрелищ явно пошла на убыль; им хотелось другого настроя, другого рисунка этого дня. Поблизости находилась автостоянка, тогда еще скромных размеров; пока они в нерешительности топтались на месте, их внимание привлек маленький автомобиль красного цвета, который своей низкой подвеской указывал и на высокую скорость движения, и на высокую скорость жизни. Это был «блатц-уайлдкэт» — предел мечтаний миллионов американских мальчишек еще по крайней мере на пять лет. В салоне, изображая холодное изнеможение, подчеркнутое контурами откинутого сиденья, красовалась блондинка со скучающим детским личиком.

Мальчишки вытаращили глаза. Смерив их равнодушным взглядом, блондинка вернулась к своему призванию нежиться в «блатц-уайлдкэте» и презрительно созерцать небо. Мальчишки переглянулись и приросли к месту. Оба уставились на девушку, но, когда поняли, что это выглядит слишком вызывающе, опустили глаза и принялись разглядывать автомобиль.

Через несколько минут, на ходу натягивая желтые перчатки — в тон желтому костюму и шляпе, — в машину сел молодой человек с лицом цвета лососины и примерно такими же волосами. Раздались устрашающие хлопки, а затем под размеренный стук — тра-та-та — спортивного глушителя, кичливый, отрывистый и тревожный, как барабанная дробь, автомобиль умчал прочь и девушку, и ее спутника, в котором трудно было не узнать Лихача Пакстона.

Бэзил и Рипли развернулись и задумчиво побрели назад, в сторону центральной аллеи. Они знали, что Лихач Пакстон — неприятный тип, сумасбродный, избалованный сын местного пивовара; и тем не менее он вызывал у них зависть: улететь в колеснице навстречу закату, навстречу таинственному безмолвию ночи, вместе с этой таинственной малюткой… Видимо, от зависти у них и вырвался оклик, адресованный их ровеснику — долговязому парню, выходившему из тира.

— Здорово. Эл! Приветик, Эл! Постой!

Элвуд Лиминг обернулся и подождал. Среди приличных мальчиков он выделялся беспутством: успел пристраститься к пиву, нахватайся разных выражений от шоферов, дымил как паровоз — даже исхудал. Они радостно бросились к нему, но наткнулись на жесткий прищур бывалого парня.

— Здорово, Рип. Держи пять. Бэзил, старичок, здорово. Держи пять.

— Что поделываешь, Эд? — спросил Рипли.

— Да так, ничего. А вы?

— Мы тоже.

Элвуд Лиминг еще больше сощурился, изображая раздумье, а потом решительно цокнул языком.

— Не снять ли нам крошек, а? — предложил он. — Тут сегодня клевые есть, я уже пригляделся.

Рипли и Бэзил исподволь затаили дыхание. В прошлом году их возмущало, что Элвуд захаживал в кабаре «Звезда», а теперь он приоткрывал им дверь в свою распутную жизнь.

Рипли, которого ко многому обязывала новая ступень зрелости, с видимой охотой поддержал:

— А чего, нормально, я готов.

Он покосился на Бэзила.

— Нормально, я тоже готов, — выдавил тот.

Рипли хохотнул — скорее нервозно, чем издевательски.

— Ты сперва подрасти, Бэзил. — Он перевел взгляд на Элвуда, ища поддержки. — Отдыхай, пока из пеленок не вышел.

— Умолкни! — вспылил Бэзил. — Сам-то давно из пеленок вышел? Неделю назад!

Но он чувствовал, что их разделяет пропасть; ему отводилась роль бесплатного приложения.

Поглядывая направо и налево. Элвуд Лиминг с видом опытного первопроходца двигался немного впереди. Гулявшие парами девушки, поймав на себе его мужской взгляд, то и дело ободряюще улыбались, но он всех забраковал: эти — толстухи, эти — страшилы, эти — буки. Вдруг все трое одновременно узрели впереди двух подружек и сразу прибавили шагу: Элвуд — с подлинной уверенностью, Рипли — с нервно-притворной, а Бэзил — с неожиданным волнением.

Они зашли с фронта. У Бэзила колотилось сердце. Он отвел глаза, услышав голос Элвуда:

— Привет, девчонки! Как дела?

А вдруг они вызовут полицию? Вдруг сейчас из-за угла появится его мать на пару с матерью Рипли?

— Привет, мальчонки!

— Куда направляемся, крошки?

— Никуда.

— Тогда нам по пути.

