Содержание

Читать онлайн «Воспоминания о войне», Николай Никулин – ЛитРес

ПРЕДИСЛОВИЕ

Мои записки не предназначались для публикации. Это лишь попытка освободиться от прошлого: подобно тому как в западных странах люди идут к психоаналитику, выкладывают ему свои беспокойства, свои заботы, свои тайны в надежде исцелиться и обрести покой, я обратился к бумаге, чтобы выскрести из закоулков памяти глубоко засевшую там мерзость, муть и свинство, чтобы освободиться от угнетавших меня воспоминаний. Попытка наверняка безуспешная, безнадежная… Эти записки глубоко личные, написанные для себя, а не для постороннего глаза, и от этого крайне субъективные. Они не могут быть объективными потому, что война была пережита мною почти в детском возрасте, при полном отсутствии жизненного опыта, знания людей, при полном отсутствии защитных реакций или иммунитета от ударов судьбы. В них нет последовательного, точного изложения событий. Это не мемуары, которые пишут известные военачальники и которые заполняют полки наших библиотек. Описания боев и подвигов здесь по возможности сведены к минимуму. Подвиги и героизм, проявленные на войне, всем известны, много раз воспеты. Но в официальных мемуарах отсутствует подлинная атмосфера войны. Мемуаристов почти не интересует, что переживает солдат на самом деле. Обычно войны затевали те, кому они меньше всего угрожали: феодалы, короли, министры, политики, финансисты и генералы. В тиши кабинетов они строили планы, а потом, когда все заканчивалось, писали воспоминания, прославляя свои доблести и оправдывая неудачи. Большинство военных мемуаров восхваляют саму идею войны и тем самым создают предпосылки для новых военных замыслов. Тот же, кто расплачивается за все, гибнет под пулями, реализуя замыслы генералов, тот, кому война абсолютно не нужна, обычно мемуаров не пишет.

Здесь я пытался рассказать, о чем я думал, что больше всего меня поражало и чем я жил четыре долгих военных года. Повторяю – рассказ этот совсем не объективный. Мой взгляд на события тех лет направлен не сверху, не с генеральской колокольни, откуда все видно, а снизу, с точки зрения солдата, ползущего на брюхе по фронтовой грязи, а иногда и уткнувшего нос в эту грязь. Естественно, я видел немногое и видел специфически.

В такой позиции есть свой интерес, так как она раскрывает факты совершенно незаметные, неожиданные и, как кажется, не такие уж маловажные. Цель этих записок состоит отчасти в том, чтобы зафиксировать некоторые почти забытые штрихи быта военного времени. Но главное – это попытка ответить самому себе на вопросы, которые неотвязно мучают меня и не дают покоя, хотя война давно уже кончилась, да, по сути дела, кончается и моя жизнь, у истоков которой была эта война.

Поскольку данная рукопись не была предназначена для постороннего читателя, я могу избежать извинений за рискованные выражения и сцены, без которых невозможно передать подлинный аромат солдатского быта – атмосферу казармы.

Если все же у рукописи найдется читатель, пусть он воспринимает ее не как литературное произведение или исторический труд, а как документ, как свидетельство очевидца.

Ленинград, 1975

НАЧАЛО

Война – достойное занятие для настоящих мужчин

Карл XII, король Швеции

Господи, Боже наш! Боже милосердный! Вытащи меня из этой помойки!

Весной 1941 года в Ленинграде многие ощущали приближение войны. Информированные люди знали о ее подготовке, обывателей настораживали слухи и сплетни. Но никто не мог предполагать, что уже через три месяца после вторжения немцы окажутся у стен города, а через полгода каждый третий его житель умрет страшной смертью от истощения. Тем более мы, желторотые птенцы, только что вышедшие из стен школы, не задумывались о предстоящем. А ведь большинству суждено было в ближайшее время погибнуть на болотах в окрестностях Ленинграда. Других, тех немногих, которые вернутся, ждала иная судьба – остаться калеками, безногими, безрукими, или превратиться в неврастеников, алкоголиков, навсегда потерять душевное равновесие.

Объявление войны я и, как кажется, большинство обывателей встретили не то чтобы равнодушно, но как-то отчужденно. Послушали радио, поговорили. Ожидали скорых побед нашей армии – непобедимой и лучшей в мире, как об этом постоянно писали в газетах. Сражения пока что разыгрывались где-то далеко. О них доходило меньше известий, чем о войне в Европе. В первые военные дни в городе сложилась своеобразная праздничная обстановка. Стояла ясная, солнечная погода, зеленели сады и скверы, было много цветов. Город украсился бездарно выполненными плакатами на военные темы. Улицы ожили. Множество новобранцев в новехонькой форме деловито сновало по тротуарам. Повсюду слышалось пение, звуки патефонов и гармошек: мобилизованные спешили последний раз напиться и отпраздновать отъезд на фронт. Почему-то в июне-июле в продаже появилось множество хороших, до тех пор дефицитных книг. Невский проспект превратился в огромную букинистическую лавку: прямо на мостовой стояли столы с кучами книжек. В магазинах пока еще было продовольствие, и очереди не выглядели мрачными.

Дома преобразились. Стекла окон повсюду оклеивали крестнакрест полосками бумаги. Витрины магазинов забивали досками и укрывали мешками с песком. На стенах появились надписи – указатели бомбоубежищ и укрытий. На крышах дежурили наблюдатели. В садах устанавливали зенитные пушки, и какието не очень молодые люди в широченных лыжных штанах маршировали там с утра до вечера и кололи чучела штыками. На улицах то и дело появлялись девушки в нелепых галифе и плохо сшитых гимнастерках. Они несли чудовищных размеров баллоны с газом для аэростатов заграждения, которые поднимались над городом на длинных тросах. Напоминая огромных рыб, они четко вырисовывались в безоблачном небе белых ночей.

А война, между тем, где-то шла. Что-то происходило, но никто ничего толком не знал. В госпитали стали привозить раненых, мобилизованные уезжали и уезжали. Врезалась в память сцена отправки морской пехоты: прямо перед нашими окнами, выходившими на Неву, грузили на прогулочный катер солдат, полностью вооруженных и экипированных. Они спокойно ждали своей очереди, и вдруг к одному из них с громким плачем подбежала женщина. Ее уговаривали, успокаивали, но безуспешно. Солдат силой отрывал от себя судорожно сжимавшиеся руки, а она все продолжала цепляться за вещмешок, за винтовку, за противогазную сумку. Катер уплыл, а женщина еще долго тоскливо выла, ударяясь головою о гранитный парапет набережной. Она почувствовала то, о чем я узнал много позже: ни солдаты, ни катера, на которых их отправляли в десант, больше не вернулись.

Потом мы все записались в ополчение… Нам выдали винтовки, боеприпасы, еду (почему-то селедку – видимо, то, что было под рукой) и погрузили на баржу, что стояла у берега Малой Невки. И здесь меня в первый раз спас мой Ангел-хранитель, принявший образ пожилого полковника, приказавшего высадить всех из баржи и построить на берегу. Мы сперва ничего не поняли, а полковник внимательно оглядел всех красными от бессонницы глазами и приказал нескольким выйти из строя. В их числе был и я.

«Шагом марш по домам! – сказал полковник. – И без вас, сопливых, ТАМ тошно!» Оказывается, он пытался что-то исправить, сделать как следует, предотвратить бессмысленную гибель желторотых юнцов. Он нашел для этого силы и время! Но все это я понял позднее, а тогда вернулся домой, к изумленному семейству…

Баржа, между тем, проследовали по Неве и далее. На Волхове ее, по слухам, разбомбили и утопили мессершмитты. Ополченцы сидели в трюмах, люки которых предусмотрительное начальство приказало запереть – чтобы чего доброго не разбежались, голубчики!

Я вернулся домой, но через неделю получил официальную повестку о мобилизации. Военкомат направил меня в военное училище – сперва одно, потом другое, потом третье. Все мои ровесники были приняты, а меня забраковала медицинская комиссия – плохое сердце. Наконец, и для меня нашлось подходящее место: школа радиоспециалистов. И здесь еще не пахло войной. Все было весело, интересно. Собрали бывших школьников, студентов – живых, любознательных, общительных ребят. Смех, шутки, анекдоты. Вечером один высвистывает на память все сонаты Бетховена подряд, другой играет на гуслях, которые взял с собой на войну. А как интересно спать на двухэтажных койках, где нет матрацев, а только проволочная сетка, которая отпечатывается за ночь на физиономии! Как меняются люди, переодетые в форму! И какой смешной сержант:

– Ага, вы знаете два языка! Хорошо – пойдете чистить уборную!

Уроки сержанта запомнились на всю жизнь. Когда я путал при повороте в строю правую и левую стороны, сержант поучал меня:

– Здесь тебе не университет, здесь головой думать надо!

Первые уроки воинского этикета преподал нам сам начальник школы – старый служака, побывавший еще на Гражданской войне. Маршируя по двору, мы встретили его и, как нас учили, старательно доложили:

– Товарищ полковник, отделение следует на занятия!

– Не следует, а яйца по земле волочит, – был ответ…

А старший политрук какой был весельчак! На политбеседе он сообщил:

– Украина уже захвачена руками фашистских лап!

А потом, после отбоя, гонял всю роту по плацу. Солдаты громко топали одной ногой и едва слышно ступали другой – это была стихийная демонстрация общей неприязни к человеку, который никому из нас не нравился. Коса нашла на камень – политрук обещал гонять нас до утра. Только вмешательство начальника училища исправило положение.

– Прекратить! – заявил он. – Завтра напряженный учебный день.

Этот политрук потом, когда началась блокада и мы стали пухнуть от голода, повадился ходить в кухню и нажирался там из солдатского котла… Каким-то образом ему удалось выйти живым из войны. В 1947 году, отправившись по делам в Москву, я увидел в поезде знакомую бандитскую рожу со шрамом на щеке. Это был наш доблестный политрук, теперь проводник вагона, угодливо разносивший стаканы и лихо бравший на чай. Он, конечно, меня не узнал, и я с удовольствием вложил полтинник в его потную честную руку.

 

Занимались в школе с интересом, да и дело было привычное; всего два месяца прошло, как мы встали из-за парт. Нехитрая премудрость азбуки Морзе была быстро освоена всеми. Сверхъестественной армейской муштры не было – для этого не хватало времени. Правда, строевые занятия и уроки штыкового боя доводили курсантов до полного изнеможения. Иногда устраивали парады под музыку. Но оркестр подкачал: это был джазовый ансамбль, мобилизованный и переодетый в военную форму. Вместо строевого ритма он постоянно сбивался на румбу, вызывая многоэтажную брань начальника школы. Парады прекратили после появления немецкого самолета-разведчика, сфотографировавшего это зрелище.

Война тем временем где-то шла. Первое представление о ней мы получили, когда на территорию школы прибыла с фронта для пополнения и приведения в порядок разбитая дивизия. Всех удивило, что фронтовики жадно едят в огромных количествах перловую кашу, остававшуюся в столовой. Курсанты радиошколы были недавно из дома, еще изнежены и разборчивы в еде. Некоторые поначалу не могли привыкнуть к армейской пище. Однажды я проснулся часа в три ночи от какого-то странного хруста. Его причина обнаружилась в тамбуре у входа: там стоял Юрка Воронов, сын известного ленинградского актера, и торопливо поедал курицу, доставленную из дома любящими родителями.

Солдаты с фронта были тихие, замкнутые. Старались общаться только друг с другом, словно их связывала общая тайна. В один прекрасный день дивизию выстроили на плацу перед казармой, а нам приказали построиться рядом. Мы шутили, болтали, гадали, что будет. Скомандовали «смирно» и привели двоих, без ремней. Потом капитан стал читать бумагу: эти двое за дезертирство были приговорены к смертной казни. И тут же, сразу – мы еще не успели ничего понять – автоматчики застрелили обоих. Просто, без церемоний… Фигурки подергались и застыли. Врач констатировал смерть. Тела закопали у края плаца, заровняв и утоптав землю. В мертвой тишине мы разошлись. Расстрелянные, как оказалось, просто ушли без разрешения в город – повидать родных. Для укрепления дисциплины устроили показательный расстрел. Все было так просто и так страшно! Именно тогда в нашем сознании произошел сдвиг: впервые нам стало понятно, что война – дело нешуточное и что она нас тоже коснется.

В августе дела на фронте под Ленинградом стали плохи, дивизия ушла на передовые позиции, а с нею вместе – половина наших курсов в качестве пополнения. Все они скоро сгорели в боях. Ангел-хранитель вновь спас меня: я остался в другой половине. Начались бомбежки. Особенно эффектна была первая, в начале сентября. В тишине солнечного дня в воздухе вдруг возник гул, неизвестно откуда исходящий. Он все нарастал и нарастал, задрожали стекла, и все кругом стало вибрировать. Вдали, в ясном небе, появилась армада самолетов. Они летели строем, на разной высоте, медленно, уверенно. Кругом взрывались зенитные снаряды – словно клочья ваты в голубом небе. Артиллерия била суматошно, беспорядочно, не причиняя вреда самолетам. Они даже не маневрировали, не меняли строй и, словно не замечая пальбы, летели к цели. Четко видны были желтые концы крыльев и черные кресты на фюзеляжах. Мы сидели в «щелях» – глубоких, специально вырытых канавах. Было очень страшно, и я вдруг заметил, что прячусь под куском брезента.

Фугасные бомбы, сотрясая землю, рвались вдали. На нас же посыпались зажигалки. Они разрядили обстановку: курсанты повыскакивали из укрытий и бросились гасить очаги пожаров. Это было вроде новой увлекательной игры: зажигалка горит, как бенгальский огонь, и надо ее сунуть в песок. Шипя и пуская пар, она гаснет. Когда все кончилось, мы увидели клубы дыма, занимавшие полнеба. Это горели Бадаевские продовольственные склады. Тогда мы еще не могли знать, что этот пожар решит судьбу миллиона жителей города, которые погибнут от голода зимой 1941–1942 годов.

Бомбежки стали систематическими. Во двор училища угодила фугаска, разорвавшая в клочья нескольких человек, были разбиты здания на соседних улицах, в частности госпиталь (там, где сейчас ГИДУВ). Ходили слухи, что шпионы сигнализировали немецким самолетам с крыши этого здания с помощью зеркала. Ночи мы проводили в укрытиях, вырытых во дворе. Отказали водопровод, канализация. За два часа клозеты наполнились нечистотами, но начальство быстро приняло меры: тому, кто знал два языка, пришлось основательно поработать, а во дворе выкопали примитивные устройства, как в деревне. Потери от бомбежек были невелики, больше было страха. Я сильно перетрусил, когда бомба взорвалась за окном и бросила в меня здоровенное бревно, вышибившее две рамы вместе со стеклами. За секунду до того я почему-то присел, и бревно, пролетев над моей головой, ударилось в стену рядом.

В обстановке всеобщей безалаберности свободно действовали немецкие агенты, по вечерам освещая цели множеством ракет. Одна из ракет взлетела однажды с нашего чердака. Но, конечно, никого обнаружить не удалось, так как все, кто был поблизости, – человек полтораста – бросились ловить ракетчика. Создалась бестолковая и безрезультатная давка.

В начале октября прошедших курс обучения отправили на станцию Левашово для полевой практики. Там, в летних домиках артиллерийского училища мы прожили месяц. Зима была ранняя. Выпал снег, который уже не исчезал до весны. Практика в основном сводилась к сидению на морозе и радиосвязи между отдельными группами курсантов. Привыкали мерзнуть и голодать. Хотя настоящего голода еще не было. На триста граммов хлеба в день прожить можно. Но мы собирали желуди, коренья. Мечтали попасть на дежурство на кухню, и однажды первому взводу повезло. Вернувшись вечером, этот взвод блевал на нас, на второй взвод, спавший на нижних нарах: с непривычки ребята объелись и расстроили желудки. Настроение, однако, было бодрое. По-прежнему шутили, даже по поводу нехватки еды.

Левашово находилось вне зоны бомбежек. Но однажды ночью, стоя часовым около склада продовольствия, я наблюдал очередной налет на Ленинград. Это было потрясающее зрелище! Вспышки разрывов бомб, зарево пожаров, разноцветные струи трассирующих пуль и снарядов, дымные протуберанцы, освещенные багровыми отблесками. Все это пульсировало, содрогалось, растягиваясь по всему горизонту. Издали доносился глухой несмолкающий гул. Земля подрагивала. Казалось, никто не уцелеет в этом аду. Я с тоской и ужасом думал о родственниках, находящихся там. Утром добрый заведующий складом подарил мне ЦЕЛУЮ (!) буханку хлеба. Я съел половину, остальное отнес товарищам. Помню, как наполнились слезами красивые карие глаза одного из них. Фамилия его была, кажется, Мандель… Однажды мы целую ночь дежурили у рации, сидя в сугробе. Кругом никого не было, и когда в эфире зазвучала немецкая агитационная передача для русских, мы решили ее послушать. Нас поразило не сообщение о разгроме очередной группы войск, не цифры потерь, пленных и трофеев, а то, что диктор называл Буденного и Ворошилова, о которых у нас писали только в превосходной степени, бездарными профанами в военной области. Вообще мы тогда смутно сознавали серьезность положения, понимали, что Ленинград на грани разгрома, но о поражении не думали, и топорная пропаганда немцев не очень на нас действовала. Хотя на душе было достаточно скверно1.

В начале ноября нас вернули в холодные, без стекол, ленинградские казармы. Перед отправкой на фронт ротам было поручено патрулировать город. Проверяли документы, задерживали подозрительных. Среди последних оказались окруженцы, вышедшие из-под Луги и из других «котлов». Это были страшно отощавшие люди – кости, обтянутые коричневой обветренной кожей…

Город разительно отличался от того, что было в августе. Везде следы осколков, множество домов с разрушенными фасадами, открывавшие квартиры как будто в разрезе: кое-где удерживались на остатках пола кровать или комод, на стенах висели часы или картины. Холодно, промозгло, мрачно. Клодтовы кони сняты. Юсуповский дворец поврежден. На Музее этнографии снизу доверху – огромная трещина. Шпили Адмиралтейства и Петропавловского собора – в темных футлярах, а купол Исаакия закрашен нейтральной краской для маскировки. В скверах закопаны зенитные пушки. Изредка с воем проносятся немецкие снаряды и рвутся вдали. Мерно стучит метроном. Ветер носит желтую листву, ветки, какие-то грязные бумажки… В городе царит мрачное настроение, хорошо выраженное в куплетах, несколько позже сочиненных ленинградской шпаной:

 
В блокаде Ленинград, стреляют и бомбят,
Снаряды дальнобойные летят.
В квартире холодно, в квартире голодно,
В квартире скучно нам, как никогда, ха-ха!
Морозы настают, нам хлеба не дают,
Покойничков на кладбище несут.
В квартире холодно, в квартире голодно.
В квартире скучно нам, как никогда, ха-ха! и т. д.
 

Пост наш был около Филармонии, и какие-то добрые люди – прохожие – сообщили матери, где я. Тут мы успели последний раз встретиться, и она принесла мне кое-что поесть.

В ночь на 7 ноября была особенно зверская бомбежка (говорили, что Гитлер обещал ее ленинградцам), а наутро, несмотря на обстрел, мы маршировали к Финляндскому вокзалу, откуда в товарных вагонах нас привезли на станцию Ладожское озеро. Ночь провели в вагоне, буквально лежа друг на друге. И это было хорошо, так как на дворе стоял двадцатиградусный мороз. Согреться можно было только прижавшись к соседу. Утром с разбитого бомбами причала нас благополучно погрузили на палубу старенького корабля, переделанного в канонерскую лодку. Переход через Ладогу был спокойный: небо затянуто облаками, большая волна, шторм. Самолеты не прилетали, но мы изрядно промерзли на ветру. Грелись, прижавшись к трубе. Тут я совершил удачную сделку, выменяв у скупого Юрки Воронова три леденца на полсухаря.

В заснеженной Новой Ладоге мы отдыхали день, побираясь, кто где мог. Клянчили еду у жителей, на хлебозаводе. Потом сутки шли по глухим лесам, разыскивая штаб армии. Кое-кто отстал, кое-кто обморозился. В штабе нас распределили по войсковым частям. Лучше всех была судьба тех, кто попал в полки связи. Там они работали на радиостанциях до конца войны и почти все остались живы. Хуже всех пришлось зачисленным в стрелковые дивизии.

– Ах, вы радисты?! – сказали им. – Вот вам винтовки, а вот – высота. Там немцы! Задача – захватить высоту!

Так и полегли новоиспеченные радисты на безымянных высотах. Моя судьба была иная: полк тяжелой артиллерии. Мы искали его неделю, мотаясь по прифронтовым деревням. Дважды пересекли замерзший Волхов с громадной электростанцией. Питались чем Бог пошлет. Что-то урвали у служащих волховской столовой. Там готовилась эвакуация, и происходило воровство продуктов. Делалось это настолько открыто и бесстыдно, что директорше неудобно было отказать нам в скромной просьбе о еде. В другой раз на окраине деревни Войбокало (она через считанные дни была сметена с лица земли) сердобольная молодуха вынесла нам на крыльцо объедки ватрушек и прочей вкусной снеди: у нее находился на постое большой начальник – какой-то старшина, он не доел поутру свой завтрак.

Ночевали где попало. То в пустом зале станции Волхов-2 (она была еще цела, здесь столкнулись с вооруженными людьми в штатском. Это был отряд партизан, которым предстояло идти в немецкий тыл),то у какой-то старушки на печи. В городе Волхове дыхание войны вновь коснулось нас. Сумеречным вечером проходили мы мимо школы, превращенной в госпиталь. В уголке сада, рядом с дорогой, два пожилых санитара хоронили убитых. Неторопливо выкопали яму, сняли с мертвецов обмундирование (инструкция предписывала беречь государственное имущество). Один труп с пробитой грудью когда-то был божественно красивым юношей. Тугие мышцы, безупречное сложение, на груди выколот орел. На правом плече надпись «Люблю природу», на левом – «Опять не наелся». Это были парни из разведки морской бригады. Первый раз бригада полегла под Лиговом, затем ее пополнили и отправили на Волховский фронт, где она очень скоро истекла кровью… Санитары столкнули трупы в яму и забросали их мерзлой землей. Мы поглядели друг на друга и пошли дальше. (Потом, летом, я видел, как похоронные команды засыпали мертвецов известью – во избежание заразы. Но хоронили лишь немногих, тех, кого удавалось вытащить из-под огня. Обычно же тела гнили там, где застала солдатиков смерть).

 

После долгих блужданий, рискуя попасть в руки наступавшим немцам или угодить в штрафную роту, как дезертиры, мы добрались до станции Мурманские ворота. Там молодые розовощекие красноармейцы в ладных полушубках сообщили нам, что они служат в полку совершенно таком же, как тот, что мы ищем. А наш полк найти невозможно, он где-то под Тихвином. Поэтому нам надо проситься в их часть. Начальство в лице капитана по фамилии Седаш приняло нас радушно и приказало зачислить во второй дивизион полка. Этот Седаш – большого роста, крепыш, лысый, веселый, курил аршинные самокрутки и непревзойденно, виртуозно матерился. Он был способный офицер, только что окончивший Академию, и дело в полку было поставлено по тем временам отлично. Достаточно сказать, что в августовских боях под Киришами, когда пехота частично разбежалась, а частично пошла в плен, подняв на штык белые подштанники, полк Седаша несколько дней своим огнем сдерживал немецкое наступление. Вскоре за эти действия он стал гвардейским. Седаш впоследствии стал полковником, успешно командовал артдивизией (под Нарвой и Новгородом в начале 1944 года), но в генералы не вышел – по слухам, был замешан в афере с продовольствием. В 1945 году его тяжело ранило под Будапештом.

