Журнал Международная жизнь — Суннизм, шиизм, радикализм
Современный исламский мир переживает непростые времена. Являясь самой многочисленной религией в мире (более 1 млрд. верующих), ислам, как и христианство, переживает кризисные времена, но характер и природа этого кризиса различны.
Христианская религия страдает от воинствующего секуляризма, окончательного отделения церкви от всей остальной палитры человеческой жизни (государственное управление, образование, экономика, культура). Сторонники светской модели развития утверждают, что церкви в государстве должно быть как можно меньше. Их оппоненты парируют, что, если государство отделяется от церкви, на каких принципах оно базируется? Если на противоположных принципам церкви, тогда оно имеет далёкую от христианской морали природу. Противоположное христианской морали – это греховность в разных его проявлениях: стяжательство, алчность, себялюбие, и т.д. Может ли человек радоваться тому, что живёт в государстве, руководствующемся вышеуказанными сомнительными порывами? Может ли то, что намеренно отворачивается от заповедей Божиих, не быть порочным?
Христианству грозит растворение в повседневности, когда даже религия превращается в придаток будничной жизни, а не наоборот. Ценностная пирамида оказывается перевёрнутой: высшие ценности придавлены сверху жизненным кредо извлечения прибыли, и то, чему положено находиться внизу, восседает сверху.
В исламе ситуация обратная: он проникает во все сферы жизни мусульманского населения, а в некоторых странах, таких как Саудовская Аравия или Иран, определяет ритм и ход жизни. В целом же, в исламском мире наблюдается рост экстремистских настроений, а традиционный ислам терпит идеологическое поражение от нетрадиционных течений. Как реакция на данный вызов, появилась расхожая фраза о том, что не все мусульмане террористы, но все террористы – мусульмане.
Наибольшей радикализации подвергается суннитский ислам, и это не случайно. Сунниты – подавляющее большинство в исламском мире (количество шиитов едва ли превышают 10% от общего числа мусульман). Если взглянуть на карту расселения суннитов и шиитов, можно увидеть, что суннитскими являются вся исламская Африка, от Мавритании до Сомали и Танзании, бывшая советская Средняя Азия, российский Кавказ, Албания и Косово и почти весь Аравийский полуостров и Ближний Восток.
Самым мощным игроком среди суннитских государств является Саудовская Аравия, единственная страна в мире, где ваххабизм возведён в ранг официальной религии. Находиться на постаменте суннитского политического и экономического лидера Эр-Рияду позволяют его американские менторы. Очевидно, что саудовцы участвуют в глобальном проекте по радикализации суннитского ислама, и за это им разрешено Западом то, что многим запрещено (1).
На сегодня главным оппонентом Вашингтона в исламском мире является Иран – шиитское государство, полюс культурно-политического притяжения для всей шиитской уммы. В иранских медресе обучаются притесняемые на родине шииты Ирака, Йемена, Бахрейна и других арабских государств. На территории Ирана находятся шиитские святыни – города Мешхед и Кум. В Мешхеде находится мавзолей имама Резы, а в Куме – множество шиитских учебных заведений.
Размах радикального течения в шиизме несравнимо менее масштабен, чем таковой в суннизме. Шиитские группировки, которые принято на Западе считать террористическими, являются, скорее, стратегическим ответом Ирана, пусть и не совсем безупречным с моральной точки зрения, на действия западных стран и их союзников, вовсю вооружающих экстремистов-суннитов. Шиитские группировки менее активны, и действуют менее масштабно своих суннитских оппонентов.
Тем не менее, именно Иран объявлен главной угрозой мировой стабильности и порядку. В то время как в адрес Эр-Рияда из уст западных политиков не звучат обвинения в потворстве терроризму, Тегерану от таких обвинений приходится отбиваться регулярно. На шиитский Иран направлен весь пропагандистский массив мировых СМИ. Западу важно лишить Иран авторитетности в шиитском мире.
Другое дело радикальные группировки из числа суннитов. Размах их деятельности впечатляет, и они отметились и на Кавказе, и в Африке, и на Балканах, и в Средней Азии, и в Афганистане, и в Индии. Огромная суннитская умма медленно сползает в пучину террора, а в более или менее светских суннитских странах правящие режимы были заменены радикалами (Ливия, Тунис, Египет).
