Тяжелый быт солдат в годы Первой мировой войны (27 фото) » Триникси

В годы Первой мировой войны солдатам приходилось сражаться в очень непростых условиях. Одни армии испытывали проблемы с питанием, другие не могли возводить качественные фортификационные сооружения, потери третьих увеличивались из-за болезней и антисанитарии, а некоторые страдали от всего сразу. Обо всем этом бытовом ужасе нам поведает данный пост.

Противостоявшие русским немцы и австрийцы налаживали фронтовой быт с немецкой основательностью. Например, их бараки в ближнем тылу были оборудованы не «парашами» а специальными уборными.
Были даже переносные туалеты, прообразы современных дачных биотуалетов — этакие ящики с ручками, которые можно было оттащить, например, на середину цветущего луга, как это описано у Ремарка.
Что же касается окопов, то, к примеру, газета «Русское слово» от 20 июля 1916 года приводила такой рассказ одного из фронтовиков:
«Я оглянул взятый окоп и глазам не верю. Неужели мы взяли эти укрепления? Ведь это же не окоп, — это настоящая крепость. Все — железо, бетон. Понятно, что сидя за такими твердынями, австрийцы считали себя в полной безопасности.
Жили в окопах не по-домашнему лишь, а по-семейному. В десятках окопов, по занятии их, мы находили в каждом офицерском отделении много дамских зонтиков, шляп, нарядных модных пальто и накидок. В одном полковом штабе взяли полковника с женою и детьми».

Будущий маршал Василевский так говорил об оборонительных позициях врага: «Были оборудованы гораздо лучше — добротные блиндажи, окопы укреплены матами из хвороста, на некоторых участках укрытия от непогоды. Российские солдаты, к сожалению, таких условий не имели.
От дождя, снега, заморозков они спасались под своей шинелью. В ней и спали, подстелив под себя одну полу и накрывшись другой».
А вот как рассказывал про немецкий быт на фронте сбежавший из плена некий рядовой Василисков: «Бяда, хорошо живут черти. Окопы у них бетонные, как в горницах: чисто, тепло, светло. Пишша — что тебе в ресторантах. У каждого солдата своя миска, две тарелки, серебряная ложка, вилка, нож. Во флягах дорогие вина…»

Впрочем, и австрийское, и немецкое общество оставалось в те годы тоже во многом сословным. Описанные «маленькие радости» окопной жизни, как пишет историк Елена Сенявская, доставались в первую очередь высшим офицерам, потом низшим, потом унтер-офицерам и лишь в самой меньшей степени — солдатам.
Русская разведка, сообщая о плохом снабжении австрийских солдат, подчеркивала: «Офицеры были в изобилии снабжены консервами и даже вином. Когда на привале они начинали пиршествовать, запивая еду шампанским, голодные солдаты приближались к ним и жадно смотрели, когда же кто-нибудь из них просил дать хоть кусочек хлеба, офицеры отгоняли их ударами сабель».

А вот для сравнения воспоминание о жизни во французских окопах на Западном фронте, оставленное писателем Анри Барбюсом:
«Обозначаются длинные извилистые рвы, где сгущается осадок ночи. Это окопы. Дно устлано слоем грязи, от которой при каждом движении приходится с хлюпаньем отдирать ноги; вокруг каждого убежища скверно пахнет мочой.
Если наклониться к боковым норам, они тоже смердят, как зловонные рты. Из этих горизонтальных колодцев вылезают тени; движутся чудовищными бесформенными громадами, словно какие-то медведи топчутся и рычат. Это мы».

В результате настоящим бичом Первой мировой стал сыпной тиф, разносимый вшами. Эпидемии тифа нередко косили солдат даже в больших количествах, чем вражеские пули, а потом перекидывались и на гражданское население.
Так было, например, в Сербии в 1915 году и в погрузившейся в разруху после революции 1917 года России. Тифом болели и славившиеся своей чистоплотностью немцы, несмотря на появившиеся в войсках специальные дезинфекционные котлы-вошебойки, где одежду обдавали раскаленным паром.
Многие солдаты отказывались сдавать на обработку свои вещи, опасаясь их порчи, и во время отпусков приносили тиф из окопов домой. К 1919 году до 16% всего населения Германии переболело сыпным тифом.

На фронтах, проходивших по территории теплых стран, страдали от малярии — в 1916 году только на Салоникском фронте потери войск союзников по Антанте от этой болезни составили более 80 000 солдат, большинство из которых пришлось эвакуировать, а часть умерли.
Но помимо этих были и другие «профессиональные» болезни солдат Первой Мировой, хоть и не уносившие сразу в могилу, но крайне мучительные. Например, так называемый «синдром траншейной стопы», описанный медиками именно в 1914-1918 годах.

Для борьбы с сыростью в окопах англичане и французы на Западном фронте и немцы, на всех фронтах, активно использовали насосы, откачивавшие воду (правда, до тех пор, пока осколки или пули не выводил их из строя).
Но у русских такой сложной по тем временам техники (как и протянутых на фронт водопроводов с чистой водой вместо пропитанной испражнениями и трупным ядом) было мало.