Ирония судьбы! Я всегда боялся громких звуков, не терпел в детстве пугачей и хлопушек, а угодил в тяжелую артиллерию! Но это была счастливая судьба, ибо в пехоте во время активных действий человек остается жив в среднем неделю. Затем его обязательно ранит или убивает. В тяжелой артиллерии этот период увеличивается до трех-четырех месяцев. Те же, кто непосредственно стреляли из пушек, умудрялись оставаться целыми всю войну. Ведь пушка стоит в тылу и ведет огонь с закрытых позиций. Но к пушкам обычно ставили пожилых. Молодежь, и я в том числе, оказывалась во взводах управления огнем. Наше место – на передовых позициях. Мы должны наблюдать за противником, корректировать огонь, осуществлять связь. Лично я – радиосвязь. Мы в атаку не ходим, а ползем вслед за пехотой. Поэтому потерь у нас неизмеримо меньше. И полк, в который я попал, сохранился в своем первоначальном составе с момента формирования, тогда как пехотные дивизии сменили своих солдат по многу раз, сохранив лишь номера. Все это я узнал потом. А пока мне выдали триста граммов хлеба, баланду и заменили ленинградские сапоги старыми разнокалиберными валенками.

Как раз в день нашего приезда здесь срезали продовольственные нормы, так как пал Тихвин и снабжение нарушилось. Здесь только стали привыкать к голоду, а я уже был дистрофиком и выделялся среди солдат своим жалким видом. Все было для меня непривычно, все было трудно: стоять на тридцатиградусном морозе часовым каждую ночь по четыре-шесть часов, копать мерзлую землю, таскать тяжести – бревна и снаряды (ящик – сорок шесть килограммов). Все это без привычки, сразу. А сил нет и тоска смертная. Кругом все чужие, каждый печется о себе. Сочувствия не может быть. Кругом густой мат, жестокость и черствость. Моментально я беспредельно обовшивел – так, что прекрасные крошки сотнями бегали не только по белью, но и сверху, по шинели. Жирная вошь с крестом на спине называлась тогда KB – в честь одноименного тяжелого танка, и забыли солдатики, что танк назван в честь великого полководца К. Е. Ворошилова. Этих KB надо было подцеплять пригоршней под мышкой и сыпать на раскаленную печь, где они лопались с громким щелканьем. Со временем я в кровь расчесал себе тощие бока, и на месте расчесов образовались струпья. О бане речи не было, так как жили на снегу, на морозе. Не было даже запасного белья. Специальные порошки против вшей не оказывали на них никакого действия. Я пробовал мочить белье в бензине и в таком виде надевал его на тело. Крошки бежали из-под гимнастерки, и их можно было стряхивать в снег с шеи. Но назавтра они опять появлялись в еще большем количестве. Только в 1942 году появилось спасительное средство – «мыло К»: желтая, страшно вонючая паста, в которой надо было прокипятить одежду. Тогда, наконец, мы вздохнули с облегчением. Да и бани тем временем научились строить.

И все же мне повезло. Я был никудышный солдат. В пехоте меня либо сразу же расстреляли бы для примера, либо я сам умер бы от слабости, кувырнувшись головой в костер: обгорелые трупы во множестве оставались на месте стоянок частей, прибывших из голодного Ленинграда. В полку меня, вероятно, презирали, но терпели. Я заготавливал десятки кубометров дров для офицерских землянок, выполнял всякую работу, мерз на посту. Изредка дежурил около радиостанции. На передовую меня сперва не брали, да и больших боев, к счастью, не было. Одним словом, я не сразу попал в мясорубку, а имел возможность привыкнуть к военному быту постепенно.

Обстрелы первоначально не пугали меня. Просто я не сразу понял, в чем дело. Грохот, рядом падают люди, стоны, брызги крови на снегу. А я стою себе, хлопаю глазами. Часто меня сшибали с ног и материли, чтоб не маячил на открытом месте. Но осколки и шальные пули пока меня не задевали. Очень скоро я нашел свое призвание: бросался к раненым, перевязывал их и, хотя опыта у меня не было, все получалось удачно – на удивление профессиональным санитарам.

В конце ноября началось наше наступление. Только теперь я узнал, что такое война, хотя по-прежнему в атаках еще не участвовал. Сотни раненых, убитых, холод, голод, напряжение, недели без сна… В одну сравнительно тихую ночь я сидел в заснеженной яме, не в силах заснуть от холода. Чесал завшивевшие бока и плакал от тоски и слабости. В эту ночь во мне произошел перелом. Откуда-то появились силы. Под утро я выполз из норы, стал рыскать по пустым немецким землянкам, нашел мерзлую, как камень, картошку, развел костер, сварил в каске варево и, набив брюхо, почувствовал уверенность в себе. С этих пор началось мое перерождение. Появились защитные реакции, появилась энергия. Появилось чутье, подсказывавшее, как надо себя вести. Появилась хватка. Я стал добывать жратву. То нарубил топором конины от ляжки убитого немецкого битюга – от мороза он окаменел. То нашел заброшенную картофельную яму. Однажды миной убило проезжавшую мимо лошадь. Через двадцать минут от нее осталась лишь грива и внутренности, так как умельцы вроде меня моментально разрезали мясо на куски. Возница даже не успел прийти в себя, так и остался сидеть в санях с вожжами в руке. В другой раз мы маршировали по дороге, и вдруг впереди перевернуло снарядом кухню. Гречневая кашица вылилась на снег. Моментально, не сговариваясь, все достали ложки и начался пир! Но движение на дороге не остановишь! Через кашу проехал воз с сеном, грузовик, а мы все ели и ели, пока оставалось что есть… Я собирал сухари и корки около складов, кухонь – одним словом, добывал еду, где только мог.

Наступление продолжалось, сначала успешно. Немцы бежали, побросав пушки, машины, всякие припасы, перестреляв коней. Убедился я, что рассказы об их зверствах – не выдумка газетчиков. Видел трупы сожженных пленных с вырезанными на спинах звездами. Деревни на пути отхода были все разбиты, жители выгнаны. Их оставалось совсем немного – голодных, оборванных, жалких.

Меня стали брать на передовую. Помнятся адские обстрелы, ползанье по-пластунски в снегу. Кровь, кровь, кровь. В эти дни я был первый раз ранен, правда рана была пустяшная – царапина. Дело было так. Ночью, измученные, мы подошли к заброшенному школьному зданию. В пустых классах было теплей, чем на снегу, была солома и спали какие-то солдаты. Мы улеглись рядом и тотчас уснули. Потом кто-то проснулся и разглядел: спим рядом с немцами! Все вскочили, в темноте началась стрельба, потасовка, шум, крики, стоны, брань. Били кто кого, не разобрав ничего в сумятице. Я получил удар штыком в ляжку, ударил кого-то ножом, потом все разбежались в разные стороны, лязгая зубами, всем стало жарко. Сняв штаны, я определил по форме шрама, что штык был немецкий, плоский. В санчасть не пошел, рана заросла сама недели через две.

На передовой было легче раздобыть жратву. Ночью можно выползти на нейтральную полосу, кинжалом срезать вещмешки с убитых, а в них – сухари, иногда консервы и сахар. Многие занимались этим в минуты затишья. Многие не возвратились, ибо немецкие пулеметчики не дремали. Однажды какой-то старшина, видимо спьяна, заехал на санях на нейтральную полосу, где и он, и лошадь были тотчас убиты. А в санях была еда – хлеб, консервы, водка. Сразу же нашлись охотники вытащить эти ценности. Сперва вылезли двое и были сражены пулями, потом еще трое. Больше желающих не было. Ночью отличился я. Поняв, что немцы стреляют, услышав даже шорох, я решил ничего не брать, а лишь перерезал сбрую, привязал к саням телефонный кабель и благополучно вернулся в траншею. Затем – раз, два, взяли! – мы подтянули сани. Все продукты были изрешечены пулями, водка вытекла, но все же нажрались всласть!

Воспоминания о войне (Никулин Николай)

Скорость

00:00 / 24:24

01_Nikulin

20:37

02_Nikulin

23:34

03_Nikulin

25:01

04_Nikulin

21:32

05_Nikulin

22:30

06_Nikulin

18:20

07_Nikulin

21:29

08_Nikulin

20:49

09_Nikulin

16:19

10_Nikulin

22:38

11_Nikulin

22:54

12_Nikulin

18:51

13_Nikulin

21:14

14_Nikulin

18:40

15_Nikulin

20:49

16_Nikulin

17:31

17_Nikulin

19:08

18_Nikulin

27:41

19_Nikulin

17:33

20_Nikulin

23:50

21_Nikulin

История

280,5K

Исполнитель

Рейтинг

8. 09 из 10

Длительность

7 часов 25 минут

Год

2012

Описание

Рукопись этой книги более 30 лет пролежала в столе автора, который не предполагал ее публиковать. Попав прямо со школьной скамьи на самые кровавые участки Ленинградского и Волховского фронтов и дойдя вплоть до Берлина, он чудом остался жив. «Воспоминания о войне» — попытка освободиться от гнетущих воспоминаний. Читатель не найдет здесь ни бодрых, ура-патриотических описаний боев, ни легкого чтива. Рассказ выдержан в духе жесткой окопной правды. Книга рассчитана на широкий круг читателей, интересующихся историей страны.

 

Поделиться аудиокнигой

akniga.org История Никулин Николай Воспоминания о войне

Аудиокниги жанра «История»

Новинки

Показать все книги

Интересное за неделю

Все лучшие

Прямой эфир скрыть

Локус Чоколодус 12 минут назад

Это самое страшное что я когда-либо слушал…

Филипович Антон — Шёпот грёз безумных

Яна 15 минут назад

Мне тоже очень нравится этот роман у Фёдора Михалыча. Жалко, что тут он закрыт в изумительном исполнении Вячеслава…

Достоевский Федор — Подросток

Efiop_GG 15 минут назад

Раза 2 уже слушал все предыдущие книги.Там я так понял еще шт 4 или 5 есть. Интересно озвучат ли их. В этой книге у…

Кинг Уильям — Истребитель зверья

Datch 20 минут назад

большое спасибо за продолжение, очень люблю твою озвучку

Чен Ру Тай Пинг Янг — Консультант экстра-бюро

ЧеИзС 25 минут назад

На днях фильм посмотрел, потом подумал найти по чему он снят, нашел, послушал и разочаровался, в фильме историю лучше…

Хилл Джо — Чёрный телефон

Яна 27 минут назад

А Вы точно уверены, что имеете чувство юмора? Ну, чтобы так шутить. ))) Кстати, в своей речи в Филадельфии Байден…

Оркас Анатолий — Командировка в Таврополье

Frank Simplesong 35 минут назад

Хех, это как в анекдоте: «Сыну такая жена хорошая попалась: и простирает ему, и есть наварит. А у дочки муж просто…

Тэффи Надежда — Подлецы

tanya_tacita 47 минут назад

Прекрасное прочтение!

Пушкин Александр — Станционный смотритель

Mihail Panfilov 52 минуты назад

Автор-«Больной ублюдок» (в хорошем смысле). Пусть вас не обманывает задорный голос чтеца. Единственная претензия:…

Шендеров Герман — Бездна твоих страхов

AreAsz 1 час назад

Фонат +100500

Малашкина Ольга — Соседка

Oleg_B 1 час назад

Рассказ Два солнца печатался в журнале Юный техник лет тридцать назад. Спасибо Глубине, погрузился в детство

Глубина. Погружение 32-е

AreAsz 1 час назад

Нор для литературе подойдёт 🙂

Пушкин Александр — Капитанская дочка

Александр Захезин 1 час назад

Кирилл Головин как чтец просто супер, но автор этого шлака как будто то малолетний дебил, уж извините.

Деденко Игорь — Адгезия

Елена Медведева 1 час назад

Господи, какое бездарное исполнение!!! Редко встретишь такую неграмотную чтицу. Просто феноменальное незнание…

Цвейг Стефан — Вчерашний мир. Воспоминания европейца

ceverova 2 часа назад

Чтец молодец, а вот само произведение так себе, совсем бредовое и не страшное.

Блэквуд Элджернон — Остров Призраков

GalinaArinina 2 часа назад

Музыка явно мешает слышать чтеца, она отвлекает порой и заберает на себя все внимание… Чтец 👍

Нам Хи Сунга — Легендарный Лунный Скульптор. Том 2

Максим Устюжанин 2 часа назад

Большое спасибо

Лайонс Стив — Сильные среди нас

ceverova 2 часа назад

Чтец просто супер, как Вы виртуозно сыграли всех членов группы и атмосферу — это было полное погружение, хорошая…

Матесон Ричард — Адский дом

Наталия Семенова 2 часа назад

Спасибо автору за такой добрый светлый рассказ. Бог есть на свете! Спасибо Амиру, прочитал великолепно, так тепло…

Лысков Сергей — Верба

Fmamsyk 2 часа назад

Хороший голос у Койота, хорошее чтение.Хорошо бы еще узнать имя и фамилию его.

Моуэт Фарли — Вперед, мой брат, вперед!

Эфир

Книга «Воспоминания о войне» Никулин Н Н

  • Книги
    • Художественная литература
    • Нехудожественная литература
    • Детская литература
    • Литература на иностранных языках
    • Путешествия. Хобби. Досуг
    • Книги по искусству
    • Биографии. Мемуары. Публицистика
    • Комиксы. Манга. Графические романы
    • Журналы
    • Печать по требованию
    • Книги с автографом
    • Книги в подарок
    • «Москва» рекомендует
    • Авторы • Серии • Издательства • Жанр

  • Электронные книги
    • Русская классика
    • Детективы
    • Экономика
    • Журналы
    • Пособия
    • История
    • Политика
    • Биографии и мемуары
    • Публицистика
  • Aудиокниги
    • Электронные аудиокниги
    • CD – диски
  • Коллекционные издания
    • Зарубежная проза и поэзия
    • Русская проза и поэзия
    • Детская литература
    • История
    • Искусство
    • Энциклопедии
    • Кулинария. Виноделие
    • Религия, теология
    • Все тематики
  • Антикварные книги
    • Детская литература
    • Собрания сочинений
    • Искусство
    • История России до 1917 года
    • Художественная литература. Зарубежная
    • Художественная литература. Русская
    • Все тематики
    • Предварительный заказ
    • Прием книг на комиссию
  • Подарки
    • Книги в подарок
    • Авторские работы
    • Бизнес-подарки
    • Литературные подарки
    • Миниатюрные издания
    • Подарки детям
    • Подарочные ручки
    • Открытки
    • Календари
    • Все тематики подарков
    • Подарочные сертификаты
    • Подарочные наборы
    • Идеи подарков
  • Канцтовары
    • Аксессуары делового человека
    • Необычная канцелярия
    • Бумажно-беловые принадлежности
    • Письменные принадлежности
    • Мелкоофисный товар
    • Для художников
  • Услуги
    • Бонусная программа
    • Подарочные сертификаты
    • Доставка по всему миру
    • Корпоративное обслуживание
    • Vip-обслуживание
    • Услуги антикварно-букинистического отдела
    • Подбор и оформление подарков
    • Изготовление эксклюзивных изданий
    • Формирование семейной библиотеки

Расширенный поиск

Никулин Н. Н.

Издательство:
Фонд «Петерфонд»
Год издания:
2015
Место издания:
СПб
Язык текста:
русский
Тип обложки:
Мягкая обложка
Формат:
60х84 1/16
Размеры в мм (ДхШхВ):
200×145
Вес:
195 гр.
Страниц:
240
Тираж:
5000 экз.
Код товара:
847647
Артикул:
236998
ISBN:
978-5-905909-58-0
В продаже с:
18. 05.2016

Дополнительная информация

Аннотация к книге «Воспоминания о войне» Никулин Н. Н.:
Эта книга вышла впервые небольшим тиражом в издательстве Эрмитажа, где долгие годы работал после войны ее автор, с предисловием директора музея Михаила Пиотровского. Потом ее перепечатали в серии «Писатели на войне, писатели о войне» и сразу вокруг произведения Николая Никулина вспыхнули бурные споры. Одни называют ее лучшей книгой о войне, другие, наоборот, не могут принять ту страшную правду, о которой рассказал Никулин. Но, в любом случае, это — правда солдата, который пошел на войну добровольцем, воевал на самых кровавых участках Ленинградского и Волховского фронтов, а потом дошел до Берлина. Был четыре раза ранен и контужен, награжден боевыми орденами и медалями, а значит, своей кровью завоевал право рассказать нам о том, что сам испытал и пережил. Читать дальше…

Рекомендуем посмотреть

Новинка

Бар-Зохар М., Мишаль Н.

Моссад. Самые яркие и дерзкие операции израильской секретной службы

697 ₽

840 ₽ в магазине

Купить

Черчилль У. С.

Вторая мировая война. В 6 томах. В 3 книгах

2 747 ₽

3 310 ₽ в магазине

Купить

Гилберт М.

Вторая мировая война. Полная история

1 751 ₽

2 110 ₽ в магазине

Купить

Блэйр К.

Тихая победа. Подводная война США против Японии. В двух томах

3 186 ₽

3 540 ₽ в магазине

Купить

Хеттль В.

Секретный фронт. Воспоминания сотрудника политической разведки Третьего рейха. 1938—1945

971 ₽

1 170 ₽ в магазине

Купить

Корнуэлл Б.

Ватерлоо. История битвы, определившей судьбу Европы

672 ₽

810 ₽ в магазине

Купить

Макинтайр Б.

Агент Соня. Любовница, мать, шпионка, боец

905 ₽

1 090 ₽ в магазине

Купить

Бергман Р.

Восстань и убей первым. Тайная история израильских точечных ликвидаций

1 245 ₽

1 500 ₽ в магазине

Купить

Записки Юлия Цезаря и его продолжателей: О галльской войне. О гражданской войне. Об александрийской войне. Об африканской войне. Об испанской войне

880 ₽

1 060 ₽ в магазине

Купить

Рабичев Л.

Война все спишет

407 ₽

490 ₽ в магазине

Купить

Куланов А. Е.

Музей «Шпионский Токио»

822 ₽

990 ₽ в магазине

Купить

Долгополов Н. М., Сафронов Н.

Легально о нелегальном

888 ₽

1 070 ₽ в магазине

Купить

Горшков Д. И.

La Garde Au Feu! Императорская гвардия Наполеона в период отступления 1812 года.: состояние, эффективность и межполковая коммуникация. В двух книгах

2 424 ₽

2 920 ₽ в магазине

Купить

Мерников А. Г.

Самые известные самолеты мира

1 137 ₽

1 370 ₽ в магазине

Купить

Зверев С. Э.

Русский мат, бессмысленный и беспощадный, на войне и военной службе

490 ₽

590 ₽ в магазине

Купить

Линди С.

Разум в тумане войны. Наука и технологии на полях сражений

772 ₽

930 ₽ в магазине

Купить

Шам А. Н., Шам Н. А.

Секретный ингредиент. Неуязвимый агент КГБ рассказывает личную историю из закулисья спецслужб

598 ₽

720 ₽ в магазине

Купить

Хилл Д.

Воспоминания агента британской секретной службы. Большая игра в революционной России

440 ₽

530 ₽ в магазине

Купить

Герлиц В.

Германский Генеральный штаб. История и структура. 1657—1945

1 096 ₽

1 320 ₽ в магазине

Купить

Абдулаев Э.

Позывной — Кобра. Записки «каскадера»

656 ₽

790 ₽ в магазине

Купить

Загрузить еще

Николай Никулин — Воспоминания о войне читать онлайн

12 3 4 5 6 7 …69

Н. Н. Никулин

Воспоминания о войне

Об авторе

Родился 7 апреля 1923 года в селе Погорелка Мологского района Ярославской области. Отец — Никулин Николай Александрович (1886–1931), окончил Санкт-Петербургский университет. Мать — Никулина (Ваулина) Лидия Сергеевна (1886–1978), выпускница Бестужевских курсов. Супруга — Григорьева Ирина Сергеевна (1930 г. рожд.), заведует отделением рисунка в отделе истории западноевропейского искусства Государственного Эрмитажа. Сын — Никулин Владимир Николаевич (1959 г. рожд.), работает в Институте ядерной физики РАН. Дочь — Никулина Лидия Николаевна (1961 г. рожд.). Имеет четверых внуков.

В 1941 году Николай Никулин окончил десятилетку. В ноябре того же года добровольцем ушел на фронт и оказался под Волховстроем, в 883-м корпусном артиллерийском полку, позднее переименованном в 13-й гвардейский. В его составе участвовал в наступлении от Волховстроя, в боях под Киришами, под Погостьем, в Погостьинском мешке (Смердыня), в прорыве и снятии блокады Ленинграда. Летом 1943 года в составе первого батальона 1067-го полка 311-й стрелковой дивизии принимал участие в Мгинской операции. Окончил снайперские курсы, был командиром отделения автоматчиков, а затем наводчиком 45-миллиметровых пушек.

С сентября 1943 года воевал в 48-й гвардейской артиллерийской бригаде. Участвовал в боях за станцию Медведь, города Псков, Тарту, Либаву. В начале 1945 года часть была переброшена под Варшаву, откуда двинулась на Данциг. Закончил войну в Берлине в звании сержанта. Был четырежды ранен, контужен.

За проявленное на войне мужество награжден орденами Отечественной войны I степени, Красной Звезды, двумя медалями «За отвагу», медалями «За оборону Ленинграда», «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина», другими наградами.

После демобилизации в ноябре 1945 года поступил и в 1950 году с отличием окончил исторический факультет Ленинградского Государственного университета. В 1957 году успешно окончил аспирантуру при Государственном Эрмитаже и защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата искусствоведения.

С 1949 года работает в Государственном Эрмитаже. Вначале был экскурсоводом. В 1955 году становится научным сотрудником одного из ведущих научных отделов — отдела западноевропейского искусства, где продолжает успешно трудиться более 50 лет.

Н.Н. Никулин — один из самых близких и талантливых учеников известного ученого-эрмитажника В. Ф. Левинсона-Лессинга. Совместно с ним он работал над первым научным каталогом фламандских примитивов, вышедшим в Брюсселе в 1965 году.

Много лет Н.Н. Никулин занимался организацией выставок. В Эрмитаже им были организованы выставки и изданы соответствующие каталоги: «Немецкий пейзаж XVIII века», «Немецкая живопись XVIII века», «Антон Рафаэль Менгс», «Якоб Филипп Хаккерт», «Картина Мартина де Фоса из Таллинского музея. История реставрации», «Западноевропейский портрет» (в соавторстве с Ю.А. Русаковым). В его активе организация многочисленных передвижных выставок картин Эрмитажа в городах СССР и за рубежом, в том числе: «Картины Ангелики Кауфман» — Австрия, «Искусство эпохи Коперника» — Польша, «Лукас Кранах» — Берлин и Веймар. Николай Николаевич принимал участие в организации выставки фотографий Даниила Онохина в Музее города — «Боевой путь 311-й стрелковой дивизии».

Н.Н. Никулин — автор свыше 160 статей, книг, каталогов, учебников и учебных пособий. Наиболее важные среди них: «Нидерландское искусство в Эрмитаже» (очерк-путеводитель), «Нидерландское искусство XV–XVI веков в музеях СССР» (1987), «Немецкое искусство в Эрмитаже» (1987), «Золотой век нидерландской живописи» (1981), «Антон Рафаэль Менгс» (1989), «Якоб Филипп Хаккерт» (1998) и др. Его перу принадлежат многочисленные статьи в научных журналах России, Италии, Польши, Венгрии, Германии, Бельгии и Голландии.

По признанию директора Государственного Эрмитажа академика М.Б. Пиотровского, многие искусствоведы с гордостью причисляют себя к школе Н.Н. Никулина. Его ученики работают в Государственном Эрмитаже, во многих городах России и ближнего зарубежья. С 1965 года Николай Николаевич совмещает работу в музее с преподавательской деятельностью в Институте имени И.Е. Репина, где он является профессором, заведующим кафедрой истории европейского искусства XV–XVIII веков, ведет ряд специальных курсов: «Творчество Босха», «Творчество Брейгеля», «Нидерландская живопись

XV века», занимается подготовкой аспирантов. В 1991 году его избрали членом-корреспондентом Российской академии художеств.

