Армии кореи южной и северной – Армия Южной Кореи

В прошлом материале, посвященном военной мощи КНДР, уже указывалось, что ныне сложившийся относительный паритет военных возможностей сторон на Корейском полуострове скоро завершится, причем именно в пользу Южной Кореи . Этот тезис вызвал массу дискуссий и комментариев в Сети, поэтому было бы логично шире осветить именно этот аспект региональной военной политики: динамику военных потенциалов Пхеньяна и Сеула.

Любой военный потенциал, так или иначе, опирается на демографический, экономический, технологический, научный и политический фундамент, поэтому вначале стоит оценить именно эти параметры на сегодняшний день.

В первую очередь важны демографические характеристики. Так, население Южной Кореи – 48,87 млн. чел., Северной Кореи – 24,5 млн. чел. По оценкам, опубликованным в открытой военной печати, мобилизационные ресурсы Южной Кореи составляют 14,2 млн. чел. (в т.ч. 9 млн. годных к военной службе), а Северной Кореи – 6,2 млн. чел. (в т.ч. 3,7 млн. годных к военной службе). Итого: если по численности населения Юг превосходит Север в 2 раза, то по мобилизационному ресурсу в целом в 2,29 раза, а по годным военной службе уже в 2,43 раза.

Если же оценивать экономический потенциал сторон, то картина следующая. Если сопоставить совокупные показатели ВВП по обменным курсам валют и по паритету покупательной способности (ППС), то соотношение у противостоящих сторон следующее. Если брать номинальный ВВП за 2010 г., то у Юга он больше в 35,2 раза, а если рассчитанный по ППС, например, за 2011 г., то видно превосходство уже в 38,9 раза!

Важнейшей характеристикой экономического потенциала в плане общего военно-экономического потенциала являются также объемы промышленного производства, уровень развития инфраструктуры, золотовалютные резервы. Тут ситуация для КНДР еще более плачевная.

Так, по производству стали Пхеньян уступает в 46,1 раза, а по производству автомобилей — в 1068 раз. Еще одним важнейшим показателем является энергетика. Пхеньян уступает по установленным мощностям в электроэнергетике в 10 раз, а по объемам производства электроэнергии в 20 раз. Обе страны импортируют нефть, а именно нефтепродукты — ключевое топливо в современном гражданском транспорте и военной технике: Север импортирует нефть в объеме меньшем в 226 раз. Это и неудивительно, ведь суммарный объем внешней торговли КНДР меньше в 212 раз.

Картинка в полном размере: http://voprosik.net/wp-content… 

Если же сопоставить размеры доходных и расходных статей бюджетов обеих стран, то сопоставление снова в пользу Юга. Так, если брать доходы бюджета Южной Кореи, то они примерно в 30-40 раз превышают соответствующий показатель КНДР, рассчитанный по самым оптимистичным оценкам, если же брать пессимистические оценки, то разрыв достигает 80-100 раз. Аналогичная картина и по расходам. Наиболее красноречивый показатель — одни только расходы государственного бюджета Южной Кореи примерно в 8-10 раз превышают оценочный объем всего годового ВВП КНДР. Одни только золотовалютные резервы Южной Кореи превышают весь годовой ВВП КНДР в 7,5-11 раз.

Если сравнивать транспортную инфраструктуру, важную с точки зрения стратегических возможностей, то здесь превосходство снова на стороне Юга и причем системное. Сеул опирается на более плотную и гибкую транспортную сеть. Так, уступая по размерам территории, Южная Корея значительно превосходит Северную по плотности аэродромной, автодорожной и железнодорожной сетей: в 1,75, 4,87 и 1,2 раза, соответственно. Южная Корея также располагает очень мощной портовой инфраструктурой, на порядки превышающей пропускные возможности портов КНДР. В то время как Южная Корея контролирует один из крупнейших торговых флотов мира, аналогичные показатели у Севера практически ничтожны.

Разрыв в технологическом потенциале лучше всего характеризует такой пример: одна только компания Samsung потратила на исследования сумму большую, чем все государственные расходы КНДР! Отставание такой важной отрасли, как станкостроение, у КНДР от Республики Корея, по оценкам западных экспертов и опубликованным интервью перебежчиков с инженерным и научным образованием, составляет около 25-27 лет, возможности по производству элементной базы электроники отстают примерно на 30 лет, в области базового приборостроения отставание от 15 до 40 лет в зависимости от направления и т.д.

Политический вес Сеула лучше всего показывает его экономическая значимость даже для дружественных Пхеньяну стран. Ключевой партнер КНДР — это Китай. В 2011 г. объем двусторонней торговли между Китаем и Южной Кореей достиг уровня в 245 млрд. долл. Объем же торговли Китая с Северной Кореей за 11 месяцев 2011 г. достиг лишь 4,673 млрд. долл. Итого, Юг Китаю в 52,5 раза «дороже», чем Север. Конечно, эти цифры несколько условны, но достаточно точно характеризуют нынешнее неравенство.

При взгляде на все эти цифры возникает закономерный вопрос: каким образом вообще возможен какой-либо паритет между сторонами при таком вопиющем разрыве? Причем пари

cont.ws

Сравнение сил армий Северной и Южной Кореи Больше информации

В прошлом материале, посвященном военной мощи КНДР, уже указывалось, что ныне сложившийся относительный паритет военных возможностей сторон на Корейском полуострове скоро завершится, причем именно в пользу Южной Кореи . Этот тезис вызвал массу дискуссий и комментариев в Сети, поэтому было бы логично шире осветить именно этот аспект региональной военной политики: динамику военных потенциалов Пхеньяна и Сеула.

