Воинские звания в царской России. Воинские звания в царской армии
В этой статье мы рассмотрим некоторые воинские звания в царской России. Список этот, правда, неполный, его можно продолжить. Мы же представляем вашему вниманию лишь основные чины.
Бригадир
Начнем наш список «Воинские звания в царской армии России» с бригадира. Это военный чин в Русской императорской армии, существовавший в 18-19 веках, ниже генерал-майора и выше полковника. Введен он был Петром I.
Соответствовал ему во флоте чин капитан-командора. Бригадный генерал в некоторых армиях сегодня соответствует чину «бригадир».
Вахмистр
Данная должность была распространена в кавалерии, унтер-офицерском ее составе, а также в артиллерии в армии нашей страны (казачьи войска, кавалерия, а также корпус жандармов). Существовала она до 1917 года, когда действовали воинские звания царской армии России. Аналог званиям в СССР был не у всех. Вахмистра, например, в Советской армии не было. Обязанностью человека с данным чином было помогать в проведении подготовки войск и организации внутреннего порядка и хозяйства командиру эскадрона. Соответствующее звание в пехоте — фельдфебель. Для унтер-офицеров этот чин бы высшим до 1826 года.
Генерал-поручик
Продолжаем описывать воинские звания в царской России, перейдем к генерал-поручику. Этот чин и воинское звание был в украинской и русской армиях. Его использовали одновременно (почти в качестве синонима) со званием генерал-лейтенанта. Последнее во время Северной войны, точнее, во второй ее половине, вытеснило чин генерал-поручика.
Генерал-фельдмаршал
Это высшее в сухопутных войсках австрийской, немецкой и русской армии воинское звание. Введено было в нашей стране Петром I в 1699 году. Данный чин I класса соответствовал на флоте званию генерал-адмирала, в гражданской службе — канцлера, а также тайного советника (тоже I класса). Фельдмаршальский жезл служил знаком различия, с 19 века в петлицах у генерал-фельдмаршалов они стали изображаться в скрещенном виде. Различали воинские звания в царской России погоны, где у представителей описываемого нами чина также изображались жезлы. Пример известного генерал-фельдмаршала в истории нашей страны — Д. А. Милютин.
С 2009 года этот символ присутствует также на эмблеме нынешнего Верховного Главнокомандующего всеми Вооруженными силами нашей страны.
Генералиссимус
В Священной Римской империи это было высшее воинское звание, а позднее стало таковым и в Российской империи, а также в СССР и ряде других стран.
Исторически оно присваивалось командовавшим несколькими, в основном союзными, армиями, полководцам, а в отдельных случаях также государственным деятелям либо лицам, принадлежащим к семьям царствующих династий, как почетное звание. Чин этот стоял вне системы других офицерских званий.
А. В. Суворов 28 октября 1799 года получил это звание в соответствии с Воинским уставом, поскольку был принцем Сардинского королевства, и вместе с тем графом Римской империи, князем Российской, а также главнокомандующим австрийских, сардинских и российских войск. В настоящее время в нашей стране оно не предусмотрено законодательством.
Есаул
Продолжает наш список «Воинские звания в царской России» следующий чин. Есаул — это чин обер-офицерский в казачьих и российских войсках. Звание это обозначает помощника, заместителя военачальника. Есаулы бывают: войсковые, генеральные, сотенные, полковые, походные, станичные, артиллерийские.
Капитан-командор
Чин этот существовал в 1707-1732 годах, а также в 1751-1827 на флоте нашей страны. Он введен в 1707 году и занесен в Табель о рангах в 1722, принадлежал к V классу, считался при этом ниже контр-адмирала и выше, чем звание капитана корабля (капитана первого ранга — с 1713 года). В армии этому чину соответствовал бригадир, а в статских (гражданских) должностях — статский советник. Обращение к представителю данного звания — «Ваше высокородие». В его обязанности входило командование отрядами кораблей (небольшими), а также замещение на время контр-адмирала.
Капрал
Это воинское звание, которое имел младший командный состав, является низшим сержантским (унтер-офицерским) чином. В нашей стране оно появилось в 1647 году, введено Петром I «Воинским уставом». Позже, в первой половине 19 века, его заменил чин унтер-офицера. Сегодня в современных ВС капралу соответствует такое звание, как «младший сержант».
Корнет
Это воинское звание, которое было в армиях некоторых стран, в основном в кавалерии. Название его происходит от древней должности трубача, находящегося при полководце, который по его приказу передавал войскам сигналы во время битвы. Обладатели этого чина числятся в одном классе с армейскими подпоручиками, поэтому носят такие же погоны. Отметим, что в кавалерии звания подпоручик не существует.
Подъесаул
Продолжаем описывать воинские звания в царской России, представляем вам следующее. Должность эта существовала с 16 века, а далее в России это был обер-офицерский чин в казачьих войсках X класса (в 1798-1884 годах) и IX класса в вышеупомянутом списке «Табель о рангах» (1884-1917 годы), в котором были указаны воинские звания в царской России и их жалование.
Приравнено оно было в 1798 году в кавалерии к чину штабс-ротмистра, в пехоте — штабс-капитана, во флоте — лейтенанта, а также чину титулярного советника в гражданской службе.
Подпоручик
Это обер-офицерское звание, существовавшее в русской армии, введено Петром I в России в 1703 году.
После того как в 1884 году был упразднен чин прапорщик для мирного времени, он стал первым офицерским для всех войск, кроме казачьих и кавалерии, где ему соответствовали звания хорунжего, корнета. В военно-морском флоте Империи чин мичмана был аналогом ему, а в гражданской службе — губернского секретаря. В вооруженных силах РФ чину подпоручика соответствует «лейтенант».
Поручик
Воинское звание, принадлежащее младшему офицерскому составу, в армиях дореволюционной России и Польши соответствовало должности старшего лейтенанта. В 18-19 веках существовал также «порутчик» в качестве орфографического варианта этого чина. Воинские звания в царской России 1812 года, например, включали в себя этот чин.
Это был офицер для поручений, которому соответствует в СССР и России звание старшего лейтенанта.
Прапорщик
Продолжаем описывать воинские звания в царской армии. Прапорщик существует в вооруженных силах, а также других силовых структурах в ряде стран. По указу Алексея Михайловича в русской армии в 1649 году стали называться прапорщиками знаменосцы, которые назначались из числа самых физически крепких, мужественных и проверенных в сражениях воинов. Создавая регулярную армию, Петр I в 1712 году ввел это звание в качестве младшего (первого) чина офицерского состава в кавалерии и пехоте. До 1917 года оно присваивалось лицам, которые окончили в школах прапорщиков или военных училищах ускоренный курс и сдали по определенной программе экзамены. В военное время присвоение его допускалось без экзамена за боевые отличия унтер-офицерам, имевшими среднее или высшее образование. Прапорщики обычно назначались на должность командирами взводов. В Красной армии (в 1917-1946 годах), а также Советской (до 1972 года) аналогичного званию прапорщика не существовало. С 1 января 1972 года оно было введено (вместе со званием мичмана) в Вооруженных силах СССР. В современной армии нашей страны ему соответствует должность младшего лейтенанта.
Ротмистр
Завершает наш список «Воинские звания в царской армии» ротмистр. Это был старший в кавалерии офицерский чин (в Российской империи — обер-офицерский). В 1730 годах появились в связи с созданием тяжелой кавалерии новые названия чинов, среди которых был и ротмистр. Уланские и гусарские полки в 1882 году были преобразованы в драгунские, а для установления единообразия в званиях во всей кавалерии драгунские капитаны стали называться ротмистрами. В 1917 году данный чин был упразднен. В 20 веке он существовал, например, в Польше.
Таковы основные воинские звания в царской армии России.
fb.ru
Погоны царской армии, старые звания, ушедшие в прошлое
Погоны царской армии 1914 года редко упоминаются в художественных фильмах и исторических книгах. Между тем это интересный объект изучения: в императорский век, время правления царя Николая Второго, обмундирование было объектом искусства. До начала Первой мировой войны отличительные знаки Русской армии существенно отличались от тех, что используются сейчас.
Они были более яркими и содержали больше информации, но в то же время не обладали функциональностью: были легко заметны как в полевом окружении, так и в лесу или на снегу. По этой причине с началом крупных боевых действий знаки отличия были переформированы.
Отличались и звания в царской армии до 1917, которые сменились с приходом революции. О том, какими были звания царской армии России, как выглядели погоны старой царской армии, подробно расскажем прямо сейчас.
Основные отличия погон и званий
В дореволюционные годы в России вместо званий были чины – как для гражданских, так и для военных лиц. Они были введены еще указом Петра Первого в 1722 году, который создал «Табель о рангах». За нижними чинами шли унтер-офицеры, затем обер- и штаб-офицеры. Высшими считались генеральские чины. Подробнее про звания в царской армии России по возрастанию с погонами рассмотри ниже.
Первое отличие – в наименовании. Вместо звания – чин. Второе отличие – в конкретных наименованиях чинов. Если сейчас используются такие слова, как ефрейтор, рядовой, то тогда были бомбардир, вольноопределяющийся.
Третье отличие заключается в информации, которая наносится на погоны. Сейчас на них можно найти сведения о высоте звания военного. Тогда же на погоны крупно, почти во весь размер, наносились греческие цифры. Они обозначали полк, к которому принадлежал солдат или офицер. На погонах также были римские цифры и буквы, они уже служили для разделения «высоты» положения.
Дело в том, что в старые времена было очень много вариаций погон, но, несмотря на это, они «пересекались» между разными чинами. У офицера погоны могли оказаться такими же, как и у рядового (по цвету, номеру полка). Поэтому дополнительно использовались римские цифры, которые помогали отличить офицера от нижестоящего. Для этой же цели использовались кокарды – небольшие металлические бляшки, которые прикрепляются на фронтальную часть фуражки. У солдат они были одной формы и расцветки, у вышестоящих структур – другой.
Также отличается и система использования цветов. Сейчас погоны у военных различаются по цвету в зависимости от рода войск. У моряков – синие, у пехоты – красно-желтые, тогда же цвета могли разниться даже внутри одной дивизии. Так, у каждой бригады внутри нее был свой цвет погон, а если внутри бригады было еще одно деление, на полки, то и у каждого полка был свой цвет фуражек или картинка на кокарде. Сейчас фуражки не отличаются по цвету, только у моряков высшие чины надевают белые головные уборы.
Ранее использовались эполеты и вензели на них, а сейчас система, при которой главное – красивая и благородная картина, отменена в пользу функциональных качеств обмундирования.
Почему произошла смена обозначений
С 1914 по 1917 быстро были введено несколько видоизменений касательно чинов и отличительных признаков в армии. В первую очередь, с началом Первой мировой, убрали цветное покрытие погон, которое было заметно в любое время года и даже в межсезонье в ноябре-апреле. Они стали защитного цвета хаки, который на тот момент именовался «горох».
Как заметно из вышеописанного, армия России до революции отдавала предпочтение красивому обмундированию, и много внимания уделялось именно дизайнерской составляющей. С началом же серьезных боевых действий военачальники пришли к выводу, что цветные элементы формы не функциональны. Они выдают солдата и делают его легкой мишенью для соперника. Поэтому еще до революции цвета были отменены.
Следующее изменение было связано с приходом к власти новых лиц. Царизм был свергнут, и вместе с ним правительство желало предать забвению и Табель о рангах, а также титулы, которые были введены Павлом на манер прусской армии. Поэтому были переназваны многие чины. Вместе с тем из эксплуатации ушли погоны и кокарды. Вновь они вернулись в армию лишь в 1943 году, и этот жест показывает, что не все разработки прошлых лет были провальными.
В целом изменение чинов и внешнего вида обмундирования было обусловлено их несостоятельностью в условиях военных действий. Постоянная путаница в чинах и погонах была сильным минусом дизайна формы того времени.
Соответствие старых чинов современным званиям
Прошло сто лет с момента Первой мировой войны, но за это время структура армии не сильно изменилась. В ней сохранились ниши солдатов, офицеров, генералов. Однако старые чины получили новые, более удобные и общие названия.
Звания в старой царской армии до 1917 года с погонами приведены в соответствии с современной российской ранговой системой:
- Рядовой, он же бомбардир, казак, вольноопределяющийся, матрос 2 статьи и т.д. Матрос второй статьи был на флоте, казак принадлежал к казачьему войску, бомбардир причислялся к саперной пехоте. Только в кавалерии низшие чины назывались так же – рядовой. Вольноопределяющийся – это устаревшее понятие, которым именовались люди, добровольно пошедшие на службу (аналог современных контрактников). Они отличались привилегиями на службе.
- Ефрейтор. Ранее ефрейторами именовались только служащие кавалерии, откуда и пошло большинство современных названий. Ефрейтор во флоте именовался матросом первой статьи, среди казаков более высокий чин назывался «приказный». В артиллерийском войске и саперных дивизиях не было разделения на ефрейторов и рядовых, все назывались «бомбардирами».
Далее шли уже офицерские чины. Они начинались с унтер-офицеров. Унтер-офицерами считались те, кто только получил более высокое звание, но еще не дослужился до высоких управленческих чинов. Деление такое:
- Младший унтер-офицер. Сюда относились младший фейерверкер, мл. урядник, квартирмейстер (во флоте).
- Старший унтер-офицер. Это боцманмат во флоте, старший урядник в лейб-гвардии и у казаков, старший фейерверкер у саперов.
- Фельдфебель. Сюда относятся вахмистр среди казаков и кавалерии, боцман во флоте.
- Подпрапорщик. Кондуктор в морских войсках, в пехоте название такое же, как и современное.
- Зауряд-прапорщик. Подхорунжий, зауряд-прапорщик кавалерии и лейб-гвардии входят в число связанных с этим званием чинов.
Высшие офицерские чины
Более серьезное офицерское признание начиналось с получения обер-офицерского чина. Тогда нижестоящие начинали обращаться к военному «Ваше благородие». Офицерская кокарда на фуражке, начиная с этого чина, золотая. Среди чинов (по возрастанию) –прапорщик, подпоручик, поручик, штабс-капитан, капитан, все эти чины были связаны с Табелем о рангах.