19.03.2009 он ушел из жизни. Всю войну он прошел простым солдатом, служил в пехоте, а в 1970-е годы записал все то, что увидел и пережил на военных дорогах. Эти его дневниковые записи стали основой книги «Воспоминания о войне», изданной в серии «Хранитель».

ХРАНИТЕЛЬ И ВОЙНА

Эта книга выходит в серии «Хранитель». Ее автор и герой — знаменитый ученый, историк искусств от Бога, яркий представитель научных традиций Эрмитажа и Петербургской Академии художеств. Он — глубокий знаток искусства старых европейских мастеров, тонкий ценитель живописного мастерства. У него золотой язык, прекрасные книги, замечательные лекции. Он воспитал несколько поколений прекрасных искусствоведов, в том числе и сотрудников Эрмитажа. Он пишет прекрасные рассказы-воспоминания.

Но сегодня Николай Николаевич Никулин, тихий и утонченный профессор, выступает как жесткий и жестокий мемуарист. Он написал книгу о Войне. Книгу суровую и страшную. Читать ее больно. Больно потому, что в ней очень неприятная правда.

Истина о войне складывается из различных правд. Она у каждого своя. У кого — радостная, у кого — трагическая, у кого — полная божественного смысла, у кого — банально пустая. Но для того, чтобы нести людям свою личную правду, надо иметь на это право.

Николай Николаевич — герой войны, его имя есть в военных энциклопедиях. Кровью и мужеством он заслужил право рассказать свою правду. Это право он имеет еще и потому, что имя его есть и в книгах по истории русского искусствоведения. Хранитель прекрасного и знаток высоких ценностей, он особо остро и точно воспринимает ужасы и глупости войны. И рассказывает о них с точки зрения мировой культуры, а не просто как ошалевший боец. Это тот самый случай, когда точный анализ и достоверные описания рождаются из приемов, больше присущих искусству, чем техническим наукам.

И рождается самое главное ощущение, а из него — знание. Войны, такие, какими их сделал XX век, должны быть начисто исключены из нашей земной жизни, какими бы справедливыми они ни были.

Читать дальше

12 3 4 5 6 7 …69

Николай Никулин. Воспоминания о войне

Никулин Н.Н. Воспоминания о войне. СПб., 2008. – 244 с.

Изданная в 2008-м году небольшим тиражом в издательстве государственного Эрмитажа книга искусствоведа Николая Николаевича Никулина «Воспоминания о войне» – важное событие для формирования культурной памяти об Отечественной войне. Николай Никулин писал свои воспоминания в течение многих лет, исправлял, дополнял. За полтора года до смерти автора «Воспоминания о войне» впервые были изданы в полной редакции.

Книга включает в себя мемуары (1970-е гг.), дневниковые записи из госпиталя (43-й год), несколько десятков литературно обработанных новелл (70-е), записанные впечатления более позднего времени – встречи ветеранов, поездка в Германию (80-90-е гг.), наконец, краткое послесловие уже к публикации в 2008-м году. Жанровое разнообразие во многом определяет содержание книги. Постоянно меняя «степень приближения» к описываемым событиям, временную дистанцию, Никулин говорит не только о самой войне, но и о том, как её помнят – об истории и памяти – личной и общественной.

О книге Никулина и её месте в ряду других художественных произведений и мемуаров, современном состоянии памяти о войне и общественной дискуссии об этой памяти – рассуждает историк, руководитель просветительских проектов международного «Мемориала» Ирина Щербакова.

Как бы вы охарактеризовали первые послевоенные десятилетия с точки зрения формирования «образа» этой войны? Какой была память о ней?

И.Щ.: Первые десятилетия после войны главным источником была близкая к воспоминаниям, фактически авторизованная проза, которая представляла собой – в лучших проявлениях – личный опыт, переработанный в художественной форме.

Первая книжка такого рода, которая произвела на читателей и на фронтовиков большое впечатление – это очерки «В окопах Сталинграда» Виктора Некрасова, опубликованные в 1946-м. А с середины 50-х – начала 60-х в литературу пришло так называемое, «лейтенантское поколение», люди, которые уже успели получить какое-то образование после войны, закончили университеты, тот же московский Литинститут, – словом, занять какое-то место в жизни. И вместе с тем, они остро чувствовали потребность рассказать про свой опыт войны.

Конечно же, для них наиболее естественным был путь литературного, художественного освоения пережитого. И, понятно, почему выбирался именно такой жанр. Они ещё были молоды – им нужно было «жить», а не мемуары писать. А художественная проза допускает бóльшую свободу в выборе темы, в ней возможны собирательные образы, выдуманные герои, разного рода умолчания и т.д..

Никулин начал писать в 70-е годы, несколько позднее. Эта потребность, вероятно, возникла еще и потому, что у него явно вызывало неприятие то, что происходило в брежневскую эпоху с памятью о войне. Именно в это время власть пытается поменять войну на победу. А Никулину важно сказать: сначала была война, и очень страшная война, такая страшная и тяжелая, что эту победу невозможно превращать в формализованный помпезный праздник.

В 70-е годы сложился клишеобразный образ войны: мирная, прекрасная жизнь, которая внезапно нарушается вероломным нападением фашистской Германии, а потом на экранах и в книгах появляются прекрасные юноши и девушки, которые, не «погибают», а так сказать «отдают свои жизни».

В те годы сформировалась, например, своеобразная «модель» военных фильмов, которые создавали романтизированный, приглаженный образ войны. Но и в это время были другие авторы и режиссеры, которые не могли с этим примириться, которые продолжали (несмотря на цензурные препятствия) создавать совсем другое кино про войну, и другую литературу (достаточно назвать имена Василя Быкова, Вячеслава Кондратьева, Виктора Астафьева, Григория Бакланова, Алексея Германа , Ларисы Шепитько и др.)

Что же касается дневникового жанра, то фронтовые дневники – вещь редкая, в том числе и потому, что на передовой не было никакой возможности делать какие-то записи. Да и у немногих была такая потребность. Никулин пишет свои дневниковые заметки в 43-м году, в госпитале, и, впоследствии, включает их в своё повествование. Возможная альтернатива дневнику – сохранившиеся реальные письма с фронта. Однако, они нечасто бывают по-настоящему глубокими и откровенными, для таких писем во фронтовых обстоятельств нет условий, к тому же мы хорошо знаем, какой цензуре они подвергались. Достаточно вспомнить случай Солженицына, (арестованного за откровенную переписку с фронтовым другом), чтобы понять, с какими трудностями, внутренними и внешними, сталкивался человек, если ему хотелось описывать для себя и других то, что он видит на фронте. В книге Никулина писем военного времени нет. Но идея «послания», важного сообщения для читателя-адресата, в ней, несомненно присутствует.

«Воспоминания о войне», с.236: «В целом эти записки – дитя оттепели шестидесятых годов, когда броня, стискивавшая наши души, стала давать первые трещины. Эти записки были робким выражением мыслей и чувств, долго накапливавшихся в моём сознании. Написанные не для читателя, а для себя, они были некоей внутренней эмиграцией, протестом против господствовавшего тогда и сохранившегося теперь ура-патриотического изображения войны. <…> Сейчас бы я написал эти мемуары совершенно иначе, ничем не сдерживая себя, безжалостней и правдивей, то есть так, как было на самом деле. В 1975-м году страх смягчал моё перо. Воспитанный советской военной дисциплиной, которая за каждое лишнее слово карала незамедлительно, безжалостно и сурово, я сознательно и несознательно ограничивал себя. Так, наверное, всегда бывало в прошлом. Сразу после войн правду писать было нельзя, потом она забывалась, и участники сражений уходили в небытие. Оставалась одна романтика, и новые поколения начинали всё с начала…».

Никулин много говорит о тех сложностях, с которыми связаны любые попытки рассказать «правду» о войне. Пока война продолжается, или во время небольшого затишья, о войне почти не говорят – в этом нет никакой необходимости – она и так окружает всех и каждого. Говорят о «трёх лейтмотивах армейской жизни»: смерти, жратве и сексе (Никулин, с.153). Но и когда война закончилась, победа не принесла желанного успокоения – говорить о «том, что было пережито» даже с родными и близкими почти невозможно: «не поймут». Есть что-то общее, некий общий опыт пережитого – его, опять-таки, нет необходимости проговаривать – а всё остальное – слишком трудно, слишком ужасно, даже для того, чтобы просто рассказать об этом.

Да, очень немногим удавалось преодолеть в себе последствия этой войны. Хоть как-то осмыслить свой опыт. Большинство людей так и жили с этими травмами, спивались, ломались, погибали от ран не только физических, но и душевных. Приспосабливались к новой жизни ценой больших компромиссов, примиряясь с ложью и несправедливостью мирной жизни, испытывая больший страх в кабинетах начальства, чем когда-то на передовой. Как писал Бродский в стихотворении « На смерть Жукова» – «Смело входили в чужие столицы, но возвращались в страхе в свою»…

Поэтому и военный опыт, в том числе и мемуарный, при огромном его количестве, при всех собранных за эти годы разного рода воспоминаниях, свидетельствах, тоже очень «обрезанный», зацензурированный. Да, что-то можно было высказать «в художественной форме», но опубликовать мемуары, такого рода как никулинские, шансов не было.

Так что сам факт их написания в те годы, и факт их сегодняшней публикации очень важен. Никулин – человек, безусловно, осмысливший свой военный опыт. Доказательство этого – его дальнейшая жизнь, показавшая, что он не сломался, справился с прошлым – во многом потому, что и во время войны смог сохранить в себе человеческие черты и способность к рефлексии.

«Воспоминания о войне», с.54: «Многие убедились на войне, что жизнь человеческая ничего не стоит и стали вести себя, руководствуясь принципом «лови момент» – хватай жирный кусок любой ценой, дави ближнего, любыми средствами урви от общего пирога как можно больше. Иными словами, война легко подавляла в человеке извечные принципы добра, морали, справедливости. Для меня Погостье было переломным пунктом жизни. Там я был убит и раздавлен. Там я обрёл абсолютную уверенность в неизбежности собственной гибели. Но там произошло моё возрождение в новом качестве. <…> Когда выдавался свободный час, я закрывал глаза в тёмной землянке и вспоминал дом, солнечное лето, цветы, Эрмитаж, знакомые книги, знакомые мелодии, и это был как маленький, едва тлеющий, но согревавший меня огонёк надежды среди мрачного ледяного мира, среди жестокости, голода и смерти. <…> После Погостья я обрёл инстинктивную способность держаться подальше от подлостей <…> а, главное, от активного участия в жизни, от командных постов, от необходимости принимать жизненные решения – для себя и в особенности за других».

Мне кажется важным упомянуть ещё три темы, которым Никулин уделяет много места в книге.

– это образы полководцев, сталинских генералов и маршалов;

– «заграничный» поход, наступательная кампания советской армии в конце войны,

– тема ветеранов и современного состояния памяти о войне.

Главное, что можно сказать об этих трёх темах применительно к «современности» – они до сих пор недостаточно отрефлексированы, они требуют дополнительного, более пристального взгляда. И, по-моему, не случайно, что Никулин так фокусируется именно на них.

В книге есть две сцены с участием Жукова, и в обеих он жесток и страшен. В этом отношении Никулин близок писателю Виктору Астафьеву1. Ведь война велась жестокими и беспощадными методами, а бездарные приказы командования в начале войны привели к гигантским бессмысленным потерям. Но потом маршалы, для которых жизнь солдата не стоила ничего, сели писать мемуары и рассказывать о том, как они «выиграли» войну.

Что же касается темы, такой больной, как проявления массовой жестокости Красной Армии, например, в Восточной Пруссии, то у нас об этом по-прежнему мало пишут, это вытесняется из мифологизированного образа войны, а для Никулина это очень важная тема.

Конечно, жестокость солдат советской армии в Германии и на подступах к ней имела множество причин. И для многих увиденное оказалось шоком и не все об этом молчали. Например, будущий диссидент и литератор Лев Копелев был в конце войны арестован и осужден в именно за то, что протестовал против происходящего и писал донесения начальству об увиденном в эти месяцы в Восточной Пруссии. Он подробно пишет об этом в воспоминаниях (в книге «Хранить вечно», впервые изданной в 1975-м году).

Но для этой жестокости были свои причины, не оправдания, а именно причины. Во-первых: советские солдаты воевали в тяжелейших условиях, плохо накормленные плохо обмундированные (и часто вплоть до конца войны), а в начале и плохо вооруженные. Как кормили, как одевали – это Никулин очень подробно описывает, это тоже очень важная часть армейского быта. В советской армии отпуск для рядового – чудо, случайность, разве что по ранению (повесть В. Кондратьева так и называется «Отпуск по ранению»2). И обращение с собственными солдатами было жестоким, безжалостным.

Важно также понимать, что к концу войны это была совсем не та армия, которая была в 41-м. Во-первых, в ней был определенный процент уголовного элемента (а ведь часто достаточно одного человека, который приносит насилие – и замешанными оказываются уже все). Элементы гулаговского мира, который сложился в конце 30-х годов, эти люди принесли с собой в армию. Во-вторых, кроме бывших уголовников в армию были призваны «подростки войны», молодежь из тыла. А в тылу жизнь была очень тяжела – люди жили по жестоким указам военного времени, почти повсеместно царил страшный голод, работали по 12–14 часов на оборонных заводах. И бывшие подростки, призывавшиеся с освобожденных от немецкой оккупации территорий, только что пережили кошмар этой оккупации, когда многие люди представали перед ними в зверином обличии. Воровство и грабеж стали для них способом выживания.

Но и пережитые тяжелейшие испытания, и жестокость карателей в Белоруссии, и массовый угон в Германию, и убийства на их глазах мирных жителей, прежде всего евреев – всё это, повторюсь, только частичное объяснение, но никак не оправдание для последующей волны насилия против мирного населения (и часто не только Германии, но и других освобожденных стран).

«Воспоминания о войне», с.161: «Войска тем временем перешли границу Германии. Теперь война повернулась ко мне ещё одной неожиданной стороной. Казалось, всё испытано: смерть, голод, обстрелы, непосильная работа, холод. Так ведь нет! Было ещё нечто очень страшное, почти раздавившее меня. Накануне перехода на территорию Рейха, в войска приехали агитаторы. Некоторые в больших чинах.

– Смерть за смерть!!! Кровь за кровь!!! Не забудем!!! Не простим!!! Отомстим!!! и так далее <…> пострадали, как всегда, невинные. Бонзы, как всегда, удрали… Без разбору жгли дома, убивали каких-то случайных старух <…> Трупы, трупы, трупы. Немцы, конечно, подонки, но зачем же уподобляться им? Армия унизила себя. Нация унизила себя. Это было самое страшное на войне».

Рассказать об этом было невозможно, самому себе признаться в этом было тяжело, поэтому и повторялась расхожая формула «война всё спишет». Но я уверена, что всё это потом отражалось и на семьях, и на отношениях с детьми, с жёнами.

«Опыт войны» – вещь чрезвычайно сложная. Живых свидетелей, участников, людей «воевавших» в настоящий момент уже почти не осталось. Ушли те люди, к которым можно было бы апеллировать. Мы всё время слышим слово «ветераны», «это оскорбит наших ветеранов», а если просто посчитать, самым приблизительным образом: последний призывной год для тех, кто успел принять участие в боевых действиях был фактически 27-й, а те, кто были 1924-го рождения призывались в 42-м. Это значит, что людям, которые начали войну, (самым юным из них) сейчас должно быть никак не меньше 87-88 лет. Их сейчас в живых остались единицы. И получилось в какой-то степени, что те, кто потом заняли их места, места этих ушедших фронтовиков, узурпировали память о войне.

«Воспоминания о войне», с.151: «Те, кто в тылу <…> останутся живы, вернутся домой и со временем составят основу организации ветеранов. Отрастят животы, обзаведутся лысинами, украсят грудь памятными медалями, орденами, и будут рассказывать как геройски они воевали, как разгромили Гитлера. И сами в это уверуют! Они-то и похоронят светлую память о тех, кто погиб и кто действительно воевал! Они представят войну, о которой мало что знают, в романтическом ореоле. <…> И то, что война – ужас, смерть, голод, подлость, подлость и подлость, отойдёт на второй план. Настоящие же фронтовики, которых осталось полтора человека, да и те чокнутые, порченые, будут молчать в тряпочку».

Да, сегодня большинства настоящих фронтовиков давно уже нет в живых, поэтому замечательно, что появилась книга Никулина – это прямой ответ тем, кто сейчас диктует обществу, как надо думать и говорить о войне.

Война была тотальной, в нее были вовлечены миллионы людей, в самых разных местах, от госпиталей до заводов, где работали женщины, дети, подростки, до миллионов участников боевых действий. И никто не имеет права говорить «за всех», потому что это была народная война. Пусть люди ушли, но их свидетельства остались. Победа добыта такой страшной ценой – и что же теперь, отдать её тем, кто собирается объяснять нам, как её правильно «понимать»?

«Воспоминания о войне», с.210-211: «Наблюдая ветеранов своей части, а также и всех других, с кем приходилось сталкиваться, я обнаружил, что большинство из них чрезвычайно консервативны. Тому несколько причин. Во-первых, живы остались в основном тыловики и офицеры, не те, кого посылали в атаку, а те, кто посылал. И политработники. Последние – сталинисты по сути и по воспитанию. Они воспринять войну объективно просто не в состоянии. Тупость, усиленная склерозом, стала непробиваемой. Те же, кто о чём-то думают и переживают произошедшее (и таких немало), навсегда травмированы страхом, не болтают лишнего и помалкивают. Я и в себе обнаруживаю тот же неистребимый страх. В голове моей работает автоматический ограничитель, не позволяющий выходить за определённые рамки. И строки эти пишутся с привычным тайным страхом: будет мне за них худо!»

И хотя люди ушли, но глубокая травма по-прежнему существует, она никуда не делась, но никто не хочет вспоминать о ней. Память заменяется пустыми символами, вроде пресловутой георгиевской ленточки. Почему она должна стать символом для таких людей, как Никулин? Какое эта георгиевская ленточка имеет отношение к нему, к пехоте, лежащей до сих пор в Мясном Бору, как это описывает Никулин, (ведь его часть пыталась прорвать кольцо, которым была окружена трагически погибшая 2-ая Ударная армия). Что им эта георгиевская ленточка? Всех бы торжественно захоронить, забытых и брошенных, канувших в небытье, – вот это была бы память.

«Воспоминания о войне», с.228: «Равнодушие к памяти погибших – результат общего озверения нации. Политические аресты многих лет, лагеря, коллективизация, голод уничтожили не только миллионы людей, но и убили веру в добро, справедливость и милосердие. Жестокость к своему народу на войне, миллионные жертвы, с лёгкостью принесённые на полях сражений, – явления того же порядка. <…> Война, которая велась методами концлагерей и коллективизации, не способствовала развитию человечности. Солдатские жизни ни во что не ставились. <…> Главное – воскресить у людей память и уважение к погибшим. Эта задача связана не только с войной, а с гораздо более важными проблемами – возрождением нравственности, морали, борьбой с жестокостью и чёрствостью, подлостью и бездушием, затопившими и захватившими нас. <…> Ведь затаптывание костей не полях сражения – это то же, что и лагеря, коллективизация, дедовщина в современной армии. <…> Никакие памятники и мемориалы не способны передать грандиозность военных потерь, по-настоящему увековечить мириады бессмысленных жертв. Лучшая память им – правда о войне, правдивый рассказ о происходившем, раскрытие архивов».

Сергей Бондаренко

1 «Когда много лет спустя после войны я открыл роскошно изданную книгу воспоминаний маршала Жукова с посвящением советскому солдату, чуть со стула не упал: воистину свет не видел более циничного и бесстыдного лицемерия, потому как никто и никогда так не сорил русскими солдатами, как он, маршал Жуков!». (Виктор Астафьев. Веселый солдат, СПб., 1999., с.35)

2 В. Кондратьев. Привет с фронта. Повести и рассказы. М., 1995.

 Дополнительные материалы

  • Полный текст книги
  • К.М. Александров. Памяти Н.Н. Никулина.
  • Несколько рецензий и отзывов на книгу в «Живом Журнале» здесь и здесь.
  • 86-летний пользователь «Живого Журнала» комментирует книгу, опираясь, в том числе, на свой личный опыт

Николай Никулин: Воспоминания о войне (2)


Первой жертвой войны становится правда
Джонсон Хайрам

Начало в КД №264, июль 2022

Из предисловия

Мои записки не предназначались для публикации. Это лишь попытка освободиться от прошлого: подобно тому, как в западных странах люди идут к психоаналитику, выкладывают ему свои беспокойства, свои заботы, свои тайны в надежде исцелиться и обрести покой, я обратился к бумаге, чтобы выскрести из закоулков памяти глубоко засевшую там мерзость, муть и свинство, чтобы освободиться от угнетавших меня воспоминаний… Подвиги и героизм, проявленные на войне, всем известны, много раз воспеты. Но в официальных мемуарах отсутствует подлинная атмосфера войны. Обычно войны затевали те, кому они меньше всего угрожали: феодалы, короли, министры, политики, финансисты и генералы. В тиши кабинетов они строили планы, а потом, когда все заканчивалось, писали воспоминания, прославляя свои доблести и тем самым создавая предпосылки для новых военных замыслов. Тот же, кто расплачивается за все, гибнет под пулями, реализуя замыслы генералов, обычно мемуаров не пишет… Если все же у рукописи найдется читатель, пусть он воспринимает ее не как литературное произведение или исторический труд, а как документ, как свидетельство очевидца.

Ленинград, 1975

Цитаты из книги

Мемуары, мемуары… Кто их пишет? Какие мемуары могут быть у тех, кто воевал на самом деле? У летчиков, танкистов и прежде всего у пехотинцев? Ранение – смерть, ранение – смерть, ранение – смерть и все! Иного не было. Мемуары пишут те, кто был около войны. Во втором эшелоне, в штабе*. Либо продажные писаки, выражавшие официальную точку зрения, согласно которой мы бодро побеждали, а злые фашисты тысячами падали, сраженные нашим метким огнем. Симонов, «честный писатель», что он видел? Его покатали на подводной лодке, разок он сходил в атаку с пехотой, разок – с разведчиками, поглядел на артподготовку – и вот уже он «все увидел» и «все испытал»! (Другие, правда, и этого не видели.) Писал с апломбом, и все это – приукрашенное вранье. А шолоховское «Они сражались за Родину» – просто агитка! О мелких шавках и говорить не приходится. Мемуары, мемуары… Лучшие мемуары я слышал зимой 1944 года в госпитале под Варшавой. Из операционной принесли в палату раненого Витьку Васильева, известного дебошира, пьяницу, развратника, воевавшего около начальства и в основном занимавшегося грабежом или сомнительными махинациями с мирным населением. За свои художества Витька Васильев угодил, наконец, в штрафную роту, участвовал в настоящем бою, «искупил вину кровью». Вот стенограмма его мемуаров: «Пригнали нас на передовую, высунул я башку из траншеи, тут меня и е. .уло». Мемуары прерывались скабрезными частушками и затейливой пьяной руганью в адрес сестры, делавшей Витьке инъекцию противостолбнячной сыворотки.

—∇—

Вместо того, чтобы честно разобраться в причинах недостатков, чему-то научиться, чтобы не повторять случившегося впредь, все замазали и залакировали. Уроки, данные войной, таким образом, прошли впустую. Начнись новая война, а не пойдет ли все по-старому?

—∇—

Великий Сталин, не обремененный ни совестью, ни моралью, ни религиозными мотивами, создал столь же великую партию, развратившую всю страну и подавившую инакомыслие. Отсюда и наше отношение к людям.