В первую очередь важны демографические характеристики. Так, население Южной Кореи – 48,87 млн. чел., Северной Кореи – 24,5 млн. чел. По оценкам, опубликованным в открытой военной печати, мобилизационные ресурсы Южной Кореи составляют 14,2 млн. чел. (в т.ч. 9 млн. годных к военной службе), а Северной Кореи – 6,2 млн. чел. (в т.ч. 3,7 млн. годных к военной службе). Итого: если по численности населения Юг превосходит Север в 2 раза, то по мобилизационному ресурсу в целом в 2,29 раза, а по годным военной службе уже в 2,43 раза.

Если же оценивать экономический потенциал сторон, то картина следующая. Если сопоставить совокупные показатели ВВП по обменным курсам валют и по паритету покупательной способности (ППС), то соотношение у противостоящих сторон следующее. Если брать номинальный ВВП за 2010 г., то у Юга он больше в 35,2 раза, а если рассчитанный по ППС, например, за 2011 г., то видно превосходство уже в 38,9 раза!

Важнейшей характеристикой экономического потенциала в плане общего военно-экономического потенциала являются также объемы промышленного производства, уровень развития инфраструктуры, золотовалютные резервы. Тут ситуация для КНДР еще более плачевная.

Так, по производству стали Пхеньян уступает в 46,1 раза, а по производству автомобилей — в 1068 раз. Еще одним важнейшим показателем является энергетика. Пхеньян уступает по установленным мощностям в электроэнергетике в 10 раз, а по объемам производства электроэнергии в 20 раз. Обе страны импортируют нефть, а именно нефтепродукты — ключевое топливо в современном гражданском транспорте и военной технике: Север импортирует нефть в объеме меньшем в 226 раз. Это и неудивительно, ведь суммарный объем внешней торговли КНДР меньше в 212 раз.

Если же сопоставить размеры доходных и расходных статей бюджетов обеих стран, то сопоставление снова в пользу Юга. Так, если брать доходы бюджета Южной Кореи, то они примерно в 30-40 раз превышают соответствующий показатель КНДР, рассчитанный по самым оптимистичным оценкам, если же брать пессимистические оценки, то разрыв достигает 80-100 раз. Аналогичная картина и по расходам. Наиболее красноречивый показатель — одни только расходы государственного бюджета Южной Кореи примерно в 8-10 раз превышают оценочный объем всего годового ВВП КНДР. Одни только золотовалютные резервы Южной Кореи превышают весь годовой ВВП КНДР в 7,5-11 раз.

Если сравнивать транспортную инфраструктуру, важную с точки зрения стратегических возможностей, то здесь превосходство снова на стороне Юга и причем системное. Сеул опирается на более плотную и гибкую транспортную сеть. Так, уступая по размерам территории, Южная Корея значительно превосходит Северную по плотности аэродромной, автодорожной и железнодорожной сетей: в 1,75, 4,87 и 1,2 раза, соответственно. Южная Корея также располагает очень мощной портовой инфраструктурой, на порядки превышающей пропускные возможности портов КНДР. В то время как Южная Корея контролирует один из крупнейших торговых флотов мира, аналогичные показатели у Севера практически ничтожны.

Разрыв в технологическом потенциале лучше всего характеризует такой пример: одна только компания Samsung потратила на исследования сумму большую, чем все государственные расходы КНДР! Отставание такой важной отрасли, как станкостроение, у КНДР от Республики Корея, по оценкам западных экспертов и опубликованным интервью перебежчиков с инженерным и научным образованием, составляет около 25-27 лет, возможности по производству элементной базы электроники отстают примерно на 30 лет, в области базового приборостроения отставание от 15 до 40 лет в зависимости от направления и т.д.

Политический вес Сеула лучше всего показывает его экономическая значимость даже для дружественных Пхеньяну стран. Ключевой партнер КНДР — это Китай. В 2011 г. объем двусторонней торговли между Китаем и Южной Кореей достиг уровня в 245 млрд. долл. Объем же торговли Китая с Северной Кореей за 11 месяцев 2011 г. достиг лишь 4,673 млрд. долл. Итого, Юг Китаю в 52,5 раза «дороже», чем Север. Конечно, эти цифры несколько условны, но достаточно точно характеризуют нынешнее неравенство.

При взгляде на все эти цифры возникает закономерный вопрос: каким образом вообще возможен какой-либо паритет между сторонами при таком вопиющем разрыве? Причем паритет не только из-за ядерного оружия, но и обычных вооружений КНА. Дело здесь не только в фортификации Северной Кореи и других асимметричных ходах. Чтобы понять, как и почему сложилась нынешняя ситуация, необходим кое-какой исторический экскурс в историю последних двух десятилетий.

Для оценки нынешней ситуации и перспектив ее развития следует учитывать определенные особенности новейшей истории Корейского полуострова.

Во-первых, Южная Корея, в принципе, куда менее милитаризована, чем Северная. Причин тому несколько. Это и наличие войск США на своей территории после окончания войны (советские и китайские части покинули КНДР еще в 1950-х гг.), что значительно упрощало поддержание военной безопасности страны со ставкой на гарантии союзника. И принципиально иной тип экономики — открытая экспортная, а не импортозамещающая автаркическая, что в свою очередь ограничивало возможность превращения страны в общество с доминированием военных приоритетов над экономическим развитием. Иной поэтому была и историческая стратегия модернизации: если КНДР уже с начала 1960-х гг. стала вести политику «параллельного гражданского и военного строительства» и «превращения страны в неприступную крепость», то Республика Корея поставила в приоритет наращивание именно экономической составляющей.

