уникальные снимки Второй мировой войны: Фото: История: Наука и техника: Lenta.ru
«Лента.ру» продолжает публиковать редкие кадры времен Второй мировой войны. Фотограф Артур Бондарь в 2020 году приобрел на интернет-аукционе в Германии фронтовые снимки неизвестного немецкого военного — участника французской кампании вермахта 1940 года. Все негативы германской фотопленки Agfa Isopan F находились в специальном картонном кляссере и хорошо сохранились даже спустя 80 лет. На снимках запечатлены последствия вторжения Третьего рейха на территорию Франции: ее уничтоженные танки, убитые и сдающиеся в плен солдаты, разрушенные города, а также быт немецких военных и повседневная жизнь оккупированного Парижа.
В июне 1940 года Франция потерпела национальную катастрофу: в течение шести недель военная машина нацистской Германии стремительно сокрушила армию Третьей республики и ее союзников. 14 июня 1940 года войска вермахта торжественно вступили в сданный без боя Париж, а 22 июня 1940 года — ровно за год до нападения Гитлера на СССР — новый премьер-министр Франции маршал Анри Филипп Петен подписал унизительное перемирие с Третьим рейхом.
Так начался самый позорный период в истории Франции — эпоха коллаборационистского режима Виши, знаменем которого было отрицание наследия Великой французской революции и возврат к традиционной консервативной идеологии и ценностям католической веры (так называемая «национальная революция»). Бывший герой Первой мировой войны маршал Петен стал номинальным «главой Французского государства», но фактически полностью находился под контролем Третьего рейха.
Уже в ноябре 1942 года гитлеровские войска оккупировали всю территорию Франции. Это имело ужасные и трагические последствия — только в период с 1942 по 1944 год германские нацисты и их французские пособники депортировали в концентрационные лагеря около 76 тысяч евреев. Режим Виши потерпел крах летом 1944 года после освобождения Франции силами англо-американских союзников по антигитлеровской коалиции.
В послевоенной Франции память о сокрушительном поражении 1940 года и массовом коллаборационизме в годы Второй мировой войны стала болезненной и неизжитой травмой национального самосознания, последствия которой сказываются в стране и по сей день.
Фото: автор неизвестен / частная коллекция Артура Бондаря
Обед немецких солдат солдатским сухим пайком в поле. Франция, 1940 год.
Фото: автор неизвестен / частная коллекция Артура Бондаря
Французские солдаты сдаются в плен немцам. Франция, 1940 год.
Фото: автор неизвестен / частная коллекция Артура Бондаря
Колонна немецких войск движется по разрушенному городу. Франция, 1940 год.
Фото: автор неизвестен / частная коллекция Артура Бондаря
Подбитый французский тяжелый танк Char B1. Франция, 1940 год.
Фото: автор неизвестен / частная коллекция Артура Бондаря
Немецкие военные на автомобиле и пешие местные жители на одной из улиц города в районе Монмартра. Париж, Франция, 1940 год.
Фото: автор неизвестен / частная коллекция Артура Бондаря
Немецкий военный позирует на фоне дворца в Версале.
Франция, 1940 год.
Фото: автор неизвестен / частная коллекция Артура Бондаря
Немецкие военные пьют пиво после обеда. Париж, Франция, 1940 год.
Фото: автор неизвестен / частная коллекция Артура Бондаря
Немецкий военный ловит рыбу в реке. Франция, 1940 год.
Фото: автор неизвестен / частная коллекция Артура Бондаря
Немецкие военные готовятся к обеду. Франция, 1940 год.
Фото: автор неизвестен / частная коллекция Артура Бондаря
Немецкие военные в общественном туалете на улице города. Париж, Франция, 1940 год.
Фото: автор неизвестен / частная коллекция Артура Бондаря
Французские девушки на площади Согласия. Париж, Франция, 1940 год.
Фото: автор неизвестен / частная коллекция Артура Бондаря
Французский средний танк Somua S35 таранит кирпичную ограду одного из домов. Франция, 1940 год.
Фото: автор неизвестен / частная коллекция Артура Бондаря
Немецкие военные в кузове военного грузовика. Франция, 1940 год.
Фото: автор неизвестен / частная коллекция Артура Бондаря
Убитый темнокожий французский солдат.
Франция, 1940 год.
Фото: автор неизвестен / частная коллекция Артура Бондаря
Немецкие военные вместе с местными жителями возле Вечного огня на Могиле неизвестного солдата на парижской площади Звезды (после войны ее переименуют в площадь Шарля де Голля) у Триумфальной арки. Памятник посвящен французам, погибшим в Первой мировой войне. Париж, Франция, 1940 год.
Фото: автор неизвестен / частная коллекция Артура Бондаря
Немецкие военные вместе с мулом в утреннем тумане. Франция, 1940 год.
Фото: автор неизвестен / частная коллекция Артура Бондаря
Немецкие военные возле солдатской палатки. Франция, 1940 год.
Фото: автор неизвестен / частная коллекция Артура Бондаря
Вид на улицу Руаяль в сторону площади Согласия со ступеней церкви Мадлен. Париж, Франция, 1940 год.
Фото: автор неизвестен / частная коллекция Артура Бондаря
Немецкие военные выходят из базилики Сакре-Кер на вершине холма Монмартр. Париж, Франция, 1940 год.
Фото: автор неизвестен / частная коллекция Артура Бондаря
Немецкие военные обедают во время привала.
Франция, 1940 год.
Фото: автор неизвестен / частная коллекция Артура Бондаря
Колонна немецких войск движется по разрушенному городу. Франция, 1940 год.
Фото: автор неизвестен / частная коллекция Артура Бондаря
Проводы из дома на фронт. Германия, 1940 год.
Фото: автор неизвестен / частная коллекция Артура Бондаря
Могила немецкого ефрейтора Теодора Лониена, погибшего 7 июня. Лафоо, Франция, 1940 год.
Фото: автор неизвестен / частная коллекция Артура Бондаря
Убытие немецкого военного в отпуск домой. Франция, 1940 год.
Франция в годы оккупации. Дневник наблюдательного эмигранта
Анджей Бобковский. Наброски пером (Франция 1940–1944) / Пер. с польск. и прим. Ирины Киселевой. – СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2021
Я чувствовал сейчас только любопытство, безудержное, густое, накапливавшееся, как слюна во рту. Смотреть, впитывать, запоминать. Я первый раз в жизни пишу, делаю заметки. И только это мне интересно.
