Что такое гибридная война против россии – Гибридная война против России » Военное обозрение

Гибридная война против России » Военное обозрение

Гелетей победил поганых сепаратистов на востоке, но в последний момент коварная Россия начала гибридную войну против нэзалэжной. Теперь, значит, мужественному народу Украины предстоит бороться с полчищами гибридно-десантных войск клятых москалей.

Как бы министр обороны практически законных властей Украины — интересный персонаж. У него часто бывают приступы неудержимой эйфории, например, он на полном серьёзе говорил об украинском военном параде в Севастополе (как будто им в Донецке не хватило). А то у него сильнейшие панические атаки — ни чем иным ядерную бомбардировку луганского аэропорта объяснить нельзя. У моего соседа примерно так же бывает, на него, правда, во время подобных переживаний нападает зверский аппетит, но он не министр обороны, по крайней мере, пока не покурит чего-нибудь совсем уж ядрёного.

В одном укроминистр прав — Россия ведет войну, и назвал он ее очень удачно, в переводе с гелетейского на русский, многоуровневой и комплексной. Только вот войну она ведет, как всегда в своей истории, оборонительную, и, как обычно, враг прет с Запада. И непременно коварный и опасный супостат будет разбит, а его предводитель покончит собой в подземном бункере или будет тосковать на каком-нибудь неуютном острове в изгнании.

У агрессора всегда инициатива, он, исходя из собственных козырей и слабых сторон потенциальной жертвы, делает первый ход. Если на его стороне передовая победоносная стратегия и фактор внезапности, то танковые клинья будут рваться к Москве вплоть до самой берлинской капитуляции. После той великой войны мы понаделали больше всех танков, чтобы обезопасить свои города, тогда враг при поддержке пятой колонны напал с информационно- идеологического фронта, опрокинул полки наших идеалов и смял редуты патриотизма, в результате чего неприятель вышел на оперативный простор и быстро занял ключевые позиции. Казалось бы, наш ждет окончательный разгром и небытие, но враг, как всегда, недооценил русских, и уже на нашу страну все больше смотрят не как на империю зла, а как на свет в конце тоннеля, как на альтернативу т. н. новому мировому порядку. На этом фронте нас ждут еще жесточайшие бои, но победа будет за нами, враг будет посрамлен, а фраза «русские были правы», поверьте, сильнее и больнее разрушает изнутри наших врагов — партнёров, чем крылатая «русские идут».

Запад, прежде всего США, проанализировал, просканировал Россию насчет слабых мест, болевых точек, и решил ударить по нам, но как всегда, не учел чего-то, для них эфемерного, непонятного, не читаемого в нас. Мы, безусловно, отобьёмся и победим, хотя будет невероятно сложно выстоять, спасибо Гелетею за термин, в этой гибридной войне против России. Тараном Запад избрал Украину, и мне совершенно непонятен тот энтузиазм, с которым щирые и свидомые разрушают свою страну, не соображая, что действуют в чужих интересах. Мне бы совсем не улыбалось разрешить в своём огороде битву гладиаторов или танковый биатлон.

Итак, укры — это пехота, мясо, без которого не обходится ни одна война. Как сказал один иностранный наемник: «Украинцы — это почти русские, вот пусть они сами с ними и воюют». На Западе мало желающих повоевать против нас, но вот стравить две части одного могучего народа, а самим лишь подгонять и управлять из тени — всегда пожалуйста.

Задача-минимум, которую поставили перед Киевом — чтобы «великая транзитная держава» превратилась в минное поле между ЕС и ТС. Строительство стены, ров на восточной границе Украины полностью в контексте этой логики. Задача-максимум — как тараном вскрыть Россию, экспортировать хаос из Украины в прилегающие области и далее везде, вплоть до укрокитайской границы. Давайте вспомним, что сразу после февральского переворота в Киеве начались провокации в приграничье, приходили письма — угрозы губернаторам, а когда врагу показалось, что еще чуть-чуть, и Донбасс падет, майдауны массово десантировались в Калининградской области, по-видимому, выбранной следующей целью. Если бы сейчас не война на Украине, то мы бы имели серьезные проблемы внутри страны, а пока нашими врагами занята Новороссия, и это еще одна причина оказывать всяческую помощь ДНР и ЛНР.

Другой фронт гибридной войны против нас проходит в идеологической сфере. Россия — «империя зла», «агрессор», «антидемократический режим» и бла-бла-бла. Одним словом, ничего нового со времён фулхемской речи. Штаты не могут просто сказать «ты виноват уж тем, что хочется мне кушать» и поют одну и ту же песню про права человека, демократию и т.п. На этом фронте США не могут похвастаться крупными успехами в последнее время, несмотря на тотальный контроль за западными СМИ. Слишком уж топорны, прямолинейны и порой циничны их действия, и веры им все меньше. В нашей стране ситуация вокруг Украины и присоединение Крыма лишь консолидировала нацию, привела к невиданному доселе подъёму патриотизма, а роль всякого рода НКО и прочих грантоедов стала до неприличия отталкивающей для большинства из нас, так что спасибо им большое. Кого-то из «аналитиков» в Штатах уж точно должны уволить за то, что русские монархисты-державники вместе с нацболами-лимоновцами обороняли памятники Ленина, а русские и кавказские воины вместо того, чтобы убивать друг друга в горах от Черного до Каспийского моря, вместе противостоят общему врагу.

Запад постепенно перестает быть той единой силой, тем монолитом, который противостоит «демонам Кремля». Сейчас не только обыватель Европы, но бизнес и, страшно сказать, многие западные политики задают неудобные вопросы своим правительствам по поводу нескончаемого давления на Россию и постепенно осознают, что мы не киношные злодеи, а страна со своими интересами, со своей независимой внешней и внутренней политикой.
Одним словом, на этом фронте у Запада не очень…

Уже свершившийся факт: мы пробили информационную блокаду, нас слышат, нас понимают, с нами считаются. Пусть не все и не всегда, но лиха беда начало. Единственное место, где мы тотально проиграли на этом фронте, — это Украина, многолетние вливания в русофобию дали о себе знать, и теперь война там из идейно-пропагандистского русла вылилась в прямые и кровопролитные военные действия. Надеюсь, наши власти с пониманием отнесутся к этому виду противостояния с врагом — ради того, чтобы подобное не повторялась впредь на нашей земле.

Поняв, что укропехота не в силах добиться своих целей, а на волне этого кризиса раскачать ситуацию внутри России явно не получается, Запад перешел к полноценной экономической войне. И эта часть коварного гибридного плана мне видится самой опасной для нашей страны.

Вводимые против нас санкции были как начало бомбардировок укровояками городов востока — пустыми «экономическими болванками», которые не затрагивали интересы действительно серьезных компаний, банков, и персон. Нам как бы говорили этим : «Бойтесь, русские, скоро «разбомбим» так же всю вашу экономику». В ответ мы положили санкцию на Обаму, конгресс и его администрацию в виде запрета на посещение баров, ресторанов, перевозку в маршрутках в хорошем смысле креативными гражданами.

Затем «снаряды санкций» стали поувесистее, и ложиться они стали все ближе к предприятиям отечественной оборонки, добыче нефти и крупным банкам…

США координируют давление «демократического сообщества» на Россию, «бомбардируя» самой мощной финансовой артиллерией в мире, попутно командуя батареями банков и корпораций своих вассалов. Еще Америка в этой войне выполняет ту же роль, что и нацгвардия на Украине, т. е. является этаким заградотрядом для Европы, заставляя и подгоняя последнюю к активным действиям против России.

Именно «экономические батальоны» ЕС входят в прямое боестолкновение с российской экономикой, и именно они несут основные потери. В августе, например, несколько стран Европы попали в самый настоящий «продовольственный котел», из которого все уже не смогут выбраться. Как и в реальных боевых действиях на Украине, именно с Запада нагнетается давление, а русские, что в Новороссии, что в большой России, до последнего не хотят эскалации конфликта. Может, им Порошенко напомнит, что потом все равно придется договариваться, и уже на заведомо худших условиях?

Сам факт начала экономической войны очень примечателен. Ведь ранее, чтобы заманить Россию в омут мировой экономики, об этом не могло быть и речи. Запад вполне устраивало, что мы были существенно ниже их в «пищевой цепи», и, чтобы не спугнуть жертву, нам «прощали» и 08.08.08, и сближение с Китаем, и АЭС в Иране, и Сирию. Но Украину нам никто не отдаст просто так, в лучшем случае частями, всерьез потрепанную, порушенную, с озлобленным и голодным населением.

Тут хотелось бы сказать о противостоящим Западу наших «воинов экономики». «Я патриот своих денег и служу тому месту, где им хорошо», — сказал один наш олигарх, и это общая позиция нашего крупного бизнеса. Т. к. все их деньги находятся в заложниках в западных банках, то моральный дух бойцов на данном фронте крайне низок. Не думаю, что кто-то из них получит в этой войне звание «труженика тыла», никто из них не захочет разделить со всей страной суровые тяготы войны. В условиях реальной экономической войны они, «капитаны бизнеса», нам не союзники, а потенциальные предатели, и если в мирное время страна еще могла их терпеть, то сейчас иметь пятую колонну внутри страны, мягко говоря, глупо.

А тем временем на самом жарком фронте гибридной войны, на Украине, сейчас некое перемирие, уже метко названное ожесточенным. Вроде воевать предводителям укров некем и особо нечем, и не воевать нельзя, т. к. десятки тысяч вооруженных и отведавших человечины головорезов поняли, что «винтовка рождает власть», и теперь именно они, вкупе со скорыми холодами, — главная головная боль официального Киева. Ситуация напоминает 1917 год в Петрограде, а Порошенко — тот же Керенский, он и к власти пришел в том же феврале, а октябрь все ближе, он неминуем, и вскоре правительственный квартал Киева займут явные радикалы, а временному президенту еще предстоит в женском платье добраться до своего вип-самолета.

Думаю, этот вариант событий полностью устраивает США, ведь иначе невозможно объяснить, почему на разжигание русофобии и прочую демократии, на февральский переворот были потрачены миллиарды долларов, а «на поддержание штанов» Порошенке под бурные овации конгресса были выделены всего лишь пара одеял да приборы ночного видения — наверное, чтобы укроправительство видело приближающийся гейм овер не только днем, но и ночью.

Сейчас территорию бывшей Украины смело можно поделить на четыре части: «пока Украина», т.е. большая часть подконтрольных Киеву территорий, «освобожденные от сепаратистов территории» (земли Донецкой и Луганских областей), обороняемый ополченцами зародыш Новороссии и Крым.

После завершения первого этапа войны, зафиксированного в Минске, жители всех этих территорий имеют возможность сравнить качество жизни в разных частях бывшей страны. На первый план выходит способность властей наладить и поддерживать повседневную жизнь населения, комфорт и безопасность.

Для порошенковской Украины ключевыми скоро будут две фразы: «Почему зима такая холодная» и «неплохо бы поесть», а для временно удерживаемых украми земель Донбасса еще и «когда же этих нацгадов перебьют, где же наши». Для данных территорий главное сейчас — базовые потребности человека: личная безопасность, доступность тепла и еды.

И шоколадный президент, и газовая принцесса, и местные нацики, вне зависимости от их сексуальной ориентации, т. е. практически все политические силы, борющиеся за голоса избирателей, — это не только разные фракции ястребов войны, но и представители партии холода.

Почти год назад, еще при Януковиче, в статье «На Украине победит партия тепла», ваш покорный слуга писал, что практически весь политический бомонд представляют антироссийские и антинародные силы, действия которых приведут к замерзшим трубам украинцев, и только безусловно пророссийская сила обеспечит нормальные отношения с северным соседом, и, как следствие, доступное и бесперебойное тепло в домах граждан. Можно смело утверждать, что скоро помимо условной партии тепла все большую популярность будут набирать всеукраинское движение «Хочу жрать» и блок Стрелкова — Мозгового «За вежливость».

Безусловно, схожие проблемы будет испытывать и Новороссия, но гумконвои никто не отменял и не отменит, и, что еще важнее, из России спешно тянут линии электропередач и газовые трубы. Скакать, чтобы согреться, тут не придётся. Остается проблема личной безопасности от украинских бомб и ракет, но и ее рано или поздно решит армия ополчения, если у дипломатов не получится.

Еще один кусок бывшей Украины, пока еще «остров», Крым, на фоне остальных выглядит просто как образец достатка и благополучия. Хочется отдельно поблагодарить древних укров, которые, как известно, выкопали Черное море, да так удобно обкопали полуостров, что его очень удобно оборонять от их зарвавшихся потомков. Учитывая, что здесь будет укрепленная группировка российских войск, крымчане могут спать спокойно и готовиться, в отличие от киевлян, к зиме, а не к земле.

Тут хочу сделать одно маленькое отступление: многие у нас в России недовольно ворчат, что наши власти вкладывают в Крым много средств. Любой агроном вам скажет, что больший эффект достигается при внесении удобрений (в нашем случае денег) на давно не удобрявшиеся по каким-то причинам поля. А о том, почему эта жемчужина Причерноморья в последние 23 года сильно захирела, лучше спросить у властей Киева. Масштабные затраты тут необходимы, как, наверное, нигде в стране. Многие скажут, что половину «удобрений» разворуют, но это общая и больная тема всего нашего совхоза, и тут есть над чем поработать и председателю, и сторожам, и нам, простым труженикам.

Надо отметить, что в нашем севообороте непропорционально большую роль играют «масличные» нефтегазовые, в ущерб другим, не менее ценным культурам, выведенным и успешно выращиваемыми советскими аграриями.
Еще лично меня удивляет приверженность к выращиванию малокалорийных, зато ярких и броских «баклажанов». Много удобрений было вбухано в «баклажан 2014», еще больше затратим на «баклажан — 2018», хотя у нашего, самого большого в мире хозяйства еще много полей, давно не видевших и толики ценных веществ. Но это тема для отдельного, далеко выходящего за рамки темы, разговора.

Почему-то я уверен, что Крым будет лидировать в конкурсе «Безопасная и комфортная жизнь» по всем номинациям среди областей бывшей Украины. Новороссия, решив почти самостоятельно проблему укровояк, начнет с нашей помощью восстановление самых значимых объектов жизнедеятельности (шахт, котельных, трубогазопроводов, линий электропередач, больниц и школ). Остатки Украины поживут без электричества и тепла, со схлопывающейся экономикой, и местное население начнет все больше осознавать, что свет в конце тоннеля виден где-то на северо-востоке, но никак не на западе. Наиболее удручающая ситуация ожидается на «освобожденных от пророссийских террористов» землях, где к общеукраинским бедам добавятся свои сугубо местные, прифронтовые — разруха и соседство с «освободителями».

Украина кончается вместе с плюсовыми отметками градусника, девальвируется вместе с гривной, падает в бездну вместе со своей экономикой. Витрина России (Крым) на ее фоне будет выгодно отличаться уже тем, что там уровень жизни будет не ниже докризисного, а, скорее, существенно выше. В Одессе и других городах уже были слышны голоса перейти под юрисдикцию Крыма, т. е. России, и эти голоса будут все громче.
После минской декларации многие захотят получить хотя бы тот же статус, что и молодые республики ДНР и ЛНР, и если будет ясно, что им не будут угрожать каратели Киева и Днепропетровска, что не будет жертв и разрушений, то на следующий день Украины уже не будет.

Поэтому будет новая попытка зачистки «террористов», попытка ради попытки, заранее обреченная на неудачу. Вера в большую перемогу — то последнее, что еще как-то связывает распадающееся государство. После того, как ополчение окончательно развеет иллюзии, Украина прекратит свое существование.

В агонии украинства власть в Киеве может захватить любая радикальная сила, любой недалекий царек, всю жизнь мечтавший хоть денек посидеть на троне. Когда на экранах ТВ будут крутить очередной майдан, в Раде опять сойдутся стенка на стенку, а войска Новороссии маршем пойдут в Киев, основные события будут происходить вдали от глаз телезрителя. Наверняка бандерофашисты и их покровители попытаются разрушить все и вся, чтобы нам потом было что восстанавливать. Если напрямую не договорятся большие дяди в Москве и Вашингтоне, то отступленцы попытаются уничтожить газотранспортную систему, чтобы напоследок нагадить России и Европе (радикалы уже сейчас напрямую говорят об уничтожении транзитных газопроводов). Еще сильно меня беспокоит излишнее внимание правосеков и американских атомщиков к украинским АЭС и Чернобыльскому могильнику. Спасибо Гелетею за то, что он не умный и поднял «ядерную тему», теперь его западным покровителям будет сложнее проработать прикрытие на случай провокаций и терактов на этих объектах. Давайте вспомним недавнюю провокацию против Сирии с химическим оружием американцами, использование отравляющих веществ в Одессе местными нациками… На Украине полно вредных производств, складов опасных химикатов и пр., и я не удивлюсь нездоровому интересу ко всему этому наших отступающих врагов. Пишут, что Мариуполь заминирован, бешеные укропы могут пол-Украины взорвать, если дать им волю.