Ситуация изменилась в начале 1990-х. Пхеньян оказался в условиях экономической катастрофы после распада СССР и серии стихийных бедствий, Сеул же очутился в условиях «почти победителя» в традиционной борьбе двух Корей.

Но прошедшие 20 лет так и не были использованы для целенаправленного создания Югом тотального военного превосходства на полуострове.

С одной стороны, в 1990-х гг. сказывалось ошибочное ожидание скорой гибели КНДР под грузом внутренних проблем. С другой стороны, конец 1990-х — начало 2000-х гг. — это и попытки проведения политики «мирного сосуществования» с продолжающейся ставкой на США как союзника, который, так или иначе, сможет окончательно решить проблему с Севером, «если вдруг что-то пойдет не так». Ведь в эти годы всем окончательно стало ясно, что объединение как мирным, так и силовым путем для Южной Кореи — это новые расходы и теперь уже внутренние социальные проблемы. Тем более за 1990-е гг. окончательно исчезла угроза северокорейского вторжения и Сеул, просто поддерживая свои вооруженные силы в тонусе и осуществляя относительно вялое перевооружение, за эти 20 лет и так уже по формальным индикаторам военного потенциала во многом обошел соперника.

Однако целая серия инцидентов в 2010 г., связанных с продемонстрированной недостаточной боеготовностью Южной Кореи, и предшествующее бессилие США в 2000-х гг. остановить военную ядерную программу КНДР привели к смене стратегии развития военного потенциала страны.

Во-первых, традиционная парадигма симметричной гонки вооружений изжила себя. Наличие относительно большего количества современного оружия оказалось легко компенсируемым при помощи ядерного оружия, а также целого ряда асимметричных ходов (фортификация, маскировка, ставка на баллистические ракеты и т.п.).

Во-вторых, выяснилось, что если Север может нанести достаточно разрушительный первый или ответный удар по гражданскому населению Юга, то в общем уже не столь важно насколько КНДР формально уступает в целом и способна ли победить в войне. А для того, чтобы гарантировать неспособность Пхеньяна нанести этот самый неприемлемый ущерб при различных сценариях конфликта, требуются радикально иные и степень, и форма превосходства. Просто иметь более сильную армию недостаточно. Требуется создание иного и по численности, и по составу набора силовых инструментов: новые системы ПВО и ПРО, технической разведки, высокоточное оружие, робототехника и т.д.

В-третьих, все эти проблемы усугубляются еще тем, что в значительной степени нынешняя армия во многом вооружена морально устаревшими образцами вооружения как в сухопутных силах, так и в ВВС. Долгие годы полное перевооружение затягивалось и откладывалось по причинам экономии финансовых средств, однако бесконечно это продолжаться не могло. Аналогичная ситуация, конечно же, характерна и для КНДР, и даже в большей степени.

В-четвертых, в отличие от периода «холодной» войны, у Южной Кореи уже накоплен достаточный финансовый потенциал, развитая гражданская промышленность, а также создан достаточно мощный военно-промышленный комплекс. Теперь Сеулу уже не требуется довольствоваться только дешевыми системами, поставляемыми в рамках военной помощи или выбирать лишь из того, что есть на обычном рынке вооружений в базовой экспортной комплектации у ограниченного списка поставщиков. Тем более теперь уже Юг часто размещает заказы лишь на разработку отдельных систем и подсистем под собственные требования (в США, России, Израиле), и сам осуществляет конструирование и выпуск военной техники с использованием иностранных, либо адекватных отечественных технологий. Поэтому программа перевооружения сейчас уже не только средство решения военно-политических задач, но и способ наращивания промышленного и технологического потенциала страны.

В-пятых, не только на Корейском полуострове, но во всей Северо-Восточной Азии происходит стремительное наращивание военной мощи. Идет активное обновление вооруженных сил Китая и Японии. Это еще один, и далеко не второстепенный стимул перевооружаться.

Таким образом, только в последние годы сложился комплекс факторов, создающий как и соответствующую мотивацию в Южной Корее, так и возможности по успешной реализации стратегии достижения тотального военного превосходства над КНДР.

Происходящие изменения лучше всего начать рассматривать с той сферы, в которой Юг традиционно сильнее Севера — морской компоненты вооруженных сил. ВМС Южной Кореи уже сейчас могут легко потопить практически весь надводный флот КНДР без особых проблем. Единственными реальными козырями Севера в современных условиях остаются лишь морские силы командования специальных сил КНДР, и подводный флот.

И если у первых шансы представлять реальную опасность для врага на море призрачны (надо еще не погибнуть при транспортировке вместе с остальными кораблями и катерами надводного флота), то вторые сейчас рассматриваются в Южной Корее как единственная реальная сила в возможной войне. Поэтому предпринимаются меры, чтобы с этой опасностью эффективно бороться.

Уже в 2015 г. ожидается создание отдельного командования подводных сил. Также продолжается стремительное наращивание численности собственного подводного флота: на вооружении уже стоят 12 современных неатомных подлодок и их число постоянно растет. Одновременно проводится глубокая модернизация и просто противолодочных возможностей флота в целом. В ход идут все варианты: от закупки и установки более совершенных образцов традиционного оборудования (новые сонары, средства обработки сигналов) до таких пока нетрадиционных вещей, как подводная робототехника.