—∇—

Не могу забыть рассвет перед боем. Было часов пять утра. По открытому месту мы подтягивались к передовой. Едва брезжила заря, фронт просыпался. Стали бить пушки, далекий горизонт загорелся разрывами, заклубился дым. Огненные зигзаги чертили реактивные снаряды катюш. Громко икала немецкая «корова». Шум, грохот, скрежет, вой, бабаханье, уханье – адский концерт. А по дороге, в серой мгле рассвета, бредет на передовую пехота. Ряд за рядом, полк за полком. Безликие, увешанные оружием, укрытые горбатыми плащ-палатками фигуры. Медленно, но неотвратимо шагали они вперед, к собственной гибели. Поколение, уходящее в вечность. В этой картине было столько обобщающего смысла, столько апокалиптического ужаса, что мы остро ощутили непрочность бытия, безжалостную поступь истории. Мы почувствовали себя жалкими мотыльками, которым суждено сгореть без следа в адском огне войны.

—∇—

В конце концов, мы перебили немцев, но своих при этом, увы, умудрились перебить в несколько раз больше. Такова наша великая победа!

—∇—

Война – самое грязное и отвратительное явление человеческой деятельности, поднимающее все неизменное из глубины нашего подсознания. На войне за убийство человека мы получаем награду, а не наказание. Мы можем и должны безнаказанно разрушать ценности, создаваемые человечеством столетиями, жечь, резать, взрывать. Война превращает человека в злобное животное и убивает, убивает…

—∇—

Война – самое большое свинство, которое когда-либо изобрел род человеческий. На войне особенно четко проявилась подлость большевистского строя. Как в мирное время проводились аресты и казни самых работящих, честных, интеллигентных, активных и разумных людей, так и на фронте происходило то же самое, но в еще более открытой, омерзительной форме. Шло глупое, бессмысленное убийство наших солдат. Надо думать, эта селекция русского народа – бомба замедленного действия: она взорвется через несколько поколений, в XXI или XXII веке, когда отобранная и взлелеянная большевиками масса подонков породит новые поколения себе подобных.

—∇—

Сказалась наша национальная черта: делать все максимально плохо с максимальной затратой средств и сил.

—∇—

Один из наиболее известных писак Константин Симонов по простоте душевной рассказал однажды в своей статье, что даже маршал Жуков, суровый и безжалостный человек, на чьей совести кладбища, которыми можно не раз опоясать шар земной, не позволял Симонову писать о себе и с трудом выносил его общество.

—∇—

– Что за странный народ? Мы наложили под Синявино вал из трупов высотою около двух метров, а они все лезут и лезут под пули, карабкаясь через мертвецов, а мы все бьем и бьем, а они все лезут и лезут… А какие грязные были пленные! Сопливые мальчишки плачут, а хлеб у них в мешках отвратительный, есть невозможно! (Слова немецкого офицера. )

—∇—

Вот как рассказала одна медицинская сестра о том, что она здесь увидела: «Изнемогая от усталости после долгого ползания по передовой, я вынесла очередного раненого с поля боя, с трудом дотащила его до медсанбата. Здесь, на открытой поляне, на носилках или просто на земле, лежали рядами раненые. Санитары укрыли их белыми простынями. Врачей не было видно и не похоже, что кто-то занимался операциями или перевязками. Внезапно из облаков вывалился немецкий истребитель, низко, на бреющем полете пролетел над поляной, а пилот, высунувшись из кабины, методично расстреливал автоматным огнем распростертых на земле, беспомощных людей. Видно было, что автомат в его руках – советский, с диском! Потрясенная, я побежала к маленькому домику на краю поляны, где обнаружила начальника медсанбата и комиссара мертвецки пьяных. Перед ними стояло ведро с портвейном, предназначенным для раненых. В порыве возмущения я опрокинула ведро, обратилась к командиру медсанбата с гневной речью. Однако это пьяное животное ничего не в состоянии было воспринять. К вечеру пошел сильный дождь, на поляне образовались глубокие лужи, в которых захлебывались раненые… Через месяц командир медсанбата был награжден орденом «за отличную работу и заботу о раненых» по представлению комиссара».

Нет и не было войн справедливых, все они, как бы их не оправдывали, – античеловечны. Солдаты же всегда были навозом. Особенно в нашей великой державе и особенно при социализме.


* Оказывается, рациональные немцы и тут все учли. В документах значатся разные категории фронта: I – первая траншея и нейтральная полоса. Этих чтят (в войну был специальный знак за участие в атаках и рукопашных, за подбитые танки и т. д.). II – артпозиции, штабы рот и батальонов. III – прочие фронтовые тылы. На эту категорию смотрят свысока.

 


Никулин Николай Николаевич

Должность:

профессор, член-корр. Российской академии художеств, член Ученого совета Эрмитажа

Для получения контактных данных
(email, телефон и адрес),
зарегистрируйтесь


правда и ложь воспоминаний

по книге воспоминаний Николая Николаевича Никулина, научного сотрудника Эрмитажа, бывшего фонтанного дизайнера. Настоятельно рекомендую ознакомиться с ней всем, кто искренне хочет знать правду об Отечественной войне.
На мой взгляд, это уникальная работа, подобных которой трудно найти в военных библиотеках. Она замечательна не только своими литературными достоинствами, о которых я, не будучи литературоведом, не могу объективно судить, сколько точных до натурализма описаний военных событий, раскрывающих отвратительную сущность войны с ее звериной бесчеловечностью, грязью, бессмысленной жестокостью, преступной пренебрежительное отношение к человеческой жизни со стороны командиров всех рангов от комбатов до верховных главнокомандующих. Это документ для тех историков, которые изучают не только передвижения войск на театрах военных действий, но и интересуются нравственными и гуманистическими аспектами войны.

По уровню достоверности и искренности изложения могу сравнить разве что с воспоминаниями Шумилина «Компания Роли».
Читать ее так же тяжело, как смотреть на изувеченный труп человека, который только что стоял рядом. ..
Пока читал эту книгу, в памяти невольно восстанавливались почти забытые похожие картины прошлого.
Никулин «попил» на войне неизмеримо больше, чем я, пережив ее от начала до конца, побывав на одном из самых кровавых участков фронта: на Тихвинских болотах, где наши «славные стратеги» сложили не одну армию, включая 2-й ударный. ..И все же смею заметить, что многие его переживания и ощущения очень похожи на мои.
Некоторые высказывания Николая Николаевича побудили меня прокомментировать их, что я и сделаю ниже, приведя цитаты из книги.
Главный вопрос, прямо или косвенно возникающий при чтении книг о войне, что заставляло роты, батальоны и полки безропотно идти на почти неминуемую гибель, подчиняясь порой даже преступным приказам командиров? В многочисленных томах ура-патриотической литературы это объясняется элементарно просто: воодушевленные любовью к социалистической Родине и ненавистью к коварному врагу, они были готовы отдать жизнь за победу над ним и дружно поднялись в атаку на призыв «Ура! За Родину, за Сталина!»

Н. Н. Никулин:

«Зачем шли на смерть, хотя ясно понимали ее неизбежность? Почему они пошли, хотя не хотели? Они шли, не просто боясь смерти, но в ужасе, и все же шли! Тогда не было необходимости обдумывать и оправдывать свои действия. Было не до того. Мы просто встали и пошли, потому что НАДО!
Вежливо выслушали напутствие политруков — безграмотное расположение дуба и пустые газетные передовицы — и пошли дальше. Вовсе не вдохновлены какими-то идеями или лозунгами, а потому что НАДО. Так что, видимо, наши предки тоже шли умирать на Куликово поле или под Бородино. Вряд ли они думали об исторических перспективах и величии нашего народа… Войдя в нейтральную зону, они вовсе не кричали «За Родину! За Сталина! Как говорится в романах. Над линией фронта доносились хриплый вой и густая ругань, пока пули и осколки не заткнули кричащим глотки. Было ли это до Сталина, когда смерть была рядом. Откуда теперь, в шестидесятые годы, снова возник миф о том, что они победили только благодаря Сталину, под знаменами Сталина? У меня нет сомнений на этот счет. Победившие либо погибли на поле боя, либо спивались, задавленные послевоенными тяготами. Ведь не только война, но и восстановление страны происходило за их счет. Те из них, кто еще жив, молчат, сломлены.
У власти остались и сохранили силу другие — те, кто гонял людей в лагеря, те, кто гнал их в бессмысленные кровавые атаки на войне. Они действовали от имени Сталина, до сих пор об этом кричат. Не был на передовой: «За Сталина!» Комиссары пытались вбить это нам в головы, но в атаках не было комиссаров. Все это масштаб…»

И я помню.

В октябре 1943 года наша 4-я гвардейская кавалерийская дивизия была срочно переброшена на передовую, чтобы закрыть брешь, образовавшуюся после неудачной попытки пехоты прорвать фронт. Около недели дивизия держала оборону в районе белорусского города Хойники. В то время я работал на дивизионной радиостанции «РСБ-Ф» и об интенсивности боевых действий можно было судить только по количеству раненых, едущих на подводах и идущих в тылу.
Я принимаю радиограмму. После длинной шифроцифры открытым текстом слово «Смена белья». Закодированный текст пойдет к штабному шифровальщику, а эти слова предназначает мне корпусной радист, принимающий радиограмму. Они означают, что на смену нам идет пехота.
Действительно, мимо радиостанции на обочине лесной дороги уже шли стрелковые части. Это была какая-то изрядно потрепанная в боях дивизия, выведенная с фронта для кратковременного отдыха и пополнения. Не соблюдая строй, солдаты шли, засунув за пояс полы шинелей (была осенняя распутица), что казалось горбатым из-за накинутых поверх вещмешков плащей-тентовок.
Меня поразил их поникший, обреченный вид. Я понял, что через час-два они будут на передовой…

Автор Н.Н. Никулин:

«Шум, гул, скрежет, вой, стук, улюлюканье — адский концерт. А по дороге, в сером тумане зари, бредет на фронт пехота. Ряд за рядом, полк за полком. Безликие фигуры, увешанные оружием, накрытые горбатыми плащами-палатками. Медленно, но неуклонно они шли вперед, навстречу собственной гибели. Поколение, уходящее в вечность. В этой картине было столько обобщающего смысла, столько апокалиптического ужаса, что мы остро почувствовали хрупкость бытия, безжалостную поступь истории. Мы чувствовали себя жалкими мотыльками, которым суждено бесследно сгореть в адском огне войны. »

Тупая покорность и сознательная обреченность советских воинов, атакующих недоступные для лобового штурма укрепленные позиции, поражали даже наших противников. Никулин приводит рассказ немецкого ветерана, воевавшего на том же участке фронта, но с другой стороны.

Некий герр Эрвин Х., с которым познакомился в Баварии, говорит:

— Что за странные люди? Ставим под Синявино вал трупов метра два высотой, а они все лезут и лезут под пули, лезут по убитым, а мы все бьем-бьем, а они все лезут и лезут… А какие были грязные заключенные! Сопливые пацаны плачут, а хлеб в их мешках отвратительный, есть невозможно!
А что ваши делали в Курляндии? — он продолжает. — Однажды массы русских войск пошли в атаку. Но их встретили дружественным огнем из пулеметов и противотанковых орудий. Оставшиеся в живых начали откатываться. Но тут из русских окопов ударили десятки пулеметов и противотанковых орудий. Мы видели, как метались, гибли, на нейтральной полосе толпы ваших обезумевших солдат!

Это про отряды.

В дискуссии на военно-историческом форуме «ВИФ-2 СВ» не кто иной, как сам В. Карпов — Герой Советского Союза, бывший ЗЭК, штрафной разведчик, автор известных биографических романов о полководцах, сказал что не было и не могло быть случаев расстрела отступающих красноармейцев о заграждения. «Мы бы сами их расстреляли», — сказал он. Пришлось возразить, несмотря на высокий авторитет писателя, ссылаясь на мою встречу с этими воинами по дороге в санитарный отряд. В результате я получил много оскорбительных комментариев. Можно найти немало свидетельств того, как храбро сражались на фронтах войска НКВД. А вот об их деятельности как отрядов встречаться не приходилось.
В комментариях к моим высказываниям и в гостевой книге моего сайта (http://ldb1.narod.ru) часто встречаются слова о том, что ветераны — родственники авторов комментариев категорически отказываются вспоминать об их участии в войне и , тем более писать об этом. Я думаю, что книга Н.Н. Никулина объясняет это достаточно убедительно.
На сайте Артема Драбкина «Я помню» (www.iremember.ru) огромная коллекция воспоминаний участников войны. Но крайне редко можно встретить искренние рассказы о том, что переживал солдат-окопник на передовой на грани жизни и, как ему казалось, смерти.
В 60-х годах прошлого века, когда Н.Н. Никулина, в памяти воинов, чудом уцелевших после пребывания на переднем крае фронта, опыт был еще свеж, как открытая рана. Естественно, вспоминать об этом было больно. А я, к которому судьба была более милостива, смогла заставить себя взяться за перо только в 1999 году.

Н.Н. Никулин:

« Мемуары, мемуары… Кто их пишет? Какие воспоминания могут быть у тех, кто реально воевал? Для летчиков, танкистов и прежде всего для пехотинцев?
Ранение — смерть, ранение — смерть, ранение — смерть и все! Другого пути не было. Воспоминания пишут те, кто был рядом с войной. Во втором эшелоне, в штабе. Или продажные писаки, выражающие официальную точку зрения, согласно которой мы весело победили, а злобные фашисты пали тысячами, сраженные нашим метким огнем. Симонов, «честный писатель», что он увидел? Покатали его на подводной лодке, один раз он ходил в атаку с пехотой, один раз — с разведчиками, смотрел артподготовку — и вот он «все видел» и «все пережил»! (Другие, впрочем, этого тоже не видели.)
Писал с апломбом, и все это приукрашенная ложь. А шолоховские «Они сражались за Родину» — это просто пропаганда! О мелких дворнягах и говорить не приходится. »

В рассказах реальных фронтовиков-окопников часто присутствует ярко выраженная неприязнь, граничащая с неприязнью, по отношению к обитателям различных штабов и тыловых служб. Это читал и Никулин, и Шумилин, презрительно называвший их «полковыми».

Никулин:

« Разительная разница между линией фронта, где льется кровь, где страдание, где смерть, где невозможно поднять голову под пулями и осколками, где голод и страх, невыносимый труд, жара летом, зимой мороз, где жить нельзя, и тыл. Здесь, в тылу, другой мир. Здесь начальство, здесь штаб, здесь тяжелое вооружение, склады, медсанбаты. Изредка сюда прилетают снаряды или сбрасывается бомба с самолета. Убитые и раненые здесь редкость. Не война, а курорт! Те, кто на передовой, не являются жителями. Они обречены. Их спасение — всего лишь рана. Те, кто в тылу, выживут, если их не продвинуть вперед, когда нападающие закончатся. Они останутся в живых, вернутся домой и со временем составят костяк ветеранских организаций. Они отрастят животы, обрастут проплешинами, украсят грудь памятными медалями, орденами и расскажут, как героически сражались, как победили Гитлера. И сами в это поверят!
Похоронят светлую память о тех, кто погиб и кто действительно сражался! Они представят войну, о которой сами мало знают, в романтическом ореоле. Как это было хорошо, как прекрасно! Какие мы герои! И отойдет на второй план то, что война – это ужас, смерть, голод, подлость, подлость и подлость. Настоящие фронтовики, коих осталось полтора человека, да и те сумасшедшие, избалованные, будут молчать в тряпочку. А начальство, которое тоже во многом уцелеет, погрязнет в склоках: кто хорошо воевал, кто плохо, но если бы меня слушали! »

Резкие слова, но во многом оправданные. Пришлось послужить некоторое время в штабе дивизии в эскадрилье связи, насмотрелся на шустрых штабистов. Не исключено, что из-за конфликта с одним из них меня направили во взвод связи 11-го кавалерийского полка (http://ldb1.narod.ru/simple39_.html)
Мне уже приходилось говорить на очень болезненная тема о страшной судьбе женщин на войне. И снова это переросло в оскорбления: молодые родственники матерей и бабушек, воевавших на войне, подумали, что я оскорбил их боевые заслуги.
Когда еще до отъезда на фронт я видел, как под влиянием мощной пропаганды молодые девушки с энтузиазмом записывались на курсы радисток, медсестер или снайперов, а затем на фронт — как им приходилось расставаться с иллюзиями и девичьим гордость, я, неопытный мальчик, в жизни им было очень больно. Рекомендую роман М. Кононова «Голая пионерка», примерно о том же.

А вот что Н.Н. Никулин.

«Не женское это дело — война. Без сомнения, было немало героинь, которых можно ставить в пример мужчинам. Но слишком жестоко заставлять женщин терпеть муки фронта. И если бы только это! Им было тяжело в окружении мужчин. Голодным солдатам, однако, было не до женщин, но власти добивались своего любыми средствами, от грубого давления до самых изысканных ухаживаний. Среди множества джентльменов нашлись смельчаки на любой вкус: и петь, и танцевать, и красноречиво говорить, а для образованных — читать Блока или Лермонтова… И девушки отправились домой с прибавлением семейства. Кажется, это называлось на языке военкоматов «выехать по приказу 009″.». В нашей части, из полусотни прибывших в 1942 году, к концу войны осталось всего две представительницы прекрасного пола. Но «уйти по приказу 009» — лучший выход.
Бывало и хуже .Мне рассказывали, как некий полковник Волков выстраивал женское подкрепление и, идя по строю, отбирал понравившихся ему красавиц. Такой стала его ПЖ (Подвижная жена. Аббревиатура ПЖ имела в солдатском лексиконе другое значение. Голодные и измученные солдаты называли пустую, водянистую похлёбку: «Прощай, половая жизнь»), а если сопротивлялись — на губу, в холодную землянку, на хлеб и воду! депутатов. В лучших азиатских традициях!»

Среди моих однополчан была замечательная смелая женщина, санинструктор полка Маша Самолетова. О ней на моем сайте рассказ Марата Шпилева «Ее звали Москвой». А на встрече ветеранов в Армавире я увидел плачущих солдат, которых она вытаскивала с поля боя. На фронт она попала по призыву комсомола, оставив балет, где и стала работать. Но и она не выдержала напора армии донжуанов, о чем сама мне рассказывала.

И последнее, о чем стоит поговорить.

Н.Н. Никулин:

«Все как будто испытано: смерть, голод, обстрелы, непосильный труд, холод. Но нет! Было также что-то очень ужасное, что чуть не раздавило меня. Накануне перехода на территорию Рейха в войска прибыли агитаторы. Некоторые в больших чинах.
— Смерть за смерть!!! Кровь за кровь!!! Не забудем!!! Мы не простим!!! Мы отомстим!!! — и т.д…
До этого основательно постарался Эренбург, громкие, едкие статьи которого все читали: «Папа, убей немца!» А нацизм получился наоборот.
Правда, по плану они были безобразны: сеть гетто, сеть лагерей. Учет и составление списков добычи. Реестр наказаний, плановых расстрелов и т. д. У нас все шло стихийно, по-славянски. Бейте, ребята, жгите, с проторенной дороги!
Балуй их женщин! К тому же перед наступлением войска обильно снабжались водкой. И понеслось! Пострадали, как всегда, невинные люди. Бонзы, как всегда, бежали… Жгли дома без разбору, убивали каких-то случайных старух, бесцельно расстреливали стада коров. Большой популярностью пользовался придуманный кем-то анекдот: «Иван сидит возле горящего дома. «Что делаешь?» Они спрашивают его. «Зачем, портянки надо было высушить, костер разожгли» «…Трупы, трупы, трупы. Немцы, конечно, подонки, но зачем уподобляться им? Армия унизила себя. Нация унизилась себя.Это было самое страшное на войне.Трупы,трупы…
г. На станцию ​​г. Алленштайн, которую неожиданно для противника захватила доблестная кавалерия генерала Осликовского, прибыло несколько эшелонов с немецкими беженцами. Думали, идут к ним в тыл, а попали… Я видел результаты устроенного им приема. Платформы станций были завалены кучами выпотрошенных чемоданов, узлов, сундуков. Везде одежда, детская одежда, открытые подушки. Все это в лужах крови…

«Каждый имеет право раз в месяц отправлять домой посылку весом двенадцать килограммов», — официально заявили власти. И понеслось! Пьяный Иван ворвался в бомбоубежище, трахнул автоматом на столе и, жутко вытаращив глаза, заорал: «УРРРРР!( Ур — часы) Ублюдки! Дрожащие немки несли со всех сторон часы, которые сгребали в «сидор» и уносили. Один солдат прославился тем, что заставил немку держать свечку (электричества не было), пока сам рылся в ее груди. это!Как эпидемия,эта напасть охватила всех. ..Потом опомнились,но было поздно:черт вылетел из бутылки.Добрые,ласковые русские мужики превратились в чудовищ.Они были страшны одни,но в стаде они стали такими, что и описать невозможно!»

Тут, как говорится, комментарии излишни.

Скоро мы будем отмечать замечательный национальный праздник — День Победы. Это приносит больше, чем просто радость годовщины окончания страшной войны, унесшей каждого 8-го жителя нашей страны (в среднем!), но и слезы по тем, кто оттуда не вернулся… Еще хотелось бы вспомнить о непомерной цене, которую народу пришлось заплатить при «мудрое руководство» величайшего полководца всех времен и народов. Ведь уже забыто, что он наделил себя званием генералиссимуса и этим званием!