Еще «напрягает» вдруг разошедшаяся лихорадка Эбола, и в случае совсем уж неудачного развития событий на Украине для США она может там появиться в любой момент под истошные крики о карантине, прекращении передвижения людей и техники, особенно вооруженных. Никого не пугаю, просто те же США не остановятся перед использованием ОМП, особенно если удастся избежать возмездия: Хиросима, Нагасаки, Восточная Гута. По косвенным данным, многие эпидемии последних лет имеют американские корни. Уверен, что наши спецслужбы и спецподразделения будут как всегда на высоте, а всякие там дельта форс, как и прежде, побеждать будут только в компьютерных стрелялках.

Если мы устоим перед экономическими «бомбардировками» Запада, то Новороссия сможет одержать самую настоящую военную победу на Украине, а мы — полномасштабную викторию на информационно-идеологическом фронте. Тогда в лоно русской цивилизации вернется вся Новороссия, Малороссия, и, возможно даже Галиция, а сам термин «Украина» достанется только историкам, но не географам.

topwar.ru

Россия в эпоху гибридных войн » Военное обозрение

Выдающийся немецкий военный теоретик Карл фон Клаузевиц, пытаясь осмыслить характер эволюции войны как социального явления, выделил два вида войны. По его мнению: «Двоякий вид войны проявляется, во-первых: в случаях, когда целью поставлен полный разгром противника, намереваясь или уничтожить его политически, или только обезоружить с тем, чтобы заставить его принять любые условия мира; во-вторых, когда цель ограничивается некоторыми завоеваниями по своей границе для того, чтобы их оставить за собой или воспользоваться ими в виде предмета обмена при мирных переговорах».

Для анализа трансформации современных конфликтов важно, что Клаузевиц разделял войны на тотальные и ограниченные не по критерию масштаба военных действий, захваченных территорий или количеству погибших, а по тому, что следует понимать под «победой», что является ее мерилом, конечной целью. В этом контексте конечная цель ограниченной войны заключается в принуждении противника к выгодному компромиссу, а цель тотальной войны – уничтожение противника как политического субъекта. В первом случае мерилом победы является заключение сделки, более выгодной для победителя и менее удачной для побежденного, во втором – капитуляция неприятеля.

В военных конфликтах конца XX – начала XXI века достаточно определенно просматривается логика ограниченных войн, характер которых определяется факторами геополитического соперничества, в то время как идеологические категории ушли в прошлое.

Войны не затрагивают территории великих держав и ведутся на удаленных театрах. Ограничение характера и масштабов военных действий позволяет добиваться целей войны относительно небольшими контингентами профессионалов: сил специальных операций, частными военными компаниями, группировками ВВС и ВМС. Для получения асимметричного превосходства стороны конфликта одновременно используют как формы и методы традиционной войны, так и методы борьбы с иррегулярными формированиями – повстанцами, группировками международных террористов.

Одновременно широко применяются не силовые способы борьбы: информационно-психологическое воздействие, кибератаки, экономические санкции. Все это происходит при сохранении в стратегическом планировании великих держав решающей роли фактора силы, включая угрозу применения ядерного оружия.

ЦЕЛЕНАПРАВЛЕННОСТЬ, МАСШТАБНОСТЬ И СКОРОСТЬ

Классификация военных конфликтов в соответствии с руководящими документами США включает всеобщую (глобальную) и ограниченную войну. Глобальная война – это война между крупными державами, от исхода которой зависит их существование. Ограниченная война ведется на ТВД, как правило, между двумя странами, к этому виду относят широкий спектр кампаний и операций, которые США проводят в различных районах мира.

Следует отметить, что ядерный конфликт не является целью ни одной из стран, обладающих или стремящихся обладать ядерным оружием. Однако усложняющиеся и обостряющиеся отношения между государствами могут привести к случайным и даже локальным конфликтам, масштабы и последствия которых могут быть разными. Так, в последнее время появилась информация о возможности эскалации ограниченной войны до ядерного уровня. Президент 10-й конференции Люксембургского форума по предотвращению ядерных катастроф Вячеслав Кантор в октябре с.г. сообщил, что «сегодня в риторике военных, которые связаны с высшими политическими кругами в ряде стран, говорится о возможности разработки концепции ограниченной стратегической ядерной войны».

Таким образом, цели, положенные Клаузевицем в основу классификации конфликтов XIX века, могут существенно измениться. По-видимому, конечная цель ограниченной стратегической ядерной войны будет заключаться не в принуждении противника к выгодному компромиссу, а в уничтожении как политического субъекта.

Военные конфликты американцы сводят в три группы: межгосударственные, гибридные и конфликты с участием негосударственных вооруженных формирований.

Гибридная война, которая представляет собой действия в период, не относящийся в чистом виде ни к войне, ни к миру, была включена в классификацию в начале XXI века.

Сегодня гибридные войны активно внедряются США и странами НАТО в практику международных отношений в качестве нового вида межгосударственного противостояния, который пока не получил международно-правового определения. Однако неопределенный статус гибридной войны не препятствует некоторым ее идеологам (например, Ф. Хоффману и Д. Маттису) уже сегодня называть XXI век эпохой гибридных войн.

Стирание граней между состоянием войны и мира, характерное для гибридной войны, формирует высокую степень неопределенности в восприятии мирного времени, когда формально государство не подвергается атаке враждебных сил, но его национальная безопасность и суверенитет находятся под угрозой.

Можно предвидеть, что войны будущего будут сложными по форме, многовариантными, а не простыми конфликтами с четким разграничением сторон. Вызовы и угрозы приобретают комплексный, сложный характер, ускоряются темпы их реализации, сочетание силовых и несиловых действий приводит к повышению степени их разрушительного воздействия на противника и в конечном итоге усиливает летальный характер конфликтов. Появление конфликтов такого вида прогнозировали выдающиеся русские военные теоретики ХХ века Александр Свечин, Андрей Снесарев, Евгений Месснер.

Трансформация конфликтов актуализирует угрозы нового поколения – гибридные угрозы, которые носят смешанный характер и используются противниками для получения асимметричного превосходства в ограниченных войнах.

Гибридные угрозы – это объединение дипломатических, военных, экономических и информационно-технологических методов воздействия, которые могут быть использованы государственным или негосударственным субъектом для достижения особых целей, не доходя при этом до формального объявления войны.

Гибридные угрозы в отличие от обычных соединяют регулярные и иррегулярные возможности и позволяют концентрировать их на нужных направлениях и объектах для создания эффекта стратегической внезапности. С этой целью предусмотрены адаптивные процессы реализации гибридных угроз для целенаправленного и ускоренного преобразования агрессором потенциальных разрушительных факторов гибридной войны в реальные.

В США и НАТО проводятся комплексные исследовательские работы по широкому кругу вопросов, охватывающих трансформацию современных конфликтов и подготовку государств и вооруженных сил к действиям в новых военно-политических условиях.

Для стратегии асимметричной войны между государством и различными иррегулярными силами, уже сегодня реализуемой Пентагоном в Сирии и Ираке, характерным является применение двойных стандартов в отношении действующей группировки международных террористов. Американцы, разделив террористов на «хороших» и «плохих», фактически имитируют борьбу с боевиками, создавая все условия, чтобы ИГ (запрещенная в России организация) продолжало борьбу с законным правительством. В результате сегодня американцы стали основным препятствием для действий ВКС России и сирийских войск по окончательному разгрому ИГ.

В ряде публикаций «НВО» отмечались практические шаги наших геополитических соперников по разработке агрессивных, наступательных гибридных стратегий, ориентированных прежде всего против России, Китая, Ирана, а также предназначенных для использования в других районах мира.

В последние годы к разработке стратегий гибридной войны активно привлекается Европейский союз.

Гибридным угрозам принадлежит системообразующая роль при разработке США, НАТО и ЕС многоальтернативных планов подготовки и использования национальных и совместных сил.

В эпоху гибридных конфликтов определяющим стратегическим фактором является необходимость поиска баланса между особенностями современной войны и сложившимися каноническими, традиционными подходами к оценке вызовов и угроз и их влиянием на планирование военных операций.

При этом цель поиска баланса в стратегическом оборонном прогнозировании и планировании вполне прагматична и сводится к нахождению ответов на ряд вопросов, в числе которых определение ресурсов для проведения текущих операций и создание необходимого запаса на будущее, а также возможное соотношение между силами и средствами, предназначенными для парирования традиционных и нетрадиционных угроз национальной/коалиционной безопасности (борьба с повстанцами, международный терроризм и др.). Многочисленные и многовариантные режимы ведения гибридных войн требуют тщательного управления ресурсами и разумной балансировки рисков с целью избежать стратегического перенапряжения.

В концепции Стратегического командования НАТО гибридные угрозы определяются как угрозы, создаваемые противником, способным одновременно адаптивно использовать традиционные и нетрадиционные средства для достижения собственных целей.

Диапазон гибридных угроз включает реализацию сценариев, включающих конфликты низкой интенсивности вплоть до ограниченной стратегической ядерной войны, экономические санкции, информационную и кибервойну, использование в своих интересах поддержки сепаратистских и освободительных движений, международного терроризма, пиратства, транснациональной организованной преступности, локальных этнических и религиозных конфликтов.

Появление концепции ограниченной стратегической ядерной войны повысит потенциальную опасность перехода гибридной войны в стадию конфликта высокой интенсивности и расширения его масштабов вплоть до глобальных. Вероятность такого развития событий сегодня особенно высока в противостоянии США и КНДР.

Концептуальная модель гибридной войны, разработанная на Западе, отражает важные положения документов стратегического прогнозирования гибридных угроз и планирования совместных действий по их нейтрализации объединенными усилиями США, НАТО и Евросоюза.

При разработке моделей современных конфликтов в Вашингтоне и Брюсселе решаются вопросы выбора не просто между подготовкой операций низкой и высокой интенсивности, а создания потенциала реагирования на оба варианта развития конфликтов, в каждом из которых в условиях неопределенности и ограниченности ресурсов противниками будут выступать более мотивированные, решительно и жестко настроенные государственные и негосударственные субъекты, чем те, с которыми приходилось иметь дело в недавнем прошлом.

Вместе с тем в США достаточно сильны позиции военных – традиционалистов, которые по-прежнему считают, что разговоры о трансформации современных конфликтов лишь отвлекают от подготовки к конфликтам будущего, от основной схватки с пока еще неизвестным, но равным по силе противником. Сторонники традиционного подхода выступают против переориентации сил, в особенности сухопутных войск, от их традиционного назначения, состоящего в участии в крупномасштабных войнах индустриальной эпохи против государств или союзов.

Вместе с тем в Полевом уставе армии США 3-0 «Операции» официально закреплена более сбалансированная позиция, в соответствии с которой армия должна готовить ее подразделения к применению полного спектра операций в качестве мер предосторожности, что обеспечивает сбалансированное, гибкое реагирование. Эти полномасштабные операции подчеркивают важность сил, умеющих быть гибкими и быстро адаптироваться к ситуации, способных сражаться и побеждать в бою как с террористическими организациями, так и с современными вооруженными силами неприятельской армии.

В рамках концепции гибридной войны некоторые военные аналитики США предполагают, что будущим конфликтам будут свойственны смешанные формы ведения войны. По их мнению, в гибридных войнах используется уникальная комбинация угроз, ориентированных на узкие и уязвимые места противостоящего государства, а для их реализации одновременно применяются все формы войны, в том числе и преступное поведение.

В 2016 году аналитическая группа Пентагона по асимметричным войнам (Asymmetric Warfare Group – AWG) разработала «Руководство по российским войнам нового поколения». Обозначенная в преамбуле амбициозная задача предполагала дать систематическое описание гибридных войн как «войн нового поколения», российских Вооруженных сил образца текущего десятилетия, вскрыть достигнутый уровень и тенденции развития доктринальных взглядов, стратегии, оперативного искусства и тактики, вооружения и военной техники.

Однако военным исследователям не удалось обещанное обобщение некоторых революционных изменений в тактике противника, а работа в целом не добавила нового в развитие концепции войн XXI века.

НАТО и Европейский союз в течение последних нескольких лет пытаются совместно прорабатывать концепцию гибридных войн и гибридных угроз, хотя пока мало что известно о практических результатах исследований. В большинстве случаев пугало гибридной войны используется политиками и экспертами Запада в идеологизированных политологических дискуссиях для обвинений России в агрессивных намерениях.

ГИБРИДНЫЕ УГРОЗЫ В ПОВЕСТКЕ ЦЕНТРОВ ПЕРЕДОВОГО ОПЫТА НАТО И ЕС

Под эгидой Стратегического командования НАТО по трансформации функционируют 24 центра передового опыта, созданных в течение последнего десятилетия в ряде стран – участниц альянса. Центры проводят практическое исследование широкого спектра вопросов подготовки к конфликтам современности, включающих кибероперации, борьбу с терроризмом, операции в районах с холодным климатом и в горах, минную войну на море, обеспечение энергетической безопасности, проблемы военно-гражданских операций и др.

Конкретно на разработку стратегий гибридной войны и противодействия гибридным угрозам ориентированы три центра передового опыта НАТО: по киберугрозам в Эстонии, по стратегическим коммуникациям в Латвии и по энергетической безопасности в Литве.

Своеобразную цепь центров передового опыта по гибридной проблематике на северных границах России недавно дополнил открытый в Хельсинки Европейский центр передового опыта по противодействию гибридным угрозам. Центр призван способствовать укреплению сотрудничества и координации между ЕС и НАТО, обобщать разведывательную информацию, разрабатывать методологии, а также проводить экспертный анализ и тренинги для повышения способности реагировать на гибридные угрозы. В церемонии открытия центра 4 октября с.г. приняли участие высшие руководители Финляндии, ЕС и НАТО.

Работа центров объединяется общей стратегией НАТО–ЕС, которая расценивает гибридные угрозы как множество различных угроз, своего рода смесь военных и невоенных средств агрессии; сочетание скрытых и открытых операций и широкого спектра мер от пропаганды и дезинформации до фактического использования регулярных сил, действий в киберпространстве или проведения подрывных акций на границах.

Центры призваны улучшить ситуационную осведомленность руководства НАТО и ЕС, то есть улучшить способ понимания того, что происходит, предоставить возможность составить прогноз и план дальнейших действий. Считается, что одна из основных проблем, связанных с гибридными угрозами, заключается в том, что объект атаки не сразу понимает, что находится под воздействием враждебных сил. Нередко такое запаздывание в оценке опасности и реагировании имеет трагические последствия для объекта гибридной агрессии.

Угроза гибридной войны считается в НАТО одной из первостепенных, что привело к созданию в рамках Управления разведки и безопасности специального отдела по анализу гибридных угроз, которое будет работать в тесном контакте с центрами передового опыта.

Таким образом, НАТО и ЕС стремятся улучшить ситуационную осведомленность на основе расширения количества источников разведданных, совершенствования процедур анализа, обмена и адекватной интерпретации разведывательной информации, чтобы иметь возможность предвидеть и понять развитие обстановки и своевременно отреагировать на гибридные угрозы.

Важным этапом совершенствования разведывательно-информационного компонента НАТО стал ввод в строй Системы воздушного наблюдения за наземной обстановкой (Air Ground Surveillance – AGS), в рамках которой на итало-американской военно-морской базе на Сицилии размещен комплекс управления восемью беспилотными летательными аппаратами (БЛА) дальнего действия «Глобал Хок». Сегодня стратегические БЛА совместно с самолетами системы АВАКС–НАТО активно используются для наблюдения в юго-восточных районах Украины и вдоль всего периметра границ на севере, западе и юге России.

