Истории про моряков и морские байки

ПОЗДРАВЛЕНИЯ

ПРИКОЛЬНО

  

Истории про моряков и морские байки


Был у нас на судне матрос по кличке «Зайчик», весом так 110 кг, 2 метра, сажень в плечах. Отличался от других любовью к сувенирам. Сувениры обычно сам выбирал в портовых барах. Например, увидит картину на стене, снимает ее, на плечо — и домой. Администрация — куда? Он — сувенир! Как в известной юмореске. Как правило, ему не отказывали
Теперь история. Дело в Китае, идет ремонт, на борту видео — не видео китайцев-рабочих. 11 вечера. Смотрю, Зайчик возвращается на борт из города и несет на плече огромное бамбуковое кресло (у нас такие в бутиках мебельных продают за бешеные деньги). Я — откуда дровишки? Он — сувенир, мля. Зашел, мол, во дворик отлить, гляжу — стоит. Сувенир!!! Ну, иди. Кресло поставили у трапа на вахте — сидеть очень удобно. Утром приходят рабочие — китайцы. Через некоторое время замечаю, что один из них уделяет креслу особое внимание, гладит его, трогает и т. д. Спрашиваю:

— Чего надо?
Он:
— Да так, ничего.
И продолжает в том же духе. Я:
— Да ты заел тут вертеться, что надо-то?
Он:
— МОЕ это! Во дворе вчера стояло, украли.
Я:
— Вооон того матроса видишь? — показываю на Зайчика. — Пойди с ним поговори.
Он смотрит в его сторону, поворачивается ко мне и говорит:
— Обознался. Не мое, — и быстро удаляется.
А вы говорите, авторитета у державы нет…

***

Протокол допроса русского моряка в полиции Хоккайдо переведенный буквально

 — Откуда пришло ваше судно?
— Откуда надо, оттуда, продажная женщина, и пришло.
— Отвечайте прямо на мой вопрос!

— Зачем я, продажная женщина, тебе прямо на твой покрытый калом вопрос отвечать буду?
— Ваш капитан сказал, что ваше судно пришло из Находки. Это правда? Вы подтверждаете этот факт?
— Этот, продажная женщина, капитан, самка собаки, гонит, продажная женщина, а вы ему верите, вступившие в половой контакт вы в рот! Он вам, продажная женщина, наврёт — а вы, самка собаки, ему поверите!
— С какой целью вы имели в своей каюте оружие?
— В какой мужской половой орган каюте?! Какое на мужской половой орган оружие?!
— Два пистолета Макарова.
— Да их, продажная женщина, мне какая-то обнаженная головка мужского полового органа подкинула!
— Вы уверены, что это не ваши пистолеты?
— Вот, продажная женщина! Говорю: не мои это «Макаровы».
— Как вы объясните тот факт, что на обоих пистолетах обнаружены отпечатки ваших пальцев?
— Каких, в женский половой орган, пальцев?
— Ваших.
— Да пошёл ты во внутренний женский половой орган!
— Не ругайтесь, а отвечайте. Чистосердечное признание облегчит вашу участь.
— Не знаю я ни мужского полового органа! Продажные женщины вы все! За что арестовали то? Самки собаки!
— Вы пока не арестованы, а только задержаны. Через несколько часов прокурор рассмотрит наше представление и примет решение о том, подписывать ордер на ваш арест или нет.
— Ягодицы с ручкой! Прокурор мужского полового члена! Вам Курилы свои, покрытые калом, получить хочется! Вот вы над нами и издеваетесь, продажные женщины!
— Курилы здесь нипричём! Отвечайте на вопрос о пистолетах!
— Половой орган моржа-самца, а не «отвечайте»!
— Прекратите ругаться! С какой целью вы хотели ввезти пистолеты? Кому вы их хотели продать или передать?
— Мужского полового органа тебе лысого, а не «передать»! Не буду ни мужского полового органа говорить, продажная женщина!
— Где вы взяли эти пистолеты?
— Пошел ты на мужской половой орган с этими пистолетами!
— Вы привезли эти пистолеты с собой из Находки?
— Из мужской–половой-орган-одки!
— Из Владивостока?
— Из мужской–половой-орган-ока!
— Вы так и будете неясно выражаться?
— Я, продажная женщина, ясно выражаюсь: катись ко вступившей в половую связь матери!

Растерявшийся японский полицейский, поняв, что нужно временно перейти к другой теме, меняет тактику. Но его ждёт очередное разочарование:

— Ваше семейное положение?
— А?
— У вас есть семья?
— Какая, на мужской половой орган, семья? На мужской половой орган мне семья? Ну её в ягодицы, эту семью!
— С кем из ваших родных в России мы можем связаться, чтобы сообщить о вашем задержании?
— Я, продажная женщина, тебе, продажная женщина, официально заявляю, что, во-первых, никаких покрытых калом Курил вы от нас ни мужского полового органа вы никогда не получите, и, во-вторых, продажная женщина, никому, продажная женщина, ничего сообщать не нужно. Я сам, продажная женщина, кому надо сообщу!

***

Жил-был моряк. Так как был он холостым, то друзья подарили ему двух хомячков. Вскоре надо было идти в рейс и мужик озаботился пристраиванием хомяков по знакомым, те — наотрез. Он, добрая душа, долго думал и решился оставить их дома. Устроил им гнездо из газет, накупил кормов и  хитроумных кормушек-поилок, оставил на всякий случай капать кран в ванной, в час по чайной ложке, положил дощечки, чтобы они туда лазали…

Казалось, продумал все до мелочей…
НЕ ВСе!!! :)))
Возвращается через 8 месяцев, открывает дверь — ВСе деревянное и
бумажное в квартире — В ПЫЛЬ!!!, а навстречу ему несется сотни полторы
или две радостных хомячков разного размера…

***

Каждый год, летом, в последнее воскресенье июля, в Архангельске празднуют День Военно-морского флота. На Северной Двине выстраиваются военные корабли, на городской пляж суматошно стреляя во все стороны высаживается десант, потом народ гуляет по набережной, пьет пиво, вечером фейерверк и спящие любители пива под кустами, в общем, все, как положено!

За неделю до праздника центр города украсился красочными плакатами с надписью «С праздником-Днем Военно-морского Флота! ». Рядом с надписью гордо развевался Андреевский флаг, а на фоне флага плыл… американский авианосец. Звездно-полосатого флага на мачте не было, но в портовом городе народ в кораблях разбирается и «Кити Хок» от «Адмирала Кузнецова»
может отличить. Народ недоумевал. Оно понятно, совместная борьба с терроризмом и НАТО вроде как уже не враг, но все-таки!.. День какого флота празднуем, нашего или американского?
Плакаты висели три недели и сняли их только вчера. Теперь гадаем, не увидим ли следующей весной, на плакатах в честь Дня Победы, высадку американцев в Нормандии?

***

По молодости я работал радистом на рыболовном судне. Ну, работал – это громко сказано! День начинался с завтрака, потом преферанс в каюте и сладкий сон в радиорубке. Стоит заметить, что взятое с собой спиртное как раз закончилось, а у экипажа страшное похмелье (за день до этого был день варенья старпома).

История – Ровно в три часа ночи по коридорам нашей ржавой посудины прокатился ужасный, полный боли и безысходности вопль. Все вскочили, маты, ругань – сонные люди отчаянно разбегаются по своим постам (мало ли что случилось – спокойно можем идти ко дну, кораблю на металлолом уже лет пять как пора), никто не понимает в чём дело.

Минут через пять нашли источник воплей – главного механика, который забился в угол родного машинного отделения и мирно там боялся…

После стакана воды и пары пинков мех смог произнести «р-р-рука». Ещё через пару минут несчастный поведал как он, движимый желанием опохмелиться, слоняясь по нашему плавучему зоопарку, забрел в каюту к штурману.

Штурман был на вахте, каюта была открыта – в углу стояла стиральная машина, а на столе лежала книжка, что-то из хичкоковских ужастиков. Окончательно ослабевший без живительной влаги мех прилег на диванчик с книжкой. Далее цитата:

— «Читаю книгу. Вдруг слышу – из угла комнаты доносится утробное похрюкивание. Прислушиваюсь – прекратилось. Книжку уже не читаю. Лежу, вслушиваюсь. Снова что-то хрюкает и ба! У стиральной машинки поднимается крышка! Ну, я встал, подошел к стиралке, приподнимаю крышку, а оттуда ЧЁРНАЯ РУКА-А-А-А…» — и снова истерика…

Короче, наскоро составленная комиссия по выявлению нечисти на корабле (кэп и старпом) зашла в гости к штурману и извлекла из стиральной машинки (верхняя загрузка) канистру браги с надетой на неё диэлектрической перчаткой. В общем, рассекретили нашу со штурманом нычку…
 

 

 


Дело было в конце 90 годов в городе Киркинесе. Это северная Норвегия, в 6 километрах от российской границы. Там ремонтируются и просто стоят множество российских рыболовных пароходов… Соответственно по городу болтается множество наших моряков… И тоскуют по дому! Звонить в Россию из Норвегии не дешево, поэтому был найден альтернативный вариант! Если отойти от города совсем не далеко и взобраться на сопку, то там ловят российские мобильные сети… к этой сопке ведет проселочная дорога и никаких признаков жизни вокруг! Поэтому на этой горе по вечерам сидело множество моряков и болтало по телефонам.

И вот как то прямо перед новым годом отправился я на эту сопочку, что бы поздравить своих женщин с наступающим праздником… иду и никому не мешаю… абсолютно трезвый… Вдруг навстречу мне едет полицейская машина… они тоже заинтересовались, куда может идти человек, прямо перед новым годом куда то в тундру!! И так как норвежская полиция более доброжелательно относится к людям, чем наша, то они остановились и очень вежливо поинтересовались, куда я иду, не заблудился ли я и не нужна ли мне помощь! И я как на духу им честно и сказал, иду, что бы позвонить домой… у норвежских полицейских наступила легкая заминка… они долго и мучительно соображали… потом до них медленно дошло, что дальше нет ни жилья, ни тем более телефонных будок!! Пришлось дальше им объяснять! И так как мой английский далеко не совершенен, я как мог объяснил… что хочу взобраться на эту гору и поздравить близких с наступающим…. Вот тут то они просто впали в ступор… до них никак не могло дойти, зачем для этого надо карабкаться на очень приличную гору по пояс в снегу… пришлось им объяснять особенности национальной связи… потом вместе посмеялись…

***

Далекие 80-е годы. Средиземное море. Две эскадры – советская и натовская (считай США) контролируют друг друга. Гоняются друг за другом, следят кто куда пошел и прочее. Покуда происходят эти военные игры, на якорь становится наш танкер. Матросам скучно, и решают они на переходной палубе между надстройками натянуть волейбольную сетку и размяться. Размеры палубы позволяют это сделать, мячик веревкой привязали, что бы за борт не улетел, и дело пошло. Резвятся как стадо молодых бизонов, развлекаются.
Через какое-то время образовались и болельщики – стал прилетать вертолет с натовского авианосца. Повиснет в десяти метрах от палубы и смотрит. Ветром от винтов мячик уносит в сторону – игре капец наступает. И так каждый день происходит. Мешают играть нашим морякам. Естественно, что те, такую обиду стерпеть не могли и решили действовать. На пятый день такого наблюдения один из механиков спокойным шагом сходил в каюту и вернулся с крупнокалиберной рогаткой (ночью из стальных прутьев сварили). Примотали эту «зенитку» к леерам, зарядили болтом побольше и запустили снаряд со сверхзвуковой скоростью в сторону «фанатов». Вертолет качнуло так, что из него чуть не вывалились наблюдатели, да и вмятина в корпусе образовалась еще та. Больше не прилетали.

Но на этом история не заканчивается. Матросам все равно скучно, а когда нашему человеку скучно, он способен на любые глупости. Вот и тут, мозг кипит от потребности чего-то придумать. И придумали таки. Поймали баклана (размах крыльев около полутора метров) нарисовали ему под крыльями красные звезды и отпустили в свободный полет. В виду того, что натовские корабли ходили кругами тут, то можете себе представить их лица, когда вот такой вот наш «сокол» прошел над их головами.

***

Эстонскому флоту посвящается. Был в Эстонском флоте корабль «Ахти» — убийца авианосцев. Способ изготовления: берёте норвежское китобойное судно 1960 года постройки 20 метров длиной,  отколупываете пушку против китов и ставите пушку против самолётов образца 1937 г., красите в серый цвет, готово дело. Команда отборная, в смысле отбор происходит по принципу российского  стройбата. Итак: пятница, вечер, «Ахти» назначают дежурным кораблем. Капитан строит команду и говорит: мы дежурим, никому не уходить, а у меня дела, буду завтра до поднятия флага или  послезавтра.
Только кэп скрылся, команда услышала повтор истории, но уже от стар-меха, на этом офицеры закончились. На стихийном митинге матросы постановили:
1 Анархии не допускать;
2 Разобраться, что означает приказ, не уходить.
3 При многократном переводе русский-эстонский, эстонский-русский получилось, что приказ звучал как: на дежурном корабле оставить дежурного матроса (если будет скучать, пусть по флоту пройдется и ещё 2х-3х дежурных наидёт).
4 Команда из армии не уходит, а организованно как и подобает эстонским морякам идёт в кабак.
5 Быстро согласно принятым решениям и поступили. Через три часа поступает приказ: тревога, дежурному кораблю выйти в море. Командующий Эстонским флотом Т. Кыутс. Звонок вахтенному
офицеру базы принял помощник, старший матрос, решивший не тревожить начальство такими пустяками, а сам передал на «Ахти», ну типа страна маленькая, можно и в глаз получить от  сослуживцев, найдут. На «Ахти» пьяный дежурный по команде тревога побежал в кабак за командой, так как неприлично двум офицерам командовать одним матросом. Вернулись удачно.
Следующий этап, найти офицеров. Сложность в том, что капитан знает телефон старшего механика и наоборот, на базе никто. Вахтенный принимает нестандартное решение, как никого не подставить, и звонит командующему базы флота с вопросом о номере телефона своего командира, а то ему командующий  флотом звонил по поводу тревоги, а вахта его найти не может, в ответ
услышал что все в порядке, сейчас все уладят. В результате капитана и стар-меха встречало, а корабль провожало все высшее начальство флота. На мероприятии и на подготовке к нему ни одного приличного слова не звучало,  даже предлоги какие-то матерные были. Корабль отшвартовываетса за секунды, не экипаж а морские ниньзя, обнаружить можно только по запаху, чеснок+лавровый лист, жуют постоянно как жвачку. Отходит на 20 метров и гаснет главный двигатель. Один из команды подумал тогда, нас утопят силами остального флота, а скажут что это российское секретное оружие и всем хорошо, Россию боятся, Эстонию жалеют деньгами, а эти козлы умирают героями. Не успели, корабль наваливается на правый створ порта, матросы на месте, встают на нужный курс, заводятся, уходят. Вопрос, что за маневры? В машинном отделении есть расходный топливный танк с мерною трубкой которая при полностью полном баке и при полностью пустом выглядит
одинаково, почти. Перепутали. Все эстонские моряки пострадали  только морально.