Они встали в кружок, и Бэзил с облегчением заметил, что эти девушки — его сверстницы. Миленькие, кожа чистая, губки яркие, прически по-взрослому высокие. Его сразу потянуло к той, что говорила негромко и держалась застенчиво. К радости Бэзила, Элвуд клюнул на более разбитную и увел ее вперед, предоставив им с Рипли обхаживать более скромную.

Первые вечерние фонари затеплились бледным светом; толпа слегка поредела, а над опустевшими аллеями все еще плыли густые запахи попкорна и арахиса, патоки и скворчащих венских колбасок; к ним примешивались не лишенные приятности нотки сена и дух домашней скотины. Сквозь сумерки в кольце огоньков лениво ползло колесо обозрения; над головами громыхали пустыми вагончиками американские горки. Зной унесло ветром, и в воздухе витал бодрящий, волнующий холодок северной осени.

Они шли дальше. Бэзил чувствовал, что для разговора с девушкой требуется найти верный тон, но не мог тягаться с Элвудом Лимингом, который доверительно и настойчиво охмурял свою спутницу, как будто ненароком уловил родство вкусов и душ. Просто чтобы не молчать (Рипли ограничивался редкими взрывами дурацкого гогота), Бэзил изображал интерес к ярмарочным диковинкам и как мог высказывался на их счет.

— Вот там шестиногого теленка показывают. Видела?

— Не-a, не видела.

— А тут парень гоняет на мотоциклете по отвесной стене. Ходила туда?

— Не-a, не ходила.

— Смотри! Воздушный шар надувают. Интересно, в котором часу сегодня фейерверк?

— Решил посмотреть?

— Нет, завтра пойду. А ты?

— Я каждый вечер хожу. У меня тут брат подрабатывает. Как раз фейерверки помогает запускать.

— Круто!

Он задал себе вопрос: как отреагирует ее брат, узнав, что сестренку подцепили чужаки? А потом: не чувствует ли она себя так же глупо, как он сам? Часы, как пить дать, неумолимо тикали, а ведь он обещал быть дома к половине восьмого, иначе на следующий день ему грозил домашний арест. Бэзил догнал Элвуда.

— Слышь, Эл, — окликнул он, — куда мы идем?

Элвуд подмигнул:

— В «Старую мельницу».

— Ага!

Бэзил снова отстал — и увидел, что за время его недолгого отсутствия Рипли с их общей спутницей взялись под руки. Его кольнула ревность; он еще раз, более придирчиво, всмотрелся в эту девушку и обнаружил, что она даже красивее, чем ему показалось на первый взгляд. Бездонные карие глаза как будто проснулись от сверкания огней; как и сама вечерняя прохлада, эти глаза сулили немало волнующих открытий.

Ему тоже захотелось взять ее под руку, но момент был упущен: эти двое уже хохотали — видимо, без причины — в один голос. Вначале она спросила, чему он все время смеется, а он только рассмеялся ей в ответ. Теперь неудержимые взрывы хохота сотрясали обоих.

Бэзил с отвращением покосился на Рипли.

— В жизни не слышал такого идиотского гогота, — неприязненно бросил он.

— Неужели? — загоготал Рипли Бакнер. — Неужели, маленький?

От смеха Рипли согнулся пополам; девушка тоже хихикала. Это словцо, «маленький», обрушилось на Бэзила ушатом холодной воды. От волнения он кое-что забыл — подобно тому, как увечный подчас забывает о своей хромоте, пока не пустится бежать.

— А сам-то, можно подумать, большой! — взвился он. — У кого ты брюки спер? Говори, у кого брюки спер? — Он вложил в эту тираду весь свой пыл и чуть не добавил: «Не иначе как у папаши», но вовремя спохватился — отца Рипли, как и его собственного, уже не было в живых.

Идущая впереди парочка достигла «Старой мельницы». Там царило затишье, и в деревянном русле искусственной речки слегка покачивалось штук шесть тупоносых лодок. Элвуд усадил свою девушку на носу и, недолго думая, обнял ее за плечи. Бэзил помог второй девушке устроиться на корме и сел рядом, но от расстройства даже не стал возражать, когда между ними втиснулся Рипли. Лодка отчалила и сразу попала в бескрайнюю гулкую темноту. Где-то впереди компания в такой же лодке распевала песни; голоса, то далекие и романтичные, то близкие, но от этого не менее загадочные, плыли над извилистым каналом; на поворотах лодки сходились, разделенные невидимым пологом.

Мальчишки заулюлюкали в три горла и начали задирать поющих; Бэзил проявил изобретательность и постарался перекричать Рипли, чтобы себя реабилитировать, но в считаные мгновения все звуки смолкли, кроме его голоса да непрерывных глухих ударов лодки о дощатые берега; он не глядя понял, что Рипли облапил девушку.