При этом следует учитывать тот факт, что возможность защититься от подлодок Севера критична, только если они уже большей частью развернуты в акваториях на момент начала конфликта. Если этого еще не произошло, то их легко запереть на военно-морских базах, заминировав фарватеры. Практически же беззащитны перед современной авиацией и все причалы, что делает даже эту наиболее серьезную часть военно-морского потенциала КНДР крайне уязвимой.

Учитывая все эти факторы, меняются и подходы к применению ВМС Республики Корея в целом.

Во-первых, наращиваются «мобильные силы», находящиеся на постоянном боевом дежурстве и способные начать боевые действия сразу из состояния мирного времени без относительно длительной предварительной подготовки. Под их нужды планируется ввод в строй до 2020 г. трех новых военно-морских баз.

Во-вторых, флот к 2020 г. будет выполнять не только традиционные военно-морские задачи, но и задачи прикрытия территории страны от ударов авиации и баллистических ракет. Именно в рамках решения подобных задач (в первую очередь ПРО) развиваются возможности современных эсминцев.

В-третьих, подводные лодки с 2018 г. начнут получать дальнобойное высокоточное оружие. В качестве такового называются, например, ракеты с дальностью стрельбы до 500 км, что в условиях Корейского полуострова делает их стратегическим оружием. Это фундаментально изменит расстановку сил в регионе: Сеул получит принципиально новое ударное средство, способное быстро и без заметной предварительной подготовки атаковать цели на всей территории КНДР из прилегающих морей.

Поэтому к 2020 г., помимо тотального превосходства над противником в формате «флот против флота», ВМС Сеула обретут и возможность действовать в формате «флот против берега». Раньше в вероятном конфликте эту роль планировалось целиком и полностью возлагать на плечи ВМС США. При этом ударные возможности значительно вырастут не только у ВМС, но и у ВВС, и сухопутных сил.

В настоящее время основные усилия, предпринимающиеся в рамках программ модернизации воздушной и наземной компонент военной мощи Республики Корея, направлены на нивелирование относительных преимуществ армии КНДР. Еще одной назревшей проблемой для Сеула является замена морально и даже физически устаревших образцов вооружения и военной техники, ведь по многим показателям значительная доля армейских частей соответствуют требованиям разве что 1970-х гг.!

Самый главный военный аргумент КНДР – это ее ядерное оружие. Учитывая же технологический уровень ядерного комплекса КНДР, разные аналитики, использующие разные методики и допущения, видят следующие варианты существующих для Южной Кореи угроз на театре военных действий. Это различные ядерные фугасы (на собственной территории, либо доставляемые диверсионными группами в случае, если у КНДР будет достаточно обогащенного урана для изготовления аналогов американских ядерных мин конца 1950-х), ядерные морские мины и торпеды, авиабомбы, доставляемые пилотируемыми самолетами, баллистические ракеты малой дальности.

Борьба с первыми двумя опасностями для Южной Кореи не столь сложна: в одном случае это традиционные меры противодиверсионной борьбы в собственном тылу, в другом — обычные действия флота по борьбе с минной и торпедной опасностью. Во втором случае главное — это общая боеготовность и боеспособность флота.

Стратегия противодействия ВВС и Ракетным силам КНДР включает в себя два компонента: наступательный и оборонительный. Самый эффективный способ борьбы с носителями ядерного оружия — это их уничтожение еще до старта. Тут возможности Южной Кореи растут день ото дня.

Помимо появления на вооружении крылатых ракет морского и наземного базирования, способных в первом опережающем ударе поразить аэродромы и ракетные базы, идет постоянное улучшение возможностей военной авиации по выполнению аналогичных задач. В первую очередь это касается дальнобойного высокоточного оружия, действующего по принципу «выстрелил-забыл». При помощи подобных систем возможно быстрое и эффективное выведение из строя взлетно-посадочных полос авиабаз, рулежных дорожек из подземных укрытий, разрушение выездных ворот. Ракетные базы, несмотря на развитую фортификацию, тоже могут быть выведены из строя: дистанционным минированием кассетными боеприпасами наземных площадок, разрушением выездов на поверхность прямым попаданием в них. И это может быть сделано уже в первые часы войны на всей территории КНДР.

Для перехвата же уже взлетевших ракет и самолетов будут действовать два эшелона ПВО и ПРО. Помимо просто плотной сети наземных противовоздушных и противоракетных комплексов (развертывается быстрыми темпами в настоящее время), увеличатся возможности по использованию истребительной авиации.

С одной стороны: ВВС Юга уже сейчас получают на вооружение самолеты дальнего радиолокационного обнаружения, что создает возможность заметить взлетающие самолеты и ракеты противника своевременно и с запасом по времени. С другой, помимо абсолютного превосходства истребительной авиации Юга в бортовых радарах и традиционном вооружении, высока вероятность размещения еще до 2020 г. на самолетах противоракет (в настоящее время в США ведутся активные разработка и испытания таких ракет и обеспечивающих их применение систем для истребительной авиации). Это позволит атаковать взлетающие баллистические ракеты сразу из режима дежурства в воздухе.

Таким образом, практически весь ударный потенциал ВВС и Ракетных сил КНДР сможет быть, так или иначе, нейтрализован, причем без неприемлемых потерь уже в 2020 г.

Последние годы также демонстрируют появление эффективных средств борьбы против артиллерии технологически отсталого противника. Помимо традиционных схем — быстрого наращивания плотности и численности радаров артиллерийской разведки вдоль ДМЗ и увеличения контрбатарейного потенциала артиллерии за счет переоснащения артиллерии скорострельными самоходными орудиями К-9, Сеул проявляет интерес к чисто оборонительным системам.