Еще одна «спутница» солдатского быта — так называемая «Волынская» или «Окопная лихорадка», впервые описанная в окопах на Волыни в 1915 году, но мучившая солдат и на Западном фронте (в частности, этой болезнью переболел автор «Властелина колец» Джон Толкиен).
Как и тиф, окопную лихорадку разносили вши. И хотя солдаты от нее не умирали, но мучились до двух месяцев от тяжелых болей по всему телу, включая глазные яблоки.

Как пишет историк Михаил Кожемякин, «качество французского военного питания на разных этапах Первой мировой значительно различалось.
В 1914 — начале 1915 года оно явно не соответствовало современным стандартам, но потом французские интенданты догнали и даже перегнали иностранных коллег. Наверное, ни один солдат в годы Великой войны — даже американский — не питался так хорошо, как французский.
Главную роль тут сыграли давние традиции французской демократии. Именно из-за нее, как ни парадоксально, Франция вступила в войну с армией, не имевшей централизованных кухонь: считалось, что нехорошо заставлять тысячи солдат есть одно и тоже, навязывать им военного повара.
Потому каждому взводу раздавали свои комплекты кухонной утвари — говорили, что солдаты больше любят есть, то, что сами себе приготовят из набора продуктов и посылок из дома (в них были и сыры, и колбасы, и консервированные сардины, фрукты, джем, сладости, печенье). А каждый солдат — сам себе и повар.

Паек французских солдат с 1915 года был трех категорий: обычный, усиленный (во время боев) и сухой (в экстремальных ситуациях).
Обычный состоял из 750 граммов хлеба (или 650 граммов сухарей-галет), 400 граммов свежей говядины или свинины (или 300 граммов мясных консервов, 210 граммов солонины, копченого мяса), 30 граммов жира или сала, 50 граммов сухого концентрата для супа, 60 граммов риса или сушеных овощей (обычно фасоли, гороха, чечевицы, «сублимата» картофеля или свеклы), 24 граммов соли, 34 граммов сахара. Усиленный предусматривал «прибавку» еще 50 граммов свежего мяса, 40 граммов риса, 16 граммов сахара, 12 граммов кофе.

Все это, в целом, напоминало русский паек, отличия состояли в кофе вместо чая (24 граммов в день) и спиртных напитках. В России получарка (чуть более 70 граммов) спиртного солдатам до войны полагалась только по праздникам (10 раз в год), а с началом войны был и вовсе введен сухой закон.
Солдат французский тем временем выпивал от души: вначале ему полагалось 250 граммов вина в день, к 1915 году — уже пол-литровая бутылка (или литр пива, сидра).
К середине войны норма спиртного была увеличена еще в полтора раза — до 750 граммов вина, чтобы солдат излучал оптимизм и бесстрашие настолько, насколько это возможно. Желающим также не возбранялось и прикупать вино на свои деньги, из-за чего в окопах к вечеру встречались солдаты, не вяжущие лыка.
Также в ежедневный паек французского воина входил табак (15-20 граммов), в то время, как в России на табак для солдат собирали пожертвования благотворители.

На фоне торжества французской военной гастрономии и даже русского, простого, но сытного общепит, а немецкий солдат питался более уныло и скудно.
Воюющая на два фронта сравнительно небольшая Германия в затяжной войне была обречена на недоедание. Не спасали ни закупки продовольствия в соседних нейтральных странах, ни ограбление захваченных территорий, ни государственная монополия на закупки зерна.
Широкое распространение получили суррогаты: брюква заменяла картофель, маргарин — масло, сахарин — сахар, а зерна ячменя или ржи — кофе. Немцы, кому довелось сравнить голод в 1945 году с голодом 1917 года, потом вспоминали, что в Первую мировую было тяжелее, чем в дни крушения Третьего Рейха.

Скудно питались и британские солдаты, которым приходилось везти продовольствие по морю (а там орудовали немецкие подводные лодки) или закупать провиант на месте, в тех странах, где шли военные действия (а там его не любили продавать даже союзникам — самим едва хватало).
В общей сложности за годы войны англичане сумели переправить своим частям, сражающимся во Франции и Бельгии, более 3,2 млн тонн продовольствия, чего, несмотря на поражающую воображение цифру, было недостаточно.


Как и немцы, британцы тоже начали использовать при выпечке хлеба добавки из брюквы и репы — муки недоставало. В качестве мяса нередко использовалась конина (убитые на поле боя лошади), а хваленый английский чай все чаще напоминал «вкус овощей».
Правда, чтобы солдаты не болели, англичане додумались баловать их каждодневной порцией сока из лимона или лайма, а в гороховый суп добавлять растущую вблизи фронта крапиву и другие полусъедобные сорняки. Также британскому солдату полагалось выдавать по пачке сигарет или унции табака в день.