***

В конце 80-х проходил я срочную службу в частях доблестной морской пехоты Тихоокеанского флота. Естественно, принадлежностью к морпехам гордились, круче себя никого не видели и т. д
Идут совместные учения с не менее доблестными (без сарказма!) вьетнамскими воинами. Но больно уж вид у вьетнамских воинов непрезентабельный — метр с кепкой на коньках. Ну и давай мы, 19-летние оболтусы, над ними потешаться — то сразу двоих за шкварник кто-нибудь поднимет, то обопрется бедному вьетнамцу локотком об голову, аки об столбик. Наши восточные друзья терпели с неизменной улыбкой на  скуластых физиях все проделки советских братьев по оружию, хотя было каждому уж лет по 25. Но всякому терпению приходит конец даже у загадочых восточных народов.  Все закончилось грандиозной дракой. Стыдно было вспоминать, но таких звездюлей я не получал ни до, ни после. Доблестная советская морская пехота на полных парах, в кильватерном строю, с разбитыми физиономиями, преследуемая грозным противником была загнана в казармы, где и забаррикадировалась. Я стал старше и, надеюсь, умнее.
НЕ ОЦЕНИВАЙТЕ ЛЮДЕЙ ПО ВНЕШНОСТИ!!!!
а тем вьетнамцам — спасибо за науку……..

***

В Антигуа, кроме нас восьмерых русских никого нет и похоже никого до нас особенно и не было.
Ночь, уставшие наконец-то легли спать после дневной тренировки.
Яхты стоят рядком у пирса борт к борту, любой звук отлично слышен через несколько тонких корпусов. Внезапно просыпаюсь от какого-то хорового шума. На соседней яхте немцы что-то празднуют.
По голосам понимаю, что это наш капитан (дядя 50 лет), взяв с собой водки пошел наводить международные отношения. Пьянка явно удалась и уже заканчивается: капитан учит немцев произносить вразу «все чудесно» по-русски.
Фраза повторяется хором человек из 10-ти в ночной тишине уше раз пятнадцатый, причем на мой взгляд совсем без акцента, и получается гораздо лучше чем у пьяного капитана.
Заплетающийся голос:
«Нет не так! Надо Всьио чьуюдесно!
Хор: «Все чудесно!»
— Все чудесно
хор: «Все чудесно!»

Б… Сон прошел уже совсем.
Слышно как капитан спрыгивает на берег, поворачивается к своим новым немецким друзьям лицом и произносит прощальную фразу, за которую ему сразу простили весь этот дебош:
«А на последок я вам скажу, ЕБИТЕСЬ ВЫ ВСЕ КОНЕМ!»

И окрепшим шагом направляется на свою яхту.
Общее ржание нашей яхты показало, что никто не спал.

***

Вот вам настоящий рассказ военного моряка. Он мне рассказал его лично, а уж если где приврал, все вопросы направляйте почтой в Мурманск, откуда он родом.
В прошлом году эсминец «Несокрушимый», на котором служит Максим Д., отправили к берегам Сомали, в Аденский залив. Там, как вы знаете, пошаливают пираты. Они люди бедные и голодные, а голод такая штука — не то что пиратом, каннибалом заделаешься. Нет, честное слово, вы знаете, как эти сомалийцы захватывают корабль? Они, попав на борт, первым делом идут и грабят припасы, тушёнку-сгущёнку, сухари всякие. А потом, наевшись от пуза, уже заявляют всему миру, что, дескать, пришли за выкупом. Это они для солидности заявляют, не верьте. Они нападают, чтобы покушать.
Ну так вот. Однажды на «Несокрушимый» поступил сигнал тревоги — плывущий неподалёку кораблик был атакован пиратскими катерами. Наши молодцы бросились на подмогу, и через два часа погони кораблик был освобождён, а пиратское отродье — обезоружено, связано и переведено на «Несокрушимый». Там их бросили в специальные каюты, вроде как тюремные.
В первую же ночь один из пиратов, какой-то молодой парень, страшно разревелся. Максим подошёл к каюте и спросил, что ему нужно. Парень на ломаном английском объяснил, что ему всего девятнадцать лет, что работу в Сомали трудно найти, и поэтому он подался в пираты, а так он жутко честный человек. И ещё парень сказал, что очень-очень не хочет в тюрьму и просит его отпустить.
Максим подумал немного, а потом сказал:
— Подожди, я сейчас вернусь и кое-что тебе покажу.
Через пять минут Максим вернулся, держа в руках фотоальбом.
— Вот смотри, это моя родина — Мурманск.
С фотографии глядели жуткие серые хрущобы, построенные на голом пустыре.
— У нас всегда очень сыро и холодно, и летом нельзя гулять в шортах. А зимой всё время ночь. Понимаешь? Три месяца не бывает солнца. И половина города сидит без работы. Как ты думаешь, это страшно?
— Страшно.
— Смотри дальше. Вот это — моя однокомнатная квартира. Я живу здесь вместе с женой, тремя детьми и собакой. Потолки низкие, и крыша всё время протекает. Как ты думаешь, это страшно?
— Страшно.
— Нет, дружок, это ещё не страшно. Страшно будет сейчас. Смотри. Вот это — моя жена!
Парень посмотрел на Максима с ужасом, и с тех пор больше не ревел и ни разу ни о чём не попросил.

***

В одесском порту пришвартовался боевой корабль. На него была организована экскурсия школьников. Но две 14-летние девушки прибыли за час до начала экскурсии. В это время на корабле проходил телесный медосмотр, приуроченный к появлению на Черноморском флоте сифилиса. Шесть моряков заразились болезнью, отдохнув с «ночной бабочкой». И флотское начальство строго подошло к вопросу здоровья экипажа. Девочки вышли на пирс и стали рассматривать корабль. А на палубе стоят 250 бравых моряков в трусах и тапочках. И в этот момент звучит команда дежурного по кораблю:

— К медицинскому осмотру на предмет сифилиса трусы спустить!

И все 250 человек в две секунды остались в одних тапочках. Школьниц потом еле уговорили зайти на корабль.

Морская история.
В грозные сталинские годы мой отец служил в Н-ской военно-морской базе, расположенной в 23-х километрах к западу от столицы одного небольшого прибалтийского государства.
Приходит к нему оперный уполномоченный Х., чей инициал совпадает с первой буквой этой столицы, и докладывает, что в совсекретной Базе завелся шпиен, который шифрдонесениями завербованной половым путем агентуре в Союзе подрывает мощь державы через сведения, которые коварно раскрывают секретные маневры Краснознаменного флота. Требует санкций на
арест по расстрельной 58-й статье. Приводит в доказательство перехваченное цензурой письмо:
«Деревня Н. Н-ской области. Нюсе Н.
Дорогая Нюся, давно тебя не видел, но во сне завсегда помню наш Н-ский сеновал. Пишу редко, так как служу на военном корабле и постоянно нахожусь в дальних морских секретных походах из порта Гамак в порт Камбуз, оттуда в порт Гальюн и обратно. Отличник боевой и политической службы Н». Вот Вам сегодня, может быть, смешно, а папаше, который облаял по известному морскому диалекту опера и положил это дело под сукно, Военный Совет Н-ского флота с подачи органов объявил строгий выговор за потерю соцбдительности. Гуманность проявили, а могли бы и шлепнуть вместе с матросом Н. по известной статье. Дело-то было в 1949 году.

***

70-е годы, битва двух мировых систем за «умы и души» на африканском континенте. Коронация нового царька в одной из банановых республик. США и СССР тут же с подарками. Теплоход из Одессы везет боевой вертолет. Заходя в порт, команда высыпает на палубу, ожидая теплый прием, море цветов, оркестр и журналистов, и ничего этого не обнаруживает. После  швартовки и непродолжительных выяснений ситуации оказывается, что в то же самое время в другом порту судно из Штатов выгружает свой подарок — роскошную океанскую яхту. Король, видимо, решив, что плавать на яхте гораздо больший кайф, чем летать на вертолете, отправился со всем «двором» туда.

Поглазев пару дней на опустевший порт (да и весь город), команда начинает чувствовать себя в чем-то обиженной за себя и за страну. Яхта яхтой, но по стоимости с вертолетом не сравнить. В конце концов, жутко матерясь, своими же грузовыми стрелами (местных грузчиков не найти, да и веры им никакой нет) вываливает ящик с вертолетом на пирс, отчаливает и, не солоно хлебавши, возвращается в Одессу.

Прикол обнаружился уже в Одессе. Третий помощник, проверяя по приходу состояние трюма, нашел в дальнем углу какой-то длинный и узкий ящик. Более подробная инспекция быстро  пределила, что содержит он …. лопасти от советского подарка.

Морские анекдоты

Прикольные статусы моряков

Анекдоты про моряков подводников

Прикольные фотографии моряков

Поздравления моряков ВМФ в стихах и прозе
 


 

Поиск по сайту

privetpeople.ru

Две классные байки из жизни ВМФ (7 фото + текст) » Триникси

Нижеописываемые события имели место на Черноморском флоте. Я уже писал, что конец 90-х был для него очень трудным временем. Как распевали свободные от вахты остряки:

Денег нет-нет-нет.
И монет нет-нет.
И кларнет нет-нет
Не звучит!..

Да, денег действительно не было. Но флот их изыскивал. Где угодно и как угодно.

По напряжённости и драматичности эта эпопея, пожалуй, не уступала двум оборонам Севастополя вместе взятым. В очередной раз позабытый правительством, флот бился сам за себя. В одиночку. И, что-таки удивительно, побеждал.

Поставленную ещё в далёком 1990-м для частичной модернизации на стапеля Николаевского завода, «Славу» смогли ввести в строй только в 1999-м. Это было настоящее чудо, что гвардейский ракетный крейсер так и не «ушёл на патефонные иголки». Чудо состоялось благодаря упрямству экипажа и… спонсированию из закромов московской мэрии. Включая личный кошелёк г-на Лужкова. Столичного мэра потом на крейсера так и называли «наш Лужок-Спаситель».

Долг на Руси, как известно, платежом красен. Потому флагман Черноморского флота без особых моральных терзаний переименовали из «Славы» в «Москву». После чего стали на нём дальше жить-поживать и добра наживать. Последнее, благодаря непрерывной «шефской помощи» из Москвы, приняло вполне упорядоченный и неиссякаемый характер.

Похожая история произошла с подлодкой Б-871, которую с сентября 1997-го взялась «подкармливать» акционерная компания «АЛРОСА». Для тех, кто не в курсе, поясню, что название данной скромной богадельни расшифровывается как «Алмазы России». Итог гешефта вполне закономерен — Б-871 перелицовали в «Алросу».

Кстати, старое морское поверье о том, что сменивший имя корабль обречён на неприятности, в отношении «Алросы» (тьфу-тьфу-тьфу) сработало прямо в обратную сторону. Лодка не просто осталась в строю, но и умудрилась пять раз завоевать Приз Главнокомандующего ВМФ по торпедной стрельбе. Во как!

Шло время и ЧФ как-то незаметно сам для себя стал всё активнее «подниматься с колен».

Было приросшие к причалам, корабли стали всё чаще и чаще выматываться из гавани. Смотришь, то БДКашки наших миротворцев в Салоники оттарабанят, то «Москва» с «Азовом» торопятся в Средиземку нашим флагом помахать. Мол, не спешите нас хоронить! Мол, у нас ещё здесь дела…

Короче, какая-то движуха была налицо. Но в плане реального повышения боеспособности флота одиночная беготня туда-сюда почти ничего не давала. Комфлота Масорин понимал это как никто. Почему и вис с упрямством бульдога на брючинах министра обороны, вытрясая средства на групповой дальний поход.

И вытряс…

На этом заканчиваю вступление и перехожу непосредственно к сути.

В начале апреля 2003 года флот впервые чёрт знает с каких времён снимался с бочек для броска аж в Индийский океан. В дальний поход уходили без особой помпы. Шли не в гости. Шли на работу.

Первыми Босфор 10 апреля миновали танкер «Бубнов», буксир «Шахтёр» и БДК «Цезарь Куников» с усиленной ротой морпехов на борту. Не обошлось без приключений.

Перед самым мостом Ататюрка из-под восточного берега выскочил турецкий патрульный катер и по УКВ потребовал от нашего большого десантного корабля застопорить ход. Чтобы принять на борт осмотровую группу.

— Совсем нюх потеряли! — не выдержал командир «Куникова» кап-два Сергей Синкин. И приказал следовать прежним курсом.

Катер забежал вперёд. Продолжая назойливо требовать от БДК застопить ход, замер, загораживая собой путь к Дарданеллам.
— Он нам ещё и борт подставляет, гад.. — желчно обронил Синкин. И сыграл боевую тревогу.

Миг — и экипаж разбежался по боевым постам. На палубе залегли морпехи с оружием. 57-мм АКашка весело подмигнула потомкам янычаров своими спаренными стволами.

Новый приказ с катера лечь в дрейф прозвучал уже как-то неуверенно. БДК в ответ отсигналил «Не мешайте моим действиям». Расстояние между высоченным носом «Куникова» и низеньким планширем патрульника неуклонно сокращалось. Наконец, когда до неумолимо надвигающейся 4000-тонной туши русского десантника оставалось меньше полукабельтова, турки врубили полный ход и, не попрощавшись, унеслись к Босфору…

Сутки спустя Мраморное море проходила «Москва» с СКРами «Сметливый» и «Пытливый». Крейсер и сторожевики досматривать уже никто не пытался.

Зато стоило отряду покинуть турецкие терводы, как на пересечку курса идущего головным крейсера бросился невесть как забредший в восточное Средиземноморье португальский фрегат «Васко да Гама». И засигналил, и засигналил!..

— Чего он там? — поинтересовался командир «Москвы» каперанг Щербицкий.

Поинтересовался шёпотом, чтобы не разбудить перенервничавшего за время прохода проливов, а теперь со смаком храпевшего в командирском кресле контр-адмирала Евгения Орлова.

— Запрашивает чего-то. — ответили сигнальщики.
— «Чего-то», это чего? — кэп начал медленно закипать.
— Никак не разберём, тащ командир.
— Драл я вас мало, — прошипел каперанг, тоскливо шаря глазами по мостику в поисках с кем бы посоветоваться.

Будить замкомандующего флотом не хотелось до смерти. Щербицкий потеребил себя за нос и придумал:
— Переводчика на мостик.
— Есть переводчика на мостик!

Щербицкий с опаской посмотрел на завозившегося в кресле и зачмокавшего губами контр-адмирала:
— Да тише вы, ироды.
— Есть тише!
— Блин…
— Есть!

Капраз как раз собрался кратко, но ёмко выразить свою мысль о непонятливости подчинённых, когда с воплем «Прошу разрешения подняться на мостик!» нарисовался переводчик.
— А? Чего?.. — вскинулся в кресле замкомфлота.

Кэп в немой муке вздел очи к подволоку и стиснул зубы.

Через пару минут с помощью переводчика разобрали-таки запрос португальца.

«Что за груз у вас на борту?» — вслух повторил Орлов. Тупо посмотрел на Щербицкого: — Они там что? Совсем охренели?!

Поскольку вопрос был явно из разряда риторических, ответа контр-адмирал не дождался. Впрочем, он на него и не рассчитывал. Отоспавшийся замкомфлота почувствовал внезапный прилив адреналина и острое желание насмерть постоять за честь родного флага.