Введение

Великая Отечественная война началась очень неудачно для нашей страны. Вероломно напав на СССР 22 июня 1941 года, войска гитлеровской Германии и ее союзников сразу же нанесли страшный удар по численности советских вооруженных сил и их баз, а также по транспортным узлам, городам и другим. населенные пункты нашей страны. Превосходящие по силам и ресурсам, воспользовавшись фактором внезапности и другими благоприятными обстоятельствами, войска агрессоров всего за несколько месяцев заняли обширные территории европейской части СССР, создав реальную угрозу захвата столицы нашей Родины — Москва. При этом Красная Армия понесла большие человеческие и материальные потери, которые намного превышали потери оккупантов. При этом противник быстро и легко захватил, уничтожил или уничтожил значительную часть экономического потенциала СССР. В результате еще более возросло преимущество Германии и ее союзников над нашей страной в общих военных и экономических ресурсах, которое с учетом ресурсов оккупированных и зависимых от нее европейских стран было весьма значительным.
Однако, несмотря на эти большие неудачи в начале войны, СССР, долгое время воюя практически в одиночку и получая сравнительно небольшую экономическую помощь от своих союзников, смог переломить ситуацию в свою пользу, а затем и победить вместе с ними полная и сокрушительная победа. Конечно, нельзя недооценивать вклад США, Великобритании и других стран и народов в борьбу с гитлеровской Германией и ее союзниками, который с каждым годом войны становился все более важным, но мощнейшие удары и крупно- масштабные поражения германским войскам были нанесены нашей страной и ее армией, вплоть до их полного разгрома и безоговорочной капитуляции, а также падения гитлеровского режима.
Каковы причины метаморфоз, произошедших в годы Великой Отечественной войны? Почему Красная Армия так легко проиграла кампанию 1941 года? Как СССР сумел выстоять тяжелейшие первые полтора года войны, заметно уступая противнику в силах, средствах и ресурсах, проиграв большую часть сражений, потеряв свою территорию, а вместе с ней и население и ресурсы? Почему, несмотря на большие потери, СССР смог победить в решающих сражениях войны, переломить ситуацию в свою пользу, вынудив многих союзников гитлеровской Германии выйти из нее и даже перейти на нашу сторону? Какую роль в этой войне сыграли союзники СССР и Германии? Каков реальный масштаб, цена и значение достигнутой в этой войне Победы? Поиск и осмысление ответов на эти и другие сопутствующие вопросы выбраны в качестве основных задач данного исследования.
Много времени прошло после окончания этой войны. О ней написано огромное количество произведений самого разного характера и направленности, как в нашей стране, так и за рубежом: научные труды, энциклопедии и справочники, мемуары, научно-публицистические и публицистические произведения, не говоря уже о художественной литературе… войну, конечно, не обходят вниманием авторы многочисленных учебников и другой учебной литературы, посвящающие ей целые главы и разделы.
Казалось бы, в них всесторонне и основательно исследуются события и итоги войны. В значительной степени это так, но большинство опубликованных работ носят в основном описательный, справочный или полемический характер. И здесь речь идет не только о публицистике, мемуарах или энциклопедиях. В тех же научных трудах, других исследовательских работах, а также в учебниках мы в основном найдем описание и хронику происходивших событий, различные данные об их участниках, использованной военной и другой технике и вооружении. Гораздо труднее найти в них всесторонний анализ фактов, попытки дать действительно научное, объективное объяснение хода и содержания событий войны, их результатов и тем более вскрыть их первопричины, диалектика объективных и субъективных факторов.
Также следует отметить откровенную идеологическую ангажированность и политизированный подход авторов большинства работ к исследуемым и описываемым событиям. Немало в этих произведениях и эмоционального отношения к историческим деятелям военного времени, чего, впрочем, избежать по понятным причинам достаточно сложно. Методология большинства исследований и даже многих научных работ также представляется сомнительной, в частности, в силу ее субъективизма и догматизма.
Кроме того, в последнее время издано немало исторических книг, авторы которых занимают резко тенденциозную позицию, пытаясь поставить под сомнение или даже опровергнуть очевидные факты войны. Некоторые из них доходят до представления в резко отрицательной форме не только советского политического и военного руководства того времени, но и Красной Армии и нашей страны в целом, а также до фактического оправдания многих действий нацистских Германия и возвышение Вермахта. В той или иной мере это относится к таким авторам, как В. Суворов, Б. Соколов, М. Солонин, И. Бунич и некоторым другим.
В стремлении преодолеть указанные и другие типичные и широко распространенные недостатки работ по истории войны автор старался последовательно соблюдать методологические принципы объективности, полноты и всесторонности исследования. Его метод основывался на диалектическом и системном подходе к рассмотрению событий и итогов войны, к установлению их причин. В своих суждениях и выводах автор опирался на факты, ориентируясь на их логический анализ, обобщение и оценку, в их совокупности и с учетом их системных связей. Особое значение придавалось наиболее существенным и бесспорным из них.
Определяя соотношение сил, средств и ресурсов сторон, а также их потери, автор исходил из того, что историкам и другим специалистам не удалось провести свои расчеты с достаточной точностью и достоверностью. В первую очередь это связано с тем, что они основаны на субъективных данных, представленных противоборствующими сторонами, а также с несовершенством метода социальных и гуманитарных наук. Поэтому их можно и нужно подвергать сомнению, и автор определил свои оценки этих данных с учетом их соответствия более достоверно установленным фактам войны.
Однако выполненная работа формально не является научной, и в целом ее следует признать научно-публицистическим исследованием. В частности, автор не искал ритуальной поддержки каждого своего суждения цитатами и иными отсылками к историческим произведениям. Эмпирическая база исследования, состоящая из данных, почерпнутых из общедоступных источников, также может показаться не совсем традиционной для научно-исторической работы. Это связано с масштабностью, общим характером поставленных в работе вопросов, для ответа на которые необходимо, прежде всего, всестороннее осмысление наиболее важных, общеизвестных фактов и статистических сведений.
Многие положения этой работы носят в той или иной степени гипотетический или оценочный характер. Более того, есть основания утверждать, что иначе и быть не может, хотя бы в силу огромной сложности и масштабности большинства рассматриваемых событий. Даже при всем желании их не всегда можно было правильно отразить и точно зафиксировать, описать и измерить, а тем более, если у чиновников во время войны такого желания зачастую не было вообще. И не так часто это было. Напомним, что практически не было установлено точного учета советских военных потерь в начале войны, в условиях неожиданного немецкого вторжения и быстрого отступления Красной Армии. Однако вряд ли он был столь же точен и дальше, как и при учете потерь нашего противника.
Наконец, по большей части произведение носит откровенно публицистический характер. Так, автор не стеснялся использовать эмоциональные ремарки, риторические фигуры, иронические фразы, идиоматические выражения и т. д. Представляется, что прямые высказывания и искренние мнения могут скорее помочь, чем помешать пониманию идей, высказанных в книге.
В то же время она носит и отчасти философский характер, выражающийся, прежде всего, в масштабности поставленных исследовательских задач и широте взгляда на них с использованием подходов и данных различных наук, а также в том, что, как и ее Применен основной исследовательский прием-анализ многих важнейших и общих фактов Великой Отечественной войны.
Таким образом, данная работа представляет собой завершенную попытку провести самостоятельное систематическое исследование большинства наиболее важных и общих вопросов истории Великой Отечественной войны в контексте всей Второй мировой войны: о расстановке сил сторон накануне его начала, о причинах военных неудач Красной Армии и СССР в первые его месяцы. и устойчивости Советского государства, несмотря на большие потери, отступления и поражения его армии в этот период, о соотношении использованных в нем сил, средств и ресурсов, о причинах общей победы СССР и его союзников в этом войны, о ее основных итогах, потерях в ней СССР и их соотношении с потерями противника. При этом автор старался не вникать в ход отдельных сражений и других событий войны, а рассматривать события в целом, в их основных проявлениях и их взаимосвязи. Конечно, эти сражения и другие события очень важны сами по себе, но они достаточно хорошо рассмотрены во многих произведениях, и, кроме того, по масштабу вопросов, поставленных в произведении, являются достаточно частными, относительно небольшими явлениями.
Одним из обязательных принципов исторических произведений является соблюдение фундаментальных морально-этических и правовых норм. Особенно актуальны для произведений о Великой Отечественной войне соответствующие требования к проявлению осторожности в стремлении пересмотреть традиционные представления об этом периоде истории, полном необычайной трагедии. Попытки отойти от стереотипных взглядов на события войны сами по себе могут быть продуктивными, а проявляемое при этом мужество может привести к действительно новым исследовательским результатам. Однако в этом случае возникает опасность вступить в противоречие с основными фактами войны, а также правовыми и моральными нормами, что не может быть оправдано ни плюрализмом мнений, ни свободой поиска истины, либо самыми положительными целями и мотивами.
Никакие поиски истины не могут оправдать извращение причин, хода и результатов событий войны, переходящее в неуважение к их жертвам и героям или реабилитацию агрессоров и военных преступников. Особенно опасны и циничны в настоящее время попытки некоторых авторов фактически оправдать вероломное, коварное, неспровоцированное, внезапное, агрессивное нападение фашистской Германии и ее союзников в 1941 г. на СССР, совершенное с преступными целями и принесшее в конечном итоге многомиллионные жертв и колоссальных разрушений и страданий.
Решения Нюрнбергского трибунала и другие международно-правовые документы, в которых отражены нацизм, руководящие органы нацистской Германии, агрессивные и бесчеловечные действия руководителей этого государства и многих германских военачальников в годы Второй мировой войны, в том числе против СССР , признаны преступными и осуждены, больше никто не отменял, как и нет ни малейших оснований для их отмены. Но есть и нравственный суд русского и других народов СССР над жестоким врагом, есть память миллионов участников войны и тыла, их детей и других потомков, в которых нацизм, действия А.Гитлера и других лидеров нацистской Германии, ее вооруженных сил против нашей страны и ее граждан представляют как чудовищное зло, не имеющее оправдания.
Аналогичные преступления совершали марионетки нацистской Германии, особенно профашистские националистические силы Хорватии и Западной Украины. Более того, страшные зверства усташей в Югославии, а также бандеровцев на Украине и в других регионах до сих пор не получили должного осуждения, что было обусловлено особыми политическими обстоятельствами, сложившимися после войны и сохраняющимися по сей день.
Недопустимо также ни под каким предлогом, в том числе и под такими популярными на протяжении многих лет, как «десталинизация», «борьба с большевизмом», «национальное возрождение» или «признание всех тоталитарных режимов преступными», оправдание изменников нашей Родины, их пособниками были те граждане СССР и другие наши соотечественники, которые перешли на сторону врага, или те, кто так или иначе сотрудничал с преступным нацистским режимом и его сателлитами. Политическая или идеологическая конъюнктура, научная парадигма могут меняться, но предательство и участие в кровавых злодеяниях не перестают быть таковыми.
Можно спорить о том, были ли СССР, большевистская партия, советский строй, сталинский режим справедливыми, законными или несправедливыми, нелегитимными, подавляли ли они людей или способствовали улучшению их жизни, приносили стране больше пользы или вреда и т. д., но независимо от решения этих вопросов преступный характер гитлеровского режима и его политики, то, что гитлеровцы и их союзники совершали разбойничью агрессию против нашей страны, не может измениться и перестать быть. Поэтому те, кто помогал нацистам в их борьбе против СССР, боролись не столько со сталинским режимом или большевизмом, даже если такую ​​борьбу можно признать справедливой самой по себе, сколько так или иначе участвовали в чудовищных преступлениях нацистской Германии. направленные против СССР и многие другие. стран против миролюбивых народов Европы, чему не может быть никакого оправдания. Можно, конечно, говорить, что кто-то, может быть, чего-то в то время не знал или не понимал, и даже на этом основании уменьшать степень своей вины, но разве мы не знаем о преступных планах и действиях властей и другие структуры нацистской Германии и ее союзников?
Однако морально-этические ограничения не должны вести исследователя к примитивизации или демонизации врага, предвзятому взгляду на его силы и действия, явному преувеличению числа его жертв и вообще мешать или препятствовать установлению истины. Кроме того, необходимо различать степень ответственности организаторов и участников нацистско-фашистских зверств и их пособников, многие из которых были вынуждены стать таковыми.
В ходе исследования предпринята попытка обосновать многие положения работы достаточно представительным кругом литературных и иных источников. По возможности автор старался использовать произведения, опубликованные в разные периоды послевоенной истории, в том числе и в последние годы, а также при этом опираться на источники, альтернативные по представленным в них взглядам авторов, их гражданству, вид, характер и направление соответствующих работ. При этом ссылки на общеизвестные, практически бесспорные факты в данной работе, как правило, делались без ссылки на какие-либо источники. Автор также не стремился к частому обращению к идеям авторитетных ученых, изложенным в том числе в общепризнанных работах, подробному цитированию различных источников, создающих впечатление высокой объективности и большой тщательности проведенного исследования частыми ссылками на них. Подобные попытки кажутся не чем иным, как лженаукой и формализмом, а то и вовсе отсутствием собственных идей.
Достижение успеха в исследовании вопросов, поставленных в работе, может иметь различные положительные последствия. Во-первых, поможет выработать справедливое отношение к событиям и результатам этой войны, к ее основным участникам. Во-вторых, позволит лучше понять события этой и смежных эпох. В-третьих, наша способность лучше раскрывать и понимать законы мировой и отечественной истории. В-четвертых, эти знания повышают наши возможности в правильном понимании текущей ситуации развития страны и человечества и способности правильно прогнозировать их будущее. . В-пятых, правильное понимание сути произошедших крупных событий в жизни страны, каковы были трагические и великие события изучаемой войны, дает важную информацию для размышлений о сущности общества и человека.
Но прежде чем приступить к основной части работы, хотелось бы уточнить значение названий (понятий) «Великая Отечественная война» и «Вторая мировая война». Согласно сложившимся взглядам политиков, историков и ученых, Вторая мировая война проходила с 1939 по 1945 год, начавшись с нападения гитлеровской Германии на Польшу и присоединения к ней на стороне Польши, Великобритании и Франции и закончив поражением агрессора и его союзников в Европе, а затем главного их союзника в Азии — Японии из коалиции СССР, США, Великобритании и союзных государств. Великая Отечественная война – основная составляющая Второй мировой войны, начавшейся с нападения Германии и ее союзников на СССР 19 июня41 и завершились их поражением СССР и его союзных стран в мае 1945 г. Основные военные события Великой Отечественной войны заключались в военном противостоянии между СССР, с одной стороны, и Германией и ее европейскими союзниками, с другой . Бои, происходившие в это же время на других европейских фронтах и ​​территориях, являясь неотъемлемой частью Второй мировой войны, были тесно связаны с Великой Отечественной войной. Бои и сражения за пределами Европейского континента также оказали определенное влияние на развитие Великой Отечественной войны. При этом советско-германское противостояние стало решающим не только для нее, но и для Второй мировой войны в целом.
Таким образом, Вторая мировая война состояла из 3-х ее основных периодов (частей):
1) с общепризнанного момента ее начала в 1939 г. и до момента нападения Германии и ее союзников на СССР в 1941 г., представляющие собой в это время ряд локальных, обычно взаимосвязанных военных столкновений и сражений, проходивших со значительными перерывами, т. е. начальная, вялая, спорадическая его часть;
2) Великая Отечественная война 1941-1945 гг. и другие военные столкновения и сражения, имевшие место в этот период, как тесно связанные с ней, так и имеющие с ней довольно отдаленную связь, т. е. основные, наиболее напряженные, непрерывные и кровопролитные Часть этого;
3) разгром Японии и ее союзных войск на Дальнем Востоке летом 1945 г., то есть заключительная, почти локальная его часть, как бы задним числом событий.
В то же время в литературе распространено и более широкое понимание этих названий. Итак, основной мыслью было и остается то, что участие СССР в войне на Дальнем Востоке было продолжением Великой Отечественной войны, или иногда встречаются утверждения, что Вторая мировая война началась с нападения Италии на Эфиопию в 1935 или даже Японии на Китай в 1931 г. и т.д. Однако автор считает более правильным, наоборот, сузить понятие «Вторая мировая война». Фактически 1 сентября 1939 года произошло только нападение Германии на Польшу. Но уже с объявлением войны Германии Великобританией и Францией 3 сентября 1939 г. началась общеевропейская война, причем «странная», ограниченная, сопровождавшаяся затем чередой локальных войн и военных столкновений в некоторых районах Азии и Африки, а также в море у берегов разных континентов. Но таких локальных войн и военных конфликтов в мире и раньше было немало. Более того, даже с нападением Германии на СССР началась не что иное, как общеевропейская война, а для нашей страны она стала Великой Отечественной войной. И только с нападением Японии на США 7 декабря 1941 г. действительно началась мировая война, так как теперь в нее были вовлечены все ведущие мировые державы, непосредственно столкнувшиеся в военном противостоянии на многих континентах и ​​океанах.
Тем не менее столь более узкое понимание военно-политических событий изучаемого периода требует подробного обоснования, а это не входит в задачи данной работы, поэтому во избежание путаницы и непродуктивного обсуждения автор будет придерживаться понимания содержания и структуры Великой Отечественной войны и связанных с ней событий традиционных взглядов.
Итак, книга состоит из введения и двух основных, относительно самостоятельных частей. В качестве приложения к ней прилагается список ссылок на источники различных цитат и других данных, приведенных в книге.
Первая часть книги состоит из 9 глав, неодинаковых по объему, написанных в разном стиле и имеющих разный характер содержания. Итак, 1-я глава представляет собой краткий обзор распространенных, резонансных или иных актуальных мнений различных авторов о причинах военных неудач СССР в начале войны, насыщенных достаточно острой или ироничной критикой самых странных и абсурд из них. В главе 2 дается научно-философское обоснование характера причин военных неудач Красной Армии в 1941, а также последующие итоги боев войны, которые, по мнению автора, прежде всего объективны и закономерны. 3-я и 4-я главы содержат подробный анализ соотношения сил, средств и ресурсов противоборствующих сторон при активном использовании различных источников. Почти в том же духе написана глава 5, в которой подробно освещается вопрос о значении фактора внезапности при нападении Германии на СССР, с подробным цитированием документов и других важных источников. В 6-й главе на основе анализа, проведенного в основном в предыдущих главах, сделана попытка в систематизированной форме определить основные факторы поражений Красной Армии в 1941. Следующая глава близка ей по характеру, только в ней содержится перечень факторов краха гитлеровского блицкрига. В главе 8 автор на основе собственного понимания фактов, приведенных в предыдущих главах, попытался выявить главных виновников поражений Красной Армии в начале войны. Наконец, 9-я глава содержит суждения автора о типичных ошибках исследователей этой войны.
2-я основная часть произведения имеет много общего с 1-й частью по своей структуре, композиции и стилю. Он посвящен итогам Великой Отечественной войны, а также Второй мировой войны в целом. В ней особенно много говорится о демографических и прочих потерях СССР и других воюющих стран, а также о причинах победы в ней СССР.

1. Традиционные и новые представления о причинах неудач Красной Армии в 1941 г. и их критика


Причины боевых неудач Красной Армии в 1941 году в литературе о Великой Отечественной войне называются самые разные, как объективные, так и чаще субъективные. Даже если вспомнить здесь лишь наиболее широко известные из них, то и тогда их подробный обзор вряд ли был бы возможен в данной работе. Поэтому автор в основном ограничится лишь кратким обозначением большинства из них, не вдаваясь в частные позиции отдельных исследователей.
Для простоты восприятия эти причины, называемые разными авторами, можно сгруппировать следующим образом:
1) первоначальное превосходство сил противника в численности, благодаря заблаговременно проведенной мобилизации; лидерство Германии в развертывании сил вторжения; лучшее укомплектование воинских частей и частей германской армии личным составом, вооружением и техникой;
2) больший опыт германских генералов в управлении войсками в современной войне, приобретенный ими в кампаниях 1939-1941, которые были для них успешными; их способность наносить неожиданные удары; лучшая подготовка и больший боевой опыт немецких солдат и офицеров;
3) лучшее среднее качество немецкого снаряжения и вооружения; захват ими большого количества чешских, французских, английских, бельгийских танков, автомобилей и другой трофейной техники, оружия и других материальных средств; гораздо лучшая радиосвязь, которой были оснащены немецкие войска, особенно их самолеты и танки;
4) удачный генеральный план ведения войны, который немцам и их союзникам в значительной степени удалось осуществить; быстрый и прочный захват ими стратегической инициативы;
5) просчеты военно-политического руководства СССР при планировании строительства вооруженных сил и подготовки к войне, в частности, проявившиеся в диспропорциях в структуре войск и оснащении их разного рода техникой и вооружением, в ошибках в их развертывание, в переоценке собственных сил и недооценке сил противника;
6) удачный выбор времени начала войны для немцев и их союзников, главным образом благодаря благоприятному для них стечению обстоятельств, когда оборона на новой советской границе (1939) были еще далеко не готовы, а значительная часть вооружений уже была вывезена на старую границу, большое количество советских войск находилось в стадии переформирования и передислокации и т. д.;
7) растерянность многих наших командиров после первых мощных ударов противника и последовавших за этим крупных проигрышных боев, переходящая в панику; потеря управления в первые дни войны Западным фронтом;
8) ослабление командного состава Красной Армии предвоенными репрессиями; морально-политическая неустойчивость многих советских командиров и солдат.
Однако некоторые современные авторы объясняют причины наших военных неудач в 1941 году еще проще. Например, до сих пор довольно популярно мнение, что в Красной Армии в то время было слишком много политруков, особых офицеров и комиссаров, которые мешали управлению войсками. В то же время автор нескольких нашумевших исторических книг Ю. Мухин считает, что советские вооруженные силы в этот период возглавляли плохие, непрофессиональные генералы, многие из которых не только не умели, но и не желали самоотверженно воевать. В свою очередь, это было связано прежде всего с отсутствием положительных офицерских традиций, а истоки этой проблемы он обнаруживает в различных исторических обстоятельствах, вплоть до отрицательных социальных реформ и процессов конца XVIII века. Близок к нему в этих взглядах А. Ивановский, который видит главную причину наших поражений в 1941 в постоянных ошибках советских командиров, начиная от неудачного развертывания войск и баз накануне войны и заканчивая неправильным выбором направлений ударов по противнику после ее начала. В том же направлении направляет свой взор и А. Больных, который главную причину замешательства Красной Армии в начале войны видит в военно-теоретическом превосходстве противника и его лучшей готовности к маневренной войне, успешному развитие и использование немцами оперативного искусства блицкрига. Но и он отмечает «полнейшую беспомощность советского командования».

Какие образы возникают у гражданина России, которому рассказывают о начале Великой Отечественной войны? Скорее всего — поникшие колонны пленных, бродившие под защитой немецких пулеметчиков, разбитые и увязшие в грязи советские танки на обочинах дорог и в поле, сожженные на аэродромах самолеты… Ряд можно продолжать.

Большая часть этих снимков – это фотографии, сделанные летом 1941 года. Почти все эти фотографии, как и документальная хроника, сделаны уже после боев, когда шли дни и недели. Снимков, сделанных в бою, относительно немного, времени на это не было. Кроме того, большинство снимков сделаны на оживленных автомагистралях, по которым ходили и ездили туда-сюда огромные массы гитлеровцев. Но не все бои, бои происходили на главных дорогах, значительное количество подбитой в боях техники можно было встретить у тысяч деревень, деревень, в перелесках, на проселочных дорогах.


Поэтому и возник миф о малой механизации Красной Армии , части которой якобы передвигались только пешком или с помощью лошадей, а Вермахта только на автомобилях. Хотя если сравнивать штаты стрелковой дивизии Вермахта и мотострелковой дивизии РККА, то отставания нет, механизация практически равная. В Красной Армии также было достаточно механизированных корпусов и танковых бригад.

На фоне такой картинки создавалась миф о нежелании советских воинов воевать за большевиков, Сталин. Хотя и в советское время было опубликовано достаточно материалов, рассказывающих о тяжелых боях начального периода войны, массовом героизме, подвигах пограничников, летчиков, танкистов, артиллеристов, пехотинцев.

Эти мифы и другие подобные домыслы рождаются из-за непонимания реальной картины жизни страны в довоенный период и в начале войны или, что еще хуже, создаются преднамеренно путем ведения информационная война против нашей страны и народа. Надо понять, что даже самое богатое государство не может держать под ружьем многомиллионную армию в период, когда нет войны, оторвав от реального производства миллионы здоровых людей. В приграничье находятся войска, которые станут основой группировки для первой операции войны, только с объявлением войны запускается гигантский мобилизационный механизм. Но даже потенциальные военнослужащие, мобилизованные в первую очередь, не собираются в Мирное время в полосе 50-300 км от противника, их мобилизуют там, где они живут и работают. Даже нынешний призыв и офицерство может быть не на границе с противником, а на Кавказе, в Сибири, на Дальнем Востоке. То есть на границе очень ограниченные войска, далеко не весь списочный состав армии мирного времени. Только в случае мобилизации войска увеличиваются до штатов военного времени, на фронт берутся огромные массы людей и техники, возможно, только еще потенциальной.

Мобилизацию можно запустить еще до начала боевых действий, но для этого нужны очень важные причины, политическое решение руководства страны. На данный момент создан миф о том, что «разведка доложила», а тиран был глуп.. … Начало мобилизации не просто внутреннее событие, а Шаг огромного политического значения, вызвавший огромный резонанс в мире . Провести его тайно почти невозможно; потенциальный противник может использовать его как предлог для войны. Поэтому для того, чтобы действительно начать войну, нужны очень прочные, железобетонные основания. Начинать войну, с политической и военной точки зрения, было неразумно , основные планы оборонного строительства должны были быть завершены в 1942 году. Основанием для такого решения могла быть разведка или анализ политической обстановки. Но, несмотря на распространенное мнение о силе советской разведки, фактическая разведка была весьма противоречивой. Обрывки важной и полезной информации просто тонули в массе сплетен и откровенной дезинформации.

С политической точки зрения отношения Рейха и Союза были вполне нормальными, угрозы не было: финансово-экономическое сотрудничество, отсутствие территориальных споров, пакт о ненападении, разграничение сфер влияния. Кроме того, что также имело решающее значение в оценке даты начала войны, в Кремле понимали, что весьма вероятно, что в ближайшем будущем Третий рейх будет связан с войной с Англией. Пока вопрос с Британией не решен, воевать с Советским Союзом было крайне авантюрным шагом, выходящим за рамки нормальной логики. Берлин не посылал никаких дипломатических сигналов, с которых обычно начинается война, — территориальных претензий (в отличие от Чехословакии, Польши), требований, ультиматумов.

Когда Берлин никак не отреагировал на сообщение ТАСС от 14 июня (в нем говорилось, что опубликованные за рубежом сообщения о приближающейся войне между СССР и Германией не имеют под собой никаких оснований), Сталин начал мобилизационные процессы, но не объявляя об этом: они двигались к границе из глубины приграничных военных округов дивизии, началось движение немобилизованных войск из внутренних округов к границе рек Западная Двина и Днепр. Были проведены и другие мероприятия, полностью отвергающие спекуляции на тему: «Сталин не верил».

Красная Армия фактически вступила в войну, не завершив мобилизацию, так, на начало войны она насчитывала 5,4 млн человек, а по мобилизационному плану февраля 1941 г. (МП-41), по штатам военного времени, она должно было быть 8,68 млн человек. Вот почему в пограничных дивизиях, когда они вступили в бой, было около 10 тысяч человек, вместо положенных св. 14 тысяч. Еще хуже было положение в тыловых дивизиях. Войска пограничного и внутреннего военных округов были разорваны на три оперативно не соединенные части — части непосредственно у границы, части в глубине около 100 км от границы и части на расстоянии около 300 км от границы. Вермахт смог воспользоваться численностью личного состава, количеством единиц техники и уничтожить части советских войск.

Вермахт к 22 июня 1941 г. был полностью мобилизован, его численность была доведена до 7,2 млн человек. Ударные силы были сосредоточены на границе и уничтожили советские пограничные дивизии до того, как Красная Армия смогла изменить баланс сил. Лишь в ходе битвы за Москву положение изменилось.

Миф о преимуществе обороны над наступлением, на новой западной границе СССР в 1940-1941 годах была построена линия укреплений, укрепрайонов (УР), их еще называют «линией Молотова». К моменту войны многие сооружения были недостроены, демаскированы, без коммуникаций и так далее. Но, главное, на границе не хватило сил, чтобы сдержать удар немецкой армии, даже опираясь на УРы. Оборона не могла сдержать натиск вермахта, немецкие войска имели большой опыт прорыва оборонительных рубежей со времен Первой мировой войны, применяя его в 1940 на границе с Францией. Для прорыва использовались штурмовые группы с саперами, взрывчаткой, огнеметами, авиацией и артиллерией. Например: 22 числа у города Таураге в Прибалтике 125-я стрелковая дивизия заняла оборону, но вермахт прорвал ее менее чем за сутки. Дивизии и части, прикрывавшие границу, не могли обеспечить необходимой плотности обороны. Они были рассредоточены на обширной территории, поэтому немецкие ударные группы быстро ворвались в оборону, хотя и не такими темпами, на которые рассчитывали.

Единственным способом остановить прорыв противника были контратаки собственных мехкорпусов. Приграничные округа имели мехкорпуса, куда в первую очередь направили танки новых типов — Т-34 и КВ. По состоянию на 1 июня 1941 г. в Красной Армии имелось 25 932 танка, САУ и танкетки (правда, часть из них находилась в боевой готовности (так как в настоящее время в парках находится некоторое количество единиц, а 60 проц. готов вступить в бой), Западные особые округа насчитывали 13 981. Мехкорпуса оказались «заложниками» общей неблагоприятной обстановки, из-за краха обороны сразу на нескольких направлениях были вынуждены рассредоточиться между несколькими целями. человек из нескольких моторизованных корпусов, усиленных артиллерией, мотопехотными и другими частями. Советские мехкорпуса насчитывали около 30 тыс. человек. Танковые части вермахта, имея меньше танков, чем Красная Армия, подкрепляли их более мощной мотопехотой и артиллерией, в том числе противотанковый.

Общая стратегия руководства Красной Армии была абсолютно верной — оперативные контратаки , только они могли остановить ударные группировки противника (тактической ядерной еще не было). В отличие от Франции, Красная Армия своими яростными контратаками смогла выиграть время, нанести врагу большие потери, что в конечном итоге привело к провалу плана «молниеносной войны», а значит, и всей войны. Да и руководство вермахта сделало выводы, стало осторожнее (не Польша и Франция), стало больше внимания уделять обороне флангов, еще больше сбавив темпы наступления. Понятно, что организация контрударов была не на высоте (но не нам об этом судить, нынешние кабинетные обвинители не смогли организовать их подобие), концентрация была слабой, прикрытия с воздуха не хватило, части рвались в бой с марша, по частям. Мехкорпуса вынуждены были идти в атаку, не подавляя оборону противника артиллерией, не хватало и той, что отставала. Не хватило собственной пехоты для поддержки атаки танков. Это привело к большим потерям бронетехники, немцы довольно легко сжигали старые танки. Новые типы танков были более эффективны, но не могли заменить полноценную атаку при поддержке авиации, артиллерии и пехоты. Миф о неуязвимости танков Т-34, КВ для Вермахта просто очередной вымысел. Мол, если бы Сталин приказал их наклепать в достаточном количестве, враг был бы остановлен еще на границе. Вермахт располагал 50-мм противотанковыми пушками ПАК-38, которые подкалиберными снарядами пробивали броню даже КВ. Кроме того, Вермахт имел зенитные орудия и тяжелые полевые орудия, которые также пробивали броню новейших советских танков. Эти танки еще требовали доводки, были технически ненадежны, например, дизель В-2, в 1941 его паспортный ресурс не превышал 100 моточасов на стенде и в среднем 45–70 часов в баке. Это приводило к частым выходам новых танков из строя на маршах по техническим причинам.


ПАК-38

Но именно мехкорпуса спасли пехоту от полного уничтожения. Они задержали движение противника, спасли Ленинград от захвата с ходу, сдерживали продвижение немецкой танковой группы Э. фон Клейста в юго-западном направлении.

Миф о снижении боеспособности командного состава в связи с репрессиями не выдерживает критики. Процент репрессированных из общего командного состава очень мал, снижение качества подготовки командного состава связано с быстрым ростом вооруженных сил СССР в довоенный период. Если в августе 1939 г. Красная Армия насчитывала 1,7 млн ​​человек, то в июне 1941 г. – 5,4 млн человек. В высшем командовании на вершину вышел ряд командиров, впоследствии ставших лучшими генералами Второй мировой войны. Немалую роль сыграл и фактор отсутствия боевого опыта у значительной части Красной Армии, а Вермахт уже был армией, «попробовавшей кровь» и одержавшей ряд побед, французская армия, например, тогда считался лучшим в Европе.

Надо также понимать тот факт, что огромные колонны военнопленных, которые часто показывают по телевизору, могут быть вовсе не военнослужащими. Вермахт в городах и других селах согнал в лагеря всех призывников старше 18 лет. К тому же надо понимать, что в дивизии не все бойцы первой линии — их примерно половина. Остальные — артиллеристы, связисты, было много строителей (перед войной велись масштабные работы по укреплению границы), воинские тыловые службы. Попадая в окружение, части дрались, пытались прорваться, пока было горючее, боеприпасы, продовольствие. В оперативной сводке группы армий «Центр» за 30 июня указывалось: «Было захвачено много трофеев, различного вооружения (главным образом арт. орудия), большое количество различного снаряжения и много лошадей. Русские несут огромные потери убитыми, мало пленными. «Тыловики» были менее подготовлены, их умственная подготовка была также хуже, чем у бойцов первой линии, которые в большинстве своем погибли с оружием в руках. Или были ранены. и строителей легко можно было набирать из одного корпуса, и в окружение попадали целые армии.

Вермахт пересаживал пограничные дивизии, так называемые «глубокие» корпуса в 100-150 км от границы, они не смогли остановить противника, слишком разные «весовые категории», но сделали все возможное — выиграли время и заставили противника бросить в бой части, которые планировали ввести в бой на втором этапе «блицкрига». Огромным недостатком было то, что отступающим советским частям приходилось бросать огромное количество техники, у которой закончилось горючее и которую можно было в других условиях восстановить. Мехкорпуса сгорели в огне войны, и восстанавливать их пока было нечем — если в июне и начале июля 1941 мехкорпуса находились в руках советского командования, то к августу — октябрю их не было. Это стало одной из причин других катастроф первого года войны: Киевского «котла» в сентябре 1941 г., Вяземского, Брянского и Мелитопольского «котлов» — в октябре 1941 г.

немецких солдат осматривают поврежденные и сгоревшие- вышел артиллерийский тягач Т-20 «Комсомолец». Виден обгоревший водитель, убитый при попытке выбраться из машины. 1941 год.

Источники :
Исаев А.В. Антисуворов. Десять мифов о Второй мировой войне. М., 2004.
Исаев А.В., Драбкин А.В. 22 июня. Черный календарный день. М., 2008.
Исаев А. В. Дубно 1941. Величайшее танковое сражение Второй мировой войны. М., 2009.
Исаев А. В. «Котлы» 41-го. ВОВ, о которой мы не знали. М., 2005.
Исаев А. В. Неизвестно 1941. Прекращенный блицкриг. М., 2010.
Пыхалов И. Великая очевидная война. М., 2005.
Пыхалов И., Дюков А. и соавт. Великая оклеветанная война-2. Нам не в чем каяться! М., 2008.

Портал Sauna360.ru – это удобный поиск и подбор бань и саун в Санкт-Петербурге. Здесь полная информация о лучших банях и саунах Санкт-Петербурга: фото, описание услуг, цены, карты, контакты, виртуальные туры(3D бани и сауны СПб). Благодаря интерактивной карте вы можете выбрать баню и сауну, подходящую для вашего местоположения.

«Тот, кто лжет о прошлой войне, приближает войну будущую.»

«Мы выиграли эту войну только потому, что завалили немцев трупами.» Виктор Астафьев.

Не секрет, что в СССР, а теперь и в России принято героизировать Вторую мировую войну и искажать факты о ней. Мало кто знает, что под Сталинградом погибло 2 000 000 человек. Это солдаты Советской армии, мирные жители и фашисты с союзниками. В школе нас учили думать, что это такой-то там ответственный момент, удобное расположение войск и т.д. А на самом деле ведь они просто бросили на смерть очень много людей, только потому, что за ними был город под названием Сталинград . Они сдали Киев, но другой столь ценный для советской идеологии город с именем вождя — Ленинград, сдан не был, им просто дали уморить людей голодом. Коммунистические идолы были превыше всего.

В этом посте есть несколько видео. Они проливают свет на подлинную войну и предвоенные события. В первом ролике русский писатель рассказывает о том, как Советы обращались со своими солдатами, фактически держали их за скот.

Вы негодяи гордитесь такой «Победой»

Здесь ветеран в жестоких подробностях рассказывает об изнасилованиях и убийствах немецких женщин. Не так давно снятый на эту тему фильм и рядом не стоял с правдой.

Ветеран ВОВ о том, как наши солдаты насиловали немок. Горькая правда

Российский ветеран войны рассказывает, как он ездил по Западной Украине и как его документы проверяли «бандеровцы». Приехали, проверили документы советского воина и уехали. Оказывается, было такое.

Русский ветеран о бандеровцах

Здесь жительница Львова рассказывает, как ее пытали сотрудники НКВД. Они уничтожили в СССР столько людей, что их численность, наверное, можно сравнить с населением небольшой страны, в несколько миллионов. За все годы репрессий, по данным разных историков, было убито от 23 до 40 миллионов человек. Наверное, неудивительно, что пережившие голод и репрессии галичане не любили советскую власть.

Львов 1939 Допросы НКВД пытки женщин

Мне понравился комментарий под одним из видео, «некоторые россияне скоро согласятся, что они победили в ВОВ только благодаря Путину».

Процитировано
Понравилось: 6 пользователей

Для полноты картины нужно добавить еще интервью с немецкими ветеранами, сколько украинок, белорусок, русских, полячек было изнасиловано немцами во время Второй мировой войны. Сколько деревень было сожжено вместе с жителями. Сколько было убито в концлагерях.
К сожалению, история не имеет сослагательного наклонения и войны не идут по правилам шахматной игры.
По большому счету, у простых смертных выбор невелик,
один сжигает заключенных в печи в Дахау, чтобы выжить, другой идет в танк с винтовкой.
А вот если во время ВОВ погибло 22 млн, 40 млн по
автору НКВД застряло, это уже 62 млн. Сколько населения было в СССР, если потеряв более 60 миллионов трудоспособного населения в основном населении, если заводы работали, города и села восстанавливались?
Плюс цитата
14.08.42: Немецкий солдат Йозеф нашел неотправленное письмо своей сестре Сабине.
В письме говорится: «Сегодня мы организовали себе 20 кур и 10 коров. Мы вывозим все население — взрослых и детей — из сел. Никакие мольбы не помогают. Мы умеем быть безжалостными. Если кто-то не хочет идти, его добивают. Недавно в одной деревне группа жителей заупрямилась и ни за что не хотела уходить. Мы пришли в ярость и тут же расстреляли их. И тут случилось нечто ужасное. Несколько русских женщин закололи вилами двух немецких солдат… Нас здесь ненавидят. Никто у себя на родине не может себе представить, какой гнев россиян на нас.
Младший капрал Феликс Кандельс пишет другу: «Порывшись в сундуках и устроив хороший обед, мы начали веселиться. Девушку застали в гневе, но мы и ее организовали. Неважно, что весь отдел… Не беспокойтесь. Помню совет лейтенанта, а девушка мертва как могила…».
24.07.42: Матеас Цимлих пишет своему брату капралу Генриху Цимлиху: «В Лейдене есть лагерь для русских, где их можно увидеть. Оружия они не боятся, а мы с ними хорошим кнутом разговариваем…»

«От 23 до 40 миллионов» — это за все годы репрессий с 1917 по 1953, это почти 2 поколения, люди рождались и умирали, а не все сразу одним махом.
Цифры не привожу, а поясняю написанное. 40 миллионов — считая тех, кто не родился.
Только за два Голодомора было уничтожено около 10 миллионов человек.
Сравните как восстанавливали Германию и ужаснетесь ничтожеству советской «реставрации», которая еще не завершена.

Посчитаем: с 1914 года была Первая мировая война, массовые эпидемии — сыпного тифа, испанки, с 1917 года гражданская война, в которую вошли страны Антанты, массовая эмиграция. То есть исходной правильной численности популяции просто не существует. Далее, говоря о нерожденных за период с 1917 по 1953 г., вы неизбежно (иначе просто не сосчитать) включаете нерожденных из-за нерожденных из-за Гражданской и ВОВ, эпидемий и т.д. Какая достоверность цифр можно ли говорить в данном случае вообще? По поводу восстановления Германии могу только сказать, что побывав в Австрии, Швейцарии и Германии, я четко понял, что восточные славяне — это не немцы и не австрийцы. К сожалению, из глобальных вопросов человечества «Кто виноват?» и «Что делать?», мы крутимся и ищем виноватых везде, но не в себе. наши дороги строили не Сталин, Хрущев и Брежнев, а такие как мы с вами. Вы достаточно взрослый, чтобы не ожидать какой-то мифической правды. Война всегда высвечивает истинный характер человека, и глупо ожидать от человека, стреляющего очередными, «розовыми соплями» якобы расовой интеллигенции. Извиняюсь. Нас с тобой там не было, так что не нам судить. Можно еще рассказать о коренном населении Америки, интересно, куда они в основном подевались, разве вы не знаете? Про великую депрессию, когда в США от голода умирало почти 1000 человек в день и про многое другое. Жизнь на самом деле довольно жестокая штука. Главная беда социализма — это поколение людей, которые могут только ныть, что коммунизм для него не предусмотрен и что они ищут виноватых. Мать любят и богатые, и бедные. Родина на самом деле тоже

QUOTE] и Оригинал сообщения story_angelo_rosso/i]

«Те, кто лгут о прошлой войне, приближают войну будущую.»

«Мы выиграли эту войну только потому, что завалили немцев трупами.» Виктор Астафьев.

Не секрет, что в СССР, а теперь и в России принято героизировать Вторую мировую войну и искажать факты о ней. Мало кто знает, что под Сталинградом погибло 2 000 000 человек. Это солдаты Советской армии, мирные жители и фашисты с союзниками. В школе нас учили думать, что там такой-то поворот, удобное расположение войск и т. д. А на самом деле ведь они просто бросили на смерть очень много людей, только потому, что за ними был город под названием Сталинград. Они сдали Киев, но другой столь ценный для советской идеологии город с именем вождя — Ленинград, сдан не был, им просто дали уморить людей голодом. Коммунистические идолы были превыше всего.

В этом посте несколько видео. Они проливают свет на подлинную войну и предвоенные события. В первом ролике русский писатель рассказывает о том, как Советы обращались со своими солдатами, фактически держали их за скот.

Вы негодяи гордитесь такой «Победой»

Iflash = 560,315, https://www.youtube.com/embed/u5twLGb9HE4]

Здесь ветеран в жестоких подробностях рассказывает об изнасилованиях и убийствах немецких женщин. Не так давно снятый на эту тему фильм и рядом не стоял с правдой.

Ветеран ВОВ о том, как наши солдаты насиловали немок. Горькая правда
iflash = 560315, https://www.youtube.com/embed/aav3dvegRtw]

Российский ветеран войны рассказывает, как проезжал через Западную Украину и как его документы проверяли «бандеровцы». Подъехали, проверили документы советского солдата и уехали. Оказывается, было такое.

Русский ветеран о бандеровцах
iflash=560315, https://www.youtube.com/embed/n6dOwU7ewx8]

Здесь жительница Львова рассказывает, как ее пытали сотрудники НКВД. Они уничтожили в СССР столько людей, что их численность, наверное, можно сравнить с населением небольшой страны, в несколько миллионов. За все годы репрессий, по данным разных историков, было убито от 23 до 40 миллионов человек. Наверное, неудивительно, что пережившие голод и репрессии галичане не любили советскую власть.

Львов 1939 Допросы НКВД пытки женщин

Iflash = 560315, https://www.youtube.com/embed/1i4cUPVN1RY]

Мне понравился комментарий под одним из видео, «некоторые россияне скоро согласятся, что они победили в ВОВ только благодаря Путину .»
/ QUOTE] Мы не сдавали город фашистам.

Владимир Бешанов

Кадры решают все:

суровая правда о войне 1941-1945 годов

Крупные и серьезные злодеяния часто называют блестящими и, как таковые, записаны на скрижалях Истории.

Салтыков-Щедрин М.Е.

Введение

Сначала появился призрак — призрак коммунизма. Первыми зафиксировали это явление в 1848 году выдающиеся ученые-медиумы Карл Маркс и Фридрих Энгельс, вооруженные самой передовой и непогрешимой теорией собственного сочинения. Призрак бродил по Европе, тряся взятыми у пролетариата цепями, уверял, что у рабочих нет родины, призывал их «объединяться», вступать в ряды могильщиков буржуазии и «разрушать все, что защищало и обеспечивало частную собственность». до нынешнего момента.» Пророчества коммунистического духа — два друга, это классика нового типа идеологии — они изложены в знаменитом «Манифесте».

Манифест, «с блестящей ясностью и яркостью» наметивший новое, коммунистическое «мировоззрение», призывал всех угнетенных к насильственному свержению существующего общественного и политического строя, к установлению диктатуры пролетариата, уничтожению классов и частной собственности. Вслед за этим, по мысли авторов, рано или поздно неизбежно должен был наступить коммунизм — высшая и завершающая стадия развития человеческого общества, рай на земле: фабрики — рабочим, земля — ​​крестьянам, женщины — в общее пользование. .

Международный пролетарский гимн — «Интернационал» — определил четкую программу действий и конечную цель коммунистического движения:

Мы разрушим весь мир насилия
До основания и потом
Мы свои, мы новый мир построим,
Кто был ничем, тот станет всем.

Правда, наряду с пассажами о «завоевании демократии» в «Манифесте» проскакивали такие термины, как «экспроприация», «деспотическая интервенция», «конфискация имущества» — разумеется, исключительно в отношении «эксплуататоров», но и «промышленных армий «, в котором для удобства строительства нового мира предлагалось мобилизовать освобожденных пролетариев.

Предпочтительнее совершать революцию в развитых индустриальных странах, где пролетариат наиболее сконцентрирован и организован. Поэтому долгое время коммунисты всех мастей, в том числе российские социал-демократы, пытались поднять рабочих на правое дело в какой-нибудь Германии или Швейцарии. Но самым слабым звеном «империалистической цепи» была Российская империя.

Государственный переворот, совершенный на немецкие деньги штыками «интернационалистов» и одуревших от безделья матросов, тут же окрестили «пролетарской диктатурой», собственную власть — «властью рабочих и крестьян» и от имени последнего начал истреблять тех и других, а также всех инакомыслящих.

Семь десятилетий истории первого в мире социалистического государства показывают, что его внутренняя политика в точности соответствовала трем пунктам «Интернационала»: разрушение, строительство, назначение на должности.

Какое отношение к пролетариату имел писатель В.И. Ульянов (Ленин), кавказский абрек И.В. Джугашвили (Сталин), польский боевик Ф.Э. Дзержинский, журналист-космополит Л.Д. Бронштейн (Троцкий) или екатеринбургский «мафиози» Я.М. Свердлов — трудно сказать.

Зачем они все это затеяли?

Неужели только для того, чтобы наесться до помойки кетовой икры, о которой Троцкий, загнанный сталинскими волкодавами в мексиканскую глушь, вспоминал спустя 20 лет с ностальгией: «…первые годы революции — это не только нарисованной в моей памяти этой неизменной икрой»?

Ограбить всех сограждан? Восстановить феодализм в отдельно взятой стране? Горе всем буржуям раздувать мировой пожар? Да какая разница, главное — это сама Сила. Ленин писал членам ЦК за день до переворота: «Захват власти — дело восстания; его политическая цель будет раскрыта после поимки.

В конце XVIII века активист Великой французской революции Жорж Дантон дал ясное и доходчивое определение: «Революция есть просто передел собственности». Проще говоря, в основе мировоззрения любого революционера лежит шариковское «выбери и раздели».

Действительно, на первом месте в ленинской программе действий стоял пункт об «экспроприации экспроприаторов». Это означает общий грабеж. В дальнейшем населению было обещано светлое будущее, туалеты из золота и повара, которые будут править государством. А пока — «грабить бабло», уничтожать «мир насилия».

Самое простое — уничтожить. Верные марксисты, защитники угнетенных и обездоленных, спасители Отечества, уверенно определили, что именно нужно уничтожить.

В «мир насилия» вошли: все члены правящей династии, правительство и государственный аппарат, армия и флот, жандармерия и полиция, пограничная и таможенная стража, церковь, все собственники капитала, все собственники крупных, средних и мелких предприятий , сословие дворян, купцов, казаков и духовенства в полном составе, включая младенцев, большую часть крестьянства (богатых, т. е. «кулаков», а также середняков и пресловутых «подкулачников»), «мещан» писатели, поэты, философы, ученые, журналисты и вообще интеллигенция, произведения искусства, созданные «для нужд эксплуататоров» и т. д. и т. п. Словом, все, что составляет содержание таких понятий, как государство, история, культура , традиции, национальная гордость.

В результате много чего пришлось разрушить и разрушить, ибо те, «кто был ничем, а стал всем», имели довольно специфические взгляды, при полном отсутствии таких «буржуазных» понятий, как совесть и нравственность:

«Мы не верим в вечную нравственность, и разоблачаем обман всяких сказок о нравственности… Для нас нравственность подчинена интересам классовой борьбы пролетариата».

На фоне шума всеобщего грабежа с помощью ЧК и «подавляющей энергии масс» большевики довольно быстро установили в стране «высшую форму государственности» — власть Советов.

Но что Ленин и его компания могли предложить стране в обмен на монархию или буржуазную республику?

В апреле 1918 года в статье «Очередные задачи Советской власти» Владимир Ильич изложил свою модель идеального общества:

«Первым шагом к освобождению трудящихся. .. является конфискация помещичьих земель, введение рабочего контроля, национализация банков. Следующими шагами будет национализация фабрик и заводов, обязательное объединение всего населения в потребительские общества, являющиеся одновременно обществами по реализации продуктов, государственная монополия торговли хлебом и другими продуктами первой необходимости…

Юрий Никулин | The Economist

Некролог

Юрий Никулин, самый известный комик России, скончался 21 августа в возрасте 75 лет

|

ШУТКА, которую любил Юрий Никулин, звучала так: Почему Сталин носил берцы, а Ленин был намного короче? Потому что во времена Ленина Россия была в дерьме только по щиколотку.

В сталинские времена такая шутка могла быть пропуском в ГУЛАГ, но и в последнее время, когда русские почувствовали себя свободно, г-н Никулин приберег шутку для частных вечеринок. Он боялся российских неокоммунистов. Он считал, что репрессии могут вернуться. История страданий России не собиралась заканчиваться так внезапно. Он никогда не терял привычки записывать свои политические шутки в личном коде, практика, которую он начал в советское время.

Несмотря на это, карьера г-на Никулина была чудом выживания. Весь юмор основан на враждебности. Отпуская, казалось бы, безопасные шутки, скажем, об американцах, или китайцах, или евреях, не мог ли он заигрывать с властью вообще и даже с государством? Было ли что-то подрывное в мимике Юрия Никулина и в движении его рук, ведь он был не только виртуозным рассказчиком, но и мимом? Такие мысли не давали покоя советскому начальству. Никому не нравится, когда над ним смеются, но для тирана это измена.

Прямолинейных критиков коммунизма можно сажать в тюрьму, а потом высылать, как Солженицына. По крайней мере, к режиму относились серьезно. Но что вы сделали с, казалось бы, бесхитростным клоуном с огромным количеством поклонников среди публики, которая называла его дядя Юрий? Пнув клоуна, вы рискуете выглядеть глупо. Государство осыпало его наградами и надеялось на лучшее. «Правда » сказала во вторник, когда его хоронили: «Он был одним из нас».

Как Чаплин

Юрий Никулин сказал, что он унаследовал чувство абсурда от своего отца, который в докоммунистические времена писал юмористические статьи. Он начинал как сторонник партии, но, возможно, начал сомневаться в 1930-х годах, во время больших чисток. Он был сержантом артиллерии во время Второй мировой войны, и его комедийный талант проявился в армейских шоу. После войны он прославился в Советском Союзе, снявшись примерно в 50 фильмах, где обычно играл обиженного персонажа, похожего на Чаплина, оказавшегося в ситуациях, в значительной степени не зависящих от него. В типичном фильме «Двенадцать стульев» он оказывается связанным с контрабандистами драгоценностей. Как и Чаплина, г-на Никулина сравнивали с братьями Маркс, Бастером Китоном и Жаком Тати, предполагая, что он обладал прикосновением к универсальности. Однажды телекомпания, ищущая кого-то нового, чтобы подбодрить своих пресыщенных зрителей, может решить представить его западной аудитории.

По мере распространения по телевидению г-н Никулин стал завсегдатаем, рассказывая истории с безупречным временем. «Где родились Адам и Ева? В России, конечно. У них не было дома, они были наги и имели одно яблоко на двоих, и думали, что они в раю». Это была политическая шутка, но президент Ельцин был в студии и бурно аплодировал. Г-н Никулин агитировал за г-на Ельцина на прошлогодних президентских выборах и, возможно, помог ему переломить ситуацию.

На телевидении было весело, но настоящий смех, как считал Юрий Никулин, вызывал живой зритель, а лучший зритель был в цирке. Хотя цирк на Западе вымирает, он остается такой же частью русской жизни, как и балет. Даже в напряженные дни «холодной войны» русские цирки с большим успехом гастролировали по Европе, Америке и Австралии (для Советского Союза омрачало их только количество дезертирств). Среди исполнителей был и господин Никулин, и такие легендарные клоуны, как Попов и Карандаш. «Мы заставили публику рухнуть от смеха, — вспоминал Никулин.

Московский цирк так восхищался Юрием Никулиным, что сделал его директором. Это было катастрофическое назначение, от которого веет гибелью России. Дядя Юрий не был бизнесменом. В 1992 году, когда Советский Союз распался, а цирк был близок к краху вместе с ним, в партнеры была принята американская фирма. Американцы принялись оживлять предприятие на Цветном бульваре. Хлеб и сосиски, предлагаемые в цирковых закусочных, были заменены сахарной ватой и другими американскими изысками. Бизнес пошел в гору, но вскоре стало ясно, что россияне недовольны условиями сделки.

Среди прочего, г-н Никулин сказал, что ему не платят достаточно, чтобы его имя было на первом в России «подводном бутерброде». Его сын, Максим, сказал, что одно лишь имя его знаменитого отца на бутерброде «противоречит нашим традициям и психологии». Мэр Москвы объявил партнерство незаконным. Были изъяты аппараты по производству сахарной ваты и попкорна. Вмешался американский посол. Россиянин, который был посредником в сделке, был застрелен. Американцы разошлись по домам, видимо, в страхе.

Нынешний директор цирка Максим Никулин обвинил отца в «наивности». Юру Никулин увидел этот эпизод более мрачно. «Когда будет писаться история Третьей мировой войны, — сказал он, — вспомнят, что захват России Америкой начался с Московского цирка. Ну и шутка.»

Повторно использовать этот контент

Украинцы-инвалиды борются за выживание

Когда Таня Герасимова проснулась 24 февраля и узнала, что Россия вторглась в Украину, ее первой мыслью было уйти в подполье. Если российская армия начнет бомбить ее город Каменское, расположенный недалеко от сепаратистского района Донецк, она подвергнется большему риску в своей квартире на 4-м этаже. Но была проблема: ни одно из городских бомбоубежищ не было доступно для инвалидов-колясочников, и Герасимовой негде было укрыться.

«Это было ужасное чувство, потому что я знал, что не смогу спуститься туда один. Я не могу быть одна, мне нужен кто-то, кто мне поможет», — говорит Герасимова. «Я понял, что единственный способ быть в безопасности во время войны — это эвакуация».

Как и многие украинцы с ограниченными возможностями, Герасимова чувствовала себя исключенной из усилий по обеспечению безопасности и помощи, предназначенных для трудоспособного населения. По оценкам неправительственных организаций «Европейский форум инвалидов» и «Инклюзия Европа», в Украине насчитывается не менее 2,7 миллиона людей с инвалидностью, хотя другие оценки предполагают, что это может быть занижение. Многие украинцы с ограниченными возможностями более уязвимы для нападений со стороны России, а также подвергаются большему риску быть брошенными, насилию и дискриминации в своих собственных сообществах.

Герасимова и ее мать купили билеты на поезд до Львова, недалеко от западной границы Украины, уже на следующий день. Поезд был битком набит людьми, многие стояли и не имели билетов. «Половину нашего пути было кромешной тьмой без огней, — говорит Герасимова, чтобы поезд не заметили российские самолеты. «Это было действительно опасно. Там было много людей, много детей, которые плакали и плакали всю дорогу».

После долгих часов пути от Львова до границы на микроавтобусе они, наконец, пересекли границу Польши. В беседе с TIME из Дании, где она сейчас находится, Герасимова говорит, что не смогла бы добраться до безопасного места без своей подруги и коллеги по защите прав инвалидов Юлии Сачук, которая нашла ей доступное жилье в стране и организовала ее дальнейшее путешествие.

Сачук готовилась к возможности российского вторжения с момента аннексии Крыма в 2014 году. Как председатель «Борьбы за право», украинской некоммерческой организации, поддерживающей людей с ограниченными возможностями, она понимала важность координации инклюзивных стратегий реагирования на конфликт.

«У меня было ощущение, что в ситуации войны мы [инвалиды] будем первыми жертвами», — говорит Сачук. «Может быть, не напрямую, но мы стали бы жертвами из-за нашей инвалидности. Мы ясно понимали, что никто не придет и не поможет нам в наших усилиях по выживанию».

Сачук говорит, что за несколько месяцев до войны «Борьба за право» пыталась согласовать с властями планы по эвакуации инвалидов. Волонтеры организации были готовы — они получили пожертвования через GoFundMe, но им нужна была помощь в расширении масштабов. Но помощь не пришла, говорит Сачук. «В Украине у нас до сих пор нет системного подхода к помощи разным приоритетным группам, пожилым людям, инвалидам, детям».

Председатель Борьбы за Право Юлия Сачук

Валентин Кузан — Предоставлено Борьбой за право

Чувствуя себя брошенными как государством, так и гуманитарными группами, украинцы с ограниченными возможностями срочно мобилизовались, чтобы помочь своим общинам. Опираясь на мощь уже существовавших в стране местных сетей, активисты с поразительной скоростью координировали свои действия с сообществами инвалидов за границей. Команда «Борьбы за право» из 40 добровольцев, многие из которых сами являются инвалидами, уже помогла 400 людям покинуть страну.

Потребность в солидарности в сообществах инвалидов становится все более очевидной по мере того, как вторжение продвигается вперед, уничтожая формальные структуры поддержки и разжигая скрытые предрассудки. В отчете о правах инвалидов в Украине за 2020 год общеевропейская правозащитная неправительственная организация Совета Европы обнаружила, что люди с ограниченными возможностями часто исключаются из украинского общества из-за негативных стереотипов, правовой дискриминации и дискриминации на рабочем месте, а также высокого уровня институционализации. Война усугубила эти проблемы, что привело к тому, что Яннис Вардакастанис, председатель Международного альянса инвалидов, назвал «гуманитарным кризисом внутри кризиса».

В некоторых случаях из-за отсутствия образования и понимания инвалидности украинцам с ограниченными возможностями было трудно обратиться за помощью или безопасно эвакуироваться. Александр Никулин и его партнер ВИЧ-инфицированы — на них не распространяются правительственные меры, запрещающие мужчинам призывного возраста покидать Украину. Тем не менее, после 16-часовой поездки до границы между Украиной и Словакией им пришлось объяснять свою инвалидность военным.

«При первой попытке пересечения границы к нам в автобус вошел охранник и сказал: «Вы мужчина, что вы здесь делаете?», — рассказывает Никулин. Они пояснили, что у них есть справки об освобождении от службы в армии по состоянию здоровья. «Но охранник сказал: „Ничего, ты мужчина, возвращайся“» 9.0011

После еще нескольких неудачных попыток Никулин и его напарник встретили волонтера, который отвез их в пограничную полицию и успешно выступил за их безопасный проезд. Тем не менее пережитое потрясло Никулина. «Это было так ужасно, потому что я не понимал, почему», — рассказывает он TIME из Франкфурта, Германия, где остановился у друга. «Я не преступник, у меня есть документы. Я ничего не знаю о войне или о том, как убивать людей. Я могу быть более полезным, помогая другим людям с инвалидностью эвакуироваться из Украины».

Украинцы с невидимой инвалидностью, такие как Никулин, часто сталкиваются с еще большим непониманием и дискриминацией. 61-летняя Раиса Кравченко была вынуждена покинуть Киев со своим 28-летним сыном, имеющим умственную отсталость, после начала российской атаки. Они переехали в родной город Кравченко в 60 милях к западу и попытались установить распорядок дня, чтобы ее сын чувствовал себя комфортно. Они вместе гуляют каждый вечер, но она не может контролировать, как на него реагируют другие люди.

«На въезде и выезде из города стоят военные блокпосты, — говорит Кравченко. «Он вошел на контрольно-пропускной пункт, и армия приказала ему остановиться, но он этого не сделал. Так и стреляли. Слава богу, стреляли в воздух, но вызвали полицию, которая привезла его домой».

Это случалось трижды, говорит она. «Полиция говорит, почему вы не контролируете его? А я говорю полиции: попробуй скажи ветру, куда дуть». Теперь ее сын часто боится, когда они выходят в город.

Кравченко, которая сама имеет физическую инвалидность, пришлось принять то же разрушительное решение, что и многие инвалиды и их семьи. Она знает, что ее сын не справится в лагере беженцев или в незнакомой обстановке, и опасается, что заболеет, если ей предстоит долгое путешествие за границу. Так что она с сыном останется в Украине.

Они также изо всех сил пытаются добраться до бомбоубежища, когда звучит сигнал тревоги, поэтому они решили оставаться на месте. «Игнорируя все эти сигналы тревоги, у меня больше шансов выжить, но если я среагирую и пойду в подвал, у меня определенно может быть либо инсульт, либо что-то в этом роде», — говорит Кравченко, отмечая звук пролетающего над головой бомбардировщика.

«Я своего рода фаталист, — говорит Кравченко. «Почему я должен портить себе жизнь? Я не знаю, сколько я проживу. Почему мы должны спешить, находиться в людных местах и ​​страдать?»

Кравченко десятилетиями улучшал жизнь украинцев-инвалидов и их семей. Недовольный тем, что государство отдает предпочтение уходу за людьми с ограниченными интеллектуальными возможностями в учреждениях, Кравченко основал Коалицию VGO, союз 118 местных НПО с целью улучшения политики и поддержки умственно отсталых. Будучи руководителем местной общественной организации в своем районе, она успешно лоббировала местные органы власти в Киеве с целью создания дневного центра для взрослых с ограниченными интеллектуальными возможностями. Он стал местом, где их опекуны, в основном матери, могли встречаться и делиться поддержкой.

Наличие этой сети «изменило жизнь», говорит Кравченко. «Мы воспитали новое поколение, другое поколение умственно отсталых людей с абсолютно другим качеством жизни. У них была возможность находиться в городе, общаться, заниматься содержательной деятельностью. У них были друзья, иногда они влюблялись, а некоторые из них женились».

Центр был вынужден закрыться, когда началась война. Теперь, отрезанная от группы, Кравченко пришлось искать другие способы общения с другими матерями. У некоторых из них есть групповой чат Viber, где они оперативно обмениваются сообщениями и обновлениями со всей Украины. Однажды Кравченко получил известие о том, что женщина и ее сын, больные ДЦП, попали под взрыв. Сын был тяжело ранен. Его матери пришлось смотреть, как он умирает в течение двух дней, не в силах добраться до помощи.

Ситуация явно сказывается на Кравченко, но она не прекращает попыток помочь всем, чем может. На данный момент Коалиция VGO получила 160 000 евро (175 000 долларов США) в виде пожертвований от Inclusion Europe, международной неправительственной организации, поддерживающей людей с ограниченными интеллектуальными возможностями. Многие матери живут в сельской местности, у них нет мобильных телефонов и банковских карт. Тем не менее слухи все же распространились по сети, и коалиция распределила наличные через родственников и соседей.

Коалиция VGO, как и «Борьба за право», управляется тем же сообществом людей, которых она пытается поддержать. Катажина Бержановска, польская активистка, помогающая организации «Борьба за право» обеспечить доступное жилье для беженцев-инвалидов в Польше, обеспокоена тем, что бремя помощи другим ложится непропорционально на волонтеров-инвалидов. «Нам не нужны истощенные герои, — говорит она. «Нам нужны готовые добровольцы».

Несмотря на то, что у них самих есть медицинские и психологические потребности, многие волонтеры-инвалиды считают, что они могут выполнять работу лучше, чем кто-либо другой. «Мы знаем, как разговаривать с людьми, как сделать их более уверенными, потому что у нас такой же опыт», — говорит Сачук. Герасимова согласна с тем, что способность общаться с другими жизненно важна. «Когда я говорю, что пользуюсь инвалидной коляской и меня эвакуировали, они думают: «Хорошо, если ты сможешь, может быть, я тоже смогу это сделать»» 9.0011

Пока их коллеги и другие инвалиды остаются в Украине, эвакуированные инвалиды будут продолжать помогать издалека. Они все еще пытаются осознать реальность ситуации.

«Мы продолжаем там жить. Физически мы здесь, но наши мысли и мысли в Украине», — говорит Сачук. Хотя ей удалось бежать вместе с сыном, ее муж и родители все еще живут в зоне боевых действий.

«Конечно, я чувствую себя в безопасности, — говорит Никулин из Франкфурта. «Но счастливый? Я не знаю. Потому что в Украине до сих пор много людей с инвалидностью. Не могу поверить, что война в моей стране в 21 веке. Я до сих пор не могу этого представить».

Не зная, смогут ли они когда-либо вернуться, Сачук и Герасимова находят утешение в своей сети инвалидов за границей, которая сейчас сильнее, чем когда-либо прежде. «Я много лет работаю в этой сфере, — говорит Сачук, — но никогда не видел такого единства и сплоченности среди инвалидов».

Исправление от 7 апреля

В первоначальной версии этой истории была искажена сумма, которую Коалиция VGO получила от Inclusion Europe на момент написания. Это было 160 000 евро, а не 20 000 евро.

Свяжитесь с нами по телефону по адресу [email protected].

Большинство россиян не затронуты западными санкциями и не тронуты войной на Украине

В этот четверг исполнится трехнедельная годовщина вторжения России в Украину. Практически сразу после того, как 24 февраля танки Владимира Путина пересекли украинскую границу, начали действовать санкции, которые Запад готовил на этот случай.

Шаг за шагом, банк за банком, компания за компанией, Запад начал планомерно отсекать Россию от глобального торгового потока. Нефтяные гиганты BP, Shell и Exxon Mobil собрали чемоданы и уехали из России. McDonalds, Apple и Zara также ушли.

3 марта Лондонская фондовая биржа приостановила торги акциями 27 компаний, тесно связанных с Россией, после того как цены на акции ряда российских банков и энергетических компаний упали более чем на 90%. Goldman Sachs пересмотрел прогноз экономического роста России на 2022 год с 2-процентного роста ВВП на 7-процентный спад. С начала боевых действий официальная стоимость российского рубля снизилась более чем на 40%. Российский фондовый рынок остается закрытым.

И все же, какими бы радикальными ни были эти шаги, они, кажется, очень мало повлияли на русский народ и, возможно, что более важно, на его поддержку Владимира Путина и его неспровоцированное вторжение в соседнюю страну.

Относительно мало россиян вышли на улицы в знак протеста. ОВД-Инфо сообщает о 14 905 арестах антивоенных демонстрантов с 24 февраля. Однако антивоенному движению удалось мобилизовать лишь небольшую часть российского общества.

В целом большинство россиян продолжают искать способы справиться со своей новой реальностью, а не способы ее изменить. Николай Топорнин, специалист по финансам, говорит, что нынешняя ситуация напоминает ему 1980-е годы и еще одну войну, которую ведет правительство, которого больше нет.

«Во время советской войны в Афганистане экономика была хуже, чем сейчас», — сказал он Newsweek. «Официальной информации о военных потерях не было, но на улицы никто не выходил. Сегодня все понимают, что цены будут расти, но все в России определенного возраста могут сказать, что видели и хуже».

Топорнин сказал, что большинство россиян не ощущают последствий санкций или войны.

«Санкции наносят удар по простым людям, но дефицита товаров первой необходимости нет», — сказал он. «Школы работают, офисы работают, больницы работают, магазины работают. Инфляция на импортный ширпотреб высокая, западные бренды уходят, но чем дальше от Москвы, тем меньше что-то изменилось».

Д-р Григорий Юдин, профессор политической философии Московской школы социальных и экономических наук, объяснил, что в российском общественном мнении не произошло значительных сдвигов, ссылаясь на данные опроса, проведенного группой независимых социологов в России.

«Большинство людей все еще находится в стадии понимания ситуации», сказал он. «Двадцать-двадцать пять процентов населения полностью поддерживают то, что происходит в отношении войны — они хотят убивать. Потом есть еще 20—25%, которые сознательно против того, что видят — не громко, а вслух; это группа состоит преимущественно из молодых и образованных, и многие из них просто предпочитают покинуть страну».

Но Юдин утверждает, что большинство россиян не пострадали от войны на Украине.

«Большинство, однако, остается нейтральным», сказал он. «Они остаются сознательно неосведомленными о реальной ситуации. Для них пропаганда работает как успокоительное, и неизвестно, сколько времени им понадобится, чтобы во всем разобраться».

И Юдин считает маловероятным, что россияне в массовом порядке выступят с требованием перемен, по крайней мере, в краткосрочной перспективе.

«Не реально ожидать, что экономическая ситуация будет мотивировать людей выходить на улицу», — сказал он.

Но он сказал, что со временем санкции могут дать желаемый эффект.

«Мгновенное разрушение образа жизни, к которому привыкли миллионы россиян, — вот что вытолкнуло их из комфортной скорлупы», — сказал Юдин. «Такие вещи, как полный исход иностранных брендов, запрет Instagram или возможный запрет WhatsApp, — это типы потрясений, которые, если их применять быстро и поддерживать последовательно, скорее всего, окажут отрезвляющий эффект».

«Большинство людей все еще находится в процессе понимания реальной ситуации», — добавил он. «И пока они не сделают этого, они будут молчать».

На вопрос, как долго российское общество может быть готово терпеть это состояние молчаливого страдания, Юдин ответил, что возможные временные рамки «неопределенны».

Либеральный комментатор Андрей Никулин вторит анализу Юдина. Вплоть до 24 февраля Никулин был частым гостем ток-шоу прокремлевских телеканалов. Его роль в этих программах была своего рода символическим либеральным голосом, сносным критиком режима, которого могло перекричать пропутинское большинство, собравшееся в студии.

Однако с начала войны голоса, подобные голосу Никулина, считались слишком опасными для общественного эфира. Тем не менее, даже несмотря на то, что его предыдущая платформа закрыта, он остается внимательным наблюдателем российского общества.

«Люди ведут себя так, как будто ничего не происходит, но при этом выстраиваются в очередь, чтобы снять наличные и обменять их на валюту», — рассказал Никулин Newsweek . «Они избегают разговоров о войне, но одновременно спешат скупить товары до того, как определенные бренды закроют свои магазины в России».

«Они пытаются скрыться от реальности с помощью антидепрессантов и алкоголя», — добавил он.

Среди простых россиян в Москве и за ее пределами большинство людей неохотно общаются с иностранным журналистом. Даже те, кто в целом поддерживает действия путинского режима на Украине, выражают обеспокоенность тем, что их семьи или их бизнес могут подвергнуться репрессиям со стороны государства.

Графический дизайнер, пожелавший остаться неназванным, сообщил, что участвовал в первом антивоенном протесте в Москве, но с тех пор прекратил участие.

«Вы идете и идете, и ничего не меняется», — сказал он Newsweek.

Пока он остается на месте.

«Железный занавес был у нас и раньше, и мы до сих пор неплохо жили», — сказал он. «Мы можем сделать это снова».

Российские власти признали ведущую независимую российскую телекомпанию «Дождь» «иностранным агентом». Президент России Владимир Путин выступает на совместной пресс-конференции с канцлером Германии Ангелой Меркель (без фото) после их двусторонней встречи в Большом Кремлевском дворце 20 августа 2021 года в Москве, Россия. Михаил Светлов / Getty Images

Я крымский татарин

Телега с хлебом

Я мало что помню из своего детства. Я помню, как мой дядя женился в Судаке; моя сестра Инджифей танцевала с нашим отцом, а бабушка подарила нам с братом пахлаву. Еще я помню, как мы собирали миндаль. Тогда у нас был сад ореховых деревьев.

У моего отца было пятеро братьев. Его увезли на войну с двумя из них, оба были расстреляны немцами. Старшего из двоих звали Ибрагим, и он был первым секретарем исполкома. Второго брата звали Ришид, и он был председателем колхоза.

Айшет, жена Ибрагима, каждый день пекла хлеб, складывала его в телегу и отправляла партизанам. Однажды она послала с ним еще одного моего дядю, Исмаила. Он должен был сказать партизанам, что Судак скоро будет окружен и что они должны отступать.

