ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА —[ Военная история ]— Лиддел Гарт Б.Г. Вторая мировая война
Глава 2.
Соотношение сил перед началом войны
В пятницу 1 сентября 1939 года германские войска вступили в Польшу. В воскресенье 3 сентября, во исполнение ранее данных Польше гарантий, правительство Англии объявило войну Германии. Шестью часами позже правительство Франции последовало примеру Англии.
Приветствуя заявление правительства об объявлении войны от имени лейбористской партии, Гринвуд подчеркнул, что «невыносимая агония неизвестности, от которой мы все страдали, прошла. Теперь мы знаем худшее». Это заявление было встречено бурными аплодисментами, так как Гринвуд выразил общее мнение парламента. Гринвуд закончил речь словами: «Да будет война быстрой и короткой, и пусть мир, который восторжествует, гордо установится навсегда на руинах дьявольского режима».
Никакой разумный анализ соотношения сил и ресурсов не давал оснований считать, что война будет «быстрой и короткой», или даже надеяться, будто Франция и Англия своими силами сумеют победить Германию, как бы долго война ни продолжалась.
Представления о военной мощи Польши были также иллюзорны. Лорд Галифакс, которому, как и премьер-министру, надлежало бы быть хорошо [36] осведомленным, полагал, что Польша в военном отношении сильнее России, и предпочитал иметь в качестве союзника именно Польшу. Об этом он и сказал американскому послу 24 марта — за несколько дней до принятия неожиданного решения предложить Польше английские гарантии. В июле генеральный инспектор вооруженных сил генерал Айронсайд побывал в частях польской армии и по возвращении представил доклад, который Черчилль назвал «самым благоприятным».
Еще большие иллюзии существовали относительно французской армии. Сам Черчилль назвал ее «наиболее высоко подготовленной и надежной мобильной силой в Европе». За несколько дней до начала войны Черчилль встретился с главнокомандующим французской армии генералом Жоржем, который познакомил его со сравнительными данными о военной мощи Франции и Германии.
Возможно, под впечатлением этой информации Черчилль присоединился к тем, кто требовал от французов скорейшего объявления войны на стороне Польши. В донесении французского посла говорилось: «Больше других возбужден Черчилль». Еще в марте Черчилль заявил о том, что он абсолютно согласен с премьер-министром «относительно гарантий Польше». Подобно многим политическим лидерам Англии, он считал эти гарантии ценным средством сохранения мира. Единственным человеком, отмечавшим непрактичность и опасность выданных Польше гарантий, был Ллойд Джордж. Газета «Таймс» назвала его предостережения «взрывом безутешного пессимизма».
Здесь следует отметить, что все эти иллюзии относительно будущего не разделялись в более трезво мыслящих военных кругах. Однако в основном в тот период преобладали настроения, перегруженные эмоциями, которые притупили чувство реальной действительности и заслоняли перспективы.
Могла ли Польша продержаться дольше? Могли ли Франция и Англия сделать больше, чем они сделали для того, чтобы ослабить давление Германии на Польшу? На первый взгляд при наличии ныне известных данных о численности вооруженных сил кажется, что ответ на оба вопроса должен быть положительным. Численность польской армии была вполне достаточной, чтобы остановить продвижение немецких войск или, в худшем случае, долгое время препятствовать их продвижению. Если иметь в виду только цифровые показатели, то не менее очевидно, что Франция вполне могла бы нанести поражение силам Германии, остававшимся на Западе. [37]
Польская армия насчитывала в своем составе 30 кадровых и 10 резервных дивизий, кроме того, имелось не менее 12 кавалерийских бригад, правда, лишь одна из них была моторизована. Мобилизационные возможности Польши в личном составе были еще более значительными, поскольку она имела около 2,5 млн. обученных, готовых к мобилизации резервистов.
Франция имела около 110 дивизий, из них не менее 65 были кадровыми.
Они включали пять кавалерийских, две механизированные и одну бронетанковую дивизию, находившуюся в процессе формирования. Остальные дивизии были пехотными. В общей сложности, обеспечив оборону Южной Франции и Северной Африки от возможного нападения Италии, французское командование могло сосредоточить против Германии 85 дивизий. Кроме того, Франция могла мобилизовать еще 5 млн. резервистов.
Англия давно обещала с началом войны послать во Францию четыре регулярные дивизии, и она действительно отправила силы, эквивалентные пяти дивизиям. Однако трудности с морским транспортом и необходимость использовать кружной путь во избежание воздушных налетов задержали прибытие первого контингента английских войск до конца сентября.
Помимо содержания небольшой, но хорошо подготовленной регулярной армии, Англия вела формирование и оснащение «территориальной полевой армии» в составе 26 дивизий. С началом войны правительство решило создать в общей сложности 55 дивизий, однако первые контингенты этих новых формирований не удалось подготовить до 1940 года.
До этого времени Англия могла оказывать помощь союзникам лишь в традиционной форме, применяя военно-морские силы в целях морской блокады. Конечно, такая форма давления на противника не позволяла добиться решительных результатов в короткий срок.
Бомбардировочная авиация Англии насчитывала немногим более 600 самолетов, то есть вдвое больше, чем у Франции, но вдвое меньше, чем у Германии. Тактико-технические характеристики самолетов, однако, не позволяли надеяться на эффективность ударов по объектам в Германии.
Германия имела 98 дивизий, в том числе 52 (включая 6 австрийских) кадровые. Из остальных 46 лишь 10 дивизий были боеготовными, но и они в большинстве своем состояли из новобранцев, находившихся на службе всего около месяца. Еще 36 дивизий были укомплектованы главным образом ветеранами Первой Мировой войны — сорокалетними солдатами, малознакомыми с современными оружием и тактикой. Кроме того, эти [38] дивизии испытывали нехватку в артиллерии и других видах вооружения.