— Вот уроды, а? — контр-адмирал не глядя протянул руку, в которую тут же вложили бинокль.

Придирчиво изучив силуэт по-прежнему маячившего впереди португальца, Орлов от вопросов перешёл к утверждениям:
— Точно — уроды. …Дожили. Докатились. Не успеешь в море выйти — к тебе уже лезет всякая мелюзга. Прямо в карман. Хорошо хоть — не сразу в трусы!
— Так точно, — счёл нужным поддакнуть капитан первого ранга, чем сразу вызвал со стороны контр-адмирала самое пристальное внимание к своей персоне.
— Ну, Александр Владимирыч, чего отвечать будем супостату?
— Ээээ… Товарищ контр-адмирал, фрегат у португальцев новенький, команда — тоже. Могли и напутать. Разрешите поднять «Зулу»-«Лиму»?
— Добро.

«Москва» — «Да Гаме»: «Ваш сигнал принят, но не понят».

Теперь задумались уже на фрегате. Однако, спустя пять минут повторили свой первоначальный запрос.

На крейсере продублировали свой ответ: «Ваш сигнал принят, но не понят».

Через минуту всё та же «Да Гама» — всё той же «Москве»: «Что за груз у вас на борту?»

— Ну, это уже хамство! — бушевал на крейсере Орлов. Да что они там о себе возомнили, колумбы херовы?! Да я их… Сигнал на фрегат: «Пошли на куй!»
— Товарищ контр-адмирал, разрешите обратиться? — ожил переводчик, разом взопревший от мысли о возможных последствиях орловской эскапады.
— Ну? — недовольно буркнул замкомфлота.

Сам удивляясь своей решительности и красноречию, переводчик (всего-то — старлей!) в изумительно обтекаемых выражениях начал объяснять контр-адмиралу, что так дела не делаются. Что нахамить иностранцу любой дурак может. А вот аргументированно настоять на своей правоте может далеко не каждый. Что культурнее тут, за границей, надо. Культурней.

— Культурней? — кхм. — контр-адмирал набычился как мальчишка, который после драки оправдывается «а чё он первый начал?» — Культурней, говоришь? Ну, раз культурней… Вот ты, старший лейтенант, раз такой умный, ответь: о чём говорят культурные люди, когда им лялякать не о чём, но обидеть друг-друга не хочется?
— О погоде. — ляпнул первое пришедшее в голову переводчик.
— Отлично. — едко ухмыльнулся замкомфлота. — Александр Владимирыч, запрос на фрегат: «Какая погода в Португалии?»
— А если откажутся отвечать?..
— Тогда сразу — «На куй!»

Португальцы от вопроса явно выпали в осадок не меньший, чем Орлов от их запроса про груз «Москвы». Минут тридцать «колумбы херовы» напряжённо консультировались по спутниковой связи с Лиссабоном. За это время отряд кораблей Черноморского флота успел оставить «Васко да Гаму» далеко за кормой. Наконец через пол часа португальцы вышли на связь с русским флагманом и сообщили: «Средняя температура по стране — плюс 16 по Цельсию.»
— Что ответить, товарищ контр-адмирал?
— «Так держать!»

Больше португальцы на связь не выходили…

А Евгений Орлов по итогам похода в том же году был произведён в вице-адмиралы.
__________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

Славный 2006-й год. Лето. У берегов датского Борнхольма шли учения BALTOPS. Сурово шли.

Во главе международной армады из 20 надводно-подводных пароходов торчал на мостике янковского крейсера УРО контр-адмирал Джозеф Килкенни. Взгляд — молния. Походка летящая. Пальцы скрючены. Не человек — орёл!

Он даже не приказывал, он цедил сквозь зубы: «Сделайте ЭТО…»

И — гримаса на лице, словно вот-вот сплюнет.

Англичане, французы, датчане, немцы, шведы, не говоря уж о всяких поляках и латвийцах, вокруг американского крейсера даже не ходили, а на цирлах так и носились. Так и носились!

Едва бортами не трескались.

И вот среди всей этой военно-морской кучи-малы имел место быть наш СКР «Неустрашимый». На приказы американского командующего российский сторожевик реагировал солидно. Подчёркнуто неторопливо.

— Цену себе набивает. — понимающе пояснил своим Килкенни.

Тут янки явно дал маху. Фокус был в другом.

Т.е., конечно, да. На «Неустрашимом» цену себе ого-го как знали. Но вот с разговорным английским, которым по «уоки-токи» дублировались распоряжения иностранного командования, знаний было несколько меньше. Поэтому иваны и «притормаживали на поворотах», с матом листая американо-русские разговорники.

Учения, меж тем, шли своим чередом. Рокотала в небе авиация, булькали в глубинах польская и немецкая подлодки, вспарывали волны форштевни кораблей.

Красота!

Наконец Килкенни отдал приказ о задержании и досмотре условных нарушителей — американского танкера и немецкого транспорта. Вся армада с англо-франко-датско-немецко-шведско-польско-латвийском кличем «ату их, ату!» бросилась наперехват.

Последним приказ отрепетовал разумеется «Неустрашимый»…

— Стыдно. Опять опоздаем. — печально бросил командир сторожевика кап-два Игорь Смирнов.
— Спокойствие. Только спокойствие. — загадочно ответил ему старший на походе капраз Вова Соколов. — Есть у меня одна весёлая идея…

Благодаря ей-то русские всех и напарили.

Пока вся международная братия форсируя машины старалась догнать уходящие из квадрата «суда-нарушители», иваны запихнули осмотровую партию морпехов в Ка-27.

Минута и вертолёт ушёл в небо.

Вообще-то такой ход не был предусмотрен учениями. О чём русским немедленно и сообщили с янковского крейсера. Мол, «условно в связи с плохими погодными условиями задействование авиации невозможно».
— Так то ж условно. — захохотал Вова Соколов. — Пусть американцы не парятся. У меня вертолёт — всепогодный! Так и передайте!..

Так и передали. На крейсере обсыпались и заткнулись.

Тем временем русский хеликоптер прострекотал над британцами и Ко. Догнал «нарушителей» и завис над кормовой надстройкой убегающего американского танкера.

— С вертолёта по радио пытаются передать приказ танкеру срочно остановиться для досмотра. Господи, русские так коверкают английский!.. Танкер на приказ не реагирует. — доложили контр-адмиралу.

Килкенни злорадно усмехнулся:
— Ну? И что иваны будут делать теперь?

И действительно — что?

А вот что.

Из распахнутого люка вертолёта вниз упал трос. По нему с лихой присказкой «ебааать» в страховочной обвязке съехал мамонтоподобный прапор-морпех в оранжевом спас-жилете и с ПКМом. Застопил движение точно напротив остекления рубки. И, наведя одной рукой на окаменевшего рулевого тяжеленный пулемёт, на чистом русском спросил: «КУДА ПРЁШЬ, СВОЛОЧЬ?!..»

Шкипер-американец сразу всё понял правильно. Дал в машину команду: «All stop!»

На немецком транспорте свидетелей циркового фокуса иванов тоже хватало. Так что через минуту фрицы тоже легли в дрейф…

P.S. «Военные моряки Балтийского флота на прошедших международных морских учениях Baltops-2006 продемонстрировали американским коллегам, как могут успешно реализовывать мандат Совета безопасности ООН по поддержанию мира в прибрежной зоне. Об этом корреспонденту ИА REGNUM сообщили сегодня, 22 июня, в пресс-службе Балтфлота, комментируя итоги учений. «Корректные, но достаточно настойчивые действия морских пехотинцев БФ по досмотру на «суднах-нарушителях» — американском танкере и немецком универсальном транспортном судне — заслужили высокую оценку руководителя учений контр-адмирала Джозефа Килкенни», — подчеркнул представитель Балтийского флота.» (с)

(c) u-96

trinixy.ru

Book: Военно-морские рассказы

Александр Козлов

Военно-морские рассказы

Содержание

У матросов нет вопросов

За два часа до Нового года

Прошу «добро» на поражение

Любовь к морю

Морской каравай

Плавали — знаем

Запрещенные доклады

Палочки для канапе

У матросов нет вопросов

Самый понятливый народ — это мы, военные моряки. Нам, военным, объясняй, не объясняй — мы все равно сделаем по-своему! Поэтому любые поползновения на свободу, выражающиеся провокационными вопросами: «Вам все понятно? Вы знаете как надо это делать?» — мы всегда и без раздумий пресекаем, отвечая: «Конечно!» И, непременно, добавляем: «У матросов — нет вопросов!» При этом ни у кого: ни у того, кто спрашивает, ни у того, кто отвечает, нет сомнений в том, что все равно все будет сделано не так как сказано, а скорее всего — в точности наоборот! Такой уж у нас, у военных моряков, несговорчивый характер.

Разумеется, у этого качества есть неоценимые преимущества. Так много дураков командует нами, что если бы мы с медицинской точностью строго выполняли их «гениальные» указания, флот давно бы уже умер, погребенный «обломками» их маразматических идей. Но мы выжили, несмотря ни на что. Потому что всегда четко говорили горе командирам: «Есть!» А делали все по-своему. Причем внешне сохраняя глубокую преданность глупому указанию. Ну а важен то в конечном итоге конечный результат.

Главное, что бы указание было выполнено точно и в установленные сроки. А уж как его выполнять, это твое дело. Конечно же не так, как это тебе объяснил твой «мудрый» командир. Ведь ты же не враг себе и у тебя нет намерений сломать себе голову или тронуться умом… Нет, здесь речь не идет, конечно, о боевой работе и даже боевой учебе. Боевая работа не терпит самодеятельности. Смеяться над этим кощунственно. Приказ есть приказ. Его не обсуждают, а выполняют.

Речь здесь идет совсем о другом. К примеру отправляют тебя начальник на склад получить баллоны с фреоном для холодильных установок корабля. А ты новоиспеченный лейтенант, только что пришедший из училища, еще даже с тужурки на куртку не успевший перейти. При этом наставляет тебя начальник, что каждый баллон должен быть с колпаком, взвешен на весах и на каждом баллоне должно быть стандартное клеймо. А отправляет он тебя с корабля одного, на полуразвалившемся «газоне» соединения, с таким же как ты первогодком водителем- матросом. И сроку дает до обеда, ибо после обеда корабль выходит в море.

Обещал твой начальник, странным образом сам веря в это, что ждут представителя корабля на складе чуть ли не с хлебом-солью: и грузчики, и красавица заведующая складом и чуть ли не сам начальник склада. А приезжаешь ты на склад и видишь: кладовщицу тетю Машу, которая уже лет десять как на пенсии, но все еще работает, грузчика дядю Васю, который вроде как на работе, но давно уже никакой, ну и, разумеется, пыльную кучу твоих заветных баллонов с фреоном. Какие уж тут весы?… Три часа в новенькой тужурке, с молоденьким исполнительным водителем-матросом забрасываешь ты в кузов эти неподъемные баллоны и клянешь начальника и себя заодно, что принял его инструктаж, в первый и последний раз, за чистую монету.

Следующий раз, когда тебе отправят получать горюче — смазочные материалы, тебя уже не проведут вопросом: «Вопросы по инструктажу есть?». «Нет! — ответишь ты, — У матросов нет вопросов!» А сам заранее отправишь на склад мичмана с дюжей бравых моряков, да еще на всякий случай оденешься в «спецовку» и прихватишь с собой полный набор шанцевого и слесарного инструмента. И вот тогда выполнишь поставленную задачу уже наверняка, точно и в указанный срок. У матросов нет вопросов. Они сами знают как и задачу выполнить, и тужурку не замарать.

За два часа до Нового года

В канун нового года наш корабль находился в «точке» якорной стоянки в двенадцати милях от иностранного берега. Обычное дежурство в длительном средиземноморском походе. И вдруг старший на борту начальник штаба бригады капитан 2 ранга Теплый заметил плавающий на трех кабельтовых от корабля какой-то зеленый предмет. «Мина! Вражеский буй!.. Тревога!.. Шлюпку на воду!..» — команды раздавались, как пулеметные очереди. Окончательно запутав ими всех и вся, Теплый сам кинулся руководить спуском плавсредства на воду.

Может быть, именно поэтому шлюпку спускали ровно сорок минут. Это был полный беспредел. Начштаба по ходу операции успел объявить семь выговоров, четыре «строгача» и одно НСС (неполное служебное соответствие) — это персонально старпому.

Наконец, шлюпку спустили. Гребцы мощно взмахнули веслами… Зеленым предметом оказалась… мертвая птичка неизвестной породы и неизвестно откуда взявшаяся. Возможно, ее принесло сюда течением от берега.

Птичку немедленно доставили начштаба. Теплый, построив экипаж, долго говорил о недремлющем супостате, о необходимости еженедельно проявлять бдительность, о нормативах спуска плавсредств… Но тут его взгляд натолкнулся на злополучную птичку, которую зачем-то держал в руке командир катера. Начальник штаба моментально забыл, о чем говорил до этого, и строго произнес, обращаясь к экипажу шлюпки: «Вы… вы… Изуверы! Если бы вы спустили шлюпку раньше, эта птичка, возможно, была бы сейчас жива. Она летела к нам с чужого ей берега, но ей не хватило сил. А вы… А мы, российские моряки, не смогли оказать ей помощь…»

Он так же неожиданно замолк, видимо, пытаясь вспомнить тему предыдущего выступления. Так и не вспомнив, махнул рукой и стал подниматься на мостик.

— А что с птичкой делать? — простодушно крикнул ему вслед старпом.

— Похоронить… По флотским ритуалам… — бросил решительно начштаба.

Птичку хоронили с бака те самые двенадцать наказанных моряков. Старпом — главный пострадавший — скомандовал:

— Птичку — схоронить!

По этой команде боцман, отделавшийся всего-навсего выговором, взял несчастную животинку за лапки и выбросил за борт.

Птичку почтили минутой молчания. И еще пятиминутным перекуром. До наступления Нового года оставалось два часа…

Прошу «добро» на поражение

Противолодочный корабль выполнял в Баренцевом море самую известную и самую, наверное, интересную стрельбу из всех ежегодно военными моряками выполняемых. Стрельба называлась коротко: «По Хрущеву». На штабном языке это артиллерийская стрельба по берегу или, если совсем коротко, АС — 80. Ну а на самом деле данная стрельба даже и не по берегу, а по старому, заброшенному судну, лежавшему с незапамятных времен на отмели в районе мыса Подгородецкий. А мыс и именовался почему-то фамилией одного из «вождей мирового пролетариата» периода послесталинской оттепели. То ли судно само когда-то имело это название, то ли потому что оно затонуло в сталинские времена, то ли округлая корма затонувшего судна сильно напоминала выразительный лысый череп Никиты Сергеевича Хрущева, но название закрепилось за данным местом и даже стрельбой по данному месту крепко и навсегда!