Дирижирование суннитским экстремизмом позволяет Западу решать геополитические задачи, поразительные по своему объёму.
Привнесение хаоса и кровавой вражды в североафриканские страны с последующей заменой умеренных суннитских лидеров экстремистами исключает возможность появления в этой части света союза государств, оппонирующих Соединённым Штатам. Это пыталась сделать Ливия, собрав вокруг себя африканские страны, в т.ч., из Чёрной Африки, и была наказана. Погружённая в анархию Северная Африка – лёгкая жертва для экономических убийц из числа мировых воротил, рвущихся к чужим недрам с их нефтью и полезными ископаемыми. Наконец, это удобный плацдарм для контроля над всем Средиземноморьем, как коридором в Мировой океан, куда не хотят пускать Китай и Россию.
Суннитские радикалы в республиках СНГ – это средство для дестабилизации обстановки на евразийском материке, и создание искусственных преград на пути интеграции евразийского пространства. Погружённая в круговерть террористических атак Россия теряет привлекательность в глазах соседей, и психологически не воспринимается, как лидер интеграционных процессов. Нестабильная и раздираемая религиозными конфликтами Средняя Азия создаёт дополнительное напряжение у границ России и Китая, а культивирование радикализма в Афганистане создаёт дополнительную угрозу самим среднеазиатским республикам.
Это также эффективный способ дестабилизировать обстановку в Крыму, который является форпостом России в Чёрном море. Степень заинтересованности Вашингтона и Анкары в крымско-татарском вопросе всем известна, как и то, что идущая параллельно с этим радикализация крымско-татарского общества неслучайна.
Пламя суннитского экстремизма – удобный метод в диалоге с Китаем, где существует проблема уйгурского сепаратизма. Одновременно с давлением на «тибетский мозоль» Вашингтон пытается раскачать Китай, лишив его внутренней стабильности.
Управляемость исламского мира делает его заложником геополитических игр. Спровоцировать суннитско-шиитский конфликт – в интересах Запада, т.к. это сразу же превратит Иран в изгоя в мусульманском мире, лишит его влияния на ситуацию на Ближнем Востоке и отвратит от попыток закрепиться в районе Персидского залива, бережно охраняемом Саудовской Аравией и странами Запада.
До финального акта этой политико-религиозной драмы пока не дошло, но уже сейчас необходима быстрая и эффективная реакция на происходящие события. Нужно создавать единое образовательное поле в среде будущих исламских теологов, исключить идеологическое влияние нероссийских организаций на мусульманскую умму России, привлечь высококвалифицированных специалистов-исламоведов для выработки концепции информационной работы с мусульманами России (2).
Более того, Россия, являясь родиной для многих миллионов мусульман, должна сделать всё, чтобы превратиться в культурно-религиозный центр ислама. Российские мусульманские богословы должны стать авторитетными фигурами для мирового ислама, но, чтобы достичь такого уровня, необходима поддержка государства – и финансовая, и организационная. Не российские мусульмане должны отправляться за рубеж с целью получения богословского образования, а иностранные мусульмане должны стремиться получить возможность проходить обучение в российских исламских школах. Это в интересах и России, и всех мусульман, которые понимают всю серьёзность проблемы, и понимают, что умеренному исламу нет альтернативы, т.к. именно он принесёт исповедующим его народам стабильность и уверенность в завтрашнем дне.
1 Рамиль Латыпов «Исламский мир – инструмент геополитического программирования ситуации» (журнал «Союз», 19.03.2013)
2 «Альбир-хазрат Крганов: «Привлечь внимание экспертов к изучению традиции суфизма в России…» (Материк. ру, 19.04.2013)
Читайте другие материалы журнала «Международная жизнь» на нашем канале Яндекс.Дзен.
Подписывайтесь на наш Telegram – канал: https://t.me/interaffairs
didactus_sum — LiveJournal
Помните, как с 4 по 16 сентября 1999 г. в Москве, Волгодонске и Буйнаксе террористы взорвали четыре жилых дома? В Москве (на Каширском шоссе и улице Гурьянова) взрывчатка (гексоген, замаскированный под сахар) была заложена в подвалах домов.
После этого среди жителей России резко возросла бдительность. Я тогда жил в Новосибирске и помню, как участковые начали проверять все подвалы. Аналогичные мероприятия проходили по всей стране. 22 сентября житель Рязани Алексей Картофельников заметил, что трое незнакомцев из легковой машины, код региона которой был заклеен, переносят в подвал три мешка. Картофельников вызвал милицию.