Чтобы полностью укомплектовать и подготовить эти дивизии, потребовалось много времени — в два раза больше, чем предполагало немецкое командование, весьма обеспокоенное медленным ходом этого процесса.
В 1939 году немецкая армия по была готова к войне. Командование, полагаясь на заверения Гитлера, не ожидало войны. С предложением Гитлера быстро увеличить численность армии военное руководство согласилось неохотно, ибо предпочитало накапливать подготовленные кадры постепенно. Однако Гитлер неоднократно заверял своих генералов в том, что для подобной подготовки будет достаточно времени, поскольку он не хочет рисковать и начинать «большую войну» раньше 1944 года. Не более благополучно обстояло дело с вооружением, темп оснащения войск явно отставал от роста их численности.
И все же, когда война началась, многие объясняли головокружительные успехи Германии в начальный период подавляющим превосходством немецкой армии в численности войск и вооружении.
Потребовалось немало времени, чтобы развеять и эту иллюзию.
Таким образом, поляки и французы вместе имели примерно 130 дивизий против 98 немецких дивизий, из которых 36 были практически не обучены и не укомплектованы. По численности обученных солдат Польша и Франция обладали еще большим преимуществом перед Германией. Единственным положительным фактором для Германии при таком неблагоприятном соотношении сил было то обстоятельство, что Францию и Польшу разделяла довольно широкая полоса территории Германии. Немцы могли атаковать более слабого из двух партнеров, в то время как французы, если бы захотели помочь своему союзнику, должны были атаковать подготовленную оборону немцев.
И все-таки даже в численном отношении поляки имели вполне достаточно сил, чтобы сдержать брошенные против них 48 кадровых дивизий.
На первый взгляд может показаться, что французы обладали достаточным превосходством, чтобы разгромить немецкие силы на Западе и пробиться к Рейну. Немецкие генералы были удивлены тем, что французы этого не сделали. Вероятно, причину [39] такой оценки следует видеть в том, что большинство немецких военных руководителей все еще мыслили категориями 1918 года. Они в той же мере преувеличивали мощь французской армии, сколь и англичане.
Однако ответ на вопрос, могла ли Польша продержаться и могла ли Франция оказать ей более существенную помощь, представляется совершенно иным при более внимательном подходе, если учитывать возникшие осложнения и новые методы ведения войны, впервые примененные в 1939 году. Очевидно, что было невозможно изменить ход событий.
Касаясь в своих военных мемуарах причин падения Польши, Черчилль утверждал: «Ни во Франции, ни в Англии в достаточной мере не сознавали последствий того нового обстоятельства, что бронированные машины могут выдерживать артиллерийский обстрел и продвигаться по сотне миль в день»{4}.
Это суждение более чем справедливо, ибо его разделяли большинство высших военных и государственных деятелей обеих стран.
Однако именно в Англии раньше, чем где-либо, эти новые потенциальные возможности предвиделись и публично разъяснялись небольшой группой прогрессивных военных мыслителей.
Во втором томе своих мемуаров, говоря о падении Франции в 1940 году, Черчилль сделал весьма примечательное признание: «Не имея в течение стольких лет доступа к официальной информации, я не понимал, какой переворот в военном деле после Первой Мировой войны произвело введение масс быстро двигающихся тяжелых танков. Я был знаком с танками, но это не изменило моего внутреннего убеждения настолько, насколько должно было изменить»{5}. Это заявление исходило от человека, который играл такую большую роль во внедрении танков в годы Первой Мировой войны. Главное в этом заявлении — его откровенность. Однако Черчилль до 1929 года был министром финансов, а уже в 1927 году на полигоне Салисбери Плейн были испытаны в экспериментальном порядке первые в мире бронетанковые соединения.
Непонимание новых способов ведения войны и официальное сопротивление им оказалось во Франции еще сильнее, чем в Англии, а в Польше — сильнее, чем во Франции. Это непонимание стало основной причиной неудачи обеих армий в [40] 1939 и 1940 годах, когда Франция дотерпела катастрофическое поражение.
В Польше господствовали устаревшие военно-теоретические взгляды, устарели и польские вооруженные силы: в их составе не было бронетанковых или механизированных дивизий, войска испытывали недостаток в противотанковых и зенитных орудиях. Кроме того, польские руководители все еще глубоко верили в значение кавалерии и лелеяли жалкую надежду на возможность проведения кавалерийских атак.
Можно вполне сказать, что взгляды поляков в этом вопросе устарели на 80 лет, поскольку безуспешность кавалерийских атак была доказана еще во времена гражданской войны в США.
Однако некоторые «кавалерийски» мыслящие военные руководители не хотели считаться с уроками прошлого. Содержание крупных контингентов кавалерии всеми армиями во время Первой Мировой войны во имя так и не осуществившейся надежды использовать кавалерию в прорыве явилось самым большим фарсом в этой статичной войне.
Французская армия, напротив, обладала многими компонентами современной армии, однако французское командование не сумело создать по-настоящему современную армию из-за отставания военно-теоретических взглядов по меньшей мере на 20 лет. Вопреки распространившимся после поражения Франции утверждениям, у французов перед началом войны было больше танков, чем у немцев. Кроме того, уступая немецким машинам в скорости хода, французские танки отличались более толстой броней. Однако французское верховное командование смотрело на танки с позиций 1918 года, как на «слуг» пехоты или как на средства разведки, дополняющие кавалерию. Под влиянием этих устаревших взглядов французское командование медлило с созданием бронетанковых дивизий (немцы поступали как раз наоборот) и все еще было склонно применять танки небольшими группами.