Совершенствование разведки осуществляется в русле других мероприятий Организации Североатлантического договора по подготовке к войнам нового поколения. В числе предпринятых в последние годы шагов:

– увеличение до 30 тыс. численности Сил реагирования НАТО и повышение оперативности их применения за счет создания Объединенной оперативной группы повышенной готовности численностью около 5 тыс. человек;

– создание Объединенных экспедиционных сил для проведения операций высокой интенсивности;

– в дополнение к развернутым четырем боевым группам альянса в странах Балтии и Польше в октябре с.г. начато развертывание наземной, воздушной и военно-морской группировки 10 стран НАТО в Румынии, где они присоединятся к 900 американским военнослужащим, уже дислоцированным в стране;

– продолжение воздушного патрулирования самолетами стран НАТО в Прибалтике, Румынии и Болгарии;

– усиление постоянных соединений ВМС НАТО;

– подготовка инфраструктуры в странах Восточной Европы и Балтии для заблаговременного размещения материальных средств и создания новых военных баз;

– интенсификация военных учений.

И, наконец, для адекватного реагирования на вызовы сложной среды безопасности, неопределенность которой придают гибридные угрозы, ставится задача улучшить устойчивость альянса и его стратегического партнерства с ЕС. С этой целью совершенствуется способность обеих международных организаций оставаться в рамках принятых моделей, установленных параметров и критериев их деятельности, а также без разрушения возвращаться в исходное положение при воздействии дестабилизирующих внешних и внутренних факторов. Важное место отводится обеспечению безопасности уязвимых объектов инфраструктуры, а также обеспечению энергетической, информационной и, что считается сегодня особенно критичным, кибернетической безопасности.

На обеспечение устойчивости по отношению к гибридным угрозам направлены соответствующая стратегия НАТО и план Европейского союза, включающий 42 направления деятельности по обеспечению безопасности ЕС.

ЕС отдает приоритет в своей работе созданию надежного инструментария противодействия кибератакам, которым в угрожающих масштабах подвергается бизнес, – по данным Европейской комиссии, их количество достигло 4 тыс. в день. В этих целях создается Агентство ЕС по кибербезопасности.

В целом США, НАТО и ЕС усиленно готовятся к участию в асимметричных конфликтах современности, в том числе за счет способности формировать и использовать против соперника гибридные угрозы в наступательных операциях. Для оборонительных операций отрабатываются вопросы противодействия традиционным и нерегулярным тактикам, применяемым технологиям децентрализованного планирования и использования гибридных сил и средств в различном их сочетании.

Как в наступлении, так и в обороне реализация гибридных угроз включает применение простых и сложных технологий в различных инновационных направлениях, охватывающих информационную и кибервойну, подготовку и осуществление цветных революций, подрывные действия в административно-политической, социально-экономической и культурно-мировоззренческой сферах.

Гибридные угрозы позволяют осуществлять гибкую адаптацию различных режимов ведения войны к особенностям объекта их применения, включая применение стандартных и инновационных вооружений, нерегулярных тактик и формирований, использовать международные террористические группы и организованную преступность.

РОССИЙСКОЕ ВОСПРИЯТИЕ УГРОЗ

Термин «гибридные угрозы» не используется в официальных документах, отражающих восприятие Россией вызовов, рисков, опасностей и угроз современного мира.

Вместе с тем разнообразие и масштабы угроз, перечисленных в Стратегии национальной безопасности России 2015 года, Военной доктрине 2014 года и некоторых других документах, их очевидная нацеленность против уязвимых мест нашей страны, сочетание объективно существующих и искусственно создаваемых угроз вполне позволяют говорить о сформировавшемся комплексе гибридных угроз, направленных против Российской Федерации.

Одной из самых серьезных угроз, с которой сталкивается Россия, является расширение НАТО. Предпринимаются попытки придать альянсу глобальное измерение, втянуть в НАТО нейтральные государства Европы, укрепиться на Балканах и Ближнем Востоке. Более того, активизация военных приготовлений НАТО приводит к возрастанию роли фактора силы в международных отношениях, придает новые импульсы процессам милитаризации и гонки вооружений.

Мощным источником разнообразных угроз является сегодня Украина, превращенная в плацдарм агрессии и один из главных форпостов Запада в гибридной войне против России. Американцы, потерпев неудачу в попытках создать свою военную инфраструктуру в Крыму, не теряют энтузиазма и, пренебрегая полученными уроками, приступили к строительству трех объектов ВМС на Черноморском побережье страны с целью их использования для разведки, ремонта и обслуживания кораблей НАТО, организации учений. Добиться полного ухода США из Украины представляет задачу стратегической важности и потребует немалых усилий.

Проведенная под эгидой США и НАТО трансформация Украины фактически завершила создание кордона из оголтелых антироссийских режимов от Балтийского до Черного моря. Дальнейшее продолжение кордона на юг обеспечивается за счет подогрева антироссийских настроений в Болгарии и Румынии при одновременном наращивании военных приготовлений в этих странах. Укрепление позиций НАТО на Балканах продлевает измерение антироссийского пояса до берегов Средиземного моря. На северном фланге открыто говорят о вполне созревших для вступления в Североатлантический альянс Финляндии и Швеции. Таким образом, планируется создать кордон из враждебных России государств от Баренцева до Средиземного моря.

Наряду с угрозой от расширения альянса, которая существует и развивается вот уже в течение более чем 20 лет, в последние годы угрожающую актуальность приобрели угрозы потенциалу российского ядерного сдерживания. Они связаны с созданием США и НАТО стратегической противоракетной обороны, размещением элементов ПРО в Румынии и Польше и развитием концепции быстрого глобального удара на основе неядерных высокоточных вооружений и боеприпасов для нанесения ударов с моря и из космоса.

Наращивание и модернизация наступательного вооружения, создание и развертывание у границ России его новых видов ослабляют систему глобальной безопасности, а также систему договоров и соглашений в области контроля над вооружением.

Угрозу несут действия наших геополитических противников по подготовке цветных революций с целью организации государственных переворотов в России и соседних странах. Традиционная и публичная дипломатия западных государств использует технологии информационной войны для ослабления суверенитета, политической независимости и территориальной целостности России, ее союзников и партнеров, расположенных за многие тысячи километров от границ нашей страны. Непрерывному информационному и экономическому подрывному воздействию подвергаются государства – члены ОДКБ, ЕАЭС, СНГ, ШОС и БРИКС. Цель – посеять хаос и создать повод для вмешательства и установления прозападных манипулируемых правительств.

НОВЫЙ ВИД ПРОТИВОСТОЯНИЯ

В рамках сетецентрической концепции гибридной войны в России созданы и временно законсервированы ячейки, которые планируется использовать при развертывании операций цветной революции в столице и ряде других крупных городов. В нужное время выведенные из спящего состояния ячейки будут служить своеобразными «катализаторами»-ускорителями разрушительных процессов и применяться для организации террористических актов, провоцирования акций гражданского неповиновения, захвата государственных учреждений. Существует достаточно обширная внутренняя «вербовочная база» для мобилизационного развертывания контингентов боевиков из числа представителей националистических, псевдорелигиозных организаций, радикальной оппозиции, организованных преступных группировок и некоторых других групп.

Особая угроза безопасности и единству России исходит от радикальных исламистских организаций, которые при поддержке Запада пытаются создавать террористические ячейки в отдельных районах страны, развертывают центры подготовки боевиков в соседних государствах. Созданию таких плацдармов способствуют действия Вашингтона по поддержке формирований ИГ в Сирии и перебазированию международных террористов в районы, откуда они смогут предпринимать попытки по дестабилизации России.

Отдельную группу угроз составляют меры экономического давления и незаконные экономические санкции против России и ряда дружественных ей государств.

Обостряются угрозы, связанные с активизацией действий международного терроризма, неконтролируемой и незаконной миграцией, торговлей людьми, наркоторговлей и другими проявлениями транснациональной организованной преступности.

Комплекс гибридных угроз используется нашими геополитическими противниками для ослабления и дестабилизации России, ее союзников и партнеров в рамках острой конкурентной борьбы во все большей степени охватывающей ценности и модели общественного развития, человеческий, научный и технологический потенциалы.

Гибридные войны фактически превращаются в новый вид межгосударственного противостояния и наряду со стратегическим ядерным сдерживанием предоставляют противникам России эффективные инструменты стратегического неядерного сдерживания.

Дополнительную динамику стратегии гибридной войны придает использование технологий управляемого хаоса для воздействия системы согласованных по целям, месту и времени пропагандистских, психологических, информационных и других мероприятий как на сознание отдельного человека, так и на «чувствительные точки» (центры принятия решений) административно-государственного (политического) управления, включая сферы обеспечения всех видов безопасности, социально-экономическую и культурно-мировоззренческую сферы.

В этих условиях важное место должно быть отведено совершенствованию разведки как добывающей и аналитической структуры, способной проводить системную работу по упреждению действий противника, своевременно вскрывать угрозы и предлагать пути их преодоления.

Угрожающая реальность новых видов угроз требует кардинального совершенствования способности России выстоять и победить в гибридных конфликтах. Успешное решение этой двуединой задачи в решающей степени зависит от единства российского народа, мощи Вооруженных сил, надежной охраны границ, нового качества государственного управления, наличия сети надежных союзников и партнеров.

topwar.ru

Новые старые методы. Чем «гибридная война» отличается от «холодной»? | В мире | Политика

Последнее десятилетие Россия, да и ряд других стран, живут в условиях так называемой гибридной войны, развязанной США и их союзниками, написал в понедельник в своей статье для Ъ председатель Следственного комитета РФ Александр Бастрыкин. По его убеждению, «война» ведется по нескольким направлениям — политическому, экономическому, информационному и правовому. Таковы инструменты нового изобретения человечества — «гибридной войны». 

В качестве экономического воздействия используются торговые и финансовые санкции, демпинг на рынке углеводородов, валютные войны — ровно то, что, по сути, мы видим в последние годы. Но самыми разрушительными, по мнению Бастрыкина, стали инструменты информационной войны.

Но многие из нас, особенно старшее поколение, прекрасно помнят, как еще совсем недавно (в масштабах истории) в обиходе было другое словосочетание — «холодная война». Его часто употребляли для характеристики отношений между СССР и США, которые сложились после окончания Второй мировой войны. Холодная война также подразумевала геополитическое противостояние и войну идеологий между капиталистическим и социалистическим лагерями — тогда в противостояние были втянуты десятки государств с обеих сторон. 

Противостояние сопровождалось гонкой вооружений, в том числе и ядерных, соперничеством на фронте технологий и покорения космоса, а также борьбой за влияние в третьих странах. Началось всё со знаменитой фултонской речи Уинстона Черчилля, в которой он призвал англосаксов объединиться в борьбе против коммунистических режимов. И, как говорится, «понеслось». Интересы СССР и США сталкивались в военных конфликтах по всему миру — в Афганистане, Корее, Вьетнаме. А событие, известное нам как Карибский кризис, едва не привело к началу Третьей мировой войны.

В последние два года в свете нарастающей конфронтации Запада, который стал собирательным образом для обозначения ряда стран, придерживающихся англосаксонской идеологии и целей Збигнева Бжезинского, и России — об истории «холодной войны» опять вспоминают всё чаще. 

На этой неделе итальянское издание East Journal опубликовало статью под многообещающим названием «Россия — не зло». В ней автор указывает на то, что напряженность между Западом и Россией никогда не была столь высокой со времен холодной войны, и все же то, что мы наблюдаем сегодня — это не новая холодная война, хотя и имеет некоторые общие с ней черты. И главным сходством, по мнению итальянского обозревателя и директора издания East Journal Маттео Дзола, является «отказ обеих сторон признать правоту другого». При этом фоновый шум пропаганды нужен лишь для того, чтобы поляризовать европейское общественное мнение, которое стало объектом или даже марионеткой в этой игре «стенка на стенку». И европейские марионетки питают сектантские мировоззрения, повторяя в рупор повестку дня, заключает автор.

Но чем же на самом деле отличается старая «холодная война» от новой «гибридной»? На первый взгляд, в обоих случаях инструменты используются те же самые: пропаганда, демонизация противника, сиюминутные ситуационные угрозы.

Дело в том, что время не стоит на месте, обстоятельства меняются и немаловажную роль в изменении набора и эффективности инструментов сыграли современные технологии — как в сфере вооружений, так и в сфере распространения информации. Теперь, когда Россия дала понять, что ввязываться в открытое военное противостояние с ней уже опасно (ракеты, запущенные с Каспия, российские истребители, приводящие в ужас команду эсминца «Дональд Кук»), именно инструменты информационной войны выходят на первый план. И именно об этом говорит Бастрыкин в своей статье и об этом пишет итальянский журналист Маттео Дзола. 

Раньше большая часть населения жила если и не в информационном вакууме, то, по крайней мере, употребляла информационный продукт в умеренных дозах: люди читали газеты, слушали радио — не более того. Сейчас же, благодаря информационным технологиям, на человечество свалился невообразимый поток информации, напоминает президент Фонда развития институтов гражданского общества «Народная дипломатия» Алексей Кочетков. 

«Сейчас с помощью интернета вы можете получить любую информацию в течение 2-3 минут. Казалось бы, получай информацию и делай правильные выводы. Но для этого нужно иметь определенный уровень образования и уметь отделять зерна от плевел. В этом и заключается смысл современных технологий: когда в этом объеме информации средний человек не в состоянии разобраться, где „черное“, а где — „белое“. И здесь начинается давление на психику посредством электронных СМИ, когда человеку вдалбливаются элементарные простые вещи, и у него нет ни возможности, ни желания разбираться в том, правда это или нет. Эти простые истины не требуют никакой серьезной умственной деятельности», — говорит он. 

По мнению Алексея Кочеткова, разница между старой «холодной войной» и новой «гибридной», безусловно, есть. И основное отличие заключается в том, что нынешнее противостояние — это, в первую очередь, «война смыслов и ценностей». Сюда можно отнести такие инструменты, как создание собственной агрессивной идеологии, разрушение посредством пропаганды основных ценностей «вражеской» идеологии, «борьба за язык» на территории противника и борьба в сфере исторической науки, то есть конструирование новой истории, которая вступала бы в противоречие с историей противника. Именно это мы наблюдаем в некогда братской Украине.

Но, как в любом конфликте, на каждый шаг противника должна следовать ответная реакция. Однако у России сейчас нет возможности подавать информационные посылы с той же силой, с какой это делают на Западе, где почти все крупные СМИ работают на одни интересы и преподносят одну и ту же информацию лишь с небольшой разницей, говорит Кочетков. 

Ответные меры, которые Россия предпринять в силах, перечисляет в своей статье Бастрыкин. Речь идет о создании концепции идеологической политики государства, базовым элементом которой могла бы стать национальная идея. Что касается цензуры в интернете, то здесь глава СК предлагает определиться с её допустимыми пределами, основываясь на опыте других стран, например Китая, где действует запрет на работу электронных СМИ, частично или полностью принадлежащих иностранным резидентам. Любое взаимодействие с ними может происходить только с разрешения профильного Министерства. Также, по мнению Бастрыкина, необходимо «решительно пресекать» целенаправленную фальсификацию истории России. 

Таким образом, информационная война и противостояние ей на сегодняшний день являются главным инструментом нынешней гибридной войны, это же является и главным отличием от времен «холодной войны». Вооруженного же противостояния ждать не стоит, уверен Кочетков, «потому что воевать с нами на сегодня некому», а операция российских ВКС в Сирии показала, на что сегодня способна российская армия. «Да и „Дональду Куку“ нечего делать в 70 км от нашей балтийской военно-морской базы», — добавил он.

Так что в ближайшее время стоит ожидать усиления информационного прессинга в адрес России с целью раскачать ситуацию изнутри. К тому же, США денег на это не жалеют: в 2017 году около $1 млрд планируется потратить на «борьбу с коррупцией и поддержание демократического общества в соседних с Россией странах». Ранее выделенные деньги, по мнению Бастрыкина, пошли на разжигание антироссийских настроений в соседних с Россией странах, формирование в России проамериканской и прозападной несистемной оппозиции и политического экстремизма. 

Итальянский журналист Маттео Дзола, в свою очередь, предлагает европейской демократии взглянуть на сегодняшний кризис «незамутненным и конструктивным взглядом». А для этого необходимо начать бороться с российской пропагандой ровно в той же мере, что и с пропагандой американской, оставив моралистические и истерические позиции.

Читайте также: «Цветная революция» по-русски. Возможен ли Майдан в Москве?

aif.ru

интерпретации и реальность — Военно-политическая аналитика

В течение последних лет тема гибридной войны активно обсуждается в СМИ и на различных научных форумах. Специалисты дают разные, нередко взаимоисключающие определения этого феномена, который до сих пор так и не приобрел терминологической устойчивости и ясности.