Далее цитата по Википедии (https://tinyurl.com/y8c9bf3u):
«Верхний мешок был вскрыт, по сообщениям СМИ, в нём находилось вещество, похожее на сахар. Милиционеры доложили о находке в ОВД, вскоре у дома собралось руководство всех силовых структур Рязани и Рязанской области. Жильцов дома в срочном порядке эвакуировали из дома, и до утра им пришлось сидеть в соседнем кинотеатре. Вскоре к дому приехала оперативная группа инженерно-технического отдела муниципальной милиции. Проведённый экспресс-анализ вещества из мешков показал присутствие гексогена. При осмотре содержимого мешков были обнаружены электронные часы, изготовленные в виде пейджера, и три батарейки, соединённые проводами. Время срабатывания устройства было установлено на 05:30 утра. Часть вещества, взятого из мешков, взрывотехники вывезли на свой полигон, расположенный в нескольких километрах от Рязани. Там они попытались подорвать его с помощью детонатора, также изготовленного из охотничьего патрона, но взрыва не произошло. Выдвигались версии причин отсутствия взрыва при попытке подрыва. Газета «Коммерсантъ» писала, что «по предположениям специалистов, террористы неправильно рассчитали пропорции, смешивая взрывчатку с сахаром». 23 сентября мешки были отправлены на экспертизу в экспертно-криминалистический центр МВД и в соответствующую лабораторию ФСБ. Следственным отделением управления ФСБ России по Рязанской области было возбуждено уголовное дело по статье 205 часть 1 УК РФ (покушение на терроризм).
— 23 сентября в 13-часовом выпуске программы «Вести» было сообщено: «Взрывотехники муниципальной милиции провели предварительный анализ и подтвердили наличие гексогена. Сейчас содержимое мешков отправлено в московскую лабораторию ФСБ для получения точного заключения».
— 23 сентября в 19:35 на телеканале НТВ вышла программа «Герой дня», гостем которой был начальник Центра общественных связей ФСБ РФ Александр Зданович. Зданович заявил, что, по предварительному заключению, гексогена в мешках, обнаруженных в Рязани, не было. По словам Здановича, взрывателя тоже не было, а были обнаружены «некоторые элементы взрывателя».
— 24 сентября в 12 часов, выступая на совещании по борьбе с оргпреступностью, глава МВД РФ Владимир Рушайло в числе прочего заявил: «Есть положительные сдвиги. Об этом, в частности, свидетельствует вчерашнее предотвращение взрыва жилого дома в Рязани». Через полчаса после этого заявления Рушайло директор ФСБ Николай Патрушев заявил, что ФСБ проводила в Рязани антитеррористические учения и что никакого взрывчатого вещества в мешках не было».
Все выглядело очень подозрительным. Во-первых, так учения не проводятся – местная милиция и ФСБ были совсем не в курсе учений. Местных жителей пришлось эвакуировать на ночь в кинотеатр. При учениях всех выводят из дома и после успешной эвакуации обратно заводят. А если кого-то хватил бы удар при сообщении, что дом скоро взорвется? Местная милиция изначально подтвердила наличие гексогена в мешках, пейджер и взрыватели были вполне настоящими. На учениях обычно используются муляжи.
Фактически было два доказательства в пользу того, что это была не подготовка теракта:
— Экспертиза ФСБ не нашла гексогена в мешках
— Заявление Патрушева, что это были учения.
Я тогда вполне искренне поверил в официальную версию. Во-первых, чиновники такого уровня врать не могут. Заявление Патрушева де-факто было акцептовано президентом Ельциным и премьер-министром Путиным. Во всем мире вранье на подобном уровне оборачивается катастрофическими политическими последствиями. В подобную спецоперацию вовлечены десятки человек, кто-нибудь проболтается. Во-вторых, я считал кощунственным, что кто-то из руководства страны может отдать приказ убить сотню невинных людей ради поднятия рейтинга.