Слабость французских, и в еще большей степени польских сухопутных сил усугублялась отсутствием авиации для прикрытия и поддержки войск в бою. Что касается поляков, то это частично объяснялось ограниченностью производственных ресурсов. У французов же не было подобного оправдания. И у тех, и у других нуждам авиации отводилось второстепенное значение по сравнению с нуждами строительства крупных армий. Причина состояла в том, что решающая роль в распределении военного бюджета принадлежала генералам, а последние, естественно, отдавали предпочтение тем видам вооруженных сил, с которыми были больше знакомы. Генералитет был далек от [41] понимания того, в какой степени эффективность действий сухопутных войск зависела теперь от соответствующего прикрытия с воздуха.
Поражение обеих армий можно в какой-то степени объяснить и фатальной самоуверенностью их руководства. Французы были самоуверенны потому, что, одержав победу в первой мировой войне, пользовались авторитетом среди партнеров как знатоки военного дела.
И во Франции, и в Польше военные руководители в вопросах, касавшихся их армий и военной техники, долгое время держали себя высокомерно. Однако, справедливости ради, следует сказать, что некоторые из молодых французских военных, таких, как полковник де Голль, проявляли острый интерес к новым идеям танковой войны, распространившимся в Англии. Высшие французские генералы почти не уделяли внимания появившимся в Англии «теориям», в то время как новое поколение немецких генералов внимательно изучало их.
И все же немецкую армию нельзя было считать действительно боеспособной, современной армией. Она не была готова к войне, большинство кадровых дивизий устарело в организационном отношении, высшее военное командование придерживалось отсталых взглядов. Правда, к началу войны в немецкой армии были созданы соединения нового типа: шесть танковых и четыре легкие (механизированные) дивизии, а также четыре моторизованные дивизии для их поддержки в бою. И хотя доля этих соединений в армии была невелика, они имели большее значение, чем все остальные.
Германское верховное командование после некоторых колебаний признало теорию «молниеносной войны» и горело желанием проверить ее на деле. Большую роль в этом сыграл генерал Гудериан и некоторые другие генералы. Их рассуждения пришлись по вкусу Гитлеру, который одобрял любую идею, сулившую скорое решение. Итак, немецкая армия добилась своих побед не потому, что обладала численным превосходством или была по-настоящему современной армией, а потому, что в своем развитии оказалась на несколько жизненно важных ступеней выше, чем ее противники.
Положение в Европе в 1939 году придавало новый оттенок, новый смысл широко известному высказыванию Клемансо: «Война — дело слишком серьезное, чтобы его доверять военным». И даже теперь это дело нельзя было доверить военным, хотя и существовала полная вера в их суждения. Способность вести войну перешла из сферы военной в сферу экономическую. Подобно тому как техника обретала все более доминирующее [42] положение над живой силой на поле боя, так и экономика в решении проблем большой стратегии отодвинула действующие армии на задний план.
Если не обеспечить бесперебойную работу промышленных предприятий, то армии будут ничем иным, как инертными массами.
Если бы имели значение только имеющиеся в наличии войска и вооружение, картина была бы еще более мрачной. Мюнхенское соглашение изменило стратегическое равновесие в Европе и на некоторое время сделало положение в высшей степени неблагоприятным для Франции и Англии. Никакое ускорение их программ вооружения не могло за короткий срок компенсировать потерю 35 хорошо вооруженных чехословацких дивизий, которые могли бы сдерживать немецкие дивизии.
Тот уровень вооружения, которого достигли к марту Англия и Франция, через некоторое время был перекрыт Германией, когда она оккупировала беспомощную Чехословакию, захватив ее военные предприятия и военное снаряжение. Только в тяжелой артиллерии Германия сразу удвоила свои ресурсы. Чтобы еще более омрачить картину, скажем, что с помощью Италии и Германии Франко свергнул республиканский режим в Испании, а это создало дополнительную угрозу границам Франции и морским коммуникациям Франции и Англии.
Со стратегической точки зрения, ничто, кроме поддержки со стороны России, не могло, в ближайшем будущем восстановить равновесие. Кроме того, наступил самый благоприятный момент для объединения усилий западных держав. Однако чаша весов в стратегии колеблется в зависимости от экономических факторов, и было сомнительно, выдержит ли немецкая экономика испытания военного времени.
Для ведения войны необходимо было около двадцати основных продуктов. Уголь — для общего производства. Нефть — для транспорта. Хлопок — для производства взрывчатых веществ. Шерсть. Железо. Резина — для транспорта. Медь — для военного снаряжения и всех видов электрооборудования. Никель — для производства стали и боеприпасов. Свинец — для боеприпасов. Глицерин — для динамита. Целлюлоза — для бездымного пороха. Ртуть — для детонаторов. Алюминий — для авиации. Платина — для химических приборов. Сурьма и марганец — для производства стали и металлургии вообще. Асбест. Слюда. Азотная кислота и сера — для производства взрывчатых веществ.
За исключением угля, Англия сама испытывала дефицит во многих продуктах, которые требовались в большом количестве. [43] Пока сохранялась возможность подвоза по морю, большинство этих продуктов можно было получить из стран Британской империи. Что касается никеля, то 90% мировых поставок шло из Канады, а остальные 10% — из французской колонии Новая Каледония. Дефицит ощущался в основном в сурьме, ртути и сере. Недостаточны были для военных нужд и ресурсы нефтепродуктов.
Французская империя не могла восполнить этот дефицит. Сама Франция вдобавок испытывала нехватку хлопка, шерсти, меди, свинца, марганца, резины и некоторых других продуктов.
Россия имела в изобилии большинство видов стратегического сырья, но ей не хватало сурьмы, никеля и резины; запасы меди и серы были также недостаточными.