Подобная разноголосица обусловлена, например, тем, что, по мнению некоторых российских политологов, «не существует научных критериев, которые позволили бы идентифицировать войну как гибридную или утверждать, что речь идет о революции в военном деле». А раз так, то и заниматься этой проблемой, мол, незачем. Однако практика показывает, что термины «гибридные войны» (как и «цветные революции») описывают объективные, реально существующие явления, которые оказывают заметное влияние на национальную и международную безопасность. Причем качественный эволюционный скачок этих двух феноменов пришелся на начало XXI века.

ДЕТЕРМИНАНТЫ РЕВОЛЮЦИИ В ВОЕННОМ ДЕЛЕ

Известно, что революция в военном деле связана с коренными изменениями, происходящими под влиянием научно-технического прогресса в развитии средств вооруженной борьбы, в строительстве и подготовке ВС, способах ведения войны и военных действий.

Современная революция в военном деле началась после Второй мировой войны в связи с оснащением ВС ядерным оружием, радиоэлектронной техникой, автоматизированными системами управления и другими новыми средствами. Таким образом, детерминантами революции выступали технологические изменения.

Гибридная война ничего подобного с собой не принесла. Неоднократно отмечалось, что она не требует разработки новых систем оружия и использует то, что есть. Скорее всего она представляет собой модель, базирующуюся на более медленной эволюции, в которой технологический прогресс играет меньшую роль в сравнении с организационными, информационно-технологическими, управленческими, логистическими и некоторыми другими общими нематериальными изменениями. Таким образом, если революция в военном деле и происходит, то без резких изменений в методах и организации противостояния, которое включает невоенные и военные средства. По-видимому, современная наука только «нащупывает» критерии этого феномена, однако значимость и необходимость этой работы нельзя переоценить. Так что отсутствие революционных сдвигов еще не причина для отказа от изучения этого явления.

Более того, один из родоначальников термина «гибридная война» американский военный эксперт Ф. Хоффман утверждает, что XXI век становится веком гибридных войн, в которых противник «мгновенно и слаженно использует сложную комбинацию разрешенного оружия, партизанскую войну, терроризм и преступное поведение на поле боя, чтобы добиться политических целей». От столь масштабных и смелых прогнозов не далеко и до утверждения об очередной революции в военном деле, связанной с развитием гибридных технологий.

Пока же в результате существующей неопределенности термин «гибридная война» широко используется в научных дискуссиях, однако в открытых российских официальных документах и в выступлениях политиков и военных практически не встречается. Расплывчатость этого термина отмечают некоторые российские политологи: термин «гибридная война» «не является операциональным понятием. Это образная характеристика войны, она не содержит четких, однозначных показателей, раскрывающих ее конкретику». Далее следует вывод о том, что в военно-профессиональном дискурсе на сегодня этот термин контрпродуктивен, а «сосредоточение внимания и усилий на подготовке к гибридной войне чревато забвением инвариантных основ и принципов военной стратегии и тактики и, следовательно, не полной, односторонней подготовкой страны и армии к возможной войне».

Это верно при том понимании, что нельзя готовить страну и ВС только к гибридной войне. Именно поэтому Военная доктрина, Стратегия национальной безопасности и другие доктринальные документы России должны носить комплексный характер и учитывать всю гамму возможных конфликтов от цветной революции – гибридной войны – масштабной конвенциональной войны и вплоть до всеобщей ядерной войны.

Однако не все согласны с идеей отказа от изучения проблем, связанных с гибридизацией современных конфликтов. Так, политолог Павел Цыганков со своей стороны отмечает, что «преобладающей стала точка зрения, авторы которой считают, что гибридные войны – это совершенно новое явление», они «становятся реальностью, которую трудно отрицать и которая актуализирует потребность изучения их сути и возможностей противодействия им в отстаивании национальных интересов Российской Федерации».

Подобная разноголосица среди отечественных военных специалистов является одной из причин, по которой понятие «гибридная война» не встречается в документах стратегического планирования России. Вместе с тем наши противники под прикрытием изощренных стратегий информационной войны, с одной стороны, уже сейчас используют сам термин для надуманных обвинений России в коварстве, жестокости и использовании грязных технологий на Украине, а с другой стороны, сами планируют и осуществляют комплексные «гибридные» подрывные мероприятия против нашей страны и ее союзников по ОДКБ на Украине, на Кавказе и в Средней Азии.

В условиях использования против России широкого спектра подрывных гибридных технологий вполне реальной является перспектива превращения современной гибридной войны в особый вид конфликта, который кардинально отличается от классических и рискует трансформироваться в перманентное, крайне жестокое и нарушающее все нормы международного права разрушительное противостояние.

ЗЫБКАЯ ГРАНИЦА МЕЖДУ СОВРЕМЕННЫМИ КОНФЛИКТАМИ

В противостоянии с Россией США и НАТО делают ставку на использование базовых стратегий любого вида войн – стратегий сокрушения и измора, о которых говорил выдающийся русский военный теоретик Александр Свечин. Он отмечал, что «понятия о сокрушении и изморе распространяются не только на стратегию, но и на политику, и на экономику, и на бокс, на любое проявление борьбы и должны быть объяснены самой динамикой последней».

В этом контексте стратегии сокрушения и измора реализуются или могут быть реализованы в ходе полного спектра конфликтов современности, которые связаны между собой и образуют своеобразный многокомпонентный разрушительный тандем. Составные части тандема: цветная революция – гибридная война – конвенциональная война – война с использованием всего спектра ОМУ, включая ядерное оружие.

Цветная революция представляет собой начальный этап дестабилизации обстановки и строится на стратегии сокрушения правительства государства-жертвы: цветные революции все больше обретают форму вооруженной борьбы, разрабатываются по правилам военного искусства, при этом задействуются все имеющиеся инструменты. В первую очередь – средства информационной войны и силы спецназначения. Если сменить власть в стране не удается, то создаются условия для вооруженного противостояния с целью дальнейшего «расшатывания» неугодного правительства. Отметим, что переход к масштабному использованию военной силы представляет собой важный критерий развития военно-политической ситуации от этапа цветной революции к гибридной войне.

В целом цветные революции построены преимущественно на невоенных способах достижения политических и стратегических целей, которые в ряде случаев по своей эффективности значительно превосходят средства военные. В рамках адаптивного применения силы они дополняются мероприятиями информационного противоборства, использованием протестного потенциала населения, системой обучения боевиков и пополнения их формирований из-за рубежа, скрытым снабжением их оружием, использованием сил спецопераций и частных военных компаний.

В случае если в сжатые сроки достичь цели цветной революции не удается, на определенном этапе может быть осуществлен переход к военным мерам открытого характера, что представляет собой очередную ступень эскалации и выводит конфликт на новый опасный уровень – гибридную войну.

Границы между конфликтами достаточно расплывчатые. С одной стороны, это обеспечивает непрерывность процесса «перетекания» конфликта одного вида к другому и способствует гибкой адаптации используемых политических и военных стратегий к реалиям политических ситуаций. С другой стороны, пока недостаточно разработана система критериев, позволяющих четко определять базовые характеристики отдельных видов конфликтов (прежде всего «связки» цветной революции – гибридной и конвенциональной войны) в процессе трансформации. При этом конвенциональная война по-прежнему остается наиболее опасной формой конфликта, особенно по своим масштабам. Однако более вероятны все же конфликты иного плана – со смешанными способами ведения военных действий.

Именно к такому противостоянию с Россией готовит Запад украинские вооруженные силы. С этой целью на юго-востоке Украины создаются условия для дальнейшей эскалации насилия от гибридной к полномасштабной конвенциональной войне с применением всех современных систем оружия и военной техники. Свидетельством качественных изменений является переход к тактике диверсионно-террористических действий на российской территории. Авторы такой стратегии, похоже, недооценивают угрозу перерастания провоцируемого ими локального конфликта в широкомасштабное военное столкновение в Европе с перспективой его расширения до глобальных масштабов.

ГИБРИДНАЯ ВОЙНА ПРОТИВ РОССИИ УЖЕ ИДЕТ. И ЭТО ТОЛЬКО НАЧАЛО…

Активизация подрывных действий Запада против России в начале 2000-х годов совпала с отказом нового российского руководства послушно следовать в фарватере политики США. До этого согласие правящих «элит» России на роль ведомой страны длительное время определяло внутреннюю и внешнюю стратегию государства в конце 80-х и в завершающем десятилетии прошлого века.

Сегодня в условиях наращивания угроз нужно уделять гораздо больше внимания многомерным конфликтам или гибридным войнам (дело не в названии), чем это делалось до сих пор. Причем подготовка страны и ее ВС к конфликту такого вида должна охватывать широкий спектр направлений и учитывать возможность трансформации гибридной войны в конвенциональную, а в дальнейшем и в войну с использованием ОМУ вплоть до применения ядерного оружия.

Именно в таком контексте в последние годы о феномене гибридной войны начинают всерьез говорить союзники России по ОДКБ. Так, реальную опасность гибридной войны отметил министр обороны Республики Беларусь генерал Андрей Равков на 4-й Московской конференции по международной безопасности в апреле 2015 года. Он подчеркнул, что «именно «гибридная война» интегрирует в своей сущности весь диапазон средств противоборства – от наиболее современных и технологичных («кибервойна» и информационное противоборство) до использования примитивных по своей природе террористических способов и тактических приемов в ведении вооруженной борьбы, увязанных по единому замыслу и целям и направленных на разрушение государства, подрыв его экономики, дестабилизацию внутренней социально-политической обстановки». Как представляется, в определении содержится достаточно четкий критерий, определяющий отличие гибридной войны от других видов конфликтов.

Развивая эту мысль, можно утверждать, что гибридная война многомерна, поскольку включает в свое пространство множество других подпространств (военное, информационное, экономическое, политическое, социокультурное и др.). У каждого из подпространств – своя структура, свои законы, терминология, сценарий развития. Многомерный характер гибридной войны обусловлен беспрецедентным сочетанием комплекса мер военного и невоенного воздействия на противника в реальном масштабе времени, разнообразие и различная природа которых обусловливает свойство своеобразной «размытости» границ между действиями регулярных сил и иррегулярным повстанческим/партизанским движением, действиями террористов, которые сопровождаются вспышками неизбирательного насилия и криминальными акциями. Отсутствие четких критериев гибридных действий в условиях носящего хаотический характер синтеза как их организации, так и применяемых средств существенно усложняет задачи прогнозирования и планирования подготовки к конфликтам такого вида. Ниже будет показано, что именно в подобных свойствах гибридной войны многие специалисты Запада видят уникальную возможность для использования этого понятия в военных исследованиях прошлых, настоящих и будущих конфликтов при стратегическом прогнозировании и планировании развития ВС.

В ФОКУСЕ ВОЕННЫХ ПРИГОТОВЛЕНИЙ США И НАТО

Бывший главком ВС НАТО в Европе генерал Бридлав одним из первых призвал готовиться к ведению войн нового типа. Фото с сайта www.nato.int

Пока единого мнения по вопросу о гибридной войне нет и в военных кругах США. Американские военные для описания современных многомерных операций, в которых участвуют регулярные и иррегулярные формирования, применяют информационные технологии, ведется кибервойна и используются прочие характерные для гибридной войны средства и методы, предпочитают использовать термин «операции полного спектра». В связи с этим понятие «гибридная война» практически не встречается в документах стратегического планирования ВС США.

Иной подход к проблеме будущих конфликтов в условиях сложных нетрадиционных или гибридных войн демонстрирует НАТО. С одной стороны, руководители альянса утверждают, что гибридная война сама по себе не несет ничего нового и с различными гибридными вариантами военных действий человечество встречается уже многие тысячелетия. По словам генерального секретаря альянса Й. Столтенберга, «первая известная нам гибридная война была связана с Троянским конем, таким образом, это мы уже видели».

Вместе с тем признавая, что в концепции гибридной войны мало нового, западные аналитики рассматривают ее как удобное средство для анализа прошедших, настоящих и будущих войн и выработки предметных планов.

Именно такой подход обусловил решение НАТО перейти от теоретических дискуссий по теме гибридных угроз и войн к практическому использованию концепции. На почве надуманных обвинений России в ведении гибридной войны против Украины НАТО стала первой военно-политической организацией, в которой об этом феномене заговорили на официальном уровне – на саммите в Уэльсе в 2014 году. Уже тогда Верховный главнокомандующий ОВС НАТО в Европе генерал Ф. Бридлав поднял вопрос о необходимости готовить НАТО к участию в войнах нового типа, так называемых гибридных войнах, которые включают в себя проведение широкого спектра прямых боевых действий и тайных операций, осуществляемых по единому плану вооруженными силами, партизанскими (невоенными) формированиями и включающих также действия различных гражданских компонентов.

В интересах совершенствования способности союзников противостоять новой угрозе было предложено наладить координацию между министерствами внутренних дел, привлекать силы полиции и жандармерии для пресечения нетрадиционных угроз, связанных с пропагандистскими кампаниями, кибератаками и действиями местных сепаратистов.

В дальнейшем альянс сделал проблему гибридных угроз и гибридной войны одной из центральных в своей повестке. На саммите НАТО в Варшаве в 2016 году были предприняты конкретные «шаги для обеспечения своей способности к эффективному преодолению вызовов в связи с гибридной войной, при ведении которой для достижения своих целей государственные и негосударственные субъекты применяют широкий, комплексный диапазон, сочетающий в различной конфигурации тесно взаимосвязанные обычные и нетрадиционные средства, открытые и скрытные военные, военизированные и гражданские меры. В ответ на этот вызов мы приняли стратегию и предметные планы по осуществлению, касающиеся роли НАТО в противодействии гибридной войне».

В открытом доступе текст этой стратегии не появлялся. Однако анализ достаточно обширного пласта научных исследований и документов НАТО по проблеме гибридных войн позволяет сделать некоторые предварительные заключения по подходам альянса.

В стратегии НАТО важное место отводится вопросу, как убедить правительства стран-союзниц в необходимости использовать все организационные возможности для парирования гибридных угроз и не пытаться действовать только с опорой на высокие технологии. В этом контексте подчеркивается особая роль наземных сил в гибридной войне. Одновременно считается необходимым развивать потенциал сотрудничества с невоенными акторами, оперативно выстраивать военно-гражданские отношения, предоставлять гуманитарную помощь. Таким образом, планируется использовать формат гибридной войны для своеобразной игры на повышение и понижение, применения технологий «мягкой и жесткой силы» на размытой границе между миром и войной. Такой набор средств и методов предоставляет в распоряжение государства-агрессора новые уникальные инструменты для давления на противника.

Одна из основных задач гибридной войны – удерживать уровень насилия в государстве-объекте агрессии ниже планки вмешательства существующих организаций обеспечения международной безопасности на постсоветском пространстве, таких как ООН, ОБСЕ или ОДКБ. Это, в свою очередь, требует разработки новых адаптивных концепций и организационных структур для ползучего развала и удушения государства-жертвы и собственной защиты от гибридных угроз.

ТРАНСФОРМАЦИЯ ОЦЕНОК УГРОЗ БЕЗОПАСНОСТИ НАТО

Вызовы, риски, опасности и угрозы (ВРОУ) являются ключевым, системообразующим фактором действующей стратегической концепции НАТО, а результаты анализа ВРОУ в документе «Многочисленные угрозы в будущем» представляют собой научно-практическую основу для стратегического прогнозирования и планирования военной составляющей деятельности альянса. Часть этих угроз уже перешли в категорию реальных.

По оценке аналитиков, к числу наиболее существенных относятся угрозы, связанные с изменением климата, нехваткой ресурсов и увеличением разрыва между государствами с развитой рыночной экономикой и странами, не сумевшими вписаться в процессы глобализации и инновационного развития. Трения между этими странами будут усиливаться за счет роста национализма, увеличения народонаселения в бедных регионах, что может привести к массовым и неконтролируемым миграционным потокам из этих регионов в более благополучные; угрозы, связанные с недооценкой вопросов безопасности правительствами развитых стран. Считается, что многие страны НАТО уделяют неоправданно много внимания решению внутренних проблем, в то время как пути поставок стратегического сырья находятся под угрозой или уже нарушены, активизируются действия пиратов на море, растет наркотрафик; угрозы, связанные с объединением технологически развитых стран в своеобразную глобальную сеть, на которую будет усиливаться давление со стороны менее развитых государств и авторитарных режимов в условиях повышения зависимости от доступа к жизненно важным ресурсам, усиления терроризма, экстремизма, обострения территориальных споров. И наконец, угрозы, связанные с увеличением числа государств или их союзов, использующих экономический рост и распространение технологий производства ОМУ и средств его доставки для проведения политики с позиции силы, сдерживания, обеспечения энергонезависимости и наращивания военного потенциала. В мире не будут доминировать одна или две сверхдержавы, он реально станет многополярным. Это будет происходить на фоне ослабления авторитета международных организаций, усиления националистических настроений и стремления ряда государств повысить собственный статус. Следует также отметить, что угрозы в каждой из групп носят гибридный характер, хотя этот термин в то время в документах НАТО не использовался.