Спустя 21 год я не так уверен в верности своего мнения. Мы видим, что руководство страны может врать, даже припертое железобетонными доказательствами, как в случае с отравлением Навального. Мы также видели, как руководство страны врало, даже при наличии убедительных доказательств по малазийскому Боингу. И Патрушев, и Путин и тогда, и сейчас занимали высшие должности в стране. Могли ли они соврать, если против них были куда менее железные доказательства, чем по Навальному и по Боингу? Вполне могли.
Почему экспертиза ФСБ не нашла взрывчатки в мешках, а экспертиза местной милиции нашла? Опять же, в кейсе Навального мы видели, как ФСБ с легкостью сотрудничает с местной полицией и фальсифицирует улики. Могли ли они подменить найденное вещество на другое при экспертизе? Волне могли.
Почему не взорвалось вещество на полигоне? Чисто теоретически могли быть две версии. Возможно, специалисты ФСБ неверно рассчитали пропорции (как мы видим из других кейсов, принцип «хотели бы взорвать, взорвали бы» не всегда работает). Или опять же специалисты ФСБ на месте уже подменили вещество. Мы знаем, что подмена и фальсификация улик также практикуется.
Я также теперь понимаю, что даже если десятки человек вовлечены в какую-то незаконную операцию, совсем не факт, что кто-то из них проболтается. Мы видели, что в отравлении Навального было вовлечено и московское ФСБ, и местное ФСБ, и местная полиция (которая передавала улики для уничтожения), и главврач больницы, и многие другие, имена которых мы не знаем. И никто не проболтался. Все спокойно смотрели и молчанием покрывали вранье.
Мог ли Путин отдать приказ на убийство сотен людей? Тогда я считал, что этого не может быть. Сейчас я в этом вполне уверен. Уже строго доказано, что он отдал приказ на убийство Навального. Но кто-то скажет, что это его политический противник и отдельный случай. А тут дело касается невинных людей. Однако вспомним «Норд-Ост» – тогда погибли 130 человек. Почему они погибли? Потому что врачам не сообщили название вещества, которое запустили в центр на Дубровке, и они не смогли вовремя дать пострадавшим андидот. Почему не сказали врачам? Чтобы сохранить секретность применяемого газа. То есть руководство страны понимало, что погибнет много людей, их вполне можно было спасти, но было принято решение на уровне высших руководителей – пожертвовать этими жизнями (во время взрыва на Гурьянова погибло 100 человек, во время взрыва Каширке – 124). Во время теракта в Беслане руководство страны еще раз показало, что готово пожертвовать жизнью сотен заложников. Сначала, когда был отдан приказ врать о количестве заложников – 354, хотя их было 1128, что очень сильно разозлило террористов, позже — начав штурм при помощи танков и тяжелой техники.
Аргумент «это властям не выгодно» тут также не работает. Взрывы домов были очень выгодны Путину. Это позволило ему начать вторую чеченскую войну и резко поднять свой рейтинг (который был около ноля в момент назначения его премьер-министром в августе 1999 г.). В итоге партия «Единство» показала очень хороший результат на выборах в Госдуму в декабре 1999 г., фактически разделив с КПРФ первое и второе место (это был лучший результат партии власти за всю историю выборов в Госдуму), а Путин в марте 2000 г. уверено выиграл выборы президента.
Я ни в коем случае не утверждаю, что Путин и ФСБ взрывали дома в Москве. Я не видел убедительных доказательств в пользу этой версии. Однако вполне возможно, что Путин посмотрел, как скакнул его рейтинг после первых взрывов, и решил закрепить успех. Например, спланировать еще пару взрывов, один мог быть в Рязани. После всего, что я узнал о Путине, Патрушеве и других путинских чиновников за последние 20 лет и особенно за последний месяц, я считаю эту версию вполне вероятной.
Есть еще один важный факт, который наталкивает меня на возможность данной версии.