Из всех стран в наилучшем положении находились Соединенные Штаты, которые производили две трети мировой добычи нефти, давали около половины мирового объема производства хлопка и почти половину — меди.
США зависели от внешних источников лишь в получении сурьмы, никеля, резины, жести и частично марганца.
Резким контрастом этому было положение стран оси Берлин — Рим — Токио. Италии приходилось импортировать почти все необходимые продукты, в том числе и уголь. Япония также почти полностью зависела от иностранных источников. Германия не производила ни хлопок, ни резину, ни жесть, ни платину, ни бокситы, ни ртуть, ни слюду. Ее запасы железной руды, меди, сурьмы, марганца, никеля, серы, шерсти и нефти были также крайне недостаточными. Захватив Чехословакию, Германия некоторым образом покрыла дефицит в железной руде, а интервенцией в Испанию обеспечила себе дальнейшие поставки железной руды и ртути на выгодных условиях. Правда, стабильность таких поставок зависела от возможности подвоза по морю. Часть своих потребностей в шерсти Германия успешно удовлетворяла новым заменителем из древесины. Подобным же образом, хотя ценой больших затрат, она покрывала около пятой части своих потребностей в резине, наладив производство «буны» (синтетической резины), и третью часть потребностей в нефтепродуктах, организовав их производство из добываемой в стране нефти.
Самая же большая слабость военно-промышленного потенциала стран оси проявилась тогда, когда армии во все большей степени начали зависеть от наличия транспортных средств, а военно-воздушные силы стали жизненно важным компонентом военной мощи. Если не считать продуктов переработки угля. Германия получала около полумиллиона тонн нефти из [44] собственных скважин и лишь небольшое количество — из Австрии и Чехословакии. Чтобы удовлетворять свои нужды в мирное время. Германии приходилось импортировать почти 5 млн. т нефти, причем основными поставщиками были Венесуэла, Мексика, Голландская Индия, Соединенные Штаты, Россия и Румыния. Доступ к любому из первых четырех источников в военное время стал бы невозможен, а к последним двум был бы возможен лишь путем завоевания. А по предварительным подсчетам военные нужды Германии составили бы свыше 12 млн. т в год. В свете этого трудно было надеяться только на синтетическое топливо. Лишь захват румынских нефтяных скважин, производивших 7 млн.
т в год, мог покрыть этот дефицит.
Нужды Италии в случае ее вступления в войну отягощали бы бремя стран оси. Из 4 млн. т нефти в год, которые, возможно, потребовались бы ей войне, Италия могла рассчитывать лишь на поставки из Албании, а это составляло не выше 2% указанной выше цифры и то лишь при условии свободного плавания транспортных судов в Адриатическом море.
Чтобы оценить собственное положение, лучше всего поставить себя на место противника. Какими бы мрачными ни рисовались военные перспективы, можно было бы уверенно рассчитывать на ограниченность ресурсов Германии и Италии для ведения продолжительной войны, если бы державы, противостоящие им перед началом войны, смогли выдержать удары и напряжение до прихода им на помощь союзников. В любом такого рода конфликте судьбы стран оси зависели бы от возможности быстро завершить войну. [45\ \47]
История одной капитуляции — Ведомости
Wikipedia
В историческом календаре Франции есть трагическая дата – 22 июня 1940 г.
В тот день в Компьенском лесу, в 70 км к северо-востоку от Парижа, было подписано перемирие, означавшее капитуляцию Франции перед нацистской Германией.
Давно, с 1871 г., когда немцы впервые вошли в Париж, а их короля Вильгельма в Версале провозгласили германским императором, французы не испытывали такого унижения. Теперь история повторялась. По приказу Адольфа Гитлера из Военного музея Парижа в Компьен доставили тот самый штабной вагон, в котором маршал Фердинанд Фош 11 ноября 1918 г. продиктовал представителям германского командования условия капитуляции, завершившей Первую мировую войну.
Теперь фюрер переиграл историю, чтобы отменить поражение в Первой мировой войне и унизить французов. Нацистский генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель в вагоне Фоша диктовал условия сдачи французскому генералу Шарлю Хюнцигеру. Вскоре солдаты вермахта победно маршировали по Елисейским полям, а фюрер со свитой появился на смотровой площадке Трокадеро, где с нескрываемым удовольствием позировал на фоне Марсова поля и Эйфелевой башни.
Как и почему Третья республика рухнула под ударом нацистов? Почему французская армия, считавшаяся к началу Второй мировой войны лучшей в Европе, была разгромлена? Как могло случиться, что всего через месяц после начала активных боевых действий немецкие войска вошли в Париж?
Ответы на эти вопросы следует искать в двух плоскостях – общеполитической и военно-стратегической.
Стремительное поражение Франции в 1940 г. стало следствием политики умиротворения агрессора, которую проводило большинство правительств Третьей республики, начиная с момента утверждения нацистского режима в 1933 г. Пацифистское сознание французских политиков, последователей Аристида Бриана, отягощенное чувством вины за чрезмерное унижение Германии в 1919 г., не смогло оценить всю опасность нацизма и его реваншистских устремлений. Поэтому они предпочли губительный путь компромисса с наглевшим от уступчивости Гитлером.
Еще в 1930 г. Франция в надежде на развитие добрососедских отношений с Германией вывела войска с оккупированного левого берега Рейна, объявленного демилитаризованной зоной. А в марте 1936 г. Гитлер в одностороннем порядке ввел войска в Рейнскую область. Одновременно фюрер, наплевав на запреты Версаля, в ускоренном режиме воссоздал и перевооружил сухопутную армию, ВВС и ВМФ. В марте 1938 г. последовал аншлюс Австрии.