Их вынесло в багровое зарево: декорации и реквизит изображали сцену ада, со злорадными демонами и грозными языками бумажного пламени; тут он разглядел, что Элвуд и его девушка сидят щека к щеке; а потом снова подступила темнота, из которой доносился только ласковый плеск воды и все тот же хор. Бэзил сделал вид, что его вниманием завладела певческая лодка: он старался докричаться до певцов и отпускал реплики на тему сближения. Потом он обнаружил, что плоскодонку можно раскачивать, и тешился этим убогим развлечением, пока Элвуд Лиминг в гневе не обернулся, чтобы его осадить:

— Эй! Делать нечего, что ли?

В конце концов они причалили у выхода, и обе парочки разомкнули объятия. Бэзил понуро спрыгнул на берег.

— Дайте новые билеты! — гаркнул Рипли. — Мы хотим еще покататься.

— Без меня, — сказал Бэзил с преувеличенно равнодушным видом. — Я домой пошел.

Рипли победно заржал. Девушки захихикали.

— Прощай, маленький, — изгалялся Рипли.

— Заткни фонтан! Пока, Элвуд.

— Пока, Бэзил.

Лодка уходила на второй заплыв; руки вернулись на девичьи плечи.

— Пока, маленький!

— Пока, большой, набит лапшой! — выкрикнул Бэзил. — Где штаны спер? Признавайся: где штаны спер?

Но плоскодонка уже скрылась в темной пасти тоннеля, оставив позади эхо издевательского гогота Рипли.

II

Испокон веков считается, что все мальчишки спят и видят, как бы повзрослеть. Причина такого заблуждения кроется в том, что свое недовольство запретами, отравляющими жизнь юных, они порой высказывают вслух, тогда как радостные периоды затянувшегося детства, которые их вполне устраивают, обозначаются не словами, а поступками. У Бэзила временами действительно возникало желание стать чуть-чуть постарше, но не более того. Раньше проблема длинных брюк так остро не стояла: он был бы не против их получить, но этот предмет гардероба не имел столь романтического значения, как, скажем, футбольная или офицерская форма и даже шелковый цилиндр и крылатка, в каких по ночам благородные грабители крадучись выходили на улицы Нью-Йорка.

Однако наутро это уже был вопрос жизни и смерти. Не имея длинных брюк, он был отрезан от компании сверстников и подвергался насмешкам того, кто прежде смотрел ему в рот. Если накануне вечером какие-то курицы предпочли ему Рипли, это не беда, но Бэзила отличал неукротимый состязательный дух; он не мог стерпеть, что вынужден драться одной рукой, в то время как другая скована у него за спиной. А ведь похожая ситуация могла возникнуть и в школе; вот это уже было бы невыносимо. Во время завтрака он в сильном душевном смятении воззвал к матери.

— Как же так, Бэзил? — удивленно запротестовала она. — По-моему, мы это обсуждали и ты не проявил особого интереса.

— Мне они позарез нужны, — заявил Бэзил. — Умру, а учиться не поеду, если сейчас у меня не будет длинных брюк.

— Ну не глупи.

— Я серьезно, лучше умереть. Если мне даже нельзя носить длинные брюки, то учеба не имеет смысла.

Эмоции перехлестывали через край, и мать не на шутку встревожило видение его близкой кончины.

— Бэзил, не говори ерунды, садись за стол и доедай завтрак. Можешь хоть сегодня поехать в «Бартон Ли» и выбрать то, что тебе подойдет.

Отмякший, но все еще разрываемый нетерпением, Бэзил мерил шагами комнату.

— У кого нет длинных брюк, тот очень уязвим, — страстно произнес он. Эта фраза ему так понравилась, что он решил нажать. — У кого нет длинных брюк, тот чудовищно, страшно уязвим. Лучше умереть, чем…

— Бэзил, немедленно закрой рот. Кто-то тебя задразнил.

— Никто меня не задразнил! — с негодованием возразил он. — Никто.

После завтрака горничная позвала его к телефону.

— Это Рипли, — произнес настороженный голос.

Бэзил прохладно воспринял сей факт.

— Ты никак обиделся? — спросил Рипли.

— Я? Вот еще. Кто сказал, что я обиделся?

— Никто. Слышь, ты не забыл, что мы сегодня на фейерверк идем?

— Не забыл. — Бэзил по-прежнему отвечал ледяным тоном.

— Так вот, у одной из этих крошек — у той, что была с Элвудом, — есть сестренка, такая же симпатичная, даже лучше, можно ее позвать для тебя. Фейерверк начнется в девять; встречаемся около восьми.