Офицерский чин «прапорщик» считался 14-ым, низшим рангом, штабс-капитан являлся уже 9-ым по почету. В связи с тем, что и раньше использовалось наименование «капитан», может возникнуть путаница в сравнении современных и старинных воинских званий. «Капитанскими» званиями в царской армии до 1917 года считались такие чины, как ротмистр, казачий есаул, и только в гвардии капитан именовался так же, как и сейчас. Поэтому отвечая на вопрос «Ротмистр – какое это сейчас звание?», нужно отвечать, что капитан. Ротмистр почти что приравнивался к штаб-офицерам, носил выделяющиеся голубые погоны.
«Элита» и генеральские чины
Последней ступенью, которая предваряла каталог генералов, были штаб-офицеры, это подполковники и полковники. Во флоте они именовались капитанами и капитанами 2 ранга. Следующим по чину армейским командиром был уже генерал, а во флоте – адмирал.
Штаб-офицеров называли «высокоблагородие», генералов – «Ваше превосходительство». Среди генералов были разделения: генерал-майор, генерал-полковник, генерал инженер и т.д. Генеральский чин назначал королевский совет. Генералы отличались наиболее вычурной войсковой кокардой, белыми перчатками, большим количеством наград, что не отличается от современного состояния.
Воинские звания в царской армии до 1917 года и погоны сильно отличались от современных. Это говорит о заметной отсталости тогдашней системы наименований и обмундирования. Сейчас форму и чины тех времен можно использовать как образец истории, но не следует ставить в пример старинные несовершенные погоны, вызывавшие путаницу у самих военных.
prizivaut.ru
|
Царское войско. Система подчинения и управления В системе доказательств отмены опричнины важное место занимает определенное истолкование событий, связанных с нашествиями Девлет-Гирея на Москву в 1571 и в 1572 гг. Истолкование это таково. После сожжения Москвы татарами в мае 1571 г., когда опричное войско якобы не оправдало надежд царя и вызвало его гнев, прекратилось деление армии на опричную и земскую и таким образом был сделан «первый важный шаг к примирению между земщиной и опричниной». «После победы над крымцами в начале августа 1572 г. опричнина была уничтожена вовсе», — пересказывает суждения Л. М. Сухотина, полностью с ним солидаризируясь, С. Б. Веселовский. Однако такое истолкование военных событий 1571 и 1572 гг. не соответствует свидетельствам источников. Первую попытку напасть на русскую столицу Девлет-Гирей совершил в мае 1570 г. К Рязани и Кашире подошла его пятидесятитысячная армия. На пути орды оказались сравнительно малочисленные опричные полки, которыми командовал воевода Д. И. Хворостинин. Смело напав на татар и разгромив по частям их отряды, Хворостинин еще до подхода главных русских полков «крымских воевод побил». Поход хана на Москву был сорван. Вполне очевидно, что эта замечательная победа опричных полков ничего, кроме укрепления доверия к преданности опричников, вызвать не могла. Однако, как ни странно, именно к этому времени некоторые ученые относят появление первых признаков отмены опричнины, в частности слияние опричных полков с земскими. Через год, в мае 1571 г., Девлет-Гирей снова двинулся на Москву. Рядом с огромным земским войском, выставленным в качестве заслона, отряд опричников был крайне немногочислен — всего три опричных полка шли во главе с царем Иваном навстречу татарам к Серпухову. В это время Девлет-Гирей обошел земское войско, переправившись через Оку в слабо защищенном месте возле Кром, и устремился к Москве. Царь Иван, опасаясь окружения и плена, ускакал в Ростов. Москву обороняли земские полки во главе с воеводами — боярином И. Д. Вельским, боярином М. И. Воротынским, отошедшим от Оки, и боярином М. И. Вороным-Волынским. И только один полк опричников стоял в Москве за рекой Неглинной, обороняя вновь выстроенный царский дворец. Остановившиеся в предместьях столицы татарские войска подожгли городские посады. Поднявшаяся буря способствовала мгновенному распространению огня, и за три часа он почти полностью истребил центр города. Тысячи жителей и воинов погибли в давке, дыму и огне. «От пожарного зною затхнулся» главный воевода И. Д. Вельский. Погиб и воевода М. И. Вороной-Волынский. Москва и южные уезды страны, по которым прошла орда, были разорены дотла. Начался розыск о «боярской измене». Царь утверждал, что изменники-бояре сами «навели» на Москву крымское войско. Грозный хорошо понимал необоснованность подобных обвинений, и главный «изменник» князь И. Ф. Мстиславский был освобожден после поручительства за него священного собора, многих дворян и бояр. Никто из деятелей опричнины в связи с поражением русской армии и пожаром Москвы к обвинению привлечен не был. Напротив, опричные воеводы Д. И. Хворостинин и Н. Р. Одоевский выступили поручителями за И. Ф. Мстиславского. Утверждение, что опричная армия была после сожжения Москвы упразднена и что произошло, как пишет Р. Г. Скрынников, слияние военных сил опричнины и земщины, делает совершенно непонятным, почему опричные полки через год, в момент нового нашествия Девлет-Гирея, вновь выступают по своим отдельным опричным росписям и действуют под командой своих воевод «из опричнины». Р. Г. Скрынников именует армию, выступившую в апреле 1572 г. навстречу орде, «земско-опричной», стараясь подчеркнуть с помощью соединительной черточки ее слитный характер. Однако «земско-опричным» русское войско было и раньше, во все годы опричнины. Отдельные земские и опричные полки в конечном счете составляли единое войско, а порой соединялись полк с полком под единым командованием. В 1572 г., через год после событий 1571 г., в момент смертельной опасности для Русского государства, русское войско сохраняло точно такую же организацию и структуру, как и в прежние «опричные» времена. Тем самым утверждения о том, будто после мая 1571 г. структура русского войска изменилась, не могут быть приняты. Битва на Молодях завершилась победой русских войск. Выдающуюся роль в разгроме врага и тем самым в спасении Русского государства сыграли воины-опричники. 30 июля опричник Т. Аталыкин во время боя захватил в плен командовавшего вражеской армией Дивея-мурзу. Подводя итог подробному описанию битвы на Молодях, в которой блестяще действовали опричные полки и опричные воеводы, Р. Г. Скрынников пишет: «Согласно укорепившейся традиции, славу победы над татарами приписывают обычно главному воеводе князю М. И. Воротынскому… Подобное мнение представляется мне неверным… Подлинным героем сражения на Молодях был не Воротынский, а молодой опричный воевода князь Д. И. Хворостинин». После такого описания и такой оценки действий опричных полков и опричных воевод в молодинской битве с удивлением воспринимается вывод, сделанный на следующей странице: «Блестящая победа объединенной земско-опричной армии над татарами оказала определенное воздействие на внутренние дела государства, ускорив отмену опричнины». Подобное заключение было бы более уместна в том случае, если бы битва на Молодях была проиграна по вине опричников. Но отменная логика ведет к иному истолкованию фактов: то, что земские воеводы в 1571 г. проиграли бой за Москву и виновны в ее сожжении, явилось «поводом» для отмены опричнины; то, что опричные воеводы стали подлинными героями победы на Молодях в 1572 г., спасшей Русское государство от разгрома, — это тоже «повод» отменить опричнину. Как ни странно, но именно так представляют себе связь между дальнейшей судьбой опричнины и названными военными событиями известные ученые — Л. М. Сухотин, С. Б. Веселовский, И. И. Полосин, А. А. Зимин, Р. Г. Скрынников. Л. М. Сухотин полагает, что составление в мае 1570 г. разрядных росписей для совместных действий против татар опричных и земских полков является признаком того, что правительство Грозного приняло курс на ликвидацию опричнины. С этим доводом согласиться нельзя. Совместная служба опричных и земских полков в 1570 г. действительно зафиксирована в разрядных книгах, в том числе в Официальной разрядной книге московских государей. Но все дело в том, что совершенно такие же совместные службы, часто без указания на то, что данные полки и воеводы являются опричными, имели место начиная с первого года существования опричнины. Это означает, что факт совместной службы опричников и земских в 1570 г. ровно ни о чем новом, тем более о каком-то курсе на ликвидацию опричнины не свидетельствует. Примеров совместных служб опричных и земских в годы, предшествующие появлению в разрядах 1570 г. «признаков нового курса», можно привести много.[30] Речь идет о десятках случаев. При этом особенно много смешанных опрично-земских разрядов падает на 1569 г., т. е. на время, в котором никто еще не ищет признаков слияния земской и опричной служб. Больше того, в 1570 г., когда историки такие признаки усматривают, число смешанных земско-опричных походов и служб значительно меньше, чем в предыдущем 1569-м. Л. М. Сухотин приводит всего один случай такого рода. Опираясь на текст Официальной разрядной книги, введенной в научный оборот автором этих строк, В. Б. Кобрин произвел интересные подсчеты, которые показывают, что в разрядах за 1565–1572 гг. названо 99 военных руководителей (термин В. Б. Кобрина) «из опричнины» и 209 «из земщины». На опричников в эти годы падала, таким образом, почти половина всех командных назначений. Если же выделить тех лиц, которые в эти годы получили военные назначения впервые, то из них оказываются опричниками 38 человек, земскими — 73.[31] Иначе говоря, приток новых людей в командный состав войск более чем наполовину состоял из опричников. Если каждый второй высокопоставленный военачальник в русском войске того времени был опричником, то можно ли вообще сомневаться в том, что совместная военная служба земских и опричных была нормой и что опричники постоянно назначались командирами в земские полки. Мы видели, что такие назначения имели место сплошь и рядом. С другой стороны, невозможно указать ни одного случая, когда бы земский воевода командовал полком «из опричнины». Из этого факта в свою очередь вытекает, что все совместные службы и слияния носили ясно выраженный односторонний характер: опричники с момента учреждения опричнины плотно «прослаивали» земское командование. Небывалое до той поры усиление опричной прослойки в командовании войсками в 1569 г. произошло отнюдь не случайно. В 1568 г. был раскрыт широко разветвленный заговор во главе с боярином И. П. Федоровым. Заговорщики хотели во время Ливонского похода 1568 г. окружить земскими силами царские опричные полки, перебить опричников, а Грозного выдать польскому королю. Р. Г. Скрынников дает подробный обзор источников, сообщающих о заговоре И. П. Федорова, и отмечает противоречивость их показаний. Как бы, однако, источники ни противоречили друг другу в деталях, самый факт заговора не может вызывать сомнений, равно как и факты многочисленных казней в то же время земских воевод, как и массовая чистка земского командного состава армии. Заговор Федорова в том виде, в каком он рисовался царю, показал, что изолированное положение опричных полков и опричного командования от земской армии таит в себе огромную опасность. Вот когда и вот почему активизировалось слияние земских войск с опричниками, прослаивание земского командования эмиссарами из опричнины, назначение опричных военачальников в руководство земских полков на наиболее угрожаемые участки обороны столицы. В большинстве случаев опричные воеводы назначались в Передовой полк, который вел разведку и первым вступал в бой, и в Сторожевой полк, т. е. в арьергард, замыкающий построение. Сторожевой полк мог быть брошен на помощь полкам основной линии на любой фланг битвы, однако имел и другие задачи — охранять тыл армии, препятствовать, если это потребуется, бегству своих воинов с поля боя. Говоря о последних годах Ливонской войны, Р. Г. Скрынников справедливо замечает, что Грозный, не доверяя земщине, приставлял к земским воеводам своих эмиссаров из состава двора. Такая практика существовала с начала учреждения опричнины и не прекращалась до последних лет правления Грозного. Факты, как видим, свидетельствуют именно об этом. Одновременно с усилением опричной прослойки в командовании армией происходило укрепление опричниками земского административного аппарата начиная с Боярской думы. С 1564 г. дума вообще перестает быть боярской в точном смысле этого слова. В это время образуется новый чин — думные дворяне. А. А. Зимин, исследовавший состав думы при Грозном, указывает, что первые думные дворяне рекрутировались из состава опричников, что не случайно в их числе были Малюта Скуратов и Василий Грязной. Добавим, что столь же не случайно последними думными дворянами Грозного вплоть до смерти царя были такие видные опричники, как Василий Зюзин, Афанасий Нагой, Деменша Черемисинов, Баим Воейков, Роман Пивов, Михаил Безнин, Игнатий Татищев. Такова — от начала и до конца — та генеральная линия, по которой шло при Грозном слияние земских с опричниками. И, наконец, одно общее соображение по данному вопросу. Собирание различных случаев совместных военных выступлений, совместно принятых решений и прочих совместных действий земских и опричных, имеющее целью с помощью этих примеров доказать, что разделение государства на земщину и опричнину прекратилось, бесполезно в принципе. Примеры такого рода имели бы доказательную силу только в том случае, если бы с введением опричнины Русское государство и в самом деле было «рассечено на полы», как бы на две страны, а затем снова стало бы воссоединяться. Но введение опричнины никогда не означало отделение земщины как некой отдельной боярской республики. В руках Грозного с момента опричного переворота сосредоточилась вся полнота государственной власти. А опричнина ее обеспечивала. Соответственно любой факт совместных действий опричников и земских — не что иное, как совместное выполнение единых общегосударственных задач различными учреждениями единого государства. Никому, надо полагать, не приходит в голову мысль, что Девлет-Гирей, нападая на Русь, ополчался против одной земщины или одной опричнины или, скажем, раздумывал над тем, какую часть Москвы ему поджигать — земскую или опричную. Не менее парадоксально допускать, что земские и опричные полки имели в момент нашествия татар какие-то свои отдельные задачи, а не единую цель — защитить страну от смертельной опасности. Означает ли совместное выполнение земскими и опричными тех или иных общих задач, что разделение на земщину и опричнину на этом прекратилось вообще? Разумеется, не означает. Совместные действия в любой области человеческой деятельности, социальной, военной, бытовой и даже творческой, потому и называются совместными, что совмещают усилия разных лиц или учреждений. Таким образом, само логическое построение — совместные действия означают слияние — искусственно в своей основе. Значительно важнее для решения вопроса, сохранялась ли опричнина после 1572 г. или нет — раз уж такой вопрос поставлен, — выяснить, продолжало ли существовать, несмотря на необходимость ведения всевозможных совместных («смесных») действий, несмотря на бесспорное проникновение опричников в различные дела и учреждения земщины, реальное организационное обособление опричнины, реальное разделение полков, земель, городов, финансовых и прочих сборов на опричные и земские, сохранились ли реально обособленные служебные функции опричников. От ответа на эти вопросы действительно зависит решение общего вопроса — была ли опричнина отменена или продолжала существовать после 1572 г. Главным и, можно сказать, старейшим аргументом в пользу отмены опричнины является наблюдение, сделанное над разрядными росписями еще Н. М. Карамзиным. Речь идет о том, что из разрядных росписей с осени 1572 г. исчезли слова «воеводы из опричнины», «опришнинские полки», «опришнинский разряд». Н. М. Карамзин писал, что царь после победы над Девлет-Гиреем «к внезапной радости подданных вдруг уничтожил ненавистную опричнину, которая, служа рукой губителя, семь лет терзала внутренность государства».