Родился он в 1913 году, можно сказать, уже эмигрантом. Польского государства тогда на картах не существовало, отец Анджея был военным педагогом в Австро-Венгрии. Несколько позже Хенрик Бобковский стал генералом польской армии, участвовал в войне с Советской Россией. Анджей жил и учился в Кракове, где познакомился с будущей женой, художницей-декоратором Барбарой Битус, потом окончил Высшую школу экономики в Варшаве. В 1938 году Анджей получил место в горнорудной компании. В интеллектуальной среде Польши издавна сильна была космополитическая традиция: свободомыслящие поляки привыкли к изгнанию, научились трудному счастью быть гражданами мира.
Прекращение огня будто приободрило всех, в городке праздник
События между тем развивались для антигитлеровской коалиции по наихудшему варианту. Польша через месяц после начала войны вновь перестала существовать. Позднее, 8 декабря 1941 года Бобковский упомянет в дневнике о смерти Дмитрия Мережковского, чьими книгами мама практически кормила его. Зинаида Гиппиус тоже вела в 1939–1940 годах дневниковые записи: Друзья-убийцы сошлись в Брест-Литовске, делят полузадушенную Польшу… Англия и Франция обращаются с Польшей немного как Бог с Иовом; ничего, мол, терпите пока, а потом у вас будут новые дети, новые волы (20, 21 сентября 1939).
Полгода шла «странная война», пока немцы не опрокинули Западный фронт, поставив Францию на грань поражения.
Бобковский начал вести дневник в конце мая 1940 года, когда в воздухе повисли враньё и недосказанность (20 мая 1940). Есть в дневнике и ретроспективные записи о «странной войне»:
В ноябре прошлого года я видел, как военные расхаживали по городу в тапочках (21 мая 1940, о частях, потерпевших поражение в Арденнах).
В мирное время французы забыли о войне, во время войны они не смогли забыть о мире
Бобковский вел пространные дневниковые записи на протяжении четырех лет оккупации. Публиковать он их стал уже в 1945 году: фрагменты были изданы во Франции и Польше. В 1948–1950 годах готовилось полное издание на родине, но в итоге матери Бобковского тексты вернули. Дневник времён оккупации вышел во Франции в 1957 году, когда автора там уже давно не было. После крушения нацизма Бобковский активно участвовал в жизни польской эмиграции: состоял в организации «Независимость и демократия», подружился с Гедройцем и Чапским, его прозу печатали в «Трибуне» и «Культуре».
Но индивидуализм и космополитизм в душе Бобковского победили. В 1948 году они уехали в Гватемалу, как оказалось, навсегда. Кажется, кумиром Бобковского был Джозеф Конрад – эмигрант, космополит, странствователь. Конрад побывал в экзотических краях в первой половине своей жизни, у Бобковского получилось наоборот. Он продолжал свою литературную работу и в Гватемале, но там он предпочел иное призвание, начало которого, впрочем, зафиксировано ещё в военном дневнике: Я не пишу, не читаю, не думаю, а делаю модель старой французской авиетки. Захватывающее занятие. Вернувшись домой, молча склеиваю палочки, поглощенный проблемами сборки. Бася смотрит на меня как на полоумного и терпеливо мирится с беспорядком и мусором в комнате. Отличный способ расслабиться (1 июля 1943). В Гватемале Анджей открыл магазин моделей и крупный клуб авиамоделистов. К сожалению, в год издания дневника у него обнаружили рак. После мучительной борьбы с болезнью он умер от саркомы в 1961 году, сорока семи лет от роду.
Барбара пережила его на двадцать лет, занималась литературным наследием мужа, потомства у них не было.
Смотри также
Как воевала Франция
Событийная канва главного сочинения Бобковского, несмотря на катастрофический свой фон, почти лишена острых поворотов сюжета. С 12 июня по 3 июля 1940 года Анджей эвакуируется с частью фабрики (правильнее говорить о бегстве) в Каркассон, тогда как Барбара остаётся в Париже. Разумеется, в дневнике достаточно выразительных картин «французского исхода»: Все, что имело колеса, шло в ход. Какая-то старушка тащила тачки, полные барахла, а чуть дальше ехал трехколесный велосипед с ящиком у руля. На нем сидела еще одна старушка с большой собакой на коленях. Мужчина с трудом крутил педали (12 июня 1940).
И не подумаешь, что страна побеждена, совсем нет; люди как будто очнулись
После капитуляции Франции и упразднения Третьей Республики рабочие получают отпуск. Анджей подружился с польским пролетарием Тадеушем, вместе они предпринимают велосипедное путешествие: сперва к морю (в Грюиссан), потом по всему Лазурному Берегу, оттуда домой, в оккупированный Париж.
Бобковский отмечает облегчение, с которым народ встретил окончание странной и бесславной кампании: Прекращение огня будто приободрило всех, придало уверенности. Мне казалось, что они внезапно почувствовали себя так, словно им грехи отпустили. Герои, выполнившие свой долг до конца. В городке праздник. Бистро ярко освещены, двери широко распахнуты, алкоголь рекой и песни (24 июня 1940). Разгром и оккупацию Франции во Франции же пережила Гертруда Стайн. Третий том ее автобиографии посвящен войнам, главным образом, событиям Второй мировой войны. Впечатления Стайн о днях капитуляции очень схожи с дневниковыми записями Бобковского: Все были счастливы, потому что мужчины живы и многие уже вернулись домой. Трудности были, но главным образом личные – наличие бензина и сливочного масла… Я спрашиваю молодых людей, каково им, и они отвечают, что очень довольны – о, сейчас есть чем заняться, надо восстановить Францию, появилось будущее. И не подумаешь, что страна побеждена, совсем нет; люди как будто очнулись.
С октября 1940 года Анджей Бобковский снова в Париже, снова работает на военной фабрике в Шатильоне, помогает соотечественникам на службе, в полиции, в судах. В Сопротивлении не участвует, но и коллаборационистом, несмотря на то что фабрика вооружала вермахт, его назвать нельзя. Фактическая сторона жизни очень проста. Бобковский пишет в дневнике о случаях на работе, когда он помогал кому-то из поляков в сфере юстиции, о посещении театров и выставок, о процветании «черного рынка», об отпускном отдыхе в Бретани, об операции по удалению опухоли в январе 1944 года. Разумеется, Бобковский внимательно следит за международным и военным положением. Круг его общения: любимая и любящая Барбара, коллеги по работе (особенно, многодетная семья инженера Роберта), французские чиновники.