И вот корабль лег на боевой курс. Штурман корабля капитан 3 ранга Бондарев окончательно определился с курсом, доложил на ходовой пост и пост распределения целей (ПРЦ): «Пеленг цели 320 градусов». На ПРЦ командир ракетно-артиллерийской боевой части (БЧ-2) капитан 3 ранга Мишин, приняв доклад штурмана, отрепетовал его в антенный пост стрельбовой станции. Но чисто машинально. При этом ошибся и назвал пеленг не 320, а 220 градусов! Командир артиллерийской батареи старший лейтенант Акулин в ответ рапортует:

«Целеуказание принято. Цель наблюдаю!» Командир БЧ-2 докладывает командиру на ходовой пост:

«К стрельбе готов!» Командир командует: «Залп!»… Следует залп. Все выбегают на правый борт, смотрят на «Хрущева». А там абсолютная тишина! И только жирные бакланы мирно парят над «осушкой»! Командир дает команду на второй залп. И снова следует залп. И снова безмятежная тишина в районе злополучного судна.

И вдруг как гром с неба доклад сигнальщика: «Вижу! Вижу!… Разрывы снарядов в районе рыболовецкого сейнера, на 100 градусов правее от района стрельбы!»

Снаряды легли в 50 кабельтовых от норвежского рыболовецкого сейнера, мирно ловившего рыбу в этом районе. С малого противолодочного корабля (МПК), закрывавшего район стрельбы и находившегося невдалеке от этого сейнера, хорошо были видны разрывы снарядов по борту иностранного судна. Но на самом судне, как видно, не ожидали такой прыти от русских военных и канонада осталась незамеченной.

А в это время на противолодочном корабле все явно были в шоке. Обстрелять иностранное мирное судно — это вам не шутки! Тут и до международного скандала недалеко. Но затишье продолжалось недолго. Его прервал все тот же командир артиллерийской батареи старший лейтенант Акулич. В абсолютной тишине, вынужденно нелепом радиомолчании вдруг раздался бодрый доклад комбата по громкоговорящей связи:

«Товарищ, командир! Цель наблюдаю. Недолет 200. Корректура введена. Прошу добро на поражение!…»

— Что!? Как!? — захрипел командир и спустя мгновение что есть мочи завопил, — Дробь! Дро-о-бь! Не наблюдать!…

Завопил с такой силой, что даже бакланы в районе «Хрущева» сорвались с насиженных мест и полетели куда-то в сторону берега, подальше от непредсказуемых военных моряков.

Любовь к морю

О любви к морю так много и красиво сказано — дух захватывает! Голубые просторы, белоснежные чайки, ласковый прибой… А вы в переполненном испражнениями корабельном гальюне во время шторма, извините, «ихтиандра» не вызывали? А обедать, даже в 5-бальный шторм, в кают-компании не пробовали?… И «собаку» (ночную вахту с 4 до 8 часов утра) не стояли? Ну тогда нам трудно будет с вами в разговоре о море найти общий язык. Вас явно на романтику потянет, а настоящим морякам романтика несвойственна. А если и возникает, то и то с налетом иронии. Какие к черту красоты в беспросветной череде вахт и изнурительных корабельных работ. Откуда взяться очарованию океаном и наслаждению прохладным морским бризом в 70-градусной «парилке» котельного отделения. Мечтают о море лишь дилетанты, профессионалы воспринимают его как неотвратимую неизбежность.

Недавно в Гидрометцентре Северного Флота произошел забавный и, надо сказать, весьма поучительный случай. Старший лейтенант Непогодин Николай на строевом смотре ГЦМ (гидрометцентра) решил заявить своему начальнику капитану 1 ранга Прямоносову жалобу… На что бы вы думали? Ни за что не догадаетесь!… На «дефицит романтики» в береговой службе! Это же надо было такое придумать! Те кто с десяток лет прослужил на кораблях, меня сразу поймут. И долго, долго будут смеяться. А что лейтенант, который море только на картинке видел? Для него Кольский залив, открывающийся взору в мутные окна Гидрометцентра, и впрямь не дает полную картину флотской службы. Бывает, долетают до его уха где-нибудь в курилке или в компании бывалых друзей магические словечки типа: «сбор-поход», «аврал», «противолодочный зигзаг», или еще того круче: «лидирование», противодействие подводной лодке», «морской бой с противником», «отработка Л-3». И тогда у лейтенанта и рождаются в голове странные, неподдающиеся никаким объяснениям желания.

А, впрочем, может и не было у старшего лейтенанта Непогодина на строевом смотре никаких желаний относительно улучшения своей службы. Просто настроение было игривое, вот и решил, мягко говоря, повыделываться. «Мало, говорит, — романтики в береговой службе». А командир возьми ему да и скажи с полной серьезностью:

— Ну что ж, Непогодин, мы учтем ваше желание!

И поворачиваясь к начальнику строевой части капитану 3 ранга Иванову, регистрировавшему замечания и пожелания военнослужащих, добавил:

— Ну вот, Иван Петрович, а вы говорите у нас нет желающих служить на кораблях! Готовьте приказ о перемещении Непогодина командиром гидрометерологической группы на ТАВКР «Кузнецов»…

И тут лейтенант понял, что дошутился. Вся его безоблачная служба промчалась за одно мгновенье перед глазами, и какая-то черная туча, надвигающаяся с моря, помутила рассудок. Откуда ему было знать, что командир тоже любил пошутить. А он то, в отличие от Непогодина, хорошо знал специфику флотской службы. Раньше, прежде чем попасть на берег, офицеры успевали не год и не два послужить на кораблях.

Говорят, что лейтенант долго еще бегал по разного рода канцеляриям в поисках документов о его переводе на корабль. Друзья-товарищи Непогодина при каждой встрече с ним теперь подшучивали:

— Ну, Коля, служить тебе на Флагмане Отечественного флота.

Или с удивлением вопрошали:

— Николай, ты еще не на «Кузнецове»?

Иные, бывалые, попросту стращали:

— Слушай, знаешь сколько на этом «крокодиле» помещений? Более тысячи. А пока зачеты на допуск к дежурству по кораблю старпому не сдашь — не видать тебе схода, как своих ушей!

Непогодин не находил себе места. И только на 100 % убедившись, что документов на его перевод нет, что командир действительно пошутил окончательно успокоился.

Больше он о море не мечтал. Более того, с некоторых пор любое напоминание о нем в Николае вызывало легкую тошноту и слабость. Вот и вся любовь, как говорится.

Морской каравай

Большой противолодочный корабль вышел в море на минные постановки, по плану — ровно на сутки.

Успешно выполнив учебно-боевую задачу, моряки запросили «добро» идти в базу. А им в ответ приказ:

«Заступить в охранение района, так как дежурный тральщик сломался, а заменить его некем!» Приказ есть приказ — его положено выполнять. Через три дня на корабле закончился запас хлеба, еще через день — запас пресной воды. Воду доблестные механики, запустив опреснительную установку, «наварили». Настал черед и снабженцев осуществить адекватные действия.

Вызывает командир к себе главного снабженца — помощника командира по снабжению — и говорит ему:

— А ну-ка, испеки мне, пом, пробный каравай. Да побольше! Да порумяней!

— Есть! — отвечает помощник, а сам затылок чешет.

— Чего ты «репу» чешешь? — спрашивает у него командир.

— А как его печь, я это никогда не делал?

— Все, помощник, когда — то приходится делать впервые. Иди, пока я не приказал команде съесть тебя самого. Надо было брать запас хлеба не на трое суток.

— Ну я же не думал…

— Вот именно! А, надо думать помощник. Причем головой! Действуй! Подвел итог командир.

Хлеб не пекли на корабле со дня ходовых испытаний, как говорят в таких случаях: «со времен Нерона».

Тестомесильный агрегат и хлебопекарная печь покрылись «метровым» слоем пыли. Но, как ни странно, после небольших подготовительных работ и агрегат, и печь запустились, и выдали чуть ли не заводские, рабочие параметры! Дело оставалось за тестом. Снабженцы колдовали над ним всю ночь. Но оно почему-то так и не взошло. Каравай лепили сразу три матроса одновременно. Тесто удивительным образом напоминало сырую резину: так же липло к рукам и упорно не хотело принимать форму каравая. С горем пополам каравай слепили, огромный: два метра в диаметре. Раскаленная до 300 градусов хлебопекарная печь приняла эту массу неохотно и с явным отвращением. Хлеб, разумеется, внутри не пропекся, покрывшись снаружи черной коркой, похожей на броню танка.

Утром в 8 часов 30 минут, сразу после подъема флага, командир назначил смотр новоиспеченного хлеба. На ГКП по этому поводу собралась целая свита, своеобразная комиссия: командир, зам, старпом, командиры боевых частей. Шел негромкий разговор. Присутствующие обречено обсуждали создавшееся положение с продовольственным обеспечением корабля. И вот какое-то оживление прошло по рядам присутствующих. Через некоторое время старпом, дежуривший у входа и первым встретивший хлебопеков, скомандовал:

— Каравай внести!

По этой команде трое вестовых из офицерской кают-компании, одетые что называются «с иголочки», внесли огромный рыжий каравай подобия хлеба… На ГКП наступила мертвенная тишина. Сквозь сомкнувшиеся ряды «зрителей» робко протиснулся к вестовым растерянный помощник командира по снабжению.

— Что это? — спросил хриплым голосом командир у помощника.

— Морской каравай, — испуганно ответил помощник.

— Эти глыбы испорченной муки, эти, блин, каменные изваяния флотского дебелизма, вы называете благородным словом «каравай» срываясь на грубость выразился командир и заорал:

— Унести!..

Каравай пытались резать специально на этот случай острозаточенными ножами, потом начали рубить топорами и крушить кувалдами. Тщетно. В итоге на завтрак матросам выдали сухари.

Весь оставшийся день матросы весело пели в кубриках под гитару одну и ту же песню:

— Как на «помовские» именины испекли мы каравай!

Вот такой ширины! Вот такой вышины!..

Веселое получилось мероприятие! К счастью, тральщик вскоре прибыл в родную базу и необходимость в выпечке хлеба отпала.

Плавали — знаем

Трудно чем — либо удивить военного моряка. И все-то он знает, и все-то он видел. Иной раз кажется и тема уникальная и случай неординарный, а, подишь ты, военный моряк тебе все талдычит: «А-а-а, знаю. Был со мной такой случай…» И заводит очередную свою историю.



«Этих военморов, — делился как-то за кружкой пива со мной преподаватель Высших офицерских классов, — ничем не удивишь. Каждый год приезжают на классы, такое ощущение, одни аварийщики. Не успеешь им рассказать суперновый случай аварийного происшествия с какого-нибудь флота, как тут же тянется рука из зала:

— Товарищ, преподаватель! Не так это дело было.

— Как это не так — удивишься ты, свято веря в истинность данного случая.

— Да вот, не так. Я там сам был непосредственным участником!…

Ну, конечно, непосредственный участник события знает всегда больше. Известно, что всегда истинные причины случившегося пытаются если не скрыть, то хотя бы подретушировать. Переходишь к другому случаю.

Приводишь пример уже с другого флота. Но не успеешь расписать на доске в хронологическом порядке цепь событий и причины произошедшего, как из зала опять тянется рука.

— Анатолий Васильевич, — обращается очередной свидетель и где-то даже непосредственный виновный этой аварии, — я не виноват. Это командир приказал увеличить скорость …

И все.

Весь стройный доклад, выполненный с научной точностью и строгостью, разваливается на глазах. Какие к черту оценки происшедшего с точки зрения руководящих документов, если стоит перед тобой живым упором непосредственный участник, он же виновник, он же потерпевший. Да и все рядом сидящие смотрят не на тебя, а на него, а по поводу твоих умозаключений скептически улыбаются и приговаривают.

— Не так это было.

— Все на флоте обстоит по иному.

— Здесь вам не там. Там вам не здесь.

— Официальная версия — это еще не факт.

— Плавали — знаем…

«Теперь я, — заканчивает свой печальный рассказ преподаватель в приватной беседе со мной, — всегда, прежде чем какой-либо случай подробно довести, обязательно спрашиваю:

— Очевидцы, потерпевшие, непосредственные участники этого события есть?!

И только получив отрицательный ответ, свою лекцию спокойно продолжаю:

— Знаем мы вас военморов. Все то вы знаете. Везде то побывали. Все то вы успели испортить и сломать. Научи вас попробуй чему-нибудь.

Запрещенные доклады

Чуть ли не с первых дней прихода на корабль молодого матроса командиры подразделений учат «азам» флотской мудрости, отучают от гражданской беспечности, нерасторопности и детской непосредственности. Немудрено. Каждые полгода «встает в строй» очередной призыв — и все комическое и смешное, все нелепое и глупое повторяется здесь с завидной стабильностью. Особое дело доклады подчиненных. Ведь матрос не отвечает начальнику, а докладывает! Искусству докладывать учат не только уставы. На флоте чуть ли не на каждом корабле можно найти распечатки так называемых «запрещенных докладов». «Я хотел как лучше…» «Я пришел, а Вас не было…» «Я думал Вам сказали…» «Вчера все работало…» Подобные доклады поистине составляют «флотский фольклор», являются красноречивым доказательством верности «туполобым традициям».

— Никогда, — говорит комбат своим подчиненным стоящим в строю, разбирая действия одного из матросов, — не говорите мне: «А вы же видели…я мимо вас проходил»! Зарубите себе на носу: вас много, а я один. Я командую — вы выполняете. А после того как выполните — лично докладываете. Ясно!?.

В это самое время старпом в собственной каюте воспитывает другого матроса, рассыльного по кораблю, не разбудившего его к назначенному часу, а объяснившего это «запрещенным докладом»: «Не хотел Вас беспокоить».

— Я же тебе дал команду, болван, — возмущается старпом.

— Вы отдыхали, — добавляет масло в огонь неопытный рассыльный…

А вот доклады типа: «постирал, но не высохло», «только что оторвалось», «искал, но не нашел» не искоренить на флоте никогда. И здесь одними запретами не обойдешься. Ведь они сами по себе — порожденье матросского страха перед наказанием. А как можно запретить бояться. Явная несуразица в желаниях.

Другое дело доклад: «У нас всегда так было» или «Мы все время так делали». Это заблуждение. Его всегда легко развеять.

Достаточно скомандовать: «А теперь будет так, как я сказал. И точка!»

А вообще-то ненужные доклады нужно не запрещать, а сделать так чтобы их матросы сами не хотели производить и плодить в огромном множестве. Посему предлагаю на всем флоте переименовать их из «запрещенных» — в «дурные!» Запретить «русскому мужику» ничего нельзя, а вот навесить ярлык мягко скажем «не умного» — ох, как эффективно!

Палочки для канапе

Помощник командира на тральщике — второе лицо после командира. На небольшом корабле, коим и является тральщик, «капитан-лейтенант» чуть ли не самая ключевая фигура. Ведь здесь уже даже лейтенанты рвутся к ручкам телеграфов.

Капитан-лейтенант Тюринов — помощник командира тральщика, выполнявшего боевую задачу в РРП (районе рыбного промысла) возле границ Марокко в Южной Атлантике, был вполне сформировавшимся «флотоводцем». Командир тральщика смело ему доверял как управление судном, так и повседневную организацию. Но однажды Тюринов подвел-таки командира, учинив чуть ли не международный скандал. Дело было так.

Тральщик пришел на очередной межпоходовый отдых в порт Гвинея Конакри. Событие происходило в конце восьмидесятых, тогда это было еще возможно. Известное дело, командир отбыл в посольство по важным делам, возложив всю организацию досуга на помощника. Помощник, к слову сказать, был веселым человеком, что хоть и не редкое явление на флоте, но заслуживающее все-таки особого внимания. Веселые люди — это действительно генофонд флота.