В 2000-х гг. появились первые технологические решения задачи перехвата малогабаритных артиллерийских боеприпасов еще в воздухе. В случае внезапного артиллерийского удара со стороны КНДР такие системы перехватят лишь малую долю летящих снарядов, однако если первый удар будет наносить Сеул с его ожидаемыми ударными возможностями на 2020 г., то ответный артиллерийский удар будет уже довольно слабым, и такие системы как ныне существующие «Железный купол» или C-RAM вполне смогут его отразить при адекватной численности развернутых на позициях комплексов.

При этом такое размещение, с одной стороны, вполне по карману Южной Корее, с другой — будет экономически выгодно. Даже если перехватываемый реактивный снаряд будет дешевле, чем стоит ракета-перехватчик ($40 тыс.), удастся избежать куда большего ущерба от падения снаряда на прикрываемый город. Сейчас Южная Корея активно изучает израильский опыт применения подобных систем, а также отслеживает работы по созданию их нового, более дешевого и эффективного поколения в США.

Если же брать традиционные проблемы в случае войны с Севером на суше, то нынешний паритет закончится довольно скоро просто потому, что большую часть устаревшего парка наземных и авиационных вооружений Юг заменит новыми танками, бронемашинами, ударными вертолетами и довольно быстро с уровня армии США 1970-х — начала 1980-х гг. перешагнет на уровень американцев 2000-х гг. Именно отсутствие в достаточном количестве у Юга систем с превосходящими боевыми характеристиками создавало паритет с технически отсталой армией КНДР. Так, на вооружении до сих пор состоят антикварные танки М-48 родом из 1950-х.

А, учитывая, что новое поколение техники уже в должной мере укомплектовано системами обнаружения (что во многом компенсирует преимущества местного ландшафта и растительного покрова для маскировки обороняющихся), дальнобойным и высокоточным оружием (что позволяет поражать уязвимые части укрытий и позиций обороняющихся издалека), а также различными средствами пассивной и активной защиты (позволяющими уводить в сторону или сбивать противотанковые и противовоздушные боеприпасы) — традиционные козыри Севера в наземной обороне автоматически перестанут быть таковыми. Очевидно, что как только паритет сторон исчезнет — политическая ситуация на Корейском полуострове тоже не замедлит измениться. Однако это уже совсем другая история.

nk.org.ua

Корейская армия / Travel.Ru / Страны и регионы

Один из парадоксов Сеула, которому я не устаю удивляться — это его исключительно мирный вид. А ведь уже более полвека Корея находиться в состоянии гражданской войны. Мира между капиталистическим Югом и социалистическим Севером нет и не было никогда. Соглашение 1953 г. означало лишь прекращение огня, но не прекращения состояния войны, которое, с правовой точки зрения, существует до сих пор. Поэтому вот уже много десятилетий вся Южная Корея существует под постоянной угрозой вторжения с Севера. Всего лишь в нескольких десятках километров от мирного Сеула располагается крупнейшая в мире артиллерийская группировка, которая держит под прицелом всю корейскую столицу, а также сотни тысяч солдат, тысячи танков, бронемашин и самолетов вооруженных сил Северной Кореи. Сейчас, когда отношения Севера и Юга заметно улучшились, угроза эта не стоит столь остро как лет десять назад. Однако потенциальная опасность никуда не делась, она остается частью жизни Республики Корея.

Северокорейские военные никогда не делали особого секрета из того, с кем они, собственно говоря, готовятся воевать. С 1948 г., когда была официально создана Корейская Народная Армия (так называются северокорейские вооруженные силы) ее главным и едва ли не единственным «вероятным противником» была Южная Корея и ее возможные союзники. Справедливости ради стоит отметить, что южане в долгу не оставались и в меру своих сил также готовились к войне с Севером. Война эта, как известно, началась в июне 1950 г., но окончилась, по сути, безрезультатно. С момента подписания перемирия прошло почти полвека, и все эти полвека Север и Юг по-прежнему находятся в состоянии войны. Фактически боевых действий нет, не считая эпизодических перестрелок на границе и рейдов сил спецназначения, однако это не значит, что к войне не готовятся: к ней готовятся, и делают это постоянно.

Исторически северокорейские вооруженные силы создавались при самом активном участии Советского Союза. СССР поставлял (поначалу — бесплатно) все вооружение и технику, обеспечивал советниками, организовывал обучение северокорейских офицеров. Первые северокорейские уставы были просто переводами соответствующих советских наставлений, а организация северокорейских частей была скопирована с советских образцов. Даже оперативные планы поначалу разрабатывались на русском языке, а потом только переводились на корейский! Впрочем, немалым было и китайское влияние, ведь значительная часть командного состава КНА в 1940-50-е гг. состояла из этнических корейцев Китая, которые сначала принимали участие в китайском революционном движении, а в 1945-1950 гг. были направлены в Корею для «интернациональной помощи» молодому северокорейскому государству.