[32] Напомним, что никаких свидетельств о народной радости по поводу отмены опричнины в источниках нет, равно как нет сведений о том, что царь вообще объявлял народу или отдельным лицам столь радостное известие. Как видно из процитированного текста, Карамзин понимал, что, уничтожив опричнину, Грозный отрубил бы собственную руку. Видимо, поэтому, говоря об отмене опричнины, Карамзин делает серьезную оговорку: «По крайней мере исчезло сие страшное имя с его гнусным символом». Но завершает он свои выводы все же прямым утверждением, будто вместе с именем исчезло и «сие безумное разделение областей, городов, двора, приказов, воинства». Вопрос, таким образом, с самого начала поставлен так: о чем свидетельствует исчезновение слова «опричнина» из официального обихода — об отказе от термина при сохранении обозначавшейся им системы или об отказе от системы, вместе с которой исчезло и ее «страшное имя»? Известно, что в случаях, когда в официальных документах до осени 1572 г. писали слово «опричнина», взамен него после этой даты стали писать слово «двор»» Если раньше имелись обозначения «земские» и «опричные» воеводы, города, дети боярские и т. д., то теперь в аналогичных случаях читаем: «земские» и «дворовые» воеводы, города, дети боярские и т. д. Естественное предположение о том, что новый термин «двор» означает не что иное, как «опричнина», высказал еще в середине прошлого века редактор «Актов Археографической экспедиции» Я. И. Бередников. «Этому домыслу, — так квалифицирует данное мнение С. Б. Веселовский, — посчастливилось. Он был принят С. М. Соловьевым, С. М. Середониным, С. Ф. Платоновым и позже Р. Ю. Виппером». Добавим, что к указанному выводу примкнул и П. А. Садиков. То, что после отмены опричнины в разрядах и в других официальных актах продолжали упоминаться дворовые воеводы, дворовые приказы, дворовые города и чины, ввело, как считает С. Б. Веселовский, историков в «заблуждение». По мнению Веселовского, объясняется это просто, а именно: сложностью составления единого списка соединенной земской и бывшей опричной службы «с организационно-служебно-приказной точки зрения». Итак, понимание исключительно «простого» и ясного факта объясняется исключительной «сложностью» причин, его породивших. Принять такое объяснение нельзя хотя бы потому, что на тех же самых страницах сам Веселовский обосновывает утверждение об отмене опричнины тем, что в сентябре 1572 г. был составлен и помещен в разрядную книгу единый список бывших, по мнению Веселовского, земских и опричных без указания на их разделение по службе. Выходит, что «с организационно-служебно-приказной точки зрения» не представляло никакой сложности составлять в зависимости от надобности как единые, так и раздельные списки земских и дворовых. Рассуждение С. Б. Веселовского не может быть принято и по другой причине. Выставляемые им соображения касаются вообще лишь соединения двух «лестниц чинов», образовавшихся как в земщине, так и в опричнине. Но продолжающееся разделение на земское и дворовое касается не одних только людей, но и городов, земель и учреждений. Объективность требует подчеркнуть, что Л. М. Сухотин и С. Б. Веселовский делали свои выводы об отмене опричнины, не располагая теми источниками, которые позволяют нам сегодня значительно более объективно представить себе картину взаимоотношения двора и земщины после 1572 г. Как и в прежние, несомненно «опричные», годы в Официальной разрядной книге и далее постоянно встречаются смешанные земско-дворовые разряды. В некоторых случаях при этом указано, какие воеводы, полки и служилые люди относятся к земским, а какие к дворовым, а в некоторых «смесных» назначениях об их земской или дворовой принадлежности ничего не сказано. Так же было и в 1565–1572 гг. В разряде 1577 г. помимо земских и дворовых воевод, стольников, дьяков и прочих высших чинов четко различаются дети боярские «из земского» и дети боярские «дворовые и городовые». При этом и дворовые, и городовые дети боярские, а также стрельцы служат строго из «государевых», т. е. дворовых, городов и земель. Дети боярские, помещики и стрельцы «из земского» призваны на службу главным образом ив земских городов и земель. После смотра всем полкам, который проводили высшие дворовые чины — «бывшие» опричники Д. И. Черемисинов, В. Г. Зюзин, князь И. В. Сицкий, Б. В. Воейков, И. М. Пушкин, А. Ф. Нагой, вместе с названными «ведомыми» опричниками такое же задание получили явные «новики» двора — князь М. В. Тюфякин, Д. А. Елизаров и князь М. В. Ноздроватый. Все трое и впредь будут получать «опричные поручения» наряду с теми же высшими чинами двора. Царь велел «выложить дворян, и детей боярских, и стрельцов, и казаков на перечень». Указано число высших чинов царского полка: 2 дворовых воеводы, 5 дворян в думе, 11 дьяков, 66 рынд и их поддатней, 3 «дозирать сторожи», 49 «сторожи ставить». Всего во главе Государева полка 271 человек. В полку 13 голов — в основном это дворовые из списка 1572–1573 гг., с которыми 1404 детей боярских. В полку также числится 1000 «государевых стрельцов», 279 человек из «государевых городов», 60 стрельцов из земских городов. Всего в царском полку 2701 человек. Разряд 1577 г. снова указывает на то, что руководство войском целиком находилось в руках ближайших и доверенных соратников Грозного — «бывших» опричников, ныне дворовых. Дворовыми — привилегированными служилыми людьми — были прослоены все полки. В составе командования всех полков и «наряда», как правило, также находились «воеводы из опришнины». Такая система сохранялась и в последующие годы. Об этом постоянно свидетельствуют официальные разряды. Таким образом, нельзя согласиться с утверждением Р. Г. Скрынникова, будто прежде опричные воеводы могли служить только в опричных войсках под начальством своих воевод, а позднее, с 1572 г., опричники получали общие назначения и нередко поступали под начальство старших земских воевод. Начиная с 1567 г. опричные, а затем дворовые воеводы получали разнообразные назначения — то поступали под командование земских воевод, то, напротив, начальствовали над земскими воеводами и полками. В принципе, однако, значительными военными операциями руководили опричные военачальники, поскольку во главе главного, Государева, полка стояли именно они. Царь и его ближняя, опричная, дума и дворовые воеводы олицетворяли главнокомандование и штаб войска. Неверно и то, что в 1567–1571 гг. подчиненный опричникам Государев полк формировался исключительно из одних опричников. Подобное впечатление могло создаться потому, что В. Б. Кобрин, составивший гипотетический список опричников 1565–1572 гг., включил в него всех без исключения служилых людей, записанных в разряды царских походов этих лет. В опричнину таким способом исследователем записаны десятки юнцов, впервые вступивших на военную службу и побывавших по одному разу (редко по два) в числе поддатней или тому подобных низших военных чинов. Казалось бы, тот факт, что эти лица больше никогда не упоминаются в разрядах и на каких-либо иных государственных службах, должен был подсказать вывод, что их служба не удалась, не привела к их зачислению в «государеву светлость» опричнину. К сожалению, произошло недоразумение: сначала всех, кто служил хоть раз в Государевом полку, историки вслед за В. Б. Кобриным зачисляли в опричники, а затем, сверив списки служивших в царском полку с этим же составленным Кобриным списком опричников, получали вывод, что все служившие в Государевом полку — опричники. На самом же деле в так называемые опричные годы в Государевом полку служили и земские всех степеней, начиная от воевод и кончая поддатнями. Последние были в основном «новики», начинающие службу сыновья из «хороших» служилых родов. В опричнину, как и во всех прочих случаях, брали из них только «лутчих», «по выбору». Официальные разрядные росписи ясно показывают, что в царских походах «из Слободы» участвовали и земские чины. В 1567 г. в царском походе вместе, по единому списку служат земские и опричные воеводы. В мае 1569 г. царь выходит против крымского хана. Впереди — земские воеводы. В царском походе в декабре 1571 г. «на свицкие немцы» в разряде вперемешку записаны воеводы «из опричнины» и «из земского» без указания кто откуда: в Передовом полку воевода князь Петр Тутаевич Шейдяков (опричник), князь Михаил Иванович Воротынский (земский) и Микита Романович Юрьев (земский). Тут же названы дьяки («из земского»). Факты такого рода отнюдь не означают, что не было отдельного опричного разряда. Когда 16 мая 1570 г. царь выступил из Слободы «по вестям» о приходе Девлет-Гирея, с ним шли в поход одни опричники. Тогда же, в момент похода Девлет-Гирея, в Москве отдельно от земских воевод «в опришнинский разряд стоял князь Василий Иванович Темкин-Ростовский за Неглинною». После перестройки в 1570–1572 гг. руководства опричнины в сторону усиления ее политической роли, усиления ее проникновения во все сферы военного и управленческого аппарата в разрядных росписях появляются отчетливо выраженные признаки постепенного подчинения всей земщины опричнине — дворовой думе, дворовому штабу и чинам дворового охранного корпуса. Разделение на земских и дворовых, отмечаемое разрядами до конца царствования Грозного, отнюдь не является простой формальностью. Помимо чисто военных задач — замещение командных постов в штабе войска и в полках — дворовые имели особые функции, выполняли поручения, к которым не дворовые служилые люди не привлекались. Именно «бывшие» опричники — дворовые направляются на разведку и рекогносцировку местности. Им поручается выявлять состояние обороны вражеских городов, определять места для расположения русских полков, артиллерии и царской ставки. Именно они возглавляют войсковой авангард, который первым начинает осаду вражеского лагеря, они ведут от имени царя переговоры с осажденными. Дворовые воеводы организуют перевод посланий от начальников вражеских гарнизонов. Дворовые дворяне принимают капитуляцию вражеских крепостей, ведут среди пленных розыск их скрывающихся военачальников. Так, например, посланные под Владимирец с целью захватить гетмана Полубенского «ведомые» опричники Богдан Вельский и Деменша Черемисинов писали, «чтобы государь велел к ним прислати, хто знает Полубенского в роже». Дворовые конвоируют и охраняют пленных, первыми входят в захваченные города, из них формируются гарнизоны. Им же поручается охранять порядок и имущество в занятых русской армией городах. «А велел государь на себя, государя, хоромы выбирать, где ему, государю, стоять», — и эту задачу выполняют, естественно, дворовые. Они же охраняют царскую ставку. Дворовые чины ведут допросы пленных военачальников. Все это особо доверенные люди царя, «свои». Появляется и наименование — «дворянин свой». Резче всего особые функции опричного двора, его подлинная сущность как «верхнего этажа» власти выявляются, когда дворовые осуществляют надзор за состоянием войск, за действиями воевод. Выше уже говорилось, что дворовые в начале похода проверяют правильность комплектования полков — проводят смотр царскому войску. Они же ведут наблюдение за боевыми действиями военачальников и служебные расследования в случаях нерадивости или невыполнения царских приказов. В сентябре 1577 г. во время Ливонского похода царь и его штаб направили под город Смилтин князя М. В. Ноздроватого и А. Е. Салтыкова «с сотнями». Немцы и литовцы, засевшие в городе, сдаться отказались, а царские военачальники — Ноздроватый и Салтыков «у города же никоторова промыслу не учинили и к государю о том вести не учинили, что им литва из города говорит. И государь послал их проведывать сына боярского Проню Болакирева… И Проня Болакирев приехал к ним ночью, а сторожи у них в ту пору не было, а ему приехалось шумно. И князь Михайловы Ноздроватого и Ондрея Салтыкова полчане и стрельцы от шума побежали и торопяся ни от кого и после тово остановилися. И Проня Балагирев[33] приехал к государю все то подлинно сказал государю, что они стоят небрежно и делают не по государеву наказу. И государь о том почел кручинитца, да послал… Деменшу Черемисинова да велел про то сыскать, как у них деелось…». Знаменитый опричник, а теперь думный дворовый дворянин Д. Черемисинов расследовал на месте обстоятельства дела и доложил царю, что Ноздроватый и Салтыков не только «делали не гораздо, не по государеву наказу», но еще и намеревались завладеть имуществом литовцев, если те оставят город. «Пущали их из города душою и телом», т. е. без имущества. Черемисинов быстро навел порядок. Он выпустил литовцев из города «со всеми животы и литва тот час город очистили…». Сам Черемисинов наутро поехал с докладом к царю. Князя Ноздроватого «за службу велел государь на конюшни плетьми бить. А Ондрея Салтыкова государь бить не велел». Тот «отнимался тем, что будто князь Михаил о Ноздроватый ему государеву наказу не показал, и Ондрею Салтыкову за тое неслужбу государь шубы не велел дать». В необходимых случаях руководство военными операциями изымается из рук воевод и передается в руки дворовых (разумеется, «бывших» опричников). В июле 1577 г. царские воеводы двинулись на город Кесь и заместничались. Князь М. Тюфякин дважды досаждал царю челобитными. К нему было «писано от царя с опаскою, что он дурует». Не желали принять росписи и другие воеводы: «А воеводы государевы опять замешкались, а х Кеси не пошли. И государь послал к ним с кручиною с Москвы дьяка посольского Андрея Щелкалова… из Слободы послал государь дворянина Даниила Борисовича Салтыкова, а веле им итить х Кеси и промышлять своим делом мимо воевод, а воеводам с ними». Как видим, стоило воеводам начать «дуровать», как доверенное лицо царя — дворовый, «бывший» опричник Данила Борисович Салтыков был уполномочен вести войска «мимо» воевод, т. е. отстранив их от командования. Только что препиравшиеся между собой из-за мест князья все разом были подчинены дворовому Д. Б. Салтыкову, человеку по сравнению с ними и вовсе «молодому». На этом примере можно убедиться в том, что такие атрибуты высокого положения, как родовитость, прежние заслуги, вековой обычай и даже действующий порядок назначений, учитывающий родовитость, — все померкло перед главным принципом: все подданные государя — «холопы», и в жизни, и в имуществе, и в службах которых он «волен». Волен потому, что обладает силой, аппаратом принуждения. Руководящая верхушка этого аппарата — государев двор. Проникновение «своих», государевых людей из опричнины и из двора в органы управления земщины происходило постоянно. По свидетельству Штадена, которому в данном пункте верить можно, в 60-х гг. «на земском дворе начальником и судьей был… Григорий Грязной». Явными опричниками, хотя и числившимися в земщине, были дьяки Щелкаловы Андрей и Василий. Последний был особо доверенным лицом царя. Он постоянно выполнял самые что ни на есть «опричные поручения» вплоть до палаческих — вместе с опричниками лично истязал и казнил в 1570 г. своего знаменитого предшественника — дьяка Ивана Висковатого. Брат известного опричного полководца и сам опричник — Федор Иванович Хворостинин, правда, после кратковременной опалы оказался «дворецким из земского» и служил в этой доляшости с 1576 по 1584 г. Эта земская должность не случайно была замещена «своим» человеком опрично-дворовой принадлежности. «Дворецкий из земского», так же как и «дьяки из земского», сопровождал царя в походах. Так, в частности, в сентябрьском походе 1579 г. видим «дворецкого из вемского» Ф. И. Хворостинина рядом с «бывшими» опричниками — Б. Ф. Годуновым, Б. Я. Вельским, Д. И. Черемисиновым, В. Г. Зюзиным, — словом, в своем обычном окружении. С другой стороны, что также вполне естественно, происходит приток новых лиц в царский двор. Пользуясь для выявления новых опричников — дворовых определением В. Б. Кобрина — опричное поручение, можно увидеть в разрядах нескольких несомненных «новоопричников», оказавшихся в составе двора после 1573 г. и потому не вписанных в список от 20 марта этого года. Это, например, князь М. Тюфякин, «дворянин свой» Андрей Крюков, Репчук Клементьев, Андрей Хлопов, Григорий Литвинов, Фома Бутурлин, Родион Биркин, Проня Балакирев, Пучок Молвянинов, боярин Н. Р. Юрьев, П. И. Головин. Разрядные книги вполне определенно свидетельствуют о наличии двух отдельных Разрядных приказов — опричного (позднее дворового) и земского. Так, например, в разряде царского похода из Слободы в 1577 г., составленном в дворовом Разрядном приказе, отмечено: «С государем царем и великим князем Иваном Васильевичем быти в полку его детем боярским дворовым, да из земского приказу по выбору, кому государь велит быти». Оснований для дальнейших сомнений не остается — дворовые получают назначения в дворовом Разрядном приказе, земские числятся в земском Разрядном приказе. Здесь же находим еще одно подтверждение тому, что путь в дворовую службу был именно таков — в нее попадали из земского разряда «лутчие люди» по выбору самого царя или по утвержденному им списку. |
rulibs.com
Царское войско
Царское войско
Постоянное войско Египетского царства выросло из военных дружин додинастического периода, когда мелкие номы постоянно воевали между собой. После объединения всех территорий в единое царство фараоны стали держать при своем дворе постоянную воинскую дружину.