В 2002—2003 гг. Юрий Щекочихин (журналист «Новой Газеты» и депутат Госдумы от фракции «Яблоко») был членом Общественной комиссии по расследованию обстоятельств взрывов домов в городах Москве и Волгодонске и проведения учений в городе Рязани в сентябре 1999 г. под руководством Сергея Ковалёва. Он умер в возрасте 53 лет после скоротечной болезни 3 июля 2003 г. По утверждениям замглавного редактора «Новой газеты» Сергея Соколова, Щекочихин «за две недели превратился в глубокого старика, волосы выпадали клоками, с тела сошла кожа, практически вся, один за другим отказывали внутренние органы». Незадолго перед смертью он написал статью «Мы — Россия или КГБ СССР?» (https://novayagazeta. ru/articles/2003/01/27/19656-my-rossiya-ili-kgb-sssr ), где содержалось обращение к ФСБ Николаю Патрушеву от депутатов Госдумы с требованием раскрыть название газа, который использовался в центре на «Дубровке». Ответ ФСБ: «В Федеральной службе безопасности Российской Федерации рассмотрен Ваш запрос о правомерности засекречивания сведений о свойствах газа, примененного в ходе проведения 26 октября 2002 года в городе Москве контртеррористической операции. <…> Согласно пункту 80 Перечня сведений, отнесенных к государственной тайне, утвержденного Указом Президента Российской Федерации от 30 ноября 1995 года № 1203 (в редакции Указа от 24 января 1998 года № 61), сведения, раскрывающие силы, методы и средства оперативно-разыскной деятельности, составляют государственную тайну».
То есть мы видим, что Щекочихин перед смертью занимался расследованием взрывов домов и неудавшегося теракта в Рязани, а также смог выбить с Патрушева формальное признание, что 130 заложников погибли в центре на Дубровке во имя сохранения государственной тайны. И вдруг он резко умирает от неизвестной болезни с симптомами, идентичными смерти Литвиненко.
Я не сторонник теорий заговоров и считаю, что каждый имеет право на презумпцию невиновности, даже такой заядлый преступник, как Путин. Однако я также считаю, что, начиная с августа 1999 г. все теракты, все подозрительные смерти и болезни политиков, журналистов и общественных деятелей должны быть расследованы. Я здесь вам напомнил о паре примеров. Сколько их на самом деле было?
UPD:
Хороший пост Андрея Мальгина на эту тему https://avmalgin.livejournal.com/2943101.html
Разделение между суннитами и шиитами — ДебатыСША
Одной из основных движущих сил конфликта как в Западной Азии, так и внутри нее, а также на Большом Ближнем Востоке , возможно, является разделение между суннитами и шиитами (также пишется как шииты).
Этот раскол начался более 1400 лет назад из-за разногласий по поводу того, кто станет преемником Профита Мухаммеда как лидера исламской веры, которую он представил. «Корни разделения суннитов и шиитов можно проследить вплоть до седьмого века, вскоре после смерти пророка Мухаммеда в 632 году нашей эры. его преемник, меньшая группа считала, что только кто-то из семьи Мухаммеда, а именно его двоюродный брат и зять Али, должен стать его преемником. Эта группа стала известна как последователи Али; по-арабски Шиат Али, или просто Шиит». [Прюитт]
Во всем мире примерно 85% мусульман являются суннитами, а 15% — шиитами. Хотя мусульмане составляют меньшинство, шииты составляют большинство в Ираке, Иране, Бахрейне и Азербайджане.
Большую часть этих 1400 лет эти две секты ислама жили в относительном мире, но начиная с конца 20-го века вспыхнуло насилие. Насилие очень хорошо объясняет Совет по международным отношениям:
«Древнее религиозное разделение способствует возобновлению конфликтов на Ближнем Востоке и в мусульманских странах. Борьба между суннитскими и шиитскими силами подпитывает сирийскую гражданскую войну, которая угрожает изменить карту Ближнего Востока, спровоцировала насилие, раскалывающее Ирак, и расширила разногласия в ряде напряженных стран Персидского залива. Растущие межконфессиональные столкновения также спровоцировали возрождение транснациональных сетей джихадистов, которые представляют угрозу за пределами региона.
Исламский раскол, тлеющий на протяжении четырнадцати столетий, не объясняет всех политических, экономических и геостратегических факторов, вовлеченных в эти конфликты, но стал одной из призм, через которую можно понять лежащую в основе напряженность. Две страны, соревнующиеся за лидерство в исламе, суннитская Саудовская Аравия и шиитский Иран , использовали межконфессиональный раскол для реализации своих амбиций. То, как будет урегулировано их соперничество, скорее всего, определит политический баланс между суннитами и шиитами и будущее региона, особенно в Сирии, Ираке, Ливане, Бахрейне и Йемене». [Суннитско-шиитский раскол на Ближнем Востоке связан с национализмом, а не с конфликтом с исламом. Отчет Brooking за 2018 г. с подробными пояснениями]
- Мы видим, как этот конфликт разыгрывается по-разному в Западной Азии:
- Конфликты между суннитами и шиитами в Ираке;
конфликта внутри Йемена между повстанцами-хуситами (шиитами, поддерживаемыми Ираном) и суннитскими правительствами Саудовской Аравии и ОАЭ; - Конфликты между суннитами и шиитами в Ливане;
- ИГИЛ и другие оппозиционные группировки с Сирией, которые бросают вызов шиитскому правительству, поддерживаемому шиитским государством Иран.