А еще Александр Тюринов любил «побакланить». Это значит вкусно и сладко поесть. В этой его слабости, как правило, поддерживали двое приятелей: механик и штурман. Именно они ему и подсказали «грандиозный план»: как можно раскрутить скуповатого баталера продовольственного мичмана Фрумкина на «званный обед»…

Вызывает помощник к себе Фрумкина в каюту и озабоченно говорит:

— Ну, Василий Петрович, влипли мы! Командира нет, и до завтрашнего дня не будет, а к нам французы в гости намылились. Завтра к 14 часам пожалуют.

— Это те что на 5 причале стоят? — спрашивает баталер.

А надо заметить, что действительно на 5 причале, неподалеку от нашего тральщика стоял французский военный корабль, одного класса с нашим. Там же рядом с ним стоял и грузинский танкер «Леселидзе».

— Да, да Петрович! — подтвердил Тюринов догадку продовольственника, и вновь озаботился, — Что делать будем? Положено фуршет по этикету проводить.

— Все сделаем как надо. Родину не опозорим! — с пафосом ответил Фрумкин.

— Молодец! — поддержал его хитроватый помощник, — Для начала, Василий, нужно настрогать палочек для конопе. Знаешь такие маленькие бутерброды подают на стол?

— Разберемся! — деловито заявил Петрович.

План сработал. «Колеса мнимого фуршета» закрутились с огромной быстротой. Помощник уже сам не рад был, что затеял это безнадежное дело. Только с палочками для канапе Фрумкин доставал Тюринова полдня.

Первые были толщиной с фломастер, на них можно было буханки хлеба целиком накалывать. Только с десятого раза они приобрели презентабельный, «аля-фуршетовский» вид. Не ожидал Тюринов такой прыти и от вестовых кают-компании. Узнав о событии «международного масштаба», вестовые достали из загашников свои еще не тронутые, «демебовые» вещи и принялись их перекраивать в соответствии с наступающим моментом. Зайцев в этом случае просто бы отдыхал. Во флотской моде свои вековые традиции и секреты. Но больше всего удивил помощника заведующий столом в кают-компании молодой групман лейтенант Ваня Молодцов. Поддавшись настроению общей эйфории, Ваня успел сбегать вечером этого же дня на танкер «Леселидзе» (в те времена еще отечественный) и взять там полный комплект красивой, дорогостоящей посуды для дипломатических приемов.

К 14 часам следующего дня стол в кают-компании ломился от яств. Здесь было все: начиная от красной икры и кончая пятизвездочным армянским коньяком! Причем у помощника уже был заготовлен и ответ Фрумкину на предполагаемое возмущение несостоявшимся фактом международного контакта двух наций: отказались, мол, французы. Но не успели, вполне удовлетворенные организованным мероприятием, помощник, механик и штурман сесть со всеми остальными офицерами, собранными по этому случаю, за стол, как прибегает в кают-компанию перепуганный рассыльный по кораблю и дрожащим голосом докладывает:

— Товарищ капитан-лейтенант! К борту прибыла французская делегация!…

Об-ана!

Тут уже и сам помощник недоуменно переглянулся со своими заговорщиками: механиком и штурманом, и как-то глупо заулыбался. Выбежал перепуганный помощник на причал. А на причале, действительно, стоят какие-то два француза на велосипедах и просят показать дорогу к своему французскому кораблю. На ломаном английском объяснил им Тюринов как проехать к 5 причалу и даже красноречиво указал жестом куда им надо, и в каком направлении ехать. И, обрадованный столь необычному и весьма символичному совпадению, спокойно возвратился к праздничному столу.

Каково его было удивление, когда через час на корабль неожиданно заявился сам военный атташе Советского Союза в республике Гвинея Конакри! Причем военный атташе так торопился, что даже командира где-то оставил в посольстве. Оказалось, что прошел доклад ему от соответствующего штатного «агента» танкера «Леселидзе», что помощник командира тральщика «собственноручно» выгнал с корабля французскую делегацию! А виной всему оказалась инициатива лейтенанта Вани Молодцова со взятием в «аренду» посуды для официальных приемов на танкере «Леселидзе».

С этого момента тральщик находился под неусыпным оком соответствующих органов, а красноречивый жест помощника французским велосипедистам был воспринят как сигнал к предотвращению международного скандала!

Прокололись, что называется, на пустяке. А так все красиво было задумано! Помощника пожурили. Командира, понятное дело, наказали. Баталеру продовольственному командир объявил за высокую организацию благодарность. Продукты списали. А для того чтобы рационально использовать накопленный опыт «международных приемов», на следующий день военный атташе назначил на корабле настоящий прием французской делегации с рядом стоящего военного корабля. Пригодились таки палочки для конопе, искусно выточенные накануне!

www.e-reading.club

Читать онлайн «Военно-морские рассказы» автора Козлов Александр — RuLit

Козлов Александр

Военно-морские рассказы

Александр Козлов

Военно-морские рассказы

Содержание

У матросов нет вопросов

За два часа до Нового года

Прошу «добро» на поражение

Любовь к морю

Морской каравай

Плавали — знаем

Запрещенные доклады

Палочки для канапе

У матросов нет вопросов

Самый понятливый народ — это мы, военные моряки. Нам, военным, объясняй, не объясняй — мы все равно сделаем по-своему! Поэтому любые поползновения на свободу, выражающиеся провокационными вопросами: «Вам все понятно? Вы знаете как надо это делать?» — мы всегда и без раздумий пресекаем, отвечая: «Конечно!» И, непременно, добавляем: «У матросов — нет вопросов!» При этом ни у кого: ни у того, кто спрашивает, ни у того, кто отвечает, нет сомнений в том, что все равно все будет сделано не так как сказано, а скорее всего — в точности наоборот! Такой уж у нас, у военных моряков, несговорчивый характер.

Разумеется, у этого качества есть неоценимые преимущества. Так много дураков командует нами, что если бы мы с медицинской точностью строго выполняли их «гениальные» указания, флот давно бы уже умер, погребенный «обломками» их маразматических идей. Но мы выжили, несмотря ни на что. Потому что всегда четко говорили горе командирам: «Есть!» А делали все по-своему. Причем внешне сохраняя глубокую преданность глупому указанию. Ну а важен то в конечном итоге конечный результат.

Главное, что бы указание было выполнено точно и в установленные сроки. А уж как его выполнять, это твое дело. Конечно же не так, как это тебе объяснил твой «мудрый» командир. Ведь ты же не враг себе и у тебя нет намерений сломать себе голову или тронуться умом… Нет, здесь речь не идет, конечно, о боевой работе и даже боевой учебе. Боевая работа не терпит самодеятельности. Смеяться над этим кощунственно. Приказ есть приказ. Его не обсуждают, а выполняют.

Речь здесь идет совсем о другом. К примеру отправляют тебя начальник на склад получить баллоны с фреоном для холодильных установок корабля. А ты новоиспеченный лейтенант, только что пришедший из училища, еще даже с тужурки на куртку не успевший перейти. При этом наставляет тебя начальник, что каждый баллон должен быть с колпаком, взвешен на весах и на каждом баллоне должно быть стандартное клеймо. А отправляет он тебя с корабля одного, на полуразвалившемся «газоне» соединения, с таким же как ты первогодком водителем- матросом. И сроку дает до обеда, ибо после обеда корабль выходит в море.

Обещал твой начальник, странным образом сам веря в это, что ждут представителя корабля на складе чуть ли не с хлебом-солью: и грузчики, и красавица заведующая складом и чуть ли не сам начальник склада. А приезжаешь ты на склад и видишь: кладовщицу тетю Машу, которая уже лет десять как на пенсии, но все еще работает, грузчика дядю Васю, который вроде как на работе, но давно уже никакой, ну и, разумеется, пыльную кучу твоих заветных баллонов с фреоном. Какие уж тут весы?… Три часа в новенькой тужурке, с молоденьким исполнительным водителем-матросом забрасываешь ты в кузов эти неподъемные баллоны и клянешь начальника и себя заодно, что принял его инструктаж, в первый и последний раз, за чистую монету.

Следующий раз, когда тебе отправят получать горюче — смазочные материалы, тебя уже не проведут вопросом: «Вопросы по инструктажу есть?». «Нет! — ответишь ты, — У матросов нет вопросов!» А сам заранее отправишь на склад мичмана с дюжей бравых моряков, да еще на всякий случай оденешься в «спецовку» и прихватишь с собой полный набор шанцевого и слесарного инструмента. И вот тогда выполнишь поставленную задачу уже наверняка, точно и в указанный срок. У матросов нет вопросов. Они сами знают как и задачу выполнить, и тужурку не замарать.

За два часа до Нового года

В канун нового года наш корабль находился в «точке» якорной стоянки в двенадцати милях от иностранного берега. Обычное дежурство в длительном средиземноморском походе. И вдруг старший на борту начальник штаба бригады капитан 2 ранга Теплый заметил плавающий на трех кабельтовых от корабля какой-то зеленый предмет. «Мина! Вражеский буй!.. Тревога!.. Шлюпку на воду!..» — команды раздавались, как пулеметные очереди. Окончательно запутав ими всех и вся, Теплый сам кинулся руководить спуском плавсредства на воду.

Может быть, именно поэтому шлюпку спускали ровно сорок минут. Это был полный беспредел. Начштаба по ходу операции успел объявить семь выговоров, четыре «строгача» и одно НСС (неполное служебное соответствие) — это персонально старпому.

Наконец, шлюпку спустили. Гребцы мощно взмахнули веслами… Зеленым предметом оказалась… мертвая птичка неизвестной породы и неизвестно откуда взявшаяся. Возможно, ее принесло сюда течением от берега.

Птичку немедленно доставили начштаба. Теплый, построив экипаж, долго говорил о недремлющем супостате, о необходимости еженедельно проявлять бдительность, о нормативах спуска плавсредств… Но тут его взгляд натолкнулся на злополучную птичку, которую зачем-то держал в руке командир катера. Начальник штаба моментально забыл, о чем говорил до этого, и строго произнес, обращаясь к экипажу шлюпки: «Вы… вы… Изуверы! Если бы вы спустили шлюпку раньше, эта птичка, возможно, была бы сейчас жива. Она летела к нам с чужого ей берега, но ей не хватило сил. А вы… А мы, российские моряки, не смогли оказать ей помощь…»

Он так же неожиданно замолк, видимо, пытаясь вспомнить тему предыдущего выступления. Так и не вспомнив, махнул рукой и стал подниматься на мостик.

— А что с птичкой делать? — простодушно крикнул ему вслед старпом.

— Похоронить… По флотским ритуалам… — бросил решительно начштаба.

Птичку хоронили с бака те самые двенадцать наказанных моряков. Старпом — главный пострадавший — скомандовал:

— Птичку — схоронить!

По этой команде боцман, отделавшийся всего-навсего выговором, взял несчастную животинку за лапки и выбросил за борт.

Птичку почтили минутой молчания. И еще пятиминутным перекуром. До наступления Нового года оставалось два часа…

Прошу «добро» на поражение

Противолодочный корабль выполнял в Баренцевом море самую известную и самую, наверное, интересную стрельбу из всех ежегодно военными моряками выполняемых. Стрельба называлась коротко: «По Хрущеву». На штабном языке это артиллерийская стрельба по берегу или, если совсем коротко, АС — 80. Ну а на самом деле данная стрельба даже и не по берегу, а по старому, заброшенному судну, лежавшему с незапамятных времен на отмели в районе мыса Подгородецкий. А мыс и именовался почему-то фамилией одного из «вождей мирового пролетариата» периода послесталинской оттепели. То ли судно само когда-то имело это название, то ли потому что оно затонуло в сталинские времена, то ли округлая корма затонувшего судна сильно напоминала выразительный лысый череп Никиты Сергеевича Хрущева, но название закрепилось за данным местом и даже стрельбой по данному месту крепко и навсегда!

www.rulit.me

Флот и живность. (Опять вспоминая службу) Байки ВМФ и не только

В процессе службы, все подводники сталкиваются с представителями фауны. Эти столкновения бывают забавные и не очень, при этом их невозможно избежать. Чаще всего подводники сталкиваются с большими морскими чайками, именуемыми моряками «Бакланами». Однако «баклан» -это совершенно другая птица этого отряда. Почему их так зовут — неизвестно. Видимо давнишняя флотская традиция. Бакланов на флоте не любят, и прежде всего за то, что они первоклассные воры, тащат все, особенно съестное, и….извините за грубое слово- Срут. А СРУТ они такой гадостью, что отмыть от пирса или лодки невозможно, можно только закрасить. Их помет въедается в любую поверхность. Кроме того, они могут срать налету, что совсем плохо. Пролетая группой, они срут, а военнослужащий пытается увернуться от такой «бомбардировки», и не всегда удачно. При удачной бомбардировке — один, а то и два элемента формы одежды на выброс (если сразу не замыть). А еще они орут, и почему-то ранним утром, когда так хочется спать. Собираются в группы и орут. За это их и не любят, не любят сильно.
Нормальный баклан летом, отожравшись на флотской помойке, по размерам с маленький, но очень тяжелый, самолет. Взлетает медленно, после долгого и длинного разбега, не спеша, набирая высоту.
Ранним летним утром, штурман, на свое машине, ехал на службу. Утро было солнечное дорога пустая. После пологого поворота штурман вывел авто на прямую и…увидел стаю бакланов, сидевших на дороге и что-то поедавших.
«А….гады» — прищурился штурман, прицеливаясь в центр стаи.- » Отомщу за испорченную шитую фуражку.»- и выжал педаль газа в пол. «Копейка» взревела, своими лошадиными силами, и начала разгон. Бакланы, почувствовав опасность, просто разошлись перед машиной в стороны, пропуская ее. Только один, самый крупный баклан, бывший видимо в центре стаи, решил осуществить взлет вдоль дорожного полотна и начал разбег, хлопая крыльями.
«Хоть этого, но собью»- принял решение штурман, выжимая из машины все и целясь, серединой капота, в задницу убегающего и уже начинающего отрыв, баклана. Баклан, интенсивно работая крыльями, пытался набрать высоту, а капот приближался. Столкновение было уже неизбежно, однако в последний момент, баклан набрал практически безопасную высоту. Именно — «практически»…Штурман нагнал его крышей машины. Таран задницы баклана, пришелся стыком крыши и лобового стекла. Удар был сильный, штурман инстинктивно вжался в сиденье, но это было еще не все. Баклан, как большой камень, прокатился по крыше и упал на багажник, а с него на дорогу. Немного посидев на дороге, проорав что-то угрожающее в адрес штурмана, медленно сошел в кювет. А на машине штурмана, еще долго, красовались две вмятины на крыше и одна, но большая, на крышке багажника.
….Боец с автоматом — грозное, но очень опасное оружие и в первую очередь для экипажа лодки. Он может упасть за борт, естественно с автоматом, может в такт, напеваемой им песни, дергать затвор, снятого с предохранителя, автомата, ломая потом голову: — «Куда делись патроны?»
Для того чтобы проблем со «страшным оружием» было меньше, его (бойца) пристегивают к леерам специальным устройством, именуемым «собака» (видимо потому, что боец ходит привязанный к лодке как цепной пес). А для того, что бы его не сдуло ветром (по сигналу «Ветер-3») его сажают на ограждение рубки за козырек, где он, пригревшись, засыпает. В один такой день, на козырек мостика приземлился баклан. Боец «клевал носом», баклан, пристально смотрел на бойца и думал о чем- то своем.
Бойцу что- то навеяло во сне. Он открыл один глаз, что бы осмотреться. Их глаза встретились….глаз (второй глаз, видимо, еще спал) вооруженного верхнего вахтенного и баклана. Игра в гляделки была не долгой. Реакция бойца — молниеносной. Резко выбросив вперед свободную руку, вахтенный схватил баклана за ногу. Он не мог представить, что у баклана реакция не то что такая же, а намного лучше, или просто не успел представить….
Баклан, не долго думая, со всей бакланьей ненавистью, стукнул клювом в открытый глаз бойца. Бойцу повезло, что удар был не прицельным и пришелся в лицевую кость под глазом. Однако удар был таким, что вахтенный упал на спину. Кровь, моментально, залила лицо. Хватка вахтенного ослабла и баклан, с победным криком, взмыл в небо.
Бойцу пришлось накладывать швы.
Баклана тяжело поймать, наверное, легче убить. Но и тут находятся умельцы.
Средиземное море, бухта Хамамед. Корабль уже неделю стоит в точке в ожидании разрешения на проход турецких проливов. Народу делать нечего и он от скуки шизеет. Кто — то ловит рыбу, непонятно зачем, кто — то, «качает солнце» -ну с этим понятно — корректирует место по солнцу. Вообщем, как говорит Старпом: — «Экипаж разлагается».