Британец Гарри Патч — последний ветеран Первой мировой, умерший в 2009 году в возрасте 111 лет, так вспоминал тяготы окопной жизни:
«Однажды нас побаловали сливовым и яблочным повидлом к чаю, но галеты к нему были «собачьи». Печенье было так тяжело на вкус, что мы выкинули его.
И тут неизвестно откуда прибежали две собаки, чьих владельцев убили снаряды, начали грызться за наше печенье. Они сражались не на жизнь, а на смерть.
Я подумал про себя: «Ну, я не знаю… Вот двое животных, они сражаются за свою жизнь. А мы, две высоко цивилизованные нации. За что мы боремся здесь?»

Развитию стресса у русских солдат способствовала и невозможность снять его традиционным методом — с началом войны в стране был введен «сухой закон» (примечательно, что в германской и французских армиях алкоголь солдатам на фронте выделяли весьма щедро).
Поэтому при первой возможности добыть спиртное военные устраивали настоящие оргии. Публицист и психиатр Лев Войтоловский, заведовавший во время войны военно-полевым госпиталем, описывает душераздирающую картину, увиденную им в дни «Великого отступления» летом 1915 года в Полесье:
«Варынки, Васюки, Гарасюки… В воздухе пахнет сивушным маслом и спиртом. Кругом винокуренные заводы. Миллионами ведер водку выпускают в пруды и канавы.
Солдаты черпают из канав эту грязную жижу и фильтруют ее на масках противогазов. Или, припав к грязной луже, пьют до озверения, до смерти…
Во многих местах достаточно сделать ямку, копнуть каблуком в песке, чтобы она наполнилась спиртом. Пьяные полки и дивизии превращаются в банды мародеров и на всем пути устраивают грабежи и погромы. Пьянствуют все — от солдата до штабного генерала. Офицерам спирт отпускают целыми ведрами».

Прекрасно зная проблемы русских, немцы нередко устраивали провокации — известны случаи, когда они подбрасывали к русским позициям бутылки с отравленным спиртным и «дешево, надежно и практично» вымаривали целые роты.

Другим известным с древности способом «снятия стресса» на войне был секс. Но если предусмотрительные немцы подтягивали к фронту специальные передвижные бордели с проститутками — так называемые «Дома радости», то русским и тут было сложнее.
Немудрено, что резко возросло и количество венерических заболеваний. Количество переболевших «срамными» болезнями в годы войны в России оценивают в 3,6 миллиона мужчин и 2,1 миллиона женщин.









Отсюда

trinixy.ru

Найдите в интернете фотографии показывающие фронтовой быт…


ОДЕЖДА. Нижнее белье (кальсоны и рубаху) меняли раз в месяц, а портянки не меняли вообще — о них каждый должен был заботиться сам. На зиму выдавали шинель из английского сукна и телогрейку. Еще зимой носили толстое белье. Каску я за всю войну ни разу не надевал — тяжелая она у нас была, неудобная и голову плохо защищала.

ОБУВЬ. В нашем саперном батальоне сапоги были только у офицеров и некоторых сержантов, да и то кирзовые. Кожаные носили лишь комбат и его заместитель. Все остальные ходили в ботинках с обмотками — точно как товарищ Сухов. Валенки выдавали по желанию, а так и зимой ходили в ботинках.

А вот у немцев сапоги были отменные — крепкие, из настоящей кожи, на пятке — подковы, на подошве — 33 гвоздя чтоб сносу не было. Довелось мне и их поносить: 10 мая 1945 стою на дороге, попутку ловлю. Останавливается бронетранспортер на полугусеничном ходу — немецкий, с крестами! Сидят в нем их солдаты, правда, без оружия. Что было делать — сел. А они на меня все волками смотрят. Того и гляди голыми руками придушат. Правда, у меня автомат ППШ , но все-таки… Так я чтобы обстановачку разрядить предложил жестами одному немцу поменять его сапоги на мои американские ботинки. Согласился…

ОРУЖИЕ. В продолжение той же истории: вся пикантность ситуации заключалась в том, что автомат у меня был без единого патрона. Тогда я был вооружен знаменитым пистолетом-пулеметом системы Шпагина, но не с диском, а с плоским «рожком» вроде как у «калашникова». В то утро я, содясь в машину, зацепился магазином за борт грузовика. Все патроны и крышка магазина вместе с пружиной, которая подает патроны в ствол, высыпались в дорожную пыль. А собирать времени не было. Так что держать свое оружие перед вчерашним противником мне приходилось крайне осторожно, чтоб не заметили…

Всем хорош был ППШ, гораздо лучше немецкого «шмайссера», тяжел только очень — 6,5 кило. У меня до сих пор правое плечо, на котором носил автомат, несколько ниже левого.

ЕДА И ПР. Кормили на войне плохо. Суп-баланда из крупы или пшеничного концентрата, кукурузная каша, когда воевали в Крыму и на Украине. Знаменитую американскую тушенку давали, но по банке на троих в сутки. Пили на войне «чай» — мутную жидкость без вкуса и с запахом ошпаренного веника. Хорошо, если горячий и с американским сахаром. Девять раз в месяц выдавали «наркомовские 100 грамм», да и то только при наступлении. Под конец войны и вовсе давать перестали.