В последние годы аналитики альянса уточнили географию и содержание ВРОУ, с которыми НАТО сталкивается в современных условиях. Это две группы стратегических вызовов и угроз безопасности, источники которых находятся на восточных и южных рубежах блока. Угрозы носят гибридный характер, обусловленный разными субъектами – источниками угроз, масштабами, составом и плотностью самих угроз. Приводится и определение гибридной войны, которая рассматривается как «комбинация и смесь различных средств конфликта, регулярных и иррегулярных, доминирующих на физическом и психологическом поле боя под информационным и медиаконтролем с целью уменьшения риска. Возможно развертывание тяжелого вооружения для подавления воли противника и предотвращения поддержки населением законных властей».

Объединяющим фактором для комплексов угроз считается вероятность использования на востоке и юге баллистических ракет против сил и объектов НАТО, что требует совершенствования системы ЕвроПРО. При этом, если на востоке имеет место межгосударственное противостояние, в котором альянс имеет дело с достаточно широким спектром угроз с различными характеристиками, то угрозы на юге не связаны с межгосударственными противоречиями, а спектр их заметно более узкий.

По оценке военных специалистов НАТО, для совокупности угроз на «восточном фланге» характерен изощренный, комплексный адаптивный подход к использованию силы. Умело применяется сочетание не силовых и силовых методов, включая кибервойну, информационную войну, дезинформацию, фактор неожиданности, ведение борьбы чужими руками и применение сил спецопераций. Используются политический саботаж, экономическое давление, активно ведется разведка.

От государств-членов НАТО в качестве стратегической ключевой задачи требуется своевременно вскрывать подрывные действия, направленные на дестабилизацию и раскол отдельных членов альянса и всего блока в целом. При этом решение этой задачи входит прежде всего в компетенцию национального руководства.

Угрозы на «южном фланге» НАТО принципиально отличаются от противостояния, которое развивается в межгосударственном формате на востоке. На юге стратегия НАТО нацелена на предотвращение и обеспечение защиты от угроз гражданской войны, экстремизма, терроризма, неконтролируемой миграции и распространения ОМУ. Детонаторами этих видов угроз являются недостаток продовольствия и питьевой воды, бедность, болезни, развал системы управления в ряде стран Африки. В результате, по оценке НАТО, в дуге нестабильности, которая простирается от стран Северной Африки к Центральной Азии, появилось выраженное «европейское ответвление», что требует от альянса повышения способности к незамедлительному реагированию. Важнейшими инструментами, позволяющими планировать операции с учетом специфики угроз с востока и юга, являются Силы быстрого и сверхбыстрого реагирования НАТО, предназначенные для использования по всем направлениям, откуда исходят гибридные угрозы. На южном направлении для парирования угроз предполагается дополнительно привлекать партнеров после их соответствующего оснащения и подготовки.

ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ НАТО И ЕС

Гибридная война предполагает дозированное использование арсеналов жесткой и мягкой силы. В этом контексте НАТО как военно-политическая организация осознает ограниченность собственных возможностей в сфере «мягкой силы», экономических санкций и гуманитарных операций. Для компенсации такого системного недостатка альянс активно привлекает ЕС в качестве союзника по противостоянию гибридным угрозам.

В рамках единой стратегии США, НАТО и ЕС намерены объединить усилия своих правительств, армий и разведок под эгидой США в рамках «всеобъемлющей межведомственной, межправительственной и международной стратегии» и максимально эффективно использовать методы «политического, экономического, военного и психологического давления с учетом того, что гибридная война представляет собой использование комбинации обычных, нерегулярных и асимметричных средств в сочетании с постоянными манипуляциями политическим и идеологическим конфликтом. Основополагающая роль в гибридных войнах отводится ВС, для чего НАТО и ЕС договорились в 2017–2018 годы углубить координацию планов военных учений по отработке задачи противодействия гибридным угрозам.

Совместные усилия США, НАТО и ЕС приносят ощутимые плоды. Потеряна (возможно, временно) Украина. Под угрозой позиции России в Сербии – единственном нашем союзнике на Балканах, где в парламенте нет ни одной партии, выступающей за союз с нашей страной. Слабо используются возможности «мягкого влияния» российских СМИ, общественных организаций, недостаточны военные, образовательные и культурные контакты. Выправление положения стоит недешево, но потери обойдутся дороже.

В этом контексте важным направлением противодействия наращиванию давления «мягкой силы» на Россию, ее союзников и партнеров должны стать скоординированные меры по созданию соответствующего «мягкого барьера» против проникновения подрывных технологий, направленных на развал и разобщение как российского общества, так и связей России с союзниками и партнерами. Задача состоит в объединении и координации усилий экспертного сообщества.

Неотложный характер такого шага определяется тем обстоятельством, что сегодня в НАТО активно ведется разработка стратегий так называемого переходного периода от относительно расплывчатой военно-политической ситуации, свойственной гибридной войне, к классической конвенциональной войне с применением всего спектра обычных вооружений. При этом пока остается за скобками возможность выхода событий из-под контроля из-за ошибочной оценки, случайного инцидента или преднамеренной эскалации, что может привести к неконтролируемому расширению масштабов конфликта.

ВЫВОДЫ ДЛЯ РОССИИ

Важнейшей составляющей стратегии сдерживания, одобренной на саммите НАТО в Варшаве, является гибридная война, которая ведется против России и государств-членов ОДКБ с целью их ослабления и развала. Особого размаха и изощренности сегодня достигли стратегии информационной войны, которые охватывают культурно-мировоззренческую сферу, вмешиваются в спорт, образовательные и культурные обмены, в деятельность религиозных организаций.

Гибридная война против России ведется уже давно, однако своего апогея она пока не достигла. Внутри страны в крупных городах и в регионах при поддержке пятой колонны усиленно укрепляются плацдармы для цветной революции, ведется подготовка к развертыванию масштабных действий по всем направлениям гибридной войны. Тревожные «звоночки» уже прозвучали из ряда центральных и южных регионов.

Кумулятивный эффект военных приготовлений и подрывных информационных технологий формирует реальную угрозу национальной безопасности российского государства.

Для структур обеспечения национальной безопасности важными организационными выводами из сложившейся угрожающей ситуации должно стать обеспечение адаптации доктринальных документов, личного состава ВС РФ и других силовых структур и техники к изменяющемуся спектру угроз и наращивание мероприятий по военной подготовке при определяющей роли разведки с опорой как на новые технологии, так и гуманитарные и культурные инструменты. Важно на государственном уровне обеспечить выверенный баланс потенциалов «жесткой и мягкой силы». Особое внимание следует уделять вопросам защиты русского языка и его изучению в России и за рубежом, особенно в исторически и культурно тяготеющих к России странах.

В этом контексте дискуссия в российском военно-научном сообществе по вопросам гибридной войны и противостояния гибридным угрозам безусловно необходима и уже сегодня создает основу для более обстоятельных оценок и рекомендаций. С учетом реальной опасности современных подрывных действий Запада в рамках создания государственной системы перспективных исследований и разработок в области науки и военных технологий следует предусмотреть создание специального центра с задачей углубленного изучения всего спектра конфликтов современности, включая цветные революции и гибридные войны, а также стратегии их сочетания с информационными войнами и технологиями управляемого хаоса.

Александр Бартош – член-корреспондент Академии военных наук, эксперт Лиги военных дипломатов

Источник

vpoanalytics.com

Журнал Международная жизнь — Авторы журнала

Термин «гибридная война», который можно сейчас часто встретить в СМИ, был изобретен военными специалистами и политологами США и применяется Западом для характеристики реакции России и населения русскоязычных районов Украины на государственный переворот на Украине — и на Западе это нисколько не скрывают¹. Анализ данного понятия предполагает, видимо, необходимость рассмотреть его военно-политические и международно-правовые составляющие и на этой основе определить, кто же сейчас ведет войну на Украине.

Военно-политический смысл термина
«гибридная война»

В апреле 2015 года руководитель теневого аналитического центра ЦРУ Джордж Фридман писал, что, начиная с войны во Вьетнаме, и особенно после войн в Афганистане и Ираке, в Вашингтоне поняли, что Америка, несмотря на то что она остается сильнейшей военной державой мира, отнюдь не является всемогущей, она не может более позволить себе вести крупные военные операции по всему миру, каждый раз посылая воевать сотни тысяч солдат, рискуя при этом проиграть войну. И хотя США будут и далее вовлечены в конфликты, затрагивающие их интересы, объясняет Фридман, Вашингтон за редким исключением будет действовать чужими руками, избегая прямого военного вмешательства, и «будет управлять развитием ситуации, иногда в интересах одного государства, иногда — другого»².

Об этом же — только в более туманных выражениях — говорит и действующая Стратегия национальной безопасности США, опубликованная в феврале 2015 года, где речь идет о том, что, хотя США сохраняют за собой право применять силу в одностороннем порядке в случае угрозы жизни и благосостоянию американского народа, США «будут отдавать приоритет коллективным действиям совместно с союзниками и партнерами», поскольку «США могут решать в одиночку лишь очень немногие из существующих в мире проблем» и «ресурсы и влияние США небезграничны», поэтому «надо избегать перенапряжения сил» и «распределять нагрузку»³.

Это откровенное толкование Фридманом и ЦРУ — ведь бывших разведчиков не бывает — нынешней стратегии США диктовать создание и развитие конфликтных ситуаций в мире объясняет причину разработки в США понятия «гибридная война» как более «экономичного» метода достижения цели вообще любой войны, то есть смены режима в другой стране, изменения ее политики или ее полного порабощения без участия и без риска для жизни американских солдат.

Один из наиболее авторитетных международных справочников «Military Balance 2015» в предисловии от редакции характеризует понимание Западом «гибридной войны» как «использование военных и невоенных инструментов в интегрированной кампании, направленной на достижение внезапности, захват инициативы и получение психологических и физических преимуществ, с использованием дипломатических возможностей, оперативных дезинформационных операций, а также электронных и кибернетических операций, военных и разведывательных действий под прикрытием, а иногда и без прикрытия, и экономического давления». Заодно в связи с событиями на Украине редакторы преподносят сомнительный «комплимент» России «и потенциально другим государствам за применение инновационных методов поддержки верных им сил [proxies] и ниспровержения правительств»⁴. Но редакторы этого сборника зря скромничают — честь первооткрывателя «инновационных» методов свержения зарубежных правительств Запад давно и прочно закрепил за собой.

Среди российских военных специалистов сегодня прослеживаются два подхода к анализу понятия «гибридная война», в зависимости от расстановки акцентов на тех или иных ее составных элементах. Первый подход подчеркивает прежде всего ее основную составляющую часть: переформатирование населения неугодных США стран через их хаотизацию с применением всех современных информационных, коммуникационных и социальных технологий. Его сторонники отмечают, что для этих войн характерны использование иррегулярных воинских формирований, возрастание роли спецслужб, диверсий, провокаций и других форм и способов ведения подрывных операций, информационных и финансово-экономических операций, кибератак, методов психологического воздействия на поведение людей.

Второй подход, который, по мнению автора, яснее раскрывает суть этого понятия, делает акцент на том, что «гибридная война» означает, по существу, масштабную подрывную операцию без участия регулярных вооруженных сил нападающего государства, но с опорой на те внутренние политические силы страны-жертвы, которые разделяют позицию нападающего государства, с целью смены режима страны-жертвы или радикального изменения ее политики при массированной материальной и информационной поддержке.

Сторонники этого подхода подчеркивают, что нынешний арсенал «гибридной войны» отнюдь не является новеллой в геополитике и речь идет, скорее, о «хорошо забытом старом». Ведь все виды операций, включенные редакторами «Military Balance 2015» в определение «гибридной войны», за исключением электронных и кибернетических, уже сотни лет используются в войнах на нашей планете. И сегодня, как свидетельствуют американские эксперты, которых недавно цитировал министр иностранных дел России С.В.Лавров, спецслужбы США и ряда стран НАТО занимаются подрывной деятельностью в 120 странах⁵. При этом Запад, провоцируя международные конфликты и дирижируя их развитием, лишь имитирует попытки их постконфликтного урегулирования и делает это в основном на словах. Мы это видели на примере конфликтов в Афганистане, Ираке, Ливии и Сирии, а теперь видим на примере невыполнения соглашения «Минск-2».

В свете вышеизложенного военные специалисты, считающие «гибридную войну» комплексом подрывных операций, делают вывод, что употребление термина носит скорее пропагандистский, чем классификационный характер, поскольку любые попытки сформулировать определение «гибридной войны» ведут к тому, что смысл его новизны теряется. Введение в оборот термина «гибридная война» применительно к событиям на Украине отражает стремление преувеличить значение внешних факторов в конфликте с помощью политически ангажированной фразеологии и принизить значение внутренних факторов, якобы попросту используемых внешними силами. Это стремление нельзя не заметить в отношении Запада к украинскому конфликту в целом, чем и объясняется настойчивое продвижение тезиса о некоей «новаторской гибридной войне» России против Украины⁶.

«Гибридная война» и международное право

Теперь рассмотрим «гибридную войну» в свете международного права. «Войной» в традиционном смысле этого слова называются масштабные боевые действия между вооруженными силами государств. Но нынешняя вспышка интереса СМИ к «гибридной войне» спровоцирована тем, что рассуждения лидеров и прессы стран НАТО и ЕС о развязывании Россией такого рода «войны» на Украине являются составной частью информационной кампании, начатой ими против России с целью прочно связать образ России с фактом начала не только «гибридной», но и реальной гражданской войны на Украине.

Для Запада с самого начала как бы все было ясно с этой войной — Россия, мол, «аннексировала Крым», «сбила» малайзийский лайнер и то ли совершила «агрессию», то ли ведет эту самую «гибридную войну» в Донбассе (здесь они немного путаются). Доказательствами и серьезными правовыми аргументами никто на Западе себя особенно не утруждает, поэтому тем более был бы полезен международно-правовой анализ событий на Украине и вокруг нее с ноября 2013 года. Этот анализ должен, как минимум, включать ответ на вопрос, в какой степени к событиям на Украине применимы нормы международного права, касающиеся 1) принципов территориальной целостности государств и равноправия и самоопределения народов и 2) незаконного использования силы государствами в международных отношениях.

Что касается принципов территориальной целостности государств и равноправия и самоопределения народов (включая их отделение), а также соотношения этих принципов между собой, то этот вопрос уже подробно разбирался правовым сообществом мира на рубеже XX-XXI веков после агрессии стран НАТО против Югославии и отделения Косова. Кстати, недавно «теневой» бюллетень ЦРУ «Stratfor» аккуратно поправил лидеров Запада, отметив, что именно действия стран НАТО и Евросоюза явились первым нарушением миропорядка, установленного по окончании холодной войны, а не действия России на Украине в 2014-15 годах⁷, как безостановочно твердят лидеры США, НАТО и ряда стран ЕС, включая обычно более рассудительную А.Меркель.

После обсуждения этой проблемы на ряде международных конференций юристы мира пришли тогда к достаточно близкой точке зрения для всех школ международного права. Она основана на солидной правовой базе — общепризнанный характер этих принципов констатируется, в частности, в ст. 1 и 2 Устава ООН, но более подробно их содержание и соотношение между собой раскрывается в ряде других международных документов, ставших частью обычного права⁸.

Сделанный тогда вывод гласил, что нормы международного права, касающиеся принципа самоопределения народов, не поощряют их отделение от материнского государства, они отдают приоритет так называемому «внутреннему самоопределению», предполагающему законодательное закрепление прав народов в рамках существующего государства, в том числе путем создания конфедерации, федерации, автономии или других форм самоуправления. Кроме того, доктрина международного права как на Западе, так и в России признает, что если законодательство материнского государства не предусматривает возможности отделения, то в нормальных условиях вопрос о проведении плебисцита по этому вопросу следует согласовать с правительством этого государства. Однако одновременно этот вывод гласил, что в одном случае международное право признает легитимным отделение народа от материнского государства с созданием нового государства или с вхождением в состав другого государства — это в том случае, если материнское государство не соблюдает в своих действиях принцип равноправия и самоопределения народов, а правительство не представляет весь народ, проживающий на данной территории, и не обеспечивает народу право свободно выбирать пути своего экономического, социального и культурного развития⁹.