В эпоху Древнего царства, когда Египет практически не вел серьезной завоевательной политики, а лишь укреплял ближние рубежи, армия состояла из сравнительно небольшого костяка — постоянного личного войска фараона, и значительного количества военнообязанных молодых людей, проходивших в течение какого-то срока обучение и возвращавшихся на работу в хозяйства. Однако при необходимости их снова отправляли в войска. Ведали набором рекрутов-неферу и “резервистов” чиновники номовых администраций. Армия в эпоху Древнего царства выполняла главным образом пограничную службу — охраняла границы страны от набегов кочевых племен, а дороги царства — от разбойников.
Неферу — новобранцы из простолюдинов.
Среднее царство, отмеченное усилением роли номовой знати в жизни страны, в военном плане отмечено довольно серьезными переменами в армейской организации. Как свидетельствуют различные письменные источники той эпохи, фараоны вынуждены были разрешить номархам держать собственные войска, подчинявшиеся им, а не царским военачальникам. Из собственного войска номархи были обязаны отправлять фараону солдат в дополнение к царскому войску. Уже тогда армия приобретает более сложную, нежели раньше, структуру, появляются снабженческие подразделения, возглавляемые мелкими чиновниками, призванными на службу.
На протяжение почти двух тысячелетий войско фараонов практически не менялось. Его основу составляли пехотинцы, вооруженные луками, копьями и кинжалами (простые воины — кремневыми ножами, военачальники — медными или золотыми). Вол время воинских экспедиций в соседние страны войско передвигалось либо пешком, либо на судах по реке.
[Илл. — Лучники и воины с мечами ( Лист V, рис. 130-б)]
Изобилие дерева на территории Египта позволяло вооружить солдат довольно качественными луками, что обеспечивало египтянам достаточную “огневую” мощь. Однако в конце Среднего царства египтяне, знававшие и победы, и поражения в схватках с примерно равными противниками, неожиданно столкнулись с новой силой — боевыми колесницами захватчиков с севера — кочевников-гиксосов. Египетское войско не смогло ничего противопоставить тактике стремительного набега конных чужеземцев, и Кемь оказалась завоевана гиксосами. Гиксосские правители провели первую серьезную реформу египетской армии, введя в нее боевые колесницы и конное войско как таковое и обучив египтян тактике конного и колесничного боя. Ученики довольно быстро усвоили науку, и меньше чем через двести лет египетские правители очистили страну от владычества гиксосов.
Начало Нового царства — это правление фараонов XVIII династии, самой воинственной среди египетских династий. При первых царях Нового царства реформа армии продолжилась, и войско фараонов стало достаточно сильно, чтобы одержать многочисленные победы над ближними и дальними соседями, вывести Египет на уровень мировой державы в рамках Древнего Мира.
Сведений об устройстве войска больше всего сохранилось как раз от эпохи победоносного Нового царства, и эти сведения — одни прямо (летописи и надписи), другие косвенно (главным образом, школьные поучения, и преимущественно в негативном ключе) — помогают дать довольно точное описание организации армии фараонов в период расцвета военного дела в Египте.
Войско делилось на два основных рода — колесничные войска и “уэу” — пехотинцы и корабельные воины. Корабли служили не только для перевозки войска, они принимали участие в боях, в том числе в морских сражениях. Однако воины с кораблей приравнивались по своим задачам и вооружению к обычным пехотинцам, и в сухопутных сражениях воевали как пехота.
Уэу — “пеший воин”, противопоставленный кавалерии.
Уэу делились на легковооруженных лучников и тяжелую пехоту — щитоносцев с копьями. Это деление осталось еще от эпохи Среднего царства, но следует отметить, что вооружение Нового царства было шагом вперед по сравнению с предыдущими историческими периодами. Перевооружение войска было одним из факторов победоносности египетской армии. Так, в Новом царстве воины пользуются клееным (многослойным) луком, значительно более грозным оружием, нежели простой, изготовленный из одного сорта дерева. На стрелы воины Нового царства прилаживали медные наконечники, что также было новшеством. Практически неизменными оставались только копья длиной около двух-двух с половиной метров, да щиты — прямоугольные снизу и слегка скругленные вверху.
[Илл. — Воины-щитоносцы с копьями (стр. 235)]
С введением в обиход египтян бронзы появились новые, гораздо более эффективные виды холодного оружия. На рельефах и росписях этого периода мы впервые видим мечи — прямые и изогнутые. Это означает переход от колющего оружия прежних веков к несравненно более мощному колюще-рубящему. Короткие мечи наряду с медными секирами находились на вооружении пехоты, длинные мечи с широким клинком — оружие личной свиты фараона.
По-видимому, не ранее периода Нового царства войско египтян впервые одевается в броню. Доспехи древних египтян представляли собой — в зависимости от рода войск и состоятельности солдата — либо кожаный доспех с нашитыми медными бляхами, либо цельнометаллическую броню. Тогда же появилась и традиция ношения шлемов. Скорее всего, шлемы шились из толстой кожи и были частью обмундирования большей части войска.
Пехотинцами были в основном люди из низших слоев населения — набираемые в войска по ежегодному отбору молодые люди из хемуу (царские писцы отбирали на службу в армию наиболее физически развитых юношей). В отдельные периоды истории Нового царства набор в армию составлял десять процентов от взрослого населения страны, и в солдаты попадали даже юноши из среднего класса, избиравшие своей судьбой жреческое служение.
Но по-настоящему грозной силой армию фараона делали боевые колесницы, запряженные лошадьми — наследие гиксосов, оружие завоевателей, погубившее их самих. Египетская боевая колесница, изображенная на большинстве росписей и рельефов Нового царства — двуколка, запряженная парой лошадей. На колеснице обычно ехали два человека — колесничий, управлявший лошадьми, и лучник.
Илл. — Колесница фараона Аменхотепа III (стр. 458, рис. 150)
Войско колесничих составляло относительно привилегированную часть армии, набиравшуюся частично из сыновей знатных семейств. В колесничих служили даже сыновья самого фараона. Колесничий был обязан купить колесницу на собственные средства. Лошадей колесничим выдавали из конюшен фараона, равно как и вооружение.
Привилегированное положение колесничного войска отчасти объясняется тем, что умение править лошадьми было мало знакомо египтянам, совершенно не использовавшим лошадей в хозяйстве. Дети богатых семейств эпохи Нового царства имели возможность научиться управлять колесничными упряжками. При царском дворе, например, царевичи служили возницами при колеснице фараона.
Но в колесничных отрядах состояли и люди из низших классов — среднего и мелкого чиновничества и жречества, даже, возможно, какое-то количество хемуу.
Манера ведения боя египетским войском в эпоху Нового царства отличалась известной изощренностью. Сначала противника атаковали колесницы, объединявшиеся в отряды по двадцать пять упряжек. Возницы выдвигали колесницы в позицию, удобную для стрельбы, и в дело вступали лучники, ехавшие с ними и осыпавшие неприятеля градом стрел.
После первой колесничной атаки в дело вступала пехота. Пехотинцы продолжали наступление, громя противника, либо — если атака колесниц проваливалась — сдерживали натиск врага и стремились одолеть его уже не быстротой, а силой и численностью. Завершающая фаза боя проводилась колесницами. Они добивали вражеское войско и преследовали его, тесня с поля боя.
Деление всего войска на крупные и мелкие подразделения проходило по-разному при разных династиях. Фараоны XVIII династии держали одно войско на севере и одно на юге. Правители следующей династии раздробили армию на несколько крупных относительно самостоятельных подразделений. Основой действующей армии являлось подразделение численностью 150-200 воинов, сражавшееся под собственным стягом. Внутри этого подразделения воины делились на “отделения” по пять человек с командиром во главе.
[Илл. — Пятерка пехотинцев времен Нового царства(стр. 228)]
В эпоху Нового царства окончательно сложилась следующая структура египетского войска: десять отрядов по пять воинов подчинялись “начальнику пятидесяти”. Его непосредственным начальником являлся “начальник сотни”, а всем подразделением, двумя сотнями воинов, командовал “носитель стяга”.
Помимо воинских подразделений, в состав армии входили и вспомогательные отряды и чиновники-писцы различного ранга, отвечавшие за набор и обучение новобранцев, а в военное время ведавшие организацией передвижения войска и вопросами поставок.
В период Нового царства египтяне осваивают инженерное дело — отряды специально призванных рабочих (вероятнее всего, из числа солдат) прокладывают дороги, роют каналы для судов. Тогда же египетское войско начинает постигать фортификационное искусство. В покоренных областях возводятся укрепленные гарнизоны, где в мирное время стоят довольно многочисленные отряды воинов (главным образом, из числа иноземцев — египтяне не любили жить вдали от родины). Поначалу египетское войско не обладало навыками штурма крепостей противника, предпочитая прибегать к осаде. Однако уже во времена XIX династии армия фараонов во время походов в Азию быстро берет штурмом одну крепость за другой.
Илл. — Войско египтян штурмует сирийскую крепость (стр. 388, рис. 119)
О численности египетской армии в различные моменты истории почти ничего не известно напрямую. Все догадки и предположения строятся на сообщениях царских писцов о численности войска побежденных стран и народов. При примерно равном уровне вооружения египетское войско должно было быть по крайней мере не меньше, чем войско противников. Отдельные крупные подразделения и гарнизоны, стоявшие в покоренных областях, насчитывали до пяти тысяч человек. Во время воинского похода в пешем строю, на колесницах и судах могло выходить одновременно до тридцати тысяч вооруженных воинов. Одним словом, войско фараона было той силой, с которой приходилось считаться — не только иноземным правителям, но и номархам в самом Египте.
Интересно отметить, что в эпоху Нового царства воинскую службу наряду с коренными египтянами несли и значительные силы иноземных воинов — как правило, пленников, захваченных ранее. При отборе иноземцев на воинскую службу соблюдался “национальный принцип”. Так, пленники из азиатских стран все без исключения были обречены на роль обычных рабов в царском, вельможных и храмовых хозяйствах, а также у частных лиц — в семьях египтян-рабовладельцев. Эфиопы, обитатели областей к югу от Египта, с давних пор становились воинами при фараоне. Их участие в освободительной войне против гиксосов еще в эпоху XVII династии зафиксировано многочисленными письменными источниками. Есть свидетельства и более ранних случаев приема пленных эфиопов в войско.
Илл. — Осада крепости египтянами и иноземными воинами (лист V, рис. 130-а)]
Особое положение занимали в египетской армии шердани. Люди этого народа в основном занимались морским грабежом на Средиземном море и у побережья Северной Африки. В египетском плену их было немало, и практически все шердани служили личными телохранителями фараона и высших сановников. Шердани обладали практически теми же правами, что и коренные египтяне. В царских архивах сохранилось немало упоминаний о земельных наделах и рабах, дарованных фараоном воинам-шердани за службу.
Шердани — скорее всего, древние жители о. Сардиния в Средиземном море.