Анджей Бобковский с супругой Барбарой Битус, ПарижБобковский – внимательный наблюдатель и слушатель. На выставке импрессионистов он вспоминает слова жены о современном искусстве: У меня такое впечатление, будто это было нарисовано не кистью, а мозгом и нервами.
Товарищ по велосипедной одиссее Тадеуш – неиссякаемый источник народного юмора и мышления. Вернувшись в Париж, Тадеуш постоянно ездил к семье в Польшу, и в дни освобождения Франции Бобковский вел с ним воображаемый диалог: Здесь все гораздо мягче. Климат лучше, коровы не бодаются, собаки не бросаются на кошек, вместо клопов изящные блохи, немцы ведут себя по-человечески, а теперь вся Франция освобождается с букетами в руках, с переговорами, с плакатами, под наркозом (20 августа 1944). Но всё-таки главным содержанием дневника становятся мнения автора, основанные на личном опыте – наблюдениях и размышлениях.
Став очевидцем сокрушения и унижения страны и культуры, Анджей задумывается о причинах. На помощь приходят собственные впечатления:
Свобода духа превратилась в своего рода рабство духа
Вдоль дороги мы видели десятки домов, некогда жилых, иногда целые усадьбы: все заброшенное, гнилое, разбитое. В трех – четырех километрах от главной дороги можно найти места, где нет ни единой живой души.
Пустыня (1 июля 1940, близ Монтобана, у Тарна).
Я работаю на большой оборонной фабрике (5000 рабочих), где о научной организации труда только слышали. Может, потому, что она национализирована. Бухгалтерия велась таким образом, что ошибки любого рода считались не только возможными, но прямо-таки неизбежными. Результат: при каждой зарплате было в среднем три тысячи жалоб (17 сентября 1940).
Ц. рассказывал мне с типично французским объективизмом о лени и тупости французской молодежи, об упадке ремесел и о скандально низкой производительности рабочих. Никакой дисциплины и повиновения. Он преподаватель в училище при одной из фабрик. В качестве примера рассказал мне, что результаты психотехнических исследований при поступлении в училище ухудшаются с каждым годом. В этом году, например, некоторые 16-летние юноши не смогли написать, как они провели прошлое воскресенье (31 января 1941).
О кризисе бюрократической и образовательной систем Третьей Республики в то же время писал знаменитый историк и педагог Марк Блок, расстрелянный за участие в Резистансе.
Бобковский переходит в область историософских рассуждений, обдумывает сущность кризиса французской культуры: Франция перешла от свободы делать то, что нравится, к свободе не делать того, что непосредственно не подходит и что смущает, когда нет внутренней дисциплины. Это апатичная оппортунистическая свобода, все менее творческая, неповоротливая. Свобода духа превратилась в своего рода рабство духа, связанного одним и тем же неизменным идеалом. Франция машинально провозглашает изъеденные молью лозунги, реставрирует антиквариат и слепнет (8 марта 1943). Бобковский читает записки Юлия Цезаря, ищет и находит убедительные исторические параллели: Франция – это Греция периода римского завоевания.
Коммунизм морально вывел из строя Францию, Гитлер физически разгромил ее
Важной причиной поражения Франции писателю кажется влиятельность социалистического движения. Он пишет о коммунистической агитации на фабрике, о стремлении рабочих и профсоюзов ни в коем случае не превышать заниженные плановые показатели (напомню, что речь идёт о боеприпасах для французской армии).
Вывод Бобковского решителен: Коммунизм морально вывел из строя Францию, Гитлер физически разгромил ее (28 июня 1940). Позже они с женой знакомятся с польской еврейкой и ее партнёром – испанцем, республиканцем, журналистом, знавшим Пассионарию: И. описывает зловещую роль коммунистов в той ужасной революции, которая переросла в многолетнюю гражданскую войну. «Если бы не коммунисты, республика могла бы победить. Но они начали в Испании создавать Россию» (14 апреля 1943).
Бобковский пишет о повседневной жизни в новой реальности. Жестокость оккупантов, особенно поначалу, он не склонен преувеличивать: Победоносная армия ведет себя безупречно. Я не видел ни одного пьяного немца. Армия владеющих собой безумцев, выполняющая все указания главного врача, тоже безумца. Но впечатляет (25 ноября 1940). Лишь когда учащаются террористические акты резистантов и расстрелы заложников, Анджей говорит о промахах немцев. Внешне дела обстояли вполне благополучно: Париж по-настоящему хорош сейчас, когда нет машин и по улицам ездят пролетки и велосипеды.
Спокойствие. Погасли неоновые вывески, а из затемненных кафе долетают звуки вальса. Любые неприятности типа принудительной отправки рабочих в Германию происходят как бы вне реальности. Театры полны, в кинотеатры длинные очереди, женщины и мужчины одеваются элегантно, как никогда раньше. Никто не платит никаких налогов, черный рынок стабилизировался, и, если есть деньги, купить можно все. Верхом извращения являются тайные сеансы американских фильмов за большие деньги. Посмотрев Кларка Гейбла или другую звезду, испытываешь удовольствие от риска и ощущение участия в движении Сопротивления (21 ноября 1942).
Но в целом падение уровня жизни было несомненным. Достаточно привести длинную эпистолярную тираду Бунина. Он писал из Грасса в нейтральную Швецию своему благодетелю Сергею Циону: Что у Веры Николаевны, еще неизвестно, сейчас она в Ницце (куда и я поеду послезавтра), я отвез её на новые врачебные испытания, пока же врачи предполагают язву в желудке: вероятно, отравилась теми истинно страшными даже на вид ржавыми и закостеневшими в морской соли рыбками, что мы иногда покупаем как некоторое острое дополнение к гнилым «земляным грушам», коими мы почти исключительно питаемся за последнее время, иногда просто вареными в голой воде, иногда же поджаренными на какой-то сальной мерзости, называемой вежеталином, каковой вежеталин и эти «груши» добываются у нас теперь уже по записям, по карточкам и в бесконечном стоянии в очередях с пяти, с шести утра: Ривьера теперь – унылая пустыня, оживляемая только оазисами отелей, кафе и ресторанов для богатых людей, которые тайком и мясо, и макароны едят, и папиросы курят, платя за 20 штук «Caporal ordinaire» 60 и 70 франков, ибо законно выдаётся нам на 10 дней всего 40 штук этого черного горлодера, прежде продававшегося в табачных лавках за 2 франка пакет – в эти 20 штук, – вот еще одно тяжкое мучение для меня: не могу писать без куренья, всю жизнь писал с папиросой в руках, а вот теперь даже «Капораля» нет, ибо ведь это издевательство над курильщиком – 4 папиросы в сутки, – равно как и над пьющими вино, – а кто во Франции не пил вина буквально с колыбели? – получающими теперь один литр ординера на неделю (хотя еще имеющими возможность, – если угодно, – находить кое-где, иногда, как редкость, вино с ярлыком, – например, бордо или бургонское, прежде продававшееся за 5 франков бутылка, а теперь 60, 80, 100).
