«Здесь все по-другому». Как штурмуют главный «опорник» в Донбассе
«Мы специалисты по непонятным вопросам» — так в шутку называют себя бойцы бригады «Ветераны». Они пробивают оборону там, где ее укрепляли годами, — в Авдеевке. За восемь лет ВСУ превратили город в мощный укрепрайон. О том, что здесь происходит, — в репортаже РИА Новости.
«Они прячутся под землей»
«Двое раненых. Один легкий, второй средний…» — боец вошел без стука. Новость сообщил буднично.
Командир добровольческой бригады «Ветераны» с позывным Морпех в ответ лишь кивнул. И продолжил всматриваться в съемку с дрона. На первый взгляд промзона Авдеевки — одни руины и ничего живого. Там «Коксохим» — одно из крупнейших предприятий Донбасса, превращенное ВСУ в укрепрайон.
Съемка с дрона
«Они прячутся под землей. Практически не передвигаются по поверхности. Все залито бетоном, везде траншеи. За восемь лет укрепились по полной, — говорит комбриг. — На первой линии — мобилизованные и кадровые военные.
А следом — иностранные наемники, заградотряд».
На этом участке фронта штурмовики лишь пару месяцев. Но уже добились того, чего не смогли другие: закрепились в промзоне. Не без потерь: недавно погиб командир роты с позывным Граф. Его представили к званию Героя России.
Боец добровольческой бригады «Ветераны»
«Нужно быть хитрее»
Батальон «Ветераны» образовался в 2014-м. Костяк — опытные морпехи, десантники и разведчики. Восемь лет назад стояли под Марьинкой. Пока было затишье, организовали военно-патриотический кружок для детей и подростков под Смоленском. С активизацией боевых действий тут же вернулись в строй.
Теперь это бригада. Среди добровольцев — отставники из правоохранительных органов, спортсмены, бывшие контрактники. Берут только подготовленных. Воюют на самых горячих участках.
Боец бригады «Ветераны»
В числе первых оказались в Изюме. «В августе мы там построили мост — в городе все были разбиты. Так и назвали: мост «Ветеранов». Впоследствии он стал «дорогой жизни» для всей изюмской группировки — выходили по нашему мосту», — вспоминает Морпех.
Оборонялись под Славянском — до позиций ВСУ было буквально несколько метров. Действовали на Сватовском направлении.
«Там проще, чем под Авдеевкой, — нет таких укреплений. Здесь очень активны наши пушки. И огнеметы «Солнцепек» выручают, — уточняет Морпех. — Но одной лишь техникой не победишь — нужно быть хитрее».
Нулевой рубеж
Командир первой штурмовой роты с позывным Раптор все же разрешает выехать на позиции. Просит только не затягивать со съемками.
Ваш браузер не поддерживает данный формат видео.
Командир роты — об обстановке на Авдеевском направлении
© Мария Марикян
Инструктирует: строго выполнять указания бойцов, идти след в след — вокруг могут быть мины. Не выходить на открытую местность — работает снайпер.
Буханка петляет по разбитой дороге. На обочине — сожженный автомобиль. «Простреливается артиллерией», — бросает Раптор, выжимая педаль.
В пути на позиции
Прибываем на так называемый нулевой рубеж — отсюда ведут наблюдение.
Группа бойцов собирается в разведку. Среди них Пресса — бывший телеоператор одного из федеральных каналов.
«Летом снимал про них сюжет, а потом подписал контракт, — смеется он. — Как в 2014-м — тогда я пошел добровольцем. История циклична. Теперь я замкомандира разведроты».
Штурмовики уходят. Один боец, с позывным Шепот, остается на связи.
«Средства радиоэлектронной борьбы (РЭБ) охватывают не все частоты. Порой вэсэушные «птички» оказываются прямо над нами, — говорит он, пристально вглядываясь в небо. — За два часа до вас прилетел коптер с гранатой, которая разорвалась совсем рядом».
Оператор БПЛА на тренировке между боевыми выходами
Поскольку радио прослушивается, по старинке пользуются армейскими проводными ТАПами. Либо отправляют посыльных.
«У нас китайские рации. Частоты зашифрованы — это достаточно надежно», — поясняет Шепот.
Рядом дежурит снайпер с позывным Платон. С его лежки отчетливо видно промзону. Он должен не допустить прорыв и прикрывать своих.
Ближний бой может завязаться в любой момент. «Нужно быть готовым отложить снайперскую винтовку и взять в руки автомат», — уточняет боец.
Боеприпасы на позициях
«Лежку» выбирают тщательно. Нужно изучить местность, продумать пути отхода. Главное — оставаться невидимым. Ведь снайпер — всегда одна из главных целей.
Платону всего 21, учился в военном вузе на морпеха, окончил полгода назад. Здесь с января.
«Я из семьи военнослужащих. Родителям сперва говорил, что охраняю объекты, но в итоге все вскрылось. Переживают, конечно, однако отнеслись с пониманием».
Ваш браузер не поддерживает данный формат видео.