Следует еще раз подчеркнуть, что иноземцы-воины были не наемниками в войске фараона, а пленными, получившими возможность служить, а не работать на полях, и что решающую роль в определении судьбы пленника имела его национальность. Ни одного упоминания о пленниках-азиатах, достигших сколько-нибудь высокого общественного положения или богатства, либо служившего в войсках, нету.
Солдаты находились на государственной службе, и все необходимое — доспехи, одежду, оружие (в мирное время хранившееся в арсеналах при дворце фараона), ежедневное довольствие — они получали из закромов фараона.
В мирное время войско могло быть использовано на “царских работах” — при перевозке камня из каменоломен или на важном строительстве. Эта сторона воинской службы, связанная с повседневными тяготами, была постоянным объектом красноречивой критики авторов многочисленных школьных “Поучений”, ставивших своей целью отвратить учеников от перспектив службы в войске.
“Поучения” живописуют нерадивому ученику, что ждет его в казармах — голод и постоянные побои, тяжелая работа с утра до ночи, во время военных походов — долгие пешие переходы под брань и палочные удары командиров, на поле боя — жестокая и почти неминуемая смерть от вражеского копья или стрелы.
Судя по тому, с каким жаром обрушивались учителя, составлявшие тексты “Поучений”, на воинскую службу, в ней все-таки было немало притягательного для молодых людей, готовых оставить школу и перспективу получения обеспеченной чиновничьей должности ради службы в войске.
Главным плюсом воинской службы была возможность поправить свое материальное положение. Победоносные походы первых фараонов Нового царства обогатили не только государство в целом. Фараон щедро награждал своих воинов — от командиров до простых солдат — богатой добычей и рабами.
Папирус, содержащий жизнеописание фараона Тутмоса III, повествует о том, какую вольную жизнь вели солдаты его победоносной армии на землях неприятеля. Непрестанные пиршества и попойки — на сирийских землях войско фараона захватило богатые винные склады, разграбление имущества, брошенного жителями захваченных земель, спасавшимися бегством от вражеской армии. Доходило до того, что увлеченные мародерством солдаты забывали даже о неприятеле.
После первых удачных военных походов у фараонов вошло в традицию одаривать все войско рабами и участками земли из покоренных областей. Благодаря этому военная служба очень скоро приобрела славу занятия, позволявшего быстро и легко разбогатеть. Воин вполне мог сделать хорошую карьеру в армии. Сохранились гробницы некоторых военачальников высокого ранга, надписи на стенах которых гласили: хозяин этой гробницы начинал простым пехотинцем-уэу, но благодаря своей доблести был облагодетельствован царем, получил от него земли, рабов и жезл военачальника. В одной из надписей фараона Рамсеса II, обращенной к воинам царской армии, царь говорит армии: “Вы были сиротами — я сделал вас сановниками…”
Слово “сирота” в древнеегипетских надписях — выражение крайней бедности.
Архивы царских чиновников донесли до наших дней ежедневный рацион солдатского довольствия в войске фараонов Нового царства. Туда входило около 2 килограмм хлеба, кусок мяса и овощи. Кроме того, солдату полагалось на месяц два полотняных одеяния. Все это выдавалось на складах царского хозяйства.
Словом, на общем фоне солдаты, видимо жили неплохо даже в богатую эпоху Нового царства — достаточно, чтобы воинская служба могла привлечь молодых людей, неохотно постигающих тяжкую науку писца.
Разумеется, все действительные тяготы воинской службы оставались невидимы простому горожанину-ремесленнику, зато он ежедневно мог наблюдать, как вернувшиеся из похода солдаты ведут себя в родном городе как на захваченной территории. Привыкшие к разгульной жизни, египетские воины и впрямь иногда забывали, вернувшись из похода, о всяких приличиях. Они вели шумный и разгульный образ жизни, терроризируя мирных горожан.
Дата добавления: 2015-09-04; просмотров: 40 | Нарушение авторских прав
Судостроительство | Папирус | Учителю и ученику | Ткачество и шерсть | Гончарное ремесло | По поводу и без повода | Социальное устройство | Свободные — бедные и богатые | Вельможи | Жрецы и храмы |
mybiblioteka.su — 2015-2018 год. (0.041 сек.)
mybiblioteka.su
Лекция — Царское войско — История
Постоянное войско Египетского царства выросло из военных дружин додинастического периода, когда мелкие номы постоянно воевали между собой. После объединения всех территорий в единое царство фараоны стали держать при своем дворе постоянную воинскую дружину.
В эпоху Древнего царства, когда Египет практически не вел серьезной завоевательной политики, а лишь укреплял ближние рубежи, армия состояла из сравнительно небольшого костяка — постоянного личного войска фараона, и значительного количества военнообязанных молодых людей, проходивших в течение какого-то срока обучение и возвращавшихся на работу в хозяйства. Однако при необходимости их снова отправляли в войска. Ведали набором рекрутов-неферу и “резервистов” чиновники номовых администраций. Армия в эпоху Древнего царства выполняла главным образом пограничную службу — охраняла границы страны от набегов кочевых племен, а дороги царства — от разбойников.
Неферу — новобранцы из простолюдинов.
Среднее царство, отмеченное усилением роли номовой знати в жизни страны, в военном плане отмечено довольно серьезными переменами в армейской организации. Как свидетельствуют различные письменные источники той эпохи, фараоны вынуждены были разрешить номархам держать собственные войска, подчинявшиеся им, а не царским военачальникам. Из собственного войска номархи были обязаны отправлять фараону солдат в дополнение к царскому войску. Уже тогда армия приобретает более сложную, нежели раньше, структуру, появляются снабженческие подразделения, возглавляемые мелкими чиновниками, призванными на службу.
На протяжение почти двух тысячелетий войско фараонов практически не менялось. Его основу составляли пехотинцы, вооруженные луками, копьями и кинжалами (простые воины — кремневыми ножами, военачальники — медными или золотыми). Вол время воинских экспедиций в соседние страны войско передвигалось либо пешком, либо на судах по реке.
[Илл. — Лучники и воины с мечами ( Лист V, рис. 130-б)]
Изобилие дерева на территории Египта позволяло вооружить солдат довольно качественными луками, что обеспечивало египтянам достаточную “огневую” мощь. Однако в конце Среднего царства египтяне, знававшие и победы, и поражения в схватках с примерно равными противниками, неожиданно столкнулись с новой силой — боевыми колесницами захватчиков с севера — кочевников-гиксосов. Египетское войско не смогло ничего противопоставить тактике стремительного набега конных чужеземцев, и Кемь оказалась завоевана гиксосами. Гиксосские правители провели первую серьезную реформу египетской армии, введя в нее боевые колесницы и конное войско как таковое и обучив египтян тактике конного и колесничного боя. Ученики довольно быстро усвоили науку, и меньше чем через двести лет египетские правители очистили страну от владычества гиксосов.
Начало Нового царства — это правление фараонов XVIII династии, самой воинственной среди египетских династий. При первых царях Нового царства реформа армии продолжилась, и войско фараонов стало достаточно сильно, чтобы одержать многочисленные победы над ближними и дальними соседями, вывести Египет на уровень мировой державы в рамках Древнего Мира.
Сведений об устройстве войска больше всего сохранилось как раз от эпохи победоносного Нового царства, и эти сведения — одни прямо (летописи и надписи), другие косвенно (главным образом, школьные поучения, и преимущественно в негативном ключе) — помогают дать довольно точное описание организации армии фараонов в период расцвета военного дела в Египте.
Войско делилось на два основных рода — колесничные войска и “уэу” — пехотинцы и корабельные воины. Корабли служили не только для перевозки войска, они принимали участие в боях, в том числе в морских сражениях. Однако воины с кораблей приравнивались по своим задачам и вооружению к обычным пехотинцам, и в сухопутных сражениях воевали как пехота.
Уэу — “пеший воин”, противопоставленный кавалерии.
Уэу делились на легковооруженных лучников и тяжелую пехоту — щитоносцев с копьями. Это деление осталось еще от эпохи Среднего царства, но следует отметить, что вооружение Нового царства было шагом вперед по сравнению с предыдущими историческими периодами. Перевооружение войска было одним из факторов победоносности египетской армии. Так, в Новом царстве воины пользуются клееным (многослойным) луком, значительно более грозным оружием, нежели простой, изготовленный из одного сорта дерева. На стрелы воины Нового царства прилаживали медные наконечники, что также было новшеством. Практически неизменными оставались только копья длиной около двух-двух с половиной метров, да щиты — прямоугольные снизу и слегка скругленные вверху.
[Илл. — Воины-щитоносцы с копьями (стр. 235)]
С введением в обиход египтян бронзы появились новые, гораздо более эффективные виды холодного оружия. На рельефах и росписях этого периода мы впервые видим мечи — прямые и изогнутые. Это означает переход от колющего оружия прежних веков к несравненно более мощному колюще-рубящему. Короткие мечи наряду с медными секирами находились на вооружении пехоты, длинные мечи с широким клинком — оружие личной свиты фараона.
По-видимому, не ранее периода Нового царства войско египтян впервые одевается в броню. Доспехи древних египтян представляли собой — в зависимости от рода войск и состоятельности солдата — либо кожаный доспех с нашитыми медными бляхами, либо цельнометаллическую броню. Тогда же появилась и традиция ношения шлемов. Скорее всего, шлемы шились из толстой кожи и были частью обмундирования большей части войска.
Пехотинцами были в основном люди из низших слоев населения — набираемые в войска по ежегодному отбору молодые люди из хемуу (царские писцы отбирали на службу в армию наиболее физически развитых юношей). В отдельные периоды истории Нового царства набор в армию составлял десять процентов от взрослого населения страны, и в солдаты попадали даже юноши из среднего класса, избиравшие своей судьбой жреческое служение.
Но по-настоящему грозной силой армию фараона делали боевые колесницы, запряженные лошадьми — наследие гиксосов, оружие завоевателей, погубившее их самих. Египетская боевая колесница, изображенная на большинстве росписей и рельефов Нового царства — двуколка, запряженная парой лошадей. На колеснице обычно ехали два человека — колесничий, управлявший лошадьми, и лучник.
Илл. — Колесница фараона Аменхотепа III (стр. 458, рис. 150)
Войско колесничих составляло относительно привилегированную часть армии, набиравшуюся частично из сыновей знатных семейств. В колесничих служили даже сыновья самого фараона. Колесничий был обязан купить колесницу на собственные средства. Лошадей колесничим выдавали из конюшен фараона, равно как и вооружение.
Привилегированное положение колесничного войска отчасти объясняется тем, что умение править лошадьми было мало знакомо египтянам, совершенно не использовавшим лошадей в хозяйстве. Дети богатых семейств эпохи Нового царства имели возможность научиться управлять колесничными упряжками. При царском дворе, например, царевичи служили возницами при колеснице фараона.
Но в колесничных отрядах состояли и люди из низших классов — среднего и мелкого чиновничества и жречества, даже, возможно, какое-то количество хемуу.
Манера ведения боя египетским войском в эпоху Нового царства отличалась известной изощренностью. Сначала противника атаковали колесницы, объединявшиеся в отряды по двадцать пять упряжек. Возницы выдвигали колесницы в позицию, удобную для стрельбы, и в дело вступали лучники, ехавшие с ними и осыпавшие неприятеля градом стрел.
После первой колесничной атаки в дело вступала пехота. Пехотинцы продолжали наступление, громя противника, либо — если атака колесниц проваливалась — сдерживали натиск врага и стремились одолеть его уже не быстротой, а силой и численностью. Завершающая фаза боя проводилась колесницами. Они добивали вражеское войско и преследовали его, тесня с поля боя.
Деление всего войска на крупные и мелкие подразделения проходило по-разному при разных династиях. Фараоны XVIII династии держали одно войско на севере и одно на юге. Правители следующей династии раздробили армию на несколько крупных относительно самостоятельных подразделений. Основой действующей армии являлось подразделение численностью 150-200 воинов, сражавшееся под собственным стягом. Внутри этого подразделения воины делились на “отделения” по пять человек с командиром во главе.
[Илл. — Пятерка пехотинцев времен Нового царства(стр. 228)]
В эпоху Нового царства окончательно сложилась следующая структура египетского войска: десять отрядов по пять воинов подчинялись “начальнику пятидесяти”. Его непосредственным начальником являлся “начальник сотни”, а всем подразделением, двумя сотнями воинов, командовал “носитель стяга”.
Помимо воинских подразделений, в состав армии входили и вспомогательные отряды и чиновники-писцы различного ранга, отвечавшие за набор и обучение новобранцев, а в военное время ведавшие организацией передвижения войска и вопросами поставок.
В период Нового царства египтяне осваивают инженерное дело — отряды специально призванных рабочих (вероятнее всего, из числа солдат) прокладывают дороги, роют каналы для судов. Тогда же египетское войско начинает постигать фортификационное искусство. В покоренных областях возводятся укрепленные гарнизоны, где в мирное время стоят довольно многочисленные отряды воинов (главным образом, из числа иноземцев — египтяне не любили жить вдали от родины). Поначалу египетское войско не обладало навыками штурма крепостей противника, предпочитая прибегать к осаде. Однако уже во времена XIX династии армия фараонов во время походов в Азию быстро берет штурмом одну крепость за другой.
Илл. — Войско египтян штурмует сирийскую крепость (стр. 388, рис. 119)
О численности египетской армии в различные моменты истории почти ничего не известно напрямую. Все догадки и предположения строятся на сообщениях царских писцов о численности войска побежденных стран и народов. При примерно равном уровне вооружения египетское войско должно было быть по крайней мере не меньше, чем войско противников. Отдельные крупные подразделения и гарнизоны, стоявшие в покоренных областях, насчитывали до пяти тысяч человек. Во время воинского похода в пешем строю, на колесницах и судах могло выходить одновременно до тридцати тысяч вооруженных воинов. Одним словом, войско фараона было той силой, с которой приходилось считаться — не только иноземным правителям, но и номархам в самом Египте.