Понимание этого разрыва и того, какую роль США могут сыграть в его смягчении (кажется смехотворным 🙂, важно.
Также важно учитывать, что разделение суннитов и шиитов проявляется на всем Ближнем Востоке и за его пределами, когда разные группы поддерживают разные интересы в конфликтах в Западной Азии, что еще больше усложняет их разрешение.
И, конечно же, хотя легко думать об этом как о конфликте из-за религии, это также конфликт из-за экономики и ресурсов, поскольку обе религиозные группы борются за контроль над ресурсами.
суннитов и шиитов в Бахрейне: новое исследование показывает как конфликт, так и консенсус
Хотя между суннитской элитой Бахрейна и ее шиитским большинством существует политическая напряженность, опросы общественного мнения показывают, что общественное мнение по ряду ключевых внешнеполитических вопросов довольно близко между этими двумя группами.
Для просмотра последнего опроса Дэвида Поллока в Бахрейне от ноября 2021 года нажмите здесь.
Небольшое, но очень стратегическое островное государство Бахрейн, расположенное недалеко от побережья Саудовского залива, на протяжении большей части последнего десятилетия было свидетелем сильной межконфессиональной напряженности: монархия и элита, в которой доминируют сунниты, часто противостоят шиитскому большинству. населения. Истинный характер и масштабы этого раскола долгое время были окутаны тайной и взаимной полемикой. Но теперь редкий новый опрос общественного мнения, вероятно, единственный, когда-либо объективно определявший эти сектантские различия, проливает необычный свет на этот неясный, но важный вопрос.
Как ни странно, оказывается, что суннитская элита страны и шиитская «улица» на самом деле придерживаются очень схожих, в целом позитивных взглядов на сосуществование как друг с другом, так и со своими арабскими соседями. Они также склонны соглашаться с важностью хороших отношений с Вашингтоном и содействием палестино-израильскому миру. Но граждане-сунниты и шииты Бахрейна явно резко расходятся в своем отношении к политике Ирана и его доверенным лицам в регионе.
Однако первый вопрос, на который стоит обратить внимание, обманчиво прост: каково реальное соотношение шиитов и суннитов среди примерно 700 000 граждан Бахрейна? Ответ, полученный этой случайной выборкой из 1000 бахрейнцев, составляет 62 процента шиитов и 38 процентов суннитов. Этот вывод гораздо более точно подтверждает традиционную оценку шиитского большинства и суннитского меньшинства. В Бахрейне также проживает небольшое количество граждан других религий, в том числе несколько еврейских семей.
Несмотря на обычное внимание к межконфессиональным различиям, это исследование выявило несколько важных вопросов, по которым сунниты и шииты Бахрейна в целом согласны. Три четверти представителей обеих сект говорят, что «арабы должны усерднее работать во имя сосуществования и сотрудничества» между ними. Более узкое большинство в каждом сообществе, 56%, также согласны с тем, что «внутриполитические и экономические реформы сейчас важнее для нашей страны, чем любой внешнеполитический вопрос». И примерно половина суннитов и шиитов страны — значительно больше, чем в большинстве других арабских стран, опрошенных в последнее время, — говорят, что «мы должны прислушиваться к тем из нас, кто пытается интерпретировать ислам в более умеренном, терпимом и современном направлении».
Другие, более неожиданные области консенсуса касаются отношений с Соединенными Штатами и, возможно, даже с Израилем. Лишь 15% суннитов или шиитов высказывают положительное мнение об американской политике на Ближнем Востоке. Но гораздо большая часть, около половины в обоих сообществах, говорит, что «для нашей страны важно иметь хорошие отношения с Соединенными Штатами». Это служит хорошим предзнаменованием для будущего этих отношений, включая крупную американскую военно-морскую базу, несмотря на сохраняющуюся внутреннюю политическую и межконфессиональную напряженность на острове.