Газет на фронт не привозили, так что для своих нужд пользоваться приходилось в основном травой, а если зимой — то снегом. Когда пехота встает в оборону, первым делом роют траншею вдоль линии фронта, а от нее — ходы сообщения назад. Вот в них-то и делали нужники. А если днем на «нейтралке» лежать приходилось, то куда деться — под себя делали. Там ни головы, ни задницы не поднимешь…

БОЛЕЗНИ. За все годы войны болел всего 2 раза. Один раз дизентерией, да и то не от фронтовой еды, а от какой-то отравы, купленной на рынке. Пришел военфельдшер, дал каких-то таблеток и, как ни странно, за 2 дня я встал на ноги. В другой раз, уже во время освобождения Крыма, у меня от плохого питания начасась куриная слепота — в темноте вижу только периферийным зрением, а по центру глаз как будто пятаки положили. Так вот, комбат наш меня в хозроту подкормиться отправил. Там как раз корову забили, а поскольку с болезнью этой на фронте сталкивались не впервые, то знали, что лечить ее надо коровьей печенкой. Но перед этим комбат и ротный меня по-своему «обследовали»: издалека подозвали (а дело в темноте было), я побежал, и — бух — в траншею. А будь я зрячим, я б ее, конечно, заметил и перепрыгнул. Такая вот диагностика…

Так что все болезни на войне были от недостаточного питания. Из-за нехватки витаминов бывали еще чирьи по всему телу. За ногами все солдаты следили, поэтому потертости почти не встречались. И правда, что ты за пехотинец с кровавыми мозолями?

В отличие от распространенного мнения об окопной жизни, ни одной вши или гниды я за войну не видел. Белье, даже если не было бани (а на передовой ее никогда не было, только когда в тыл отходили) меняли регулярно. Не знаю, как на Севере и под Сталинградом, а у нас руки-ноги отмораживали редко. Когда ходишь под смертью, все хвори куде-то деваются. Да и закаленные мы были — по несколько лет на воздухе, в снег и жару. Ты бы может и рад заболеть, да… не получается.

dvoechka.com

Найдите в интернете фотографии показывающие фронтовой быт… -reshimne.ru


ОДЕЖДА. Нижнее белье (кальсоны и рубаху) меняли раз в месяц, а портянки не меняли вообще — о них каждый должен был заботиться сам. На зиму выдавали шинель из английского сукна и телогрейку. Еще зимой носили толстое белье. Каску я за всю войну ни разу не надевал — тяжелая она у нас была, неудобная и голову плохо защищала.

ОБУВЬ. В нашем саперном батальоне сапоги были только у офицеров и некоторых сержантов, да и то кирзовые. Кожаные носили лишь комбат и его заместитель. Все остальные ходили в ботинках с обмотками — точно как товарищ Сухов. Валенки выдавали по желанию, а так и зимой ходили в ботинках.

А вот у немцев сапоги были отменные — крепкие, из настоящей кожи, на пятке — подковы, на подошве — 33 гвоздя чтоб сносу не было. Довелось мне и их поносить: 10 мая 1945 стою на дороге, попутку ловлю. Останавливается бронетранспортер на полугусеничном ходу — немецкий, с крестами! Сидят в нем их солдаты, правда, без оружия. Что было делать — сел. А они на меня все волками смотрят. Того и гляди голыми руками придушат. Правда, у меня автомат ППШ , но все-таки… Так я чтобы обстановачку разрядить предложил жестами одному немцу поменять его сапоги на мои американские ботинки. Согласился…

ОРУЖИЕ. В продолжение той же истории: вся пикантность ситуации заключалась в том, что автомат у меня был без единого патрона. Тогда я был вооружен знаменитым пистолетом-пулеметом системы Шпагина, но не с диском, а с плоским «рожком» вроде как у «калашникова». В то утро я, содясь в машину, зацепился магазином за борт грузовика. Все патроны и крышка магазина вместе с пружиной, которая подает патроны в ствол, высыпались в дорожную пыль. А собирать времени не было. Так что держать свое оружие перед вчерашним противником мне приходилось крайне осторожно, чтоб не заметили…

Всем хорош был ППШ, гораздо лучше немецкого «шмайссера», тяжел только очень — 6,5 кило. У меня до сих пор правое плечо, на котором носил автомат, несколько ниже левого.

ЕДА И ПР. Кормили на войне плохо. Суп-баланда из крупы или пшеничного концентрата, кукурузная каша, когда воевали в Крыму и на Украине. Знаменитую американскую тушенку давали, но по банке на троих в сутки. Пили на войне «чай» — мутную жидкость без вкуса и с запахом ошпаренного веника. Хорошо, если горячий и с американским сахаром. Девять раз в месяц выдавали «наркомовские 100 грамм», да и то только при наступлении. Под конец войны и вовсе давать перестали.