Интересно отметить, что в эпоху Нового царства воинскую службу наряду с коренными египтянами несли и значительные силы иноземных воинов — как правило, пленников, захваченных ранее. При отборе иноземцев на воинскую службу соблюдался “национальный принцип”. Так, пленники из азиатских стран все без исключения были обречены на роль обычных рабов в царском, вельможных и храмовых хозяйствах, а также у частных лиц — в семьях египтян-рабовладельцев. Эфиопы, обитатели областей к югу от Египта, с давних пор становились воинами при фараоне. Их участие в освободительной войне против гиксосов еще в эпоху XVII династии зафиксировано многочисленными письменными источниками. Есть свидетельства и более ранних случаев приема пленных эфиопов в войско.
Илл. — Осада крепости египтянами и иноземными воинами (лист V, рис. 130-а)]
Особое положение занимали в египетской армии шердани. Люди этого народа в основном занимались морским грабежом на Средиземном море и у побережья Северной Африки. В египетском плену их было немало, и практически все шердани служили личными телохранителями фараона и высших сановников. Шердани обладали практически теми же правами, что и коренные египтяне. В царских архивах сохранилось немало упоминаний о земельных наделах и рабах, дарованных фараоном воинам-шердани за службу.
Шердани — скорее всего, древние жители о. Сардиния в Средиземном море.
Следует еще раз подчеркнуть, что иноземцы-воины были не наемниками в войске фараона, а пленными, получившими возможность служить, а не работать на полях, и что решающую роль в определении судьбы пленника имела его национальность. Ни одного упоминания о пленниках-азиатах, достигших сколько-нибудь высокого общественного положения или богатства, либо служившего в войсках, нету.
Солдаты находились на государственной службе, и все необходимое — доспехи, одежду, оружие (в мирное время хранившееся в арсеналах при дворце фараона), ежедневное довольствие — они получали из закромов фараона.
В мирное время войско могло быть использовано на “царских работах” — при перевозке камня из каменоломен или на важном строительстве. Эта сторона воинской службы, связанная с повседневными тяготами, была постоянным объектом красноречивой критики авторов многочисленных школьных “Поучений”, ставивших своей целью отвратить учеников от перспектив службы в войске.
“Поучения” живописуют нерадивому ученику, что ждет его в казармах — голод и постоянные побои, тяжелая работа с утра до ночи, во время военных походов — долгие пешие переходы под брань и палочные удары командиров, на поле боя — жестокая и почти неминуемая смерть от вражеского копья или стрелы.
Судя по тому, с каким жаром обрушивались учителя, составлявшие тексты “Поучений”, на воинскую службу, в ней все-таки было немало притягательного для молодых людей, готовых оставить школу и перспективу получения обеспеченной чиновничьей должности ради службы в войске.
Главным плюсом воинской службы была возможность поправить свое материальное положение. Победоносные походы первых фараонов Нового царства обогатили не только государство в целом. Фараон щедро награждал своих воинов — от командиров до простых солдат — богатой добычей и рабами.
Папирус, содержащий жизнеописание фараона Тутмоса III, повествует о том, какую вольную жизнь вели солдаты его победоносной армии на землях неприятеля. Непрестанные пиршества и попойки — на сирийских землях войско фараона захватило богатые винные склады, разграбление имущества, брошенного жителями захваченных земель, спасавшимися бегством от вражеской армии. Доходило до того, что увлеченные мародерством солдаты забывали даже о неприятеле.
После первых удачных военных походов у фараонов вошло в традицию одаривать все войско рабами и участками земли из покоренных областей. Благодаря этому военная служба очень скоро приобрела славу занятия, позволявшего быстро и легко разбогатеть. Воин вполне мог сделать хорошую карьеру в армии. Сохранились гробницы некоторых военачальников высокого ранга, надписи на стенах которых гласили: хозяин этой гробницы начинал простым пехотинцем-уэу, но благодаря своей доблести был облагодетельствован царем, получил от него земли, рабов и жезл военачальника. В одной из надписей фараона Рамсеса II, обращенной к воинам царской армии, царь говорит армии: “Вы были сиротами — я сделал вас сановниками…”
Слово “сирота” в древнеегипетских надписях — выражение крайней бедности.
Архивы царских чиновников донесли до наших дней ежедневный рацион солдатского довольствия в войске фараонов Нового царства. Туда входило около 2 килограмм хлеба, кусок мяса и овощи. Кроме того, солдату полагалось на месяц два полотняных одеяния. Все это выдавалось на складах царского хозяйства.
Словом, на общем фоне солдаты, видимо жили неплохо даже в богатую эпоху Нового царства — достаточно, чтобы воинская служба могла привлечь молодых людей, неохотно постигающих тяжкую науку писца.
Разумеется, все действительные тяготы воинской службы оставались невидимы простому горожанину-ремесленнику, зато он ежедневно мог наблюдать, как вернувшиеся из похода солдаты ведут себя в родном городе как на захваченной территории. Привыкшие к разгульной жизни, египетские воины и впрямь иногда забывали, вернувшись из похода, о всяких приличиях. Они вели шумный и разгульный образ жизни, терроризируя мирных горожан.
www.ronl.ru
Постоянное войско Египетского царства выросло из военных дружин
Постоянное войско Египетского царства выросло из военных дружин додинастического периода, когда мелкие номы постоянно воевали между собой. После объединения всех территорий в единое царство фараоны стали держать при своем дворе постоянную воинскую дружину. В эпоху Древнего царства, когда Египет практически не вел серьезной завоевательной политики, а лишь укреплял ближние рубежи, армия состояла из сравнительно небольшого костяка — постоянного личного войска фараона, и значительного количества военнообязанных молодых людей, проходивших в течение какого- то срока обучение и возвращавшихся на работу в хозяйства. Однако при необходимости их снова отправляли в войска. Ведали набором рекрутов-неферу и “резервистов” чиновники номовых администраций. Армия в эпоху Древнего царства выполняла главным образом пограничную службу — охраняла границы страны от набегов кочевых племен, а дороги царства — от разбойников. Неферу — новобранцы из простолюдинов. Среднее царство, отмеченное усилением роли номовой знати в жизни страны, в военном плане отмечено довольно серьезными переменами в армейской организации. Как свидетельствуют различные письменные источники той эпохи, фараоны вынуждены были разрешить номархам держать собственные войска, подчинявшиеся им, а не царским военачальникам. Из собственного войска номархи были обязаны отправлять фараону солдат в дополнение к царскому войску. Уже тогда армия приобретает более сложную, нежели раньше, структуру, появляются снабженческие подразделения, возглавляемые мелкими чиновниками, призванными на службу. На протяжение почти двух тысячелетий войско фараонов практически не менялось. Его основу составляли пехотинцы, вооруженные луками, копьями и кинжалами (простые воины — кремневыми ножами, военачальники — медными или золотыми). Вол время воинских экспедиций в соседние страны войско передвигалось либо пешком, либо на судах по реке. [Илл. — Лучники и воины с мечами ( Лист V, рис. 130-б)] Изобилие дерева на территории Египта позволяло вооружить солдат довольно качественными луками, что обеспечивало египтянам достаточную “огневую” мощь. Однако в конце Среднего царства египтяне, знававшие и победы, и поражения в схватках с примерно равными противниками, неожиданно столкнулись с новой силой — боевыми колесницами захватчиков с севера — кочевников- гиксосов. Египетское войско не смогло ничего противопоставить тактике стремительного набега конных чужеземцев, и Кемь оказалась завоевана гиксосами. Гиксосские правители провели первую серьезную реформу египетской армии, введя в нее боевые колесницы и конное войско как таковое и обучив египтян тактике конного и колесничного боя. Ученики довольно быстро усвоили науку, и меньше чем через двести лет египетские правители очистили страну от владычества гиксосов. Начало Нового царства — это правление фараонов XVIII династии, самой воинственной среди египетских династий. При первых царях Нового царства реформа армии продолжилась, и войско фараонов стало достаточно сильно, чтобы одержать многочисленные победы над ближними и дальними соседями, вывести Египет на уровень мировой державы в рамках Древнего Мира. Сведений об устройстве войска больше всего сохранилось как раз от эпохи победоносного Нового царства, и эти сведения — одни прямо (летописи и надписи), другие косвенно (главным образом, школьные поучения, и преимущественно в негативном ключе) — помогают дать довольно точное описание организации армии фараонов в период расцвета военного дела в Египте. Войско делилось на два основных рода — колесничные войска и “уэу” — пехотинцы и корабельные воины. Корабли служили не только для перевозки войска, они принимали участие в боях, в том числе в морских сражениях. Однако воины с кораблей приравнивались по своим задачам и вооружению к обычным пехотинцам, и в сухопутных сражениях воевали как пехота. Уэу — “пеший воин”, противопоставленный кавалерии. Уэу делились на легковооруженных лучников и тяжелую пехоту — щитоносцев с копьями. Это деление осталось еще от эпохи Среднего царства, но следует отметить, что вооружение Нового царства было шагом вперед по сравнению с предыдущими историческими периодами. Перевооружение войска было одним из факторов победоносности египетской армии. Так, в Новом царстве воины пользуются клееным (многослойным) луком, значительно более грозным оружием, нежели простой, изготовленный из одного сорта дерева. На стрелы воины Нового царства прилаживали медные наконечники, что также было новшеством. Практически неизменными оставались только копья длиной около двух-двух с половиной метров, да щиты — прямоугольные снизу и слегка скругленные вверху. [Илл. — Воины-щитоносцы с копьями (стр. 235)] С введением в обиход египтян бронзы появились новые, гораздо более эффективные виды холодного оружия. На рельефах и росписях этого периода мы впервые видим мечи — прямые и изогнутые. Это означает переход от колющего оружия прежних веков к несравненно более мощному колюще-рубящему. Короткие мечи наряду с медными секирами находились на вооружении пехоты, длинные мечи с широким клинком — оружие личной свиты фараона. По-видимому, не ранее периода Нового царства войско египтян впервые одевается в броню. Доспехи древних египтян представляли собой — в зависимости от рода войск и состоятельности солдата — либо кожаный доспех с нашитыми медными бляхами, либо цельнометаллическую броню. Тогда же появилась и традиция ношения шлемов. Скорее всего, шлемы шились из толстой кожи и были частью обмундирования большей части войска. Пехотинцами были в основном люди из низших слоев населения — набираемые в войска по ежегодному отбору молодые люди из хемуу (царские писцы отбирали на службу в армию наиболее физически развитых юношей). В отдельные периоды истории Нового царства набор в армию составлял десять процентов от взрослого населения страны, и в солдаты попадали даже юноши из среднего класса, избиравшие своей судьбой жреческое служение. Но по-настоящему грозной силой армию фараона делали боевые колесницы, запряженные лошадьми — наследие гиксосов, оружие завоевателей, погубившее их самих. Египетская боевая колесница, изображенная на большинстве росписей и рельефов Нового царства — двуколка, запряженная парой лошадей. На колеснице обычно ехали два человека — колесничий, управлявший лошадьми, и лучник. Илл. — Колесница фараона Аменхотепа III (стр. 458, рис. 150) Войско колесничих составляло относительно привилегированную часть армии, набиравшуюся частично из сыновей знатных семейств. В колесничих служили даже сыновья самого фараона. Колесничий был обязан купить колесницу на собственные средства. Лошадей колесничим выдавали из конюшен фараона, равно как и вооружение. Привилегированное положение колесничного войска отчасти объясняется тем, что умение править лошадьми было мало знакомо египтянам, совершенно не использовавшим лошадей в хозяйстве. Дети богатых семейств эпохи Нового царства имели возможность научиться управлять колесничными упряжками. При царском дворе, например, царевичи служили возницами при колеснице фараона. Но в колесничных отрядах состояли и люди из низших классов — среднего и мелкого чиновничества и жречества, даже, возможно, какое-то количество хемуу. Манера ведения боя египетским войском в эпоху Нового царства отличалась известной изощренностью. Сначала противника атаковали колесницы, объединявшиеся в отряды по двадцать пять упряжек. Возницы выдвигали колесницы в позицию, удобную для стрельбы, и в дело вступали лучники, ехавшие с ними и осыпавшие неприятеля градом стрел.После первой колесничной атаки в дело вступала пехота. Пехотинцы продолжали наступление, громя противника, либо — если атака колесниц проваливалась — сдерживали натиск врага и стремились одолеть его уже не быстротой, а силой и численностью. Завершающая фаза боя проводилась колесницами. Они добивали вражеское войско и преследовали его, тесня с поля боя. Деление всего войска на крупные и мелкие подразделения проходило по-разному при разных династиях. Фараоны XVIII династии держали одно войско на севере и одно на юге. Правители следующей династии раздробили армию на несколько крупных относительно самостоятельных подразделений. Основой действующей армии являлось подразделение численностью 150-200 воинов, сражавшееся под собственным стягом. Внутри этого подразделения воины делились на “отделения” по пять человек с командиром во главе. [Илл. — Пятерка пехотинцев времен Нового царства(стр. 228)] В эпоху Нового царства окончательно сложилась следующая структура египетского войска: десять отрядов по пять воинов подчинялись “начальнику пятидесяти”. Его непосредственным начальником являлся “начальник сотни”, а всем подразделением, двумя сотнями воинов, командовал “носитель стяга”. Помимо воинских подразделений, в состав армии входили и вспомогательные отряды и чиновники-писцы различного ранга, отвечавшие за набор и обучение новобранцев, а в военное время ведавшие организацией передвижения войска и вопросами поставок. В период Нового царства египтяне осваивают инженерное дело — отряды специально призванных рабочих (вероятнее всего, из числа солдат) прокладывают дороги, роют каналы для судов. Тогда же египетское войско начинает постигать фортификационное искусство. В покоренных областях возводятся укрепленные гарнизоны, где в мирное время стоят довольно многочисленные отряды воинов (главным образом, из числа иноземцев — египтяне не любили жить вдали от родины). Поначалу египетское войско не обладало навыками штурма крепостей противника, предпочитая прибегать к осаде. Однако уже во времена XIX династии армия фараонов во время походов в Азию быстро берет штурмом одну крепость за другой. Интересно отметить, что в эпоху Нового царства воинскую службу наряду с коренными египтянами несли и значительные силы иноземных воинов — как правило, пленников, захваченных ранее. При отборе иноземцев на воинскую службу соблюдался “национальный принцип”. Так, пленники из азиатских стран все без исключения были обречены на роль обычных рабов в царском, вельможных и храмовых хозяйствах, а также у частных лиц — в семьях египтян-рабовладельцев. Эфиопы, обитатели областей к югу от Египта, с