Ситуация стала меняться после 1960 г., когда отношения Пхеньяна с Москвой и Пекином заметно ухудшились. Вызвано это было в первую очередь разворачивающимся конфликтом двух коммунистических супердержав. Руководство КНДР хорошо помнило старую мудрость «паны дерутся — у хлопов чубы трещат», и вовсе не стремилось принимать участие во все более ожесточенных советско-китайских разборках. Возможно, в целом позиция КНДР была разумной, однако побочным результатом этой политики лавирования стало то, что размеры как советской, так и китайской помощи существенно сократились. Коснулось это и военного сотрудничества. С другой стороны, экономика КНДР в те времена находилась в довольно приличном состоянии, так что Северная Корея в 1965-1985 гг. сумела наладить собственное производство довольно сложных видов оружия — артиллерийских систем, танков, подводных лодок и даже тактических ракет (в большинстве случаев за основу брались советские образцы, которые потом копировались с небольшими изменениями). Судя по имеющимся косвенным данным, в те времена северокорейские стратеги всерьез планировали новое нападение на Юг, которое должно было привести к объединению страны под отеческой дланью Великого Вождя, Солнца Нации. Советское руководство, хорошо информированное о замыслах пхеньянских мечтателей, опасалось, что подобный военный авантюризм может иметь катастрофические последствия как для самой КНДР, так и для всего мира, и это было одной из причин, по которым Москва в те времена не слишком-то спешила вооружать КНДР. Тем не менее, и Москва, и Пекин продолжали предоставлять КНДР определенную — пусть и довольно ограниченную — военную помощь.

Ситуация резко изменилась после 1990 года. СССР прекратил свое существование, а Китай во многом потерял интерес к былому союзнику. Результатом стал небывалый экономический кризис, приведший к сокращению северокорейского ВНП в 2-3 раза и массовому голоду, жертвами которого стали сотни тысяч человек. Разумеется, сказалось все это и на армии и военном производстве. Правительство КНДР всячески подчеркивает особую роль вооруженных сил, и сейчас они играют примерно такую же роль, какую раньше отводили партии. Никогда не служивший в армии Ким Чжон Ир назначил себя маршалом, а высшим постом в КНДР считается сейчас не пост президента, а пост Председателя Совета обороны. Армия не голодает, на фоне всеобщей нищеты она относительно обута и одета. Причина понятна: голодная армия опасна, особенно сейчас, когда особых идеологических подпорок у режима не осталось. Однако в целом острейший экономический кризис не мог не затронуть вооруженные силы, не мог не сказаться на их боеспособности. Нет сомнений, что и сейчас в Генштабе КНА планируют новые удары по Сеулу и Тэгу, но делается это, скорее, по инерции. Впрочем, нельзя исключать и того, что загнанный в угол северокорейский режим может пойти ва-банк и начать новую войну. Возможно, что эти страхи безосновательны, но разделяют их сейчас во многих западных столицах. Отчасти именно этим и объясняется удивительная «уступчивость» западных лидеров в их отношениях с КНДР.

Однако даже в свои лучшие времена северокорейская армия существенно уступала своему «вероятному противнику» в военно-техническом отношении. Возможно, где-нибудь году в 1959 или даже 1971 КНА теоретически могла бы разгромить собственно южнокорейские вооруженные силы, но всем и всегда было понятно, что в случае войны на Корейском полуострове в нее будут автоматически вовлечены Соединенные Штаты. При таком — практически неизбежном — повороте событий, Северная Корея существенно уступала бы своему противнику, который, вдобавок, обладал бы и ядерным оружием.

Несмотря на все призывы «усилиями прогрессивных народов мира четвертовать американских империалистов» (это не образчик черного юмора, а вполне официальный северокорейский лозунг 1960-х годов), пхеньянские генералы отчетливо понимали, что в военно-техническом отношении они существенно уступают американо-южнокорейской коалиции. Понимали — и пытались найти какие-то нестандартные решения стоящих перед ними проблем.

Именно с попытками как-то компенсировать военно-техническую отсталость связано то исключительное внимание, которое в КНДР с начала 1960-х годов уделяется частям спецназначения. В настоящее время северокорейский спецназ является самым большим в мире и насчитывает около 100 тысяч солдат и офицеров. Конечно, при таких количествах качество боевой подготовки не может не страдать, и до бойцов «Альфы» или «зеленых беретов северокорейским спецназовцам далеко, но цифра все равно впечатляет. В мирное время офицеры спецназа тренируются в условиях, максимально приближенных к боевым — участвуют во вполне реальных рейдах по территории Южной Кореи, по тем местам, где им, в случае чего, придется действовать. Считается, что в случае начала новой Корейской войны в первые же ее часы на территорию Юга будет заброшено несколько тысяч разведывательно-диверсионных групп. В их задачи войдут диверсии на дорогах, взрывы мостов, туннелей, линий электропередач, уничтожение узлов связи, аэродромов, штабов, а также, не в последнюю очередь, физическое уничтожение американских военнослужащих — и тех, кого спецназовцы сочтут таковыми по внешнему виду (простите за мрачное замечание, но в последнюю группу входит и большинство наших читателей). Северокорейские генералы считают, что современное американское общество очень чувствительно к человеческим потерям, и, следовательно, если такие потери будут велики, американцы могут, убоявшись внутриполитических последствий, пойти на перемирие на выгодных Пхеньяну условиях или даже вообще вывести свои войска из Кореи (а уж с одними южнокорейскими силами КНА, верят генералы, как-нибудь разберется). Вдобавок, деятельность многих тысяч диверсантов вызовет полный хаос в тылу и до какой степени сведет на нет военно-техническое превосходство южан. Какой смысл в новейших самолетах, если летчики перебиты во время налета диверсантов на военный городок? В суперсовременных танках, если из-за взорванного моста им не могут подвести топлива?