Снайпер — о специфике работы
© Мария Марикян
«Чувствую поддержку предков»
В двухстах метрах раздается автоматная стрекотня, грохочет артиллерия. «Что сюда только не прилетает! Накануне мина убила мобилизованного, с которым вместе держали пост. Хоть и не были толком знакомы, до сих пор не по себе…» — вздыхает боец с позывным Бандит.
На его автомате белым выведено «За Кока» — близкого друга, который командовал взводом.
Сюда приехали вместе. «Он был опытным военным. В отличие от меня — я-то работал в охране. С началом СВО занимался сбором гуманитарной помощи, — объясняет Бандит. — Кок много рассказывал о хаосе здесь. Я и сам в этом убедился. Останусь, пока все не закончится».
1 / 2
Бандит
2 / 2
Бандит пошел добровольцем вместе с другом
По зову души здесь и боец с позывным Ольхон. Жил у Байкала. Когда объявили частичную мобилизацию, сразу отправился в военкомат. Взяли не сразу — из-за возраста.
«Хотя мне 47, не так уж и стар, — улыбается он. — Провожали родные меня, что называется, по всем канонам: вызвали шамана, провели обряд. Развели костер, сжигали разные продукты. Это дань предкам. Так мы просим их оберегать нас. Пока меня нет, родные время от времени совершают ритуалы».
Ваш браузер не поддерживает данный формат видео.
Ольхон рассказывает о службе
© Мария Марикян
Палаточный лагерь
Военные живут в палаточном лагере. Между дежурствами на позициях заготавливают дрова, готовят, топят печки.
«В тесноте, да не в обиде, — боец первой штурмовой роты Самурай приглашает в палатку. — Две печки, спим в спальниках, над ними развесили письма от детей из разных уголков страны. Для нас это важно».
1 / 6
Боец заготавливает дрова
2 / 6
Палатка, в которой живет командирский состав
3 / 6
Бойцы добровольческой бригады готовят на костре
4 / 6
Бойцы готовят еду в расположении
5 / 6
Лагерь бойцов
6 / 6
Кот на позициях штурмовиков греется у костра
Тренировки с инструкторами — ежедневно. Самурай и сам в свободное время занимается с сослуживцами — он известный в Воронеже боксер. В зоне конфликта с первых дней, хотя в составе «Ветеранов» всего месяц.
«Нашу бригаду можно назвать элитной, — отмечает он. — Обеспечены от и до. Командование делает все для нашего комфорта. А мы, в свою очередь, должны следить за уровнем подготовки. Для собственной безопасности».
Ваш браузер не поддерживает данный формат видео.
Самурай — о буднях штурмовиков
© Мария Марикян
Задачи самые разные. Выявляют точки запуска БПЛА, выманивают пулеметчиков, вызывая огонь на себя. Работают и саперами — «чистят» окопы, как правило, накладными зарядами. Даже по ночам.
«Помимо штурма и разведки, мы забираем погибших с поля боя. Это целая операция. Нужно подобрать время, дождаться подходящих погодных условий, — рассказывает замкомандира разведгруппы первой роты с позывным Федя. — На днях выполняли такую задачу. Обошлось без потерь».
О тонкостях службы рассуждает словно опытный военный. И не подумаешь, что он — фермер из Самарской области. «Опыт контрактной службы есть, хоть и небольшой. Сюда же приехал добровольцем. Не мог остаться в стороне».
Ваш браузер не поддерживает данный формат видео.
Федя — о специфике работы разведчика
© Мария Марикян
«Задача выполнена»
У медика с позывным Вашингтон причины схожие. За короткий срок бывший бармен и академический музыкант из Санкт-Петербурга освоил тонкости тактической медицины.
«Прибыл на фронт, когда наши отходили из Изюма. Была суматоха, обращались за помощью из разных рот. Теперь же у нас четко все распределено — кто-то отвечает за эвакуацию, кто-то лечит в расположении», — поясняет он.
Ваш браузер не поддерживает данный формат видео.
Медик рассказывает о своей работе
© Мария Марикян
Не раз попадал в разные передряги. Например, однажды надо было эвакуировать бойца из окопа — ночью.
«Вокруг все изрыто. Еле держался сам на ногах, а ведь еще нужно аккуратно донести тяжелораненого. Грохот, стрельба. В укрытии чуть ли не сидя на шпагате искал его вену, чтобы капельницей стабилизировать состояние. Было темно, сослуживец светил фонариком. Все же довезли живым до больницы. Задачу выполнил, — говорит Вашингтон. — После этого многие решили, что я очень хладнокровный. Однако не передать словами, как я переживал».
Боец ВС России в окопах на позициях в зоне СВО
Вера в Бога
Вашингтон признается: несмотря ни на что, «пока в Бога так и не поверил».
Хотя многие бойцы, побывав в экстремальных ситуациях, обращаются к религии.
«У каждого свой путь к вере. И это нормально, — указывает отец Николай. — Иногда мне твердо заявляли: мы — атеисты. А вернувшись с передовой, просили их крестить».