Газет на фронт не привозили, так что для своих нужд пользоваться приходилось в основном травой, а если зимой — то снегом. Когда пехота встает в оборону, первым делом роют траншею вдоль линии фронта, а от нее — ходы сообщения назад. Вот в них-то и делали нужники. А если днем на «нейтралке» лежать приходилось, то куда деться — под себя делали. Там ни головы, ни задницы не поднимешь…

БОЛЕЗНИ. За все годы войны болел всего 2 раза. Один раз дизентерией, да и то не от фронтовой еды, а от какой-то отравы, купленной на рынке. Пришел военфельдшер, дал каких-то таблеток и, как ни странно, за 2 дня я встал на ноги. В другой раз, уже во время освобождения Крыма, у меня от плохого питания начасась куриная слепота — в темноте вижу только периферийным зрением, а по центру глаз как будто пятаки положили. Так вот, комбат наш меня в хозроту подкормиться отправил. Там как раз корову забили, а поскольку с болезнью этой на фронте сталкивались не впервые, то знали, что лечить ее надо коровьей печенкой. Но перед этим комбат и ротный меня по-своему «обследовали»: издалека подозвали (а дело в темноте было), я побежал, и — бух — в траншею. А будь я зрячим, я б ее, конечно, заметил и перепрыгнул. Такая вот диагностика…

Так что все болезни на войне были от недостаточного питания. Из-за нехватки витаминов бывали еще чирьи по всему телу. За ногами все солдаты следили, поэтому потертости почти не встречались. И правда, что ты за пехотинец с кровавыми мозолями?

В отличие от распространенного мнения об окопной жизни, ни одной вши или гниды я за войну не видел. Белье, даже если не было бани (а на передовой ее никогда не было, только когда в тыл отходили) меняли регулярно. Не знаю, как на Севере и под Сталинградом, а у нас руки-ноги отмораживали редко. Когда ходишь под смертью, все хвори куде-то деваются. Да и закаленные мы были — по несколько лет на воздухе, в снег и жару. Ты бы может и рад заболеть, да… не получается.

reshimne.ru

Окопный быт и юмор Первой Мировой

Большинство солдат на Западном и Восточном фронтах ненавидели каждую минуту мучений, вызванных столкновением великих держав. К концу 1914 года расчеты сторон на быстрое завершение борьбы совершенно не оправдались: для решающего удара сил не хватило ни у Германии и Австро-Венгрии, ни у Антанты. Первая мировая стала первой по-настоящему индустриализированной войной, и противники начали игру на истощение экономик. Армии зарылись в землю — десятки тысяч километров окопов протянулись по Европе, солдаты искали способы согреться, подкормиться, а в минуты тишины и отдыха развлечься.

В землянке. (wikipedia.org)

Вилла. (wikipedia.org)

Многие моменты окопной жизни и развлечений запечатлены воинами. Особенно ярко стремились отвлечься от войны немцы, украшавшие свой быт гораздо больше французов, англичан, бельгийцев и русских. Они окапывались глубже, пытались создать хорошие санитарные условия (строили специальные места для отправления естественных нужд), устраивали импровизированные кухни и пивные, военторги, парикмахерские и игорные клубы в блиндажах, а индивидуальные окопы именовали «квартирами». Лейтенант Адольф Шпеманн восхищался полками, световыми окнами и нишами, которые его солдаты устраивали в таких «домах». Блиндажам давались названия, аккуратно написанные на табличках у входа, например, Villa Sorgenfrei — Безмятежная вилла, или Palais des Obus — Дворец снарядов. Сбежавший из немецкого плена некий рядовой Василисков говорил о немцах: «…, хорошо живут черти. Окопы у них бетонные, как в горницах: чисто, тепло, светло. Пишша — что тебе в ресторантах. У каждого солдата своя миска, две тарелки, серебряная ложка, вилка, нож. Во флягах дорогие вина…». Иногда удавалось устраиваться и так — с относительным комфортом.

Кухня. (wikipedia.org)

Немцы. Встреча Рождества, 1915. (wikipedia.org)

Знаменитый прапорщик-артиллерист Федор Степун описывал русские окопы: «Вдоль той дороги, по которой мы двигались, были расположены небольшие пехотные окопы, оказалось, что это прикрытие нашей артиллерии. Что-то нас задержало и мы остановились; я долго беседовал с солдатами. Каждый из них живет в небольшой яме. Яма сверху наполовину прикрыта досками, внутри каждой ямы сложена из трех-четырех кирпичей печь. Была ночь; в каждой яме, в каждой печи горел огонь, и странно — мною этот огонь определенно ощущался, как огонь родного очага, и эта яма, как дом и твердыня, как кров и уют».

Французы. (wikipedia.org)

Охота на крыс. (wikipedia.org)

Главными заботами солдат, помимо выживания, были поиски еды и напитков (разумеется, речь идет не о минеральных водах и фруктовых соках), тепла и сна. Прапорщик Исаев писал жене 17 сентября 1915 года с Кавказского фронта: «…Я пришел к выводу, что главное на войне — желудок. Помыслы всех направлены всегда на то, чтобы как можно плотнее набить его». Конечно, обеспечение было хорошим далеко не всегда и не везде — в условиях войны интендантские службы всех армий работали с переменным успехом. Солдаты компенсировали это находчивостью, у гражданского населения покупали и воровали мясо и кур, которых содержали прямо в окопах. Нередко делалось это с немалым риском. Француз Луи Бартас описывал, как в какой-то период каждую ночь один из его товарищей, нарушая дисциплину, под угрозой трибунала выбирался в Бетюн, где покупал для себя и сослуживцев продукты, чтобы вернуться под утро с немалыми запасами съестного.