Не обходит стороной Бобковский трагедию Холокоста, хотя работавшие с рукописями писателя филологи отмечают, что фрагменты об антисемитизме в печатном виде сильно были сокращены. О самом явлении Анджей писал так: Некоторые нуждаются в антисемитизме, как в сигарете, черном кофе или алкоголе. У нас, особенно среди старшего поколения, он имел прежде всего характер вредной привычки. К сожалению, у молодых он часто приобретал форму наркотика (1 сентября 1940). Переходя к примерам, 15 декабря 1941 года он упоминает реакцию французов на сообщения о расстреле ста заложников – евреев и осторожный протест «Радио Виши», что подобные методы метят во французов: «Только сейчас, когда дело коснулось евреев, Виши протестует».
Во время облавы «Зелёный билет» – серии массовых арестов евреев во Франции. 14 мая 1941, ПарижГазеты французов лгут, перевирают факты в десять раз больше, чем немецкая пресса
Конечно, присутствуют в дневнике записи о коллаборационистах и резистантах.
Сторонний, но небезразличный летописец Бобковский критически оценивает тех и других: Каждое правительство в определенной мере является отражением народа. Францию в настоящее время невозможно идентифицировать с тем, что говорится и пишется официально, но и полностью разделить эти две вещи невозможно. Все еще находятся сотни «собачек» оккупации, готовых выполнять немецкие команды с большей самоотверженностью и рвением, чем это сделали бы сами немцы. Газеты французов лгут, перевирают факты в десять раз больше, чем немецкая пресса. На этом фоне «Дас Рейх» кажется честной газетой (18 февраля 1943).
Боршар считается коллаборационистом, и концерт превратился в политическую демонстрацию и соревнование зрителей. Весь фрагмент Дебюсси он играл под аккомпанемент будильника, заведенного в чьем-то кармане. Потом крики, гул и свист, смешанные с аплодисментами (7 февраля 1942).
Не без любопытства следит Бобковский за претворением в жизнь идеологических схем правительства маршала Петена: Люди отвернулись от модернизма.
Франция, будто предчувствуя свой конец, с придыханием смотрит назад, в те времена, когда она еще что-то собой представляла. Если так пойдет дальше, то после войны воцарится мода на шнуровку, кринолины, осовремененное ханжество, скромность и романтическую любовь (5 декабря 1942).
Подробнее о вишистской программе можно прочитать в художественной автобиографии о годах отрочества Франсуа Ожьераса, кстати сказать, сына польской художницы по росписи фарфора. Членство в молодежных организациях принуждало Франсуа сторожить железнодорожные пути (чтобы их не «похитили» резистанты!), обличать империализм янки, вставать в тысячерукий круг для приветствия Маршала. Ожьераса направляют вожатым в колонию для беспризорников, где его ужасают бедность и убогость их участи. Он бывает и в городских гетто, там в домах с двумя выходами потаенно живут евреи; дружит со спрятанным крестьянами молодым евреем, которого они заставляют нещадно трудиться.
Правительство Петена безоговорочно осуждало «новое искусство», именуемое «искусством инородцев», и почитало «истинно-французскими» образцами Клуэ, Бланша, Майоля.
Петеновский режим пропагандировал и поддерживал финансами «Возрождение ремесел» – своеобразный возврат к средневековью. В труппе маленького «пастушьего театра» Ожьерас гастролировал по Перигору с кукольными спектаклями; в мастерских Жана Люрса возрождал наряду с другими искусство гобелена. В 1968 г. Ожьерас предполагал, что проживи режим Виши долго-долго, могла бы возникнуть любопытная сельская культура осевших на земле интеллектуалов – возможно, регрессивная:
«Петэновская культура» – явление довольно странное и заслуживает пристального изучения, это была особая идеология, ориентированная на ветеранов минувшей войны и подростков; средний возраст в расчет не брали: одни были в лагерях, другие не желали принимать новые ценности. Идеология для стариков, мальчишек да одиноких матерей, которым только остается мечтать, – культ лесной жизни и бедности.
Немцы войдут в Россию и растворятся в пространстве, как кусок сахара в стакане чая
Так глубоко мысли Бобковского не простирались, несмотря на то что он восхищался французской культурой, не забывал ни на минуту о своем участии в «человеческой комедии» Бальзака.
Бобковский был поляком, и его мысли и чувства стремились на Восток. Он ждал, что немцы войдут в Россию и растворятся в пространстве, как кусок сахара в стакане чая (20 ноября 1940). Германию он ненавидел как любовницу или близкого, но предавшего человека, ненавидел за надругательство над европейской культурой, которую сами же немцы и создавали. В окончательную победу Германии Бобковский не верил, но полагал, что войны Третьего рейха непоправимо изменят судьбу Европы, подобно тому, как изменили ее войны Наполеона.
Сокрушение Гитлера он ставил в зависимость от России, которую не любил ничуть не меньше Германии. С Россией воевал отец Бобковского, ее не признавал его кумир Конрад.
О России говорят глупости, и даже наиболее здравомыслящие люди начинают поддаваться иллюзиям. Несколько дней назад я слышал: «Россия становится демократической». Вполне возможно, если Сталин приказал… Коммунизм – не проблема, за исключением того, что он связан с той исконной Россией, где людей учат «быть свободными», лупя их палкой по спине (2 января 1943).
Я использую как можно чаще слова «Россия» и «русские», потому что речь не идет о коммунизме или смене режима. Это пристройки, суть – Россия извечная, которая настолько не знает и не понимает, что такое свобода, что в ней не нуждается. Только Россия была способна создать из марксизма, из частично верной в свое время теории Маркса и его помощников такую карикатуру, такой «квадрат глупости», перед которым человек совершенно бессилен (13 августа 1944).