Все это происходило при безучастном молчании или вялых возражениях Парижа и Лондона. В сентябре 1938 г. в Мюнхене глава французского правительства Эдуар Даладье и британский премьер Невилл Чемберлен отдали на растерзание Гитлеру Чехословакию.
Трудно назвать поведение французской правящей элиты в отношении нацистской Германии иначе, чем попустительством, имевшим роковые последствия для самой Франции.
В таком безответственном поведении, безусловно, присутствовал и советский фактор. Враждебность к СССР никуда не делась и после официального восстановления дипломатических отношений в 1924 г., тем более что через французскую компартию большевики развернули подрывную деятельность во Франции, а советские спецслужбы активно занимались военным и промышленным шпионажем.
В Париже и Лондоне долго надеялись, что удастся направить агрессию нацистов на восток, столкнуть лбами «двух злодеев», чем и объяснялась их уступчивость Гитлеру. Но получилось то, чего никак не ожидали французские и английские политики: в августе 1939 г. Сталин и Гитлер переиграли их, заключив пакт о ненападении.
Когда же Германия напала на Польшу, безопасность которой гарантировали Париж и Лондон, у них уже не оставалось другого выбора, как объявить Берлину войну. Продолжение умиротворения агрессора грозило им окончательной потерей лица, но всерьез воевать союзники не собирались. Отсюда и странная война (по-французски – drôle de guerre), которая продолжалась с 3 сентября 1939 г. до 10 мая 1940 г. Все это время военные действия на сухопутном фронте почти не велись.
Под стать порочной внешнеполитической стратегии Парижа была и его военная стратегия.
После окончания победоносной для Франции Первой мировой войны в Высшем военном совете национальной обороны, военном министерстве и генеральном штабе возобладала концепция позиционной оборонительной войны по образцу 1914–1918 гг. Попытки современно мысливших военных теоретиков, в частности полковника Шарля де Голля, доказать, что будущая война будет войной маневренной, с массированным применением танков во взаимодействии с авиацией, отвергались в верхах.
Надежды на успешное отражение возможной агрессии военно-политическое руководство Третьей республики связывало с линией Мажино (по имени военного министра) – 400-километровой, глубоко эшелонированной системой укреплений вдоль границы с Германией. Дорогостоящее ее строительство велось с 1930 г., но к началу войны она так и не была достроена. Кроме того, главный удар нацисты нанесли совсем не там, где их ждали.
Укреплению обороноспособности предвоенной Франции мешала и хроническая правительственная неустойчивость, частая смена главы кабинета и министров, в том числе военных. Они, не успевая войти в курс дела, уступали свой пост преемнику. «В области национальной обороны, – писал де Голль, проработавший пять лет секретарем Высшего военного совета, – подобные условия препятствовали выработке стройного плана, принятию обдуманных решений и осуществлению необходимых мероприятий, которые в совокупности составляют то, что называется последовательной тактикой».
Можно сказать, национальная оборона Франции к началу войны оказалась заложницей разбалансированной политической системы, где межпартийная борьба стала едва ли не самоцелью соперничавших группировок, утративших понимание государственных интересов страны. Налицо были все признаки острого кризиса, охватившего одряхлевшую Третью республику, где в критический момент не нашлось решительного лидера, равного Уинстону Черчиллю.
Разобщенным оказалось и французское общество. Правые радикалы:«Аксьон франсез», «Огненные кресты» и др. давно мечтали о свержении демократии и установлении во Франции профашистского режима. Их мечты после капитуляции воплотились в корпоративно-тоталитарном Французском государстве маршала Филиппа Петена.
Левые радикалы – Французская компартия, имевшая достаточно широкую поддержку, – продолжали вести «классовую борьбу» против «власти капитала». Послушная поддержка пакта Молотова – Риббентропа по приказу Москвы закономерно привела к обвинению в государственной измене, запрету компартии и закрытию ее центрального органа, газеты «Юманите». Любопытно, что после вступления немцев в Париж коммунисты попытались получить у них разрешение возобновить ее выпуск.
Момент истины настал 10 мая 1940 г., когда немецкая армия перешла в наступление вовсе не там, где его ожидало союзное командование. Умело дезинформировав французов, немцы вторглись главными силами в нейтральные Бельгию, Голландию и Люксембург и обошли линию Мажино. Другая группировка вермахта одновременно совершила стремительный бросок в сторону моря и в районе Дюнкерка прижала к берегу группировку французских, английских и бельгийских войск. 338 000 солдат и офицеров союзников (в том числе 120 000 французов) эвакуировались на Британские острова, во многом благодаря стойкости французских арьергардов. Более 60 000 оказались в немецком плену.
Французские войска упорно сопротивлялись. 4-я танковая дивизия полковника де Голля, принявшая на себя первые удары наступавших немцев в районе реки Соммы, не только остановила наступление противника, но и отбросила его на исходные позиции. В другом бою танкисты де Голля при поддержке пехоты захватили около 400 пленных. Де Голля произвели в бригадные генералы и пригласили в правительство на пост заместителя государственного секретаря по национальной обороне. Исключительное мужество проявили альпийские стрелки, продолжавшие сражаться с немцами и итальянцами и после подписания капитуляции, и кадеты Сомюрской военной школы в боях на Луаре 18–20 июня. Но то были локальные эпизоды, не влиявшие на общий ход стремительно развивавшихся военных действий. После эвакуации Дюнкерка немецкая армия развернула наступление на Париж, уже 14 июня столица Франции, которую генерал Максим Вейган отказался защищать и объявил открытым городом, была занята вермахтом.