Настоятель храма в небольшом селе Самарской области помогал «Ветеранам» с гумпомощью и решил остаться. Вместе с бойцами обустроил храм.
Отец Николай
«Каждый день у нас службы, утром и вечером. Некоторые хотят, чтобы им освятили амуницию, — уточняет капеллан. — Наша бригада многоконфессиональная, но перед отправкой на позиции все приходят на благословение».
2 / 2
Батюшка ежедневно проводит службы
Вместе с супругой он собирает и материальную помощь. У них шестеро детей. Но отец Николай домой пока не собирается.
Будет здесь, «пока не утихнет». Все этого ждут.
Освобождение Авдеевки обезопасит Донецк и другие населенные пункты, которые обстреливают ежедневно. И это, уверены тут, приблизит победу.
Боец ВС России на Авдеевском направлении
Нулевой блокпост.
Что происходит в районах Запорожья, граничащих с Украиной | В мире | ПолитикаДмитрий Григорьев
Примерное время чтения: 13 минут
8558
Сюжет Спецоперация РФ в Донбассе и на Украине/ Дмитрий Григорьев / АиФ
Город Васильевка — одна из самых горячих точек на карте Запорожской области. Расположенный в десяти километрах от фронта город — единственный пограничный переход для желающих покинуть Украину или наоборот попасть туда. Городской полиции приходится ловить диверсантов, принимать беженцев и даже решать семейные споры. Корреспондент aif.ru побывал в Васильевке и узнал, что происходит на новых границах России и Украины.
Стена холла двухэтажного здания прокуратуры города Васильевка в Запорожской области увешана фотографиями.
«Я многие годы служил в уголовном розыске Донецка еще при Украине. На пенсию ушел полковником. Затем начались боевые действия на Донбассе. Естественно, что я, как и многие дончане, вступил в ряды ополченцев. Когда конфликт на Донбассе затих, и мы уже потеряли всякую надежду на то, что будем вместе с Россией, а она поможет нам отбросить украинских националистов подальше от Донецка, я устроился в одну из коммерческих компаний начальником экономической безопасности.
В его кабинете, который когда-то занимал прокурор Васильевского района, просторно и светло. На стене портрет президента РФ Владимира Путина. Рядом с креслом автомат Калашникова, а на столе портрет Лаврентия Берии, в честь которого Александр Крылов и взял свой позывной. По его словам, пока в Запорожье восстанавливаются все гражданские институты, необходимые для нормальной жизни, основные функции по взаимодействию с гражданами приходится брать на себя полиции.
«С чем к нам только не приходят. Обращаются с кражами, решаем бытовые споры. Даже помогали двум супругам делить имущество. Он не могли между собой мопед поделить.
Я им предложил просто разрубить его пополам. После моего предложения они смогли как-то быстро договориться между собой, — смеется Берия. — Если честно, то проблем действительно много. Вы же видели эти лица на стене в холле. Васильевка находится всего в десяти километрах от фронта. Нас постоянно обстреливают, в округе работают диверсанты. На нас сейчас свалилось все от решения мелких проблем граждан до поимки террористов».
«На сотрудников полиции и чиновников идет постоянная охота со стороны диверсантов, завербованных СБУ. Сейчас у нас в изоляторе находится человек, пытавшийся взорвать наш полицейский участок. Подавляющее большинство местного населения за нас, поэтому предупреждают. Сообщают о подозрительных людях. Ежедневно граждане к нам приходят с различными сообщениями. Не все они подтверждаются, но нередко случается и так, что выявляем диверсантов именно благодаря местным жителям», — рассказал Александр Крылов.
Помимо этого, много проблем полиции и военным сейчас создают неразорвавшиеся снаряды и другие взрывные устройства, оставшиеся в области после боевых действий. «На минувшей неделе в соседнем селе от кассетного снаряда погибло двое детей — брат и сестра. Они пошли с дедушкой в лес ловить связь. Там мальчик увидел неразорвавшийся кассетный снаряд. В его руках он взорвался. Мальчишка погиб на месте, а сестра скончалась в больнице», — рассказывает Берия.
Фото: АиФ/ Дмитрий Григорьев
Принимают решение уничтожить гранатомет на месте управляемым взрывом. Фото: АиФ/ Дмитрий Григорьев«Вот так и живем тут каждый день. То диверсанты, то снаряды, то пьяный муж жену побьет. Пока здесь еще не начали работать саперы Росгвардии, мне приходилось самому убирать неразорвавшиеся снаряды с дороги. Один такой калибром 152-мм я с помощью кошек и веревки стаскивал в канаву с дороги. Благо не рвануло, ведь у этого калибра разлет осколков 400 метров. Но если бы я его оставил на дороге лежать, кто-то бы подорвался. Пришлось импровизировать», — рассказывает глава полиции.