— А чего там делать?

— Да хоть на «Старую мельницу» опять сходим. Мы вчера еще три раза прокатились.

Последовала короткая пауза. Бэзил удостоверился, что дверь в мамину комнату закрыта.

— Ты со своей целовался? — настойчиво зашептал он в трубку.

— А то! — На другом конце провода послышался дурацкий смешок. — Слышь, Эл собирается у предков машину взять. Мы тогда тебя подхватим в районе семи.

— Ладно, — грубовато согласился Бэзил и добавил: — Мне сегодня еще надо брюки купить.

— Честно? — Бэзил опять уловил почти беззвучный смешок. — Короче, в семь часов жди.

В десять утра, встретившись со своим дядей в магазине готовой одежды «Бартон Ли», Бэзил немного устыдился, что затрудняет и разоряет родных. По дядиному совету он в конце концов выбрал два костюма: повседневный, из плотного сукна шоколадного цвета, и выходной, темносиний. И тот и другой требовали небольшой подгонки по фигуре, но дядя договорился, чтобы один костюм непременно доставили в тот же день.

В порядке раскаяния, хоть и недолгого, в таком неслыханном транжирстве Бэзил решил сэкономить на транспорте и отправился домой пешком. На Крэст-авеню он примерился и перепрыгнул через высокий пожарный гидрант неподалеку от особняка ван Шеллингеров; при этом возник вопрос: можно ли прыгать через пожарный кран в длинных штанах и будет ли у него вообще такая возможность? Что-то заставило его напоследок совершить этот обряд еще два или три раза; тут его и застукали ван Шеллингеры, чей лимузин свернул на подъездную аллею и затормозил у входа.

— Ой, Бэзил, — услышал он.

С гранитных ступеней особняка, второго по величине у них в городе, на него смотрело нежное юное личико, наполовину скрытое облаком почти белых кудряшек.

— Здравствуй, Глэдис.

— Можно тебя на минутку, Бэзил?

Не мог же он отказать. Глэдис ван Шеллингер была на год младше — спокойная, воспитанная девочка, которую по слухам, готовили к замужеству с каким-нибудь респектабельным молодым человеком из Новой Англии. У нее была гувернантка; Глэдис водилась лишь с немногими избранными девочками, с которыми встречалась либо у себя дома, либо у них; ей была неведома вольница, привычная для городских детей Среднего Запада. Она не появлялась в таких местах, где ближе к вечеру собирались ее ровесники, — к примеру, во дворе за домом Уортонов.

— Бэзил, хотела спросить: ты сегодня вечером идешь на ярмарку?

— Ну, в принципе, да.

— А ты не хочешь присоединиться к нам и посмотреть фейерверк из нашей ложи?

На мгновение он задумался. Вроде надо было соглашаться, но какая-то неведомая сила нашептывала обратное: сам посуди, стоит ли отказывать себе в близком удовольствии ради совершенно бесперспективной затеи?

— Я не смогу. К великому сожалению.

По лицу Глэдис пробежала тень разочарования.

— Не сможешь? Тогда заходи как-нибудь в гости, Бэзил, только не откладывай. Скоро я уеду в Новую Англию.

Он в унынии побрел дальше. Глэдис ван Шеллингер никогда с ним не дружила, и ни с кем другим тоже, но, услышав, что она едет учиться в Новую Англию, причем одновременно с ним, Бэзил к ней потеплел, как будто их двоих ожидало заманчивое приключение, уготованное самой судьбой вопреки тому обстоятельству, что Глэдис происходила из богатой семьи, а он — из семьи среднего достатка. Жаль, что не получалось сегодня составить ей компанию.

С трех часов дня Бэзил, который сидел у себя в комнате и читал «Багровый свитер»^[6], начал прислушиваться к звонкам. Он выскакивал на лестничную площадку, перегибался через перила и кричал:

— Хильда, это не ко мне?

А в четыре, возмущенный равнодушием горничной, полным отсутствием понимания важности момента и медлительностью, с какой она подходила к дверям, он сбежал вниз и взял дело под свой контроль. Но все напрасно. Тогда он позвонил в «Бартон Ли»; какой-то продавец торопливо заверил:

— Вы получите свой костюм. Гарантирую, костюм вы получите.

В его правдивость Бэзил не поверил; выйдя на крыльцо, он стал высматривать фирменный пикап от «Бартон Ли».

К пяти часам пришла мама.

— Видимо, потребовались дополнительные переделки, — решила она приободрить сына. — Ничего, завтра утром доставят.