Порой, особенно в период праздников, прибегали в решении повседневных задач даже к общению с противником (эта часть военной жизни интересно показана в фильме Кристиана Карьона о братаниях на Западном фронте — «Счастливого Рождества», 2005 г.). Вестфалец Франц Тёнс рассказывал в письме домой осенью 1914 г.: «Фельдфебели, немцы и французы с обеих сторон общаются, обмениваются коньяком и сигаретами». Тёнс упомянул, что некоторые офицеры даже настолько подружились, что предупредили друг друга, когда командование приказало готовить наступление. То же происходило и на Восточном фронте. Прапорщик Бакулин писал в дневнике 2 ноября 1915 г.: «Окопы так близко сходятся, что между нашими и германцами начались знакомства и даже меновая торговля: наши дают хлеб, а германцы — коньяк; хлеб ценится германцами высоко, что указывает, что его у них нет, и даже это германцы подтверждают сами…».

Лечение алкоголизма по новейшему способу лошадиными дозами. (wikipedia.org)

Разнообразием отличались способы развеять скуку (когда бои прекращались): игра в карты, чтение, охота на вшей и крыс, выпивка и художественное творчество. Солдатский юмор, запечатленный на фотографиях, касается этих тем, праздников и необычных для прежней жизни вещей — особенно комичными и примечательными солдаты всех армий посчитали противогазы. Фотографии веселящихся воинов — редкие, но крайне любопытные и жизнеутверждающие моменты Великой войны.

Противогазы. (wikipedia.org)

При параде. (wikipedia.org)

Игра в карты. (wikipedia.org)

Разведчик Алексеев и его скульптура. Август 1917. (wikipedia.org)

Надпись слева сверху: «Каннибалы», внизу справа: «Свиной гуляш». (wikipedia.org)

Американцы взяли немецкие позиции. (wikipedia.org)

Бойцы. (wikipedia.org)

«Алло! Кто там? Телефонные войска». 1915. (wikipedia.org)

Солдат. (wikipedia.org)

diletant.media

Окопный быт разных армий. Первая мировая. ( 27 фото )

Из статей Сергея Петрунина.

        Противостоявшие русским немцы и австрийцы налаживали фронтовой быт с немецкой основательностью. Например, их бараки в ближнем тылу были оборудованы не «парашами» а специальными уборными.
      Были даже переносные туалеты, прообразы современных дачных биотуалетов — этакие ящики с ручками, которые можно было оттащить, например, на середину цветущего луга, как это описано у Ремарка.
Что же касается окопов, то, к примеру, газета «Русское слово» от 20 июля 1916 года приводила такой рассказ одного из фронтовиков:
      «Я оглянул взятый окоп и глазам не верю. Неужели мы взяли эти укрепления? Ведь это же не окоп, — это настоящая крепость. Все — железо, бетон. Понятно, что сидя за такими твердынями, австрийцы считали себя в полной безопасности.
       Жили в окопах не по-домашнему лишь, а по-семейному. В десятках окопов, по занятии их, мы находили в каждом офицерском отделении много дамских зонтиков, шляп, нарядных модных пальто и накидок. В одном полковом штабе взяли полковника с женою и детьми».


      Будущий маршал Василевский так говорил об оборонительных позициях врага: «Были оборудованы гораздо лучше — добротные блиндажи, окопы укреплены матами из хвороста, на некоторых участках укрытия от непогоды. Российские солдаты, к сожалению, таких условий не имели.
     От дождя, снега, заморозков они спасались под своей шинелью. В ней и спали, подстелив под себя одну полу и накрывшись другой».
     А вот как рассказывал про немецкий быт на фронте сбежавший из плена некий рядовой Василисков: «Бяда, хорошо живут черти. Окопы у них бетонные, как в горницах: чисто, тепло, светло. Пишша — что тебе в ресторантах. У каждого солдата своя миска, две тарелки, серебряная ложка, вилка, нож. Во флягах дорогие вина…»

          Впрочем, и австрийское, и немецкое общество оставалось в те годы тоже во многом сословным. Описанные «маленькие радости» окопной жизни, как пишет историк Елена Сенявская, доставались в первую очередь высшим офицерам, потом низшим, потом унтер-офицерам и лишь в самой меньшей степени — солдатам.
          Русская разведка, сообщая о плохом снабжении австрийских солдат, подчеркивала: «Офицеры были в изобилии снабжены консервами и даже вином. Когда на привале они начинали пиршествовать, запивая еду шампанским, голодные солдаты приближались к ним и жадно смотрели, когда же кто-нибудь из них просил дать хоть кусочек хлеба, офицеры отгоняли их ударами сабель».