Но именно такое положение и сложилось на Украине начиная со второй половины февраля 2014 года. Ведь обстановка на Украине была очень далека от нормальной: правительство в Киеве пришло к власти в результате насильственного переворота с помощью заранее подготовленных за рубежом отрядов неонацистских боевиков, и в первый же день, даже имея пустую казну, по чисто идеологическим причинам (чтобы не сказать в силу своей зоологической русофобии) оно начало свою работу с ограничения прав русскоязычного населения Украины и направления в Крым и Юго-Восточную Украину так называемых «поездов дружбы» с боевиками для усмирения тех, кто протестовал против переворота в Киеве. Таким образом, киевское правительство не могло быть ни легитимным, ни иметь кредит доверия в глазах подавляющего большинства населения Крыма и большой части населения Юго-Востока Украины.

В этой обстановке, с началом стрельбы на Майдане 18 февраля 2014 года, население Крыма и Юго-Востока Украины сразу поняло, к чему ведут дело руководители Майдана, и начало создавать отряды самообороны, а власти Автономной республики Крым (АРК) обратились к Президенту В.Путину с просьбой о защите населения Крыма против поползновений новых лидеров Украины создать на территории АРК ту же обстановку беззакония и хаоса, которая и сегодня царит в Киеве и на Западе Украины. Президент Украины В.Янукович в письме в российский Совет Федерации подчеркнул, что он осуждает попытки захвативших власть в Киеве насильственно установить свои порядки в Крыму и поддерживает обращение властей АРК.

Не надо забывать, что на тот период Президент В.Янукович и власти АРК и крупных городов Юго-Восточной Украины (Харькова, Донецка, Луганска, Мариуполя, Одессы, Херсона и др.), законно избранные в 2010 году, были единственно легитимными властями на Украине в отличие от нового правительства в Киеве, назначенного Майданом, и Верховной Рады, работавших под контролем экстремистских группировок и в условиях гонений на парламентариев от Партии регионов и Коммунистической партии Украины.

11 марта 2014 года Верховный Совет АРК принял Декларацию о независимости Крыма, но решающее значение имел состоявшийся 16 марта 2014 года в Крыму референдум, который был проведен под контролем международных наблюдателей и в присутствии в Крыму около 500 иностранных корреспондентов. Как известно, в референдуме участвовали более 82% избирателей Крыма и он показал, что более 96% из них высказались за присоединение Крыма к России. 11 мая 2014 года аналогичный референдум прошел в Донецкой и Луганской областях. В первом случае 89,07% избирателей (при явке в 74,87% избирателей) и во втором — 90,53% (при явке в 81%) поддержали создание соответственно Донецкой и Луганской Народных Республик. В условиях раскола и двоевластия на Украине и нелегитимного характера центральных органов власти в Киеве, получивших эту власть в результате антиконституционного государственного переворота с применением оружия, референдумы в Крыму и на Востоке Украины являлись наиболее демократическим путем решения государственно важных вопросов.

С учетом вышеприведенных выводов юристов-международников стран мира на рубеже ХХ-ХХI веков никак нельзя согласиться с мнением некоторых российских либералов о том, что «международное право не признает Крым российским»¹⁰ — как было сказано выше, международное право признает легитимность отделения от материнского государства в порядке самоопределения в случае, когда это материнское государство не обеспечивает народу свободный выбор пути своего экономического, социального и культурного развития. Беда в том, что Запад признает это право только для Косова, но не для Крыма.

Лидеры и юристы Запада, бросая упреки руководителям Крыма, Донецка и Луганска в «торопливом» проведении референдума без согласования с Киевом, вообще как бы «не заметили» антиконституционного, насильственного характера смены власти в Киеве вопреки соглашению с Президентом В.Януковичем о мирном разрешении кризиса, подписанному Киевом, ФРГ, Францией и ЕС 21 февраля и разорванному Киевом уже на следующий день. «Не заметили» они и нелегитимного характера созданного Майданом правительства, они игнорировали также тот факт, что «активисты» «Правого сектора» еще до решения о референдумах в Крыму и юго-восточных районах Украины начали устраивать провокации, в том числе с применением огнестрельного оружия и самодельных бомб, и пытались прислать к ним «поезда дружбы» со своими вооруженными «активистами», так что у крымчан были все основания не медлить с референдумом.

То же относится и к населению Донецка и Луганска, которое прекрасно видело, что вытворяют киевские экстремисты в Одессе, Харькове и других городах Юго-Восточной Украины с противниками антиконституционного переворота. По просьбе легитимных властей АРК российские военнослужащие в Крыму без единого выстрела убедили военнослужащих украинских гарнизонов в Крыму, большинство которых родились здесь же и хорошо знали и разделяли настроения крымчан, оставаться в казармах и не мешать проведению референдума. Поэтому, несмотря на всю нынешнюю демагогию Киева и Запада, юридической основы для постоянно раздающихся оттуда обвинений России в «аннексии» или «агрессии» против Украины просто нет. Это были вынуждены признать и некоторые юристы Запада, в частности профессор международного права Кембриджского университета Марк Веллер¹¹.

Новое правительство в Киеве и его спонсоры, которые раздавали печенье на Майдане и оказывали беспрецедентное давление на В.Януковича, сочли эти референдумы «нелегитимными», а в Киеве сразу же выдали ордера на арест руководителей Верховного Совета и правительства Крыма. Что же касается провозглашенных демонстрантами новых лидеров Донецка, Луганска, Харькова, Одессы и ряда других городов Восточной и Южной Украины, выступивших единым фронтом с Крымом, то ряд из них были сразу же арестованы киевскими властями, хотя их легитимность была ничуть не меньше, чем статус киевских руководителей, поставленных Майданом.

Таким образом, можно сделать вывод, что существующие нормы международного права о равноправии и самоопределении народов вплоть до отделения вполне применимы к нынешней ситуации как в Крыму, так и в Донецкой и Луганской Народных Республиках. Следовательно, выраженное большинством населения этих бывших областей Украины желание обрести независимость и самим устроить свою дальнейшую судьбу опирается на международное право и является полностью легитимным.

Теперь о том, в какой степени существующие нормы международного права об использовании силы государствами в международных отношениях применимы к «гибридной войне». До сих пор международное право в вопросах борьбы с незаконным применением государствами силы и с агрессией как наиболее серьезной и опасной его формой, базируясь в основном на опыте Второй мировой войны, считало главным ее признаком «применение вооруженной силы государством первым в нарушение Устава [ООН]». И по сей день в основном из этого критерия исходит ст. 2 определения агрессии, принятого 14 декабря 1974 года резолюцией 2734 (XXV) Генеральной Ассамблеи ООН. Именно эта резолюция, наряду с Уставом ООН, 70-летие создания которой мы отмечаем в этом году, дает ответ на вопрос, в каких случаях применение силы или ее угроза является незаконной.

Но если сегодня правительство Украины вопреки международному праву ведет войну против существенной части собственного населения, а действиями этого правительства и армии по существу руководит правительство США, причем без боевого использования своих вооруженных сил в этой войне, то этот главный критерий трудно применим к действиям США. Да и нет сегодня общего понимания по многим элементам западного определения «гибридной войны», в том числе, например, какой из методов ее ведения можно, по его последствиям, приравнять к применению силы, если сама вооруженная сила не применяется? Когда на Брюссельском форуме в марте 2015 года председатель Комитета СФ по международным делам К.И.Косачев задал вопрос генсекретарю НАТО Й.Столтенбергу, будет ли НАТО бомбить какое-либо государство в ответ на кибератаку с его территории, тот ушел от ответа, так как в НАТО, как признают на Западе, тоже нет общего понимания, как найти «пропорциональный» ответ на кибератаку в качестве одного из элементов «гибридной войны»¹².

На Западе постоянно звучат обвинения в «агрессии» России против Украины, но термин «война», не говоря уже об «агрессии», вообще неприменим к действиям России в отношении этой страны хотя бы в силу отсутствия регулярных частей Российской армии на украинской территории, которые вели бы боевые действия против Вооруженных сил Украины, о чем и говорит вышеупомянутый кембриджский профессор международного права М.Веллер.

В Крыму не прозвучало ни единого выстрела и вопрос о воссоединении с Россией был решен подавляющим большинством голосов на референдуме. Так же был решен вопрос о власти в Донецке и Луганске, где, кстати, главная забота России состоит сегодня скорее в сдерживании освободительного порыва местного населения, чем в подталкивании его к войне. Из международного права к нынешней ситуации на Украине скорее применима концепция «Ответственность по защите», поскольку Киев нарушил запреты на геноцид, военные преступления, этнические чистки и преступления против человечества, которые была призвана остановить эта концепция. И, кстати, эта концепция уже де-факто применяется так называемым «нормандским квартетом».

Тем не менее положения резолюции ГА ООН об определении агрессии дают ряд ориентиров, помогающих разобраться в вопросе об ответственности за действия государств, подпадающих под западное определение пресловутой «гибридной войны», и одновременно указывающих направление, в котором надо дорабатывать правовые формулировки, чтобы четко запретить этот вид действий. В частности, полностью применима вышеупомянутая ст. 2 об ответственности государства, начавшего ее первым. Вполне применим также принцип, заложенный в ст. 3-g и осуждающий «засылку государством или от имени государства вооруженных банд, групп и регулярных сил или наемников», особенно, как это было в случае с Польшей и Литвой, если эти государства вели подготовку таких групп для осуществления провокаций с целью смены режима. Наконец, — и это очень важно — вполне применим также принцип, заложенный в ст. 7, о том, что ничто в этой резолюции «не может каким-либо образом наносить ущерба вытекающему из Устава праву на самоопределение, свободу и независимость народов».

Но сейчас стало ясно, что есть необходимость дополнить положения этой резолюции или принять новый правовой документ, введя в него прежде всего запрет на подготовку и поддержку извне антиконституционных государственных переворотов и насильственную смену правящего режима в других странах.

В свете истории подготовки переворота на Украине с помощью спецслужб США, Польши и Литвы сейчас, на мой взгляд, стала также очевидной необходимость разработать положение о незаконности обучения государствами на своей или чужой территории боевиков и инструкторов из числа своих или чужих граждан тактике борьбы со спецназом и захвата правительственных учреждений в другой стране с целью государственного переворота и смены ее режима. Назрела также нужда сформулировать положения, которые помогали бы определять, в каких случаях массированное применение каким-либо государством дезинформации и зомбирования населения другой страны, кибератак и других методов ведения пресловутой «гибридной войны» против нее может быть приравнено к незаконному использованию силы с неприемлемым ущербом.

Как было заявлено Коллегией МИД России 18 мая 2015 года, Россия считает неотложной «выработку универсальных правил ответственного поведения государств в информационном пространстве, которые препятствовали бы попыткам совершения актов агрессии, закрепляли бы принципы уважения государственного суверенитета, невмешательства во внутренние дела других государств, основных прав и свобод человека»¹³. Россия, заявил С.В.Лавров в Совете Федерации 20 мая 2015 года, внесла в ООН предложение о принятии декларации, которая не просто подтвердила бы положение Устава ООН о недопустимости вмешательства во внутренние дела и неуважения суверенитета государств, но и подчеркнула бы неприемлемость государственных переворотов как метода смены власти — этот принцип, кстати, уже стал региональной нормой международного права в Африке и Латинской Америке¹⁴. Но пока что Запад ответил новой попыткой переворота — на этот раз в Македонии¹⁵.

Так кто же начал и продолжает и сегодня вести «гибридную войну» на Украине под боком у России?

Исходной точкой украинского кризиса лидеры Запада упорно называют «аннексию Крыма» Россией и ее «агрессию» в Донбассе. Но на самом деле события в Крыму и Донбассе являются лишь следствием «гибридной войны» (то есть целого комплекса подрывных операций), развязанной именно Западом против правительства В.Януковича на Украине — и косвенно против России, — еще начиная с 2012 года, которую они продолжают и поныне.

Основные этапы реализации этого колоссального по масштабу комплекса подрывных операций Запада и новой власти в Киеве против режима В.Януковича, населения Юго-Восточной Украины и против России, которые на Западе, собственно, и называют «гибридной войной», следующие:

1) Создание начиная с 2012 года рядом стран НАТО, и в первую очередь США при содействии Польши и стран Прибалтики, на территории Польши, Литвы и Западной Украины лагерей для подготовки активистов украинской оппозиции в качестве инструкторов по тактике уличных боев с целью захвата власти.

2) Игнорирование Западом нарушения новой властью в Киеве соглашения от 21 февраля 2014 года о мирном урегулировании политического кризиса на Украине, подписанного Украиной, ФРГ, Францией и ЕС, и переворота 22 февраля, которому предшествовала провокация с применением оружия на Майдане 18 февраля с участием иностранных снайперов.

3) Поощрение Западом применения регулярной армии Украины против своего же населения на юго-востоке страны с мая-июня 2014 года.

4) Проведение Западом скоординированной через НАТО и ЕС информационной войны как против населения Крыма и Юго-Востока Украины, так и, по существу, против России, обеспечившей безопасность в Крыму для проведения референдума и поддержавшей протесты русскоязычного населения Юго-Востока Украины против антироссийского курса новых лидеров Киева. Выступая на Брюссельском форуме в марте 2015 года, главнокомандующий силами стран НАТО генерал Ф.Бридлав (США) призвал членов НАТО «дать ответ Москве, задействовав все правительственные ведомства, включая операции в области информации и другие возможности, обычно используемые спецслужбами и МИД, а не военными союзами»¹⁶.

Генеральный секретарь НАТО Й.Столтенберг стал по любому поводу и без повода выступать с постоянными обвинениями России в «агрессии» и «аннексии» Крыма без каких-либо доказательств и пытался возложить вину за нарушения соглашения «Минск-2» на Россию, совершенно игнорируя нарушения его Киевом¹⁷. Еще более резкий тон взяла фактический лидер ЕС, канцлер ФРГ А.Меркель, которая осудила на пресс-конференции в Москве 10 мая 2015 года, после возложения венка к Могиле Неизвестного солдата, «преступную и незаконную аннексию» Крыма Россией¹⁸. Но абсолютный рекорд в раздувании антироссийской истерии по поводу так называемой «российской угрозы» принадлежит лидерам Польши и Прибалтики, напугавшим даже Столтенберга, который счел необходимым выступить с призывом к ним не переусердствовать с излишней драматизацией этой «угрозы»¹⁹.

5) Провокация с малайзийским самолетом 17 июля 2014 года в небе над территорией Украины, подконтрольной Киеву, почти с 300 пассажирами, который вряд ли был случайно сбит как раз в то время, когда нужно было переубедить целый ряд стран ЕС, выступивших против требований США о введении санкций против России, а также последующее беспардонное затягивание обнародования результатов расследования этой катастрофы Нидерландами.

Комментируя дальнейшее развитие событий, постоянный представитель Российской Федерации при ООН В.И.Чуркин заявил в интервью для СМИ 10 июля 2015 года, что, хотя по настоянию России в резолюции 2166 СБ ООН, принятой в связи с этой катастрофой, подчеркивается необходимость проведения «полного, тщательного и независимого международного расследования» при решающей роли Международной организации гражданской авиации (ИКАО), на практике же «заинтересованные стороны» уклонились от выполнения этого ключевого положения и «техническое» расследование взяли на себя Нидерланды.

Российские эксперты были фактически отстранены от участия в расследовании, их «лишь время от времени информировали о ходе дела», «а уголовное расследование вообще было строго засекречено между заинтересованными странами». Но, уклонившись от международного характера расследования, теперь некоторые страны ставят вопрос о международном трибунале. «Где же здесь логика?» — задает резонный вопрос В.И.Чуркин в заключение²⁰. И действительно, скорее, возникает подозрение, что вместо объективного расследования на Западе готовится очередное антироссийское «шоу».

6) Непрерывные бездоказательные обвинения Запада против России в том, что в Донецке и Луганске якобы воюют регулярные части армии России (назывались цифры от 9 до 40 тыс. человек), что там размещаются российские командные центры и центры ПВО и управления²¹. Но российское руководство неоднократно опровергало эти сообщения и просило США опубликовать в доказательство снимки своих военных спутников, несколько из которых практически постоянно фотографируют все происходящее на Юго-Западе Украины, однако никаких доказательств мифов о российской «агрессии» и переброске регулярных войск ни США, ни Киев так и не смогли предъявить. Этот миф опровергали также представители военной разведки Франции и ФРГ. Но ополченцы и Москва не отрицают, что на стороне ополченцев воюют 3-4 тыс. добровольцев из России.