Диверсанты и «эхо войны» — это не самые большие проблемы Запорожья и Васильевки в частности. По словам Берии, основная проблема для региона — это постоянные обстрелы со стороны ВСУ. «Они целенаправленно уничтожают всю инфраструктуру, необходимую для обеспечения мирного населения продовольствием. Только за последние две недели они уничтожили в нашем районе крупный коровник, свинарник с поголовьем в несколько тысяч и зернохранилище.
Вот представьте себе коровник. Он состоит из девяти блоков, соединенных между собой. В каждый из них прилетело по ракете HIMARS. Им не жалко дорогих ракет, чтобы лишить мирных жителей продовольствия. Каждый же пуск HIMARS ВСУ согласуют с США. Значит, штаты дают прямое указание устроить в Запорожье продовольственный кризис», — считает Александр Крылов.
Город Васильевка — сейчас одна из наиболее острых точек на карте Запорожской области. Здесь расположен фактически единственный пограничный переход для желающих выехать с Украины в Россию и наоборот. «Нулевой блокпост», как именуют его военные, находится на выезде из Васильевки. Отличное дорожное полотно уходит вдаль под горку, за которой стоит украинская армия. Каждая выезжающая со стороны России или Украины машина, прежде чем достигнуть пункта назначения, должна преодолеть серую зону в несколько километров, на которой произойти может все что угодно.
«Мы со своей стороны никаких препятствий не чиним. Разве что с 1 октября всем въезжающим на территорию Украины необходимо предварительно оформить заявку онлайн. Выехать же с Украины в Россию для людей проблематично. За выезд на территорию РФ через КПП в Запорожской области украинские пограничники берут с беженцев около 500 долларов. Это в любом случае дешевле, чем ехать через Западную Украину в Европу», — говорит Берия.
Впрочем, об этом говорят и сами люди. Перед «нулевым блокпостом» в сторону России выстроилась очередь из автомобилей. Все они ждут финального одобрения на въезд, чтобы уже окончательно распрощаться с Украиной. «Разрешения на выезд я ждал с начала сентября. Сначала подал заявку, ее одобрили. Где-то 25 сентября прибыл на КПП, и там пришлось еще две недели ночевать в машине с семьей, чтобы, наконец, пересечь границу. На Украину я уехал из Северодонецка в апреле, когда начались боевые действия. Сейчас возвращаюсь назад. Там у меня осталась мать.
Уезжать она не хочет», — рассказывает один из ожидающих своей очереди Марат.
Схожие истории и других покидающих Украину людей. Все они ожидали разрешения на КПП неделями. По их словам, со стороны Украины своей очереди на выезд ждут сотни машин. «Я уезжала к дочери в Днепропетровск. Там пожила несколько недель и теперь еду обратно в Лисичанск. Там у меня дом. После референдума выехать с Украины стало с разы сложнее. Неохотно людей отпускают на российскую сторону», — рассказывает нам Людмила, ожидающая своей очереди на въезд.
Васильевский район в ближайшее время может стать ключевым местом, куда может ударить ВСУ на запорожском направлении фронта. Здесь готовы во всеоружии встретить украинскую армию и встать на защиту людей, искренне голосовавших за присоединение к России. Харьковского сценария здесь не повторится, уверяют местные власти. Их слова подтверждает планомерная работа по восстановлению всех государственных институтов, необходимых для нормализации мирной жизни. Запорожье вернулось в Россию.
Запорожьеспецоперация на Украинегород Васильевка
Следующий материал
Новости СМИ2
«Нулевая линия» Украины — место столкновения двух армий — Rolling Stone
ОБЩИНА БЕЛОЗЕРКА, УКРАИНА – Фургон вылетает из-за деревьев, и вдалеке черный дым. Я вижу его из правого бокового окна, когда мы поворачиваем на восток по грунтовой дороге. — Откуда это? — спрашиваю я гуманитарных работников на переднем сиденье. «Я думаю, куда мы идем», — говорит руководитель группы, стройная женщина по имени Джулия. Мы направляемся в группу сельских деревень, известных под общим названием Белозерка, разбросанных на нескольких квадратных милях по берегу реки прямо на «нулевой линии», прямой границе между украинской землей и территорией, удерживаемой Россией. Юлия и ее команда из украинской неправительственной организации «Новая заря», которая специализируется на подобных операциях: помощь в перевозке наиболее уязвимых сообществ в труднодоступных местах, независимо от того, что нужно, чтобы добраться туда.
Все смотрят в свои телефоны. Обстрел в Белозерке, мне одна разведкарта говорит, но не может определить место. Маленький значок бомбы находится прямо на деревне, в которую мы направляемся. Дым представляет собой густой столб, который поднимается прямо вверх, а затем загибается на запад, рассеиваясь грязно-черным пятном на горизонте. В фургоне становится тихо. Кто-то замечает, что дым должен был быть чем-то большим — крылатой ракетой или бомбой, а не артиллерией, но все только догадываются. На нулевой линии может быть что угодно.
— Когда мы остановимся, держись поближе к фургону, хорошо? Юля рассказывает моему фотографу и мне. — И не снимай шлем.