         А вот для сравнения воспоминание о жизни во французских окопах на Западном фронте, оставленное писателем Анри Барбюсом:
       «Обозначаются длинные извилистые рвы, где сгущается осадок ночи. Это окопы. Дно устлано слоем грязи, от которой при каждом движении приходится с хлюпаньем отдирать ноги; вокруг каждого убежища скверно пахнет мочой.
       Если наклониться к боковым норам, они тоже смердят, как зловонные рты. Из этих горизонтальных колодцев вылезают тени; движутся чудовищными бесформенными громадами, словно какие-то медведи топчутся и рычат. Это мы».

           В результате настоящим бичом Первой мировой стал сыпной тиф, разносимый вшами. Эпидемии тифа нередко косили солдат даже в больших количествах, чем вражеские пули, а потом перекидывались и на гражданское население.
        Так было, например, в Сербии в 1915 году и в погрузившейся в разруху после революции 1917 года России. Тифом болели и славившиеся своей чистоплотностью немцы, несмотря на появившиеся в войсках специальные дезинфекционные котлы-вошебойки, где одежду обдавали раскаленным паром.
         Многие солдаты отказывались сдавать на обработку свои вещи, опасаясь их порчи, и во время отпусков приносили тиф из окопов домой. К 1919 году до 16% всего населения Германии переболело сыпным тифом.

          На фронтах, проходивших по территории теплых стран, страдали от малярии — в 1916 году только на Салоникском фронте потери войск союзников по Антанте от этой болезни составили более 80 000 солдат, большинство из которых пришлось эвакуировать, а часть умерли.
         Но помимо этих были и другие «профессиональные» болезни солдат Первой Мировой, хоть и не уносившие сразу в могилу, но крайне мучительные. Например, так называемый «синдром траншейной стопы», описанный медиками именно в 1914-1918 годах.

        Для борьбы с сыростью в окопах англичане и французы на Западном фронте и немцы, на всех фронтах, активно использовали насосы, откачивавшие воду (правда, до тех пор, пока осколки или пули не выводил их из строя).
        Но у русских такой сложной по тем временам техники (как и протянутых на фронт водопроводов с чистой водой вместо пропитанной испражнениями и трупным ядом) было мало.

        Еще одна «спутница» солдатского быта — так называемая «Волынская» или «Окопная лихорадка», впервые описанная в окопах на Волыни в 1915 году, но мучившая солдат и на Западном фронте (в частности, этой болезнью переболел автор «Властелина колец» Джон Толкиен).
        Как и тиф, окопную лихорадку разносили вши. И хотя солдаты от нее не умирали, но мучились до двух месяцев от тяжелых болей по всему телу, включая глазные яблоки.

         Как пишет историк Михаил Кожемякин, «качество французского военного питания на разных этапах Первой мировой значительно различалось.
       В 1914 — начале 1915 года оно явно не соответствовало современным стандартам, но потом французские интенданты догнали и даже перегнали иностранных коллег. Наверное, ни один солдат в годы Великой войны — даже американский — не питался так хорошо, как французский.
       Главную роль тут сыграли давние традиции французской демократии. Именно из-за нее, как ни парадоксально, Франция вступила в войну с армией, не имевшей централизованных кухонь: считалось, что нехорошо заставлять тысячи солдат есть одно и тоже, навязывать им военного повара.
       Потому каждому взводу раздавали свои комплекты кухонной утвари — говорили, что солдаты больше любят есть, то, что сами себе приготовят из набора продуктов и посылок из дома (в них были и сыры, и колбасы, и консервированные сардины, фрукты, джем, сладости, печенье). А каждый солдат — сам себе и повар.

           Паек французских солдат с 1915 года был трех категорий: обычный, усиленный (во время боев) и сухой (в экстремальных ситуациях).
        Обычный состоял из 750 граммов хлеба (или 650 граммов сухарей-галет), 400 граммов свежей говядины или свинины (или 300 граммов мясных консервов, 210 граммов солонины, копченого мяса), 30 граммов жира или сала, 50 граммов сухого концентрата для супа, 60 граммов риса или сушеных овощей (обычно фасоли, гороха, чечевицы, «сублимата» картофеля или свеклы), 24 граммов соли, 34 граммов сахара. Усиленный предусматривал «прибавку» еще 50 граммов свежего мяса, 40 граммов риса, 16 граммов сахара, 12 граммов кофе.

          Все это, в целом, напоминало русский паек, отличия состояли в кофе вместо чая (24 граммов в день) и спиртных напитках. В России получарка (чуть более 70 граммов) спиртного солдатам до войны полагалась только по праздникам (10 раз в год), а с началом войны был и вовсе введен сухой закон.
       Солдат французский тем временем выпивал от души: вначале ему полагалось 250 граммов вина в день, к 1915 году — уже пол-литровая бутылка (или литр пива, сидра).
       К середине войны норма спиртного была увеличена еще в полтора раза — до 750 граммов вина, чтобы солдат излучал оптимизм и бесстрашие настолько, насколько это возможно. Желающим также не возбранялось и прикупать вино на свои деньги, из-за чего в окопах к вечеру встречались солдаты, не вяжущие лыка.
        Также в ежедневный паек французского воина входил табак (15-20 граммов), в то время, как в России на табак для солдат собирали пожертвования благотворители.