— Завтра утром! — Бэзил не поверил своим ушам. — Мне нужно сегодня, сейчас!

Бэзил окинул взглядом Холли-авеню. Схватив кепку, он бросился за угол, на трамвайную остановку. Через мгновение его осенило, и он столь же стремительно помчался назад.

— Если доставят, примешь пакет без меня, — проинструктировал он маму, ибо взрослый человек ничего не должен пускать на самотек.

— Так и быть, — сухо пообещала она. — Приму.

Времени пролетело больше, чем он думал. Потом еще пришлось ждать троллейбуса, и, добравшись до магазина «Бартон Ли», Бэзил с ужасом увидел запертые двери и опущенные жалюзи. У выхода он перехватил одного из припозднившихся работников и стал с горячностью объяснять, что костюм необходим ему именно сегодня. Служащий оказался не в курсе дела… На какую фамилию — мистер Швартце? Нет, Бэзил — не мистер Швартце. После сбивчивой дискуссии, в ходе которой он пытался доказать, что бессовестного продавца следует уволить, Бэзил, совершенно убитый, поплелся восвояси.

Если костюма нет, на ярмарку идти не стоит — нечего там делать. Придется сидеть дома, пока другие, везунчики, будут искать приключений на местном бродвее. Рядом с ними сквозь волшебный мрак «Старой мельницы» будут скользить таинственные девушки, юные и сговорчивые, а его там не будет — и все из-за тупости, эгоизма и лживости какого-то продавца из магазина готовой одежды. А через пару дней ярмарка закроется… навсегда… и эти девушки, самые неуловимые, самые желанные на всем свете, вместе с этой сестренкой — по слухам, самой симпатичной девочкой из всех троих… будут для него потеряны навек. Они умчатся на «блатц-уайлдкэтах» в лунную ночь, а Бэзил даже не успеет их поцеловать. Да, он до конца своих дней (только надо успеть добиться увольнения того продавца, чтобы помнил, как своим поступком загубил ему, Бэзилу, жизнь) будет с неизбывной горечью оглядываться на этот безвозвратный день. Подобно многим из нас, Бэзил отказывался понимать, что в будущем у него появится масса желаний, равноценных нынешним.

Он вернулся домой; пакет так и не доставили. Бэзил угрюмо слонялся из комнаты в комнату, а в половине седьмого по настоянию матери сел ужинать и молча поставил локти на стол.

— Неужели ты не проголодался, Бэзил?

— Нет, спасибо, — с отсутствующим видом сказал он, даже не разобрав, что ему положили.

— До твоего отъезда целых две недели. Какая разница…

— Да я не потому. Просто голова разболелась.

Когда ужин подходил к концу, его рассеянный взгляд упал на бисквитный торт; с видом лунатика Бэзил съел три куска.

Ровно в семь он услышал звук, призванный возвестить начало волнующего, романтического вечера.

У крыльца тормознул автомобиль Лимингов, и в следующий миг Рипли Бакнер нажал на кнопку дверного звонка. Бэзил мрачно поднялся из-за стола.

— Я сам открою, — сказал он Хильде. А потом с неявным, обезличенным упреком — матери: — Извини, я сейчас. Только скажу им, что на ярмарку пойти не смогу.

— Разумеется, сможешь, Бэзил. Не глупи. Если какой-то…

Бэзил не дослушал. Распахнув дверь, он увидел на ступеньках Рипли Бакнера. У того за спиной был припаркован лиминговский лимузин: старый, высокий, подрагивающий на фоне полной луны.

Трам-та-ра-рам! В конце улицы загрохотал фирменный пикап магазина «Бартон Ли». Трам-та-рам! На тротуар спрыгнул водитель, установил железный противоугон, заспешил вдоль по улице, свернул не туда, возвратился и наконец приблизился к ним с длинной прямоугольной коробкой в руках.

— Подожди минуту! — неистово вскричал Бэзил. — Это разницы не сделает. — Я сейчас. Будь другом, подожди минуту. — Он выскочил на крыльцо. — Эл, мне только что… мне только переодеться. Подождете, а?

В темноте мелькнула искра от сигареты — Эл повернулся к шоферу; автомобиль, уняв дрожь, вздохнул и затих, а небеса вдруг осветились звездами.

И снова ярмарка — совсем иная, нежели днем; так девушка при свете дня отличается от своего сияющего вечернего воплощения. Алебастр и картонки растворились, остались лишь образы дворцов и павильонов. Очерченные гирляндами огней, эти образы сулили кое-что притягательное и таинственное; их свойства передавались и посетителям, которые в одиночку и компаниями прохаживались по маленьким запутанным бродвеям, рассекая полумрак своими бледными лицами.