Кампания мая – июня 1940 г., вопреки общепринятым представлениям, была далеко не бескровной для обеих сторон. Французская армия потеряла убитыми по разным данным от 55 000 до 92 000 солдат и офицеров, ранеными – более 123 000. Жертвами бомбардировок стали более 21 000 мирных жителей. Немецкая армия потеряла более 27 000 убитыми и около 18 000 пропавшими без вести (т. е. убитыми и пленными) и 110 000 ранеными. Люфтваффе потеряла четверть первоначального количества боевых самолетов, немецкие бронетанковые войска – около 30% танков.
За месяц войны немцы захватили около 400 000 пленных, еще 1,5 млн человек сложили оружие после капитуляции. Один из участников событий тех дней, пожилой француз русского происхождения, с горечью рассказывал мне, что не успел сделать ни одного выстрела к моменту, когда оказался в плену вместе со всей своей ротой.
Однако проблема Франции была не в нежелании армии сражаться, а в неспособности высшего военного командования реагировать на быстро менявшуюся обстановку, организовать оборону после поражений первых недель войны и, в отличие от 1914 г., в отсутствии воли к сопротивлению у политической элиты.
Правительство эвакуировалось в Бордо. Премьер-министр Поль Рейно сохранял решимость продолжать борьбу, но в середине июня вынужден был уступить власть маршалу Петену, а тот приказал немедленно начать переговоры с германским командованием о заключении перемирия. Петен не верил в армию, одним из руководителей которой был четверть века.
Незадолго до капитуляции часть бывших членов правительства (Рейно, де Голль, Жорж Мандель) и поддержавший их президент Французской республики Альбер Лебрен предлагали перевести центральные органы власти на территорию Алжира и оттуда руководить страной, но эта идея была отвергнута большинством капитулянтов. Судьба Франции оказалась в руках пораженцев, упустивших шанс продолжать сопротивление, проведя всеобщую мобилизацию. Призрак повторения Парижской коммуны оказался для них страшнее нацистской оккупации.
22 июня 1940 г. так и осталось бы несмываемой позорной датой в новейшей истории Франции, если бы не другое событие того же времени.
18 июня 1940 г. в атмосфере всеобщей растерянности, из Лондона по BBC неожиданно прозвучал голос малоизвестного тогда генерала Шарля де Голля, призвавшего французов продолжить борьбу. «Для Франции ничто не потеряно, – убеждал де Голль. – Мы сможем в будущем одержать победу <. ..> Ибо Франция не одинока. Она не одинока! За ней стоит обширная империя. Она может объединиться с Британской империей, которая господствует на морях и продолжает борьбу».
Призыв де Голля стал исходным рубежом в организации французского Сопротивления, он восстановит попранную капитулянтами честь Франции и в результате самоотверженной борьбы патриотов приведет страну в ряды держав – победительниц во Второй мировой войне. Но это уже совсем другая история.
Новости СМИ2
Отвлекает реклама? Подпишитесь, чтобы скрыть еёWW2 Soldiers France France забыла
Опубликовано
Источник изображения, Alamy
от Hugh Schofield
BBC News, Paris
9009 воспринимается как момент жалкого национального позора. Но сегодня некоторые настаивают на том, что французские военные были обижены и что сотни тысяч французских солдат, сражавшихся в битве за Францию, заслуживают уважения, а не забвения.
Все это заняло меньше месяца. Столкнувшись с натиском гитлеровских танковых дивизий — печально известных Panzers — французская армия потерпела поражение, а премьер-министр Филипп Петэн капитулировал.
«После войны, как мы все знаем, де Голль хотел стереть память о разгроме», — говорит историк Доминик Лормье, автор нескольких книг об этом периоде.
«Так что в центре внимания было Сопротивление и Африканская армия, воевавшая с немцами с 1944 года. Жертва солдат, воевавших в 1940 был забыт».
Лормье — один из многих историков, которые переосмысливают события мая-июня 1940 года, используя французские и немецкие военные архивы. И картина, которую они рисуют, — это не нацистская прогулка, которую обычно представляли.
Пять миллионов человек были мобилизованы во Франции в начале Второй мировой войны.Армия считалась одной из сильнейших в мире и, безусловно, ни в чем не уступала немцам. Line, серия из более чем 50 сверхбезопасных крепостей.
Источник изображения, Getty Images
Подпись к изображению,Линия Мажино — спроектирована как неприступная оборона, но немцы обошли ее
И если немцы решат вторгнуться с севера — как они это сделали во время Первой мировой войны — тогда были планы контрнаступления, чтобы заблокировать их внутри Бельгии. На помощь пришел британский экспедиционный корпус.
Проблема заключалась в том, что Гитлер бросил вызов военным теоретикам, отправив свои танки через лесистые холмы Арденн, на углу северного и восточного фронтов Франции. Этого никто не ожидал, потому что все считали, что дороги там непроходимы. Но это сработало.
До недавнего времени большинство историков концентрировали внимание на очевидных недостатках французских вооруженных сил.
Бесспорно, французские командиры допустили ужасные стратегические ошибки. Они направили свои лучшие силы в Бельгию, чтобы противостоять немецкому маневру, и оказались в опасности вдоль жизненно важной реки Маас у Седана (которую немецкие танки должны были пересечь после вторжения в Арденны).
Военно-воздушные силы Франции были большими, но большинство их самолетов были устаревшими. А на земле концепция современной танковой войны — сосредоточенные бронетанковые удары Роммеля и Гудериана — еще не была принята французским командованием, которое все еще было одержимо пехотой.
В своей классической книге «Проиграть битву: Франция, 1940» британский историк Алистер Хорн также много говорит о падении морального духа французов.
Источник изображения, Getty Images
Подпись к изображению,12 июня 1940 года: Беженцы, спасающиеся бегством во время немецкой бомбардировки Дюнкерка
Как и многие писатели, он говорит, что память о 1914-1918 годах все еще преследовала французское руководство, а это означало, что у него не было аппетита для драки; в то время как ожесточенные идеологические разногласия 1930-х годов, когда крайне левые и крайне правые временами сражались на улицах Парижа, подорвали патриотический дух.