На дополнительный вопрос о желаемом приоритете внешней политики США бахрейнцы обеих сект делят свои голоса между несколькими региональными вызовами: Иран, Йемен, Палестина и терроризм, в указанном порядке предпочтения. Примечательно, что лишь незначительное меньшинство представителей любой секты — 11 процентов суннитов и 16 процентов шиитов — говорят, что их главным приоритетом для Соединенных Штатов является «уменьшение своего вмешательства в регион».
Что касается гораздо более отдаленных перспектив установления связей с Израилем, по поводу которых правители Бахрейна, как сообщается, в последнее время выражали сдержанный частный оптимизм, общественность, похоже, проводит различие между поддержкой израильско-палестинского мира и реальными предложениями еврейскому государству. Две трети бахрейнских суннитов и шиитов согласны с тем, что «арабские государства должны играть новую роль в палестино-израильских мирных переговорах, предлагая обеим сторонам стимулы для занятия более умеренных позиций». Но на вопрос о немедленном «сотрудничестве с Израилем по другим вопросам, таким как технологии, борьба с терроризмом или сдерживание Ирана», только около 15 процентов каждой группы выражают положительное мнение.
По другому спорному вопросу, гораздо более близкому к дому, внутриарабскому спору с соседним Катаром, суннитская и шиитская общественность Бахрейна также в целом разделяют взгляды, очень похожие друг на друга и сильно отличающиеся от официальной позиции их собственного правительства. Около двух третей граждан Бахрейна как суннитов, так и шиитов выступают против нынешнего бойкота Катара «арабской четверкой», в которой Бахрейн объединяется с Саудовской Аравией, ОАЭ и Египтом. Вместо этого три четверти каждой сектантской общины хотят компромисса с Катаром, «в котором все стороны идут на некоторые уступки друг другу, чтобы достичь золотой середины». Здесь общественное мнение Бахрейна в целом напоминает общественное мнение других опрошенных стран Персидского залива (Саудовская Аравия, ОАЭ, Кувейт и сам Катар) — во всех из них солидное большинство желает компромисса, хотя их правительства пока отказываются. Это расхождение является красноречивым индикатором ограниченности общественного мнения как детерминанта политики в этих все еще в значительной степени автократических государствах.
Эти интригующие области консенсуса резко контрастируют с другими областями, где взгляды двух основных мусульманских течений Бахрейна резко расходятся. На вопрос об их взглядах на региональную политику Ирана ровно 2 процента бахрейнских суннитов выразили даже «несколько положительное» отношение. Но 68 процентов их соотечественников-шиитов положительно относятся к политике Ирана. Точно так же всего 5 процентов суннитов, но 60 процентов шиитов говорят, что для Бахрейна важно поддерживать хорошие отношения с Ираном. И наоборот, 63 процента суннитов по сравнению с 23 процентами шиитов говорят, что «самый важный вопрос» в споре с Катаром — «найти максимальную степень арабского сотрудничества против Ирана».
Для сравнения, отношения к региональным союзникам Ирана демонстрируют несколько меньше расхождений между двумя основными сектами Бахрейна. «Хизбаллу» негативно воспринимают 95% суннитов страны, а также 62% шиитов. А йеменских хуситов не одобряют 90 процентов суннитов, а также 71 процент шиитов. И наоборот, суннитское фундаменталистское «Братья-мусульмане», открыто действующее в Бахрейне, положительно воспринимается 32 процентами местных суннитов; в то время как ровно 0 процентов бахрейнских шиитов выражают положительное мнение об этой запретительной организации.
В целом результаты этого опроса рисуют значительно более детализированную картину хорошо известного сектантского раскола в этом смешанном и «политически поляризованном» обществе. По некоторым ключевым вопросам очевидна удивительная степень совпадения, несмотря на преобладающую напряженность, хотя и не обязательно в пользу существующей государственной политики. Тем не менее, Иран и связанные с ним вопросы остаются настоящим яблоком раздора, по которому шиитское большинство населения явно расходится как с официальной политикой, так и со взглядами правящего в стране суннитского меньшинства. В то же время бахрейнские шииты относительно мало сочувствуют воинствующим союзникам Ирана из ополченцев в продолжающихся межконфессиональных войнах по доверенности в других частях региона.