Впрочем, параллельно с развитием спецназа и необходимых для его успешных действий экзотических видов оружия, КНДР уже с 1970-х годов активно занималась и разработкой оружия массового поражения: поначалу — более дешевого, химического, а потом — и «настоящего», ядерного. Сведения об идущих в КНДР работах по созданию ядерного оружия проникли в мировую печать в конце 1980-х годов и вызвали настоящую панику. Результатом стало соглашение 1994 года, в соответствии с которым деятельность северокорейских ядерных центров (в том числе и главного из них — в городе Ёнбён) была поставлена под международный контроль. В обмен на это США, Южная Корея и Япония согласились построить в КНДР ядерную электростанцию, а также предоставить Северной Корее большое количество жидкого топлива для использования на существующих электростанциях. Однако и поныне нет полной уверенности в том, что на Севере действительно нет ядерного оружия. Не исключено, что пара-другая ядерных устройств где-то припрятана на черный день.

Есть и средства доставки — модернизированные в последние годы ракеты. Производство ракет в КНДР началось еще в 1970-е гг. на базе советских и китайских образцов (некоторые из которых — в частности, советские оперативно-тактические ракеты Р-17Е — были получены нелегально через третьи страны, а потом скопированы). К концу 1980-х годов на вооружении КНДР появились ракеты «Хвасон-5», которые имели дальность до 500 км и, следовательно, могли поражать цели на всей территории Южной Кореи. В начале 1990-х появились ракеты «Нодон-1» с дальностью до 1500 км, которые в состоянии наносить удары по объектам в Японии. Наконец, в августе 1998 г. КНДР произвела первый запуск межконтинентальной баллистической ракеты. Запуск этот, правда, был не совсем удачным (не сработала третья ступень и спутник на орбиту не вышел), но восприняли его во всем мире с понятной нервозностью — на что, собственно, и был весь расчет.

С точки зрения руководства КНДР, и ядерное оружие, и ракеты решают двоякие задачи. В случае войны они должны нанести неприемлемый ущерб противнику и, в идеале, вынудить американцев вывести войска, а южнокорейское правительство — капитулировать. В мирное же время сам факт наличия ракетно-ядерного оружия служит неплохим, хотя и несколько специфическим, «экспортным товаром»: во время переговоров с Западом северокорейские дипломаты соглашаются на то, чтобы приостановить разработки межконтинентальных ракет и ядерных зарядов, но требуют в обмен за это немалых платежей (дескать, в качестве компенсации за отказ от столь полезной ядерной энергии или же от крайне выгодных сделок по продаже ракет иранцам и ливийцам). Соглашение 1994 года и многие иные договоренности показываю т, что заинтересованные стороны — и США, и Япония, и Южная Корея — вполне готовы платить, откупаясь таким образом от ракетно-ядерной угрозы (в тихой надежде на то, что режим Кимов вскоре падет, и проблема таким образом рассосется сама собой).

На случай обороны КНА создало в Северной Корее гигантскую систему долговременных укреплений и подземных укрытий, которая по своему размаху, пожалуй, не имеет себе равных в мире. Начало ей было положено еще в годы Корейской войны, когда в подземных бункерах, неуязвимых для американской авиации, разместилось большинство северокорейских военных заводов. На протяжении последующего полувека работы велись с немалой интенсивностью, и в результате в приграничных районах создана мощнейшая система оборонительных сооружений, а все основные стратегические объекты могут быть укрыты под землей. Вдобавок, надо помнить, что корейский изрезанный рельеф благоприятствует обороняющейся стороне, так что попытка вторгнуться на территорию Севера дорого обойдется нападающим — повторить «Бурю в пустыне» в корейских горах попросту невозможно.

Однако КНА в целом остается армией низкотехнологичной. Ее главный козырь — неприхотливый солдат с «Калашниковым» и саперной лопаткой, готовый питаться чашкой риса в день, проходить по 40 км в день, спать на сырой земле, и копать, копать, копать каменистый грунт корейских гор. Таких солдат на Севере немало. Численность вооруженных сил КНДР — 1 миллион 200 тысяч человек, из которых 1 миллион 30 тысяч служат в сухопутной армии. Срок действительной службы сейчас составляет 5-7 лет. Хотя по численности населения Север уступает Югу в два раза, по размерам вооруженных сил он его превосходит в 1,7 раза. Понятно, правда, что в условиях экономического кризиса такая огромная армия превратилась в немалое бремя для страны. В этих условиях правительство КНДР стремится сделать армию самообеспечивающейся, широко использует ее на сельскохозяйственных и строительных работах, рассматривая солдат как дармовую рабочую силу. Разумеется, это идет во вред боевой подготовке, но об этом сейчас мало кто задумывается.

В КНА насчитывается 176 дивизий и бригад (пехотные, мотострелковые, танковые, артиллерийские и ракетные, причем многие из пехотных и танковых являются кадрированными). На вооружении северокорейской армии имеется 3.800 танков, в большинстве своем — устаревших конструкций: Т-54, Т-55, Т-59, есть даже около двухсот Т-34 (правда, не совсем те, что воевали в Отечественную войну, а их более поздний — но все равно антикварный — вариант Т-34-85). Относительно новыми являются лишь Т-62, которые частично произведены в КНДР, а частично — импортированы из СССР. Этих машин сейчас в КНА около 800. Кроме того, в КНА имеется около 2300 бронетранспортеров и разведывательно-дозорных машин. С другой стороны, северокорейская артиллерия является грозной силой. 13.800 орудий в состоянии оказать наземным войскам весьма серьезную поддержку. Артиллерия особо важна для КНА и потому, что Сеул — главный политический, деловой и промышленный центр Южной Кореи — находится всего лишь в 30-40 км от границы, и может легко обстреливаться из орудий крупных калибров, которых на вооружении Севера имеется немало. Располагающаяся «напротив» Сеула северокорейская артиллерийская группировка считается мощнейшей в мире. В первые же часы войны многие районы города будут просто сметены с лица земли северокорейским огнем.