Исмаил добрался, но по какой-то причине он и партизаны не смогли вовремя уйти, и поэтому он тоже попал в ловушку. Он спрятался у водоема, прикрываясь сорванной травой. Ночью он спал на деревьях, а днем ​​прятался у воды. В пищу у него была только кора. Прошло много времени, прежде чем мы снова увидели его; он пережил войну и оказался в Узбекистане. Он всегда выглядел очень худым.

Ибрагима и Ришида застрелили. Кто-то предал их и сказал, что они коммунисты. Итак, в шесть утра деревню окружили, устроили суд и расстреляли. Всем сельчанам сказали, что расстреляны русские коммунисты. Никто не задумывался, кто крымский татарин, а кто нет.

Мне было четыре года, когда нас депортировали. Нам дали пятнадцать минут, чтобы собрать вещи. Что маме удалось связать в узел, то и взяли мы. У нас не было ни матрасов, ни подушек. На вокзал нас привезли на ЗИЛе. Наша корова подбежала к нам, когда грузовик тронулся, красивая корова, черно-белая. Мне семьдесят четыре года, и я до сих пор помню, как мычала корова, бежавшая за нами рысью.

Не помню, как нас забрали в Узбекистан. По приезду нас поселили в казарме недалеко от Ташкента в Беговатском районе. Мы находились в так называемой ДВЗ, зоне отдаленных поселений. Казарма была очень длинным зданием; жили в нем четыре семьи, по одной в каждом углу.

Потом умерла жена Ибрагима. Как и меня, ее звали Айшет. Умирая, она попросила виноград. Крымские татары всегда чего-то жаждут перед смертью. Так моя мама и мой брат Мемет прошли очень долгий путь, 18 километров, чтобы исполнить ее последнее желание.

В конце войны мой отец работал в Туле. Когда он узнал, что мы страдаем в Узбекистане, он прислал нам посылку из двух кастрюль и сита. Даже сейчас я все еще помню это. Потом он убежал из Тулы к нам. Он только приехал и нашел работу на стройке, когда за ним пришли двое полицейских, и он оказался в тюрьме на один год.

Мой брат Мемет тогда начал работать. К одиннадцати годам он уже работал слесарем на заводе по ремонту тракторных двигателей. Тракторные двигатели всегда нуждались в ремонте. Он тоже был очень хорош в этом; для него даже сделали специальную скамейку, иначе он был бы слишком мал для такой работы.

Хлопок

Школа была закрыта с сентября по ноябрь на сбор хлопка; мы начали ходить на хлопковые поля, когда учились в третьем классе. Наша дневная норма составляла 40 килограммов, а для моего старшего брата и сестры — 60. Когда мы собрали весь хлопок, мы собрали кураги ; хлопок все еще запечатан в коробочке. Квота на курагу составляла 120 килограммов, и после того, как она была собрана, закрытые коробочки были доставлены к нам домой, где мы просидели всю ночь, собирая хлопок.

Когда подошла их очередь, наши дети тоже собрали хлопок. Моя дочь Эльвира была ужасна в этом; ее имя всегда было на доске позора.

Начиная с четвертого класса я постоянно дрался. Я воевал, потому что нас называли предателями. В основном это были русские, нас оставили в покое узбеки. Ведь они тоже были мусульманами.

Однажды наш учитель истории Юрий Данилович разнял драку: «Айшет, перестань драться, я не хочу больше этого видеть! Ты ни в чем не виноват. Просто им нужно было отдать Крым другим людям». Это то, что он сказал. Я тогда где-то читал, что Сталин хотел переселить всех евреев в Крым. Он не мог, поэтому в конце концов отправил их в Биробиджан. Я не знаю, правда это или нет.

Мы всегда ссорились. Это было ужасно. Как бились наши татары с вернувшимися с войны мужиками! Нельзя было даже пытаться назвать татарина предателем; у тебя бы не было времени открыть рот. В городе Беговат жил татарин, который работал водителем грузовика, и все его дети умели водить его грузовик. Однажды завязалась драка, и семилетний сын шофера уехал с грузовиком на помощь татарам.

Тогда мы заботились друг о друге.

Богатство

Когда я был маленьким, еды всегда не хватало, поэтому моя мама и Мемет ходили по ночам в поле за редисом. Они собрали все, что оставил трактор. Мы ели редис вместо хлеба.

Однажды утром моя мама проспала и опоздала на работу. Через несколько дней ее вызвали в суд. Ей грозили два года. Дома Мать плакала; что будет с ее детьми?

Как только мама приехала в суд, она снова расплакалась. Присутствовала еще одна женщина, которая пыталась ее успокоить. Суд спросил Мать, почему она опаздывает на работу, и она ответила им, что живет в бараке, что у ее детей нет одеял и подушек, что все спят на сене, а детям есть нечего. Она рассказала им, как ходит поздно ночью собирать редис. Женщина сказала Матери, что они проверят ее историю, и ее вернули в барак. Почему-то, когда мы увидели всех этих людей и полицейских, мы подумали, что нашу маму сейчас расстреляют.

Однажды в казарме женщина из суда была потрясена; в конце концов, мама не врала. Она и все остальные ушли, а через час или два вернулись, прихватив с собой матрацы, подушки и одеяла.

Мы стали богатыми.

Исмаил

Я хорошо помню, как всем воевавшим давали путёвки в санаторий. Только нам, крымским татарам, ничего подобного не дали. Даже если бы мы воевали за Советский Союз, нас все равно считали бы предателями. Даже наших детей, не имевших никакого отношения к войне, не пускали в пионерские лагеря. Только дяде Исмаилу, который помогал партизанам, дали поездку на празднование тридцатилетия победы в Великой Отечественной войне. В Крым. Ради старых времен.

Скрываясь от немцев, ему удалось пробраться на фронт. Война привела его в Крым, но когда война закончилась, ему пришлось вернуться в свой новый дом, Самарканд. Там он познакомился со своей женой, и у них родилось четверо детей.

Он очень обрадовался поездке в Крым. Но когда он приехал и огляделся, то понял, что собраться и уехать еще раз будет не так-то просто. Исмаил перевез туда всю свою семью. Он купил дом, засадил приусадебный участок и как-то начал жизнь для себя и своей семьи.

Но Исмаила никто не нанял. Ни его жену они не наняли, ни школа не забрала его детей. Даже его русские и украинские соседи были возмущены; они пошли и спросили у местных чиновников, во что играет школа. Однако один из его соседей донес на него; смотри, живет один из тех крымских татар со своим домом и своим огородом с овощами. Приехал трактор, снес дом и вспахал огород.

Итак, Исмаил с семьей переехали в другое село и купили второй дом. Этот дом также был стерт с лица земли. Они купили третий дом. Они и его сбили. После этого у его жены случился сердечный приступ, и она умерла. После смерти жены Исмаил наткнулся на родственников в Крыму, и они предложили ему поехать жить к ним.

Они жили в месте под названием Ленин, там просто степь.

Палка

После школы поехала учиться на бухгалтера в Наманган, там познакомилась со своим будущим мужем. Он только что вернулся из армии, вы тогда три года служили, а он жил в Майлуу-Суу. Свадьба у нас была скромная, водки почти не было. На мне было белое поплиновое платье, как я в нем танцевала! У нас было трое детей: Эльвира, Гуля и Сервер.

Мы с мужем потом переехали в Ташкент. Я помню, как однажды Эльвира пришла домой в слезах; она думала, что из-за того, что она крымская татарка, ее не пустят в школу. Это то, что говорили ей дети на улице — выплевывая то, что, должно быть, сказали им их родители. В целом все обошлось для Эльвиры благополучно; она ходила в школу рядом с нашим домом, и когда она была в третьем классе, директор распорядился перевести ее в специализированную физико-математическую школу. Несмотря на то, что она не была русской, она все же получила медаль за лучшее сочинение.

После рождения детей я устроилась работать на завод, производивший электрические подстанции для электростанций. Это была известная фабрика, на которой работало 800 человек, включая моего мужа-конструктора. Начальником фабрики был еврей по имени Гизерский, и он взял меня на работу без всяких документов. Я до сих пор не договорилась с предыдущим работодателем о декретном отпуске, и мои документы остались у них. Гизерский решил мне помочь, он знал, что я крымский татарин, и знал, как к нам относятся обычно работодатели. Я устроилась на работу бухгалтером в бухгалтерию. Я часто оставался за своим столом до двух или трех ночи; у нас тогда не было калькуляторов, я работал с арифмометром.

Я делил офис со старым бухгалтером, работавшим в финансовом отделе. Злой стервец, он с первого дня запал на меня. «Как вы, крымский татарин, справляетесь с работой в бухгалтерии?» Он всегда находил недостатки во всем, что я делал. Со мной работала молодая девушка по имени Люба; Я забрал ее из цеха, чтобы она работала моей помощницей. Она была умная и красивая девушка, только хромая, и у нее одна нога короче другой. Однажды, когда палка начала меня оскорблять, Люба взяла тяжелый стакан, полный карандашей, и угрожающе потрясла им перед ним.

Это его очень взбесило, и он подал жалобу. Только не против Любы, а против меня. На завод вызвали полицию. Однако, прежде чем они пришли ко мне, они наводили справки в фабричном цеху. Все говорили им, какая я мать и работница; все за меня вступились. Потом ко мне подошли милиционеры и сказали: «Не волнуйся, мы понимаем».

После этого палка больше не могла показывать его лицо за пределами офиса, и он подал в отставку.

Марлен

В 80-е татары ежемесячно собирали и отправляли деньги в Москву, в делегацию Национального движения крымских татар. Помню, как Марлен Небиев от нашего имени всегда ездил в Москву. Его отец, Осан, был первым секретарем исполкома в Симферополе. Во время войны родственники Осана говорили ему: «Измени имя сына, а то его могут расстрелять». Нельзя было называть предателей именами Маркса и Ленина.

Марлен закончил десятый класс с медалью, был членом Коммунистической партии, работал учителем в Ташкенте. Куда бы он ни пошел, за ним следовали три-четыре сотрудника КГБ. Даже если бы он пошел на татарские поминки, они все равно смотрели бы. Марлен ничего не успел добиться в Москве, а потом из-за поездок в столицу его уволили из школы, где он работал. Его тоже выгнали с вечеринки. После всего этого Марлен снова оказался в Крыму. Он даже устраивал митинги, но потом, видимо, на нервах заболел раком пищевода и умер.

Неудивительно, что татары умирают молодыми, они многое пережили.

Возврат

Мы с мужем решили вернуться в Крым в 1988 году. Продали квартиру и перевели все деньги на сберкнижку. Мы погрузили двадцатитонный контейнер и поехали поездом, взяв с собой три мешка сахара и два мешка муки. Мы знали, куда идем, и знали, что это не будет простым плаванием. Эльвира и ее семья пришли за нами. Как-то мы построили дом. Мы купили овец, корову и засадили свой приусадебный участок.

Как только мы приехали, соседи нас ограбили. У нас украли газовую плиту и сожгли нашу сберегательную книжку. Вот мы, вновь прибывшие, без денег и без надежды на работу. Нам не давали никаких льгот и привилегий. Нам было трудно даже пойти к врачу. Каким-то образом Эльвире удалось отвезти своих детей в поликлинику в Крыму. Пока она сидела в очереди, ее дети начали бегать взад и вперед по коридору. Русская женщина сказала: «Ой, смотри, сколько въезжают смуглые татары, теперь и доктора ждать дольше будем!» Когда Эльвира схватила ее за волосы и начала драться, врачи выбежали из своих кабинетов, чтобы разнять ее.

Жить в этом доме было тяжело, только чтобы добраться до станции, нам нужно было пройти три километра. Наши дети росли, и нам всем нужно было место для жизни. Именно тогда я начал приседать. Для начала мы организовали митинги в Симферополе. Помню, как мы месяц стояли на площади Ленина; мы стояли и требовали решения наших проблем, где жить и где работать. В конце концов, я больше не мог стоять и взял с собой стул. Через месяц наши руководители отправили нас в Каменку. Сначала мы жили в палатках.

Когда мы были там, за нами присматривал человек по имени Эйдер; он был с нами так строг, что мы звали его Пиночетом. Он научил нас делать коктейли Молотова, которыми мы могли поджечь снопы пшеницы. В Каменке пшеница стояла нам по пояс; мы собрали его и оставили пшеничную шелуху. Это то, что мы сожгли. Айдер сказал, что если будет дым, нас нельзя будет сфотографировать и потом посадить.

Нас, женщин, в лагере было тринадцать человек — мы готовили еду, а мальчики разгружали грузовики и машины людей. С каждым днем ​​прибывало больше. Были молодые люди, которые переехали в Крым, имея всего лишь пару целлофановых пакетов: две рубашки и две пары нижнего белья. Вот оно. Они прилетели, как ракушки, выброшенные на берег. За ними ухаживали Синавер Кадыров и Мустафа Джемилиев. Эти двое мужчин рассказали новоприбывшим, как себя вести; они внимательно следили за ними, чтобы не было пьянства, ругани или драк. Я помню, каким маленьким и худым был тогда Джемилев, он выглядел как смерть! В конце концов, он вырос в окружении голода и холода.

В Софиевке также был создан сквот. Они только начали жить там, когда начались боевые действия. Некоторые из наших ребят подошли, но трактора уже стояли и ждали, чтобы выровнять землю. Их привезли русские или украинцы, не знаю кто именно. Когда все было снесено, русские или украинцы стали отбирать у женщин посуду и посуду. Женщины сопротивлялись. Все объединили свои ресурсы, если бы посуду убрали, что бы осталось? Наши мужчины кричали на затеявших драку женщин: «Что толку драться из-за посуды? Завтра мы найдем деньги на большее.

Лук

Нам наконец удалось успокоиться, и тут мой муж начал пить. Я оставил его. Я просто сел в поезд и поехал. Я вышла из поезда на последней станции и расплакалась. Куда я шел и что мне делать? Я не знал. Девушка приютила меня на ночь. Она сказала мне, чтобы я не плакала: «Пойдем со мной, — сказала она, — я живу рядом». Я остался на ночь. — Вы можете разобраться с этим завтра. Утром я поехал на автобусе на Арабатскую Стрелку, в село Геническая Горка. Я нашла жилье и стала работать домработницей. Я также нашел работу охранником в гостевом доме. Это были трудные времена. Я помню, как владелец гостевого дома говорил мне не высовываться, если ночью кто-то вломится. «Лучше бы они унесли весь гостевой дом, чем убили тебя».

В это время в политике произошел сдвиг, и татары начали стекаться в Крым. Правительство начало раздавать участки земли, и вскоре все было выделено. Если у вас было четверо детей, не проблема! Дети большие или маленькие, каждому из них достался бы участок! Даже я, незамужняя татарка, в итоге оказалась с ним. Хозяин пансионата передал мне участок своего зятя. Я сразу начал строить, хотя у меня не было денег. Я начал с того, что распродал свои вещи, а потом начал ездить в Джанкой, где покупал пять килограммов лука и потом продавал их по одному. Как только появлялись деньги, я тратил их на строительные материалы. В Одессе я покупал все, что попадалось под руку, за 1000 гривен. Я построил небольшой дом и купил козу; продажа ее молока приносила мне доход. Потом я поменялась с детьми, переехала обратно в Каменку, а они заняли мое место.

Как-то на Арабатской стрелке к моему ларьку подошла девушка и спросила по-украински «Скильки коштуе?»

— Барышня, я не понимаю по-украински, — сказал я ей.

— Но вы же живете в Украине, вы должны понимать, — ответила она.

Вот я ей и рассказал все о татарах, о наших деревнях, о депортации. Я рассказал ей, почему это место называется Арабатская стрелка. Там пролилась татарская кровь. Ей было стыдно.

Все равно я лишь наполовину знаю свой родной язык. Когда Мейдан включен или ATR показывает и говорят по-татарски, я не понимаю. Я не смотрю Zaman . Мои дети совсем не понимают татарский. Но опять же они переводят мне инструкции на коробках с лекарствами.

Я так и не выучил украинский язык.

Дом

Вчера у нас выключили свет. Сосед татарин пошел и купил дизельный генератор, чтобы они могли смотреть телевизор. Я не знаю, кто их отключил. Последние несколько месяцев я не могу смотреть телевизор без слез на глазах. Я плачу за сотню погибших на Майдане. За того татарина, которого убили русские, оставившего троих детей. За того офицера, убитого при патрулировании военной базы; его беременная жена наверняка тоже плачет. Разве мы не жили хорошо до этого? Что случилось? Какое право они имели убивать?

Я страдаю от того, что слышу по номеру Мейдан . Вот недавно убили, как его там, Музычко. Он чей-то сын! Как это происходит? Сегодня в Украине все воюют друг с другом, сажают в тюрьмы, делят, меняют флаги. Это позор! Стыд! Они и во время войны меняли флаги, но теперь они для меня все одинаковые. Если бы они только проявили к нам некоторое уважение, хотя бы просто заметили нас вообще.

Говорят, благодаря объединению нас заметят. Я не очень в это верю. Тогда на нас никто не обращал внимания, да и сейчас никто этого не сделает. Мы не голосовали на референдуме. Во-первых, нас не просили участвовать, а во-вторых, мы бы все равно не пошли. Думаете, это первый раз, когда нас пытаются обмануть? Я, например, не доверяю кому-то только потому, что они стучат в вашу дверь и делятся некоторыми тонкостями; это не значит, что они действительно начнут думать о других людях.

Что будет с нами, татарами, после всего этого? Думаешь, они дадут нам землю? Они ничего нам не дадут. Теперь мы никому не доверяем; однажды укушенный . . . Поэтому мы сидим и ждем у моря и смотрим, что принесет нам ветер. Непонятно, что станет с землей, на которой я построил. У меня есть дочь в Украине; Я не знаю, как мы увидимся. Это все так тревожно, что будет с детьми?

Наши ребята тоже пострадали от этого кризиса. Двадцать шестого февраля они приехали со всего Крыма, чтобы провести акцию в Симферополе. Их избили! В толпе тоже была какая-то толкотня. После этого им пришлось несколько недель отдыхать дома. Родителям они ничего не сказали. Они даже встать не могли: все болело.

Может, русские снова захотят нас переселить. Кажется, что все угрожают друг другу. Недавно я ехала в троллейбусе, и про нас говорили какие-то русские женщины. Говорили, что в Турции несколько миллионов крымских татар; один сказал: «Не дай бог им всем переехать». Переместить куда? К ним домой? Место, откуда они родом?

Когда татар реабилитировали, мы не праздновали. К тому времени мы были измотаны. Посмотрите, как празднуют русские: «В Россию! В Россию! Мы вернулись домой!

А к чему мы вернулись?

Мы тоже здесь живем; русских стало немного больше.

Украина: поддерживаемые Россией сепаратисты опасаются химического оружия | Российско-украинская война Новости

Винница, Украина – В понедельник Эдуард Басурин, пресс-секретарь пророссийской сепаратистской «Донецкой народной республики», выступил на российском телеканале и вызвал опасения по поводу возможного применения химического оружия. на Украине.

«Я думаю, что [российские войска] должны обратиться к силам химического оружия, которые найдут способ выкурить кротов из их нор», — сказал он в телеобращении, имея в виду украинских военнослужащих в Мариуполе.

В течение нескольких недель бойцы украинского батальона «Азов» скрывались в подземном лабиринте в осажденном южном городе под раскинувшимся металлургическим заводом, отражая десятки российских атак и срывая планы Москвы по созданию сухопутного моста между сепаратистскими районами на юго-востоке Украины. и аннексированный Крым.

Подземные коридоры могут быть ужасным местом для применения химического оружия, которое имеет ограниченное применение на открытом поле боя, поскольку вооруженные силы обычно оснащены защитным снаряжением.

Слова Басурина последовали за комментариями лидера «Азова» Андрея Билецкого, который заявил в понедельник, что российский беспилотник распылил отравляющий газ над позициями батальона.

«Что касается практической стороны забастовки — она была невелика. У трех человек явные признаки отравления химическими веществами, но без каких-либо катастрофических последствий», — сказал Билецкий в опубликованном в Telegram видео.

По мнению московского эксперта, Россия может применить «нелетальные спецсредства» для вывода из строя украинских военнослужащих.

«Есть химическое оружие, но есть и так называемые нелетальные спецсредства, вот что имел в виду [представитель сепаратистов Басурин]», — заявил Игорь Никулин прокремлевскому новостному сайту «Газета.ру» в понедельник.

Он сказал, что такие вещества применялись во время захвата заложников в Москве в 2002 году, когда российские спецназовцы применили аэрозоль к десяткам чеченских боевиков, захвативших театр с сотнями зрителей внутри — инцидент, в котором погибло более 100 человек.

«Наша страна вряд ли будет применять химическое оружие, даже если оно останется. А специальные вещества — возможно», — сказал Никулин, занявший неоднозначную позицию.

В рамках Конвенции о химическом оружии Россия заявила, что уничтожила все имевшееся у нее химическое оружие.

Россия так и не раскрыла формулу препарата, усыпившего чеченских боевиков и зрителей; в сообщениях независимых СМИ утверждалось, что большинство жертв были убиты агентом.

Позже западные ученые заявили, что аэрозоль представлял собой смесь двух опиоидных анестетиков — карфентанила, сильнодействующего вещества, используемого в качестве транквилизатора для крупных животных, и ремифентанила, сильного морфиноподобного обезболивающего.

«Мы относимся к этому максимально серьезно»

Через несколько часов после заявления Басурина президент Украины Владимир Зеленский призвал западные страны ввести более жесткие санкции против Москвы.

«Один из рупоров оккупантов заявил, что они могут применить химическое оружие против защитников Мариуполя. Мы относимся к этому максимально серьезно», — сказал он в видеообращении поздно вечером в понедельник. «Мы относимся к этому со всей серьезностью».

Пентагон ответил Зеленскому, заявив, что в случае подтверждения сообщения будут «глубоко тревожными».

Санкции Соединенных Штатов, наложенные на страну за применение химического оружия, могут включать прекращение иностранной и финансовой помощи, запрет на продажу оружия, экспорт товаров и технологий, связанных с безопасностью, банковские кредиты, ограничение импорта и приостановку дипломатических галстуки.

Пентагон заявил, что ранее поступали сообщения о возможном использовании Москвой «средств подавления беспорядков, включая химические вещества, смешанные со слезоточивым газом», но добавил, что не может подтвердить эти утверждения, учитывая очевидные логистические проблемы с доставкой образца из разрушенного войной Мариуполя в Западная лаборатория.

Москва опровергла заявления Запада о возможном применении химического оружия на Украине в рамках «клеветнической кампании» против России.

В химическом оружии используются отравляющие вещества, такие как хлор, горчичный газ или зарин, которые быстро отравляют или убивают людей. Их, как известно, трудно обнаружить, потому что экспертам нужны образцы таких веществ, как остатки, анализы крови или мочи жертв для дорогостоящих масс-спектрометрических и газовых хроматографических исследований.

Такие газы, как хлор, рассеиваются, не оставляя следов, что затрудняет доказательство атаки хлором.

Великобритания также отреагировала на сообщения, где министр пригрозил президенту России Владимиру Путину санкциями.

«Есть некоторые вещи, которые выходят за рамки приличия, и применение химического оружия получит ответ», — заявил Sky News министр вооруженных сил Джеймс Хиппи, добавив, что в случае применения такого оружия «все варианты на столе».

Предполагаемая причастность России к химическому оружию

Хотя химическое оружие было запрещено в 1972 году, в последние годы Россию обвиняют в его применении.

Согласно лабораторным исследованиям в трех западных странах, при попытке убить лидера оппозиции Алексея Навального российские агенты якобы отравили его в 2020 году нервно-паралитическим веществом «Новичок».

Токсин советской разработки, обнаруженный у Навального, происходил из группы химического оружия, которое использовалось в 2018 году в Великобритании для отравления беглого российского разведчика Сергея Скрипаля и его дочери Юлии.