К настоящему времени крупнейшие города Украины — Киев, Харьков, Мариуполь, Херсон — стали нарицательными. Другие небольшие города или пригороды, такие как Бахмут или Буча, врываются в новости из-за событий, слишком ужасных, чтобы их игнорировать. Но есть и другая Украина, невидимые жизни тысяч людей разбросаны по нынешнему 700-мильному фронту войны.
За пределами городов сельские украинцы живут в крошечных деревнях, в значительной степени забытых средствами массовой информации, аппаратом помощи и даже армиями, которые их разоряют. Жизнь здесь незначительна: смерть бродит по переулкам и на полувспаханных полях, усеянных минами и снарядами. Он приходит ночью без предупреждения, падая с неба.
Выбор редактора
Юлия и Олег, два члена «Новой зари», надевают бронежилеты перед поездкой в села в непосредственной близости от российских позиций в Херсонской области, Украина, 8 марта 2023 года. Алекс Макбрайд для Rolling Stone В начале марта я посетил полдюжины этих крошечных прифронтовых городков в Херсонской области, многие из которых расположились прямо на берегу Днепра, где российские военные обстреливают их с противоположного берега. Многие — большинство — людей в них уехали. Но некоторые остаются, цепляясь за свою жизнь в домах, покрытых синим брезентом, их двери завязаны после того, как солдаты выбили замки.
Их спасательным кругом является разрозненная сеть гуманитарных работников местных и международных НПО, которые взяли на себя ответственность за распределение мешанины гуманитарной помощи в тех частях страны, которые в противном случае могли бы просто исчезнуть. Устойчивость украинских городов к настоящему времени широко известна, поскольку их жители демонстративно восстанавливают нормальную жизнь везде, где это возможно. Но многие сельские деревни выживают благодаря сочетанию упрямства и общественной благодати, недостаточно обслуживаемых как их собственным правительством, так и международным сообществом, поскольку война без четкого разрешения все еще угрожает стереть их с лица земли.
«Жизнь вернулась в города, и кажется, что война там закончилась», — говорит Джулия. Ее НПО базируется в Одессе, в двух или более часах езды от линии фронта. «Но вы проезжаете 250 километров и видите тысячи людей, живущих в тех же условиях, что и мы, всего несколько месяцев назад».
В Херсонской области помощь поступала в крупные города.
Николаев, где команда «Новой зари» забирает моего фотографа Алекса и меня, большую часть 2022 года подвергался артиллерийским обстрелам со стороны российских войск. Теперь он снова процветает благодаря украинскому контрнаступлению прошлой осенью: оживленные улицы, новые рестораны, полностью укомплектованные магазины. Херсон, который журнал Rolling Stone посетил в начале марта, все еще находится под постоянным обстрелом, но его четкие линии снабжения спасают оставшихся жителей от нехватки продовольствия или медикаментов. Деревни региона, однако, разбросаны по лоскутным лабиринтам изрытой воронками грязи и едва вымощенных проселочных дорог (например, самый быстрый способ добраться до одной из них — сесть на военный понтонный паром под остатками разрушенного моста). Попасть и выйти непросто — и хотя сейчас они находятся на освобожденной территории, большинство из них все еще находятся в пределах досягаемости российских орудий.
Связанный
Насилие в этих городах может быть как логичным, так и совершенно сбивающим с толку.
Некоторые разоренные города имеют явное стратегическое значение — тем, кому не повезло оказаться рядом с основными магистралями или транзитными коридорами. Другие, кажется, были уничтожены наугад, всего в нескольких километрах от других деревень, которые в основном нетронуты. Обстрел приходит и уходит. Это почти гарантировано в городах, ближайших к нулевой линии. Это менее распространено, но сбившаяся с пути ракета может приземлиться практически в любом месте в пределах 30 километров от российских позиций.
Этот 30-километровый диапазон — или около того — является невидимой границей, которую каждый опытный ремонтник, гуманитарный работник и солдат постоянно держит в голове. «Новая заря» покинула Николаев в составе колонны из шести автомобилей, четырех фургонов и двух больших полуприцепов, загруженных гуманитарной помощью. Когда мы съехали с главной дороги, Олег, водитель головного фургона, резко свернул на прямой участок посреди открытого поля: мы проехали достаточно далеко, чтобы всем пора было собираться.
Конвой остановился, все вышли и надели бронежилеты. Это был великолепный день — в высокие 50, ясный с ярким солнцем. Но вблизи нулевой отметки даже хорошая погода ощущается как риск: ясное небо облегчает полеты российских самолетов и дронов.
Но, по крайней мере, в течение следующих нескольких часов риск все еще оставался низким. После 20-минутного натыкания мимо разбросанных ферм (и как минимум одной замаскированной ракетной батареи) колонна въехала в деревню Правдыно, небольшую деревушку, сотрясаемую боями и оккупированную русскими войсками. Грузовики потратили более часа, разгружая огромные пакеты с едой, поддоны с водой и связки одеял и пуховых одеял для толпы жителей деревни, многие из которых приехали на машине или на велосипеде из близлежащих поселений. Получателями были в основном пенсионеры, но пришла и небольшая стайка детей, подбежавших, чтобы обнять Юлю. Она нырнула обратно в фургон и вышла со стопкой глянцевых книжек-раскрасок. Она казалась настолько знакомой с детьми, что я спросил, сколько раз она делала этот забег, ожидая двузначного числа.