Ребята поспешили к месту встречи; девушки поджидали в затемненном «Храме пшеницы». Их силуэты соединились в стайку, и у Бэзила возникло какое-то дурное предчувствие. Когда их знакомили, он с нарастающей тревогой переводил взгляд с одного лица на другое и понял ужасающую истину: младшая сестра на поверку оказалась сущей кикиморой — квадратная, растрепанная, с землистым лицом, наштукатуренным дешевой розовой пудрой, и с бесформенными губами, тщетно пытавшимися кокетничать.

Как из тумана, до него донесся голос девушки Рипли:

— Не знаю, я, наверно, с вами не пойду. У меня как бы свиданка назначена — я тут с одним парнем познакомилась.

Она егозила, вглядываясь в полутемную аллею, а Рипли, в расстройстве и смятении, пытался взять ее под руку.

— Погоди, — урезонивал он. — Я ведь первый тебе свидание назначил, разве нет?

— А вдруг бы ты не пришел, кто тебя знает, — капризно повторяла она.

Элвуд и обе сестры тоже принялись ее уговаривать.

— Может, я бы на колесо обозрения сходила, — нехотя уступила она, — а на «Старую мельницу» не успеть. Мой парень разозлится.

Самоуверенность Рипли не выдержала такого удара; у него отвисла челюсть, а пальцы отчаянно вцепились в девичий локоть. Бэзил, из последних сил соблюдая приличия, переводил укоризненный взгляд со своей девушки на остальную компанию. Только Элвуд был на коне.

— Айда на колесо обозрения, — скомандовал он. — Не стоять же здесь до утра.

У билетного киоска своенравная Олив помешкала, хмурясь и озираясь по сторонам, как будто еще сохраняла надежду на появление соперника Рипли. Но когда подвесные кабины остановились, она позволила себя уговорить, и три парочки, каждая со своими проблемами, неспешно поплыли вверх.

Путь кабины повторял воображаемую линию небесного купола, и Бэзил подумал, как хорошо было бы оказаться здесь в другой компании, а то и в одиночестве: снизу ярмарка подмигивала огоньками разнообразия, а темнота, что вечно подкарауливает у границы света и ставит заслон последним затухающим лучам дня, приобретала бархатистую мягкость. Но Бэзил не мог обижать тех, кто не был ему ровней. Минуту спустя он повернулся к сидевшей рядом девушке и для приличия осведомился:

— Вы откуда — из Сент-Пола или из Миннеаполиса?

— Из Сент-Пола. Учусь в школе номер семь. — Она вдруг придвинулась совсем близко. — А ты, как я погляжу, бойкий, — поощрила она Бэзила.

Положив руку ей на плечо, он почувствовал тепло ее кожи. Их кабина опять оказалась на самом верху, выше было только небо, и опять они заскользили вниз под протяжные стоны далекой каллиопы^[7]. Старательно отводя глаза, Бэзил привлек девушку к себе и, дождавшись очередного подъема в темноту, нагнулся, чтобы поцеловать ее в щечку. Это прикосновение взволновало его, но краем глаза он случайно увидел ее лицо… и порадовался, когда внизу ударил гонг и колесо, замедлив ход, остановилось Не успели три парочки собраться у выхода, как Олив завопила от восторга:

— Вот же он! Билл Джонс, мы только сегодня познакомились — у меня с ним свиданка.

Походкой циркового пони к ним направлялся парнишка примерно одних с ними лет, который с ловкостью тамбурмажора вертел в руках бамбуковую тросточку. Предусмотрительно выбранное имя не могло обмануть трех приятелей: это был не кто иной, как их сверстник и однокашник симпатяга Хьюберт Блэр.

Он остановился прямо перед ними. Дружески хмыкнул вместо приветствия. Снял шляпу, покрутил ее на пальце, уронил, поймал и лихо надел набекрень.

— Что ж ты, красава, — обратился он к Олив. — Я тебя пятнадцать минут ждал.

Хьюберт Блэр сделал вид, что собирается ее отдубасить: она захихикала от восторга. Он мастерски выбирал такой тон, который безотказно действует на девушек четырнадцати лет, а также на непритязательных дамочек постарше. Его фантастически тренированное, изящное тело всегда находилось в движении. У него был симпатичной формы нос, обезоруживающий смех и трезвый дар лести. Когда он вытащил из кармана ириску, положил на лоб, подбросил вверх и ловко поймал губами, даже сторонний наблюдатель мог бы с уверенностью сказать, что у Рипли не осталось никаких шансов.