давних пор становились воинами при фараоне. Их участие в освободительной войне против гиксосов еще в эпоху XVII династии зафиксировано многочисленными письменными источниками. Есть свидетельства и более ранних случаев приема пленных эфиопов в войско. Илл. — Осада крепости египтянами и иноземными воинами (лист V, рис. 130-а)] Особое положение занимали в египетской армии шердани. Люди этого народа в основном занимались морским грабежом на Средиземном море и у побережья Северной Африки. В египетском плену их было немало, и практически все шердани служили личными телохранителями фараона и высших сановников. Шердани обладали практически теми же правами, что и коренные египтяне. В царских архивах сохранилось немало упоминаний о земельных наделах и рабах, дарованных фараоном воинам-шердани за службу. Шердани — скорее всего, древние жители о. Сардиния в Средиземном море. Следует еще раз подчеркнуть, что иноземцы-воины были не наемниками в войске фараона, а пленными, получившими возможность служить, а не работать на полях, и что решающую роль в определении судьбы пленника имела его национальность. Ни одного упоминания о пленниках-азиатах, достигших сколько- нибудь высокого общественного положения или богатства, либо служившего в войсках, нету. Солдаты находились на государственной службе, и все необходимое — доспехи, одежду, оружие (в мирное время хранившееся в арсеналах при дворце фараона), ежедневное довольствие — они получали из закромов фараона. В мирное время войско могло быть использовано на “царских работах” — при перевозке камня из каменоломен или на важном строительстве. Эта сторона воинской службы, связанная с повседневными тяготами, была постоянным объектом красноречивой критики авторов многочисленных школьных “Поучений”, ставивших своей целью отвратить учеников от перспектив службы в войске. “Поучения” живописуют нерадивому ученику, что ждет его в казармах — голод и постоянные побои, тяжелая работа с утра до ночи, во время военных походов — долгие пешие переходы под брань и палочные удары командиров, на поле боя — жестокая и почти неминуемая смерть от вражеского копья или стрелы. Судя по тому, с каким жаром обрушивались учителя, составлявшие тексты “Поучений”, на воинскую службу, в ней все- таки было немало притягательного для молодых людей, готовых оставить школу и перспективу получения обеспеченной чиновничьей должности ради службы в войске. Главным плюсом воинской службы была возможность поправить свое материальное положение. Победоносные походы первых фараонов Нового царства обогатили не только государство в целом. Фараон щедро награждал своих воинов — от командиров до простых солдат — богатой добычей и рабами. Папирус, содержащий жизнеописание фараона Тутмоса III, повествует о том, какую вольную жизнь вели солдаты его победоносной армии на землях неприятеля. Непрестанные пиршества и попойки — на сирийских землях войско фараона захватило богатые винные склады, разграбление имущества, брошенного жителями захваченных земель, спасавшимися бегством от вражеской армии. Доходило до того, что увлеченные мародерством солдаты забывали даже о неприятеле. После первых удачных военных походов у фараонов вошло в традицию одаривать все войско рабами и участками земли из покоренных областей. Благодаря этому военная служба очень скоро приобрела славу занятия, позволявшего быстро и легко разбогатеть. Воин вполне мог сделать хорошую карьеру в армии. Сохранились гробницы некоторых военачальников высокого ранга, надписи на стенах которых гласили: хозяин этой гробницы начинал простым пехотинцем-уэу, но благодаря своей доблести был облагодетельствован царем, получил от него земли, рабов и жезл военачальника. В одной из надписей фараона Рамсеса II, обращенной к воинам царской армии, царь говорит армии: “Вы были сиротами — я сделал вас сановниками…” Слово “сирота” в древнеегипетских надписях — выражение крайней бедности. Архивы царских чиновников донесли до наших дней ежедневный рацион солдатского довольствия в войске фараонов Нового царства. Туда входило около 2 килограмм хлеба, кусок мяса и овощи. Кроме того, солдату полагалось на месяц два полотняных одеяния. Все это выдавалось на складах царского хозяйства. Словом, на общем фоне солдаты, видимо жили неплохо даже в богатую эпоху Нового царства — достаточно, чтобы воинская служба могла привлечь молодых людей, неохотно постигающих тяжкую науку писца. Разумеется, все действительные тяготы воинской службы оставались невидимы простому горожанину-ремесленнику, зато он ежедневно мог наблюдать, как вернувшиеся из похода солдаты ведут себя в родном городе как на захваченной территории. Привыкшие к разгульной жизни, египетские воины и впрямь иногда забывали, вернувшись из похода, о всяких приличиях. Они вели шумный и разгульный образ жизни, терроризируя мирных горожан.
5-ku.ru
ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА — Военная история — Левицкий Н. А. Русско-японская война 1904-1905 гг.
Глава IV.
Царская армия на рубеже XX столетия
Характеристика личного состава армии
Царская армия, которая, по словам Энгельса, всегда отставала от европейских армий, на полях Манчжурии в полной мере показала свое бессилие в единоборстве с более подготовленной к войне японской армией. К началу войны русская армия, отражая глубокие внутренние противоречия, порожденные самодержавным режимом, находилась в состоянии крайнего упадка.
* * *
Русский солдат, храбрость, самоотверженность и стойкость которого в бою отмечались иностранцами на всем протяжении истории России, не мог удовлетворять на рубеже XX столетия высоким требованиям, которые предъявлялись к бойцу сложными условиями нового времени. Тем не менее во время русско-японской войны русский солдат проявил исключительный [29] героизм и отвагу, что неоднократно отмечали военные агенты различных иностранных держав, находившиеся при штабах русской и японской армий.
Характер обучения солдата ни в какой мере не мог развить в нем склонности к проявлению инициативы: ружейные приемы и шагистика подавляли в нем бойца, превращая его в автомат, способный действовать только в сомкнутом строю. Солдата приучали слепо повиноваться своему начальству. Дисциплина была основана на классовом подчинении солдата офицеру представителю привилегированных классов, который с высокомерием относился к «нижнему чину».
Так же слаб был русский унтер-офицер, постоянно опекаемый со стороны офицеров в мирное время и не приученный к самостоятельности. Созданию удовлетворительного кадра унтер-офицеров препятствовал недостаток грамотных солдат, из среды которых черпался унтер-офицерский состав. Так сказалось казарменное воспитание, основным содержанием которого являлась подготовка защитника самодержавия от посягательств революции.
Широкие народные массы, привлекавшиеся в армию, в связи с современными требованиями войны не могли служить достаточно надежным орудием в руках самодержавия для проведения его захватнической политики. Чуждые солдатским массам цели войны не могли вызвать у них воли к победе. Напротив, среди мобилизованных запасных оказалось немало находившихся под влиянием большевиков и понимавших, что победа царской России над Японией приведет лишь к укреплению самодержавного строя и усилению эксплуатации народных масс.
Революционный подъем в России, несомненно, нашел свое отражение в армии и флоте. Внедрение революционных идей в солдатские массы в огромной степени определялось деятельностью революционной социал-демократии, которая ставила своей задачей революционизирование армии главного оплота самодержавия. Заметное влияние на рост политического [30] сознания солдатских масс оказали происходившие в 1901 г. демонстрации рабочих и студентов.
В 1902 г., когда политические стачки рабочих и крестьянское движение приняли широкие размеры, революционная работа в армии была усилена. Революционная социал-демократия не только распространяла среди солдат листовки и воззвания, но даже вела устную агитацию. В 1901 г. в Москве был создан солдатский кружок, в следующем году такие кружки возникли в Петербурге и Кронштадте, а в 1903 г. солдатские кружки существовали уже в Саратове, Севастополе и других городах.
Еще успешнее развивалось революционное движение во флоте. Этому способствовало то обстоятельство, что царское правительство было вынуждено привлекать во флот квалифицированных рабочих, главным образом, металлистов, которые быстрее усваивали специфические особенности морской службы. Многие матросы приходили во флот уже с сложившимся политическим сознанием. Заграничные же плавания знакомили матросов с различными странами и давали им возможность делать сравнения с российскими порядками. Матросская среда являлась благодарной почвой для революционной деятельности. Уже в 1902 г. среди рабочих, призванных во флот, появились члены социал-демократической партии, а в 1903 г. в Севастополе уже существовала военная социал-демократическая организация. Солдатские и матросские массы, не заинтересованные в захватнической войне царизма, представляли собой благодарную почву для пропаганды пораженческих настроений. Вполне понятно, все эти условия способствовали разложению царской армии.
* * *
Русское офицерство стояло на очень низкой ступени общего и военного развития и в подавляющем большинстве состояло из лиц, по различным причинам недоучившихся в средних учебных заведениях и поступивших в юнкерские училища [31] не столько по склонности к военному делу, сколько по необходимости «выйти в люди». Если некоторые офицеры питали привязанность к военному делу, то вся система прохождения службы не благоприятствовала развитию интереса к нему. К этому нужно прибавить материальную необеспеченность пехотного офицера, который к тому же мог получить роту не раньше, чем через 15 лет.
В области военного дела офицер не склонен был к новаторству: гораздо проще и легче было исполнять старое привычное дело. Ко всему новому он проявлял недоверчивое отношение. Дисциплинированный на основе чувства страха офицер не был способен к проявлению самостоятельности и инициативы. Несмотря на опыт англо-бурской войны, русские офицеры продолжали воспитываться на отживших свой век суворовских образцах.
Однако даже этого офицерского состава оказалось недостаточно. Зачастую в роте, кроме ротного командира, не было ни одного офицера. Прапорщики запаса, частично привлеченные в армию и прошедшие в свое время короткий срок обучения, оказались далеко не на высоте требований.
Нормального руководства боевой подготовкой в полках не было. Командир полка, заваленный хозяйственными работами и различной перепиской, не являлся фактически руководителем боевой подготовки, а полковые командиры из офицеров Генерального штаба смотрели на командование полком как на трамплин к генеральскому чину и детально в жизнь полка не входили. Высшее руководство со стороны генералов ограничивалось, главным образом, смотрами во время летних лагерных сборов.
Таким образом, командный состав царской армии, вышедший в большинстве своем из среды прогнившей аристократии, оказался не в состоянии вести солдатские массы к победам.
Генералы. Высший командный состав вышел на войну совершенно неспособным к проявлению творческой инициативы. [32]
Выдвигаемый на высшие служебные посты не столько по соответствию, сколько за «высокое» происхождение или умение угодить начальству, высший командный состав не пользовался в армии авторитетом. Усматривая в своей службе источник материальных благ и мишурных почестей, высшие генералы, за редкий исключением, не только не следили за развитием военного дела, но даже не ознакомились с последней японо-китайской войной, которая до известной степени являлась для Японии репетицией войны русско-японской.
Оторванные от практики военного дела и теоретически слабо подготовленные русские генералы во время войны нередко испытывали «муки творчества» в попытке разрешить такие «проблемы», которые в военной теории уже давно получили свое разрешение, но оставались неизвестными русским генералам. В области тактики представления русских генералов оставались на уровне давно отживших образцов.
«Даже среди высших офицеров осталось много людей, которые остались поклонниками «холодного оружия» и мечтают о том, как они, опустив голову, врежутся в толпу врагов и начнут их крошить направо и налево» так писал французский военный писатель Людовик Нодо{4}.
Воспитанные в основном на началах отсталой школы Леера и отрицавшие серьезную роль военной техники генералы царской армии растерялись перед лицом японских генералов, стоявших по своему развитию на уровне современных военных знаний.
Оперативное искусство
Существовавшее среди отдельных лиц высшего командного состава некоторое единство взглядов на военное искусство вращалось вокруг оторванной от новой эпохи доктрины, [33] идейным вдохновителем которой являлся генерал Леер. Учение Леера, не понимавшего зависимости военного искусства от состояния экономики и общественного устройства, заключалось в признании «вечных и неизменных» принципов военного искусства. Отсюда проистекало убеждение, что знания для творческой оперативной деятельности должны черпаться из классических образцов наполеоновского искусства, которые могут применяться вне зависимости от условий эпохи. В своих военно-исторических трудах Леер рассматривал войны независимо, от социально-экономических данных эпохи, и поэтому для его учения характерно полное непонимание путей развития военного искусства: история войн изучалась не в динамике, а в статике. Военное искусство эпохи войн за воссоединение Германии не было как следует понято Леером и признавалось им как состояние упадка оперативного творчества. Только в 1907 г. по указанию начальника Генерального штаба Палицына в Академии Генерального штаба начали изучать особенности военного искусства эпохи войн 1866 и 1870–1871 гг.
Таким образом, Леер в своем учении не мог возвыситься до понимания новых условий эпохи. Само собой разумеется, что диалектика Клаузевица была совершенно непонята Леером.
Оперативное искусство, принятое в армии увядающего режима, не могло выйти из пределов схоластики и схематики. Наряду, с догматизированием наполеоновского искусства в среде высшего командного состава царской армии господствовали оборонительные тенденции, сочетавшиеся с признанием выгодности сосредоточения для действий по внутренним операционным направлениям.
Русский генеральный штаб
Русский Генеральный штаб, получивший свое начало еще во времена Петра I, в эпоху капитализма пришел в состояние упадка. [34]
В 1815 г. было создано «Московское учебное заведение для колонновожатых», которое заменила основанная в 1832 г. военная академия, переименованная в 1855 г. в Академию Генерального штаба.
Уже ко времени Крымской кампании русский Генеральный штаб испытывал большой некомплект вследствие некоторого отлива из Академии представителей аристократии, убоявшихся бездны премудрости, и отсутствия тяготения к Академии со стороны представителей нарождающейся буржуазии, которую не допускали к высшим должностям.
Во второй половине XIX столетия правящая верхушка России сознает значение Генерального штаба в деле обеспечения захватнической политики самодержавия. Последовал приказ о подборе выдающихся офицеров в Академию, а отрыв слушателей Академии от армии побудил установить в 1872 г. стажировку для кандидатов на должности командира полка и начальника штаба дивизии.
Впрочем, русско-турецкая война обнаружила полный кризис Генерального штаба, выбросив на поверхность только одного «выдающегося» генштабиста Куропаткина, начальника штаба дивизии Скобелева.