В один из дней на палубу поднялся кок. В руках он держал спиннинг с большой катушкой, тяжелым грузилом и…. куском мяса.
«Кок. Ты чего, акул собрался ловить. Так надо было место прикормить, маленького кока за борт кинуть!» — шутил экипаж.
«Неа! Чегой — то скучно стало, да и американцы какие- то грустные маневрируют рядом.»- ответил кок, показав на фрегат. Народ замер в ожидании веселья. Кок насадил на тройник ( такой рыболовный крючок) кусок мяса и закинул наживку…. вверх.
На кусок мяса тут же спикировала группа бакланов. Самый шустрый схватил наживку и в его клюв тут же впился рыболовный крючок. Баклан дернулся, однако кок уде тянул леску спиннинга. Силы были неравными и вскоре несколько рук плотно прижали птицу к палубе, аккуратно извлекли из клюва крючок и стали думать, что делать. Кок уже знал что нужно. Достав из-за пазухи маячку (тельник без рукавов), он надел ее на баклана. Получилось прикольно, но чего — то не хватало.
«Обувь ему нужна!» — сказал боцман и через несколько минут принес полукеды и ленточку «Северный флот». Полукеды оказались большими и спадали с лап птицы, поэтому их привязали шнурками к лапам. Ленточку, аккуратно, завязали на шее. Была еще идея, написать на крыльях аварийной краской СССР на русском и АМЕРИКАНСКОМ языках, но решили, что это перебор.
В таком виде баклан взмыл в небо и направился к стае. Стая, в панике, бросилась от сородича под прикрытие ПВО американского фрегата. Вахта на фрегате была в шоке. Баклан в тельнике, с ленточкой от бескозырки с надписью «Северный флот» и с болтающимися за ним полукедами (они соскочили с лап), гнал впереди себя стаю, как истребитель. Экипаж американского фрегата высыпал на палубу что бы видеть такое….

fishki.net

Рассказы

Николай Демидов

 

ВОСПОМИНАНИЯ  О СЛУЖБЕ В ВМФ   СССР

            Моя служба, как это обычно бывает, началась с кошмара. Призвали меня в конце июня 1965 года, а не, как обычно в то время, после первого сентября. Это означало только одно — лишние полгода службы мне были обеспечены. Я в то время заканчивал учёбу в Московском пушно-меховом техникуме и шли выпускные экзамены, а отсрочка от призыва не полагалась. Слава богу, руководство техникума организовало досрочную сдачу экзаменов, и я получил диплом. Но эти обстоятельства привели к тому, что я, ни дня не поработал по полученной специальности.

            В военкомате на медкомиссии врачи единогласно определили, что я годен к работе с радиоактивными веществами и службе на подводной лодке. Нас целый эшелон по 10 человек в купе общего вагона отправили в г. Северодвинск. Там мы провели трое суток в, так называемом «бухенвальде» (условия сопоставимые: в два этажа дощатые нары без каких бы то ни было принадлежностей и отсутствия кормёжки), где по особым признакам произвели отбор кандидатов в  учебный отряд подводников в г. Северодвинске.

            Так началась моя служба в ВМФ. Формирование личного состава отряда происходило дней пять. В июне в Северодвинске достаточно тепло, но дожди шли раз десять в сутки, и чтобы мы не маялись дурью от безделья, отцы-командиры заставляли нас мётлами и лопатами разгонять лужи на огромном заасфальтированном плацу. Не успеешь разогнать, как дождь пошёл снова и все повторяется многократно. В нашей роте в учебном отряде были в основном москвичи, а это надо отметить народ особенный – не успеешь днём поставить в тумбочку одеколон, а утром от него только пустой пузырёк в гальюне, ну, а в общем, они народ вполне нормальный.

            В учебном отряде готовили из нас электромехаников-подводников – специалистов по обслуживанию крылатых ракет П-5; ракеты П-35, которыми был оснащён «Грозный», являлись их прообразом, равно как и системы управления: на ПЛ – «Аргумент», на «Грозном» «Бином».

            Специалистов этого профиля в 1965 году было подготовлено в 2 раза больше, чем обычно, и это обстоятельство изменило мою дальнейшую судьбу. После окончания учебки в конце ноября нас  отправили дальше на север в Североморск для распределения по подводным лодкам. Но электромехаников столько не потребовалось, и  нас человек восемь оставили в пересыльном пункте, где мы днями мыли посуду, так как обед там продолжался целый день – столько проходило через этот пункт народу. Потом дней десять кантовались на эскадренном миноносце «Жгучий», дожидаясь возвращения из похода РКР «Грозный».

            Вот такая предыстория моей службы на «Грозном». Как оказалось, на «Грозном» нас не сильно ждали. Направили нас дублёрами радиомехаников ГУРО, а постоянных спальных мест несколько месяцев не было вообще: спать приходилось и в столовой на сложенных столах и даже в вентиляционных камерах на брезенте (отцов-командиров это не сильно напрягало).

            По приходу в Североморск РКР «Адмирал Головко» большую часть салаг из московского призыва перевели на него, на Грозном нас осталось только трое: я, Виктор Копылов и Евгений Филиппов.      

            Спустя несколько месяцев после беседы с инженером БЧ-2 Мартыненко мне было предложено перейти  арсенальщиком БЧ-2 и я согласился. В этой должности я прослужил на «Грозном» до самой демобилизации 19 декабря 1968 года.                 

            Надо отметить, что отношение старослужащих к молодым матросам на «Грозном» было по большей части деловым, дедовщины в современном понятии этого слова и в помине не было. Конечно, на работах морская иерархия соблюдалась неукоснительно: салаги работали, «веселые ребята», т.е. третьегодки контролировали, а годки готовились к дембелю, и никакого рукоприкладства мною не было замечено на протяжении всей службы.

            В августе 1966 года «Грозный» ушёл в длительный поход в средиземное море и перешёл в состав КЧФ. Ушёл на повышение и мой непосредственный командир инженер БЧ-2 старший инженер-лейтенант Мартыненко, и я некоторое время подчинялся непосредственно командиру БЧ-2 капитану 3 ранга Рябинскому. Надо отметить, что служба зав. складом боепитания, как официально называлась моя должность, достаточно рутинна и однообразна: обеспечение материально-техническими ресурсами БЧ-2 и содержание в надлежащем состоянии корабельного арсенала, и интересными эпизодами не изобилует.

            По сигналу «боевая тревога» я должен был находиться в боевой рубке вместе с отцами-командирами, и в мои обязанности входило введение в систему управления ракетным оружием «Бином» текущих координат корабля, его курс и скорость. На этом мои обязанности заканчивались. Поэтому при боевых стрельбах перед самым пуском ракет, я один из немногих имел возможность незаметно выйти из боевой рубки и наблюдать это незабываемое зрелище: рёв турбореактивного  маршевого двигателя ракеты, тонущий в рёве и свисте стартового двигателя, столб дыма и огня, запах пороха и исходящий от всего этого жар.

            При одном из пусков ракет на боевых стрельбах в Белом море я был свидетелем потери ракеты П-35. Боевые стрельбы осуществлялись летом, стояла солнечная погода, Белое море, оправдывая свое название, было белым и всё вокруг было белым. И вот в этой сказочной обстановке уже после запуска маршевых двигателей командиром БЧ-2 даётся команда приготовиться к пуску ракет. Я незаметно выхожу из боевой рубки наружу, наблюдаю все, что описано мною выше, а дальше стартовый двигатель, как его называют штаны, не отстреливается от ракеты, сама ракета заваливается на правый борт, становится вертикально и начинает двигаться в сторону крейсера, но правда немного и падает в воду. Я также незаметно возвращаюсь в боевую рубку. По громкой связи с ГУРО идут переговоры на повышенных тонах: они не могут найти К-0, т.е. установить связь с ракетой. Я докладываю командиру БЧ-2 Рябинскому, что ракета упала в море, ожидая от него нахлобучку за самовольное оставление поста, но ничего такого не последовало. К счастью вторая ракета попала в цель и всё как будто обошлось. Поговаривали, что это происшествие результат головотяпства стартовиков: перед пуском ракеты не сняли чеку с фиксирующего устройства и пиропатрон не смог отстрелить стартовик. Как бы там ни было, но боевая задача была выполнена, цель поражена, и оргвыводы не последовали.

            Один забавный случай из жизни крейсера. Одной из стоянок кораблей «средиземноморской эскадры» была у острова Китира, а там до Италии рукой подать. Италия, как известно, славится своими боевыми пловцами, а тут ещё напряжёнка на ближнем востоке. Поэтому командованием флота было принято решение об организации противодиверсионной службы: в ночное время на специальных кронштейнах по бортам крейсера крепились мощные светильники, которые освещали воду вокруг корабля, а по бортам несли вахту вооруженные автоматчики. У вахтенного офицера имелся определенный запас гранат. И вот ночью один из автоматчиков доложил вахтенному офицеру, что заметил, как что-то поплыло под киль. Тот, не долго думая, бросил в море с двух бортов гранаты и потребовал у меня ещё гранат. А взрыв гранаты в воде, это как удар кувалды по борту. Буквально через несколько секунд прилетает командир корабля Ушаков и кроет последними словами вахтенного офицера: вы что б….. делаете, адмирала разбудите. Оказывается командующий средиземноморской эскадрой остался ночевать на «Грозном».

Но, слава богу, командующий не появился, на то он и командующий, никто за бортом не всплыл и всё обошлось. Правда, кто об этом знал, ещё долго смеялись над словами «адмирала разбудите».

            Ещё меня одно обстоятельство поразило. Проход через Босфор всегда осуществлялся по боевой тревоге и немногие могли полюбоваться теми красотами. Но мало и кто знает, что все выходы на верхнюю палубу перекрывались людьми, вооруженными пистолетом и гранатами, а с гранатой не кричат «стой, стрелять буду», она применятся только по прямому назначению. Конечно, единичные случаи побега за кордон в ВМФ случались, правда, не на «Грозном», но недоверие к проверенному личному составу ВМФ со стороны КГБ имело место и в мирное время, как и готовность применить оружие.

            Во время службы на флоте все ждали, когда же она закончится, а сейчас вспоминаешь о том времени с теплотой и некоторой грустью.

 

О СЪЕМКАХ ФИЛЬМА «НЕЙТРАЛЬНЫЕ ВОДЫ»

          Во время службы на РКР «Грозный» мне посчастливилось быть свидетелем съемок художественного фильма о военно-морском флоте нашей бывшей большой страны. Речь идёт о фильме «Нейтральные воды».  Съёмка этого фильма на корабле проводились достаточно эпизодически, в течение почти всего 1968 года. Я говорю, посчастливилось быть свидетелем, а не участником съёмок фильма потому, что участниками были актеры киностудии им. Горького и три ведущих офицера корабля: командир корабля, старпом и командир БЧ-2 (правда, в фильме их «понизили» в должностях). Весь остальной личный состав корабля был занят в массовке, а большая часть фильма вообще снималась в студии. Правда, один кадр режиссёр пытался снять с моим участием: меня усадили где-то в боевой рубке, всунули в руки кусок белого гетинакса, как будто это планшет, карандаш и велели что-то писать. Задумка режиссера изначально была такой бестолковой, что естественно в фильм этот кадр не вошёл. 

Поначалу съёмки фильма доставляли команде некоторое удовольствие, но позднее они начали нас доставать: как только подходят выходные, боевая тревога и выход в море, а это означает, что воскресный отдых и увольнения для всей команды накрываются «медным тазом»  и так повторялось неоднократно. В один из таких « воскресных» выходов в море случилось такое, что могло окончиться трагически и для команды, да и для самого «Грозного». По долгу своей службы по тревоге я должен был находиться в боевой рубке и потому стал свидетелем происходящего. Накануне в Черном море прошел шторм, и когда мы утром по тревоге выходили из севастопольской бухты, погода была пасмурной, и море, по цвету соответствуя своему названию, было чёрным.

В общем, примерно через час ходу сигнальщик заметил мину, которую, по всей видимости, сорвало с якоря штормом, такую чёрную и рогатую, как в фильмах времен Великой Отечественной войны. Она находилась на плаву в нескольких кабельтовых прямо по курсу корабля. Совершать какие бы то ни было маневры было уже поздно, и командир корабля принял, наверное, самое правильное решение уменьшить ход корабля до самого малого, не изменяя курса. Все кто находился в боевой рубке и на ходовом мостике замерли. Прошли какие-то секунды, но взрыва не последовало, мину, по всей видимости, отбросило в сторону волной от форштевня корабля, и она проплыла по правому борту в каких-то считанных сантиметрах от корпуса корабля.

Корабль застопорил ход в нескольких кабельтовых от мины и лёг в дрейф. Командир корабля приказал мне принести из арсенала автомат Калашникова и пару магазинов патронов к нему.  Сначала хотели уничтожить мину из автомата, но потом отказались от этой идеи и решили расстрелять её из орудия. Орудие зарядили и произвели несколько выстрелов на ручном управлении, но корабль без хода сильно раскачивало на волне, да и опыта в такой стрельбе у комендоров не было. В общем, все взрывы снарядов были далеко от цели. Тогда спустили катер на воду и минеры уже сделали то, что не смогли сделать комендоры. Взрыв оказался не таким сильным, как все ожидали, не исключено, что боевой заряд у мины не сдетонировал и мина просто утонула. 

Этот взрыв «киношники», по-моему, где-то использовали в фильме. Ну а Грозный продолжил выполнение поставленных перед ним задач. 

Вообще съёмочная группа сопровождала нас повсюду и в Средиземном море, где корабль часто нёс службу и даже при заходе в иностранные порты.