Она сказала, что это был второй раз, когда она была там.
«Это самый малозащищенный регион в Украине, — говорит Юлия. «Зимой просто прийти сюда и посмотреть им в глаза, сказать: «Я тебя помню, во всем мире есть люди, которые думают о тебе» — это важно. Это поднимает им настроение. Это даже важнее, чем еда и вода [мы приносим]».
Однако есть одна жительница, которую она хорошо знает: 70-летняя Аля Иванова, которая приезжает на древнем советском велосипеде, чтобы захватить коробку с едой и несколько одеял. Аля — городская медсестра, заведующая полуразрушенной медицинской клиникой, работающей на пожертвованном генераторе и остро нуждающейся в расходных материалах. Год назад, по ее словам, ее сын умер в возрасте 40 лет. Как и многие родители, которые переживают своих детей, она сказала, что провела время, задаваясь вопросом, почему ее не забрали вместо этого.
Но она представила, что он скажет: «Это потому, что ты нужен людям».
«Я хотела жить и помогать все большему и большему количеству людей, — говорит Аля. Она восприняла это решение серьезно: в первые дни войны и оккупации, когда город подвергался сильным артиллерийским обстрелам, она размахивала белым лоскутом ткани над головой, когда объезжала город на велосипеде, настаивая на том, чтобы русские солдаты были в безопасности. разрешено видеть каждого пациента. Она проработала в деревне 50 лет.
Мы немного поболтали, пока Аля не извинилась, чтобы пойти проверить кое-что еще. Она вернулась через 10 минут с бананом, все еще слегка зеленым наверху и явно свежим из аптечки. Она настояла, чтобы я взял его; отказаться было невозможно. Любой, кто готов ехать на велосипеде через перестрелку, не тот, с кем вы спорите.
Мы вышли из Правды в гораздо меньшей колонне. Олег и Слава, водитель грузовика, хлопнули по рукам. Половина команды погрузилась в грузовики и другие фургоны.
Фургон Олега — с Юлей, Алексом и мной — вел еще одну машину до конца пути, ближе к нулевой линии, туда, где лучше ехать налегке.
На блокпосту за Белозеркой военные говорят нам, что журналистов ближе к нулевой линии не подпускают. Охранники дружелюбны, но дым на горизонте ясно показывает, почему они колеблются. Но ценность того, что приносит New Dawn, по-видимому, перевешивает риск того, что за нами последуют два журналиста, и в конечном итоге нас пропустят. Фургон едет по изрытым рытвинами и воронками дорогам к самой Белозерке, которая является самой большой из обширного сообщества деревень, опустошенных боевыми действиями вдоль реки. Подойдя, мы понимаем, что столб дыма идет откуда-то из широкой дельты реки между украинской и российской сторонами или, возможно, с другого берега. Сама дельта — ничейная земля — место ожесточенных боев с применением стрелкового оружия за контроль над болотистыми островами между ними, сражений, которые часто разыгрываются в темноте, и их единственным свидетельством являются грохот и стук, которые слышат гражданские на берегу.
Но эти сражения могут перекинуться в любой момент. Когда мы приезжаем в Белозерку, Марина, заместитель мэра поселка Большая Белозерка, говорит, что село было обстреляно около 7:30 утра. Незадолго до нашего прибытия его обстреляли два реактивных истребителя — вероятно, украинских, но жители села не могут сказать. Марина говорит, что в самой Белозерке осталось всего 42 двора, и еще несколько десятков в окрестных селах. Олег и другие мальчики в спешке выгружают продуктовых наборов на полфургона, а Марина ведет подсчет получателей в блокноте. Тем временем Джулия снимает видео для спонсоров New Dawn, показывая им прямое влияние их помощи. Остановка занимает чуть более пяти минут, но вскоре мы снова тронулись в путь, так как Марина и мэр загружаются в машину, чтобы отвезти нас в другие населенные пункты.
Местные жители получают гуманитарную помощь от команды «Новая заря» в Беложерке, Херсонская область, Украина, 8 марта 2023 года. Алекс Макбрайд для Rolling Stone Следующее село, Днепровское, находится так близко к берегу Днепра, что нам приходится держать фургоны в центре города, в паре дорог от реки.
Мне любопытно, в такой маленькой деревне, как много значит доступ к этой воде, поэтому я спрашиваю Марину, могут ли жители сходить на берег и ловить рыбу. Она тут же отрицательно качает головой.