ВВС Севера выглядят достаточно впечатляюще — на бумаге. В из составе имеется 1.690 самолетов и вертолетов. Однако подавляющее большинство этих машин — вполне антикварные аэропланы. Вызвано это тем, что основная масса корейских боевых самолетов была продана (фактически — подарена) Советским Союзом еще в 1950-х и 1960-х годах. В более поздние времена поставки были куда скромнее, а после 1991 года они практически прекратились: платить Северной Корее нечем, а даром Москва (как и Пекин) ничего более не дают. В результате ВВС КНДР в последние годы напоминают скорее музей истории авиации, чем военно-воздушные силы в точном смысле слова. Судите сами: около 400 из 1.690 северокорейских самолетов — это безнадежно устаревшие истребители МИГ-15 и МИГ-17, которые были произведены еще в 1950-е годы (МИГ-15 находится в серийном производстве аж с 1948 г, а МИГ-17 — с 1951 г.). Немногим новее и истребители Су-7Б, МИГ-19 и МИГ-21, которых в северокорейской авиации насчитывается 320 штук. Спору нет: в свое время МИГ-21 считался лучшим истребителем мира, но ведь его серийный выпуск начался в: 1958 году. Бомбардировочная авиация практически отсутствует, за исключением нескольких Ил-28, также совершенно устаревших. Кроме этого, в состав ВВС КНДР входят более 300 бипланов Ан-2, которые хорошо знакомы жителям сельских районов России. Предназначены эти небольшие одномоторные самолеты в первую очередь для высадки разведывательно-диверсионных групп. Такие же задачи должны выполнять и вертолеты разных типов, которых в ВВС КНДР более 300. По-настоящему современными могут считаться менее 100 машин — около 60 истребителей МИГ-23 и МИГ-29 (часть последних — северокорейской сборки), а также небольшое количество штурмовиков Су-25 и военно-транспортных самолетов ИЛ-76. Вдобавок, следует помнить о вынужденно плохой подготовке летчиков (не хватает топлива, и налет у пилотов невелик), хроническом недостатке запчастей и комплектующих, плохой наземной базе. Правда, близость Сеула к границе позволяет пхеньянским генералам надеяться, что даже такие антикварные машины как МИГ-17 как-то до Сеула долетят и какой-то вред противнику причинить все-таки успеют. В целом же ни у кого нет сомнений, что в случае войны на Корейском полуострове северокорейская авиация не создаст серьезных проблем для южнокорейских и американских сил.

То же самое можно сказать и о северокорейском флоте. Разница только в том, что флот, в отличие от авиации, не поражает и своими размерами. Крупных кораблей в северокорейских ВМС почти нет, состоят они в основном из сторожевиков, минных заградителей, ракетных и торпедных катеров. Правда, в распоряжении северокорейских адмиралов имеются довольно значительные подводные силы — более 40 подводных лодок. Часть северокорейских лодок — советской и китайской постройки, а часть — собственного производства. Хотя в своем большинстве северокорейские лодки отличаются примитивизмом конструкции, в случае войны они в состоянии нанести ощутимый урон южнокорейскому судоходству. Именно зависимость вероятного противника от морской торговли и побудила Пхеньян уделять такое внимание подводным силам. Другой важной задачей северокорейского подводного флота (равно как и заметной части надводного) является высадка на побережье Южной Кореи разведывательно-диверсионных групп, действиям которых, как уже говорилось, северокорейское командование придает особое значение. Для этой цели предназначаются и специальные полупогружаемые катера (в притопленном состоянии над поверхностью воды возвышается только рубка высотой мене метра). Таких «подводных лодок для бедных» в ВМС КНДР сейчас около 50.

Примерно две трети северокорейской армии сосредоточено в непосредственной близости от вероятной линии фронта, менее чем в 150 км от военно-демаркационной линии. География Корейского полуострова такова, что направление ударов северокорейской армии может легко угадать, и не будучи выпускником Академии Генерального Штаба. Горные массивы, через который по большей части проходит граница Севера и Юга, исключают передвижение больших масс войск на центральном ее участке. Сколь-либо масштабное наступление можно вести либо вдоль восточного побережья, в направлении на Каннын-Тонхэ-Пхохан, либо вдоль западного побережья. Второе направление гораздо предпочтительнее, ведь на нем, всего лишь в 30-40 км от линии фронта, находится Сеул, а за ним — практически все основые промышленные и политические центра страны — Тэчжон, Тэгу и т.д., вплоть до Пусана. Понятно, что именно на этом направлении сконцентрировано подавляющее большинство северокорейских сил (равно как и почти вся южнокорейская армия). Конечно, принятое после Корейской войны решение правительства Ли Сын Мана оставить столицу страны в Сеуле с военно-стратегической точки зрения было ошибкой, хотя и президента можно понять: Сеул — традиционная столица Кореи и контроль над ним был важен для того, чтобы представить правительство Юга законным хозяином всей корейской территории.

Нам же остается надеяться, что заботливо хранимые в северокорейском Генеральном штабе планы войны так и останутся нереализованными. События последних лет, вроде бы, дают для такой надежды основания, однако совсем уж расслабляться не следует. Корейский полуостров относится к числу особо взрывоопасных районов нашей планеты:

А.Н.Ланьков

01.01.2000

Источник: Travel.ru

guide.travel.ru