Но для Доминика Лормье и других представителей ревизионистской школы правда более тонкая.
«Боевой дух был далеко не так низок, как говорит Хорн. Люди забыли, что во многих местах французы сражались упорно и храбро и доставили немцам настоящие трудности», — говорит он.
«Цифры говорят сами за себя. Из 3000 развернутых немцами танков 1800 были выведены из строя. Из 3500 самолетов они потеряли 1600. За месяц боев они потеряли 50 000 убитыми и более 160 000 ранеными. Это была настоящая бой».
Одним из примеров является битва при Аннуте, которая на самом деле произошла в Бельгии. По словам Лормье, здесь французские танки «Сомуа», хотя и превосходили численностью, оказались столь же мощными, как и танки. Результатом, по его мнению, стала тактическая победа французов.
Источник изображения, Getty Images
Подпись к изображению,Французский танк Char D2, 1940 г. руки почти 20 раз за дни ожесточенных боев.
Французы также умело прикрывали отступление британцев к Дюнкерку, говорит Лормье, в результате чего было успешно эвакуировано гораздо больше людей, чем опасались.
Кроме того, шли ожесточенные бои с итальянцами в Альпах, а на линии Мажино в результате перемирия в середине июня капитулировала лишь горстка фортов.
Но величайшая несправедливость — для многих — не в том, что не отмечают эти незначительные победы, а в том, что годами замалчивается мужество отдельных французских солдат и летчиков.
- 10 мая — немецкие войска продвигаются в Голландию и Бельгию
- 11 мая — немецкие танковые войска прорывают оборону союзников у Седана, фактически обходя линию Мажино
- 13 мая — немцы переходят реку Маас во Францию Танки Гудериана достигают Абвиля, отрезая силы союзников в Бельгии
- 9 июня — Танки под командованием Роммеля пересекают Сену
- 16 июня — Премьер-министр Франции Поль Рейно уходит в отставку; новое правительство, сформированное маршалом Филиппом Петеном
- 22 июня — подписано франко-германское перемирие; Северная Франция оккупирована, юго-восток остается под контролем правительства Петена в Виши
Филипп де Лобье, которому сейчас за 80, лишь смутно помнит своего отца — командира группы ВВС по имени Дьёдонн де Лобье. Но история его смерти в мае 1940 года до сих пор вдохновляет его.
«Мой отец летал на этих древних бомбардировщиках под названием Amiots. Они были безнадежно старомодны.
«Когда немцы перебросили свой понтон через реку Маас в Седане, было жизненно необходимо бросить в них все. Мой отец только что прилетел на задание, и он не должен был подниматься снова.
«Но мысль о том, что его эскадрилья летит в такую опасность без него, была неприемлемой. Поэтому он остановил один из «Амиотов», когда он выруливал на взлетно-посадочную полосу, и приказал одному из людей уйти, чтобы он мог занять его место.
» Конечно, они были быстро сбиты немецкой зенитной артиллерией, а мой отец погиб».
Мысль о том, что французским военным не хватает боевого духа, для него неуместна и оскорбительна. можно найти в дневных журналах немецкой армии, где командиры описывали ход сражения.0005
Он цитирует генерала Хайнца Гудериана, написавшего: «Несмотря на серьезные тактические ошибки командования союзников, солдаты оказали упорное сопротивление с духом самопожертвования, достойным poilus (французских войск) 1916 года».
Роммель тем временем писал: «(Французские) колониальные войска сражались с необычайной решимостью. Противотанковые группы и экипажи танков действовали мужественно и нанесли серьезные потери».
Источник изображения, AP
Подпись к изображению,Гитлер и его лейтенанты в Париже после капитуляции Франции
Конечно, можно спорить, насколько следует доверять таким утверждениям. Командиры обычно чтят своих противников, хотя бы для того, чтобы их собственные победы казались более впечатляющими.
И, в конце концов, факт остается фактом: французская армия действительно потерпела поражение. 17 июня маршал Филипп Петэн дал печально известную радиопередачу, в которой призвал войска прекратить боевые действия (хотя перемирие еще не было согласовано), что вызвало массовую капитуляцию.
Но сегодня многим кажется, что было сделано недостаточно, чтобы помнить о «Первом сопротивлении».
«Эти солдаты понесли двойное наказание. Они не только лишились жизни в битве за Францию, но и проиграли битву наших воспоминаний», — говорит Шарль де Лобье, внук Дьедонна и журналист.
В газете Le Monde Чарльз написал призыв к проведению национального дня памяти примерно 90 000 французов, погибших в битве за Францию. Сегодня нет физического памятника мужчинам, и их история редко рассказывается.
«Отрицание памяти граничит с табу», — говорит он. «Пришло время довести дело до конца».
Французские энтузиасты восстанавливают фрагменты Атлантического вала Гитлера. Но следует ли полностью воспринимать нацистские укрепления как часть наследия страны?
Атлантический вал Гитлера: должна ли Франция сохранить его?
Подпишитесь на информационный бюллетень журнала BBC News Magazine по электронной почте , чтобы получать статьи на свой почтовый ящик.
Битва за Францию | История, сводка, карты и бойцы
Адольф Гитлер
Посмотреть все СМИ
- Дата:
- 10 мая 1940 г. — 25 июня 1940 г.