Вся компания была настолько увлечена этим представлением, что никто не заметил, как глаза Бэзила вспыхнули надеждой, а ноги молниеносно сделали четыре шажка назад — с проворством, какому позавидовал бы благородный грабитель: он шмыгнул в щель между полотнищами какого-то шатра и попал в безлюдный павильон «Тракторы и комбайны». Здесь можно было перевести дух; ему пришло в голову, что Рипли пока ни сном ни духом не ведает, какой подарок ждет его этим вечером, и при этой мысли Бэзил в потемках согнулся пополам от неудержимого хохота.

Через десять минут в другом конце ярмарки некий молодой человек энергично и осмотрительно шагал в ту сторону, где готовилось пиротехническое шоу; при ходьбе он размахивал только что купленной бамбуковой тросточкой. Встречные девушки поглядывали на него с интересом, но он знал себе цену; на одно краткое мгновение он устал от людей… в суматохе жизни это мгновение осталось почти незамеченным: он упивался длинными брюками.

Купив билет на трибуну, он вместе с толпой обошел ипподром в поисках нужного сектора. Люди в форме армии северян катили пушку для театрализованного представления «Битва при Геттисберге», и, когда он остановился поглазеть, откуда-то сзади донесся голос Глэдис ван Шеллингер.

— Бэзил, если хочешь, присоединяйся к нам.

Бэзил обернулся — и был принят. Он обменялся любезностями с мистером и миссис ван Шеллингер, которые доброжелательно представили его своим знакомым («Это сынок Алисы Райли») и распорядились, чтобы для него поставили стул в первом ряду их ложи, рядом с Глэдис.

— Ой, Бэзил, — шепнула она, просияв, — какое чудо, правда?

Это и впрямь было чудом. Его захлестнула волна добродетели. Сейчас он даже не представлял, как можно было предпочесть общество тех простушек.

— Бэзил, какое чудо, что мы едем в Новую Англию, правда? Возможно, мы даже окажемся в одном поезде.

— Не могу дождаться, — с серьезным видом заверил он. — Я сегодня в длинных брюках. Пришлось купить в связи с предстоящим отъездом.

К нему наклонилась одна из сидевших в ложе дам.

— Я хорошо знаю вашу маму, — сообщила она. — А также одного из ваших друзей. Рипли Бакнер — мой племянник.

— О, как интересно!

— Рипли — такой милый мальчик, — просияла миссис ван Шеллингер.

И тут, как по заказу, перед ними возник Рипли Бакнер. По опустевшему и теперь ярко освещенному полю ипподрома двигалась небольшая, но чудовищная процессия, будто сбежавшая из цирка уродов. Ее возглавляли Хьюберт Блэр и Олив: Хьюберт выписывал кренделя и, как тамбурмажор, вертел тросточку под одобрительный аккомпанемент визгливого смеха Олив.

За ними следовал Элвуд Лиминг со своей избранницей; они так тесно прижимались друг к другу (и, конечно же, обнимались), что у обоих заплетались ноги. Процессию бесславно завершали Рипли Бакнер и недавняя спутница Бэзила, которая визгливостью не уступала Олив.

Бэзил с любопытством уставился на Рипли: у того на лице отражалась непривычная гамма чувств. Он то начинал идиотски гоготать в тон своей компании, то кривился, как в муках, будто силился понять, удачно ли складывается для него этот вечер.

К этому шествию теперь было привлечено всеобщее внимание; Рипли, прошагавший на расстоянии вытянутой руки от ложи ван Шеллингеров, даже не заметил, что оттуда его разглядывают с особой придирчивостью. Как только он оказался за пределами слышимости, в ложе зашелестели удивленные вздохи и тактичные шепотки.

— Какие своеобразные девочки, — отметила Глэдис. — А тот, что впереди, — это Хьюберт Блэр?

— Да.

У себя за спиной Бэзил услышал обрывок разговора:

— Его мать завтра утром будет поставлена в известность.

Пока Рипли не скрылся из виду, Бэзил сгорал со стыда за своего друга, но теперь на него накатила вторая волна добродетели, еще сильнее первой. Он мог бы от души позлорадствовать, если бы не опасение, что мать Рипли, чего доброго, не отпустит сына учиться. Впрочем, через пару минут Бэзил свыкся и с этой перспективой. Но не из-за подлости натуры. Просто извечная жестокость к обреченным, присущая его биологическому виду, еще не успела спрятаться под маской лицемерия, вот и все.