«Если пойти на пляж, то можно увидеть бегающих вокруг орков, — говорит Марина. Она имеет в виду русских — видимых невооруженным глазом иногда на островах и противоположном берегу. Больше нет рыбалки; военные перекрыли дорогу, ближайшую к реке. «Это нулевая линия», — говорит Марина, добавляя, что военные говорят им держаться подальше от этих улиц, опасаясь снайперов. Она не выглядит обеспокоенной, но мы с гуманитарными работниками не можем не смотреть на небо. Ясное небо — идеальная погода для дронов. Ощущение незащищенности сильное — в окрестностях работает украинская артиллерия, посылая спорадические удары по селу, от которых, кажется, никто, кроме меня, не вздрагивает.
Тем не менее, ясно, что команда New Dawn обращает на это внимание. На следующей остановке мы сворачиваем за угол, и Марина жестом предлагает нам остановиться перед зданием, которое оказывается деревенской винодельней.
Олег недоволен — спот имеет прямой вид на реку, а фургоны — идеальная мишень. Мы идем на компромисс, смещаясь примерно на 50 метров вниз по дороге, где некоторые изрытые в оспинах здания обеспечивают некоторое укрытие. В этом городе осталось всего восемь домовладений, объясняет Марина, живущих в семи оставшихся домах села. До войны их было сотни. Раньше винодельня отправляла свою продукцию во Францию и континентальную Европу. За день до нашего приезда русские поразили его ракетой. Акры виноградников позади него обнажены. — Орки все лето получали бесплатный виноград, — бормочет Джулия, когда мы проходим мимо.
Следующая остановка намного спокойнее. Деревня в этом районе, как ни странно, почти не тронута. Здесь есть несколько детей, ожидающих вместе со своими родителями у детской площадки, окруженной автомобильными шинами, раскрашенными в яркие цвета.
Фургоны начинают опустошаться, пакеты с едой расходятся упорядоченно. В последней деревне, которую мы посетили, фургоны въезжают на узкую улицу, защищенную с обеих сторон. Мы далеко от реки, но все еще в пределах досягаемости. Когда разносятся последние пакеты помощи, одна из женщин приглашает нас в свой дом на кофе. New Dawn по-прежнему старается уложиться в свои пятиминутки, но опять же — от таких предложений просто так не откажешься.
Пока остальные члены команды потягивают свои чашки, мы с Юлей болтаем с Любовью Степановой, которая, улыбаясь, суетится к фургону, чтобы взять свой пакет с едой. Ей 69 лет, и у нее широкая улыбка, почти полностью заполненная золотыми зубами. Любовь и Юля смеются и шутят; Джулия передает ей мою светскую беседу и любезности. Везде, где мы были, чувствуется ощутимая радость от новых лиц — мы с Алексом попадаем на несколько фотографий с крошечными бабушками в половину нашего роста. В каком-то смысле извращенно продолжать спрашивать этих людей о войне, просить их пережить худшие времена их жизни и напомнить им об опасности, с которой они все еще сталкиваются.
Но часто мне не нужно спрашивать. Эти воспоминания всегда рядом. В середине светской беседы Любовь просто начинает нам рассказывать — поток слов и воспоминаний, которые Юля с трудом переводит.
«Это было ужасное зрелище», «Всех убивали», «Осенью обстрелы были очень сильные, стреляли в нас, окна, крыши, все взорвали», «Каждый день проклинаем Путина!» Любовь, которая секунды назад смеялась и ухмылялась, теперь плачет. Я не задаю вопросов, я ничего не говорю, просто пишу так быстро, как только могу, чтобы она почувствовала, что ее услышали. «Раньше я выглядела лучше, чем сейчас, — говорит она. «Война сильно пошатнула мое здоровье». Теперь самое страшное — это самолеты. Любовь рассказывает о начале войны, когда деревню бомбили и ее бросили на землю, «моя жизнь была спасена», — говорит она. «Теперь каждый раз, когда я слышу шум [обстрелов или самолетов], психологически это очень тяжело». Инстинкт берет верх. Когда сегодня утром пролетели самолеты, она снова бросилась на землю, хотя бомбы не упали.
В тренде
Я хотел бы думать, что обмен этим опытом с посторонним является катарсисом. Может быть, как говорит Джулия, есть некоторое утешение в том, чтобы люди, проведшие год в аду, знали, что они не забыты внешним миром. Но солнце садится, и «Новой заре» и ее западным журналистам приходится уходить. Любовь должна остаться. Мой блокнот этого не меняет. Пакет с едой для Джулии продержит ее и других, подобных ей, в течение нескольких дней, но так далеко в сельской местности никогда нельзя быть уверенным, когда придет следующая партия. Я надеюсь, что Любовь будет там, когда это произойдет, на ногах, без самолетов и снарядов в небе.
Некоммерческая организация «Нулевая линия» жителя Аспен продолжает оказывать критически важную помощь Украине | Новости
Более чем через год после того, как Россия начала свои нападения на Украину, местные организации продолжают делать все возможное, чтобы оказывать помощь и помощь украинским солдатам и беженцам, в том числе группы, сформированные в Долине Ревущих Вилок, такие как Аспен- основал некоммерческую организацию Zero Line.