В фильме есть кадры, когда команда принимает гостей из гражданского населения Котора (Югославия) и были организованы танцы на юте корабля. Там замысловатые «па» исполняет командир корабля Ушаков (по фильму он в роли старпома). На самом деле всё было не совсем так. Когда заиграла музыка и начались танцы, все сильно оробели, и никто на танец дам не приглашал, и так продолжается несколько минут. Ликвидировать этот конфуз и взялся наш командир, мы все от него такого не ожидали, но он это мастерски сделал и дальше всё пошло как надо.

Очень хорошо запомнилась съёмка одного кадра фильма, когда личный состав третьего кубрика во время отдыха поёт песни под гитару. Этот кадр снимался весь вечер. В кубрик затащили осветительную аппаратуру, съёмочное оборудование, но режиссёру не понравился свет — слишком резкий из-за ограниченного пространства. Тогда он притащил несколько пачек самых дешёвых папирос «Прибой», раздал их всем присутствующим. Мы их должны были раскурить, взять папиросу в рот мундштуком наружу и выдувать дым, таким образом, смягчая свет. Дым от «прибоя» оказался таким ядовитым, и его было столько много, что даже у курильщиков защипали глаза, а свет у режиссёра всё был не тот. В общем, кадр на пару — тройку минут снимали до самого отбоя, а кубрик потом очень долго не хотел проветриваться от табачного дыма. 

Вообще на этом примере мы убедились, что съёмка фильма в то время была совсем не простым занятием: сначала проигрывание кадра (тренировки) пока режиссер не поймет, что все получается как надо. На это может уйти и считанные минуты, а могут и часы, а потом съёмка на плёнку и в один дубль, а может и в два и три и более.

Съемки фильма закончились уже поздно осенью. Помню, в Севастополе было очень холодно, когда команда вечером собралась на юте, и режиссёр фильма  Беренштейн решил вынести нам на суд свое творение, ещё не до конца смонтированное. Он говорил, что делает это впервые в жизни. Мы смотрели кадры из будущего фильма небольшими кусками с перерывами, как это делалось на заре советской власти в сельских клубах. Вообще-то сюжет фильма достаточно примитивен и некоторые кадры часто вызывали смех у команды. Например, по тревоге в Средиземном море демонстрируется подготовка к стрельбе ракетами, осуществлялось движение ракетных установок с ракетами на направляющих и т.д. Так вот в Средиземном море в то время это никогда не делалось – строго соблюдался режим секретности. Или сюжет с кейсом у «секретчика», да за такую самодеятельность с совершенно секретными документами не одна голова бы полетела. Да и много других кадров вызывают улыбки и неоднозначную реакцию. 

В общем, от просмотра все сильно устали,    прилично замерзли, но в целом остались довольны фильмом. Многие, конечно, ожидали увидеть себя в кадре, но видно не судьба.

                                                           Николай Демидов

                          1965-1968гг., радиомеханик, заведующий складом боепитания

xn--c1aigbrelbb7i.xn--p1ai

Book: Военно-морские рассказы

Александр Козлов

Военно-морские рассказы

Содержание

У матросов нет вопросов

За два часа до Нового года

Прошу «добро» на поражение

Любовь к морю

Морской каравай

Плавали — знаем

Запрещенные доклады

Палочки для канапе

У матросов нет вопросов

Самый понятливый народ — это мы, военные моряки. Нам, военным, объясняй, не объясняй — мы все равно сделаем по-своему! Поэтому любые поползновения на свободу, выражающиеся провокационными вопросами: «Вам все понятно? Вы знаете как надо это делать?» — мы всегда и без раздумий пресекаем, отвечая: «Конечно!» И, непременно, добавляем: «У матросов — нет вопросов!» При этом ни у кого: ни у того, кто спрашивает, ни у того, кто отвечает, нет сомнений в том, что все равно все будет сделано не так как сказано, а скорее всего — в точности наоборот! Такой уж у нас, у военных моряков, несговорчивый характер.

Разумеется, у этого качества есть неоценимые преимущества. Так много дураков командует нами, что если бы мы с медицинской точностью строго выполняли их «гениальные» указания, флот давно бы уже умер, погребенный «обломками» их маразматических идей. Но мы выжили, несмотря ни на что. Потому что всегда четко говорили горе командирам: «Есть!» А делали все по-своему. Причем внешне сохраняя глубокую преданность глупому указанию. Ну а важен то в конечном итоге конечный результат.

Главное, что бы указание было выполнено точно и в установленные сроки. А уж как его выполнять, это твое дело. Конечно же не так, как это тебе объяснил твой «мудрый» командир. Ведь ты же не враг себе и у тебя нет намерений сломать себе голову или тронуться умом… Нет, здесь речь не идет, конечно, о боевой работе и даже боевой учебе. Боевая работа не терпит самодеятельности. Смеяться над этим кощунственно. Приказ есть приказ. Его не обсуждают, а выполняют.

Речь здесь идет совсем о другом. К примеру отправляют тебя начальник на склад получить баллоны с фреоном для холодильных установок корабля. А ты новоиспеченный лейтенант, только что пришедший из училища, еще даже с тужурки на куртку не успевший перейти. При этом наставляет тебя начальник, что каждый баллон должен быть с колпаком, взвешен на весах и на каждом баллоне должно быть стандартное клеймо. А отправляет он тебя с корабля одного, на полуразвалившемся «газоне» соединения, с таким же как ты первогодком водителем- матросом. И сроку дает до обеда, ибо после обеда корабль выходит в море.

Обещал твой начальник, странным образом сам веря в это, что ждут представителя корабля на складе чуть ли не с хлебом-солью: и грузчики, и красавица заведующая складом и чуть ли не сам начальник склада. А приезжаешь ты на склад и видишь: кладовщицу тетю Машу, которая уже лет десять как на пенсии, но все еще работает, грузчика дядю Васю, который вроде как на работе, но давно уже никакой, ну и, разумеется, пыльную кучу твоих заветных баллонов с фреоном. Какие уж тут весы?… Три часа в новенькой тужурке, с молоденьким исполнительным водителем-матросом забрасываешь ты в кузов эти неподъемные баллоны и клянешь начальника и себя заодно, что принял его инструктаж, в первый и последний раз, за чистую монету.

Следующий раз, когда тебе отправят получать горюче — смазочные материалы, тебя уже не проведут вопросом: «Вопросы по инструктажу есть?». «Нет! — ответишь ты, — У матросов нет вопросов!» А сам заранее отправишь на склад мичмана с дюжей бравых моряков, да еще на всякий случай оденешься в «спецовку» и прихватишь с собой полный набор шанцевого и слесарного инструмента. И вот тогда выполнишь поставленную задачу уже наверняка, точно и в указанный срок. У матросов нет вопросов. Они сами знают как и задачу выполнить, и тужурку не замарать.

За два часа до Нового года

В канун нового года наш корабль находился в «точке» якорной стоянки в двенадцати милях от иностранного берега. Обычное дежурство в длительном средиземноморском походе. И вдруг старший на борту начальник штаба бригады капитан 2 ранга Теплый заметил плавающий на трех кабельтовых от корабля какой-то зеленый предмет. «Мина! Вражеский буй!.. Тревога!.. Шлюпку на воду!..» — команды раздавались, как пулеметные очереди. Окончательно запутав ими всех и вся, Теплый сам кинулся руководить спуском плавсредства на воду.

Может быть, именно поэтому шлюпку спускали ровно сорок минут. Это был полный беспредел. Начштаба по ходу операции успел объявить семь выговоров, четыре «строгача» и одно НСС (неполное служебное соответствие) — это персонально старпому.

Наконец, шлюпку спустили. Гребцы мощно взмахнули веслами… Зеленым предметом оказалась… мертвая птичка неизвестной породы и неизвестно откуда взявшаяся. Возможно, ее принесло сюда течением от берега.

Птичку немедленно доставили начштаба. Теплый, построив экипаж, долго говорил о недремлющем супостате, о необходимости еженедельно проявлять бдительность, о нормативах спуска плавсредств… Но тут его взгляд натолкнулся на злополучную птичку, которую зачем-то держал в руке командир катера. Начальник штаба моментально забыл, о чем говорил до этого, и строго произнес, обращаясь к экипажу шлюпки: «Вы… вы… Изуверы! Если бы вы спустили шлюпку раньше, эта птичка, возможно, была бы сейчас жива. Она летела к нам с чужого ей берега, но ей не хватило сил. А вы… А мы, российские моряки, не смогли оказать ей помощь…»

Он так же неожиданно замолк, видимо, пытаясь вспомнить тему предыдущего выступления. Так и не вспомнив, махнул рукой и стал подниматься на мостик.

— А что с птичкой делать? — простодушно крикнул ему вслед старпом.

— Похоронить… По флотским ритуалам… — бросил решительно начштаба.

Птичку хоронили с бака те самые двенадцать наказанных моряков. Старпом — главный пострадавший — скомандовал:

— Птичку — схоронить!

По этой команде боцман, отделавшийся всего-навсего выговором, взял несчастную животинку за лапки и выбросил за борт.

Птичку почтили минутой молчания. И еще пятиминутным перекуром. До наступления Нового года оставалось два часа…

Прошу «добро» на поражение

Противолодочный корабль выполнял в Баренцевом море самую известную и самую, наверное, интересную стрельбу из всех ежегодно военными моряками выполняемых. Стрельба называлась коротко: «По Хрущеву». На штабном языке это артиллерийская стрельба по берегу или, если совсем коротко, АС — 80. Ну а на самом деле данная стрельба даже и не по берегу, а по старому, заброшенному судну, лежавшему с незапамятных времен на отмели в районе мыса Подгородецкий. А мыс и именовался почему-то фамилией одного из «вождей мирового пролетариата» периода послесталинской оттепели. То ли судно само когда-то имело это название, то ли потому что оно затонуло в сталинские времена, то ли округлая корма затонувшего судна сильно напоминала выразительный лысый череп Никиты Сергеевича Хрущева, но название закрепилось за данным местом и даже стрельбой по данному месту крепко и навсегда!

И вот корабль лег на боевой курс. Штурман корабля капитан 3 ранга Бондарев окончательно определился с курсом, доложил на ходовой пост и пост распределения целей (ПРЦ): «Пеленг цели 320 градусов». На ПРЦ командир ракетно-артиллерийской боевой части (БЧ-2) капитан 3 ранга Мишин, приняв доклад штурмана, отрепетовал его в антенный пост стрельбовой станции. Но чисто машинально. При этом ошибся и назвал пеленг не 320, а 220 градусов! Командир артиллерийской батареи старший лейтенант Акулин в ответ рапортует:

«Целеуказание принято. Цель наблюдаю!» Командир БЧ-2 докладывает командиру на ходовой пост:

«К стрельбе готов!» Командир командует: «Залп!»… Следует залп. Все выбегают на правый борт, смотрят на «Хрущева». А там абсолютная тишина! И только жирные бакланы мирно парят над «осушкой»! Командир дает команду на второй залп. И снова следует залп. И снова безмятежная тишина в районе злополучного судна.

И вдруг как гром с неба доклад сигнальщика: «Вижу! Вижу!… Разрывы снарядов в районе рыболовецкого сейнера, на 100 градусов правее от района стрельбы!»

Снаряды легли в 50 кабельтовых от норвежского рыболовецкого сейнера, мирно ловившего рыбу в этом районе. С малого противолодочного корабля (МПК), закрывавшего район стрельбы и находившегося невдалеке от этого сейнера, хорошо были видны разрывы снарядов по борту иностранного судна. Но на самом судне, как видно, не ожидали такой прыти от русских военных и канонада осталась незамеченной.

А в это время на противолодочном корабле все явно были в шоке. Обстрелять иностранное мирное судно — это вам не шутки! Тут и до международного скандала недалеко. Но затишье продолжалось недолго. Его прервал все тот же командир артиллерийской батареи старший лейтенант Акулич. В абсолютной тишине, вынужденно нелепом радиомолчании вдруг раздался бодрый доклад комбата по громкоговорящей связи:

«Товарищ, командир! Цель наблюдаю. Недолет 200. Корректура введена. Прошу добро на поражение!…»

— Что!? Как!? — захрипел командир и спустя мгновение что есть мочи завопил, — Дробь! Дро-о-бь! Не наблюдать!…

Завопил с такой силой, что даже бакланы в районе «Хрущева» сорвались с насиженных мест и полетели куда-то в сторону берега, подальше от непредсказуемых военных моряков.

Любовь к морю

О любви к морю так много и красиво сказано — дух захватывает! Голубые просторы, белоснежные чайки, ласковый прибой… А вы в переполненном испражнениями корабельном гальюне во время шторма, извините, «ихтиандра» не вызывали? А обедать, даже в 5-бальный шторм, в кают-компании не пробовали?… И «собаку» (ночную вахту с 4 до 8 часов утра) не стояли? Ну тогда нам трудно будет с вами в разговоре о море найти общий язык. Вас явно на романтику потянет, а настоящим морякам романтика несвойственна. А если и возникает, то и то с налетом иронии. Какие к черту красоты в беспросветной череде вахт и изнурительных корабельных работ. Откуда взяться очарованию океаном и наслаждению прохладным морским бризом в 70-градусной «парилке» котельного отделения. Мечтают о море лишь дилетанты, профессионалы воспринимают его как неотвратимую неизбежность.

Недавно в Гидрометцентре Северного Флота произошел забавный и, надо сказать, весьма поучительный случай. Старший лейтенант Непогодин Николай на строевом смотре ГЦМ (гидрометцентра) решил заявить своему начальнику капитану 1 ранга Прямоносову жалобу… На что бы вы думали? Ни за что не догадаетесь!… На «дефицит романтики» в береговой службе! Это же надо было такое придумать! Те кто с десяток лет прослужил на кораблях, меня сразу поймут. И долго, долго будут смеяться. А что лейтенант, который море только на картинке видел? Для него Кольский залив, открывающийся взору в мутные окна Гидрометцентра, и впрямь не дает полную картину флотской службы. Бывает, долетают до его уха где-нибудь в курилке или в компании бывалых друзей магические словечки типа: «сбор-поход», «аврал», «противолодочный зигзаг», или еще того круче: «лидирование», противодействие подводной лодке», «морской бой с противником», «отработка Л-3». И тогда у лейтенанта и рождаются в голове странные, неподдающиеся никаким объяснениям желания.

А, впрочем, может и не было у старшего лейтенанта Непогодина на строевом смотре никаких желаний относительно улучшения своей службы. Просто настроение было игривое, вот и решил, мягко говоря, повыделываться. «Мало, говорит, — романтики в береговой службе». А командир возьми ему да и скажи с полной серьезностью:

— Ну что ж, Непогодин, мы учтем ваше желание!

И поворачиваясь к начальнику строевой части капитану 3 ранга Иванову, регистрировавшему замечания и пожелания военнослужащих, добавил:

— Ну вот, Иван Петрович, а вы говорите у нас нет желающих служить на кораблях! Готовьте приказ о перемещении Непогодина командиром гидрометерологической группы на ТАВКР «Кузнецов»…

И тут лейтенант понял, что дошутился. Вся его безоблачная служба промчалась за одно мгновенье перед глазами, и какая-то черная туча, надвигающаяся с моря, помутила рассудок. Откуда ему было знать, что командир тоже любил пошутить. А он то, в отличие от Непогодина, хорошо знал специфику флотской службы. Раньше, прежде чем попасть на берег, офицеры успевали не год и не два послужить на кораблях.