Самые большие страдания несут не физические мучения, не убийства и преследования, а чудовищная ложь и лицемерие
Несложно догадаться, что Катынская трагедия, которую обнародовала германская пропаганда, совершенно не удивила Бобковского: Убийство тысяч польских офицеров не было бы чем-то исключительным. Наоборот, довольно странно было бы, если бы их не убили. Это уничтожение части польской интеллигенции, о которой России известно, что она никогда не примирится с коммунистической программой.
Катынь – просто выполнение одного из пунктов программы «для Польши»… Жуткая, но превосходная карикатура в сегодняшней «Le Petit Parisien». Гигантский Сталин наклонился над маленьким Черчиллем и доверительно говорит ему, прикрыв рот рукой и глядя на силуэт польского офицера, стоящего спиной: «Место польского генерала не в Лондоне, а в Катыни» (15 и 27 апреля 1943). На последних страницах дневника почти одновременно поднимаются освободительные восстания в Париже и Варшаве, и Бобковский следит за кардинально противоположной реакцией антигитлеровских армий. Американцы и англичане ускоряют наступление на помощь парижанам, а советская армада замирает, и писатель уверен, что русские ждут гибели ещё нескольких десятков тысяч защитников свободы Польши: Девушка за рулем санитарной машины смотрит на меня и вдруг спрашивает по-английски, почему я плачу. – Я поляк и думаю о Варшаве. Они тут могут радоваться, нам еще рано. – Миг неловкого молчания. Девушка достает из кармана и угощает меня «Честерфилдом», бормочет что-то лишнее.
Я курил сигарету, думая, что в ней мир, который не в состоянии понять некоторых вещей (25 августа 1944).
Автор не может радоваться никакому исходу борьбы между двумя режимами, которые он считал равно преступными:
Самые большие страдания несут не физические мучения, не убийства и преследования, а чудовищная ложь и лицемерие, одухотворение и морализирование. Германии и России можно было бы все простить, если бы, совершая то, что они совершают, они не говорили (15 августа 1943).
Безработный поваренок, отрезающий тупым ножом голову де Лоне (комендант Бастилии), не был преступником, переполнилась чаша его терпения. Русский мужик, вспарывающий живот богача на Волге, был доведен до крайности. Не они были преступниками. В Судный день они обретут место среди праведников, хотя по их руках будет стекать кровь. А Марат, Робеспьер, Дзержинский, Сталин, Гитлер и Гиммлер, хотя, возможно, никто из них лично не убил ни одного человека, являются самыми ужасными преступниками.
Потому что они превратили слепое убийство в систему (11 августа 1943).
Вообще, мировоззрение Бобковского не дозволяет ему восхищаться и сочувствовать любым видам принуждения: Россия. Восхищение, безмерное и некритическое восхищение охватывает сегодня всех. Там, под Уралом и за Уралом, на чудовищных фабриках, заводах и в лагерях тысячи рабов-термитов куют оружие для термитов-воинов, чтобы победить другого термита, и весь мир превратить в большой термитник. Я ничем подобным не восхищаюсь. Предпочитаю восхищаться птифурами и красивыми молодыми девушками, не защищающими никакой Ленинград, для которых единственным Ленинградом является постель (31 января 1943).
Строки эти написаны, быть может, с тем излишним полемическим азартом, которым попрекали Бобковского его литературные друзья и коллеги. Но читатель должен понимать, что дневник оккупационных лет – это трен по гибнущей европейской цивилизации: Я сегодня совершенно ясно вижу, что мир не мог победить Германию просто потому, что он был другим, старым миром Свободы.
Мир свободы не мог противостоять хорошо организованному рабу (25 сентября 1940). Ход войны не вызывает у Анджея иных чувств, кроме отвращения: С Востока прет хам и варвар, с Запада на четырехмоторных летающих крепостях летит здоровое и румяное животное. А внутри европейский хам, делая вид, что защищает культуру, хочет уничтожить то, что от нее осталось (21 августа 1943, в заброшенном замке у Сент-Сюзана).
Проблему, скорее всего, не имеющую решения, Бобковский усматривал не только в развитии преступных политических режимов, но и в самом вырождении европейского человека, чья неповторимая индивидуальность оказалась подавлена «цивилизацией прогресса»: Вообще-то, человек всегда должен быть как белый лист бумаги, на котором есть место для всего. А на самом деле люди очень быстро становятся тетрадкой в клеточку или в линейку или вообще бухгалтерской книгой… люди стали столь же терпеливы, как бумага (27 августа и 15 сентября 1940).
Сколько людей сегодня думает? Они удовлетворяются разбросанными среди отупевшей толпы леденцами готовых ответов
Люди встают утром и спешат на работу, с которой чаще всего их ничего не связывает, в которую они не вкладывают ни частицы себя… Они возвращаются в дома, где, кроме, а чаще всего лишь нескольких личных вещей, им ничего не принадлежит… Все под пепельной завесой анонимности… Сколько людей сегодня думает? Они удовлетворяются разбросанными среди отупевшей толпы леденцами готовых ответов на все вопросы (10 января 1943).
Эту обреченную и прелестную культуру Европы внимательный взор Бобковского высматривает в любой повседневной сценке, чтобы запечатлеть для возможных потомков уходящую натуру: Приехал в Министерство труда поговорить с руководителем отдела иностранцев. Мне он очень нравится. Высокий, худой, изящный, в нем есть что-то прустианское. В прохладном кабинете на его столе стояли распустившиеся пионы, огромные и душистые…Он говорит, что стоит посмотреть «Антигону» Ануя. И вдруг останавливается: «Месье, в двухстах километрах отсюда идут ужасные бои…» (12 июня 1944).
Пожалуй, читателями своих мемориальных дневниковых записей автор подразумевал явное меньшинство. Остальным он предрекал милитаристскую деградацию: Миф, легенда посвящения, эпопея смерти манит каждое новое поколение. Через какое-то время Сталинград будет тем горящим кустом, с образом которого новое поколение захочет пойти вперед, навстречу смерти (6 февраля 1943).
История сложилась так, что Анджей Бобковский, будучи истинным патриотом польского народа и французской культуры, даже не пытался их защищать в годы войн.
Главной его любовью была свобода, о простых ценностях которой исчерпывающе и кратко написала Гертруда Стайн, товарищ по несчастью: Все, чего люди хотят, – быть свободными, чтобы не управляли, не угрожали, не направляли, не ограничивали, не обязывали, не пугали, не контролировали, они всего этого не желают, хотят свободы.
Сделанный сознательно выбор, по сути, обрёк Бобковского на вечное скитальчество, и ещё хорошо, что ему сопутствовала Бася, друг-жена. Об этом бегстве, которое прекратится лишь со смертью, Анджей написал почти на первых страницах своей книги: Жизнь давала нам тяжелые чемоданы и бесконечное число прощальных поцелуев. Тень этого таилась даже в самых счастливых наших мгновениях (12 июня 1940).
Битва за Францию | История, сводка, карты и бойцы
Адольф Гитлер
Смотреть все СМИ
- Дата:
- 10 мая 1940 г. — 25 июня 1940 г.
- Местонахождение:
- Лимбург Низкие страны Река Мозель Париж Река Рейн
- Участники:
- Бельгия Франция Германия Нидерланды Великобритания
- Контекст:
- Линия Мажино Фальшивая война Вторая Мировая Война
- Ключевые люди:
- Шарль де Голль Хайнц Гудериан Альберт Кессельринг Эрих фон Манштейн Эрвин Роммель
Просмотреть весь связанный контент →
Узнайте о вторжении Германии во Францию и нейтральных странах Бельгии и Голландии, а также об эвакуации из Дюнкерка
Посмотреть все видео к этой статье Битва за Францию (10 мая — 25 июня 1940 г.
) во время Второй мировой войны, немецкого вторжения в Нидерланды и Францию. Всего за шесть недель немецкие вооруженные силы захватили Бельгию и Нидерланды, вытеснили британский экспедиционный корпус с континента, захватили Париж и вынудили французское правительство капитулировать.
После немецкого вторжения в Польшу в сентябре 1939 года на Европу наступило полгода относительного спокойствия. В период, который пресса окрестила «странной войной», конфликт между Францией и Германией ограничивался 100-мильным (160-километровым) участком общей границы между рекой Рейн и границей с Люксембургом, и любое давление ограничивалось узкие участки этой области. Генерал Морис Гамлен, французский главнокомандующий, утверждал, что единственный путь Франции к успеху лежит в «расширении нашего фронта атаки» от реки Мозель до Маастрихта, Нидерланды, для продвижения через Бельгию и часть Нидерландов к нижний Рейн. Он подчеркнул, что, если Бельгия и Нидерланды не согласятся на это и если французское правительство не захочет нарушить свой нейтралитет, перспективы будут туманными.
Поскольку эта более широкая альтернатива была исключена, Гамелен не видел смысла в том, чтобы нести большие потери и подрывать боевой дух французской армии, продолжая наступление на участке Рейн-Мозель. Едва французы пробили передовые слои немецкой обороны на франко-германской границе, как немцы захватили Польшу и вернулись на Запад с большими силами. Французское командование приняло решение отвести свои дивизии под прикрытие собственной линии Мажино.
Немецкие подводные лодки провели период «странной войны», потопив множество торговых судов союзников, и немцы отправили дипломатические зонды в надежде, что мир, заключенный путем переговоров, позволит им закрепить свои и без того значительные успехи. Однако к началу 1940 года и немецкий лидер Адольф Гитлер, и союзники подумывали о расширении войны на Скандинавию. Первый лорд британского адмиралтейства Уинстон Черчилль сформулировал план минирования норвежского порта Нарвик, чтобы перекрыть поток угля из нейтральной Норвегии в Германию, а норвежский фашист Видкун Квислинг лично призывал Гитлера оккупировать его страну.
По мере того как ходили слухи о запланированном нарушении союзниками нейтралитета Норвегии, немцы начали подготовку к наступлению в Скандинавии. 7–8 апреля 19 г.40 г. англичане начали ставить мины в норвежских территориальных водах; к тому моменту, однако, немецкие планы были уже хорошо проработаны, и вторжение почти началось.
Рано утром 9 апреля немецкие войска пересекли датскую границу, и немецкие военные корабли вошли в гавань Копенгагена. Организованного сопротивления не было, и к полудню вся Дания была оккупирована. Одновременно с этим во фьорде, ведущем к Осло, появились немецкие военные корабли, а в небе над норвежской столицей роились немецкие самолеты. Норвежские береговые батареи оказали энергичную оборону Осло, потопив 9 немецких тяжелых крейсеров.0049 Blücher и проверка подхода немецких морских десантов. Однако эти усилия ни к чему не привели, когда немецкая парашютная пехота приземлилась на аэродроме в Осло и в тот же день захватила город. В других частях Норвегии немецкие войска захватили Берген, Тронхейм, Ставангер и Нарвик.
В течение двух дней немцы взяли большую часть стратегических центров Норвегии, и у норвежской армии так и не было реальной возможности мобилизоваться.
Викторина «Британника»
История: правда или вымысел?
Начиная с 14 апреля англо-французские союзники высадили экспедиционные силы на побережье Норвегии, в Ондалснесе и Намсусе возле Тронхейма в центральной Норвегии и в Нарвике на крайнем севере. Эти группы не могли доставить на берег тяжелую артиллерию или механизированное оборудование, а их противовоздушная оборона практически отсутствовала. Британская морская мощь не могла помешать передвижению людей и припасов из Германии, тогда как немецкая авиация оказалась более чем способной помешать высадке подкреплений союзников возле Тронхейма. После нескольких неудачных попыток проникнуть в Норвегию и соединиться с норвежским сопротивлением усилия союзников пришлось прекратить, а войска вывести, за исключением Нарвика. После этой операции, проведенной в первую неделю мая, немцы стали безоговорочными хозяевами южной и центральной Норвегии.
Силам союзников в Нарвике удалось взять этот город в начале июня, но через несколько дней они были отведены. Победа союзников при Нарвике была сведена на нет из-за острой потребности в войсках во Франции, где немецкий блицкриг быстро расправился с французской обороной.
Военные затраты на битву за Норвегию были относительно небольшими, в соответствии с размером задействованных сил. Британцы потеряли в ходе кампании несколько эсминцев, а авианосец Glorious был потоплен при прикрытии эвакуационных конвоев из Нарвика. Однако политические последствия потери Норвегии были немедленными и далеко идущими. Правительству британского премьер-министра Невилла Чемберлена, чьи военные действия были охарактеризованы бывшим премьер-министром Дэвидом Ллойд Джорджем как «всегда слишком поздно или слишком мало», 8 мая было вынесено вотум доверия. члены его собственной партии проголосовали против него, и его консервативное правительство было на грани свержения. Гитлера воодушевило слабое выступление союзников в Норвегии, и пока Чемберлен предпринимал последнюю отчаянную попытку спасти свою администрацию, Германия готовилась к новому наступлению.
Утром 10 мая немецкие войска, танки и авиация ворвались в Нидерланды. Через несколько часов Чемберлен объявил о своей отставке, и к тому же вечеру Черчилль был утвержден в качестве премьер-министра во главе правительства национального единства.
Оформите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту. Подписаться сейчас
Поражение на Западе, 1940
Вторая мировая война
Летом 1940 года немцы разгромили Францию и вытеснили англичан из Западной Европы. Гитлер быстро добился того, что его предшественники в Первой мировой войне не смогли сделать за четыре года. После эвакуации из Дюнкерка, когда их военная стратегия лежала в руинах, британцы оказались в одиночестве и им угрожало вторжение.
Солдаты в ожидании эвакуации, Дюнкерк, 1940 г.
Солдаты в ожидании эвакуации, Дюнкерк, 1940 г.
Гитлер перевооружается
последствия Первой мировой войны и восстановить господство Германии в Европе.
Почти сразу же началось перевооружение, и немецкая армия, флот и авиация расширились.
Стремясь вернуть утраченные территории, его войска вновь оккупировали Рейнскую область в 1936. В марте 1938 года немецкие войска вошли в Австрию для осуществления аншлюса (объединения) двух немецкоязычных стран. Французское и британское правительства ничего не сделали, чтобы остановить эти действия.
Гитлер и Муссолини на маневрах немецкой авиации, 1937 г.
Плакат о призыве в территориальную армию, 1939 г.
Мир в Мюнхене?
В 1938 году Гитлер потребовал присоединения к Германии немецкоязычной части Чехословакии, Судетской области. Опасаясь войны, к которой они не были готовы, Великобритания и Франция проводили политику «умиротворения».
Они договорились о сделке с Германией в Мюнхене в сентябре 1938 года при посредничестве итальянского диктатора Бенито Муссолини. Судетская область была оккупирована Германией, а вскоре после этого была захвачена вся Чехословакия.
Англо-французская решимость
Наконец, приняв, что Германию нельзя умиротворить, Великобритания и Франция активизировали свои военные приготовления и программы перевооружения. Они также дали общественные гарантии Польше, следующей цели Гитлера.
Чтобы выполнить свои континентальные обязательства перед французами, британцы также расширили армию. 19 марта39 марта было объявлено, что территориальная армия будет увеличена вдвое и составит 340 000 человек.
Призыв на военную службу
Закон о военной подготовке от мая 1939 г. обязывал всех британских мужчин, достигших 20-летнего возраста, служить в вооруженных силах в течение шести месяцев, а еще три с половиной года находиться в запасе. За этим последовал Закон о национальной службе в сентябре 1939 года, который требовал, чтобы все мужчины в возрасте от 18 до 41 года служили.
К концу 1939 года более 1,5 миллиона человек были призваны в вооруженные силы. Из них чуть более 1,1 миллиона отправились в армию.
Остальные были разделены между Королевским флотом и Королевскими военно-воздушными силами.
Вторжение в Польшу
После подписания пакта о ненападении с Советами Гитлер потребовал от поляков территориальных уступок. Им было отказано, и 1 сентября 1939 года немцы атаковали. Два дня спустя Великобритания и Франция объявили войну. Началась Вторая мировая война.
Подготовка немецкой пехоты в Доберице, 1938 г.
Немецкое наступление на Польшу, 1939 г.
Содружество в состоянии войны
Накануне войны британская армия насчитывала 750 000 обученных регулярных войск и резервистов в 50 регулярных и территориальных дивизиях. Эти дивизии были расквартированы по всему миру. Более 50 000 солдат базировались в Индии и гарнизонах к востоку от Суэца.
Британский экспедиционный корпус (BEF), отправленный во Францию в 1939 году, состоял всего из 10 дивизий. Это было относительно мало по сравнению с другими комбатантами. Но британцы также могли привлечь дополнительные дивизии из Австралии, Канады, Южной Африки, Западной Африки, Восточной Африки и Новой Зеландии.
Также на Индийском субконтиненте дислоцировалось около 200 000 человек индийской армии.
Генерал Морис Гамелен, французский главнокомандующий, инспектирует канадские войска в Олдершоте, 1939
Стратегия
В 1920-х и 1930-х годах британские и французские стратегические концепции находились в застое. Генералы рассчитывали на будущую войну, в которой будет преобладать оборона, а не нападение. Они считали, что стандартные бои будут развиваться медленно и в них преобладают пехота и артиллерия.
Два союзника возлагают большие надежды на линию Мажино, сильно укрепленную границу Франции с Германией. Игнорируя уроки, извлеченные во время сражений на Западном фронте в 1918 году, танки и авиация в основном играли вспомогательную роль.
Новое боевое обмундирование и снаряжение, выданное всем родам войск в 1939 году
Гибкая тактика
Немецкое стратегическое мышление сильно контрастировало с этим. Особое внимание уделялось быстроте принятия решений, быстроте маневра и децентрализованным действиям бронетанковых подразделений при поддержке мотопехоты и авиации.
Немцы шли на войну с меньшим количеством танков, чем у союзников, но сосредоточили их в мощных бронетанковых соединениях, а не рассредоточили. Хотя были офицеры союзников, которые понимали, что новая форма ведения войны возможна, не было предпринято никаких постоянных усилий для применения этих доктрин аналогично немцам.
Panzer II во время довоенных учений, 1938 год
Panzer II во время довоенных учений, 1938 год
Прибытие BEF
Британский экспедиционный корпус под командованием генерала лорда Горта начал прибывать во Францию 9 сентября 1939.
Следующие семь месяцев он провел в суровой зиме, тренируясь в боевой готовности.
К маю 1940 года в нем насчитывалось более 390 000 человек. Она состояла из пяти регулярных и пяти территориальных дивизий, дислоцированных на бельгийской границе, где, как и в 1914 мая ожидался главный удар немцев.
Генерал лорд Горт (слева) и генерал Морис Гамелен, 1939 год
Британские солдаты в окопах, 1939 год
Фальшивая война
Уверенные в силе линии Мажино, союзники были счастливы продолжать обороняться.
Помимо ограниченного наступления в районе Саара, они в основном ограничивались сбрасыванием пропагандистских листовок на немецкое гражданское население.
Вместо того, чтобы оказывать прямую военную помощь Польше, они сделали ставку на политику экономической блокады, которая постепенно истощит Германию. Позднее этот период был назван «странной войной».
Фиаско в Норвегии
9 апреля 1940 года Германия вторглась в Норвегию, чтобы обезопасить свои поставки железной руды. Гитлер также хотел использовать Норвегию в качестве базы для военно-морских операций против союзников. Страна была быстро захвачена, немцы использовали свою авиацию и десантников, чтобы обезопасить ключевые центры и разгромить слабые норвежские силы.
Затем британские и французские войска высадились в центре и на севере страны в районе Нарвика, Андалснеса и Намсуса. Однако их было слишком мало и они были слишком плохо вооружены, чтобы противостоять немцам. К началу июня положение стало безнадежным, и англо-французские войска были эвакуированы.
Бомбардировка в Нарвике, 1940 г.
«Мы высадились в Харстаде, который находился к югу от Нарвика… После приземления нас бомбили… и палубы были обстреляны из пулеметов… Думаю, мы потеряли около 20 человек… Корабль загорелся, и мы эвакуировались… Нас снабдили новый комплект, а затем отправился на грузовике с ротой № 2 на высокий склон горы в 3500 футов, и я помню, как взбирался на него. Теперь остальная часть батальона находилась под шквальным огнем. Они были захвачены, но выпутались… Было холодно, особенно ночью, пронизывающим холодом. А потом мы прошли 30 с лишним миль… У меня было много волдырей на ногах… в конце концов мы присоединились к батальону, но снова разделились, потому что они решили, что все это будет эвакуировано, и мы пошли в место под названием Бодо, где… … мы отплыли и со временем приземлились на Оркнейских островах ».
Полковник Дж. Келли вспоминает о своей службе в Норвегии в Ирландской гвардии , 1989 г.
Блицкриг
10 мая 1940 года немцы вторглись в Нидерланды, Бельгию и Люксембург. Используя методы «блицкрига» быстро движущихся бронетанковых формирований при поддержке штурмовиков, мобильной артиллерии и мотопехоты, они быстро сокрушили голландскую и бельгийскую армии.
Немцы с самого начала захватили инициативу, захватив ключевой бельгийский форт Эбан-Эмаэль дерзкой воздушно-десантной операцией.
Пленные бельгийские солдаты, 1940 г.
Брошенная французская экипировка, 1940 г.
Арденны
Британские и французские войска вошли в Бельгию, чтобы отразить атаку. Однако основные усилия немцев были направлены южнее. Группа армий «А» генерала Герда фон Рунштедта в составе 38 пехотных и семи бронетанковых дивизий продвигалась через леса Арденн, которые союзники считали непроходимыми.
Хотя многие французские части храбро сражались, мало что могло остановить немцев. Лучшие соединения союзников были задействованы в Бельгии, и не было централизованного стратегического резерва для реагирования на новую угрозу.
Экипаж французского танка сдается, июнь 1940 г.
Брошенная техника, Дюнкерк, 1940 г.
Союзники отрезаны
Немецкие танки форсировали реку Маас у Седана 13 мая 1940 г., обойдя линию Мажино. Прорвав там слабые французские силы, они устремились к побережью Ла-Манша, достигнув Абвиля 19 мая и отрезав войска союзников в Бельгии. В тот же день импровизированная контратака британских танков в южном направлении временно остановила 7-ю танковую дивизию у Арраса.
Но 26 мая, когда немцы продвигались на север, а бельгийское сопротивление рухнуло, лорду Горту было приказано эвакуировать через Дюнкерк как можно большую часть BEF.
«Любому, кого бомбила немецкая «Штука», это не нравится. Они завопили со своими ужасными сиренами, бомбя и стреляя трассирующими боеприпасами по беженцам, наводнившим дороги. Это было самое ужасное зрелище, которое я никогда не забуду».
Полковник гренадерской гвардии сэр Томас Батлер вспоминает об отступлении к Дюнкерку , 1940 г.
Немецкие солдаты собирают снаряжение союзников в Дюнкерке, 1940 г.
Немецкие солдаты собирают снаряжение союзников в Дюнкерке, 1940 г. отправлен обратно в Англию. Отчасти это произошло благодаря усилиям Королевского флота и сотен гражданских кораблей, пересекших Ла-Манш.
Это также было связано с настойчивыми действиями арьергарда в Булони, Кале и других местах, которые выиграли дополнительное время для эвакуации. BEF также воспользовался приказом Гитлера от 24 мая остановить его танки. В то время немецкая 1-я танковая дивизия находилась всего в 24 км (15 милях) от Дюнкерка.
«К тому времени, как мы достигли Дюнкерка, уже смеркались, и мы могли видеть яростно полыхающие костры, силуэты зданий в красном свете, это выглядело пугающе… войска можно было увидеть линиями, похожими на темных змей, уходящих в самое море, они казались переходить вброд к небольшим лодкам на некотором расстоянии от кромки воды. Перед нами маленькие лодки тоже подбирали людей с берега и отвозили их на корабли, ожидающие у берега».
Стрелок Аллан Барратт, Королевская артиллерия , 1940 г.
Разгром
5 июня 1940 г. немцы начали новое наступление со своих позиций на Сомме. После двух дней ожесточенных боев они прорвались к Руану и 9 июня форсировали Сену. В тот же день немцы атаковали Эну и в конечном итоге повернули в сторону Швейцарии, отрезав тысячи солдат, все еще удерживающих линию Мажино.
51-я (Хайлендская) дивизия, которая не попала в ловушку в Дюнкерке вместе с остальной частью BEF, была окружена в Сен-Валери-ан-Ко в Нормандии и сдалась 12 июня. На следующий день Париж был объявлен открытым городом, отказавшись от всех оборонительных усилий. Восемь дней спустя новое французское правительство под руководством маршала Филиппа Петена потребовало мира.
Британские военнопленные во Франции, 1940 г.
«Мы должны быть очень осторожны, чтобы не приписать этому атрибуты победы.