В вопросе о российских добровольцах Запад совершенно не учитывает тот факт, что Россия и Украина с 1654 года, за исключением последних 24 лет, то есть на протяжении более 360 лет, были единым государством, что последняя перепись населения СССР в 1980-х годах показала, что из 286 млн. человек более 70 миллионов (т.е. каждый четвертый) происходил из семей с родителями различных национальностей, причем львиная доля из них — из семей с родителями русской и украинской национальностей как наиболее близких в цивилизационном отношении. До сих пор сохраняются миллионы родственных связей между народами обеих стран, что объясняет в том числе и поток добровольцев из России на Юго-Восток Украины, и гуманитарную помощь России населению этих районов.

В то же время ополченцы неоднократно сообщали об участии в боях на стороне Киева наемников из стран НАТО, особенно Польши, Канады, Литвы, Латвии и Эстонии, а также батальона «Крым», составленного из крымских татар²², а 27 июня 2015 года Президент П.Порошенко подписал закон о допуске на территорию Украины иностранных вооруженных сил для проведения «международной операции по поддержанию мира и безопасности на основании решения ООН или ЕС»²³.

7) Отталкиваясь от мифа о российских войсках на Украине, Пентагон ведет «гибридную войну» и против России, поддерживая русофобские настроения ближайших соседей России, запугивая более умеренно настроенные страны Европы «агрессией России» и под этим предлогом приближая военный потенциал США и европейских стран НАТО вплотную к границам России, а также добиваясь продолжения санкций против России.

Очевидно, что если Запад и Киев будут продолжать свою нынешнюю политику, то и начатая ими «гибридная война» против населения Юго-Востока Украины и против России будет продолжаться неопределенное время. Но ведь на каком-то этапе терпение населения Юго-Восточной Украины может и кончиться, и тогда украинский кризис может завершиться совсем не по киевскому сценарию. По крайней мере, очень хотелось бы на это надеяться.

 

 

 ¹Saunders Paul J. Why America Can’t Stop Russia’s Hybrid War? // The National Interest. USA. 23.06.2015 // http:// inosmi.ru/sngbaltia/20150623/228735020-print.html

 ²Friedman George. Coming to Terms With the American Empire // Stratfor. 18.04.2015 // http://www.stratfor.com/ weekly/coming-terms-american-empire?utm_…

 ³См.: Стратегия национальной безопасности США. Белый дом. Вашингтон. 15.02.2015 // http://politinform.su/ pervaya-polosa/print:page,1,18245-strategiya-naci…

 ⁴The Military Balance 2015. By the International Institute for Strategic Studies. P. 5-6 // http://dx.doi.org/10.1080/ 04597222.2015.996334

 ⁵См. выступление С.В.Лаврова в Совете Федерации Федерального Собрания Российской Федерации 20 мая 2015 г. (текст выступления опубликован на официальном сайте МИД России).

 ⁶Пухов Р. Миф о «гибридной войне» // Независимое военное обозрение. 29.05.-04.06. 2015. №19. С. 1, 3.

 ⁷Friedman George. What Borders Mean to Europe // Stratfor. 23.06.2015 // https://www.stratfor.com/weekly/ what-borders-mean-europe?utm_sour…

 ⁸См.: Декларация о предоставлении независимости колониальным странам и народам 1960 г., Декларация о принципах международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами в соответствии с Уставом ООН 1970 г., Венская декларация и Программа действий 1993 г. и др.

 ⁹Более подробно об итогах обсуждения этой проблемы см.: Secession and International Law. Conflict Avoidance, Regional Appraisals / Edited by Julie Dahlitz. United Nations, New York and Geneva, 2003. ISBN 90-6704-142-4.

¹⁰Горбачев А., Гармоненко Д. Проблемы «оккупированного Крыма» могут быть невыдуманными // Независимая газета. 24.06.2015. С. 1, 3.

¹¹Веллер Марк. События в Крыму: что говорит международное право. 09.03.2014 // http^//www.bbc.co.uk/Russian/international/2014/03/140309_crimea_int…

¹²Ignatius David. NATO’s new perils // The Washington Post. 24.03.2015 // http://www.washingtonpost/com/opinions/ natos-new perils/2015/03/24…

¹³Сообщение для СМИ «О заседании Коллегии МИД России» 18 мая 2015 г. // http://www.mid.ru/brp_4. nsfnewsline/0AE89E85B76864743257E49…

¹⁴См. выступление С.В.Лаврова в Совете Федерации Федерального Собрания Российской Федерации 20 мая 2015 г. (текст выступления опубликован на официальном сайте МИД России).

¹⁵Подробнее о событиях в Македонии см.: Пасков Пламен. «Цветные революции» — новые колониальные войны // http://www.pravda.ru/world/europe/Balkans/05-06-2015/1262386-pasko…

¹⁶Ignatius David. NATO’s new perils // The Washington Post. 24.03.2015 // http://www.washingtonpost/com/opinions/ natos-new perils/2015/03/24….

¹⁷Remarks by NATO Secretary General Jens Stoltenberg before the European Parliament’s Foreign Affairs Committee and Subcommittee on Security and Defence // http://www.nato.int/cps/en/natohq/opinions_118576.htm; Сlosing press conference by NATO Secretary General Jens Stoltenberg following the meetings of NATO Foreign Ministers in Antalya, Turkey, on 14 May 2015 // http://www.nato.int/cps/en/natohq/opinions_119432.htm; ПаниевЮ. НАТО посылает тревожные сигналы Москве // Независимая газета. 2015. 14 мая.

¹⁸См. сайт ВВС и «New York Times» от 10 мая 2015 г.

¹⁹Филипёнок А. Генсек НАТО предложил не преувеличивать угрозу со стороны России // РБК, политика. 04.07.2015 // http://top.rbc.ru/politics/04/07/2015/559790519a794724daedcdd7

²⁰Интервью постоянного представителя Российской Федерации при ООН В.И.Чуркина информационным агентствам ТАСС и «РИА Новости». 10.07.2015 // http://www.russiaun.ru/ru/news/intrv_tsra

²¹By Editorial Board. No time for passivity in Ukraine // The Washington Post. 09.04.2015 // http://www. washingtonpost.com/opinions/no-time-for-passivity-in-ukraine…

²²ДНР: На стороне ВСУ воюют польские наемники и батальон из крымских татар // http://www.regnum.ru/ news/polit/1914968.html?forprint. 14.04.2015.

²³Порошенко подписал закон о вводе иностранных войск на Украину // http://www.ntv.ru/novosti/1431457

interaffairs.ru

Гибридная война против России. военный политолог Александр Перенджиев

Эксперт Ассоциации независимых военных политологов Александр Перенджиев считает, что против России уже развернута гибридная война.

Россия меняет правила войны

В ее русле Запад ввел антироссийские санкции и ведет массированную  пропаганду. По его воле Киев целенаправленно накаляет обстановку,  что проявилось также и в принятии закона о военном положении на Украине, а также в разрыве договоренностей о транзите наших войск в Приднестровье, заявлениях Яценюка о готовности отвоевать Крым. 

По  словам Перенджиева, антироссийская истерия на Украине в дальнейшем будет только усиливаться. 

Правда .Ру напоминает, что термин «гибридная война» (англ. hybrid warfare) был предложен в конце XX века в США для описания военной стратегии, объединяющей в себе обычную войну, малую войну и кибервойну. 

Между тем, противоборство на равных не устраивает американских военных, они стремятся к превосходству. Об этом заявил командующий сухопутными войсками США в Европе генерал-лейтенант Фредерик Бен Ходже. Поводом для такого высказывания послужил вопрос о модернизации российской армии и сокращении военных бюджетов стран ЕС. 

В интервью The Telegraph он сказал: «Мы не заинтересованы в честной борьбе с кем-либо. Мы хотим иметь превосходство во всех системах. Я не думаю, что мы отстали, но Россия сократила разрыв в определенных военных возможностях. Мы не хотим, чтобы она преодолела этот разрыв».  

Бен Ходжес не без огорчения отметил, что «недавнее участие российских войск в боевых действиях на востоке Украины показало», что Россия добилась больших успехов, особенно в радиоэлектронной борьбе. 

Читайте также:

Джо Байден обвинил Россию в финансировании оппозиции на Западе

Нас душит гордиев узел Беловежских соглашений

Москва и Вашингтон установили «горячую линию» для для форс-мажорных ситуаций

Генерал-лейтенант США: Мы не заинтересованы в честной борьбе

Центр пропаганды НАТО против России и отряд милитаризации соцсетей начинают работать в Риге

Читайте последние новости на сегодня

www.pravda.ru

интерпретации и реальность / Концепции / Независимая газета

Российским специалистам следует более внимательно изучить основные направления новой революции в военном деле

Украинская армия готовится вести гибридную войну с Россией. Фото Reuters

В течение последних лет тема гибридной войны активно обсуждается в СМИ и на различных научных форумах. Специалисты дают разные, нередко взаимоисключающие определения этого феномена, который до сих пор так и не приобрел терминологической устойчивости и ясности.

Подобная разноголосица обусловлена, например, тем, что, по мнению некоторых российских политологов, «не существует научных критериев, которые позволили бы идентифицировать войну как гибридную или утверждать, что речь идет о революции в военном деле». А раз так, то и заниматься этой проблемой, мол, незачем. Однако практика показывает, что термины «гибридные войны» (как и «цветные революции») описывают объективные, реально существующие явления, которые оказывают заметное влияние на национальную и международную безопасность. Причем качественный эволюционный скачок этих двух феноменов пришелся на начало XXI века.

ДЕТЕРМИНАНТЫ РЕВОЛЮЦИИ В ВОЕННОМ ДЕЛЕ

Известно, что революция в военном деле связана с коренными изменениями, происходящими под влиянием научно-технического прогресса в развитии средств вооруженной борьбы, в строительстве и подготовке ВС, способах ведения войны и военных действий. 

Современная революция в военном деле началась после Второй мировой войны в связи с оснащением ВС ядерным оружием, радиоэлектронной техникой, автоматизированными системами управления и другими новыми средствами. Таким образом, детерминантами революции выступали технологические изменения.

Гибридная война ничего подобного с собой не принесла. Неоднократно отмечалось, что она не требует разработки новых систем оружия и использует то, что есть. Скорее всего она представляет собой модель, базирующуюся на более медленной эволюции, в которой технологический прогресс играет меньшую роль в сравнении с организационными, информационно-технологическими, управленческими, логистическими и некоторыми другими общими нематериальными изменениями. Таким образом, если революция в военном деле и происходит, то без резких изменений в методах и организации противостояния, которое включает невоенные и военные средства. По-видимому, современная наука только «нащупывает» критерии этого феномена, однако значимость и необходимость этой работы нельзя переоценить. Так что отсутствие революционных сдвигов еще не причина для отказа от изучения этого явления.

Более того, один из родоначальников термина «гибридная война» американский военный эксперт Ф. Хоффман утверждает, что XXI век становится веком гибридных войн, в которых противник «мгновенно и слаженно использует сложную комбинацию разрешенного оружия, партизанскую войну, терроризм и преступное поведение на поле боя, чтобы добиться политических целей». От столь масштабных и смелых прогнозов не далеко и до утверждения об очередной революции в военном деле, связанной с развитием гибридных технологий.

Пока же в результате существующей неопределенности термин «гибридная война» широко используется в научных дискуссиях, однако в открытых российских официальных документах и в выступлениях политиков и военных практически не встречается. Расплывчатость этого термина отмечают некоторые российские политологи: термин «гибридная война» «не является операциональным понятием. Это образная характеристика войны, она не содержит четких, однозначных показателей, раскрывающих ее конкретику». Далее следует вывод о том, что в военно-профессиональном дискурсе на сегодня этот термин контрпродуктивен, а «сосредоточение внимания и усилий на подготовке к гибридной войне чревато забвением инвариантных основ и принципов военной стратегии и тактики и, следовательно, не полной, односторонней подготовкой страны и армии к возможной войне».

Это верно при том понимании, что нельзя готовить страну и ВС только к гибридной войне. Именно поэтому Военная доктрина, Стратегия национальной безопасности и другие доктринальные документы России должны носить комплексный характер и учитывать всю гамму возможных конфликтов от цветной революции – гибридной войны – масштабной конвенциональной войны и вплоть до всеобщей ядерной войны.

Однако не все согласны с идеей отказа от изучения проблем, связанных с гибридизацией современных конфликтов. Так, политолог Павел Цыганков со своей стороны отмечает, что «преобладающей стала точка зрения, авторы которой считают, что гибридные войны – это совершенно новое явление», они «становятся реальностью, которую трудно отрицать и которая актуализирует потребность изучения их сути и возможностей противодействия им в отстаивании национальных интересов Российской Федерации».

Подобная разноголосица среди отечественных военных специалистов является одной из причин, по которой понятие «гибридная война» не встречается в документах стратегического планирования России. Вместе с тем наши противники под прикрытием изощренных стратегий информационной войны, с одной стороны, уже сейчас используют сам термин для надуманных обвинений России в коварстве, жестокости и использовании грязных технологий на Украине, а с другой стороны, сами планируют и осуществляют комплексные «гибридные» подрывные мероприятия против нашей страны и ее союзников по ОДКБ на Украине, на Кавказе и в Средней Азии.

В условиях использования против России широкого спектра подрывных гибридных технологий вполне реальной является перспектива превращения современной гибридной войны в особый вид конфликта, который кардинально отличается от классических и рискует трансформироваться в перманентное, крайне жестокое и нарушающее все нормы международного права разрушительное противостояние.

ЗЫБКАЯ ГРАНИЦА МЕЖДУ СОВРЕМЕННЫМИ КОНФЛИКТАМИ

В противостоянии с Россией США и НАТО делают ставку на использование базовых стратегий любого вида войн – стратегий сокрушения и измора, о которых говорил выдающийся русский военный теоретик Александр Свечин. Он отмечал, что «понятия о сокрушении и изморе распространяются не только на стратегию, но и на политику, и на экономику, и на бокс, на любое проявление борьбы и должны быть объяснены самой динамикой последней».

В этом контексте стратегии сокрушения и измора реализуются или могут быть реализованы в ходе полного спектра конфликтов современности, которые связаны между собой и образуют своеобразный многокомпонентный разрушительный тандем. Составные части тандема: цветная революция – гибридная война – конвенциональная война – война с использованием всего спектра ОМУ, включая ядерное оружие.

Цветная революция представляет собой начальный этап дестабилизации обстановки и строится на стратегии сокрушения правительства государства-жертвы: цветные революции все больше обретают форму вооруженной борьбы, разрабатываются по правилам военного искусства, при этом задействуются все имеющиеся инструменты. В первую очередь – средства информационной войны и силы спецназначения. Если сменить власть в стране не удается, то создаются условия для вооруженного противостояния с целью дальнейшего «расшатывания» неугодного правительства. Отметим, что переход к масштабному использованию военной силы представляет собой важный критерий развития военно-политической ситуации от этапа цветной революции к гибридной войне.

В целом цветные революции построены преимущественно на невоенных способах достижения политических и стратегических целей, которые в ряде случаев по своей эффективности значительно превосходят средства военные. В рамках адаптивного применения силы они дополняются мероприятиями информационного противоборства, использованием протестного потенциала населения, системой обучения боевиков и пополнения их формирований из-за рубежа, скрытым снабжением их оружием, использованием сил спецопераций и частных военных компаний.

В случае если в сжатые сроки достичь цели цветной революции не удается, на определенном этапе может быть осуществлен переход к военным мерам открытого характера, что представляет собой очередную ступень эскалации и выводит конфликт на новый опасный уровень – гибридную войну.

Границы между конфликтами достаточно расплывчатые. С одной стороны, это обеспечивает непрерывность процесса «перетекания» конфликта одного вида к другому и способствует гибкой адаптации используемых политических и военных стратегий к реалиям политических ситуаций. С другой стороны, пока недостаточно разработана система критериев, позволяющих четко определять базовые характеристики отдельных видов конфликтов (прежде всего «связки» цветной революции – гибридной и конвенциональной войны) в процессе трансформации. При этом конвенциональная война по-прежнему остается наиболее опасной формой конфликта, особенно по своим масштабам. Однако более вероятны все же конфликты иного плана – со смешанными способами ведения военных действий.

Именно к такому противостоянию с Россией готовит Запад украинские вооруженные силы. С этой целью на юго-востоке Украины создаются условия для дальнейшей эскалации насилия от гибридной к полномасштабной конвенциональной войне с применением всех современных систем оружия и военной техники. Свидетельством качественных изменений является переход к тактике диверсионно-террористических действий на российской территории. Авторы такой стратегии, похоже, недооценивают угрозу перерастания провоцируемого ими локального конфликта в широкомасштабное военное столкновение в Европе с перспективой его расширения до глобальных масштабов.