Говорят, что лейтенант долго еще бегал по разного рода канцеляриям в поисках документов о его переводе на корабль. Друзья-товарищи Непогодина при каждой встрече с ним теперь подшучивали:

— Ну, Коля, служить тебе на Флагмане Отечественного флота.

Или с удивлением вопрошали:

— Николай, ты еще не на «Кузнецове»?

Иные, бывалые, попросту стращали:

— Слушай, знаешь сколько на этом «крокодиле» помещений? Более тысячи. А пока зачеты на допуск к дежурству по кораблю старпому не сдашь — не видать тебе схода, как своих ушей!

Непогодин не находил себе места. И только на 100 % убедившись, что документов на его перевод нет, что командир действительно пошутил окончательно успокоился.

Больше он о море не мечтал. Более того, с некоторых пор любое напоминание о нем в Николае вызывало легкую тошноту и слабость. Вот и вся любовь, как говорится.

Морской каравай

Большой противолодочный корабль вышел в море на минные постановки, по плану — ровно на сутки.

Успешно выполнив учебно-боевую задачу, моряки запросили «добро» идти в базу. А им в ответ приказ:

«Заступить в охранение района, так как дежурный тральщик сломался, а заменить его некем!» Приказ есть приказ — его положено выполнять. Через три дня на корабле закончился запас хлеба, еще через день — запас пресной воды. Воду доблестные механики, запустив опреснительную установку, «наварили». Настал черед и снабженцев осуществить адекватные действия.

Вызывает командир к себе главного снабженца — помощника командира по снабжению — и говорит ему:

— А ну-ка, испеки мне, пом, пробный каравай. Да побольше! Да порумяней!

— Есть! — отвечает помощник, а сам затылок чешет.

— Чего ты «репу» чешешь? — спрашивает у него командир.

— А как его печь, я это никогда не делал?

— Все, помощник, когда — то приходится делать впервые. Иди, пока я не приказал команде съесть тебя самого. Надо было брать запас хлеба не на трое суток.

— Ну я же не думал…

— Вот именно! А, надо думать помощник. Причем головой! Действуй! Подвел итог командир.

Хлеб не пекли на корабле со дня ходовых испытаний, как говорят в таких случаях: «со времен Нерона».

Тестомесильный агрегат и хлебопекарная печь покрылись «метровым» слоем пыли. Но, как ни странно, после небольших подготовительных работ и агрегат, и печь запустились, и выдали чуть ли не заводские, рабочие параметры! Дело оставалось за тестом. Снабженцы колдовали над ним всю ночь. Но оно почему-то так и не взошло. Каравай лепили сразу три матроса одновременно. Тесто удивительным образом напоминало сырую резину: так же липло к рукам и упорно не хотело принимать форму каравая. С горем пополам каравай слепили, огромный: два метра в диаметре. Раскаленная до 300 градусов хлебопекарная печь приняла эту массу неохотно и с явным отвращением. Хлеб, разумеется, внутри не пропекся, покрывшись снаружи черной коркой, похожей на броню танка.

Утром в 8 часов 30 минут, сразу после подъема флага, командир назначил смотр новоиспеченного хлеба. На ГКП по этому поводу собралась целая свита, своеобразная комиссия: командир, зам, старпом, командиры боевых частей. Шел негромкий разговор. Присутствующие обречено обсуждали создавшееся положение с продовольственным обеспечением корабля. И вот какое-то оживление прошло по рядам присутствующих. Через некоторое время старпом, дежуривший у входа и первым встретивший хлебопеков, скомандовал:

— Каравай внести!

По этой команде трое вестовых из офицерской кают-компании, одетые что называются «с иголочки», внесли огромный рыжий каравай подобия хлеба… На ГКП наступила мертвенная тишина. Сквозь сомкнувшиеся ряды «зрителей» робко протиснулся к вестовым растерянный помощник командира по снабжению.

— Что это? — спросил хриплым голосом командир у помощника.

— Морской каравай, — испуганно ответил помощник.

— Эти глыбы испорченной муки, эти, блин, каменные изваяния флотского дебелизма, вы называете благородным словом «каравай» срываясь на грубость выразился командир и заорал:

— Унести!..

Каравай пытались резать специально на этот случай острозаточенными ножами, потом начали рубить топорами и крушить кувалдами. Тщетно. В итоге на завтрак матросам выдали сухари.

Весь оставшийся день матросы весело пели в кубриках под гитару одну и ту же песню:

— Как на «помовские» именины испекли мы каравай!

Вот такой ширины! Вот такой вышины!..

Веселое получилось мероприятие! К счастью, тральщик вскоре прибыл в родную базу и необходимость в выпечке хлеба отпала.

Плавали — знаем

Трудно чем — либо удивить военного моряка. И все-то он знает, и все-то он видел. Иной раз кажется и тема уникальная и случай неординарный, а, подишь ты, военный моряк тебе все талдычит: «А-а-а, знаю. Был со мной такой случай…» И заводит очередную свою историю.



«Этих военморов, — делился как-то за кружкой пива со мной преподаватель Высших офицерских классов, — ничем не удивишь. Каждый год приезжают на классы, такое ощущение, одни аварийщики. Не успеешь им рассказать суперновый случай аварийного происшествия с какого-нибудь флота, как тут же тянется рука из зала:

— Товарищ, преподаватель! Не так это дело было.

— Как это не так — удивишься ты, свято веря в истинность данного случая.

— Да вот, не так. Я там сам был непосредственным участником!…

Ну, конечно, непосредственный участник события знает всегда больше. Известно, что всегда истинные причины случившегося пытаются если не скрыть, то хотя бы подретушировать. Переходишь к другому случаю.

Приводишь пример уже с другого флота. Но не успеешь расписать на доске в хронологическом порядке цепь событий и причины произошедшего, как из зала опять тянется рука.

— Анатолий Васильевич, — обращается очередной свидетель и где-то даже непосредственный виновный этой аварии, — я не виноват. Это командир приказал увеличить скорость …

И все.

Весь стройный доклад, выполненный с научной точностью и строгостью, разваливается на глазах. Какие к черту оценки происшедшего с точки зрения руководящих документов, если стоит перед тобой живым упором непосредственный участник, он же виновник, он же потерпевший. Да и все рядом сидящие смотрят не на тебя, а на него, а по поводу твоих умозаключений скептически улыбаются и приговаривают.

— Не так это было.

— Все на флоте обстоит по иному.

— Здесь вам не там. Там вам не здесь.

— Официальная версия — это еще не факт.

— Плавали — знаем…

«Теперь я, — заканчивает свой печальный рассказ преподаватель в приватной беседе со мной, — всегда, прежде чем какой-либо случай подробно довести, обязательно спрашиваю:

— Очевидцы, потерпевшие, непосредственные участники этого события есть?!

И только получив отрицательный ответ, свою лекцию спокойно продолжаю:

— Знаем мы вас военморов. Все то вы знаете. Везде то побывали. Все то вы успели испортить и сломать. Научи вас попробуй чему-нибудь.

Запрещенные доклады

Чуть ли не с первых дней прихода на корабль молодого матроса командиры подразделений учат «азам» флотской мудрости, отучают от гражданской беспечности, нерасторопности и детской непосредственности. Немудрено. Каждые полгода «встает в строй» очередной призыв — и все комическое и смешное, все нелепое и глупое повторяется здесь с завидной стабильностью. Особое дело доклады подчиненных. Ведь матрос не отвечает начальнику, а докладывает! Искусству докладывать учат не только уставы. На флоте чуть ли не на каждом корабле можно найти распечатки так называемых «запрещенных докладов». «Я хотел как лучше…» «Я пришел, а Вас не было…» «Я думал Вам сказали…» «Вчера все работало…» Подобные доклады поистине составляют «флотский фольклор», являются красноречивым доказательством верности «туполобым традициям».

— Никогда, — говорит комбат своим подчиненным стоящим в строю, разбирая действия одного из матросов, — не говорите мне: «А вы же видели…я мимо вас проходил»! Зарубите себе на носу: вас много, а я один. Я командую — вы выполняете. А после того как выполните — лично докладываете. Ясно!?.

В это самое время старпом в собственной каюте воспитывает другого матроса, рассыльного по кораблю, не разбудившего его к назначенному часу, а объяснившего это «запрещенным докладом»: «Не хотел Вас беспокоить».

— Я же тебе дал команду, болван, — возмущается старпом.

— Вы отдыхали, — добавляет масло в огонь неопытный рассыльный…

А вот доклады типа: «постирал, но не высохло», «только что оторвалось», «искал, но не нашел» не искоренить на флоте никогда. И здесь одними запретами не обойдешься. Ведь они сами по себе — порожденье матросского страха перед наказанием. А как можно запретить бояться. Явная несуразица в желаниях.

Другое дело доклад: «У нас всегда так было» или «Мы все время так делали». Это заблуждение. Его всегда легко развеять.

Достаточно скомандовать: «А теперь будет так, как я сказал. И точка!»

А вообще-то ненужные доклады нужно не запрещать, а сделать так чтобы их матросы сами не хотели производить и плодить в огромном множестве. Посему предлагаю на всем флоте переименовать их из «запрещенных» — в «дурные!» Запретить «русскому мужику» ничего нельзя, а вот навесить ярлык мягко скажем «не умного» — ох, как эффективно!

Палочки для канапе

Помощник командира на тральщике — второе лицо после командира. На небольшом корабле, коим и является тральщик, «капитан-лейтенант» чуть ли не самая ключевая фигура. Ведь здесь уже даже лейтенанты рвутся к ручкам телеграфов.

Капитан-лейтенант Тюринов — помощник командира тральщика, выполнявшего боевую задачу в РРП (районе рыбного промысла) возле границ Марокко в Южной Атлантике, был вполне сформировавшимся «флотоводцем». Командир тральщика смело ему доверял как управление судном, так и повседневную организацию. Но однажды Тюринов подвел-таки командира, учинив чуть ли не международный скандал. Дело было так.

Тральщик пришел на очередной межпоходовый отдых в порт Гвинея Конакри. Событие происходило в конце восьмидесятых, тогда это было еще возможно. Известное дело, командир отбыл в посольство по важным делам, возложив всю организацию досуга на помощника. Помощник, к слову сказать, был веселым человеком, что хоть и не редкое явление на флоте, но заслуживающее все-таки особого внимания. Веселые люди — это действительно генофонд флота.

А еще Александр Тюринов любил «побакланить». Это значит вкусно и сладко поесть. В этой его слабости, как правило, поддерживали двое приятелей: механик и штурман. Именно они ему и подсказали «грандиозный план»: как можно раскрутить скуповатого баталера продовольственного мичмана Фрумкина на «званный обед»…

Вызывает помощник к себе Фрумкина в каюту и озабоченно говорит:

— Ну, Василий Петрович, влипли мы! Командира нет, и до завтрашнего дня не будет, а к нам французы в гости намылились. Завтра к 14 часам пожалуют.

— Это те что на 5 причале стоят? — спрашивает баталер.

А надо заметить, что действительно на 5 причале, неподалеку от нашего тральщика стоял французский военный корабль, одного класса с нашим. Там же рядом с ним стоял и грузинский танкер «Леселидзе».

— Да, да Петрович! — подтвердил Тюринов догадку продовольственника, и вновь озаботился, — Что делать будем? Положено фуршет по этикету проводить.

— Все сделаем как надо. Родину не опозорим! — с пафосом ответил Фрумкин.

— Молодец! — поддержал его хитроватый помощник, — Для начала, Василий, нужно настрогать палочек для конопе. Знаешь такие маленькие бутерброды подают на стол?

— Разберемся! — деловито заявил Петрович.

План сработал. «Колеса мнимого фуршета» закрутились с огромной быстротой. Помощник уже сам не рад был, что затеял это безнадежное дело. Только с палочками для канапе Фрумкин доставал Тюринова полдня.

Первые были толщиной с фломастер, на них можно было буханки хлеба целиком накалывать. Только с десятого раза они приобрели презентабельный, «аля-фуршетовский» вид. Не ожидал Тюринов такой прыти и от вестовых кают-компании. Узнав о событии «международного масштаба», вестовые достали из загашников свои еще не тронутые, «демебовые» вещи и принялись их перекраивать в соответствии с наступающим моментом. Зайцев в этом случае просто бы отдыхал. Во флотской моде свои вековые традиции и секреты. Но больше всего удивил помощника заведующий столом в кают-компании молодой групман лейтенант Ваня Молодцов. Поддавшись настроению общей эйфории, Ваня успел сбегать вечером этого же дня на танкер «Леселидзе» (в те времена еще отечественный) и взять там полный комплект красивой, дорогостоящей посуды для дипломатических приемов.

К 14 часам следующего дня стол в кают-компании ломился от яств. Здесь было все: начиная от красной икры и кончая пятизвездочным армянским коньяком! Причем у помощника уже был заготовлен и ответ Фрумкину на предполагаемое возмущение несостоявшимся фактом международного контакта двух наций: отказались, мол, французы. Но не успели, вполне удовлетворенные организованным мероприятием, помощник, механик и штурман сесть со всеми остальными офицерами, собранными по этому случаю, за стол, как прибегает в кают-компанию перепуганный рассыльный по кораблю и дрожащим голосом докладывает:

— Товарищ капитан-лейтенант! К борту прибыла французская делегация!…

Об-ана!

Тут уже и сам помощник недоуменно переглянулся со своими заговорщиками: механиком и штурманом, и как-то глупо заулыбался. Выбежал перепуганный помощник на причал. А на причале, действительно, стоят какие-то два француза на велосипедах и просят показать дорогу к своему французскому кораблю. На ломаном английском объяснил им Тюринов как проехать к 5 причалу и даже красноречиво указал жестом куда им надо, и в каком направлении ехать. И, обрадованный столь необычному и весьма символичному совпадению, спокойно возвратился к праздничному столу.

Каково его было удивление, когда через час на корабль неожиданно заявился сам военный атташе Советского Союза в республике Гвинея Конакри! Причем военный атташе так торопился, что даже командира где-то оставил в посольстве. Оказалось, что прошел доклад ему от соответствующего штатного «агента» танкера «Леселидзе», что помощник командира тральщика «собственноручно» выгнал с корабля французскую делегацию! А виной всему оказалась инициатива лейтенанта Вани Молодцова со взятием в «аренду» посуды для официальных приемов на танкере «Леселидзе».

С этого момента тральщик находился под неусыпным оком соответствующих органов, а красноречивый жест помощника французским велосипедистам был воспринят как сигнал к предотвращению международного скандала!

Прокололись, что называется, на пустяке. А так все красиво было задумано! Помощника пожурили. Командира, понятное дело, наказали. Баталеру продовольственному командир объявил за высокую организацию благодарность. Продукты списали. А для того чтобы рационально использовать накопленный опыт «международных приемов», на следующий день военный атташе назначил на корабле настоящий прием французской делегации с рядом стоящего военного корабля. Пригодились таки палочки для конопе, искусно выточенные накануне!

www.e-reading.by

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *