Гонка вооружений чревата опасными последствиями для всех государств, но, в первую очередь, для России, Китая и США
Авторы доклада напомнили, что Генеральный секретарь ООН Антониу Гутерриш в прошлом году, представляя всеобъемлющую повестку дня в области разоружения «Забота о нашем общем будущем», предупредил об опасности новой «холодной войны», неограниченной гонки вооружений и возрождении роста напряженности между основными державами».
По словам экспертов, с тех пор ситуация только ухудшилась. Они отметили, что политические и военно-стратегические отношения между Соединенными Штатами и Российской Федерацией продолжали обостряться. В последнее время усиливается военно-стратегическая конкуренция между США и Китаем, особенно в контексте торговой войны.
Эксперты уверены, что эскалация гонки стратегический вооружений крупнейших государств, крах системы контроля над вооружениями, что проявляется как на официальных переговорах, так и на неформальных встречах, скажутся на безопасности всех государств.
«Однако в первую очередь это будет иметь негативные последствия для трех главных держав и приведет к росту взаимных подозрений и неопределенности между Вашингтоном, Москвой и Пекином», — отмечается в документе. Эксперты Института ООН предупреждают власти России, Китая и США, что гонка вооружений обернется огромными экономическими затратами, отвлечением ресурсов, которые могли бы быть использовать для решения серьезных, в том числе социальных, проблем в их странах.
Фоном для любого такого конфликта будет ядерная тень, а значит и опасность эскалации вплоть до ядерной черты, а то и за ее пределы
«Хуже того, вероятность ошибки или просчета только увеличивает опасность возникновения кризиса или конфликта с участием либо Соединенных Штатов и Российской Федерации, либо Соединенных Штатов и Китая», — говорится в документе.
«Фоном для любого такого кризиса или конфликта будет ядерная тень, а значит и опасность эскалации вплоть до ядерной черты, а то и за ее пределы», — полагают авторы доклада.
Доклад был подготовлен Институтом ООН исследованию проблем разоружения (ЮНИДИР). Он финансируется главным образом за счет добровольных взносов правительств и частных спонсоров. Наряду с сотрудниками, входящими в штат института, с ним сотрудничают приглашенные научные работники.
В мае прошлого года Генеральный секретарь ООН Антониу Гутерриш представил в Женеве новую всеобъемлющую повестку дня в области разоружения. Она направлена, в том числе, на уничтожение арсеналов ядерного и другого смертоносного оружия массового поражения. Пока существует это оружие, по словам Генсека, «механическая ошибка, оплошность человека или электронный сбой может стать причиной уничтожения всего человечества».
Доклад ЮНИДИР рассмотрят участники третьей сессии по подготовке Конференции участников Договора о нераспространении ядерного оружия, известного под аббревиатурой ДНЯО. Подготовительная сессия стартует 29 апреля. Сама Конференция состоится в 2020 году.
1 июля 1968 года 59 государств в Москве, Вашингтоне и Лондоне подписали Договор о нераспространении ядерного оружия.
В 1970 году он вступил в силу. ДНЯО закрепил статус ядерных держав за пятью государствами (Великобритания, США, Китай, СССР и Франция) и был призван предотвратить дальнейшее распространение ядерного оружия. С одной стороны, арсеналы стран ядерной «пятерки» были узаконены, с другой – все прочие страны, подписав документ, брали на себя обязательство не создавать и не приобретать ядерное оружие. Государства – члены «ядерного клуба» обязались не передавать технологии создания ядерного оружия и добиваться полной ликвидации ядерных арсеналов. В 1995 году срок действия Договора был продлен бессрочно. Сегодня его участниками являются 189 государств.
А сотрудники КГБ-то молодцы
прямая ссылка 15 февраля 2022 | 05:13
прямая ссылка 26 января 2022 | 21:24
прямая ссылка 21 июня 2021 | 08:32
прямая ссылка 27 апреля 2021 | 19:19
Парик на лысой голове Пеньковского? По-моему, это перебор
прямая ссылка 27 апреля 2021 | 01:14
прямая ссылка 27 марта 2021 | 22:13
прямая ссылка 23 марта 2021 | 09:14
прямая ссылка 22 марта 2021 | 03:01
Два человека против хаоса
прямая ссылка 17 марта 2021 | 12:17
К чему приводит дружба врагов
прямая ссылка 16 марта 2021 | 01:17 |
Но наши прокатчики решили не путать его с шедевром Шахназарова или не сводить к фильмам о «верблюдах» и привести к истории о шпионаже.
История Винна, такое ощущение, что была использована Джоном ле Карре для «Русского дома».
Но рекомендую поглядеть и саму историю Пеньковского в русских фильмах. И вообще, тут акцент на курьера, а не на предателя.
В интернете об этом полно информации. Впрочем, мы вряд ли когда-нибудь узнаем правду. Спецслужбы не любят делиться секретами с простыми смертными.
Московский отель ‘Виталий’ и весь остальной ‘русско-советский антураж’ — стоит отметить работу художников — в фильме аскетичная и холодная обстановка во всём. Перед нами холодное, но тем не менее напряжённое, и ‘повышающее градус’ повествование шпионского триллера. Сильный актёрский ансамбль фильма сумел передать всё внутреннее и молчаливое напряжение. Закрытый и скрытный Пеньковский которого играет Мераб Нинидзе, и простоватый и открытый Винн которого исполняет Бенедикт Камбербэтч — главные актёры здесь прекрасны и глубоки. Также на вторых ролях стоит отметить сильные работы Рэйчел Броснахэн, Джесси Бакли, Кирилла Пирогова и Марии Мироновой.
Серая, безликая, лишенная красок и наполненная классическими русскими условностями – именно в таком виде она предстала перед зрителем. Американцы до сих пор подчеркивают исконную любовь советского народа к лакомствам из водки и суховатого бородинского с черной икрой на обед; к сигаретам, чей дым витает в доме постоянно и к балету, на который стремилась попасть высшая знать, дабы доказать свое мнимое просвещение.
Ты становишься одинок и робок, агрессивен и беспомощен. Страх заставляет не спать по ночам, а редкие удовольствия постельных сцен обретают все большую ценность.
Но сожаление проскользнуло в его мимике лишь раз, лишь на минутных эмоциях. Ведь он знал, что долг его исполнен, что там, за кирпичными стенами тюрьмы, отозваны ядерные войска, что его семья жива и невредима и что его сосед-друг по несчастью не был покинут в трудную минуту.
Кафтан опять готов;
Этот — человек, а тот — словно машина. Бенедикт Камбербэтч в роли связника Гревилла Винна, на мой взгляд, несколько молодцеват. Малоубедительна его роль. Он словно только-только окончил институтский курс, колокольчиком в звоне заливается. И ещё эти усики смеха под носом… Лучше бы уж сразу бороду лепили.
Секреты государства отдаёт-продаёт противнику. Каков мотив? Спасти мир от ядерной войны? Так, во всяком случае, характеризует персону британский режиссёр Доминик Кук. Что ж, благородно. Герой! Но вот только вопрос — два года работы крота это что, ‘миссия борьбы за мир’? Всё новые и новые документы хозяевам! На еженедельной основе! Это уже нечто иное. Ладно бы раз-другой ‘стукнул’ и попросился на ПМЖ… Так нет же, системно сливал информацию. Гад! Как есть, гад! Кино для западного зрителя в ненавистничестве перед СССР готово.
‘Мы вас похороним’ — жизнерадостно говорит актёр, похожий на переевшего несвежих устриц первого президента СССР. Оказалось, что это Хрущёв. Весь фильм с его лица не сходит выражение брезгливости. Такое ощущение, что он бомжа унюхал. На самом же деле, его перекосило от напряжения. Классовые бои не проходят даром. Империалисты не дремлют. Холодная война держит всех в напряжении.
.. Простите, не смогла удержаться.
А ещё, мы видим, как злобные KGB-шники расстреливают предателя, прямо в каком-то цеху. С утра пораньше, вместо зарядки, мотивация такая, заряд бодрости на весь день. Ну, тем, кто жил в СССР, ничего объяснять не надо. Они помнят — пара расстрелянных с утра, и цех выполняет пятилетний план в три года. Обычное дело.
‘Razdevayssya! Bystro!’. Вот оно, русское гостеприимство!
Мужика даже уговаривать не пришлось, сразу согласился лететь в сердце вражеского государства. Ну а чё нет?
А то Москву демонстрируют, как мрачный, тихий, безлюдный город, где из каждого угла выглядывает Ленин, в виде памятника, бюста, портрета. И это не передача достоверности, это демонстрация виновника образования этого жуткого государства, где все шпионят друг за другом. Государство, где КГБ демонстрационно, без суда расстреливает изменников родины или запросто хватает на улице любого непонравившегося и увозят пытать, не задавая вопросов. Это то, что происходит в Москве. Мне страшно представить, что в других городах. А деревень, на самом деле, уже и нет, на их месте концентрационные лагеря, где томятся пойманные шпионы.
На западе все улыбаются во все зубы и пьют шампанское, на востоке ходят с мрачными лицами и пьют водку.
Где вы её увидели?
Оба фильма по всем признакам подпадают под оскаровский формат: громкие имена драматических актеров в главных ролях, невероятный сюжет на основе реальных событий мирового масштаба (в контексте ‘Игр шпионов’ еще и про спасение мира во всем мире), атрибуты золотой эпохи кино вроде лакированных ботинок, ретро-автомобилей и пышных укладок.
Один — профессионал, другой — дилетант, которого как раз такие же профи используют ‘в темную’. У первого — дочь, у второго — сын. Разница в менталитете, поведении, характере и внешности. Единственное, что их сближает — это патриотизм и любовь к алкоголю и табаку. Разница между героями, равно как и государствами, которые они представляют, показана практически безукоризненно и с минимумом клюквы в кадре (про хмурых консьержек-бабушек из отеля ‘Виталий’ и пафосные рассуждения о красной угрозе всему человечеству сейчас тактично промолчим).
Обывателей Союза здесь показывают с теплотой и даже некоторой любовью, мол это их деспотичное правительство застращало. С одной стороны, после родственного ‘Шпионского моста’, неожиданно в приятном свете изобразившего Рудольфа Абеля, можно простить Доминику Куку оправдание предателя Пеньковского, но ведь реальная история была не так однозначна, и многие факты трактовались или опускались лишь в угоду заокеанской версии. Стоит признать, что большинство известных эпизодов истории шпионажа Пеньковского было удивительно скрупулезно перенесено на экран, как антураж Москвы 60-х.
Но основное время, все-таки, было отдано центральному дуэту, а парочка западных шпионов, как и их коллега из КГБ просто двигали этот сюжет дальше, но каждый справлялся со своей функцией.
Все шло к тому, что окрепший Советский Союз и неуступчивые Соединенные Штаты могли сойтись в противостоянии, которое вполне могло бы обернуться Третьей Мировой Войной. Ситуация накалилась до предела, когда на Кубу были переброшены советские ядерные ракеты, а США посчитали своим долгом сделать ответный шаг. Как мы знаем, ценой неимоверных дипломатических усилий открытых боевых действий удалось избежать, но мало кто на самом деле задумывался, а кто именно помог разобраться в конфликте. Все внимание было направлено на Хрущева и Кеннеди, тогда как два человека рангом гораздо пониже, британец и русский, внесли свою неоценимую лепту в разрешение проблемы, последствия которой могли бы быть просто ужасающими.
И вот такую особенность Винна заприметили британские спецслужбы, решившие сделать бизнесмена своим тайным агентом.
Так что историческая стилизация здесь выше всяких похвал.
Они просят мужчину сотрудничать с ними в качестве их агента в России. Бизнесмен очень удивлен, ведь абсолютно ничего не смыслит в этих делах и не имеет никакого опыта. Но все же правительству нужен именно он – такой неприметный и неподозрительный, ведь, по мнению экспертов, на такого КГБ точно не обратит внимание, и он сможет спокойно выведывать нужную информацию и вести подпольную деятельность. Теперь Гревиллу предстоит отправится в Москву на спецзадание. Хоть его близкие очень переживают, но отказаться он не уже может. В России на Винна выходит русский полковник Олег Пеньковский, они договариваются о сотрудничестве. На свой страх и риск британский шпион отходит от строгих инструкций «начальства» и начинает вести свою игру. Но к каким же последствиям может привести такая, на первый взгляд, безобидная «дружба»…
Хорошо исполнил свою роль и Мераб Нинидзе. Он неплохо так добавил таинственности в общую атмосферу фильма. Вообще, мне очень польстило, что тут играет так много русских актеров. Но вообще это понятно: для воспроизведения нашей культуры и менталитета нужны настоящие россияне. Это так же необходимо, как и Кембэрбатч на роль англичанина. На самом деле, создателям удалось передать этот особенный дух, за что им большой респект. Ну и актерам, конечно, тоже респект!
Вот каждое движение, каждая фраза что-то значили и были важными для сюжета. Поэтому ничего нельзя было упускать! И это просто огромный плюс фильма: все так продуманно и взаимосвязано, что оторваться нереально.85 лет назад были установлены дипломатические отношения между СССР и США
На этой неделе исполнилось 85 лет со дня установления официальных дипломатических отношений между СССР и США.
В ноябре 1933 года было положено начало соперничеству и противостоянию, периоду «братства по оружию», кризисам, едва не столкнувших мир в пропасть войны, переговорам о мире и разоружении, «холодной войне», ее завершению и новому противостоянию. «Газета.Ru» поговорила с российскими и американскими экспертами о лучших и худших временах советско-российско-американских отношений.
После Октябрьской революции 1917 года США долгое время отказывались признавать советское правительство. В Америке были уверены, что новая власть не продержится долго, и поэтому решили занять выжидательную позицию. К тому же, большевики отказались выплачивать США кредиты, взятые царским правительством, что сыграло главную роль в нежелании иметь с ними дело.
Впрочем, уже во времена новой экономической политики советских властей, американские бизнесмены начали искать возможности установления контактов с СССР. Одним из них стал миллионер Арманд Хаммер, весьма удачно начавший бизнес с Москвой и который даже был на дружеской ноге с Лениным.
Однако полноценные дипломатические контакты были восстановлены лишь в ноябре 1933 года после визита советского министра Максима Литвинова в Вашингтон. 16 ноября 1933 года обе стороны обменялись нотами об установлении дипломатических отношений.
Тогдашний президент США Франклин Делано Рузвельт смотрел на ситуацию прагматично. Вашингтон начал беспокоить приход к власти в Германии нацистов, а также военное и политическое укрепление Японии: «…Когда Рузвельт принимал решение о налаживании отношений с СССР, он исходил из того, что на него оказывают давление группы бизнесменов и фактор международной обстановки», — так характеризовал ситуацию того времени директор Института США и Канады Валерий Гарбузов в одном интервью.
Американский самолет, друг советских летчиков
Налаживание связей между Москвой и Вашингтоном существенно помогло советской индустриализации.
По проекту американских специалистов был построен Сталинградский тракторный завод, спроектирован Магнитогорский металлургический комбинат, другие знаковые предприятия советской индустрии.
«Это был момент, когда рузвельтовская Америка развернулась к советской России и помогла создать здесь тот фундамент, благодаря которому страна выстояла войну», — говорит «Газете.Ru» американец, выходец из России Грег Вайнер, изучавший историю советско-американских торговых связей.
Несмотря на то что многие из тех американских проектов были сделаны на совесть, в СССР давали понять, что относятся к американским технологиям без пиетета. Оно было продемонстрировано в песне, звучавшей в любимой комедии Иосифа Сталина «Волга-Волга» 1938 года: «Америка России подарила пароход. С носа пар, колеса сзади, И ужасно, и ужасно, и ужасно тихий ход».
Правда, уже в период Великой отечественной советские военные сумели по достоинству оценить качество поставляемой по ленд-лизу американской военной техники: грузовики «Студебеккер», самолеты бомбардировщики B-52, истребители Bell P-39 «Аэрокобра». ««Аэрокобра» мне понравилась своими формами и главным образом, мощным вооружением», — писал о самолете легендарный летчик Александр Покрышкин.
Второй фронт США открыли достаточно поздно — летом 1944 года, однако в тот короткий период военное сотрудничество между двумя странами было беспрецедентным.
С июня по сентябрь 1944 года под Полтавой с разрешения Сталина появилась американская военная база. Американские бомбардировщики использовали ее для разведывательных и бомбардировочных полетов по объектам нацистов на территории восточной Европы.
В те времена Америка с большим воодушевлением следила за успехами Красной Армии, а Голливуд снимал фильмы, где говорилось о героизме советского солдата. Кульминацией советско-американского «боевого братства» стала встреча в Германии на реке Эльба.
«Наши гвардейцы сделали несколько выстрелов в воздух, и через несколько минут со стен крепости донеслось по-русски: Товарищи! Не стреляйте! Здесь союзники! Здесь американцы! Москва — Америка!»,
— так описывал встречу один из ее участников с советской стороны в книге «Встреча на Эльбе: янки встречаются с красными».
close
100%
Встреча на Эльбе советских и американских военнослужащих, 1945 год
ТАСС«Войну язык не поворачивается назвать лучшим периодом, но мы были союзниками», — говорит «Газете.Ru» профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге, историк Иван Курилла, который отмечает это время как одно из лучших в истории советско-американских отношений. В свою очередь, политолог и историк Сергей Станкевич также считает совместную борьбу США и СССР с нацистами «золотым веком» наших отношений.
«Золотой век» сменился глубокой заморозкой
Однако «золотой век» длился недолго. Через год после окончания войны в Фултоне прозвучала речь экс-премьера Великобритании Уинстона Черчилля про «железный занавес». После смерти Рузвельта, президентом стал довольно жестко настроенный к СССР и лично к Сталину Гарри Труман.
С приходом Трумана между СССР и США начался долгий период «холодной войны».
Помощник и переводчик президента СССР Михаила Горбачева Павел Палажченко считает именно этот послевоенный период «худшим» в истории советско-американских отношений. «Была упущена возможность сохранить отношения, сложившиеся в годы второй мировой войны», — говорит он «Газете.Ru».
«Разочарование в том, что советско-американские отношения оказались в глубокой заморозке», — вторит в беседе с «Газетой.Ru» ведущий эксперт Atlantic Council Мэтью Берроуз.
Эксперт отмечает, что даже знаменитый американский дипломат Джордж Кеннан, автор политики «сдерживания» СССР, не предполагал, что «холодная война» будет длиться столь долго. «И он также не хотел, чтобы политика сдерживания превратилась в политику более мускулистую, считая, что СССР сам обрушится из-за собственного веса».
В США в те годы было действительно немало политиков, которые относились к СССР и коммунистическому режиму без сантиментов, однако смерть Сталина и приход к власти Никиты Хрущева стала началом определенного улучшения отношений между странами.
Хрущев стал первым советским лидером, который совершил почти двухнедельный визит в США в 1959 году.
За это время он посетил несколько городов. Крепко сбитый, сам похожий на фермера со Среднего Запада энергичный Хрущев сразу же нашел общий язык с американскими земледельцами и вцепился в возможность выращивать кукурузу в СССР.
«Перегнать» Америку по мясу и молоку стало для Хрущева идеей-фикс, было ясно: СССР переходит от жесткого антагонизма к более прагматичным отношениям.
Однако все изменилось в разгар Карибского кризиса, который также случился при власти Хрущева, — в октябре 1962 года. Сегодня многие западные историки винят в нем СССР, который разместил ракеты на Кубе, забывая отметить при этом, что это было сделано в ответ на размещение США ракет на территории Турции, которые несли прямую угрозу СССР.
При этом все эксперты сходятся в одном — именно этот кризис поставил обе ядерные державы на грань реального ядерного конфликта. Его удалось решить дипломатическими средствами.
В этом проявилась мудрость политических руководителей обеих стран, которые начали понимать, что в подобном конфликте победителей не будет. Именно тогда, после того как кризис был разрешен — СССР убрал ракеты с Кубы, а США — из Турции, — между руководителями обоих государств появился так называемый «красный телефон» — линия прямой связи в чрезвычайной ситуации.
Здоровье в порядке, спасибо «разрядке»
Приход к власти в СССР Леонида Брежнева, а в США Ричарда Никсона стал возможностью для обоих государств извлечь уроки из Карибского кризиса. Так называемые конфликты «низкой интенсивности» в третьих странах, вмешательства в дела других государств двумя великими державами никуда не делись.
Однако стали более понятны правила игры — прямого столкновения необходимо избегать а ядерное оружие, которого накопилось много, необходимо сокращать.
Казалось бы, политические антиподы — «верный ленинец» Брежнев и юрист из семьи квакеров Ричард Никсон — были совершенно разными людьми.
Однако их объединял определенный консерватизм и политический прагматизм, который помог им найти общий язык и даже обрести определенную «химию».
Достаточно лишь посмотреть на фотографии времен визита Брежнева в Вашингтон в 1973 году. Кажется, речь идет о старых добрых приятелях, которые собрались на ланч после игры в гольф. Вот Никсон слегка придерживает за талию импозантного в те годы Брежнева, вот оба чему-то улыбаются.
В те годы казалось, что, несмотря на это «мирное существование», это не просто лозунг, и «холодная война» скоро закончится. И, как свидетельствует сенатор Джеймс Фулбрайт, Брежнев действительно произнес, что «холодная война», о которой мы беспокоились, закончилась».
Конечно, «холодная война» никуда не делась, однако провозглашенная СССР и США политика «разрядки» принесла свои плоды.
В мае 1972 года, между странами был подписан ключевой Договор по противоракетной обороне (ПРО), а также Договор по ограничению стратегических вооружений (ОСВ-1).
Начались переговоры о сокращении вооружений, сотрудничество в научно-технической и культурных областях.
Обе стороны стали активно торговать — в СССР закупали американские станки, а на полях Америки появились советские тракторы. «Тракторы «Беларусь» получали очень хорошие оценки и хорошо продавались. Но главной проблемой было то, что советская сторона не могла поставить достаточное их количество», — вспоминал в беседе с «Газета.Ru» американский бизнесмен Фрэнк Орбан, продававший советскую технику в США.
Как у союзничества времен войны, свой символ был и у политики «разрядки» — стыковка в космосе и совместный полет советско-американского корабля «Союз-Апполон». После стыковки произошло первая советская-американская встреча в космосе.
close
100%
15 июля 1975 года советский космический корабль «Союз» впервые в истории осуществил международную стыковку с американским кораблем «Аполлон»
NASAКомандир советского корабля Алексей Леонов пожал руку американскому командиру Томасу Стаффорду.
Их дружба, начавшаяся с этого рукопожатия, продолжалась долгие годы. Своего внука, американский астронавт назвал «Алексеем» в честь Леонова.
«В советско-американских отношениях «серебряный век» – это 1972-1979 годы, в отношениях — разрядка напряженности, договор по ПРО, ограничение стратегических наступательных вооружений, хельсинкские соглашения, полеты по программе «Союз — Аполлон» и рукопожатие в космосе», — говорит историк Сергей Станкевич.
Афганистан как конец и начало
Станкевич не случайно упоминает 1979 год как окончание позитивного периода. Значительное ухудшение отношений СССР и США произошло после вторжения Советского Союза в Афганистан, которое произошло в декабре 1979 года. По иронии судьбы, свергнув диктаторский даже по советским меркам режим афганского президента Хафизуллы Амина, Кремль предоставил прекрасную возможность американским «ястребам» поквитаться с советскими военными.
Хотя у власти находился вполне умеренный президент-демократ Джимми Картер, влияние на него стал оказывать «старый друг» СССР, советник по национальной безопасности Збигнев Бжезинский.
В знаменитом интервью французской газете Le Nouvel Observateur Бжезинский признается, что еще в июле уговорил президента США увеличить помощь моджахедам в Кабуле, «сознательно увеличивая шансы советского вторжения».
Афганистан стал последним опосредованным советско-американским противостоянием в новейшей истории. Это было тяжелое противостояние — и даже после того как советский лидер Михаил Горбачев принял решение о выводе войск из этой страны, моджахеды под руководством сотрудников ЦРУ продолжали совершать диверсии против советских военных.
После прихода к власти Горбачева в советско-американских отношениях начался новый период «разрядки». Сегодня этот период в России часто оценивают достаточно негативно, однако, по мнению бывшего замглавы МИД Анатолия Адамишина, Горбачев в тех условиях действовал правильно: «Был положен конец идеологической конфронтации между Востоком и Западом, прекратилась сорокалетняя «холодная война» с США, была остановлена гонка вооружений, разорявшая страну».
close
100%
Лидеры СССР и США Рональд Рейган и Михаил Горбачев на Красной площади во время визита американской делегации в Москву. 31 мая 1988 года
Ira Schwartz/AP«Я считаю период заключения соглашений по сокращению ядерного оружия — 1987-1991 годов лучшим периодом», — говорит помощник экс-президента СССР Горбачева Павел Палажченко.
Вопреки сложившемуся мнению, что СССР только «уступал» США, переговоры велись достаточно жестко. Один из собеседников «Газеты.Ru», работавший в ту пору в Госдепе, вспоминает, что американцы с уважением воспринимали аргументы советского маршала Сергея Ахромеева, который был достаточно «жестким переговорщиком».
Ведущий эксперт Брукингского института Стивен Пайфер, работавший во многих администрациях США, вспоминает 1986-1991 годы как «позитивный период» советско-американских отношений.
Среди достижений того времени — не только договор о Ракетах средней и малой дальности, а также договор о Стратегических наступательных вооружениях СНВ-1, но и диалог по самым разным аспектам международной безопасности.
close
100%
Сотрудник советской автоинспекции пробует американскую пиццу во время встречи лидеров СССР и США Михаила Горбачева и Рональда Рейгана в мае 1988 года в Москве.
Doug Mills/AP«Стороны начали более плодотворно обсуждать вопросы прав человека, нашли способ управлять воссоединением Германии, одновременно укрепляя безопасность в Европе (ДОВСЕ) и начали сотрудничать в решении региональных проблем, таких как арабо-израильский конфликт», — говорит «Газете.Ru» Пайфер.
Он напоминает, что диалог между СССР и США стал охватывать самые разные проблемы — от Латинской Америки и Африки, заканчивая арабо-израильским конфликтом. Все это были сферы, где США и СССР активно соперничали, говорит Пайфер: «Не все это соперничество исчезло, однако советские и американские официальные лица начали говорить о том, могут ли они сотрудничать для решения проблем так, как это было раньше».
Активный диалог шел и между обычными людьми. Пока последний американский перебежчик в СССР врач-онколог Арнольд Локшин говорил на советском телевидении о том, как его преследовали в США, советские люди и американцы общались друг с другом посредством телемостов.
Американские и советские врачи делились друг с другом профессиональным опытом, домохозяйки — рецептами пирогов.
Это было время, когда все (или почти все) американское воспринималось на ура — в Москве открылся первый «Макдоналдс», и впервые за много лет в кино русский вновь был положительным героем — по Красной площади в советской милицейской шинели шагал кумир советских подростков Арнольд Шварценнегер.
Но у медали была и другая сторона — часть влиятельной американской элиты по-прежнему воспринимала СССР как врага и не скрывала своего положительного отношения к росту недовольства центром в советских республиках.
«Холодную войну» закончили два раза
Официально «холодная война» между СССР и США завершилась 3 декабря 1989 года по итогам саммита между Бушем и Горбачевым на Мальте.
Как отметил в то время американский президент, «мы стоим на пороге новой эры советско-американских отношений».
До распада СССР оставалось всего два года — после того как это произошло, все эти слова оказались благополучно забыто. После перемен начались проблемы. «Очевидным стало неравноправие сторон», — говорит профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге Иван Курилла.
По иронии судьбы президент России Борис Ельцин вновь объявил об окончании «холодной войны» — в феврале 1992 года, встретившись все с тем же американским президентом Бушем-старшим. «Россия и США не воспринимают друг друга как потенциальные противники», — говорилось в новой совместной декларации.
Новая декларация потребовалась не только из-за преемственности. Для США Россия была уже другой страной, ее в США воспринимали как побежденного противника. «К сожалению, конец СССР был воспринят в США как американская «победа» в »холодной войне», — говорит Мэфью Берроуз из Atlantic Council.
«Многие в Вашингтоне даже в 1990-х годах — еще до подъема Китая — также интерпретировали это как то, что Россия сходила с мировой сцены как великая держава.
Таким образом, хорошие новости о завершении «холодной войны» заложили семена для последующего распада отношений.
США не понимают, почему Россия борется против мирового порядка, который устанавливают США. Русские не понимают, почему США не воспринимают их с уважением», — продолжает Берроуз.
Стивен Пайфер, который имел дело с Россией 1990-х годов во время работы в администрации президента Билла Клинтона, считает положительным, что в то время Москва смогла отринуть от себя «негативные аспекты советского прошлого».
«В конце концов, как и прибалты, украинцы и грузины, русские часто были жертвами советской системы», — полагает он. Сегодняшнее руководство России, продолжает эксперт, наоборот — «пытается обрести особый статус на постсоветском пространстве и даже предпринимает шаги по реабилитации Сталина (на официальном уровне реабилитации Сталина не проводится — «Газета.Ru»). Все это затрудняет отношения России и Запада», — говорит Пайфер.
Однако для Берроуза из Atlantic Council причина в другом: «Для многих американцев — и не только сторонников жесткой линии — Россия все еще является Советским Союзом.
Вы часто слышите, как в СМИ политические деятели, употребляют слово «советский», а затем поправляют себя. Незнание России после «холодной войны» широко распространено, и поэтому они опираются на те малые знания об СССР, которое у них есть: ГУЛАГ, кубинский ракетный кризис и интерпретируют все через негативную историю прошлого».
РСМД :: Последствия экономического подъема Китая: взгляд из США
В отчете Исследовательской службы Конгресса США «Экономический подъем Китая: история, тренды, вызовы и последствия для США», опубликованном в 2019 г., приводится анализ последствий роста экономического влияния Китая и его торгово-экономической политики для США. Несмотря на то, что крупный китайский рынок дает американским компаниям массу возможностей, по мнению Вашингтона, экономическая политика Китая наносит вред интересам США, а его экономическое возвышение угрожает существующему мировому порядку.
Отчет показывает, что США рассматривают Китай в качестве серьезного стратегического конкурента, который в любой момент может занять лидирующие позиции в мире.
В связи с этим американские политики вырабатывают стратегии взаимодействия с Китаем и пути его сдерживания. Важно отметить, что в США нет консенсуса по вопросам, связанным с КНР, именно поэтому в действиях Вашингтона порой прослеживаются ситуативность и бессистемность. На сегодняшний день перед США стоит сложная задача по балансированию между агрессивным противодействием Китаю для защиты своих интересов и разумным сотрудничеством с ним для извлечения максимальных выгод от его экономического подъема. На данный момент страх потерять статус мировой сверхдержавы заставляет США делать акцент именно на сдерживании и противодействии, которые наносят урон не только Китаю, но и другим странам, включая сами Соединенные Штаты. Сегодня становится очевидно, что сотрудничество двух гигантов дало бы миру значительно больше, чем их ожесточенное противостояние, но для этого странам нужно отказаться от мышления времен холодной войны и от игры с нулевой суммой.
В отчете Исследовательской службы Конгресса США «Экономический подъем Китая: история, тренды, вызовы и последствия для США», опубликованном в 2019 г.
, приводится анализ последствий роста экономического влияния Китая и его торгово-экономической политики для США. Несмотря на то, что крупный китайский рынок дает американским компаниям массу возможностей, по мнению Вашингтона, экономическая политика Китая наносит вред интересам США, а его экономическое возвышение угрожает существующему мировому порядку.
Китай был одной из самых быстрорастущих экономик в мире в последние несколько десятилетий, средний темп ВВП составлял порядка 10%. Всемирный банк описал это как «самый быстрый и устойчивый рост крупной экономики в истории». Подобные темпы роста позволили Китаю удваивать объем ВВП в среднем каждые восемь лет и вывести 800 млн жителей страны из бедности. Китай стал не только крупнейшей экономикой в мире по паритету покупательной способности (ППС), но и крупнейшим производителем, экспортером и держателем иностранных валютных резервов. Стремительный экономический рост Китая привел к существенному расширению его торговых связей с США и росту взаимной зависимости двух стран.
Совокупный объем торговли между ними вырос в более чем 130 раз — с 5 млрд долл. в 1980 г. до 660 млрд долл. в 2018 г. Помимо этого, Китай стал ключевым торговым партнером Соединенных Штатов, он является крупнейшим импортером и третьим по значимости экспортным рынком для США. КНР также выступает в качестве крупнейшего держателя Ценных бумаг Казначейства США (1,1 трлн долл. по состоянию на апрель 2019 г.), что помогает финансировать федеральный долг и поддерживать ключевую процентную ставку на низком уровне. Столь тесные связи между двумя крупнейшими экономиками в мире не могут не порождать сомнения и опасения со стороны США, многолетнее лидерство на мировой арене которых может быть подорвано.
Некоторые американские политики и исследователи утверждают, что Китай применяет недобросовестные торговые практики, например, занижение курса национальной валюты и субсидии отечественным производителям. Многие считают, что хищение прав интеллектуальной собственности (ИС) США и китайская промышленная политика, защищающая китайские отрасли и компании, подрывают конкурентоспособность американских фирм.
Помимо этого, американская сторона жалуется на многочисленные торговые и инвестиционные барьеры, ограничивающие продажу американских товаров в Китай или вынуждающие переносить производство в КНР для ведения бизнеса на китайском рынке.
Кто первый, кто второй?
Стремительный рост экономики Китая привел к дебатам среди экономистов о том, каков ее фактический размер и когда она сможет обогнать экономику США, позволяя КНР стать крупнейшей мировой экономической державой. По оценкам МВФ, ВВП КНР по обменному курсу 2018 г. составил 13,4 трлн долл., что эквивалентно 65% американской экономики. Многие специалисты считают, что использование номинального обменного курса для выражения данных статистики КНР в долларах США не позволяет оценить истинный размер экономики и уровень жизни в Китае по сравнению с США, поскольку он не учитывает разницу в ценах на товары в двух странах. Использование ВВП по ППС позволяет провести более точное сравнение экономических показателей разных стран.
По данным МВФ, цены на товары и услуги в Китае примерно вдвое ниже, чем в США. Корректировка этой ценовой разницы ведет к увеличению ВВП Китая с 13,4 трлн долл. (номинальный обменный курс) до 25,3 трлн долл. (ППС). Данные МВФ, основанные на ППС, свидетельствуют о том, что Китай обогнал Соединенные Штаты и стал крупнейшей экономикой в мире еще в 2014 г. Доля Китая в мировом ВВП по ППС выросла с 2% в 1980 г. до 18% в 2017 г., в то время как доля США сократилась с 24% до 15%.
Если говорить о таком показателе, как ВВП на душу населения, то в 2018 г. по обменному курсу в Китае он был равен 9 608 долл., что составило 15,3% от аналогичного показателя США. ВВП на душу населения при подсчете по паритету покупательной способности также возрастает с 9 тыс. до 18 тыс. долл., что, однако, составляет всего около 29% от уровня того же показателя в США. Таким образом, несмотря на то, что по размеру экономики Китаю уже удалось опередить Соединенные Штаты, ему потребуется еще много лет, чтобы уровень жизни в стране приблизился к американскому.
Основные долгосрочные вызовы, стоящие перед китайской экономикой
Сегодня Китай проводит серьезную реструктуризацию своей экономической модели. Политика, применявшаяся в прошлом для обеспечения быстрого экономического роста любой ценой, была весьма успешной. Однако она повлекла за собой ряд издержек, среди которых авторы отчета выделяют сильное загрязнение окружающей среды, растущее неравенство, избыточные мощности во многих отраслях, неэффективную финансовую систему, растущий корпоративный долг и многочисленные дисбалансы в экономике. Китай стремится разработать новую модель, которая способствует более устойчивому экономическому росту. Ее реализация рискует оказаться сложной задачей, если Китай не сможет эффективно провести экономические реформы. Многие аналитики предупреждают, что без них Китай может столкнуться с периодом стагнации и «ловушкой среднего дохода».
Одной из основных проблем, выделяемых Исследовательской службой Конгресса США, является неполный переход Китая к рыночной экономике.
КНР характеризует свою экономическую систему как «социалистическую рыночную экономику», что свидетельствует о возможности использования рыночных механизмов, хотя роль государства по-прежнему остается основополагающей. В Китае на сегодняшний день существует более 150 тыс. государственных предприятий, и, хотя их число сокращается, они доминируют в ряде секторов, включая горнодобывающий, нефтегазовый, коммунальные услуги, промышленность, телекоммуникации и транспорт. Госкомпании (ГК) в Китае составляют 50% от 500 крупнейших производственных компаний в стране и 61% от 500 крупнейших предприятий в сфере услуг. ГК стали не только доминирующими игроками на китайском рынке, но и превратились в мировых лидеров в ряде сфер. В 2016 г. в список «Fortune-500» вошли 103 китайские компании, 75 из которых были государственными. В 2019 г. в список вошли уже 129 китайских компаний.
Основу банковского сектора также составляют государственные банки, управлением которых занимаются кадры из Коммунистической партии Китая, что позволяет партийному и правительственному руководству страны оказывать влияние на банковское кредитование.
Исследовательская служба Конгресса США подчеркивает, что банковская система Китая лишена возможности распределять кредиты, исходя из рыночных принципов и оценки рисков, что ведет к колоссальным убыткам и росту задолженности. Центральное правительство Китая увеличивает банковское кредитование для достижения целевых показателей роста и ликвидации последствий глобальных экономических спадов. Долг местных органов власти также стал серьезной проблемой для китайской экономики и банковской системы. Для стимулирования экономики различных провинций местные власти учреждали так называемые Local Government Financial Vehicles (LGFV) для обхода лимита по долговой нагрузке, установленного центральным правительством. Угроза банкротства LGFV, которые финансировали крупные нерентабельные проекты, представляет особую проблему на фоне замедления темпов роста экономики. Стоит отметить, что, осознав данную проблему, в последние годы Китай начал отходить от системы, при которой повышение чиновника зависит от темпов экономического роста провинции, которой он руководит.
Это помогло избавиться от стремления добиться нужных экономических показателей ценой перекредитованности.
Несмотря на усилия по охране окружающей среды, которые в последние годы прикладывают власти Китая, проблема загрязнения все еще остро стоит в стране, что подчеркивают американские авторы в отчете. Китайская модель экономического роста основывалась на развитии тяжелой промышленности, большая часть которой является «грязной» и энергоемкой. По мнению исследователей, китайское правительство часто пренебрегало собственными экологическими законами, чтобы способствовать быстрому экономическому росту.
Китайская сторона сообщает, что правительство предпринимает шаги по сокращению потребления энергии, повышению эффективности соблюдения природоохранных законов, сокращению использования угля за счет расширения использования более чистых видов топлива, а также по переносу заводов дальше от крупных городских районов. Кроме того, Китай стал крупным мировым производителем и потребителем экологически чистых и возобновляемых источников энергии.
В январе 2017 г. китайское правительство заявило, что к 2020 г. потратит 361 млрд долл. на возобновляемую энергетику. Однако американская сторона подчеркивает, что такие усилия имеют неоднозначные результаты в контексте общего уровня загрязнения в Китае.
Вызовы, стоящие перед США
Быстрый экономический рост Китая и его превращение в глобальную экономическую державу привел к укреплению уверенности руководства страны в выбранной экономической модели. Многие американские эксперты считают, что сегодня главная задача США сводится к тому, чтобы убедить Китай в том, что он заинтересован в поддержании стабильности международной торговой системы, которая в значительной степени влияет на экономический рост КНР. А также в том, что продолжение экономических и торговых реформ — это верный путь к росту и модернизации экономики. Снижение торговых и инвестиционных барьеров приведет к усилению конкуренции в Китае, снижению издержек для потребителей, повышению экономической эффективности и будет стимулировать инновационное развитие.
Однако многие заинтересованные стороны в США обеспокоены тем, что усилия Китая по развитию инноваций и технологий могут привести к более активному вмешательству государства в деятельность китайских компаний путем субсидирования и использования дискриминационной политики, что может негативно сказаться на американских технологических компаниях.
В США существуют разные подходы к форматам взаимодействия с КНР. Некоторые поддерживают использование различных форумов и многосторонних площадок для выстраивания диалога с Китаем. Другие — смешанную политику, включающую прямое взаимодействие с Поднебесной в совокупности с более агрессивным использованием процедур урегулирования споров ВТО для решения проблем нечестных торговых практик Китая. Есть в США и те, кто видит в Китае растущую угрозу для экономики США и мировой торговой системы, они выступают за проведение политики сдерживания экономического роста Китая и использование соответствующих мер, включающих повышение тарифов, противодействие негативному влиянию промышленной политики КНР на американские компании.
Так, в мае 2020 г. на сайте Белого дома был опубликован «Стратегический подход США в отношении Китая», в котором выделены три группы вызовов для национальных интересов Соединенных Штатов, которые несет Китай. Речь идет об экономических вызовах, включающих протекционистские политики и практики Пекина, нарушение норм ВТО, кражу ИС, кибершпионаж, загрязнение окружающей среды и Инициативе пояса и пути (ИПП), призванных изменить международные правила в угоду КНР. Помимо этого, в документе выделяются вызовы американским ценностям и вызовы безопасности. Для военного сдерживания Китая в 2020 г. командование вооруженных сил США запросило у Конгресса 20 млрд долл. Очевидно, что противостояние двух стран в последние годы усиливается, что проявляется как в торговой войне и военном сдерживании, так и в политико-идеологической конфронтации, включающей распространение «политического вируса» на фоне COVID-19.
Серьезный вызов глобальным экономическим интересам США бросила китайская ИПП.
Хотя финансовая поддержка инфраструктурных проектов в ряде стран, оказываемая Китаем, может дать экономические плоды, американские политики выразили ряд опасений, согласно которым КНР будет использовать ИПП в интересах своих компаний и для распространения своей экономический системы в других странах, процесс реализации проектов не будет прозрачным, а участие стран в ИПП приведет к росту их задолженности перед Китаем. В ответ на это Китай регулярно подчеркивает, что ИПП — это экономический проект, который не имеет под собой политических мотивов. К тому же в последние годы китайская сторона стала более скрупулезно просчитывать экономическую рентабельность проектов в рамках ИПП во избежание ситуаций, в которых страна-заемщик не может выплатить кредит.
Таким образом, отчет показывает, что США рассматривают Китай в качестве серьезного стратегического конкурента, который в любой момент может занять лидирующие позиции в мире. В связи с этим американские политики вырабатывают стратегии взаимодействия с Китаем и пути его сдерживания.
Важно отметить, что в США нет консенсуса по вопросам, связанным с КНР, именно поэтому в действиях Вашингтона порой прослеживаются ситуативность и бессистемность. На сегодняшний день перед США стоит сложная задача по балансированию между агрессивным противодействием Китаю для защиты своих интересов и разумным сотрудничеством с ним для извлечения максимальных выгод от его экономического подъема. На данный момент страх потерять статус мировой сверхдержавы заставляет США делать акцент именно на сдерживании и противодействии, которые наносят урон не только Китаю, но и другим странам, включая сами Соединенные Штаты. Сегодня становится очевидно, что сотрудничество двух гигантов дало бы миру значительно больше, чем их ожесточенное противостояние, но для этого странам нужно отказаться от мышления времен холодной войны и от игры с нулевой суммой.
«Если говорить о холодной войне как о противостоянии двух идеологий — она не закончена»
Москву посетил известный французский политолог Тьерри де Монбриаль, уже 40 лет возглавляющий один из ведущих мировых центров международных исследований — Французский институт международных отношений (IFRI).
Корреспонденту “Ъ” Галине Дудиной он рассказал, в чем первопричина нынешнего кризиса в отношениях между Москвой и Западом, насколько ведущие европейские страны готовы отдалиться от США, чью нынешнюю политику критикуют все откровеннее, а также может ли «нестабильность в мировом масштабе» в итоге перерасти в глобальную катастрофу.
— В честь 40-летнего юбилея IFRI в Москве под эгидой «Трианонского диалога» и МГИМО был представлен перевод вашей книги «Русский дневник. 1977–2011». Пресс-секретарь президента РФ Дмитрий Песков, выступая на посвященном этому событию вечере, сказал, что в международных отношениях мы сейчас пытаемся выстроить новую систему координат и под нее же адаптироваться. Вы с такой трактовкой согласны?
— Если под системой координат понимать стройную, ясную систему международных взаимоотношений, которая позволяет делать точные предсказания,— то нет, о выстраивании новой системы координат пока говорить нельзя. Скорее мы переживаем переходный период, когда все слишком зыбко, а вместо нового мирового порядка — беспорядок, в котором проявляются отдельные характерные черты.
Во-первых, это изнашивание и разрушение послевоенной системы институтов. Они ослаблены и потеряли уважение даже со стороны США — страны, стоявшей у истоков их формирования. Во-вторых, это укрепление роли Китая. Китай (и кстати, ему на пятки наступает Индия) становится все более вероятным кандидатом на мировое господство и конкурентную борьбу за него с США. И в-третьих, это непрекращающиеся волны технологической революции: с конца 1960-х уже полвека информационная революция только набирает обороты. С вопросами технологий связан и экономический кризис 2007–2009 годов, от которого мы еще не вполне оправились. Мы видим, что технологии позволяют сегодня распространять не только информацию, но и эмоции, которые могут иметь дестабилизирующее действие, когда эхо точечного кризиса раскатывается далеко за его пределы.
Наконец, для начала XXI века характерен переход от либеральной глобализации к реакционному движению против негативных эффектов глобализации — в частности, рост неравенства по всему миру.
Кстати, увеличение неравенства — это одно из объяснений роста популярности популизма, который мы наблюдаем повсюду в мире.
— Что вы имеете в виду под либеральной глобализацией, можете привести пример?
— Смотрите, открытость мира повлияла не только на традиционные торговые связи, но и на прямые инвестиции. Местами даже возник их излишек. Например, мы в IFRI уже какое-то время наблюдаем за ситуацией с китайскими инвестициями в Европе. И если сначала, когда китайская компания купила крупнейший грузовой порт Греции в Пирее (сделка была оформлена в 2016 году.— “Ъ”) и китайцы планировали инвестировать в железнодорожную ветку от Афин до Будапешта, такая экстраординарная ситуация мало кого заботила, то теперь подобные вещи всех волнуют, вызывают эмоции, реакцию. А Китай стал одним из главных бенефициаров либеральной глобализации, что парадоксально для страны, которая по-прежнему заявляет о коммунистических принципах.
Эта либеральная глобализация зашла, без сомнения, слишком далеко, и теперь мы становимся свидетелями движения в обратном направлении — например, проявления протекционизма со стороны США.
— Целый ряд последних заявлений лидеров Франции и Германии говорят о критическом восприятии нынешней политики США. Это тоже следствие отката от либеральной глобализации? Насколько Европа готова отдалиться от США?
— Только частично. Да, то, что министр экономики ФРГ Петер Альтмайер говорит о необходимости если не ограничивать, то внимательно относиться к иностранным инвестициям, свидетельствует об изменении традиционного подхода Берлина. Но у реакции Германии на политику США есть и другие причины. США сегодня, по сути, объявили торговую войну — в том числе и своим союзникам, таким как Германия. С тех пор как (президент США.— “Ъ”) Дональд Трамп пришел к власти, он пренебрегал связями с Берлином, а с (канцлером ФРГ.— “Ъ”) Ангелой Меркель вообще вел себя по-хамски. Добавьте к этому историю с «Северным потоком-2», требования повысить расходы членов НАТО на оборону (а значит, покупать больше американского оружия), не слишком дипломатичные поучения со стороны посла США в Берлине о том, что им делать или не делать, и наконец, критику со стороны Трампа в адрес Евросоюза.
Все это способствует тому, что немцы действительно стали задаваться вопросами — немцы, которые до сих пор были безусловными сторонниками трансатлантического альянса.
— Выходит, что критическое отношение к США в Европе — это реакция на американскую политику, а не стремление европейцев стать более независимыми?
— После окончания холодной войны европейцы сами никогда не осмеливались ставить под сомнение сотрудничество в рамках Североатлантического альянса.
— Почему?
— Это удобно. Не надо задавать себе вопросы по поводу собственной обороны и безопасности. Честно говоря, в Европе только две страны пытаются как-то самостоятельно обеспечивать свою обороноспособность,— это Франция и Великобритания. Но наши возможности ограниченны.
При этом после распада СССР Евросоюз расширился на восток, и новые страны-участницы занимают куда более проамериканские позиции. Польша, Прибалтика — они по-прежнему одержимы навязчивыми идеями о российской агрессии.
— Сюда еще Швецию можно добавить.
— Да, и это очень любопытно. Швеция прошла удивительную эволюцию от страны, которая во времена СССР сохраняла нейтралитет, а теперь считает Россию главной угрозой. Этому немало способствовал лично (экс-глава МИД Швеции.— “Ъ”) Карл Бильд. Но кроме того, Швеция — это древняя страна, чья история знала славные времена. Думаю, теперь Стокгольм стремится играть большую роль во внешней политике и быть ключевым игроком в Северной Европе. Для этого нужно разыгрывать трансатлантическую карту. Выходит, что в Европе есть целый ряд государств, которые не хотят отмирания союзнических отношений с США, и это тоже одна из характеристик нынешнего периода исторической неопределенности.
Но я всегда повторяю, что процесс формирования Европы в ее нынешнем виде, европейской интеграции — это процесс, который занимает даже не десятилетия, а века. Думаю, что в 2150 году этот процесс так и не будет завершен.
— То есть вы видите историю Европы как некую эволюцию в одном направлении? Или может начаться период дезинтеграции?
— Конечно, может.
Риск, что начнется процесс деконструкции Евросоюза, существует. Но это только риск, сейчас такие предсказания делать трудно, и в ближайшие пару десятилетий ничего принципиально не изменится. У нас столько связей, что ЕС не может распасться, как СССР, и даже в юридическом плане это крайне сложно и долго — посмотрите на Великобританию. Неудивительно, что на фоне истории с «Брекситом» остальные европейские страны оставили подобные намерения. Ни одна страна, даже греки, не хочет сейчас выйти из зоны евро. Так что риск существует, но его не стоит переоценивать.
— Тем не менее ситуация в Европе сейчас меняется: выходит Великобритания, готовится покинуть свой пост канцлер Германии Ангела Меркель. В этих условиях французы и, возможно, лично президент Эмманюэль Макрон готовы подхватить падающее знамя европейского лидерства?
— Во-первых, Великобритания в любом случае останется одним из ключевых игроков для европейской безопасности и европейской экономики. Так что Британия останется тесно связана с континентальной Европой, прежде всего с Францией.
Во-вторых, у меня никогда не было ощущения, что Ангела Меркель — это лидер Европы. Раньше про Маргарет Тэтчер (премьер-министра Британии в 1979–1990 годах) тоже говорили, что она лидер Европы. На самом деле Германия вырвалась вперед за счет своей экономической мощи, но не политического авторитета. Что касается Франции, не секрет, что у нее есть значительные сложности с проведением экономических реформ. А если мы не ведущая экономика, вести, быть лидером в политике крайне сложно. Обратная ситуация, кстати, возможна: можно иметь мощнейшую экономику, но не претендовать на мировое господство, как Индия.
В общем, все говорит о том, что для того, чтобы построить общую внешнюю политику и политику безопасности, нужно еще очень много времени. Я вспоминаю 2011 год — тогда в разгар «арабской весны» наши друзья-поляки поучали нас, что нужно делать в странах Магриба и Ближнего Востока. Но у них же нет никакого реального опыта взаимодействия с этими странами, в отличие от Франции, Италии, Испании, чья история связана с этим направлением.
— А как вам сегодня кажется, вот эта борьба с авторитарными режимами на Ближнем Востоке ценой стабильности, она того стоила?
— Это вечная проблема. Если вы идеалист, вы скажете, что нужно сменить режим и заменить авторитарный режим либеральной демократией. Именно такого подхода придерживаются американцы (хотя их союзник Саудовская Аравия, насколько я знаю, далеко не образец добродетели). Я не хочу говорить об этом в ценностных категориях, но мы же видим, что в странах, где произошла смена власти, вновь укрепились авторитарные режимы. А «арабская весна», хотя это название очень неподходящее, в итоге повлекла за собой разрушительную гражданскую войну в Сирии с множеством жертв, которая до сих пор не закончена.
Хотя западный подход заключается в том, что между авторитарным и демократическим режимом интуитивно отдается предпочтение демократическому, тем не менее, если эта демократия не работает, нужно быть готовым искать компромиссы. Это более реалистичный подход.
И думаю, что сейчас западные страны постепенно возвращаются к приоритету стабильности над идеологией.
— А когда вы говорите о стабильности — какая она? Вы можете припомнить стабильные годы или десятилетия?
— Система взаимоотношений, сложившаяся после Второй мировой войны, стала стабильной после Кубинского кризиса. От катастрофы нас тогда отделяла настолько тонкая грань, что за этим кризисом последовали переговоры о разоружении и так далее. В итоге система стабилизировалась: ни США, ни СССР не хотели рисковать и развязывать ядерную войну. Я убежден, что ядерное оружие способствовало разрядке: если бы его не было, была бы Третья мировая.
А с падением Советского Союза все изменилось. Но разница в том, что сегодня можно говорить о нестабильности в мировом масштабе, и это что-то новое. Посмотрите — конфликты есть везде, кроме Азии (да и там есть проблема Корейского полуострова). Впрочем, «нестабильность» не значит «на гране катастрофы». Не думаю, что нас ждет катастрофа в ближайшие 10–20 лет.
Это скорее означает, что слабые импульсы могут иметь значительные и непредвиденные последствия.
— Вы впервые побывали в Москве в 1977 году, и в вашей книге говорите о том, что не стоит судить о стране, где никогда не бывал. А я хочу спросить о следующем этапе. Сегодня многие эксперты, ученые, дипломаты в Европе говорят о важности взаимоотношений с Россией, но складывается ощущение, что есть большая разница в подходах между экспертами и европейскими политиками, заявляющими о консенсусе в отношении РФ.
— Думаю, надо забыть тезис о том, что «Европа говорит одним голосом» во внешней политике. Если это однажды и станет правдой, то не скоро. Кроме того, я не думаю, что все эксперты способны, даже грамотно анализируя ситуацию, давать грамотные советы. Для этого надо быть не просто русистом, а мыслить глобально.
Наконец, надо отдавать себе отчет, что, например, по проблеме Крыма даже те, кто не разбираются в деталях, не могут сказать: забудем, мол. Потому что есть международное право, и в Хельсинкской декларации, которая по-прежнему в силе, есть пункт о неизменении границ.
Вы можете заметить в ответ, что Запад не раз также нарушал международное право,— и я скажу: да, это правда. А политика и дипломатия начинаются там, где мы все это признаем и говорим: «И что делать теперь?» В советское время Запад так и не признал аннексию Советским Союзом Прибалтики и Молдавии. Но это не мешало сотрудничать с СССР — просто мы не признавали присоединение. Мне сложно представить себе возвращение Крыма Украине, и возможно, через 20, 30, 40 лет сложится ситуация, когда мы вновь станем ближе с Россией, но продолжим не признавать то, что мы называем «аннексией» полуострова.
При этом я убежден, что истоки проблемы (нынешних отношений с Москвой.— “Ъ”) — в том, что после распада Советского Союза в Европе не было серьезной рефлексии на тему поиска нового формата взаимоотношений с Москвой. Не было стратегического видения.
— Это с чьей стороны ошибка, с обеих? Или российской стороне надо было быть более открытой, чаще приглашать экспертов, журналистов?
— Без сомнения, с обеих сторон.
В то же время в 1990-е годы в России нужно было выживать, а не заниматься визионерством. Так что этим следовало озаботиться Западу. Но такие, как я, кто искал, кто пытался анализировать политические перспективы, были в меньшинстве. При этом нельзя забывать, что в большинстве западных стран экспертами по России становились эмигранты, как сегодня главные в США по Ирану — это те иранцы, которые покинули свою страну. Это, конечно, усиливало идеологические аспекты.
Холодная война была войной идеологий: капиталистическая система против советской коммунистической идеологии или, если хотите, научного социализма. Распад СССР был воспринят в западных странах как поражение социалистической идеологии и как победа идеологии рыночной экономики и большей демократии. Но если говорить о холодной войне как о противостоянии двух идеологий, то она не закончена. И пора ее закончить: слишком много чего происходит в мире, не связанного с наследием холодной войны. И если мы не найдем средств утихомирить эти идеологические разногласия, расплачиваться придется всем.
Вопросы исторического прошлого в российско-японских отношениях — Московский Центр Карнеги
Считается, что у России и Японии нет настолько серьезных нерешенных проблем исторического прошлого, как у Японии и ее восточноазиатских партнеров, и потому исторические вопросы не могут стать камнем преткновения во взаимоотношениях Токио и Москвы. Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что исторические и историко-политические факторы не просто влияют на связи России и Японии, но и делают их одними из самых сложных и проблемных в регионе.
Проблемные точки истории
Дмитрий Стрельцов
Дмитрий Стрельцов — заведующий кафедрой востоковедения Московского государственного института международных отношений (Университета) МИД России, доктор исторических наук, профессор.
Для Японии актуальность исторической проблематики в отношениях с Россией во многом связана с увеличением роли популизма в принятии политических решений.
- Для России в силу большей централизации власти наиболее значимым становится образ Японии, который складывается у главы государства и представителей политического класса.
- В обеих странах укоренению стереотипов способствует школьная система преподавания национальной истории, которая нередко преподносит многие исторические факты в тенденциозном духе.
- Большую часть полуторавековой истории взаимных отношений Россия и Япония были врагами, соперниками, конкурентами.
- Сильный отпечаток в историческом сознании двух наций оставили в XX веке Русско-японская война 1904–1905 годов, интервенция японских войск на Дальнем Востоке в 1918–1922 годах, военное и политическое противостояние и столкновения на Дальнем Востоке в межвоенный период, Советско-японская война как часть Второй мировой, а также холодная война, в которую страны оказались по разные стороны баррикад.
- В советском общественном сознании Япония представлялась чуждой и враждебной, и вступление СССР в войну против нее воспринималось как акт высшей исторической справедливости.
- В Японии в оценках итогов Второй мировой войны преобладала точка зрения, согласно которой СССР нанес стране целый ряд исторических обид: вступление СССР в войну в нарушение советско-японского Пакта о нейтралитете, насильственное перемещение в СССР и использование подневольного труда более полумиллиона бывших военнослужащих Японской императорской армии, наконец, военная оккупация Южно-Курильских островов, которые являются, как полагают в Токио, исконными японскими территориями.
- Во время холодной войны Москва предпочитала воздерживаться от чрезмерных пропагандистских нападок на Японию по поводу ее военного прошлого, считая все «долги» погашенными обстоятельствами окончания войны и условиями послевоенного урегулирования.
- Все сложные вопросы русско-японских отношений в СССР считались урегулированными, а на исследование исторической подоплеки территориальной проблемы было наложено табу.
- В период интенсивного экономического роста Японии в 1960-х — начале 1970-х годов в советском обществе наблюдался всплеск интереса к Японии, которая была окружена флером загадочной страны.
Основные выводы и прогнозы
- В восприятии России в современной Японии доминирует мрачный образ страны, похожей на СССР, что во многом связано с жесткой позицией Москвы по территориальной проблеме.
- Образ Японии в российском массовом сознании гораздо более сложный. Существует несколько точек зрения на отношения с Японией, носителей этих взглядов можно условно разделить на «консерваторов», «реалистов» и «меркантилистов».
- У российских лидеров нет последовательной стратегии развития отношений с Японией, на передний план в зависимости от политической конъюнктуры могут выходить различные точки зрения.
- Стремясь создать условия для дальнейшей нормализации отношений с Токио, Москва принципиально придерживается нейтральной позиции по сложным историческим вопросам, которые стоят на повестке дня в отношениях Японии с ее восточноазиатскими соседями. В то же время в территориальном вопросе Москва демонстрирует все большую жесткость.
Введение
Тема исторического прошлого и исторической памяти в последнее время привлекает к себе все больше внимания — как фактор, влияющий на современные международные отношения и мировую политику. Для Восточной Азии эта тема имеет особенное значение, поскольку здесь острее, чем где-либо еще, стоят вопросы национальной гордости и национального достоинства, а субъективная оценка тех или иных исторических событий влияет на политическую практику. Ситуация в Северо-Восточной Азии (СВА) показывает, что историческое прошлое не только имеет значение для межгосударственных отношений, но нередко задает их повестку и даже общую политическую атмосферу. Спектр политизированных вопросов истории здесь исключительно широк — от наследия синоцентричного мира, основанного на иерархии взаимоотношений Китая и его стран-соседей, до сан-францисской системы послевоенного регионального устройства, которая резонирует в сегодняшней международной политике нерешенными территориальными конфликтами.
Приход России в регион и активное формирование ее отношений с соседями пришлись на вторую половину XIX века, то есть на самый поздний период истории синоцентричного миропорядка, который к тому времени уже переживал острый кризис. Россия остается чужаком в восточноазиатском регионе, она не несет бремени многовекового исторического прошлого и поэтому находится на особом положении среди прочих стран СВА — Японии, Китая и Кореи, отношения между которыми стали в последнее время заложниками страстей и эмоций. Рост националистических настроений в странах СВА сопровождается требованиями «исправить историческую несправедливость», «восстановить былое величие страны», «отомстить за давние обиды и унижения» и так далее, что обуславливает жесткость и неуступчивость их внешнеполитических курсов.
Несмотря на особое положение в регионе, Россия оказалась втянута в запутанные вопросы исторического прошлого, и в некоторых случаях они доросли до уровня крупных дипломатических проблем. В первую очередь речь идет о связях с Японией — пожалуй, наиболее сложных с точки зрения воздействия на них исторических и историко-политических факторов.
Данный материал — попытка проанализировать, какие из вопросов исторического прошлого по-прежнему актуальны для двусторонних отношений, в чем конкретно проявляется эта актуальность и как экстраполируется историческая память в сознании обеих наций на реальную политическую повестку дня.
Историческое знание о тех или иных событиях и действиях, а также субъективная оценка этого знания — неотъемлемая часть образа страны-партнера, который формируется у политической элиты и в общественном сознании в целом. Однако влияет на внешнюю политику России и Японии это историческое знание по-разному. Например, в Японии политические деятели находятся в гораздо большей зависимости от сложившихся в обществе стереотипов. Особенное значение фактор популизма приобретает в годы проведения всеобщих парламентских выборов, когда желание понравиться избирателям нередко превалирует над здравым смыслом и рациональным подходом к государственным интересам.
В России связь реальной политики с общественными настроениями носит гораздо более опосредованный характер.
В силу большей централизации власти и персонализированного характера президентской внешней политики наиболее значимым становится то, какой образ Японии сложился у главы государства, у его советников, у руководителей внешнеполитических ведомств и иных представителей политических элит.
Есть и общие для двух стран моменты. Как в Японии, так и в России укоренению стереотипов и предубеждений способствует школьная система преподавания национальной истории, нередко преподносящая многие факты в соответствии с политической конъюнктурой, а иногда и в тенденциозном духе. Нельзя также не учитывать и влияние средств массовой информации, комментарии и выступления лидеров общественного мнения — экспертов по стране-партнеру, влиятельных ученых, политологов, ведущих различных ток-шоу и так далее, формирующих через СМИ видение тех или иных вопросов двусторонних отношений.
Конечно, не следует преувеличивать роль общественного сознания в реальной политике: механизмов явного и прямого воздействия общественного мнения на принятие решений просто не существует.
Кроме того, власти имеют возможность манипулировать общественным мнением с помощью средств массовой информации, регулируя настроения граждан, меняя сложившиеся стереотипы и установки в соответствии с политической конъюнктурой. Впрочем, здесь не все так просто — элита сама может оказаться жертвой стереотипов, сформированных ею же в популистских целях: эти стереотипы приобретают материальную силу и овладевают умами властей предержащих.
Среди прочих ценностно-мировоззренческих ориентиров доминирующие в обществе взгляды на историческое прошлое являются, пожалуй, одними из наиболее консервативных, а их флуктуация оказывается заметной только на длительных исторических отрезках, проявляясь чаще всего с приходом нового поколения или новой исторической эпохи. Например, если взять историю российско-японских отношений, та же Русско-японская война 1904-1905 годов или японская интервенция на Дальнем Востоке России 1918–1922 годов совершенно по-разному воспринимались в СССР/России и Японии в довоенный и послевоенный периоды.
Не одинаково относились в обеих странах и к самой Второй мировой войне пережившее ее послевоенное поколение и поколение современное.
История взаимных отношений России и Японии насчитывает чуть более ста пятидесяти лет, и подавляющую часть этого времени Россия и Япония были врагами, соперниками, конкурентами. Были и многочисленные конфликты, и прямая военная конфронтация, взаимная враждебность и отсутствие доверия. Сильный отпечаток в историческом сознании обеих наций оставили Русско-японская война, интервенция японских войск в период «холодного мира» 1918–1922 годов, а по сути — военного и политического противостояния на Дальнем Востоке, во время которого стороны неоднократно вступали в локальные вооруженные конфликты, наконец, долгий период холодной войны, когда Япония и СССР оказались по разные стороны баррикад. Можно выделить, пожалуй, лишь три коротких периода весьма условного потепления отношений: 1909–1916 годы, когда страны впервые вплотную приблизились к установлению военного союза и даже успели оформить его юридически, 1941–1945 годы (период действия Пакта о нейтралитете) и 1956–1960 годы (краткий промежуток после подписания совместной Московской декларации до появления известной «ноты Громыко»).
С учетом этих обстоятельств исторический фактор является, пожалуй, одним из наиболее деструктивных в развитии двусторонних отношений. Как отмечал японский исследователь Хироси Кимура, они «всегда были настолько плохими, что возникла теория, что плохое состояние этих отношений является нормальным»1. Часто Россию и Японию называют «далекими соседями». По-видимому, исторически сложившееся чувство оскорбленного национального самолюбия — не самое лучшее условие для развития взаимных связей.
Япония и Россия: довоенный период
Как воспринимали Россию в Японии
Япония считала Россию угрозой задолго до прихода к японским берегам «черных кораблей» американского адмирала Перри. В середине эпохи Токугава японский мыслитель Хаяси Сихэй в своем трактате «Записки о морском вооружении державы» («Кайкоку хэйдан», 1786) ставил вопрос об «угрозе военного нападения России» и настоятельно рекомендовал перевооружить береговую охрану. На пути возможного продвижения России в южном направлении на Хоккайдо сёгунские власти создали буферное княжество Мацумаэ.
Свою лепту в создание негативного образа России внесли голландцы, которые нередко использовали собственное монопольное положение единственных легальных европейцев в Японии (1600–1867 годы) для дискредитации в глазах сёгуна других европейских стран, проявлявших интерес к Японии. Например, в 1771 году голландцы, переводя японским властям рассказ бежавшего из российской ссылки словацкого авантюриста Бенёвского, добавили туда сообщение об агрессивных намерениях России. Широкую известность получил в Японии инцидент с разграблением в 1806–1807 годах российскими военными кораблями под командованием лейтенанта Николая Хвостова и мичмана Гавриила Давыдова японских факторий на острове Итуруп и на Сахалине, предпринятым в отместку за унижение России из-за отказа представителя сёгуна двумя годами ранее принять российского посланца Николая Резанова.
Японцам хорошо известно и то, что в период Мэйдзи (23 октября 1868 года — 30 июля 1912 года) Россия была в числе держав, участвовавших в насильственном открытии страны и навязавших Японии неравноправные договоры.
Она же вместе с Германией и Францией вмешалась в 1895 году в реализацию итогов Японо-китайской войны и заставила Японию отказаться от части «справедливых» завоеваний, полученных ею по Симоносекскому миру (в частности, от Ляодунского полуострова). И хотя японская интеллигенция продолжала увлекаться русской культурой и называла Россию своим учителем, заметного воздействия на японскую культуру, быт, государственное устройство и военную политику Россия, в отличие от многих других стран Запада, не оказала.
Не способствовала формированию в Японии добрых чувств по отношению к себе и Советская Россия. События октября 1917 года всегда трактовались в Японии как черная и трагическая страница российской истории — школа и официальная пропаганда внушили большинству японцев самые негативные чувства к коммунистической идеологии. Японская военная интервенция в Россию в 1918–1922 годах подавалась как естественная реакция на приход к власти левых экстремистов, как меры по защите жизни и собственности проживавшей в России японской общины, насчитывавшей почти 6 тыс.
человек, а также как выполнение союзнических обязательств перед странами Антанты (войска были введены под предлогом борьбы с восстанием на Транссибирской железной дороге интернированных военнослужащих Чехословацкого корпуса). Кстати, термин «интервенция» при упоминании этих событий никогда не использовался — в Японии предпочитали говорить о «направлении войск в Сибирь» (сибэриа сюппэй). Затягивание вывода войск, продлившее японское присутствие до четырех лет, оправдывалось так называемым Николаевским инцидентом марта 1920 года, когда отряд анархиста Якова Тряпицына заживо сжег японский гарнизон Николаевска-на-Амуре и гражданских лиц, включая консула и его семью. (При этом, правда, не слишком акцентировался тот факт, что Тряпицын был вскоре расстрелян по приговору советского военного трибунала.)
Не испытывали японцы приязни к СССР и в межвоенный период — сталинский СССР однозначно воспринимался как враждебное государство, которое к тому же пыталось экспортировать в Японию с помощью Коминтерна чуждую коммунистическую идеологию.
Кроме того, по мере усиления в Японии роли военных СССР все чаще представал как потенциальный объект для территориальной экспансии, как лакомый кусок «жизненного пространства». После захвата Японией Маньчжурии в 1931 году штаб японской сухопутной армии ратовал за продолжение экспансии на север, разрабатывая соответствующие оперативные планы, и лишь военные неудачи в ходе конфликта с СССР 1938–1939 годов (столкновения у оз. Хасан и на р. Халхин-Гол) охладили пыл японских милитаристов, заставив выбрать для агрессии южное направление. Следует отметить, что культурные контакты между двумя странами не прекращались и в 1920–30-е годы, однако это не изменило общую картину настороженного и враждебного отношения к сталинской России.
Как воспринимали Японию в России и СССР
Образ Японии в России/СССР (точно так же, как и образ России в Японии) был скорее мрачным и враждебным. С конца XIX века, когда Япония предприняла экспансию в Маньчжурию и стала выходить на российские дальневосточные рубежи, в исторической памяти нескольких поколений подданных Российской империи, а затем и советских граждан подспудно стало формироваться представление о «желтой угрозе».
Враждебность по отношению к Японии усиливалась в периоды Русско-японской войны, военной интервенции Японии на советском Дальнем Востоке и конфронтации на маньчжурской границе и в Монголии в 1930-е.
Стоит отдельно выделить эмоциональный стресс, связанный с поражением в Русско-японской войне, нанесшим русскому народу большую психологическую травму. До и во время этой войны во многом стараниями официальной пропаганды в общественном сознании сложился образ японцев как коварных, злых и мстительных «инопланетян» — представителей совершенно иной, чуждой и недоступной для понимания культуры. Свою роль играл и расовый мотив — в глазах части российской элиты война с Японией была сражением белой и желтой рас, и поражение России как представителя белой, «превосходящей» расы означало уязвление ее национальной гордости. Нельзя не отметить, что первая победа «желтой» империи над «белой» имела большое психологическое значение для прочих азиатских народов, находившихся в колониальной зависимости от Запада, и воодушевила их на борьбу с «белым» империализмом, свидетельством чему явилась, например, революция 1911 года в Персии.
Следует учесть и то обстоятельство, что российское государство расширялось на восток, идеологически обосновывая экспансию цивилизаторской миссией в отношении азиатских народов. Нанесенные ей поражением в войне обида и унижение означали удар по идеологии имперского мессианства, основанной на культурно-цивилизационном превосходстве России по отношению к «варварской» Азии. Кстати говоря, именно на эту болевую точку — уязвленное в результате поражения самолюбие русского народа и копившуюся в нем жажду мщения — эффективно надавливал Иосиф Сталин, когда говорил 2 сентября 1945 года о причинах объявления войны Японии: «…поражение русских войск в 1904 году в период Русско-японской войны оставило в сознании народа тяжелые воспоминания. Оно легло на нашу страну черным пятном. Наш народ верил и ждал, что наступит день, когда Япония будет разбита и пятно будет ликвидировано»2.
До Великой Отечественной войны в сознании советских граждан, особенно в Сибири и на Дальнем Востоке, память о японской военной интервенции оставалась свежей кровоточащей раной.
Особенно мрачные воспоминания оставили в народе карательные акции, которые японские военные проводили, борясь с партизанским движением. Примером таких действий стало уничтожение японскими карателями 250 жителей села Ивановка Амурской области 22 марта 1919 года.
Официальная пропаганда подавала события недавнего прошлого с соответствующей идеологической обработкой, часто без достаточных документальных подтверждений. Например, большое распространение получил миф о сжигании казаками-белогвардейцами в мае 1920-го в паровозной топке переданного им японцами одного из красных командиров Сергея Лазо, хотя на самом деле Лазо был расстрелян. Миф этот оказался настолько популярным, что в 1970-е годы в Уссурийске установили паровоз, в топке которого якобы сожгли Лазо (потом выяснилось, что из-за спешки на постаменте оказался американский локомотив 1930-х годов) 3.
Японская интервенция на Дальнем Востоке считается большой трагедией, цепью страданий и унижений, сопровождавшейся гибелью невинных людей.
В отличие от войны 1904–1905 годов, она была первой за всю историю отношений с японцами войной на российской территории и поэтому воспринималась как священная борьба с иностранными поработителями. Однако в национальном сознании советского народа японские оккупанты не оставили такого глубокого следа, как в Китае двумя десятилетиями позже. Дело в том, что поражение, разоружение и унижение Японии во Второй мировой войне дало советским людям чувство морального удовлетворения, позволившее им простить Японии грехи ее прошлого.
Мрачный образ враждебной Японии продолжал превалировать и после ухода японских войск, несмотря на нормализацию политических отношений с Токио в 1925 году. Как полагает исследователь Анастасия Ложкина, «к концу 1920-х годов в советском общественном сознании сформировался негативный образ Японии. Он состоял из мифологизированных представлений, стереотипов, сложившихся во второй половине XIX века, личных впечатлений, полученных в период Русско-японской войны и интервенции… Несмотря на трехсотлетнюю историю взаимоотношений, представления о дальневосточном соседе были достаточно ограниченными, это, конечно, накладывало определенный отпечаток на принятие политических решений советским руководством, на восприятие советским обществом картины мира»4.
Большое значение в довоенном восприятии Японии играл страх, не всегда рационально обусловленный. Япония представлялась в основном агрессивной державой, стремившейся напасть на СССР и отторгнуть его дальневосточные владения. Особенно после событий начала 1930-х, когда Япония оккупировала Маньчжурию и зона военного противостояния расширилась на всю протяженность маньчжуро-советской, а также маньчжуро-монгольской границы. В регионе началась гонка вооружений, напряженность на границе вылилась в реальные военные столкновения, а в 1935 году из-за провокаций Москве пришлось согласиться на продажу контролировавшемуся Японией марионеточному государству Маньчжоу-Го Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД). Логичным завершением усиливающейся конфронтации стали в 1938–1939 годах вооруженные столкновения на озере Хасан и реке Халхин-Гол. В 1936 году Япония присоединилась к антикоминтерновскому пакту, а в 1940 году окончательно сделала выбор в пользу военного союза с Германией и Италией, направленного против СССР.
Таким образом, события первой половины XX века остались в памяти народа как свидетельства агрессивного курса Японии по отношению к России/СССР, который с течением времени только ужесточался. Это стало почвой для широких антияпонских настроений в массах, Япония представлялась чуждой и враждебной страной. Именно поэтому вступление СССР в войну против Японии (официально мотивированное в заявлении советского правительства необходимостью ускорить окончание Второй мировой войны), а также ее быстрый военный разгром воспринимались в народе как акт высшей исторической справедливости.
Память о Второй мировой войне как основа национальной идентичности СССР и Японии
Память о войне как основа национальной идентичности СССР
В результате Второй мировой войны СССР избавился от статуса изгоя и вошел в число держав, стоявших у истоков Ялтинско-Потсдамской системы. Именно на постулате о мессианской роли СССР и его особом статусе демиурга послевоенного мироустройства Советский Союз, а после его распада и постсоветская Россия формировали свою международную идентичность.
С течением времени этот образ только укреплялся: если в первые послевоенные годы, когда холодная война еще набирала обороты, а ядерный конфликт с Западом не казался чем-то нереальным, Москва готовилась к новому переделу мира и поэтому не особенно заботилась о выстраивании «цивилизованных» отношений с Западом, то со второй половины 1950-х, после смерти Сталина, появились новые акценты. Политика мирного сосуществования двух систем привела к росту экономических и гуманитарных связей с Западом, в середине 1970-х была провозглашена политика разрядки, отпала потребность в тотальной демонизации бывших союзников в лице США, ФРГ, Великобритании и Франции. Международный авторитет СССР в глазах мира стал в гораздо большей степени опираться на его статус победителя во Второй мировой войне и одного из основателей ООН.
Советская идентичность, основанная на победе в Великой Отечественной войне, включала в себя и элементы виктимности. В их появлении сыграли свою роль неудачи экономической политики: нужно было оправдать хроническое отставание в соревновании с Западом огромными военными потерями.
Идеологема Великой Победы подразумевала акцент на колоссальном объеме потерь, понесенных советским народом. Если при Сталине говорили о 8 млн погибших в годы Великой Отечественной войны, то при Брежневе цифра выросла до 20 млн, а в постсоветский период — до 27 млн человек. Другой темой, дававшей почву виктимности, стал вопрос о позднем открытии англо-американскими союзниками второго фронта, что привело к огромным дополнительным потерям советских войск.
Ощущение виктимности оправдывало в общественном сознании идею милитаризации, приоритет военного строительства над мирным экономическим развитием, готовность нести жертвы во имя безопасности в той форме, как ее понимали советские лидеры. Психологический комплекс «осажденной крепости», сформировавшийся в довоенные годы и получивший существенную поддержку в период войны, оказался действенным средством поддержания лояльности власти в широких слоях советского общества и после войны, что способствовало стабилизации и внутренней консолидации дряхлеющего режима.
По мнению американского исследователя Джозефа Фергюссона, русские «чувствуют, что, поскольку Россия победила в войне, территории, которые она получила, были завоеваны путем жертв. В современной России… победа во Второй мировой войне являет собой в полном смысле слова великое историческое событие XX века, на которое россияне могут указывать с чувством гордости. Отсюда нежелание России поступаться территориями, которые она приобрела от Германии (Калининград) и Японии (Южные Курилы)»5.
Память о войне как основа национальной идентичности Японии
Парадоксальным образом комплекс виктимности сложился и у Японии, но в ее случае он был основан на неоднозначном отношении к событиям Второй мировой войны. Комплекс виктимности, создававший чувство психологического комфорта, вместе с негативным отношением к милитаристскому прошлому сформировал в массовом сознании сложную этико-философскую конструкцию, которая способствовала становлению послевоенной идентичности Японии.
Многие в Японии считали, что видение истории, согласно которому страна предстает в неприглядном свете, является продуктом политической пропаганды и не соответствует действительности и что японская армия в 1930-е сражалась за правое дело — освобождение угнетенных народов Азии от белых колонизаторов. Комплекс виктимности подпитывался аргументами о том, что японцы во Второй мировой войне понесли огромные потери и испытали неописуемые страдания, а потому уже с лихвой искупили свои грехи. Из 74-миллионного населения Японской империи за время войны погибло около 3 млн человек, в том числе около 800 тыс. мирных жителей. В атомных бомбардировках Хиросимы и Нагасаки погибло несколько сотен тысяч человек, страдания хибакуся (тех, кто выжил) продолжались на протяжении многих послевоенных десятилетий. Практически все японцы знают и о ковровых бомбардировках Японии с воздуха американцами весной — летом 1945 года.
Кроме того, особый упор делался на факты, которые подтверждают тезис о несправедливом отношении союзников к поверженной Японии.
Широкое распространение получила теория о том, что Токийский трибунал был «судом победителей», а его решения были изначально необъективны. Осужденные и казненные по решению трибунала военные преступники класса А, в соответствии с данной теорией, уже «искупили грехи» нации, а потому их канонизация в храме Ясукуни не представляет ни юридической, ни этической проблемы. Согласно распространенной точке зрения, японские лидеры уже и так неоднократно извинились за военное прошлое, а своей экономической помощью Китаю, Южной Корее и другим странам Азии Япония с лихвой искупила былые грехи, то есть проблему можно считать исчерпанной. К тому же выросло новое поколение, которое не обязано извиняться за грехи отцов. Так, депутат ЛДП Санаэ Такаити в 1995 году заявила в ходе дебатов по поводу резолюции, посвященной 50-летию окончания Второй мировой войны: «Поскольку я не являюсь частью поколения, прошедшего войну, я не испытываю чувства раскаяния»6.
Свою роль сыграло и то, что, по сравнению с Германией, масштабы послевоенных политических чисток в Японии были довольно умеренными.
Борясь с коммунистической угрозой, американские власти фактически пошли на сделку с тогдашним японским политико-бюрократическим истеблишментом, приостановив в период «обратного курса» реализацию массовых чисток государственного аппарата по германской модели, а затем вообще освободили его представителей от ответственности за сотрудничество с милитаристским режимом. Достаточно снисходительными к Японии были и условия Сан-Францисского мирного договора 1951 года, по которым Япония практически полностью освобождалась от репараций.
Становлению ощущения виктимности способствовало и то обстоятельство, что большинство стран, воевавших против Японии и пострадавших от японской агрессии, в первые послевоенные десятилетия старались не привлекать излишнего внимания к преступлениям японского милитаризма. В коммунистическом Китае в 1950–60-е годы критика Японии и даже напоминание о перенесенных китайским народом страданиях считались «нетактичными». Пекин не хотел лишний раз раздражать Токио: целью Компартии Китая (КПК) было вырваться из дипломатической изоляции и получить дипломатическое признание западных стран и Японии.
Кроме того, в официальной китайской историографии японская военщина была не самым опасным врагом — гораздо более страшным считался чанкайшистский режим. Наконец, в рамках коммунистической идеологии превалировало представление о необходимости разделения ответственности народа и власти: японский народ, согласно этому взгляду, сам был жертвой относительно немногочисленной клики милитаристов, а обвинять в преступлениях весь народ нельзя. Именно поэтому крупных расследований преступлений японцев в 1950–60-е годы в КНР практически не проводилось. Не поднимал в переговорах с японцами Пекин и проблему репараций даже тогда, когда накануне восстановления двусторонних отношений у Китая было гораздо больше оснований для постановки этого вопроса.
Достаточно либеральным было отношение к «историческим грехам» Японии и в Соединенных Штатах. Отчасти это было связано с тем, что фокус внимания официальной американской историографии был сосредоточен на тихоокеанской войне (Pacific War), то есть на операциях с участием армии США в бассейне Тихого океана, тогда как боевые действия Японии в Китае и других странах Восточной и Юго-Восточной Азии, по сути, оказались на периферии исследовательского интереса.
В вину Японии американцы главным образом ставили нападение на Перл-Харбор, для них оно перевешивало любые действия японских военных на материке. Некоторое освещение получила тема плохого отношения к военнопленным из армии США и их союзников, а также тема изнасилований голландок и филиппинок и их сексуальной эксплуатации в японских военных борделях.
Кроме того, свою роль в относительно слабом внимании к проблеме преступлений Японской императорской армии на материке сыграло и то обстоятельство, что оккупационная администрация США на определенном этапе стала поддерживать идею патриотизма в японском обществе, рассчитывая использовать ее в качестве рычага для консолидации японской нации в целях борьбы с коммунизмом (особенно сильно это стало заметно с началом корейской войны). Сами оккупационные власти США поддерживали тезис о нации-жертве, чтобы ослабить враждебность со стороны населения и повысить управляемость страны. Идея, что японский народ сам стал жертвой милитаристского режима, позволяла провести четкую разграничительную линию между милитаристской кликой и пострадавшим от ее действий населением.
Это логически подводило к заключению, что японский народ не может нести ответственность за преступные решения своих лидеров, способствовало укреплению легитимности оккупационного правления и создавало дополнительный барьер против возрождения милитаризма.
Таким образом, в оценках итогов Второй мировой войны в Японии преобладала точка зрения, что японский народ является скорее жертвой, чем получившим заслуженное наказание агрессором. Он пострадал в результате атомных бомбардировок, пережил иностранную военную оккупацию, в ходе которой стране была навязана написанная американскими юристами конституция, а Токийский процесс был «судом победителей» и выносил предвзятые приговоры, не имевшие ничего общего с законностью и справедливостью. В этом же ряду исторических обид стоит и захват Советским Союзом исконно японских «северных территорий». И если к Америке, заложившей основы послевоенной политической и экономической системы страны и обеспечившей ей мир и процветание, у японцев не было больших претензий, то к СССР, геополитическому противнику в холодной войне, претензии были, и достаточно крупные.
Вопросы истории в послевоенный период
Образ СССР в послевоенной Японии
Комплекс виктимности превалировал и в интерпретации официальной японской историографии вступления СССР в войну с Японией, действий Советской армии в Маньчжурии и Корее, гуманитарных аспектов проблемы японских военнопленных, оказавшихся в советском плену, а также возникшей в результате незавершенности процесса послевоенного урегулирования территориальной проблемы.
Так, вступление СССР в войну 8 августа 1945 года в нарушение советско-японского Пакта о нейтралитете от 12 апреля 1941 года представляют в Японии исключительно как вероломство. Действительно, СССР формально нарушил свои международно-правовые обязательства по отношению к Японии, поскольку денонсированный им в апреле 1945-го пакт продолжал действовать еще в течение года. В Японии, однако, не любят вспоминать (а многие и не знают), что СССР объявил войну, основываясь на положениях Устава ООН, которые обязывали своих членов предпринять в переходный период шаги против «вражеских государств».
Обязательства по Уставу ООН имели преимущество над любыми двусторонними договорами, включая Пакт о нейтралитете, и сама Япония признала Устав ООН, вступив в эту организацию в 1956 году.
В заочной полемике с Москвой некоторые японские эксперты выдвигают тезис, что соблюдение Токио Пакта о нейтралитете позволило СССР избежать войны на два фронта и, таким образом, создало предпосылки для победы над фашистской Германией. При этом они игнорируют тот факт, что выполнение СССР обязательств по Уставу ООН позволило ускорить завершение Второй мировой войны и избавило японский народ от дополнительных многочисленных жертв, которые он мог бы понести в результате продолжения бессмысленного сопротивления.
В качестве вопиющей исторической несправедливости преподносится также насильственное перемещение в СССР и использование труда бывших военнослужащих Японской императорской армии, сдавших оружие в Маньчжурии, на Сахалине и Курильских островах в августе 1945-го. На основании постановления Государственного комитета обороны СССР от 23 августа 1945 года на советскую территорию было направлено более 500 тыс.
японских солдат и офицеров. В глазах многих японцев задержание этих людей после опубликования 15 августа 1945 года императорского рескрипта об окончании войны является грубым нарушением норм международного права (Потсдамской декларации и Женевской конвенции), в соответствии с которыми интернированные лица должны быть незамедлительно репатриированы на родину. Между тем процесс репатриации растянулся на десять с лишним лет, вплоть до подписания совместной декларации от 19 октября 1956 года, формально положившей конец войне. По разным оценкам, от 45 до 60 тыс. японских военнопленных умерли от непосильного труда, тяжелых климатических и бытовых условий, скудного и непривычного питания и недостаточной медицинской помощи.
Японцы осуждают такие неправомерные действия советских властей, как отказ представить информацию о точном количестве интернированных и их поименные списки; намеренное затягивание процесса репатриации; активное насаждение коммунистической идеологии в среде военнопленных с целью создания своего рода «пятой колонны» из числа репатриантов и так далее. Уже после подписания Московской декларации 1956 года СССР запрещал японцам посещать могилы их родственников, скончавшихся в плену; практически ничего не сделал для сохранения кладбищ, в результате чего многие могилы были безвозвратно утрачены; отказывался официально признать, что военнопленные были привлечены к труду, и выдать репатриантам соответствующие справки, из-за чего они оказались в худшем положении, чем военнопленные, прошедшие английские и американские лагеря, — у тех были сертификаты, и они могли требовать компенсационные выплаты за свой труд от японского правительства. И хотя в октябре 1993 года президент России Борис Ельцин принес официальные извинения Японии за негуманное отношение к военнопленным, а многие из оставшихся проблем были решены (разрешено посещение уцелевших кладбищ, выданы справки о привлечении к труду и пр.), у многих японцев, особенно старшего поколения, по-прежнему сохраняется чувство горечи из-за совершенной СССР несправедливости. О проблеме военнопленных знает и молодое поколение японцев — из школьных учебников, а также из многочисленных книг и фильмов, широко использующих мотив «жестокого сибирского плена».
Однако наиболее болезненно японцы воспринимают проблему территориального размежевания с СССР, которая, по их мнению, и по сей день остается одним из неурегулированных последствий Второй мировой войны. Благодаря усилиям официального Токио эта проблема получила мощное пропагандистское обеспечение и была выведена на уровень вопроса, затрагивающего национальный престиж страны. В начале 1980-х с одобрения властей была начата кампания по сбору подписей в поддержку требования о возвращении «северных территорий», ежегодно 7 февраля отмечается день «северных территорий» с участием премьер-министра и других высших руководителей страны. По сути, на протяжении десятков лет восприятие СССР происходило через призму территориальной проблемы, считалось, что Советский Союз повел себя как «вор на пожаре». В результате среди японской общественности сформировалось стойкое представление об СССР как о стране-агрессоре.
Негативное восприятие СССР через память о войне, как и прочие аспекты отношения к историческому прошлому, о которых шла речь выше, позволяли искусственно поддерживать в японском народе ощущение пострадавшей нации и затмевать тем самым чувство вины, связанное с агрессивной политикой Японии. Следует, однако, иметь в виду, что курс на формирование образа СССР как враждебного государства проводился в соответствии с логикой холодной войны и имел четко выраженную идеологическую подоплеку — неслучайно СССР в официальных документах именовался потенциальным военным противником Японии. Это в какой-то степени объясняет, почему большинство японцев не имеет к США никаких претензий за атомные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки, повлекшие за собой неисчислимые человеческие жертвы среди мирного населения, считая их «неизбежным злом» и даже «вынужденной мерой», в то время как утрата страной незначительных территорий стала восприниматься как национальная трагедия.
Образ Японии в послевоенном СССР
Советские взгляды на вопросы истории Японии и российско-японских отношений, формировавшиеся здесь с помощью средств воспитания, просвещения и пропаганды, были проникнуты духом классового подхода и учением марксизма-ленинизма. Япония представлялась страной, которая в XIX веке вступила, как и царская Россия, в стадию военно-феодального империализма и развивалась из-за узости внутреннего рынка преимущественно по пути внешней экспансии. Итоги Русско-японской войны оценивались как поражение царизма, а не России в целом.
Особого внимания заслуживает то, как в советской историографии освещался вопрос о вступлении СССР в войну с Японией. Это решение, как указывалось выше, было основано на ялтинских соглашениях и вытекало из требований Устава ООН, направленных на быстрейшее завершение Второй мировой войны. Однако в условиях, когда в общественном мнении отсутствовал специфически антияпонский компонент, поскольку Япония на СССР не нападала, необходимо было привести морально-этические основания вступления СССР в войну. В числе таких аргументов, обозначенных Сталиным в своей речи по случаю победы над Японией, — необходимость возмездия за унизительное поражение в Русско-японской войне. Указывалось и то, что Япония, утвердившись на Курилах и Южном Сахалине, вынашивала планы отторгнуть от России весь ее Дальний Восток; что в ходе интервенции 1918–1922 годов она, по выражению Сталина, «четыре года терзала наш народ, грабила советский Дальний Восток»7; что, будучи союзником гитлеровской Германии, заключила 18 января 1942 года с Берлином и Римом сделку по разделу территории СССР на «германскую» и «японскую» зоны оккупации с прохождением линии раздела по меридиану Омска 8; что СССР был вынужден считаться с угрозой нападения со стороны Японии и держать на Дальнем Востоке во время войны с Германией большую военную группировку, которой так не хватало на западном направлении; что Япония во время войны захватывала советские суда, необоснованно задерживала советских граждан и совершала иные провокации. Широкую известность получил также японский план подготовки войны против СССР, разработанный генеральным штабом в соответствии с решением императорского совещания от 2 июля 1941 года, то есть менее чем через три месяца после подписания с СССР Пакта о нейтралитете, и в виде директивы направленный в расквартированную в Маньчжурии Квантунскую армию 9. На этом фоне разгром японских милитаристов в Маньчжурии, Корее, на Сахалине и Курильских островах воспринимался советским общественным мнением как освободительная миссия, аналогичная той, что осуществила Красная армия в Европе. В этом же контексте, то есть как акт восстановления исторической справедливости, преподносились и территориальные приобретения СССР в результате войны с Японией — Курильские острова и возвращение Южного Сахалина.
Между тем в советском (и постсоветском) общественном мнении практически не осталось такого эмоционально окрашенного компонента исторической памяти, основанного на личном опыте живущего поколения, который был у довоенного советского поколения по отношению к Японии. В отличие от Германии, Япония не причинила во время войны сильных страданий советскому народу и большого ущерба советской экономике. Боевые действия между СССР и Японией длились всего около трех недель (СССР объявил войну 8 августа 1945 года, а капитуляция Японии состоялась 2 сентября), погибшие советские военнослужащие исчислялись тысячами, а не миллионами, как это было на германском фронте. Не звучали в советской пропаганде в отношении японцев такие патетические призывы, как «Убей немца!» из статьи Ильи Эренбурга, опубликованной в газете «Красная звезда» 24 июля 1942 года. Следует отметить в этой связи, что противоположная картина негативного эмоционального восприятия СССР, наблюдавшаяся в Японии, была во многом связана с тем обстоятельством, что почти все ее население (члены семьи, родственники, знакомые и так далее) оказалось затронутым проблемой советского плена.
Во время холодной войны Москва предпочитала воздерживаться от чрезмерных пропагандистских нападок на Японию, касающихся военного прошлого. Это было связано, конечно, с тем, что основные потери СССР понес на германском фронте, и поэтому историческое просвещение в СССР концентрировалось в основном на Великой Отечественной войне. Важным для понимания советского нейтрально-сдержанного отношения к поверженной Японии был и фактор американских бомбардировок Хиросимы и Нагасаки: в глазах советских граждан японцы более чем сполна расплатились за свою авантюристическую политику. К тому же Япония оказалась в результате в положении оккупированной страны, не имеющей возможности даже написать собственную конституцию и проводить собственный внешнеполитический курс. Послевоенный пацифизм и политическая несамостоятельность Японии воспринимались в СССР как наказание за грехи прошлого и потому вызывали скорее чувство жалости, как к покалеченному преступнику, который физически не сможет совершить новых злодеяний. СССР, проявляя милость к падшим, был великодушен, а в сознании народа практически не осталось никаких претензий к Японии. «Долги» Японии за Цусиму, интервенцию, КВЖД и Халхин-Гол были, таким образом, погашены ее капитуляцией, территориальными приобретениями на Курилах и Сахалине, а также моральным удовлетворением от ее унизительного положения в качестве «американской полуколонии».
Имела значение и международная политическая обстановка холодной войны. Попав в орбиту американского влияния, послевоенная Япония оказалась на периферии советского взгляда на мир. Характерной чертой советского внешнеполитического мышления был европоцентризм, в соответствии с которым все главные дела делаются на Западе, а Восток является не более чем объектом соперничества двух систем. СССР воспринимал Японию как несамостоятельного игрока, который попал в жернова военно-стратегического противостояния, превратившись в потенциальную стартовую площадку для запуска ракет по советским целям.
То, что именно этот контекст был главным в советской политике в отношении Японии, подтверждается и проявленной Никитой Хрущевым в 1955–1956 годах готовностью к компромиссу на переговорах о восстановлении дипломатических отношений. В расчете на благодарность Токио Москва согласилась после подписания мирного договора передать Японии два южнокурильских острова. СССР пытался таким образом заручиться нейтральным статусом Японии, чтобы обеспечить бóльшую безопасность советских дальневосточных рубежей. Между тем, когда Токио подписал с Вашингтоном в январе 1960 года новую редакцию договора безопасности, Москва немедленно отказалась выполнять условия советско-японской декларации 1956 года. Мотивы советского демарша ясно и недвусмысленно обозначены в «ноте Громыко»: Токио был обвинен в нежелании вывести иностранные военные базы со своей территории, а по сути — в том, что политический режим Японии носит марионеточный характер.
Утратив надежду на нейтрализацию Японии, Москва в 1960–70-е годы взяла курс на приоритетное развитие экономических отношений с этой успешно развивающейся страной, рассматривая ее в качестве источника инвестиций и высокотехнологичной продукции, необходимых для освоения природных ресурсов Сибири и Дальнего Востока, а также перспективного рынка для реализации сырьевых товаров, составлявших основу советского экспорта. Политические связи оставались замороженными: СССР не хотел идти на попятную по проблеме Южных Курил и возвращаться к обсуждению условий реализации декларации 1956 года, а потому придерживался позиции «отсутствия территориальной проблемы», тогда как Япония стала проводить неуступчивую линию на «одновременное возвращение четырех островов», поставив данный вопрос в центр политической повестки дня своих отношений с Москвой.
Большое значение при расстановке приоритетов в советской внешней политике на азиатском направлении имел фактор Китая. Особенно в конце 1960-х, когда конфликт Москвы с Пекином вступил в горячую фазу, проявившись в вооруженных столкновениях на границе. Опасаясь японо-китайского сближения на антисоветской почве, Москва стала предпринимать шаги по прощупыванию путей замирения с дальневосточным соседом по территориальному вопросу. Пиком политики заигрывания с Японией стал визит в Токио в январе 1972-го советского министра иностранных дел Андрея Громыко, который неожиданно даже для сопровождавших его советских дипломатов предложил японским партнерам рассмотреть возможность возврата к условиям декларации 1956 года (то есть к формуле «двух островов»). Однако реакция японской стороны была пассивной: политической воли для того, чтобы пойти на компромисс с Москвой, отказавшись от базовой позиции «четырех островов», у японского лидера Эйсаку Сато, который к тому времени уже был «хромой уткой», не было, а сменивший его на посту премьер-министра Какуэй Танака, прозванный «бульдозером» за свою нехарактерную для японцев прямоту и привычку лезть напролом, открыто заявил на встрече с Брежневым в октябре 1973-го, что цель его визита в Москву заключается в решении территориального спора на японских условиях. В результате сделка так и не состоялась — и политические отношения остались замороженными еще почти на два десятилетия.
СССР продолжал исключительно ревниво следить за развитием японо-китайских отношений и после 1972 года, когда произошло историческое замирение двух азиатских гигантов, но до 1978-го воздерживался от открытой критики Японии: Пекин пока еще не опередил Москву по уровню связей с Токио, а советско-японское экономическое сотрудничество, получившее мощный импульс после встречи на высшем уровне 1973 года, требовало определенной стабильности политической атмосферы. Лишь в августе 1978-го, когда в Пекине был подписан японо-китайский договор о мире и дружбе, одна из статей которого предусматривала объединение усилий для противостояния гегемонии третьей стороны в Азии, советское правительство раскритиковало позицию Японии как принявшей навязанную Пекином антисоветскую линию.
Несмотря на то что вплоть до окончания холодной войны политических контактов на высшем уровне практически не было (за исключением визита японского премьера в Москву в 1973-м), СССР старался не создавать дополнительных сложностей на пути к их размораживанию — например, критикой Японии в связи с ее «недостаточным покаянием» за «неправильное поведение» в далеком прошлом. Советский пропагандистский прицел был направлен на «возрождающийся милитаризм» — проводившийся Токио при молчаливом одобрении заокеанского союзника «реваншистский» курс на возрождение военной мощи. Однако эти обвинения были скорее ритуальными и отвечали общим постулатам идеологической борьбы с Западом, а не конкретным задачам, стоявшим в отношениях с Токио. В то же время за пределами основного советского историко-политического дискурса оставались вопросы агрессивной политики милитаристской Японии на материке, в том числе Нанкинской резни 1937 года, — чрезмерные пропагандистские нападки на Японию за действия императорской армии в Китае выглядели бы как косвенная поддержка китайского взгляда на историю. Единственным исключением были публикации о деятельности японского «Отряда 731», занимавшегося в Маньчжурии в годы войны бесчеловечными экспериментами на людях с целью разработки бактериологического оружия — так, в Москве в 1983 году был издан русский перевод книги японского историка Сэйити Моримуры «Кухня дьявола».
Редко освещались советскими пропагандистами и сложные вопросы довоенной истории двусторонних отношений, такие как, например, Русско-японская война или японская интервенция периода Гражданской войны, японская милитаристская угроза, хищнический лов, проводившийся японскими рыбопромышленниками в советских территориальных водах, — то есть вопросы, которые при желании можно было бы использовать для разжигания антияпонских настроений в массах. И хотя нанесенный Японией во время интервенции на Дальнем Востоке и Великой Отечественной войны ущерб был подсчитан до копейки, в работах советских ученых подчеркивалось, что СССР, отказавшись, согласно шестой статье декларации 1956 года, от любых репарационных претензий к Японии, проявил к ней «великодушие, невиданное в отношениях между победителем и побежденным»10. За этим имплицитно стояло понимание того, что послевоенная Япония является качественно иным государством и что она сполна уже заплатила за свои старые грехи. В этом советский официоз отличал Страну восходящего солнца от стран Запада, например от США или Великобритании, которые рассматривались в качестве империалистических государств, проводивших неизменно антисоветскую политику на протяжении всего XX века. Свою роль, конечно, играл и пацифистский статус Японии, а также то, что она пострадала от американских атомных бомбардировок, — это вызывало в глазах советской общественности сочувствие и симпатию. И даже появление американских баз на японской территории представлялось не как результат сознательного решения демократически избранного правительства Японии, а как бедствие, навязанное заокеанским партнером, как источник неописуемых страданий японского народа. Япония-жертва была одним из кейсов в идеологической борьбе с Западом.
Что касается сложных вопросов военного прошлого, излишнее медийное внимание к ним особенно не поощрялось, в том числе и потому, что СССР после подписания совместной декларации 1956 года считал их урегулированными и не желал создавать повода для новой дискуссии по этой скользкой теме. Табу было наложено и на исследование исторической подоплеки советско-японской территориальной проблемы, которой, в трактовке Москвы, не существовало — разрешалось говорить лишь о «необоснованных территориальных претензиях» японской стороны. Например, в вузовском учебнике по истории Японии 1988 года отсутствовало даже упоминание о девятой статье декларации 1956 года 11. Ничего не говорилось об этой части декларации и в капитальном издании «История Японии (1945–1975)», подготовленном Институтом востоковедения АН СССР в 1978 году 12. При этом особый упор в советской научной литературе, посвященной ходу переговоров о нормализации двусторонних отношений, делался на
неблаговидную роль американцев, которые «не только поддерживали реваншистские требования правящих кругов Японии (по территориальному вопросу. — Д. С.), но и прибегли к прямому дипломатическому нажиму»13. В советских публикациях можно было найти упоминание и о «шантаже Даллеса» (угрозе госсекретаря США Джона Даллеса в адрес Японии, озвученной им в августе 1956-го: «Если Япония уступит Советскому Союзу в территориальном вопросе, США навсегда сохранят оккупацию островов Рюкю»)14, и о памятной записке Государственного департамента США от 7 сентября 1956 года. Однако подробнее о японской или американской позиции по данному вопросу и об истории и причинах их формирования не сообщалось.
Особый акцент на деструктивную позицию Америки неслучаен — именно она обоснованно считалась первопричиной всех бед в советско-японских отношениях. Япония неизменно представлялась как американский сателлит и «полуколония», а в первые два послевоенных десятилетия подспудно считалась неотъемлемой частью пробуждающегося от многовековой спячки «азиатского мира», страной, перед которой стоят задачи «национально-освободительного движения». Характерно, что вплоть до начала 1960-х в структуре аппарата ЦК КПСС Япония входила то в состав сектора народно-демократических стран Востока и Японии, то в сектор стран Ближнего и Среднего Востока, то в сектор Африки 15. Японцев охотно приглашали на различные форумы антиимпериалистической солидарности, а японских студентов на первых порах принимали за государственный счет в Университет дружбы народов им. Патриса Лумумбы, созданный в 1960 году «для оказания помощи в подготовке высококвалифицированных и воспитанных в духе дружбы национальных кадров для стран Азии, Африки и Латинской Америки»16, а по сути — для идеологического воспитания молодежи развивающихся стран. Так что советские целевые установки в отношении Японии долгое время сводились к тому, чтобы подтолкнуть ее к аннулированию договора безопасности и к политике мирного нейтралитета.
Представление о Японии как жертве и несамостоятельном игроке постепенно теряло силу по мере экономических успехов Японии, особенно заметных в 1960-х — начале 1970-х. Экономическое чудо вызвало в советском обществе всплеск интереса к японской истории, культуре и искусству. Все это создавало флер загадочной страны и обеспечивало Японии высокий по сравнению с другими капиталистическими странами кредит в советском общественном сознании — к ней относились более благожелательно, чем не только к США, но и ко многим куда более близким в культурном плане европейским странам.
Однако до окончания холодной войны японское экономическое чудо не было в СССР предметом изучения и осмысления. И только в перестроечное время, когда двусторонние отношения потеплели, было принято решение о необходимости изучения японского опыта, который, как считалось тогда, в наибольшей степени соответствует советским реалиям. Особое внимание предполагалось уделять японскому менеджменту, системе организации и управления производством, в которой прослеживалось множество аналогий с советской системой (например, «кружки качества» на японских предприятиях напоминали советское рационализаторское движение). Японское экономическое чудо преподносилось не как результат внедрения либеральной рыночной модели, а, наоборот, как успех плановой экономики, политики государственного регулирования и «административного руководства». Востребована, пусть и в меньшей степени, была и послевоенная модель японской политической системы — монопольная власть Либерально-демократической партии в условиях политической демократии рассматривалась многими в позднесоветский период в качестве образца для подражания, так как позволяла поддерживать миф о том, что коммунистический режим еще можно подлатать. Неслучайно в самом конце существования СССР наилучшие отношения из всех японских политических партий у КПСС сложились именно с ЛДП.
Поиск в японском послевоенном опыте ключа к решению актуальных экономических, социальных и политических проблем был продолжен и после распада СССР. Многие считали, что его можно использовать для наиболее безболезненного перехода постсоветской России к рыночной экономике. Между правительствами двух стран в 1993 году было заключено соглашение о создании на базе трех академических институтов Центра по изучению современной Японии, в Институте востоковедения РАН стал издаваться ежеквартальный журнал «Японский опыт для российских реформ». В 1996-м российскими японоведами был подготовлен сборник статей «Японский феномен», обобщивший специфические черты японской модели исторического развития. Следует, впрочем, признать, что период, когда Японию воспринимали сквозь розовые очки, кончился довольно быстро: при ближайшем рассмотрении большинство ее достижений оказалось применимо только на японской почве и в японских же условиях. К тому же политика перехода к рыночной экономике в России носила непоследовательный характер, и зарубежный опыт в практической плоскости так и не был востребован.
Вопросы исторической памяти в современных российско-японских отношениях
Японский взгляд
Если оценивать проблемы исторического прошлого как фактор принятия дипломатических решений, ситуации в современных России и Японии коренным образом различаются. В Японии по-прежнему сильны стереотипы холодной войны, а в восприятии России доминирует образ Soviet-like country — страны, мало отличающейся от СССР. Этот образ в значительной степени определяется позицией Москвы по территориальной проблеме, которая, как считают в Японии, вновь стала «советской», эволюционировав с конца 1990-х в сторону ужесточения. Японские СМИ по-прежнему рассказывают о моральных страданиях бывших жителей Южных Курил и Сахалина, которым уже хорошо за девяносто, возвращаются к обиде за «оккупацию исконно японских территорий» и искусно ее подогревают, поддерживают актуальность темы «жестокого сибирского плена» и так далее. На это накладывается присущая большинству японцев стойкая нелюбовь к коммунистической идеологии, которая вызывает к жизни стереотип красной, страшной и непредсказуемой России. Эти предубеждения практически не зависят от политической конъюнктуры — они оставались одинаково сильными и в конце 1990-х во время «большой дружбы Бориса и Рю» (Ельцина и премьера Рютаро Хасимото), и во время украинского кризиса 2014–2015 годов. Если в большинстве западных стран отношение к России в 2014 году существенно ухудшилось по сравнению с 2013 годом — по опросу Pew Research Center, количество респондентов, отрицательно относящихся к России, увеличилось в США с 43 до 72%, в Европе — с 54 до 74%, — в Японии этот и без того высокий показатель изменился не столь значительно — с 64 до 69% 17.
Следует отметить, что в политическом руководстве, в среде высшей бюрократии и бизнес-сообществе Японии, безусловно, существуют различные точки зрения на отношения с Россией. Однако никто из властей предержащих не сомневается, что в вопросах исторического прошлого Япония занимает правильную позицию. Даже отчаянные русофилы открыто не предлагают махнуть рукой на территориальные претензии к Москве, официально признать нынешний статус Южных Курил в составе России, «простить» ее за нарушение Пакта о нейтралитете и за негуманное отношение к военнопленным. Вопрос заключается лишь в том, давать ли ход старым обидам сразу или какое-то время подождать.
Российский взгляд
В глазах российского общества и российской политической элиты Япония представляет гораздо более сложную, многоплановую и многоцветную картину. Российские стереотипные взгляды на Японию можно условно разделить на три группы: «проигравшее государство», «Хватит быть сателлитом Америки!» и «Германия на востоке», а их носителей условно обозначить как «консерваторов», «реалистов» и «меркантилистов». Безусловно, в таком разделении есть большой элемент утрирования, но без него сложно понять природу российских сомнений и колебаний по японскому вопросу.
Консерваторы
Первый из стереотипов связан с итогами Второй мировой войны и прочно относит Японию к категории проигравших государств, которые должны соответствующим образом вести себя на мировой арене. Наиболее силен этот стереотип среди консервативной части российского политического класса, в том числе депутатов всех уровней, военных, дипломатов, журналистов, экспертов и части университетской профессуры. Данный взгляд опирается на широкие общественные настроения, в которых после крымских событий существенно усилился националистический компонент.
Консерваторы исходят из представления о России как о стране — гаранте Ялтинско-Потсдамской системы и постулата о незыблемости итогов Второй мировой войны. По их мнению, Япония как проигравшая сторона должна постоянно помнить о своем статусе, принимая его с покаянием и смирением. Консерваторы с известной долей алармизма воспринимают «реваншистскую» политику кабинета Синдзо Абэ в сфере национальной безопасности, направленную на пересмотр конституции, ликвидацию пацифистских ограничений и активное военное строительство. Крайне негативно они реагируют на любые публичные формы территориальных претензий японских властей к России. Парадоксальным образом консерваторы в целом позитивно относятся к японо-американскому союзу, считая, что он сдерживает японскую «военщину», не позволяя Японии обзавестись ядерным оружием и стать крупной военной державой, а следовательно — и источником угрозы для российских дальневосточных границ.
Приоритет постулата о незыблемости итогов Второй мировой войны и статус Японии как проигравшей стороны, на котором настаивают консерваторы, в реальности означает жесткое следование линии «отсутствия территориальной проблемы» в диалоге с Токио. Любой компромисс, даже в духе декларации 1956 года, по логике консерваторов имплицитно означал бы пересмотр итогов войны и заложил бы бомбу замедленного действия под всю конструкцию послевоенных границ. Именно эта консервативная точка зрения, ставшая в последние годы основной в российском политическом истеблишменте, генерирует наибольшую жесткость и неуступчивость Москвы в диалоге с Токио.
Реалисты
Второй стереотип — «Хватит быть сателлитом Америки!» — основан на предположении, что Страна восходящего солнца стоит на слишком проамериканской позиции, не отвечающей ее национальным интересам, что Япония уже достаточно окрепла, чтобы избавиться в своих действиях от ежечасного контроля со стороны Дяди Сэма, и что выстраивать отношения с Россией она должна самостоятельно. Этот стереотип в основном распространен среди наиболее реалистично мыслящей части политологов и дипломатов и в меньшей степени среди силовиков.
Реалисты особое значение придают различиям национальных интересов Японии и США, апеллируют к «китайской угрозе» и к необходимости построения добрых отношений с Россией для нейтрализации этой угрозы, интерпретируют контакты на высшем уровне США с Китаем в конспирологическом плане — как попытку поделить мир за спиной Японии. Реалисты отвергают присущий консерваторам догматичный взгляд на итоги Второй мировой войны и иные вопросы исторического прошлого, исходят из принципов постбиполярного мира и проявляют понимание в отношении современной политики Японии в сфере безопасности, видя в ней естественное стремление Токио защитить свои национальные интересы перед лицом новых угроз. Они полагают, что Россия и Япония способны найти компромисс по территориальному вопросу, вернувшись к условиям декларации 1956 года, и что конкретные детали этого компромисса можно выработать, исходя из сегодняшнего положения дел.
Конечно, реалисты не столь наивны, чтобы рассчитывать на возможность «оттянуть» Японию от США в стратегическом отношении. Однако сторонники данной точки зрения делают упор на то, что на фоне военного подъема Китая и обострения проблемы защиты островов Сэнкаку, а также успехов ядерной программы Пхеньяна зависимость Японии от Соединенных Штатов в области военной безопасности выросла, а пространство для самостоятельных внешнеполитических решений сузилось до такой степени, что это стало наносить ущерб национальным интересам страны. Например, Япония вынуждена принимать невыгодные ей условия Транстихоокеанского партнерства, менять в угоду США законодательство в сфере национальной безопасности, отказываться по той же причине от участия во многих проектах евразийской интеграции. Кстати, подобная же точка зрения находит отклик и среди части японского политического истеблишмента, где с приходом Абэ существенно усилилось националистическое крыло. На этом фоне укрепление отношений с Москвой, по мнению реалистов, объективно усилило бы переговорные позиции Японии в отношениях с Америкой, в которых она, как уже было отмечено, играет роль «сателлита».
После украинского кризиса, по мере усиления антиамериканского компонента в российской внешней политике, представители политической элиты стали говорить о том, что Япония поддержала антироссийские санкции против своей воли, лишь из солидарности с Западом. Некоторые в России рассчитывают, что Токио поможет Москве преодолеть внешнеполитическую изоляцию, используя для этого возможности саммита «Большой семерки», который в 2016 году пройдет в Японии. Объективно эти надежды являются выражением мнения реалистов.
Меркантилисты
Третий стереотип — «Япония как Германия на востоке» — подразумевает максимальную деполитизацию связей с Японией, дистанцирование в отношениях с ней от любых сложных и конфликтогенных вопросов и опору на то, что нас объединяет, а именно — на общие экономические интересы, основанные на способности России обеспечить Японию энергоресурсами, продовольствием и транзитными возможностями в Европу в обмен на японские инвестиции и технологии. Аналогия здесь, конечно, подразумевается не с нынешней меркелевской Германией, а с дружественной России ФРГ эпохи Коля — Шрёдера, оказавшей неоценимую экономическую, технологическую и политическую поддержку в сложный период становления российской государственности. Поскольку тезис о «Германии на востоке» отдает приоритет экономическим связям, которые, как предполагается, будут двигать российско-японские отношения вперед в долгосрочной перспективе, его приверженцев можно условно отнести к меркантилистскому крылу политического истеблишмента, существующему во всех крупных экономических державах с ментально и политически осознанными интересами бизнеса.
Согласно этой наиболее прояпонской точке зрения, российская политика односторонней опоры на Китай неприемлема, поскольку таит в себе риски превращения России в «северный улус» Поднебесной. Что касается проблем исторического прошлого, то, по мнению меркантилистов, России и Японии следует строить свои отношения с чистого листа, по возможности не вспоминая былые обиды. По их мнению, стоит только разрешить территориальный спор с Японией или хотя бы найти наиболее бесконфликтную формулу его замораживания на длительный срок, в Сибирь и на Дальний Восток тут же хлынут японские инвестиции и технологии, столь необходимые России в нынешней сложной экономической ситуации.
Меркантилистский стереотип получил некоторое распространение среди российского экспертного сообщества, в экономическом блоке правительства, бизнес-сообществе, а также в либеральном крыле политических сил. Однако отклика в российском обществе эти взгляды не находят, не находят они отражения и в практической политике России. Впрочем, по мере усиления кризиса в российской экономике или появления серьезных проблем в отношениях с Китаем можно ожидать определенного укрепления позиций меркантилистов.
Какой же из рассмотренных стереотипов имеет преобладающее влияние на российское руководство и, в частности, на российского президента? Однозначно ответить на этот вопрос нельзя. По всей видимости, у российских лидеров нет цельного образа Японии и последовательной стратегии развития отношений с этой страной — во внешней политике ухитряются уживаться различные, даже взаимно исключающие точки зрения. Иногда на первый план выходят соображения национального престижа — и разделяющие нас вопросы истории оказываются востребованными, иногда, наоборот, более важными становятся практические вопросы взаимодействия — и тогда о мрачном прошлом наших отношений можно какое-то время не вспоминать.
Россия пока воздерживается от шагов, ведущих к существенному ухудшению политических отношений с Токио. Она продолжает, несмотря на внутриполитическое давление справа, диалог по проблеме мирного договора; крайне осторожно высказывается о современной военной политике Токио в сфере безопасности; старается держаться нейтральной позиции в болезненных вопросах исторического прошлого, которые являются камнем преткновения в отношениях Токио с соседями (в том числе по проблемам храма Ясукуни, школьных учебников, «женщин для утешения» и так далее). Осторожность России особенно заметна на фоне Китая, который не упускает повода лишний раз «лягнуть» Японию, например за принятие в 2015 году закона о национальной безопасности, легализующего право Японии на коллективную самооборону.
Москва понимает, что, перегнув палку с критикой «возрождающегося милитаризма», может еще сильнее испортить и без того плохие отношения с Токио. Принципиально поддерживая нейтралитет в спорах Японии с ее соседями, Россия стремится к тому, чтобы дальнейшая нормализация отношений не омрачалась ничем, кроме уже имеющейся проблемы границы. Вместе с тем по территориальному вопросу Москва демонстрирует все большую жесткость.
Заключение
Для России и Японии, двух стран, которые движутся по нисходящему пути развития и теряют былые позиции в глобальной экономике, обращение к вопросам исторического прошлого — способ снизить социальные издержки: приостановить рост в обществе пессимизма, вызванного экономическими трудностями, и создать для молодого поколения определенный драйв, основанный на чувстве патриотизма и национальной гордости. Однако в двусторонних отношениях Москвы и Токио, где проблемы прошлого остро стоят только в контексте наследия Второй мировой войны, исторический фактор работает диаметрально противоположным образом.
Япония стремится подвести черту под своим прошлым, полностью очиститься от клейма врага и стать государством, былые грехи которого уже не довлеют над настоящим. Все активнее Токио проводит курс на отказ от пацифистских ограничений, на строительство полноценных вооруженных сил и на более жесткое — иногда и подкрепленное военной силой — отстаивание своих интересов. В выступлениях многих японских политиков, включая самого премьер-министра Абэ, звучит тезис о том, что военные преступники уже смыли своей кровью позор военного поражения, а нынешнему поколению не за что оправдываться.
Если в глазах соседей такая политика не что иное, как проявление ревизионизма, то с точки зрения самой Японии это, очевидно, новый этап истории, основанный на самоутверждении и самоуважении, на преодолении собственной виктимности и неполноценности. Наступательность и напористость в выдвижении территориальных требований к Москве — важная часть политики «подведения черты», и трудно представить такой сценарий развития событий, при котором Япония отказалась бы от этой линии, и очевидно, что с течением времени она будет только укрепляться.
Россия, наоборот, черпает свою силу в славном военном прошлом и воспринимает Японию в первую очередь как проигравшее государство, а потерю Японией части территорий на севере — как возмездие за агрессивную политику во время войны и как проявление высшей исторической справедливости.
Тот факт, что наиболее сложная и болезненная проблема исторического прошлого — территориальная — расположена на пересечении этих разнонаправленных векторов, создает ситуацию, в которой отношения между Россией и Японией не могут быть урегулированы даже в режиме ручного управления, то есть путем волевых решений политиков. Это не позволяет смотреть на будущее отношений России и Японии с оптимизмом.
Данная публикация вышла в рамках проекта «Экспертный диалог по проблемам российско-японских отношений», осуществленного при финансовой поддержке правительства Японии.
Примечания
1 Kimura H. Japanese-Russian Relations under Gorbachev and Yeltsin. — N. Y.: M. E. Sharpe Inc. — 2000. — P. 313.
2 Сталин И. Обращение к народу. — Правда. — 1945. — 3 сентября (http://www.ru.wikisource.org/wiki/%D0%9E%D0%B1%D1%80%D0%B0%D1%89%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D0%B5_%D0%BA_%D0%BD%D0%B0%D1%80%D0%BE%D0%B4%D1%83_(%D0%A1%D1%82%D0%B0%D0%BB%D0%B8%D0%BD)).
3 Корнилов С. Тайны красного Дон-Кихота. — www.peoples.ru (http://www.peoples.ru/military/hero/lazo/history.html).
4 Ложкина А. Образ Японии в советском общественном сознании (1931–1939 годы). — Lambert Academic Publishing. — 2011.— С. 12–13.
5 Ferguson, J. Japanese-Russian Relations, 1907–2007. — Routledge. — 2008.— P. 194.
6 Асахи симбун. — 2013. — 15 мая.
7 Сталин И. Обращение к народу. — Правда. — 1945. — 3 сентября (https://ru.wikisource.org/wiki/%D0%9E%D0%B1%D1%80%D0%B0%D1%89%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D0%B5_%D0%BA_%D0%BD%D0%B0%D1%80%D0%BE%D0%B4%D1%83_(%D0%A1%D1%82%D0%B0%D0%BB%D0%B8%D0%BD)).
8 Кошкин А. Как Япония «помогала» СССР одолеть Гитлера. — Независимая газета. — 2015. — 8 мая (http://www.nvo.ng.ru/gpolit/2015-05-08/1_japan.html).
9 Кошкин А. Крах стратегии «спелой хурмы»: военная политика Японии в отношении СССР. — М.: Мысль, 1989. — С. 101.
10 Петров Д. Япония в мировой политике. — М.: Издательство «Международные отношения», 1973. — С. 219.
11 Кузнецов Ю., Навлицкая Г., Сырицын И. История Японии. — М.: Высшая школа, 1988. — С. 325–326.
12 История Японии (1945–1975). — М.: Наука, 1978. — С. 186.
13 СССР — Япония: к 50-летию установления советско-японских дипломатических отношений (1925– 1975). — М.: Наука, 1978. — С. 96.
14 Эйдус Х. СССР и Япония. Внешнеполитические отношения после Второй мировой войны. — М.: АН СССР, 1964. — С. 135.
15 Симотомаи Н. Ким Ир Сен и Кремль. Северная Корея эпохи холодной войны. — М.: МГИМО — Университет, 2010. — С. 318.
16 Газета «Правда». — 1960. — 24 февраля.
17 Казаков О. Российско-японские отношения в 2014 году. — Ежегодник «Япония». — 2015. — С. 32.
Обратно в СССР?
Четверть века назад в нашей стране начался переход от плановой административно-командной экономики к рыночной.
Сегодня, оглядываясь назад, можно заметить просчеты и недостатки в проведении так называемой экономической реформы, отсутствие системности в переходе от одной общественно-политической формации к другой.
«У одного американского фермера дела шли хорошо. Богатая почва его владений стабильно обеспечивала высокие урожаи пшеницы и кукурузы, в периоды засух выручала протекающая рядом небольшая речка. Дополнительный доход приносила живущая в реке форель. Небольшие неудобства доставляли многочисленные сорняки, требующие частой обработки участка. Чтобы обеспечить лучшие условия для культурных посевов и большие их урожаи, представители известной фирмы посоветовали для борьбы с сорняками обработать поля гербицидами, а потом внести в почву минеральные удобрения. Так и сделали. Однако вместе с сорняками исчезли и все другие травы, и мелкие кустарники, укрепляющие почву, плодородный слой стал выдуваться ветрами, прошедшие ливни усугубили ситуацию: на участке стали появляться небольшие промывы от ручьев, постепенно перешедшие в глубокие овраги, преодолевать которые технике при обработке почвы стало невозможно. Берега реки перестали задерживать сезонные осадки, река стала стремительно мелеть, из нее ушла форель. Через некоторое время ферма пришла в упадок, ее хозяин разорился…».
Примерно такое восстановленное по памяти содержание имел материал из учебника географии 70-х годов, иллюстрирующий последствия непродуманного до необходимых мелочей вмешательства человека в природу. По происшествии многих лет этот фрагмент неожиданно вспомнился, а собственный опыт подтвердил верность того давнего «экологического эссе», с пониманием того, что для наблюдения той ситуации вовсе необязательно было приводить в пример американцев, и своих подобных примеров было немало.
Но то были времена «холодной войны», когда большинство происходящего рассматривалось и оценивалось через призму противостояния двух систем. Ценой величайших напряжений и фатального надрыва сил, фактически выиграв эту войну в 70-е годы, Советский Союз не смог воспользоваться плодами той победы.
Перестройка и гласность сыграли с нашей страной плохую шутку, нас мастерски завели в западню, поманив, как папуасов стеклянными бусами, прелестями рыночной экономики. То, что большинство граждан СССР не могли реально понять и просчитать для себя и для всех нас последствия роспуска СССР и присоединения российской экономики к мировой на правах падчерицы, прискорбно, но объяснимо. Обладавшие властью персоналии в органах высшего государственного управления точно так же, в массе своей, купились на обещанные перспективы, и, в определенной части, получили за это не только словесные немалые авансы.
Хронологически демонтаж СССР пошел публично и необратимо, видимо, с августа 1991 года, после неудавшегося путча, хотя непреодолимых проблем тогда не было. Иначе как смогла бы наследница СССР, Россия, вот уже четверть века пусть и не безоблачно жить, но сохранить себя в недружелюбном окружении?.. Перейти на рыночные рельсы вполне можно было и при условии сохранения плановой экономики и даже без слома политической системы. Более того: в нашей стране сохраниться и получить импульс к развитию смогли именно те предприятия и сферы экономики, в которых планирование и доля госрегулирования были достаточно высоки.
Если бы экономика тогда действительно была на грани коллапса, а управляемость государством как экономико-социальной системой была потеряна, то такой большой период просто по инерции прожить бы ни мы, ни кто-то другой в схожей ситуации не смогли. А это значит, что ситуация, видение которой нам навязали извне, вовсе не была тупиковой.
Приведу малоизвестный, но важный факт участия в разработке реформ отечественной экономики известного экономиста, лауреата Нобелевской премии Василия Леонтьева.
Иностранный член АН СССР В. Леонтьев пытался повлиять на ход экономической реформы на исторической родине. Из этого ничего не вышло… Леонтьев предупреждает Горбачёва о том, что всеобщий реформаторский энтузиазм — явление временное, поскольку вскоре многие работники потеряют гарантии пожизненной занятости, постоянного дохода и личной безопасности. Темпы рыночных преобразований должны быть ограничены, дабы не допустить социальных катаклизмов.
«Всё, что может правительство сделать полезного в экономической политике — это найти и поддерживать оптимальный баланс между регулированием и свободной игрой рыночных сил». Леонтьев предлагал Горбачёву сменить задачу: не дерегуляция, а сильное правительство, поддерживающее частную инициативу и обеспечивающее справедливое распределение. Не получилось.
По мнению «русского американца», огульная критика советской экономики никак не проясняет, каким образом СССР достиг в 1970-е — середине 1980-х темпов, равных американским и превосходящих западноевропейские…
В интервью газете «Правда» в 1989 году он предупреждает, что переход «от плана к рынку» должен быть поэтапным и постепенным, а либерализацию цен можно осуществлять только при возможности их регулировать и при условии жёсткого контроля над инфляцией. В 1992 году учёный сделал совершенно обескуражившее российских радикал-реформаторов заявление: «Спилить дерево куда легче, чем посадить саженец и вырастить его. Жёсткое, но эффективное централизованное планирование позволило России достаточно быстро превратиться из относительно отсталой аграрной страны в мощную, хотя и неэффективную индустриальную державу. В конце концов, Россия оказалась способна соревноваться с США в гонке вооружений! … Теперь России потребуется как минимум 70 лет, чтобы построить эффективную рыночную экономику. Главная проблема, с которой столкнулась Россия, — плохое качество менеджмента».
Российские власти предпочли Леонтьева не услышать. Куда выгоднее было продолжать курс «шоковой терапии», обещая гражданам скорый рост благосостояния как результат «торжества рыночной экономики».
В 1996-м Леонтьев вместе с другими американскими экономистами, лауреатами Нобелевской премии и пятью коллегами из России (Леонидом Абалкиным, Олегом Богомоловым, Валерием Макаровым, Станиславом Шаталиным, Юрием Яременко) подписал обращение к президенту Ельцину, предлагая основы новой экономической политики. Государство, по мнению подписантов, должно играть значительно более важную роль в ней. Необходимы борьба с депрессией, инфляцией, утечкой капитала и другими дефектами экономики, предотвращение её криминализации. Только с помощью государства можно переориентировать инвестиции из спекулятивных финансов на создание производственного капитала и в социальное обеспечение…
Увы, и это обращение тогдашние российские власти проигнорировали.
В марте 1997-го в Москве планировалась конференция с участием четырёх «подписантов» (Василия Леонтьева, Кеннэта Эрроу, Лоренса Кляйна, Джеймса Тобина). Конференцию отменили: зачем россиянам узнавать о губительности монетаристских экспериментов?
За год с небольшим до кончины он ставит точки над «i» в интервью «Комсомольской правде»: «Власти не смогли создать элементарно цивилизованных условий существования для тех, с кого начинается предпринимательство… А ведь с этого надо было начинать… Нельзя было столь бездумно раздавать остатки, пусть отсталой, но всё ещё мощной советской экономики».
«Нужно ли вмешательство государства в экономику? Да, в той мере, в какой это поощряет цивилизованное предпринимательство». (В. Леонтьев).
Происходящие события есть результат конкретных процессов, ничто и никогда само по себе не происходит, сегодняшнее состояние нашей экономики есть результат множества процессов, в том числе сталинской и послевоенной индустриализации, горбачевской гласности и гайдаровской шоковой «терапии», последующего парада суверенитетов и недавнего, невнятного по мотивам, но уже проявившегося по негативным экономическим и социальным последствиям вхождения нашей страны в ВТО. Для понимания сути происходящего необходимо видеть предмет исследования не фрагментарно, а в его системной и временной целостности. «У сложных проблем нет простых решений. Вместо решения лучше искать очевидное направление. По той простой причине, что обычно в ситуации слишком много переменных. Бизнес — не математика, в нем приходится иметь дело с людьми, а это всегда добавляет новый уровень сложности…» (Дж.Траут. В поисках очевидного. 2010).
Процессы могут быть естественными, как течение реки, являющееся частью круговорота воды в природе, и тогда у них нет отрицательных последствий. Социальные и экономические процессы рукотворны, явно или скрытно за ними всегда стоят конкретные личности, группы интересов. Интересов много, они конкурируют между собой, поэтому результаты процессов социально-экономического развития, научно-технического прогресса, всегда малопредсказуемы. При их декларативной направленности на положительный результат у них всегда есть еще и отрицательные последствия.
В 1992 году на конференции ООН в Рио-де-Жанейро рассматривались проблемы сбалансированности экономических, экологических и социальных процессов. Разработана Концепция устойчивого развития, ее основные положения были закреплены в Декларации тысячелетия ООН. Констатировано, что нынешние неустойчивые модели производства и потребления должны быть изменены. Устойчивое развитие и стабильность должны достигаться не только в настоящем, но и в прогнозируемом будущем. Проблема рассматривается в трех взаимосвязанных аспектах: социальном, экологическом и экономическом. Приоритетный — экономический аспект, т.к. вопросы социальной и экологической устойчивости появляются в повестке дня только при достижении обществом некоторого уровня экономического благосостояния.
Прошло более 20 лет, стало ли стабильнее?
Стабильность, устойчивость — это состояние объекта сохранять и восстанавливать нарушенное равновесие. В судостроении есть такое понятие, как «остойчивость» судна, т.е. его способность, не переворачиваясь, противостоять волнам, ветрам, течениям, следовать при этом заданным курсом. При этом важно, что как бы замечательно ни было спроектировано судно, какой бы высокой расчетной остойчивостью ни обладало, результат его успешного прибытия в пункт назначения определяется согласованными действиями команды, соблюдением условий эксплуатации судна. Нельзя загружаться выше расчетной грузоподъемности, нарушать балансировку груза, нельзя выходить в рейс с неподготовленным экипажем и т.д.
Для экономики, для банков достижение устойчивости очень важно. Устойчивость судна, как и устойчивость банка, предприятия, общества, изначально регулируются общим законом равновесия:
«Если система равновесия подвергается воздействию, изменяющему какое-либо из условий равновесия, то в ней возникают процессы, направленные так, чтобы противодействовать этому изменению».
Даже табурет на двух ножках стоять не может, а триединство факторов устойчивости: «Экономика — экология — социальная направленность» основа общего равновесия, которое далеко еще не достигнуто, и будет ли когда достигнуто, неизвестно. Но из трех необходимых факторов устойчивости глобализация исключила две (экологию и «социалку»). Мировая экономика пытается балансировать, сидя на табурете с одной ножкой … Изобретены тысячи умных обоснований в виде «норм сбережений», «чистой инвестиционной позиции», «неокейнсианства», соотношений долгов в ВВП, ЗВР или доходами должников и пр., позволяющие отвергать аргументы противников наращивания долгов, но от этого ситуация не меняется. Долговые проблемы дефолтных стран Исландии, Кипра, Греции лечатся старыми, показавшими свою несостоятельность, методами — выдачей новых кредитов.
Между тем не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы на бытовом уровне понять очевидное. Финансы, денежное обращение и кредит, то есть деньги в бытовом понимании, — это формализованный в условных единицах, можно сказать, оцифрованный ресурс, и, как любой ресурс, он конечен.
Следовательно:
— Нельзя бесконечно долго потреблять больше, чем зарабатываешь.
— Сумма долгов не может превышать некоторой критической величины, когда затраты на обслуживание долга вынудят сокращать привычный уровень потребления.
Кредиты позволяют, опираясь на уже достигнутый уровень доходов, немного приблизить желаемый, но еще не заработанный уровень потребления. Задача не только экономическая, математическая, но и ментальная:
1. Экономическая. Сколько можно взять взаймы, чтобы гарантированно рассчитаться по своим обязательствам?
2. Математическая, теория вероятностей. Как учесть возможные непредсказуемые события, непредвиденные расходы, снижения уровня дохода? И нужно ли их учитывать?
3. Ментальная. Насколько оправдан и комфортен разовый рост потребления после получения кредита, по сравнению с последующим и более длительным его неизбежным сокращением в период выплат по взятым на себя обязательствам?
Это, естественно, рассуждения дующего на воду. А мир тем временем живет по иным правилам.
— Мировые долги прирастают быстрее, чем мировой валовой продукт, являющийся основой погашения этих долгов, и лидерами по долгам являются страны «большой семерки».
— Во всем мире растет спрос на услуги «коллекторов» и «антиколлекторов».
— Закон о банкротстве физических лиц в России разработан, но отложен до осени: суды общей юрисдикции и арбитражные суды пока не готовы взвалить на себя огромный объем предстоящих дел.
Есть и обнадеживающая статистика: в банковской системе с начала года устойчиво отрицательна динамика сумм действующих потребительских кредитов — минус 5 процентов. И банки начали осторожничать, и заемщики стали более рациональны. «Лучше меньше, да лучше»… В итоге смогут выиграть и рациональные банки, и ответственные заемщики.
«Процветание сегодня ничего не значит, если оно подрывает условия, от которых зависит процветание завтра. А самое большое откровение финансового кризиса 2008 года заключается в том, что завтра уже наступило» (Т.Джексон. Процветание без роста. Экономика для планеты с ограниченными ресурсами, 2013).
Рыночная экономика, в послевоенное время решившая вопросы насыщения потребительского рынка товарами и услугами, сыграла свою, в целом, позитивную историческую роль. Давно нет проблемы дефицита товаров, но есть проблема дефицита денег у покупателя и дефицита покупателей у продавцов и это тоже результат рыночной экономики.
Специалистами высказаны предположения, что на смену рыночной экономике приходит экономика управления ресурсами, а это значит, что принципы народнохозяйственных пропорций, успешно разработанные и примененные в СССР еще в 20-30-е годы прошлого столетия, вновь будут востребованы.
Отвыкли от терминов «народное хозяйство», «плановая экономика»? Но лучшая европейская экономика, Германия, спокойно пользуется собственным аналогом, «Volkswirtschaft», ее рыночная экономика не стала от этого менее капиталистической.
Так что, выходит: «Обратно в СССР»?..
Нет, это бессмысленно и нерационально, время ушло. Но использовать собственный позитивный опыт можно и нужно. Не все же время на стеклянные бусы покупаться…
По материалам газеты «Кузнецкий рабочий» и интернет-портала KuzpressКаковы положительные и отрицательные последствия холодной войны? – JanetPanic.com
Каковы положительные и отрицательные последствия холодной войны?
Дом. Хотя холодная война оказала много негативного влияния на мировое общество, у холодной войны было много положительных результатов. Впоследствии экономическая ситуация в мире значительно улучшилась благодаря наращиванию военной мощи, вызванному холодной войной.
Каковы некоторые негативные последствия холодной войны?
Некоторые последствия были отрицательными, например, предотвращение заключения мирных договоров между Востоком и Западом и ослабление экономики, но некоторые были положительными.Холодная война повлияла на развитие в разных странах, и в основном несправедливо.
Каковы долгосрочные последствия холодной войны?
Три долговременных последствия холодной войны — это продолжающееся существование ядерного оружия, гражданская война в Сирии и развитие технологий космической эры.
Что такое холодная война и ее причины?
Историки определили несколько причин, которые привели к началу холодной войны, в том числе: напряженность между двумя странами в конце Второй мировой войны, идеологический конфликт между Соединенными Штатами и Советским Союзом, появление ядерного оружия, и страх перед коммунизмом в Соединенных Штатах.
Как холодная война изменила мир?
Холодная война навсегда изменила то, как люди живут своей жизнью, изменив способ ведения войн, отказавшись от войн великих держав, изменив мировую политику в пользу стран третьего мира и навсегда изменив курс технологий с помощью инвестиций. модернизированное оружие и машины.
Как холодная война повлияла на американскую культуру?
Холодная война установила наличие у Америки вечного врага, и политики извлекли из этого выгоду, чтобы укрепить собственное чувство власти и контроля.Такие темы, как ядерная война, антиутопия и шпионаж, проникли в кино и литературу, среди других средств массовой информации. …
Почему холодная война важна сегодня?
Холодная война так важна сегодня, потому что она помогла изменить нашу жизнь сегодня. Это остановило приход коммунизма к власти на Западе и помогло завязать много дружеских отношений. Сегодня это так или иначе затрагивает почти всех.
Как холодная война повлияла на страны третьего мира?
Это еще больше обострило и разожгло другие конфликты и войны на Ближнем Востоке (Painter, 2001).Из-за соперничества сверхдержав, разыгравшегося в третьем мире, миллионы людей погибли в результате холодной войны из-за гражданской войны и других конфликтов, затронувших многие районы Африки, Латинской Америки и Азии.
Кто несет основную ответственность за холодную войну?
СССР
Какая нация несет ответственность за развязывание холодной войны?
Холодная война началась после капитуляции нацистской Германии в 1945 году, когда непростые отношения между Соединенными Штатами и Великобританией, с одной стороны, и Советским Союзом, с другой, начали разваливаться.
Какова основная причина начала холодной войны?
Вот некоторые возможные факторы, способствовавшие холодной войне: Советский Союз долгое время отказывался стать частью ООН. Сталин чувствовал, что Америка и Великобритания оттягивают день «Д», что приводит к большим потерям Советского Союза в заговоре с целью ослабить Советскую армию. Почти в шестьдесят раз больше советских людей погибло на войне, чем американцев…
Как Первая мировая война привела к холодной войне?
Добавлено с Версальским мирным договором, который косвенно привел к холодной войне, оказав слишком большое давление на Германию через финансовые требования о возмещении ущерба, нанесенного Первой мировой войной, в сочетании с санкциями в отношении военных и политических образований Германии на уже политически и экономически сильно ослабленную Германию. и …
Можно ли было избежать холодной войны или она была неизбежна?
Холодной войны нельзя было избежать.Между Рузвельтом и Сталиным существовал фундаментальный разрыв. Сталин рассматривал Восточную Европу как советскую сферу влияния и буфер против нового вторжения в сердце России.
Почему нельзя было избежать холодной войны?
Представление о неизбежности холодной войны совершенно неверно. Война выступала в качестве буфера между Советским Союзом и Соединенными Штатами, поскольку у обеих стран был общий враг, они сблизились, пытаясь победить Германию, но Советский Союз и Соединенные Штаты никогда не были друзьями и вряд ли были сердечными.
Была ли холодная война неизбежным следствием Второй мировой войны?
Хотя и Трумэн, и Сталин способствовали росту напряженности в Европе и Восточной Азии сразу после Второй мировой войны, сама холодная война, вероятно, была неизбежна.
Как окончание Второй мировой войны подготовило почву для холодной войны?
Сброс двух атомных бомб на Японию в августе 1945 года помог положить конец Второй мировой войне, но положил начало холодной войне, конфликту между Соединенными Штатами и Советским Союзом, который длился почти полвека.В Соединенных Штатах использование бомб получило широкую поддержку общественности, уставшей от войны и больших потерь.
Была ли оправдана холодная война?
Холодная война — хороший пример того, как Соединенные Штаты сотрудничают с другими для защиты от распространения коммунизма. Таким образом, политика, которую Соединенные Штаты совместно с Организацией Объединенных Наций реализовывали, была оправдана, поскольку их целью было не допустить повторения истории.
Почему началось эссе «Холодная война»?
Советский Союз хотел распространить свою идеологию коммунизма по всему миру, что встревожило американцев, последовавших за демократией.Приобретение Америкой атомного оружия вызвало страх у Советов. Обе страны опасались нападения друг на друга.
Какие факторы привели к окончанию эссе о холодной войне?
Холодная война закончилась в результате внутренних факторов, таких как реформы Горбачева, слабая экономика СССР и государств-сателлитов, отколовшихся от СССР, и внешних факторов, таких как американо-советская дипломатия и подписание различных договоров, ограничивающих вооружения. Причины холодной войны Эссе 986 слов | 4 страницы.
Чем закончилась холодная война?
В 1989 и 1990 годах Берлинская стена пала, границы открылись, а свободные выборы вытеснили коммунистические режимы повсюду в Восточной Европе. В конце 1991 года сам Советский Союз распался на составные республики. С ошеломляющей скоростью был поднят «железный занавес», и «холодная война» подошла к концу.
Какие факторы привели к окончанию викторины о холодной войне?
Ослабление коммунизма и мировая революция, а также изменение внешней политики СССР стали причиной окончания холодной войны.
Что привело к распаду СССР?
Решение Горбачева разрешить выборы с многопартийной системой и создать пост президента Советского Союза положило начало медленному процессу демократизации, который в конечном итоге дестабилизировал коммунистический контроль и способствовал распаду Советского Союза.
Пример бесплатного эссе о положительных аспектах холодной войны
Хотя холодная война оказала много негативного влияния на глобальное общество, она также помогла создать стабильный политический мир, о чем свидетельствует тот факт, что в эпоху холодной войны гражданских войн, националистических восстаний и этнических чисток почти не было.Кроме того, экономическая ситуация в мире впоследствии значительно улучшилась благодаря наращиванию военной мощи, вызванному холодной войной. Реализация американского «плана Маршалла» и коммунистического «плана Молотова», гонка ядерных вооружений и глобальное наращивание военной мощи — все это способствовало созданию глобальной политической стабильности и экономического процветания.
Не используйте плагиатные источники. Получите свое индивидуальное эссе на тему
«Положительные аспекты холодной войны»
Получить нестандартную бумагуНОВИНКА! интеллектуальное сопоставление с писателем
«План Маршалла», разработанный госсекретарем США Джорджем Маршаллом, и «план Молотова», разработанный министром иностранных дел СССР Молотовым, были разработаны для расширения «сфер влияния» соответствующих стран.Оба плана предусматривали создание союзов, договоров и пактов с как можно большим числом других стран, чтобы ослабить политическую силу противника на мировой арене. Для этого и Соединенные Штаты, и Советский Союз предоставили большие суммы финансовой помощи и оружия, а также подписали двусторонние торговые соглашения со странами и/или этническими группами, с которыми они хотели быть союзниками.
Они также финансировали революционеров в других странах, которые не были в их сфере влияния.
Например, во Вьетнамской войне, которая была войной коммунистического Севера против демократического Юга, северовьетнамские армии в основном обучались и оснащались оружием Советским Союзом, потому что Северным Вьетнамом управляла коммунистическая диктатура, лояльная США.
Узнайте оценку стоимости вашей бумаги
«Вы должны принять наши условия обслуживания и политику конфиденциальности»
ССР Соединенные Штаты, с другой стороны, начали посылать 800 военных советников, чтобы помочь южновьетнамцам, правительство которых возглавлял Нго Динь Дьем, антикоммунист и верный сторонник американской политики.Но постепенно американцы все больше и больше вовлекались непосредственно в войну, и ее участие достигло апогея в 1965 году, когда более 500 000 американских солдат находились во Вьетнаме. Война по существу стала войной коммунизма против капитализма и демократии.
В конечном итоге американцы были вынуждены выйти из войны, понеся большие потери и из-за того, что поддержка войны дома быстро уменьшалась. Южный и Северный Вьетнам были быстро объединены под властью коммунистов.В результате усилий обеих сверхдержав по расширению сфер своего влияния мир стал в значительной степени поляризованным, и очень немногим странам удалось сохранить нейтралитет во время холодной войны. Эта поляризация привела к беспрецедентной стабильности и миру, поскольку с обеих сторон развилось глубокое недоверие и помогло обеспечить лояльность нестабильных национальных государств.
Гонка ядерных вооружений и разработка ракет с ядерными боеголовками, способных летать на большие расстояния, существенно повлияли на американскую и советскую политику неконфронтации.Обе сверхдержавы справедливо полагали, что ядерная война приведет к взаимной катастрофе и, скорее всего, к глобальному уничтожению. Таким образом, они пытались держаться подальше от прямой конфронтации друг с другом, предпочитая вместо этого косвенно поддерживать другие правительства и / или революционеров, которые придерживались их собственных политических убеждений. Прекрасным примером того, чем обе сверхдержавы пожертвовали ради предотвращения ядерной войны, является Карибский кризис 1962 года. Кубинский ракетный кризис был вызван в первую очередь неудачным вторжением на Кубу в Заливе Свиней в 1959 году.До этого большая часть кубинской промышленности и полезных ископаемых принадлежала американцам. Но в 1959 году Фиделю Кастро и его социалистам-революционерам удалось свергнуть коррумпированную диктатуру, которая была у власти на Кубе и была верна американской политике.
Фидель Кастро пообещал своему народу, что положит конец экономическим трудностям и депрессии, и, пытаясь помочь экономическому восстановлению Кубы, решил национализировать большую часть бизнеса, принадлежащего иностранцам. Это сильно разозлило американцев, и в 1961 году 1500 U.Поддерживаемые С. кубинские эмигранты высадились в заливе Свиней. Попытка вторжения обернулась катастрофой и сильно смутила американское правительство. Ракетный кризис разразился в 1962 году, потому что Фидель Кастро считал, что Америка вскоре снова попытается вторгнуться в его страну. Он обратился к Советскому Союзу за помощью в защите своего островного государства. Советский Союз ответил, отправив на Кубу стрелковое оружие, танки и пехотные части, а также тайно перебросив ядерные ракеты в ракетные шахты, которые строились на Кубе.Американцы были потрясены, когда один из их самолетов-разведчиков U-2 обнаружил строящиеся ядерные бункеры на Кубе, потому что это означало, что впервые советские ракеты оказались в пределах досягаемости большинства крупных городов США, включая Вашингтон, округ Колумбия
.Это создало очень сложную проблему для американского президента Джона Ф. Кеннеди, для которой ему нужно было найти решение. Он не мог позволить завершить строительство ракетных шахт, потому что это подвергло бы Соединенные Штаты опасности. Это означало, что либо ему пришлось бы попробовать дипломатические средства, чтобы попытаться договориться об удалении оружия, либо ему пришлось бы использовать мощь американских вооруженных сил, чтобы убрать оружие силой.Ни один из вариантов не выглядел особенно благоприятным. Объединенный комитет начальников штабов (военные советники президента) призвал к быстрому и мощному военному вторжению, чтобы уничтожить бункеры, прежде чем Советы смогут отреагировать. Кеннеди, однако, беспокоила возможность советского ядерного возмездия за вторжение, потому что вторжение было явно актом войны. До этого момента ни одна из сторон не желала рисковать прямой конфронтацией ради ядерной войны. Вместо этого из-за ядерной угрозы Кеннеди пошел на компромисс.
Он не стал бы вторгаться на Кубу, но установил бы морскую блокаду вокруг острова, не допуская дальнейших военных поставок из Советского Союза на Кубу. Хрущев, российский премьер-министр, угрожал возмездием за то, что он назвал «грубой формой шантажа», но в частном порядке он знал, что, поскольку американцы разоблачили бункеры на Кубе до того, как они были введены в эксплуатацию, единственным выходом для него было вывести оружие. иначе он заставит американцев вторгнуться на Кубу, чтобы разрушить бункеры.В случае вторжения американцев он был бы обязан применить в ответ МБР (межконтинентальные баллистические ракеты) с ядерными боеголовками, что стало бы началом полномасштабной ядерной войны. Премьер-министр Хрущев отправил телеграмму непосредственно Кеннеди, предлагая вывести оружие в обмен на гарантию Америки, что она не вторгнется на Кубу. И для Кеннеди, и для Хрущева телеграф был средством спасения репутации, позволявшим обеим сторонам выйти из конфликта, не ослабляя при этом своей политической решимости.
Наряду с этими другими событиями произошло наращивание военной мощи как Соединенными Штатами, так и Советским Союзом в ожидании надвигающейся войны, что помогло оживить разрушенную экономику обеих стран. 12 марта 1947 года президент США Гарри Трумэн выступил с декларацией о «холодной войне», призвав нацию к сопротивлению коммунизму во всем мире. Чего он действительно надеялся добиться своей речью, так это заручиться поддержкой американского обязательства в размере 400 миллионов долларов, чтобы помочь поддержать иностранные правительства (в основном европейские).Он опасался, что послевоенная депрессия, свирепствовавшая в демократических европейских странах, подтолкнет их к коммунистической революции.
Эта политика борьбы с коммунизмом, известная как «доктрина Трумэна», послужила основой для миллионов долларов военных и оборонных расходов американского правительства во время холодной войны. Правительство заключило многомиллионные контракты с оборонными подрядчиками, что, в свою очередь, помогло снизить высокий послевоенный уровень безработицы, создав много новых рабочих мест.Многие фабрики, которые ранее использовались для производства гражданских товаров, были переоборудованы для использования в военных целях, а многие фабрики, которые бездействовали со времен мировой войны, были снова задействованы для производства оружия.
Военные расходы правительств западных капиталистов и стран Восточного блока помогли снизить высокий послевоенный уровень безработицы, а также помогли поднять их экономику, вошедшую в послевоенную депрессию. Гонка ядерных вооружений и политика расширения сфер влияния каждой страны способствовали поляризации мира в ситуации «добро против зла», что создало беспрецедентный уровень международной политической безопасности.Хотя многие аспекты «холодной войны» носили негативный характер, в целом «холодная война» помогала, а не мешала странам по обе стороны конфликта.
БИБЛИОГРАФИЯ
Кэмпбелл, Кристи Разоружение. Лондон: MacDonald & Co. Ltd, 1986.
.Чейни, Гленн Алан Распространение ядерного оружия. Нью-Йорк: Издательство Франклина Уоттса, 1999.
.Руссопулос, Димитриос I. Приход Третьей мировой войны. Монреаль:
Книги Черной Розы, 1986.
Зелинский Виктор; Дрейпер, Грэм; Куинлан, Дон; Макфадден, Фред Двадцатый век
точки зрения: интерпретирующая история.Дон Миллс, Онтарио:
Издательство Оксфордского университета, 1996.
Невидимые положительные последствия холодной войны
| Холодная война — это термин, используемый для описания войны, которая никогда не велась напрямую между США и Советским Союзом с середины 1940-х до начала 1990-х годов. Травмированная Европа стала беспрецедентно слабой из-за последствий Второй мировой войны.Советский Союз увидел в этом возможность отстаивать и расширять коммунизм в Европе. Преисполненный решимости остановить быстро расширяющуюся империю Сталина, президент США Гарри Трумэн издал Доктрину Трумэна, в которой говорилось, что США будут поддерживать Грецию и Турцию, чтобы не допустить их падения в руки Советского Союза. После пятидесяти лет косвенного политического и военного взаимодействия друг с другом Советский Союз, наконец, распался, и США стали единственной доминирующей державой в мире. В то время как холодная война привела к огромным военным расходам и катастрофическим событиям во Вьетнаме и Корее, нельзя забывать о ее положительных последствиях. Скорость технологического развития во время холодной войны была беспрецедентной. Обе стороны использовали тысячи ученых и потратили миллионы долларов на разработку новых технологий. Наиболее значительными достижениями того времени были развитие ядерной энергетики и микрочипов. По иронии судьбы, ядерная энергия была чистым источником энергии номер один на земле, но также использовалась для разрушения. Первая атомная станция была построена во время холодной войны в Советском Союзе и называлась Обнинская АЭС.Хотя он был слишком мал, чтобы иметь какое-либо коммерческое значение, он стал прототипом более мощных реакторов. В мире насчитывается 435 атомных электростанций, обеспечивающих 14% мировой электроэнергии.
В 1964 году президент Джонсон положил конец дискриминации в общественных и многих частных местах, помогая принять Закон о гражданских правах. Соперничество между Советским Союзом и Соединенными Штатами во время холодной войны вынуждало обе стороны продвигаться вперед и прогрессировать во всех возможных областях, чтобы утвердить свою роль верховной державы. Без их агрессивной конкуренции мы не смогли бы пользоваться преимуществами ядерной энергии, компактной электроники и других товаров, от которых мы зависим сегодня. Великие стратегии США времен холодной войны и либеральные традиции на JSTORАбстрактныйВопреки общепринятым представлениям, Соединенные Штаты не сразу приняли на себя ряд широкомасштабных обязательств перед Европой после Второй мировой войны. Вместо этого до начала 1960-х годов он придерживался стратегии перекладывания ответственности, которая стремилась превратить Западную Европу в независимый полюс силы, способный уравновесить Советский Союз в значительной степени без помощи Соединенных Штатов, тем самым способствуя уходу США.S войска с континента. Только при президенте Джоне Ф. Кеннеди Соединенные Штаты приняли балансирующую стратегию, приняв на себя постоянные обязательства по защите Европы. Новая теория либеральных идей и внешней политики объясняет этот сдвиг. «Негативные либералы», которые видят свободу с точки зрения возможностей и минимального вмешательства государства, приняли стратегию перекладывания ответственности, чтобы переложить расходы на внешнюю политику на других акторов и свести к минимуму вмешательство государства во внутренние дела. У «позитивных либералов», которые рассматривают свободу как проявление способностей и часто приветствуют вмешательство государства, таких угрызений совести не было.Начиная с Кеннеди, позитивные либералы приветствовали более жесткие обязательства по уравновешиванию отчасти как меру защиты либеральных режимов, возникших в Западной Европе после Второй мировой войны. Информация о журналеInternational Security публикует ясные, хорошо документированные эссе по всем аспектам контроля и применения силы, от всех политических точки зрения. Его статьи освещают вопросы современной политики и исследуют исторические и теоретические вопросы, стоящие за ними.Очерки международной безопасности определили дискуссию о Американская политика национальной безопасности и определили повестку дня для стипендий. по вопросам международной безопасности. Читатели журнала International Security узнают о новых разработках в: причины и предотвращение войн этнический конфликт и миротворчество проблемы безопасности после холодной войны Европейская, азиатская и региональная безопасность ядерные силы и стратегия контроль над вооружениями и распространение оружия вопросы постсоветской безопасности дипломатическая и военная история Информация об издателеСреди крупнейших университетских издательств мира The MIT Press ежегодно публикует более 200 новых книг, а также 30 журналов по искусству и гуманитарным наукам, экономике, международным отношениям, истории, политологии, науке и технологиям, а также по другим дисциплинам.Мы были одними из первых университетских издательств, предложивших книги в электронном виде, и мы продолжаем внедрять технологии, которые позволяют нам лучше поддерживать научную миссию и широко распространять наш контент. Энтузиазм прессы по отношению к инновациям отражается в том, что мы продолжаем исследовать эту передовую. С конца 1960-х годов мы экспериментировали с электронными издательскими инструментами поколение за поколением. Благодаря нашей приверженности новым продуктам — будь то цифровые журналы или совершенно новые формы коммуникации — мы продолжаем искать наиболее эффективные и действенные средства для обслуживания наших читателей.Наши читатели привыкли ожидать превосходства от наших продуктов, и они могут рассчитывать на то, что мы сохраним обязательство производить строгие и инновационные информационные продукты в любых формах, которые может принести будущее издательского дела. Холодная война в независимой Африке – Антология письмаХолодная война в независимой АфрикеДжей Ди ’93История Африки Письмо Задача: Написать исследовательскую работу объемом 10–15 страниц на важную тему в истории Африки. Движение за независимость в Африке в начале 1960-х годов предоставило возможности для внешней политики как Соединенным Штатам, так и Советскому Союзу. В год, когда Джон Ф. Кеннеди был избран в Белый дом, более пятнадцати африканских стран стали суверенными (Мазруи и Тайди, 362). США, отражая собственное антиколониальное наследие, симпатизировали формирующейся Африке. За годы работы в Сенате и месяцы предвыборной кампании Кеннеди пообещал признать и поддержать африканский национализм.С другой стороны, Советский Союз также видел отражение своей истории в Африке. Зарождающиеся социалистические революции возникали по всей Африке в ответ на империализм. Хрущев обещал свою поддержку национально-освободительным движениям по всему миру. Поэтому СССР симпатизировал революционной Африке. Однако такие симпатии были умерены холодной войной. Идеалы американской и советской политики в отношении Африки пали жертвой реалий сдерживания. В советской внешней политике антиамериканизм стал важнее антикапитализма.С неохотой Хрущеву пришлось принять слабые идеологии и терпеть изменчивые союзы между его африканскими клиентами. Для США антикоммунизм помешал поддержке многих движений за независимость. Американские политики не могли полностью принять социалистически настроенных африканских лидеров. Кроме того, Кеннеди не мог противодействовать членам НАТО, которые также были колониальными державами. Последствия холодной войны для Африки были удушающими. Во многих отношениях. Это была вторая борьба за Африку. Великие державы (в данном случае Советский Союз и США).С.) хотели, чтобы Африка просто мешала друг другу владеть ею, сдерживалось экономическое и политическое развитие Африки; обретение независимости часто откладывалось. Ни советская цель социалистического развития, ни американская цель демократической государственности не были реализованы из-за огромных возможностей, представленных в независимой Африке. Избрание Джона Ф. Кеннеди стало важной вехой в американо-африканских отношениях. Как председатель подкомитета по Африке сенатского комитета по международным отношениям Кеннеди был в тесном контакте со многими лидерами африканских националистов.Демонстрируя свою поддержку африканского национализма, Кеннеди в 1957 году раскритиковал политику невмешательства Эйзенхауэра в отношении французского колониализма в Алжире. «Заморские территории рано или поздно, одна за другой, будут вырываться на свободу и с подозрением смотреть на западные народы, препятствовавшие их шагу к Независимости. . . Национализм в Африке нельзя оценивать исключительно с точки зрения исторических и юридических тонкостей, о которых говорят французы и до сих пор принимаемых Государственным департаментом. ). Во время кампании 1960 года Кеннеди 479 раз упомянул Африку. «Это продемонстрировало его острое и осознанное понимание важности для Соединенных Штатов зарождающихся африканских наций» (Джексон, 38–39). После избрания Кеннеди на дипломатических должностях отражал заботу об Африке. Кеннеди назначил губернатора Мичигана Дж. Меннана Уильямса на должность помощника государственного секретаря по Африке. Уильямс, либерал-идеалист, был решительным сторонником гражданских прав и «оказался самым эффективным и стойким защитником нового подхода к Африке» (Noer, 63).Заместитель госсекретаря Честер Боулз и посол ООН Адлай Стивенсон также призвали уделять больше внимания Африке. В конце 1950-х — начале 1960-х годов советские политики также стали более серьезно относиться к Африке. Хрущев возобновил интерес СССР к странам третьего мира (Кемптон, 1). В своей речи в январе 1961 года Хрущев пообещал Москве поддержку национально-освободительных войн. Позиция КПСС утверждала, что национальное освобождение не заканчивается политической независимостью. Если новая нация не разорвет колониальные связи и не претерпит радикальных социальных и экономических изменений, независимость будет только номинальной (Кемптон, 36).Советским лидерам Африка казалась идеальным местом для развития революционных государств советского типа. Африка обладала несколькими благоприятными для социализма характеристиками — «естественным местом коммуны в африканском крестьянском обществе, почти полным отсутствием местной буржуазии и возрастающей ролью государственного сектора» (Легволд, 179). Согласно Збигневу Бжезинскому, у Советов было четыре отличительных преимущества в их отношениях с Африкой: (1) африканцы соглашались с Советами в отношении связи между капитализмом и империализмом.Они считали, что эти два явления связаны между собой и оба заслуживают устранения; (2) У африканцев и советов был общий враг. Бывшие колониальные державы также были антикоммунистами; (3) Ни одна коммунистическая нация никогда не была колониальной державой в Африке; и (4) африканцы восхищались быстрым развитием в Советском Союзе и видели в нем модель своего собственного развития (Бжезинский, 205-207). Тем не менее Советы потерпели неудачу в своих попытках реализовать эту идеологическую возможность. Действительно, реалии африканской политики не укладывались в ограниченные концепции ни Советского Союза, ни Соединенных Штатов. Обретя независимость в 1957 году, Гана оказалась в авангарде африканского националистического движения. Кваме Нкрума стал лидером новой нации. Хотя партия Нкрумы получила 71 из 104 мест в парламенте, его избирательный мандат был невелик. Партия Нкрумы набрала лишь 57 процентов голосов и потерпела поражение в северной Гане (Мазруи и Тиди, 59 лет). Причины противодействия Нкруме проистекают из трайбализма и последствий непрямого правления. Под британским колониальным правлением вожди ашанти на севере сохранили большую часть своей власти.«Агитация Нкрумы за независимость и централизованное правление угрожала разрушить это соглашение» (Махони, 160). Казалось бы, триумф Нкрумы станет благословением для Советского Союза. Нкрума поддерживал социализм и даже считал себя африканским Лениным (Мазруи и Тайди, 57). Тем не менее, ситуация была не так проста. Нкрума был панафриканистом, и цели независимой и единой Африки превалировали над социалистической революцией. Кроме того, Нкрума опасался, что тесные отношения с Советами приведут к неоколониалистским отношениям.Весьма предусмотрительно Нкрума добивался помощи как от СССР, так и от США, уравновешивая одно за другим и предотвращая внешнее господство (Мазруи и Тиди. 64). У Советов также были идеологические опасения по поводу Ганы. Хотя он считал себя африканским Лениным, Нкрума не был коммунистом и не придерживался ленинской концепции революции, управляемой элитой. Партия Нкрумы «с самого начала была в основном массовой организацией» (Мазруи и Тиди, 57). Однако более фундаментальными были недостатки, обнаруженные Иваном Потекиным, самым выдающимся ученым-африканистом СССР, во время его визита в Гану в конце 1957 года. Потекин критиковал тот факт, что британская королева по-прежнему является главой государства, что английский по-прежнему является государственным языком, что в Гане по-прежнему существуют британские институты и что христианские миссии по-прежнему влияют на образование (Легволд, 43). Такие условия не способствовали экономической независимости или некапиталистическому развитию. Критика Потекина была законной. Государственная служба Ганы, находящаяся под влиянием Великобритании, «решительно выступала против формальных связей с советским блоком» (Легволд, 46). Гана и Советы не устанавливали дипломатических отношений до января 1958 года.Пройдет еще год, прежде чем две страны откроют посольства. Торговые отношения также развивались медленно. Экономические переговоры начались только в июне 1959 года; соглашение не было заключено до августа 1960 г.; он не был ратифицирован до июня 1961 г. (Легволд, 47). Однако событиягода за пределами Ганы изменили двойственное отношение Нкрумы к Советам на поддержку. Нкрума был возмущен похищением в декабре 1960 года премьер-министра Конго Патриса Лумумбы. Он вовлек в заговор ООН и Запад По словам Нкрумы, ООН поддержала соперника Лумумбы, главу государства Джозефа Касавубу (Нкрума, 120 лет). Советы быстро воспользовались гневом Нкрумы. В течение двух недель после похищения Лумумбы в Гану из Советского Союза прибыли два из шести обещанных самолетов Ильюшина. Вскоре после этого «Нкрума приветствовал советскую группу технической помощи из тридцати четырех человек, чтобы обсудить проекты на сумму 40 миллионов долларов», включая плотину Вольта (Махони, 164). Убийство Лумумбы еще больше укрепило позиции Нкрумы. Он пригласил президента СССР Леонида Брежнева встретиться с ним в Аккре и отправил язвительное письмо президенту Кеннеди.Тем временем в ганской прессе были опубликованы старые фотографии черных финчингов в США . ОднакоКеннеди находился в Белом доме меньше месяца на момент получения письма Нкрумы. На самом деле Лумумба был убит за несколько дней до того, как Кеннеди вступил в должность; новость о его убийстве была опубликована несколько недель спустя. Чтобы наладить отношения с Ганой и доказать свою приверженность Африке, Кеннеди пригласил Нкруму в Вашингтон. Встреча в марте 1961 года прошла успешно. Эти двое пришли к соглашению о политике Конго и вели переговоры с У.С. помощь плотине Вольта. Нкрума провозгласил «новую эру афроамериканской дружбы» (Махони, 167). Советы, должно быть, были ошеломлены этим дипломатическим разворотом. Однако личность Нкрумы предрасполагала его к личной дипломатии. Кеннеди милостиво относился к Нкруме, даже познакомив его с миссис Кеннеди и дочерью Кэролайн. Возможно, преувеличенно, но по существу точно, в информационном бюллетене ЦРУ Нкрума описывается как «политик, для которого рев толпы и похвала подхалима так же необходимы, как воздух, которым он дышит.. . (и кто] отчаянно хочет благоприятного вердикта истории» (Махони, 166). Позднее Советы использовали ту же лесть во время поездки Нкрумы в Советский Союз в июле 1961 года. Хрущев сказал Нкруме, что он был кандидатом на Ленинскую премию мира. Хрущев также пригласил Нкруму присоединиться к нему во время его летних каникул. Колебания между Востоком и Западом были типичными для внешней политики Ганы в начале 1960-х годов. Это заставило Кеннеди постоянно пересматривать проект плотины Вольта. У Нкрумы была сильная оппозиция в администрации, включая членов Государственного департамента и генерального прокурора Роберта Кеннеди, которые считали Нкруму коммунистом (Махони, 172).Хрущев тоже был разочарован. Капризы внешней политики Ганы заставили Хрущева отказаться от планов спонсировать создание Ганской коммунистической партии. Такие действия «вызвали бы антагонизм у Нкрумы, гарантируя скорейшее подавление коммунизма в Гане» (Легволд, 49). Без авангардной партии в авангардной нации африканской независимости советские идеологические цели были обязательно сорваны. Гвинея оказалась бы более легким испытанием для советской политики. В некотором смысле Гвинея «олицетворяла собой все, чем не была Гана» (Легволд, 60).Под руководством Секу Туре Гвинея отклонила французский референдум 1958 года о конституционном союзе. Де Голль предупредил Туре, что голосование «против» будет равносильно провозглашению независимости. Возмущенная Франция разорвала отношения с Гвинеей, создав вакуум, который Советы были только рады заполнить. В экономическом отношении советский экспорт в Гвинею вырос с 9,3 процента от общего объема в 1959 году до 44,2 процента годом позже. Экспорт в Советский Союз увеличился с 16,2 процента от общего объема до 22 процентов.9 процентов за тот же период (Легволд, 75 лет). В политическом плане Туре согласовывал внешнюю политику Гвинеи с советской. Туре поддерживал планы Хрущева по разоружению и советское вмешательство в Конго. Он также предоставил убежище в столице Конакри африканским революционным движениям и предоставил Советам исключительный доступ к их лидерам. Советские политики начали рассматривать Гвинею как образец правильного развития Африки. Хотя их политические цели казались синонимичными, мотивы Гвинеи и Советского Союза не были идентичными.