К началу войны с Японией русский Генеральный штаб ярко отражал общий идейный застой, царивший в армии, и не в состоянии был обеспечить победу самодержавия на Дальнем Востоке. По идее на Генеральном штабе лежали обязанности по разработке плана войны, подготовке мобилизации, изучению армий предполагаемых противников и изучению вероятных театров войны. Война с Японией показала, что ни одна из этих обязанностей русским Генеральным штабом выполнена не была. Даже в 1895 г., когда столкновение с Японией уже казалось неизбежным, Генеральный штаб не проявил достаточного интереса к Японии. Театр войны почти не изучался. О состоянии вооруженных сил Японии имелись слабые и противоречивые сведения. Опытом японо-китайской войны не интересовались. [35]
Офицеры русского Генерального штаба по характеру своей практической деятельности мало соответствовали предъявляемым к ним требованиям. В мирное время они занимались больше канцелярским делом, чем вопросами оперативно-тактического характера, и только изредка участвовали в маневрах и в военных играх. Условия прохождения службы офицерами Генерального штаба не располагали к работе над расширением военного кругозора, так как принадлежность к Генеральному штабу, а тем более служба в центральных учреждениях и без того в полней мере обеспечивали карьеру, которая совершалась тем быстрее, чем больше связей офицер имел в руководящих сферах военного ведомства и чем больше «гибкости» он проявлял по отношению к начальству. Спокойный за свое будущее, офицер Генерального штаба, за редким исключением, посвящал свободное от служебных обязанностей время различным развлечениям или занимался делом, не имевшим отношения к его специальности, отчего постепенно терял свою квалификацию и утрачивал связь с практической работой в войсковых частях. Низкому уровню военных знаний офицеров Генерального штаба вполне соответствовали методы преподавания в академии Генерального штаба.
На занятиях по истории военного искусства требовалось знание множества всяких мелочей, зато в программу академии не входило изучение японо-китайской и англо-бурской войн.
Тактика
Если на оперативную мысль давила школа Леера, то тактическая мысль находилась под сильным влиянием Драгомирова, который пытался положить начало раскрепощению русской армии от муштры и являлся в известной степени «либералом» в своей среде. По мнению Драгомирова, успех на войне зависит, главным образом, от «нравственных» свойств бойца и командира, а потому необходимо отказаться от муштры [36] и перейти к воспитанию. При этом Драгомиров требовал более культурного отношения к солдату. Эти требования Драгомирова были мало приемлемы для царской армии эпохи последнего Романова и, естественно, вызвали недовольство среди реакционной части русского офицерства.
Переоценка нравственного элемента привела Драгомирова к недооценке значения техники в бою. Техника, в представлении Драгомирова, имеет значение лишь подсобного фактора, устраняющего препятствия к достижению цели действиями живой силы «на основе ее нравственной энергии». Драгомиров высказывался против скорострельного оружия, указывая, что введению его должно предшествовать повышение общего культурного уровня бойца и командира. Необходимость стрелкового боя он хотя и признавал, однако предпочтение отдавал штыку.
Драгомиров высказывался также против применения фортификационных сооружений, потому что войска «начинают смотреть на них не как на усиливающее средство, а как на преграду, которая к ним не подпустит противника».
Стремление Драгомирова к привитию русской армии наступательной тактики, инициативы, волевых качеств привело его к большим «перегибам» в области тактического использования войск. Драгомиров признавал вредным залегание в бою: трудно двинуть вперед залегшего в надежном укрытии солдата, сила которого заключается в штыке.
Если появление нового оружия заставило иностранные армии перестроить свою тактику, ввести стрелковые цепи, обратить главное внимание на одиночное обучение, умение применяться к местности и заняться обучением армии широкому маневрированию на фланги противника, то тактика царской армии оставалась основанной на густых построениях и фронтальном наступлении во весь рост для удара в штыки. Когда стрелковая цепь была общепризнана, Драгомиров требовал движения цепей во весь рост без применения шанцевого инструмента; [37] при этом стрельба должна производиться не одиночным порядком, а залпами, по команде и только по крупным целям.
Эта тактика оказала большую услугу японцам, которые, применяясь к местности, двигались ползком и безнаказанно подходили к русскому расположению на близкое расстояние.
Боевой порядок русской роты в наступлении заключался в расположении двух взводов в первом эшелоне; за ними следовали остальные два взвода, составлявшие резерв.
Только кровавые уроки русско-японской войны заставили царскую армию перестроиться. Уже первый бой на реке Ялу показал всю несостоятельность русской тактики: попытки переходить в штыковую атаку без соответствующей огневой подготовки приводили к поражению и к большим потерям в живой силе от ружейного огня противника.
Характеризуя тактику царской армии, Энгельс писал:
«…офицеры могут только бросать ее (армию. Автор) всю целиком, как единую тяжелую массу, на неприятеля. Отбрасывается всякая мысль о тактическом маневрировании: вперед, вперед, вперед это все, что можно делать. Эта густая масса тел, конечно, уже в силу своей компактности, представляла собой лучшую мишень, которой только мог бы пожелать дли себя артиллерист…»{5}.
* * *
К сказанному надо еще прибавить факт совершенно неудовлетворительного обучения артиллеристов. Артиллерия перевооружилась только перед войной, но артиллеристы оказались не обученными стрельбе с закрытых позиций. Артиллерия не была обучена совместным действиям с пехотой и во время войны не сумела оказать последней нужную поддержку.
Вполне понятно, что при таких условиях армия не могла рассчитывать на успех. [38]
Численность, организация и техника царской армии
Общая численность постоянной армии к началу войны равнялась 1 100 000 человек. Кроме того, в запасе и ополчении насчитывалось около 3 500 000 человек.
Войска сводились в дивизии и корпуса. Как общее правило, корпус состоял из двух дивизий двухбригадного состава. Бригаду составляли два полка четырехбатальонного или трехбатальонного (в сибирских корпусах) состава. Корпусу придавалась кавалерийская дивизия в составе 4 полков по 6 эскадронов в каждом, а пехотной дивизии артиллерийская бригада из 6–8 батарей. Корпус имел инженерные средства и тыловые учреждения.
Союз с Францией в значительной степени повысил качество вооружения русской армии. Если японское ружье Арисака не уступало русской винтовке образца 1891 г., то имевшиеся на вооружении японской армии около полумиллиона ружей устарелой системы Мурата были значительно хуже.
Русская 76-мм пушка образца 1900–1902 гг. по дальнобойности и скорострельности превосходила японскую, однако она не имела гранаты, которая оказалась необходимой для разрушения глинобитных фанз, кумирен и заборов, служивших японцам укрытием.
В то время как дальнобойность русской пушки равнялись 6–7 км, дальность боя японской артиллерии не превышала 4 1/2 км. В отношении скорострельности русская пушка превосходила японскую вдвое. Помимо новой пушки русская артиллерия имела старые пушки образца 1892–1895 гг. и даже образца 1877 г., хорошо действовавшие против глинобитных построек.
Горной артиллерии в начале войны русская армия в Манчжурии не имела. Только непосредственно перед войной Обуховскому [39] заводу был дан заказ на изготовление горных орудий. Еще хуже обстояло дело с тяжелой артиллерией: устаревшая 6-дюймовая мортира образца 1887 г. с ничтожной дальнобойностью и скорострельностью, легко ломавшаяся, оказалась лишь обузой. Эта мортира являлась единственной представительницей навесного огня в русской армии.
Царская армия была бедна пулеметами. По мнению Драгомирова, пулеметы являются «нелепостью в полевой армии нормального состава». Такое отрицательное отношение к пулеметам привело к тому, что русская полевая армия в начале войны имела только 8 пулеметов. Впоследствии количество их увеличилось и к Мукденскому сражению достигло 56.
В отношении остальных видов технических средств русская армия также уступала японской. Например, в первый период войны в Манчжурской армии было слишком мало развито применение телефона и телеграфа, которые, по мнению Драгомирова, представляют собой «средства вспомогательные, а главным орудием как для донесений, так и для передачи приказаний всегда останутся живые люди, то есть ординарцы».
Русский тыл
Если в основе организации японского тыла лежали оперативные идеи германской школы, то русское командование, хотя и применяло наполеоновские методы сосредоточения, но не обеспечило, однако, организации широкой охватывающей базы, к чему обычно стремился Наполеон. Вопросам снабжения Куропаткин придавал преувеличенное значение, и вместо того, чтобы подчинить тыл оперативной идее и организовать широкое базирование, которое развязывало бы армии руки и давало бы ей возможность свободного оперативного размаха, Куропаткин поставил оперативную деятельность армии в полную зависимость от единственной линии железной дороги. Это обстоятельство ограничивало оперативный [40] маневр и в то же время облегчало противнику возможности обхода и охвата.
Переброшенные из центра России на Манчжурский театр около 900 км переносной железной дороги и местный гужевой транспорт не были использованы для организации широкой базы, а построенные полевые железные дороги представляли собой короткие радиусы, сходящиеся в одном центре, где-нибудь у головной станции.
Выстроенная еще до войны Шушунская железнодорожная ветка, протяжением около 50 км, тянулась параллельно фронту и не могла быть использована в полной мере, а проложенная позднее ветка от Санцуйцзы на Салунью после боев под Мукденом вместе с большим количеством подвижного состава осталась в руках японцев.
Речные пути при организации русского тыла вовсе не были использованы.
В противовес японскому командованию, принявшему своевременно меры к оборудованию грунтовых дорог, русское командование только подумало об этом, но ничего не сделало за отсутствием на месте инструмента и руководящего технического персонала. Некоторые попытки организовать дорожные работы путем привлечения местной рабочей силы встретили сопротивление со стороны жителей, которые под различными предлогами уклонялись от содействия русской армии. Местные жители еще не забыли жестоких методов «усмирения» национального движения в Манчжурии в 1900–1901 гг. и военно-полицейских приемов русского администрирования в последующие годы. Они не только не проявляли желания содействовать успеху царской армии, но, собираясь в партизанские отряды, производили нападения на железную дорогу и главным образом на гужевой транспорт, захватывая продовольствие и разгоняя погонщиков-китайцев.
Партизанские набеги манчжуров беспокоили Куропаткина и вынуждали его отрывать от полевой армии десятки тысяч войск для обеспечения работы тыла. [41]
Для организации подвоза командование царской армии в июле первого года войны создало из местных средств 50 гужевых и 10 вьючных транспортов. В августе, во время сосредоточения армии к Ляояну, Куропаткин приказал передать часть этих транспортов в войсковые части, так как сибирские войска имели недостаточный обоз, а в европейских войсках повозки были слишком тяжелы для манчжурских дорог. Кроме того, обремененность русского солдата снаряжением вызывала необходимость иметь в обозе 1-го разряда повозки, возившие часть вещевых мешков. После Мукденского сражения, когда много транспортных средств погибло, потребовалось формирование второй партии гужевого транспорта из местных средств, однако противодействие населения, настроенного враждебно к царской армии, затянуло формирование этого транспорта вплоть до окончания войны.
Тем не менее основная масса русских войск имела при себе запас продовольствия на 11 дней (в корпусном транспорте трехдневный запас, в дивизионном обозе четырехдневный, в полковом полуторадневный и на людях запас на 2 1/2 дня), и при некоторой напряженности в снабжении боеприпасами армия могла бы оторваться от железной дороги для более широкого оперативного маневра, но так как стратегия Куропаткина требовала сосредоточения, то армия от железной дороги не отрывалась.
Эшелонирование обозов носило беспорядочный характер. Скопление огромного количества повозок в ближайшем тылу при беспрерывных отступлениях создавало частые заторы. Обозники-китайцы после неудачного боя в панике бросались в тыл, а повозки увязали в глубоких колеях неблагоустроенных манчжурских дорог.
Богатые продовольственные ресурсы Манчжурского театра в первый период войны из-за незнакомства русских интендантов с местностью не были использованы, что вызвало излишнюю перевозку крупных запасов продовольствия по железной дороге. В то время как Манчжурия имела значительные [42] запасы муки, из Центральной России перевозили в Манчжурию миллионы пудов муки и зерна. Были даны заказы на продовольствие даже в Америку, и хотя оттуда ничего доставлено не было, зато царские интенданты и американские хлебные дельцы на этом деле основательно заработали. В дальнейшем заготовка продовольствия из местных средств производилась также непосредственно войсками. Заготовка эта происходила весьма хаотически и нередко переходила в грабеж, возмущавший местное население. Возмущение населения заставило русское командование перейти к довольствию из расходных магазинов, расположенных за войсками на расстоянии одного перехода и пополнявшихся из харбинского тылового магазина. Чрезмерное скопление продовольственных магазинов и вещевых складов в ближайшем тылу, вызванное опасением перерыва железной дороги, зачастую отдавало их в руки японцев (Ляоян, Мукден).
Несмотря на личные заботы Куропаткина о снабжении войск, хлеб иногда доставлялся в войска с плесенью, что вызывало острожелудочные заболевания. В общей сложности русская армия на театре войны потеряла умершими от болезней около 13 000 человек, кроме множества признанных негодными к дальнейшей службе в войсках.
Организация артиллерийского снабжения давала перебои, несмотря на завал снарядов в Харбине.
Недостатка в вещевом снабжении не было, однако японцы не без основания называли русских солдат оборванцами и нищими. Это объясняется не столько отсутствием предметов вещевого снабжения, сколько их качеством. Например, поставляемая интендантством обувь была такого качества, что приходила в первые же дни носки в полную негодность.
Что касается организации санитарного дела в царской армии, то русская военная литература пестрит хвалебными отзывами по адресу военно-санитарного ведомства, руководимого бывшим губернатором Треповым, однако иностранные источники [43] говорят совершенно другое. Вот что, например, говорил один германский корпусной врач: «В свое время мы приходили в ужас от порядков в зимний поход русской армии 1877–1878 гг., но то, что теперь происходит на русской стороне в Манчжурии, еще гораздо хуже».
А «Русские ведомости» приводили перепечатки из иностранной прессы, указывавшие на то, что русские раненые перевозилась на голых полах неубранных вагонов, в которых только что перевозили лошадей. В течение нескольких дней они оставались без горячей пищи и медицинской помощи.
Таким образом, сама организация тыла в значительной степени способствовала поражению царской армии.
on-infantry.narod.ru