ГИБРИДНАЯ ВОЙНА ПРОТИВ РОССИИ УЖЕ ИДЕТ. И ЭТО ТОЛЬКО НАЧАЛО…

Активизация подрывных действий Запада против России в начале 2000-х годов совпала с отказом нового российского руководства послушно следовать в фарватере политики США. До этого согласие правящих «элит» России на роль ведомой страны длительное время определяло внутреннюю и внешнюю стратегию государства в конце 80-х и в завершающем десятилетии прошлого века.

Сегодня в условиях наращивания угроз нужно уделять гораздо больше внимания многомерным конфликтам или гибридным войнам (дело не в названии), чем это делалось до сих пор. Причем подготовка страны и ее ВС к конфликту такого вида должна охватывать широкий спектр направлений и учитывать возможность трансформации гибридной войны в конвенциональную, а в дальнейшем и в войну с использованием ОМУ вплоть до применения ядерного оружия.

Именно в таком контексте в последние годы о феномене гибридной войны начинают всерьез говорить союзники России по ОДКБ. Так, реальную опасность гибридной войны отметил министр обороны Республики Беларусь генерал Андрей Равков на 4-й Московской конференции по международной безопасности в апреле 2015 года. Он подчеркнул, что «именно «гибридная война» интегрирует в своей сущности весь диапазон средств противоборства – от наиболее современных и технологичных («кибервойна» и информационное противоборство) до использования примитивных по своей природе террористических способов и тактических приемов в ведении вооруженной борьбы, увязанных по единому замыслу и целям и направленных на разрушение государства, подрыв его экономики, дестабилизацию внутренней социально-политической обстановки». Как представляется, в определении содержится достаточно четкий критерий, определяющий отличие гибридной войны от других видов конфликтов.

Развивая эту мысль, можно утверждать, что гибридная война многомерна, поскольку включает в свое пространство множество других подпространств (военное, информационное, экономическое, политическое, социокультурное и др.). У каждого из подпространств – своя структура, свои законы, терминология, сценарий развития. Многомерный характер гибридной войны обусловлен беспрецедентным сочетанием комплекса мер военного и невоенного воздействия на противника в реальном масштабе времени, разнообразие и различная природа которых обусловливает свойство своеобразной «размытости» границ между действиями регулярных сил и иррегулярным повстанческим/партизанским движением, действиями террористов, которые сопровождаются вспышками неизбирательного насилия и криминальными акциями. Отсутствие четких критериев гибридных действий в условиях носящего хаотический характер синтеза как их организации, так и применяемых средств существенно усложняет задачи прогнозирования и планирования подготовки к конфликтам такого вида. Ниже будет показано, что именно в подобных свойствах гибридной войны многие специалисты Запада видят уникальную возможность для использования этого понятия в военных исследованиях прошлых, настоящих и будущих конфликтов при стратегическом прогнозировании и планировании развития ВС.

В ФОКУСЕ ВОЕННЫХ ПРИГОТОВЛЕНИЙ США И НАТО

Бывший главком ВС НАТО в Европе генерал Бридлав одним из первых призвал готовиться к ведению войн нового типа. Фото с сайта www.nato.int

Пока единого мнения по вопросу о гибридной войне нет и в военных кругах США. Американские военные для описания современных многомерных операций, в которых участвуют регулярные и иррегулярные формирования, применяют информационные технологии, ведется кибервойна и используются прочие характерные для гибридной войны средства и методы, предпочитают использовать термин «операции полного спектра». В связи с этим понятие «гибридная война» практически не встречается в документах стратегического планирования ВС США.

Иной подход к проблеме будущих конфликтов в условиях сложных нетрадиционных или гибридных войн демонстрирует НАТО. С одной стороны, руководители альянса утверждают, что гибридная война сама по себе не несет ничего нового и с различными гибридными вариантами военных действий человечество встречается уже многие тысячелетия. По словам генерального секретаря альянса Й. Столтенберга, «первая известная нам гибридная война была связана с Троянским конем, таким образом, это мы уже видели».

Вместе с тем признавая, что в концепции гибридной войны мало нового, западные аналитики рассматривают ее как удобное средство для анализа прошедших, настоящих и будущих войн и выработки предметных планов.

Именно такой подход обусловил решение НАТО перейти от теоретических дискуссий по теме гибридных угроз и войн к практическому использованию концепции. На почве надуманных обвинений России в ведении гибридной войны против Украины НАТО стала первой военно-политической организацией, в которой об этом феномене заговорили на официальном уровне – на саммите в Уэльсе в 2014 году. Уже тогда Верховный главнокомандующий ОВС НАТО в Европе генерал Ф. Бридлав поднял вопрос о необходимости готовить НАТО к участию в войнах нового типа, так называемых гибридных войнах, которые включают в себя проведение широкого спектра прямых боевых действий и тайных операций, осуществляемых по единому плану вооруженными силами, партизанскими (невоенными) формированиями и включающих также действия различных гражданских компонентов.

В интересах совершенствования способности союзников противостоять новой угрозе было предложено наладить координацию между министерствами внутренних дел, привлекать силы полиции и жандармерии для пресечения нетрадиционных угроз, связанных с пропагандистскими кампаниями, кибератаками и действиями местных сепаратистов.

В дальнейшем альянс сделал проблему гибридных угроз и гибридной войны одной из центральных в своей повестке. На саммите НАТО в Варшаве в 2016 году были предприняты конкретные «шаги для обеспечения своей способности к эффективному преодолению вызовов в связи с гибридной войной, при ведении которой для достижения своих целей государственные и негосударственные субъекты применяют широкий, комплексный диапазон, сочетающий в различной конфигурации тесно взаимосвязанные обычные и нетрадиционные средства, открытые и скрытные военные, военизированные и гражданские меры. В ответ на этот вызов мы приняли стратегию и предметные планы по осуществлению, касающиеся роли НАТО в противодействии гибридной войне».

В открытом доступе текст этой стратегии не появлялся. Однако анализ достаточно обширного пласта научных исследований и документов НАТО по проблеме гибридных войн позволяет сделать некоторые предварительные заключения по подходам альянса.

В стратегии НАТО важное место отводится вопросу, как убедить правительства стран-союзниц в необходимости использовать все организационные возможности для парирования гибридных угроз и не пытаться действовать только с опорой на высокие технологии. В этом контексте подчеркивается особая роль наземных сил в гибридной войне. Одновременно считается необходимым развивать потенциал сотрудничества с невоенными акторами, оперативно выстраивать военно-гражданские отношения, предоставлять гуманитарную помощь. Таким образом, планируется использовать формат гибридной войны для своеобразной игры на повышение и понижение, применения технологий «мягкой и жесткой силы» на размытой границе между миром и войной. Такой набор средств и методов предоставляет в распоряжение государства-агрессора новые уникальные инструменты для давления на противника.

Одна из основных задач гибридной войны – удерживать уровень насилия в государстве-объекте агрессии ниже планки вмешательства существующих организаций обеспечения международной безопасности на постсоветском пространстве, таких как ООН, ОБСЕ или ОДКБ. Это, в свою очередь, требует разработки новых адаптивных концепций и организационных структур для ползучего развала и удушения государства-жертвы и собственной защиты от гибридных угроз.

ТРАНСФОРМАЦИЯ ОЦЕНОК УГРОЗ БЕЗОПАСНОСТИ НАТО

Вызовы, риски, опасности и угрозы (ВРОУ) являются ключевым, системообразующим фактором действующей стратегической концепции НАТО, а результаты анализа ВРОУ в документе «Многочисленные угрозы в будущем» представляют собой научно-практическую основу для стратегического прогнозирования и планирования военной составляющей деятельности альянса. Часть этих угроз уже перешли в категорию реальных.

По оценке аналитиков, к числу наиболее существенных относятся угрозы, связанные с изменением климата, нехваткой ресурсов и увеличением разрыва между государствами с развитой рыночной экономикой и странами, не сумевшими вписаться в процессы глобализации и инновационного развития. Трения между этими странами будут усиливаться за счет роста национализма, увеличения народонаселения в бедных регионах, что может привести к массовым и неконтролируемым миграционным потокам из этих регионов в более благополучные; угрозы, связанные с недооценкой вопросов безопасности правительствами развитых стран. Считается, что многие страны НАТО уделяют неоправданно много внимания решению внутренних проблем, в то время как пути поставок стратегического сырья находятся под угрозой или уже нарушены, активизируются действия пиратов на море, растет наркотрафик; угрозы, связанные с объединением технологически развитых стран в своеобразную глобальную сеть, на которую будет усиливаться давление со стороны менее развитых государств и авторитарных режимов в условиях повышения зависимости от доступа к жизненно важным ресурсам, усиления терроризма, экстремизма, обострения территориальных споров. И наконец, угрозы, связанные с увеличением числа государств или их союзов, использующих экономический рост и распространение технологий производства ОМУ и средств его доставки для проведения политики с позиции силы, сдерживания, обеспечения энергонезависимости и наращивания военного потенциала. В мире не будут доминировать одна или две сверхдержавы, он реально станет многополярным. Это будет происходить на фоне ослабления авторитета международных организаций, усиления националистических настроений и стремления ряда государств повысить собственный статус. Следует также отметить, что угрозы в каждой из групп носят гибридный характер, хотя этот термин в то время в документах НАТО не использовался.

В последние годы аналитики альянса уточнили географию и содержание ВРОУ, с которыми НАТО сталкивается в современных условиях. Это две группы стратегических вызовов и угроз безопасности, источники которых находятся на восточных и южных рубежах блока. Угрозы носят гибридный характер, обусловленный разными субъектами – источниками угроз, масштабами, составом и плотностью самих угроз. Приводится и определение гибридной войны, которая рассматривается как «комбинация и смесь различных средств конфликта, регулярных и иррегулярных, доминирующих на физическом и психологическом поле боя под информационным и медиаконтролем с целью уменьшения риска. Возможно развертывание тяжелого вооружения для подавления воли противника и предотвращения поддержки населением законных властей».

Объединяющим фактором для комплексов угроз считается вероятность использования на востоке и юге баллистических ракет против сил и объектов НАТО, что требует совершенствования системы ЕвроПРО. При этом, если на востоке имеет место межгосударственное противостояние, в котором альянс имеет дело с достаточно широким спектром угроз с различными характеристиками, то угрозы на юге не связаны с межгосударственными противоречиями, а спектр их заметно более узкий.

По оценке военных специалистов НАТО, для совокупности угроз на «восточном фланге» характерен изощренный, комплексный адаптивный подход к использованию силы. Умело применяется сочетание не силовых и силовых методов, включая кибервойну, информационную войну, дезинформацию, фактор неожиданности, ведение борьбы чужими руками и применение сил спецопераций. Используются политический саботаж, экономическое давление, активно ведется разведка.

От государств-членов НАТО в качестве стратегической ключевой задачи требуется своевременно вскрывать подрывные действия, направленные на дестабилизацию и раскол отдельных членов альянса и всего блока в целом. При этом решение этой задачи входит прежде всего в компетенцию национального руководства.

Угрозы на «южном фланге» НАТО принципиально отличаются от противостояния, которое развивается в межгосударственном формате на востоке. На юге стратегия НАТО нацелена на предотвращение и обеспечение защиты от угроз гражданской войны, экстремизма, терроризма, неконтролируемой миграции и распространения ОМУ. Детонаторами этих видов угроз являются недостаток продовольствия и питьевой воды, бедность, болезни, развал системы управления в ряде стран Африки. В результате, по оценке НАТО, в дуге нестабильности, которая простирается от стран Северной Африки к Центральной Азии, появилось выраженное «европейское ответвление», что требует от альянса повышения способности к незамедлительному реагированию. Важнейшими инструментами, позволяющими планировать операции с учетом специфики угроз с востока и юга, являются Силы быстрого и сверхбыстрого реагирования НАТО, предназначенные для использования по всем направлениям, откуда исходят гибридные угрозы. На южном направлении для парирования угроз предполагается дополнительно привлекать партнеров после их соответствующего оснащения и подготовки.

ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ НАТО И ЕС

Гибридная война предполагает дозированное использование арсеналов жесткой и мягкой силы. В этом контексте НАТО как военно-политическая организация осознает ограниченность собственных возможностей в сфере «мягкой силы», экономических санкций и гуманитарных операций. Для компенсации такого системного недостатка альянс активно привлекает ЕС в качестве союзника по противостоянию гибридным угрозам.

В рамках единой стратегии США, НАТО и ЕС намерены объединить усилия своих правительств, армий и разведок под эгидой США в рамках «всеобъемлющей межведомственной, межправительственной и международной стратегии» и максимально эффективно использовать методы «политического, экономического, военного и психологического давления с учетом того, что гибридная война представляет собой использование комбинации обычных, нерегулярных и асимметричных средств в сочетании с постоянными манипуляциями политическим и идеологическим конфликтом. Основополагающая роль в гибридных войнах отводится ВС, для чего НАТО и ЕС договорились в 2017–2018 годы углубить координацию планов военных учений по отработке задачи противодействия гибридным угрозам.

Совместные усилия США, НАТО и ЕС приносят ощутимые плоды. Потеряна (возможно, временно) Украина. Под угрозой позиции России в Сербии – единственном нашем союзнике на Балканах, где в парламенте нет ни одной партии, выступающей за союз с нашей страной. Слабо используются возможности «мягкого влияния» российских СМИ, общественных организаций, недостаточны военные, образовательные и культурные контакты. Выправление положения стоит недешево, но потери обойдутся дороже.

В этом контексте важным направлением противодействия наращиванию давления «мягкой силы» на Россию, ее союзников и партнеров должны стать скоординированные меры по созданию соответствующего «мягкого барьера» против проникновения подрывных технологий, направленных на развал и разобщение как российского общества, так и связей России с союзниками и партнерами. Задача состоит в объединении и координации усилий экспертного сообщества.

Неотложный характер такого шага определяется тем обстоятельством, что сегодня в НАТО активно ведется разработка стратегий так называемого переходного периода от относительно расплывчатой военно-политической ситуации, свойственной гибридной войне, к классической конвенциональной войне с применением всего спектра обычных вооружений. При этом пока остается за скобками возможность выхода событий из-под контроля из-за ошибочной оценки, случайного инцидента или преднамеренной эскалации, что может привести к неконтролируемому расширению масштабов конфликта.

ВЫВОДЫ ДЛЯ РОССИИ

Важнейшей составляющей стратегии сдерживания, одобренной на саммите НАТО в Варшаве, является гибридная война, которая ведется против России и государств-членов ОДКБ с целью их ослабления и развала. Особого размаха и изощренности сегодня достигли стратегии информационной войны, которые охватывают культурно-мировоззренческую сферу, вмешиваются в спорт, образовательные и культурные обмены, в деятельность религиозных организаций.

Гибридная война против России ведется уже давно, однако своего апогея она пока не достигла. Внутри страны в крупных городах и в регионах при поддержке пятой колонны усиленно укрепляются плацдармы для цветной революции, ведется подготовка к развертыванию масштабных действий по всем направлениям гибридной войны. Тревожные «звоночки» уже прозвучали из ряда центральных и южных регионов.

Кумулятивный эффект военных приготовлений и подрывных информационных технологий формирует реальную угрозу национальной безопасности российского государства.

Для структур обеспечения национальной безопасности важными организационными выводами из сложившейся угрожающей ситуации должно стать обеспечение адаптации доктринальных документов, личного состава ВС РФ и других силовых структур и техники к изменяющемуся спектру угроз и наращивание мероприятий по военной подготовке при определяющей роли разведки с опорой как на новые технологии, так и гуманитарные и культурные инструменты. Важно на государственном уровне обеспечить выверенный баланс потенциалов «жесткой и мягкой силы». Особое внимание следует уделять вопросам защиты русского языка и его изучению в России и за рубежом, особенно в исторически и культурно тяготеющих к России странах.

В этом контексте дискуссия в российском военно-научном сообществе по вопросам гибридной войны и противостояния гибридным угрозам безусловно необходима и уже сегодня создает основу для более обстоятельных оценок и рекомендаций. С учетом реальной опасности современных подрывных действий Запада в рамках создания государственной системы перспективных исследований и разработок в области науки и военных технологий следует предусмотреть создание специального центра с задачей углубленного изучения всего спектра конфликтов современности, включая цветные революции и гибридные войны, а также стратегии их сочетания с информационными войнами и технологиями управляемого хаоса.

nvo.ng.ru