В то время как Советы хотели повлиять на баланс сил между Востоком и Западом, Гвинея придерживалась «бескомпромиссного желания сохранить свою независимость неприкосновенной» (Легволд, 120). Отражая этот дух, Туре провозгласил в апреле 1960 года, что «если некоторые люди хотят основать гвинейскую коммунистическую партию, они должны понимать, что PDG (партия Туре) будет выступать против них… ибо коммунизм — не путь для Африки» (Легволд, 73). Кроме того, Туре стал жаловаться на качество отправляемых в Гвинею советских товаров. Мало того, что продукты были некачественными, они часто были в неправильном количестве, отправлены в неправильное место или отправлены без необходимых частей.Также советско-гвинейской неприязни способствовал личный конфликт между Туре и советским послом. В такой обстановке избрание Кеннеди предложило Туре альтернативу. В свете изоляции, введенной Францией, Гвинея зависела от советской помощи. Кеннеди, однако, предложил США еще один вариант. Туре был впечатлен пронационалистическими речами Кеннеди в Сенате; вскоре он начал намекать западным репортерам, что был бы заинтересован в получении помощи от США. К маю 1961 года Вашингтон предоставил Туре пакет помощи в размере 25 миллионов долларов.И снова советская цель создания революционного социалистического государства в Африке была поставлена в тупик реалиями. И Нкрума, и Туре «в равной степени заявляли, что их социализм вобрал в себя черты нескольких систем, а не только марксизма-ленинизма, которые однозначно соответствовали африканским условиям» (Легволд, 115). Хотя Гана и Гвинея привлекли к себе первые инициативы США и Советского Союза, в начале 1960-х гг. главная точка трений времен холодной войны находилась в Конго. В январе 1960 года бельгийское правительство удовлетворило требования конголезцев о независимости.Шесть месяцев спустя конголезцы освободились от бельгийского правления. К сожалению, конголезцы не были готовы к независимости. Конго столкнулось с огромными проблемами. «Четырнадцать миллионов человек, набранных из более чем двухсот племенных групп, не имели чувства национальной идентичности» (июль 452 г.). Лишь немногие получили высшее образование, и лишь немногие были подготовленными профессионалами. Что еще хуже, многие европейцы в Конго, опасаясь возмездия со стороны ранее угнетенных чернокожих, бежали из страны. «С бегством европейцев гражданская администрация, магистратура и большая часть армии начали распадаться» (Джексон, 28). Такой вакуум власти был заманчив для обеих сверхдержав, тем более что Конго имело стратегическое и экономическое значение. Расположенное в центре Африки, Конго занимало жизненно важное положение и граничило с девятью государствами. С экономической точки зрения Запад получил 49 процентов своего кобальта и 69 процентов своих технических алмазов из Конго. Железо, золото, цинк, медь, бокситы и тантал (минералы, необходимые для аэрокосмической промышленности США) были обнаружены в больших количествах (Джексон, 23). Нестабильность Конго не заставила себя долго ждать.Всего через пять дней после обретения независимости вспыхнуло восстание. Конголезские солдаты в Леопольдвиле восстали против своего оставшегося бельгийского начальства. Своими выступлениями об африканизации Конго премьер-министр Лумумба косвенно поддержал военный мятеж. «Тем временем генерал-лейтенант Эмле Янссенс, командующий Force Publique, вызвал недовольство (конголезских) солдат, драматизируя свою несгибаемую колониальную оппозицию в заявлении, которое он написал на доске в штаб-квартире Force: До обретения независимости = после обретения независимости» (Джексон, 27).Местное восстание быстро приобрело общенациональный характер. Лумумба вскоре выразил свою поддержку, уволив всех 1135 бельгийских офицеров. Однако глава государства Касавубу хотел поддерживать контакты с Западом. Поэтому он выступил против решения Лумумбы. Лумумба не мог позволить себе расстроить Касавубу. Только предоставив Касавубу пост главы государства, различные конголезские фракции позволили Лумумбе возглавить разнообразное коалиционное правительство. Однако Лумумба и Касавубу были вынуждены проводить общую политику.10 июля 1960 года Бельгия направила десантников для усиления своих войск, дислоцированных в Конго. Им удалось подавить мятежных конголезцев, особенно в провинции Катанга. Такое вмешательство помогло ускорить отделение Катанги, обеспечивающей половину национального дохода (Присяжные, 452). И Лумумба, и Касавубу обратились в ООН за чрезвычайными силами. Тем не менее между ними остались идеологические разногласия. Касавубу был прозападным; Лумумба был активным сторонником социализма (Джексон, 28 лет).Такое отличие не ускользнуло от внимания администрации Эйзенхауэра. Директор ЦРУ Аллен Даллес считал Лумумбу новым Фиделем Кастро. Эйзенхауэр отправил Лоуренса Девлина в американское посольство в Леопольдвиле, чтобы открыть офис ЦРУ в Конго. Задача Девлина состояла в том, чтобы способствовать свержению и убийству некоторых конголезских лидеров, предположительно включая Лумумбу (Джексон, 32 года). Жестокая оппозиция Эйзенхауэра Лумумбе проистекает из близорукости времен холодной войны. На заседании Совета национальной безопасности в августе 1960 года Эйзенхауэр заявил, что «мы говорили об одном человеке, который вытеснил нас из Конго, о Лумумбе, поддерживаемом Советами» (Махони, 40).Эйзенхауэр не хотел «потерять» Конго. Однако Эйзенхауэр не смог понять, что движение Лумумбы в сторону Советского Союза было спровоцировано заблуждениями Запада. Генеральный секретарь ООН Даг Хаммаршельд отказался направить войска ООН в Катангу или согласиться на просьбу Лумумбы передать силы ООН под его командование. Более того, Эйзенхауэр утверждал, что причиной беспорядков был сам Лумумба, а не бельгийцы. Эйзенхауэр поместил антибельгийскую позицию Лумумбы в контекст его предполагаемых симпатий к коммунистам (Махони, 38, 45). Лумумба, однако, не сразу отсчитал Запад. ООН уже направила 10 000 миротворцев, так что компромисс был возможен. 20 июля Лумумба рассказал о своем тяжелом положении: «Мы примем помощь от дьявола или кого-либо еще, если они выведут бельгийские войска. Если нам не поможет ни одна западная нация, почему мы не можем обратиться к другим нациям?» (Махони, 38). США упустили смысл. Лумумба был отвергнут во время его визита в Вашингтон в конце июля; Эйзенхауэр даже не встречался с ним.Безальтернативно Лумумба принял предложение Хрущева о военной помощи. США загнали Лумумбу к черту. Но расплачивался Лумумба. Принятие Лумумбой советской помощи вновь открыло раскол между Лумумбой и Касавубу. 5 сентября 1960 года Касавубу уволил Лумумбу с поста премьер-министра. Позже в тот же день Лумумба уволил Касавубу. По словам Нкрумы, не было никаких сомнений в том, кого ООН поддерживает в этом расколе. 6 сентября силы ООН закрыли радиостанцию в Леопольдвиле. «Это действие было неоправданным. Это лишило Лумумбу возможности обратиться к народу, в то время как Касавубу, свободно вещая по радио Браззавиля, [был] открыто разжигал антилумумбистские настроения. Как можно было оправдать такие действия Организации Объединенных Наций, когда Лумумба был законным премьер-министром?» (Нкрума, 36). Тем не менее, Лумумба увел свою организацию в подполье. Касавубу, однако, не позволил бы такой тайной деятельности беспрепятственно продолжаться. С помощью отчетов ЦРУ о наблюдении силы Касавубу захватили Лумумбу 1 декабря 1960 года.Однако новая администрация Кеннеди подумывала о помощи Лумумбе. Уходящая администрация Эйзенхауэра активизировала свои усилия ЦРУ против Лумумбы. Рука Касавубу была вынуждена. 17 января заключенный Лумумба был доставлен самолетом в Элизабетвилле, в пути был избит и убит, вероятно, руками катангских властей (Махони, 70). Теперь глава государства Касавубу, новый премьер-министр Сирил Адула и глава вооруженных сил Жозеф Мобуту были прозападными.Кеннеди удалось убедить ООН вторгнуться в Катангу. Одновременно его политика восстановила порядок и удержала Советы от проведения односторонней военной операции. Профессор Ричард Махони назвал политику Кеннеди в отношении Конго успешной. «Кеннеди доказал, что в политике сдерживания может быть созидательный аспект: обращаясь к внутренним причинам кризиса в Конго в дополнение к устранению внешней коммунистической угрозы, президент сделал сдерживание в Конго тем, чем оно никогда не было во Вьетнаме, — действенным и конструктивная политика, которая в основе своей соответствовала националистической реальности» (Махони, 247). Возможно, убедить ООН вторгнуться в Катангу было легче без присутствия просоветски настроенного Лумумбы, однако трудно признать, что политика США совпадала с конголезскими интересами. Лумумба был самым легитимным из всех национальных лидеров. Партия Лумумбы была политической организацией, «наименее связанной с племенными или этническими группировками». Кроме того, его партия «была также главным гражданским институтом страны» (Джексон, 29 лет). Преемник Лумумбы, Адула, оказался слабым лидером, не имевшим сильной поддержки населения.В 1964 году он пал в результате военного переворота, когда Мобуту пришел к власти. Политика США в отношении Конго фактически игнорировала реалии. Он был основан на натянутых отношениях. Вместо того, чтобы поддерживать сильные, легитимные институты, дипломатия США полагалась на личность. Более разумной политикой было бы помочь Лумумбе и одновременно убедить ООН восстановить порядок в Катанге. Оба действия уменьшили бы возможность советского влияния. Возможно, если бы Кеннеди пришел к власти раньше, он бы занял более прагматичную позицию.Тем не менее прецедент антикоммунизма над национализмом, который он создал в Анголе, не дает оснований полагать, что это было бы так. В ангольской политике Кеннеди позволил альянсам времен холодной войны пересилить его заботу об африканском национализме. По крайней мере, изначально Кеннеди, казалось, отстаивал новый взгляд на Анголу. Эйзенхауэр постоянно приказывал своему послу в ООН воздерживаться от голосования против португальского колониализма. Однако дважды Кеннеди инструктировал посла Стивенсона голосовать за антипортугальские резолюции.И в марте, и в апреле 1961 года США проголосовали за резолюции, призывающие Португалию предоставить Анголе независимость. США также начали налаживать отношения с лидером ангольской оппозиции Холденом Роберто. В марте 1961 года Роберто встретился с представителями Государственного департамента. Несмотря на отсутствие обязательств, Роберто произвел впечатление на американских политиков. «Роберто успешно играл на американском антикоммунизме, отвергая марксизм и подчеркивая радикализм своих противников» среди ангольцев (Noer, 72).Его конкурирующая организация, МПЛА, пользовалась советской поддержкой. В качестве еще одного признака изменения отношения США сократили помощь Португалии с 25 до 3 миллионов долларов (Noer, 73). ОднакоКеннеди встретил оппозицию дома и за границей. Де Голль считал, что противодействие португальскому диктатору Салазару может спровоцировать коммунистическую революцию в Лиссабоне. «Европейцы» В Госдепартаменте выступили за поддержку другого члена НАТО Португалии. Создание единого фронта против Советов было жизненно важным приоритетом.Кроме того, США хотели сохранить свои права на португальских Азорских островах. Азорские острова были важной базой для дозаправки и перевозки войск; он использовался во время недавних кризисов в Ливане и Конго. Берлинский кризис августа 1961 года также укрепил позиции «европеистов» (Noer, 81–82). В ответ правительство Португалии наняло нью-йоркскую фирму по связям с общественностью Selvage and Lee. В пресс-релизах, адресованных американским СМИ, Селвидж и Ли «задокументировали», что ангольская революция управлялась из Москвы.Самым большим успехом Селвиджа и Ли было убедить спикера палаты представителей Джона Маккормика и представителя Типа О’Нила похвалить Португалию в выступлениях в Конгрессе (Ноер, 74). Тем временем положение Роберто в Анголе становилось все более неустойчивым. Африканцы начали критиковать Роберто за обращение к США, утверждая, что помощь США через НАТО использовалась Португалией против ангольцев. Они указали, что США не запрещали частным компаниям продавать португальцам такую продукцию военного назначения, как джипы.Оппозиция Роберто МПЛА также укреплялась, поскольку получала больше советской помощи (Noer, 84-85). Помощник госсекретаря Уильямс заметил, что Кеннеди начинает дрейфовать в лагерь «европеистов». Затем Уильямс изменил свою тактику, приближаясь к Кеннеди. Вместо того чтобы основывать свои аргументы на абстрактных концепциях национализма, Уильямс сосредоточился на конкретных вопросах торговли и антикоммунизма. Противодействуя аргументу Азорских островов, Уильямс утверждал, что отказ от поддержки африканского национализма может привести к потере США.С. базируется в Марокко, Ливии и Эфиопии (Noer, 88, 92-93). Однако давление холодной войнывынудило Кеннеди капитулировать. Не случайно, когда в декабре 1962 г. истекал срок аренды Азорских островов США, США в декабре 1962 г. воздержались от двух антипортугальских резолюций в ООН. К началу 1963 г. США «смягчили свою публичную критику Португалия и исключили неформальные встречи с лидерами повстанцев» (Noer, 94-95). Поскольку поддержка США Роберто так и не материализовалась, просоветское МПЛА стало доминирующим в Анголе.По иронии судьбы, политика США в период холодной войны привела их потенциального союзника к советскому блоку. МПЛА не нужно было приходить к власти. Партия Роберто имела большую народную поддержку, включая многочисленную этническую группу баконго. Напротив, поддержка МПЛА исходила в основном от мбунду, которые представляли лишь 18 процентов населения. Кроме того, в военных столкновениях с португальцами организация Роберто показала больший лидерский потенциал (Кемптон, 53). Ни США, ни СССР не смогли достичь своих политических целей в Африке.Возможно, со стороны любой сверхдержавы было высокомерно пытаться навязать свою повестку дня Африке. Тем не менее именно незнание сверхдержавой африканских условий гарантировало провал политики. Советы попытались навязать жесткую идеологию и экономический план региону, отчаянно нуждавшемуся в экспериментах. Таким образом, Гана и Гвинея стали политическим разочарованием. Хотя США выступали за независимость Африки от колониализма, американские политики позволили заглушить эти цели антикоммунизмом.Впоследствии Конго превратилось в репрессивную диктатуру, а Анголу погнали к «дьяволу». Политика холодной войны оказалась неадекватной потребностям Африки после обретения независимости. Процитировано работБжезинский, Збигнев. Африка и коммунистический мир, издательство Стэнфордского университета: Стэнфорд, Калифорния, 1963. .Джексон, Генри Ф. От Конго до Соуэто: внешняя политика США в отношении Африки с 1960 года, Morrow Publishing: New York, 1982. июля, Роберт В.История африканского народа. Waveland Press: Prospect Heights, Illinois, 1992. .Кемптон, Дэниел Р. Советская стратегия в отношении Южной Африки: связь национально-освободительного движения, Praeger Press: New York, 1989. Легволд, Роберт. Советская политика в Западной Африке, издательство Гарвардского университета: Кембридж, Массачусетс, 1970. .Махони, Ричард Д. Кеннеди: Испытание в Африке, издательство Оксфордского университета: Нью-Йорк, 1983. Мазруи, All A и Michael Tidy. Национализм и новые государства в Африке, Heinemann Publishing: Лондон, 1984. Нкрума, Кваме. Вызов Конго, International Publishers: Нью-Йорк, 1967. .Ноер, Томас Дж. Холодная война и освобождение черных: правление США и белых в Африке. 1948-1968 гг. University of Missouri Press: Колумбия, Миссури, 1985. .Последствия и влияние Второй мировой войны на Соединенные Штаты — пример бесплатного эссеНесмотря на общее окончание Второй мировой войны, последствия войны принесли как положительные, так и отрицательные изменения в США.Эти изменения включали в себя различные экономические, политические и социальные аспекты, которые превратили Америку во все, чем она является сегодня, и независимо от того, были ли эти изменения положительными или отрицательными, оба они действительно важны для истории Соединенных Штатов Америки. Согласно учебнику, некоторые из положительных изменений, которые Вторая мировая война принесла в экономику Соединенных Штатов, включают окончание Великой депрессии, увеличение военной силы и изобретение атомной бомбы (Davidson, 2017).Одно экономическое преимущество пришло с помощью «Нового курса», который обеспечил экономическую помощь и предоставил множество возможностей для работы миллионам безработных американцев, включая группы меньшинств, такие как женщины и люди с ограниченными возможностями. Мне урезали зарплату, но мой подоходный налог будет намного меньше. Когда меня уволят, мне заплатят (Van & Schenk, 1921). Эта цитата прекрасно показывает, как трудно было сохранить работу и зарабатывать на жизнь во время Великой депрессии, поэтому создание этих новых рабочих мест во время Второй мировой войны оказало такое большое влияние на экономику.Наряду с льготами для меньшинств США также получили большую военную силу благодаря принятию проекта Закона о выборочной службе 1917 года, который требовал, чтобы все мужчины в возрасте от 18 до 64 лет регистрировались и заполняли все оставшиеся места в вооруженных силах. За это время военные также добились создания атомной бомбы в рамках Манхэттенского проекта, санкционированного президентом Рузвельтом. Этот проект состоял из группы, которая помогла создать первую атомную бомбу, оружие предельного массового поражения.Это мощное оружие использовалось США, чтобы вместе положить конец Второй мировой войне, и навсегда изменило методы ведения войны. Наряду с этими положительными результатами Второй мировой войны после окончания войны было также несколько негативных последствий для экономики. Нужно индивидуальное эссе на ту же тему? Сообщите нам свои требования к бумаге, выберите автора, и мы напишем эссе самого высокого качества! Заказать сейчасНаши авторы могут помочь вам с любым типом эссе.На любую темуПолучите свою ценуПОСЛЕДСТВИЯ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ 3 основной негативный эффект включал рост цен на потребительские товары из-за инфляции. Чтобы США вмешались и помогли положить конец Второй мировой войне, нужно было потратить много денег на ополчение, вооружение и медикаменты, что, в свою очередь, вызвало сильную инфляцию в экономике США. Вторая мировая война также вызвала положительные и отрицательные социальные изменения в Соединенных Штатах. Основным положительным социальным достижением для США стало более эффективное использование средств связи. Во время войны был изобретен радиосвязь, которая изменила военную связь к лучшему и продолжает преобразовывать связь до сегодняшней скорости. Еще одним социальным изменением, произошедшим после войны, стало исчезновение, а затем возвращение к безработице меньшинств.Это изменение можно было рассматривать как положительное, так и отрицательное, поскольку исчезновение безработицы дало этим людям первую возможность экономической независимости, которая дала им возможность почувствовать себя равными (Даллас, Техас: Далласский окружной колледж округа, 2005). Например, женщины больше не считались просто полезными для типичного ПОСЛЕДСТВИЯ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ 4 обязанности домохозяйки. Но как только война закончилась, это чувство у них отняли. Возвращение ветеранов стоило многим представителям меньшинств потери работы, и многие из них попали в политику «последний нанял — уволил первым».Когда наступил мир, почти 75 процентов работающих женщин в одном опросе указали, что они надеются продолжить свою работу. Но когда войска вернулись домой, традиционные культурные установки вытеснили женщин с рынка труда (Davidson, 2017). Эти меньшинства не только потеряли работу, но и чувство независимости и равенства среди нормальной рабочей силы Америки. Основная идея заключается в том, что Соединенные Штаты пережили множество положительных и отрицательных изменений после Второй мировой войны. Что касается экономики, нация процветала, когда закончилась Великая депрессия, и вооруженные силы увеличились, несмотря на рост инфляции и рост цен на товары.Окончание войны также помогло развитию здравоохранения, образования и государственных программ, но позже привело Соединенные Штаты к новой войне из-за политики. В социальном плане это дало меньшинствам возможность впервые в жизни ощутить равенство и свободу, хотя в конечном итоге их и лишили. Но в целом после Второй мировой войны было больше положительных результатов, чем отрицательных, что помогло Соединенным Штатам достичь того, что они имеют сегодня. Вам понравился этот пример?Рональд Рейган: влияние и наследиеРональд Уилсон Рейган был президентом-трансформатором.Его лидерство и симбиотические отношения, которые он установил с советским лидером Михаилом Горбачевым во время их четырех встреч на высшем уровне, подготовили почву для мирного разрешения холодной войны. Когда Советский Союз исчез в тумане истории, сторонники Рейгана утверждали, что он «выиграл» холодную войну. Рейган и Горбачев более благоразумно заявляли, что в выигрыше оказался весь мир. Однако у Рейгана были основания полагать, что Запад вышел победителем в идеологической борьбе: как он выразился, демократия победила в своей долгой «битве ценностей» с коллективизмом.Британский премьер-министр Маргарет Тэтчер, его верный союзник, писала, что Рейган «выполнил самую трудную из всех политических задач: изменил отношение и представление о том, что возможно. в то время, когда свобода отступала, — и ему это удалось». Это верно в той мере, в какой это происходит: число демократических стран, а также охват идеологии свободного рынка расширились за счет Рейгана. Но, как показывает недавний автократический путь России, устойчивость этих достижений остается под вопросом. Ученые предлагают множество объяснений того, почему холодная война закончилась так, как она закончилась, и последующего распада Советского Союза. Некоторые историки ссылаются на наращивание вооруженных сил США при Рейгане и давление, оказываемое его любимой программой, Стратегической оборонной инициативой. Другие подчеркивают возросшее беспокойство восточноевропейских стран, особенно Польши, и чрезмерное влияние Советского Союза в Афганистане. Третьи указывают на крах советской экономики после 75 лет коммунистического правления.Хотя историки не пришли к единому мнению о том, какое значение следует придавать этим различным факторам, ясно, что Рейган и его политика способствовали такому результату. Экономическое наследие Рейгана неоднозначно. С одной стороны, снижение налогов и ужесточение процентных ставок Федеральной резервной системой привели к рекордному периоду экономического роста в мирное время. С другой стороны, этот рост сопровождался рекордным ростом государственного долга, дефицита федерального бюджета и торгового дефицита. Защитники экономических достижений Рейгана отмечают, что большая часть дефицита была вызвана увеличением военных расходов, которые сократились после распада СССР и создали условия для сбалансированного бюджета в годы правления Клинтона.Но даже в этом случае снижение налогов со стороны предложения не привело к увеличению доходов, как предсказывал Рейган. Экономист Роберт Самуэльсон предположил, что главным достижением Рейгана на экономической арене была его последовательная поддержка Федеральной резервной системы, которая при назначенном Рейганом Алане Гринспене проводила денежно-кредитную политику, поддерживающую инфляцию на низком уровне. Рейган также преуспел в достижении основной цели по снижению предельной ставки налога на прибыль, которая составляла 70 процентов, когда он вступил в должность, и 28 процентов, когда он ушел. Рейган также оставил монументальное политическое наследие. После того, как в 1984 году он был переизбран подавляющим большинством голосов в 49 штатах, стало ясно, что демократы вряд ли вернутся в Белый дом под традиционными либеральными знаменами. Это проложило путь к центристскому захвату Биллом Клинтоном кандидатуры от Демократической партии и поста президента в 1992 году. Рейган оказал еще большее влияние в своей собственной партии. Он привел республиканцев к контролю над Сенатом, когда стал президентом в 1980 году. Хотя демократы контролировали Палату представителей на протяжении всего президентства Рейгана, республиканцы впервые за 40 лет получили контроль в 1994 году под лозунгом «Контракта с Америкой» Ньюта Гингрича. «Попурри из оставшихся предложений Рейгана.Даже сегодня, когда демократы снова у власти, в Конгрессе больше общепризнанных рейгановских республиканцев, чем когда-либо при жизни Рейгана. В конкурсе 2008 года на пост президента от республиканцев практически все кандидаты заявили, что пойдут по стопам Рейгана. Остается открытым вопрос, произошли ли достижения Рейгана благодаря его философии или вопреки ей — или и то, и другое. Рейган был эффективным пропагандистом консервативных идей, но он также был чрезвычайно практичным политиком, стремившимся к успеху.Законопроект о социальном обеспечении, ставший знаменательным достижением Рейгана во время его второго президентского срока на посту губернатора Калифорнии, реформа, спасшая поколение социального обеспечения во время его первого срока на посту президента, и налоговая реформа во время его второго президентского срока были двухпартийными компромиссами, бросающими вызов «либерализму». или «консервативные» ярлыки. В традициях американских популистов Рейган баллотировался как аутсайдер, решивший восстановить традиционные ценности. На самом деле, он был искусным политиком, который расширил влияние своей партии дома и реализовал свое видение безъядерного мира за границей. |