- Местонахождение:
- Лимбург Низкие страны Река Мозель Париж Река Рейн
- Участники:
- Бельгия Франция Германия Нидерланды Великобритания
- Контекст:
- Линия Мажино Фальшивая война Вторая Мировая Война
- Ключевые люди:
- Шарль де Голль Хайнц Гудериан Альберт Кессельринг Эрих фон Манштейн Эрвин Роммель
Посмотреть весь связанный контент →
Узнайте о вторжении Германии во Францию и нейтральных странах Бельгии и Голландии, а также об эвакуации из Дюнкерка
Посмотреть все видео к этой статье Битва за Францию (10 мая – 25 июня 1940 г. ), во время Второй мировой войны, немецкого вторжения в Нидерланды и Францию. Всего за шесть недель немецкие вооруженные силы захватили Бельгию и Нидерланды, вытеснили британский экспедиционный корпус с континента, захватили Париж и вынудили французское правительство капитулировать.
После немецкого вторжения в Польшу в сентябре 1939 года на Европу наступило полгода относительного спокойствия. В период, который пресса окрестила «странной войной», конфликт между Францией и Германией ограничивался 100-мильным (160-километровым) участком общей границы между рекой Рейн и границей с Люксембургом, и любое давление ограничивалось узкие участки этой области. Генерал Морис Гамлен, французский главнокомандующий, утверждал, что единственный путь Франции к успеху лежит в «расширении нашего фронта атаки» от реки Мозель до Маастрихта, Нидерланды, для продвижения через Бельгию и часть Нидерландов к нижний Рейн. Он подчеркнул, что, если Бельгия и Нидерланды не согласятся на это и если французское правительство не захочет нарушить свой нейтралитет, перспективы будут туманными.
Поскольку эта более широкая альтернатива была исключена, Гамелен не видел смысла в том, чтобы нести большие потери и подрывать боевой дух французской армии, продолжая наступление на участке Рейн-Мозель. Едва французы пробили передовые слои немецкой обороны на франко-германской границе, как немцы захватили Польшу и вернулись на Запад с большими силами. Французское командование приняло решение отвести свои дивизии под прикрытие собственной линии Мажино.
Немецкие подводные лодки провели период «странной войны», потопив множество торговых судов союзников, и немцы отправили дипломатические зонды в надежде, что мир, заключенный путем переговоров, позволит им закрепить свои и без того значительные успехи. Однако к началу 1940 года и немецкий лидер Адольф Гитлер, и союзники подумывали о расширении войны на Скандинавию. Первый лорд британского адмиралтейства Уинстон Черчилль сформулировал план минирования норвежского порта Нарвик, чтобы перекрыть поток угля из нейтральной Норвегии в Германию, а норвежский фашист Видкун Квислинг лично призывал Гитлера оккупировать его страну.
По мере того как ходили слухи о запланированном нарушении союзниками нейтралитета Норвегии, немцы начали подготовку к наступлению в Скандинавии. 7–8 апреля 19 г.40 г. англичане начали ставить мины в норвежских территориальных водах; к тому моменту, однако, немецкие планы были уже хорошо проработаны, и вторжение почти началось.
Рано утром 9 апреля немецкие войска пересекли датскую границу, и немецкие военные корабли вошли в гавань Копенгагена. Организованного сопротивления не было, и к полудню вся Дания была оккупирована. Одновременно с этим во фьорде, ведущем к Осло, появились немецкие военные корабли, а в небе над норвежской столицей роились немецкие самолеты. Норвежские береговые батареи оказали энергичную оборону Осло, потопив 9 немецких тяжелых крейсеров.0185 Blücher и проверка подхода немецких морских десантов. Однако эти усилия ни к чему не привели, когда немецкая парашютная пехота приземлилась на аэродроме в Осло и в тот же день захватила город. В других частях Норвегии немецкие войска захватили Берген, Тронхейм, Ставангер и Нарвик.
В течение двух дней немцы взяли большую часть стратегических центров Норвегии, и у норвежской армии так и не было реальной возможности мобилизоваться.
Викторина «Британника»
Викторина Второй мировой войны
Начиная с 14 апреля англо-французские союзники высадили экспедиционные силы на побережье Норвегии, в Ондалснесе и Намсосе возле Тронхейма в центральной Норвегии и в Нарвике на крайнем севере. Эти группы не могли доставить на берег тяжелую артиллерию или механизированное оборудование, а их противовоздушная оборона практически отсутствовала. Британская морская мощь не могла помешать передвижению людей и припасов из Германии, тогда как немецкая авиация оказалась более чем способной помешать высадке подкреплений союзников возле Тронхейма. После нескольких неудачных попыток проникнуть в Норвегию и соединиться с норвежским сопротивлением усилия союзников пришлось прекратить, а войска вывести, за исключением Нарвика. После этой операции, проведенной в первую неделю мая, немцы стали безоговорочными хозяевами южной и центральной Норвегии.
Силам союзников в Нарвике удалось взять этот город в начале июня, но через несколько дней они были отведены. Победа союзников при Нарвике была сведена на нет из-за острой потребности в войсках во Франции, где немецкий блицкриг быстро расправился с французской обороной.
Военные затраты на битву за Норвегию были относительно небольшими, в соответствии с размером задействованных сил. Британцы потеряли в ходе кампании несколько эсминцев, а авианосец Glorious был потоплен при прикрытии эвакуационных конвоев из Нарвика. Однако политические последствия потери Норвегии были немедленными и далеко идущими. Правительству британского премьер-министра Невилла Чемберлена, чьи военные действия были охарактеризованы бывшим премьер-министром Дэвидом Ллойд Джорджем как «всегда слишком поздно или слишком мало», 8 мая было вынесено вотум доверия. члены его собственной партии проголосовали против него, и его консервативное правительство было на грани свержения. Гитлера воодушевило слабое выступление союзников в Норвегии, и пока Чемберлен предпринимал последнюю отчаянную попытку спасти свою администрацию, Германия готовилась к новому наступлению.