Исаак Фланаган, проживший три года в Аспене, и двое его коллег, выпускники Массачусетского технологического института Ян Миллер и Эван Платт, вскоре после начала войны стали соучредителями Zero Line, собирая деньги для удовлетворения потребностей пострадавших на передовой. С мая прошлого года группа собрала около полумиллиона долларов и пожертвовала 5,9 долларов.По словам Фланагана, товаров на миллион долларов, включая медикаменты, транспортные средства и боевое травмоопасное снаряжение.
В настоящее время группа работает над предоставлением критически важной технологической поддержки и коммуникационного оборудования, такого как дроны. Флэнаган сказал, что цель группы всегда состоит в том, чтобы предоставить все, что отвечает наиболее важным потребностям.
«Большинство гуманитарных организаций сосредоточены на одеялах, еде и пластырях — мы считаем, что эти вещи чрезвычайно важны, но мы также понимаем, что этим занимается множество людей.
Вот почему мы придумали то, что мы называем «системой спроса», — сказал он. «Мы всегда хотим реагировать на самые насущные потребности в то время, и прошлым летом мы резко отошли от этой области медицинских потребностей и начали уделять большое внимание электронике. Дрон — это, по сути, летающая камера, а ценность летающей камеры для обеспечения безопасности рабочих на передовой просто невероятна».
Сотрудничество Zero Line с украинскими программистами способствует улучшению системы цифровой картографии, которая показывает как украинские, так и российские силы. Карта позволит украинским военнослужащим сканировать линию фронта и координировать сложные задачи, ограничивая дружественный огонь и максимально увеличивая свои возможности по освобождению оккупированной территории. По словам Zero Line, он также модернизирует украинские технологии с бумажных карт на цифровую систему.
Эта работа является примером того, как Zero Line всегда стремится вносить свой вклад в удовлетворение самых больших потребностей, сказал Фланаган.
«Мы действительно гордимся теми товарами, которые мы предоставили, но ценность такого модернизма — я просто не думаю, что на него можно поставить ценник, и нам очень повезло, что мы являемся частью это, — сказал он.
В 2022 году «Нулевая линия» награждена медалью и Почетной грамотой Верховной Рады Украины за «значительный личный вклад в укрепление международного авторитета Украины, активную деятельность по оказанию действенной помощи Украине в ее борьбе с военной агрессией Украины». Российская Федерация», согласно языку, указанному в сертификате.
Фланаган сказал, что отчасти причина, по которой Zero Line была отмечена наградой, заключалась в том, что, в отличие от других групп помощи, Zero Line уникально стремится максимизировать человеческое благополучие и минимизировать вред. Даже название организации «Нулевая линия» означает реагирование на самые важные военные действия на передовой.
«Мы называем это «Нулевой линией», потому что одна из вещей, о которых вы говорите во время вооруженного конфликта, это то, что на самом деле есть три линии фронта», — сказал Фланаган.
«Нулевая линия находится дальше всего вперед, и именно туда идут наши вещи».
Zero Line также выделялась среди других гуманитарных организаций Киева. Марк Линдквист, бывший аналитик разведки ВВС США, сказал, что он встречался с Фланаганом, Миллером и Платтом в мае и с тех пор считает важным оставаться с ними и их усилиями, потому что он продолжает учиться у них. Линдквист сказал, что с их мозгами из Массачусетского технологического института — плюс уровнем преданности делу — Zero Line добились такого высокого положения, что они были признаны высшими уровнями украинских вооруженных сил, что является нелегким делом для любого западного человека.
— Я не знаю никого, кто получил бы медаль от парламента, — сказал Линдквист. «Они привнесли в украинскую армию лучшее из того, что Америка делает для разведки, и привнесли это в эту нынешнюю войну».
Линдквист, который работал в Киеве в течение прошлого года, добавил, что, возможно, нет других американцев, работающих с такими высокопоставленными украинскими военными, но он доверяет соучредителям Zero Line, которые сделают это.
«Мы продолжаем работать вместе над любыми проектами. Здесь я знаю, что могу положиться на этих парней», — сказал он.
Флэнаган, который живет в Аспене со дня Благодарения, готовится к очередной поездке в Киев, где он планирует прожить до ноября или столько, сколько потребуется.
«Я думаю, что массовые усилия, подобные нашим, нужны, когда Америка находится в лучшем состоянии — это обычные люди, которые собрались вместе, чтобы помочь людям в самом благородном стремлении из всех — борьбе за свободу», — сказал он. «Когда вы находитесь в положении, когда вы можете помочь, это обязывает вас помогать, и я, конечно, не мог сидеть в стороне».
Тем временем Zero Line ищет добровольцев, которые хотели бы участвовать со своих ноутбуков. Фланаган сказал, что существует множество способов, которыми люди могут добровольно работать удаленно, отдавая все свое свободное время и любые навыки, которые они могут предложить. Задачи варьируются от помощи в закупке расходных материалов у поставщиков до написания и общения.