Попеременные куплеты «Дикси» и «Звездно-полосатого флага» возвестили о славном завершении «Битвы при Геттисберге». Поддавшись внезапному порыву, Бэзил направился к тетушке Рипли Бакнера, ожидавшей у автомобильной стоянки.

— Думаю, было бы… неправильно ставить в известность маму Рипли. Он ведь никому ничего плохого не сделал. У него…

Раздосадованная ходом событий, она пригвоздила Бэзила надменным ледяным взглядом:

— Я как-нибудь сама разберусь.

Он нахмурился. А потом отошел и нырнул в лимузин ван Шеллингеров.

Устроившись на тесном переднем сиденье рядом с Глэдис, Бэзил неожиданно влюбился. Он то и дело мягко касался ее руки; его грела мысль о совместной поездке на учебу; эта нить все сильнее связывала их воедино.

— Сможешь прийти ко мне в гости прямо завтра? — спрашивала она. — Мама уезжает и разрешила пригласить, кого я сама захочу.

— Договорились.

Когда лимузин замедлил ход, Глэдис порывисто склонилась к уху Бэзила:

— Бэзил…

Он выжидал. Теплое дыхание ласкало ему щеку. Пусть бы поторопилась: если шофер выключит двигатель, то, чего доброго, ее слова услышат родители, всю дорогу дремавшие сзади. Глэдис уже казалась ему красавицей. Заурядные, невыразительные черты в полной мере компенсировались ее деликатной утонченностью и роскошествами жизни.

— Бэзил… Бэзил, когда завтра соберешься ко мне, возьми, пожалуйста, с собой Хьюберта Блэра.

Шофер открыл дверцу; мистер и миссис ван Шеллингер вздрогнули и проснулись.

Машина тронулась с места; Бэзил в раздумье провожал ее взглядом, пока она не свернула за угол.

www.e-reading.mobi

Отзывы о книге Успешное покорение мира

О, мой любимый Фрэнсис Скотт! До чего же я люблю его истории и его героев! В этой книге собрано 3 цикла: о Бэзиле, о Джозефине и о Гвен.

Итак, Бэзил. Юноша, который стремится быть лучшим во всём — будь то учеба, футбол, отношения с девушками. Но не всегда это стремление понимают и принимают окружающие его люди. И не всегда Бэзилу удаётся быть лучшим. Что его очень и очень расстраивает.
Он пытается быть идеальным, как та золотая монета, которая стремится понравиться всем. И из-за этого юноша частенько попадает в самые различные нелепые ситуации. Он теряет друзей, отталкивает девушек, ставит себя посмешищем перед школьными товарищами. Юношеский максимализм, эгоцентризм, стремление быть лучше всех — это бьет через край. Бэзилу хочется этого «успешного покорения мира», более того, у него даже есть планы и идеи, как это сделать. Есть цели, есть амбиции, есть внутренний стержень. А что из этого выйдет? Время покажет.

Далее Джозефина. Наименее симпатичный мне персонаж из цикла. Глупенькая, поверхностная девочка, у которой на уме только мальчики, свидания, любовь-морковь, наряды и вечеринки. Все ее размышления, вся ее жизнь, ее цели сводятся к одному — влюбить в себя очередного несчастного идиота, поиграться с ним и выбросить, когда надоест. Хотя, сама Джозефина оправдывает себя тем, что ищет «своего единственного». Только сколько этих «единственных» проплыло через ее объятья? Глупая, пустая кокетка, вызывающая у меня лишь презрение и малую толику жалости.

И последняя героиня, Гвен. О ней написано немного. Гвен еще слишком юна и наивна. Она еще не доросла до мальчиков, любовей и вечеринок, а мысли о «успешном покорении мира» даже не приходят в ее маленькую головку. Но она мечтает поскорее вырасти, чтобы всего этого добиться, чтобы попробовать, вкусить этот сладкий и запретный аромат «взрослой жизни».

Три такие разные и такие похожие истории о молодых людях того славного, ушедшего поколения. Об их жизненных ориентирах, мечтах и целях, юношеском максимализме, так присущем всем нам. У каждого из героев своя жизнь, своя история. Но их объединяет именно эпоха, дух времени и желание «успешного покорения мира».

В который раз восхищаюсь Фицджеральдом! Какой он тонкий психолог, какой знаток «душ человеческих»! Как же ярко и чувственно он смог передать миры и характеры трех таких, по сути, разных людей! Как смог описать всю ту гамму чувств, эмоций, что испытывают герои, как живо, динамично и интересно рассказал нам об их приключениях и жизненном пути. Наверно, за это я его и люблю 🙂

www.livelib.ru