        На фоне торжества французской военной гастрономии и даже русского, простого, но сытного общепит, а немецкий солдат питался более уныло и скудно.
      Воюющая на два фронта сравнительно небольшая Германия в затяжной войне была обречена на недоедание. Не спасали ни закупки продовольствия в соседних нейтральных странах, ни ограбление захваченных территорий, ни государственная монополия на закупки зерна.
      Широкое распространение получили суррогаты: брюква заменяла картофель, маргарин — масло, сахарин — сахар, а зерна ячменя или ржи — кофе. Немцы, кому довелось сравнить голод в 1945 году с голодом 1917 года, потом вспоминали, что в Первую мировую было тяжелее, чем в дни крушения Третьего Рейха.

         Скудно питались и британские солдаты, которым приходилось везти продовольствие по морю (а там орудовали немецкие подводные лодки) или закупать провиант на месте, в тех странах, где шли военные действия (а там его не любили продавать даже союзникам — самим едва хватало).
         В общей сложности за годы войны англичане сумели переправить своим частям, сражающимся во Франции и Бельгии, более 3,2 млн тонн продовольствия, чего, несмотря на поражающую воображение цифру, было недостаточно.


          Как и немцы, британцы тоже начали использовать при выпечке хлеба добавки из брюквы и репы — муки недоставало. В качестве мяса нередко использовалась конина (убитые на поле боя лошади), а хваленый английский чай все чаще напоминал «вкус овощей».
         Правда, чтобы солдаты не болели, англичане додумались баловать их каждодневной порцией сока из лимона или лайма, а в гороховый суп добавлять растущую вблизи фронта крапиву и другие полусъедобные сорняки. Также британскому солдату полагалось выдавать по пачке сигарет или унции табака в день.

        Британец Гарри Патч — последний ветеран Первой мировой, умерший в 2009 году в возрасте 111 лет, так вспоминал тяготы окопной жизни:
      «Однажды нас побаловали сливовым и яблочным повидлом к чаю, но галеты к нему были «собачьи». Печенье было так тяжело на вкус, что мы выкинули его.
      И тут неизвестно откуда прибежали две собаки, чьих владельцев убили снаряды, начали грызться за наше печенье. Они сражались не на жизнь, а на смерть.
        Я подумал про себя: «Ну, я не знаю… Вот двое животных, они сражаются за свою жизнь. А мы, две высоко цивилизованные нации. За что мы боремся здесь?»

         Развитию стресса у русских солдат способствовала и невозможность снять его традиционным методом — с началом войны в стране был введен «сухой закон» (примечательно, что в германской и французских армиях алкоголь солдатам на фронте выделяли весьма щедро).
      Поэтому при первой возможности добыть спиртное военные устраивали настоящие оргии. Публицист и психиатр Лев Войтоловский, заведовавший во время войны военно-полевым госпиталем, описывает душераздирающую картину, увиденную им в дни «Великого отступления» летом 1915 года в Полесье:
      «Варынки, Васюки, Гарасюки… В воздухе пахнет сивушным маслом и спиртом. Кругом винокуренные заводы. Миллионами ведер водку выпускают в пруды и канавы.
       Солдаты черпают из канав эту грязную жижу и фильтруют ее на масках противогазов. Или, припав к грязной луже, пьют до озверения, до смерти…
      Во многих местах достаточно сделать ямку, копнуть каблуком в песке, чтобы она наполнилась спиртом. Пьяные полки и дивизии превращаются в банды мародеров и на всем пути устраивают грабежи и погромы. Пьянствуют все — от солдата до штабного генерала. Офицерам спирт отпускают целыми ведрами».

          Прекрасно зная проблемы русских, немцы нередко устраивали провокации — известны случаи, когда они подбрасывали к русским позициям бутылки с отравленным спиртным и «дешево, надежно и практично» вымаривали целые роты.
        Другим известным с древности способом «снятия стресса» на войне был секс. Но если предусмотрительные немцы подтягивали к фронту специальные передвижные бордели с проститутками — так называемые «Дома радости», то русским и тут было сложнее.
      Немудрено, что резко возросло и количество венерических заболеваний. Количество переболевших «срамными» болезнями в годы войны в России оценивают в 3,6 миллиона мужчин и 2,1 миллиона женщин.










oper-1974.livejournal.com

Найдите в интернете фотографии показывающие фронтовой быт…


ОДЕЖДА. Нижнее белье (кальсоны и рубаху) меняли раз в месяц, а портянки не меняли вообще — о них каждый должен был заботиться сам. На зиму выдавали шинель из английского сукна и телогрейку. Еще зимой носили толстое белье. Каску я за всю войну ни разу не надевал — тяжелая она у нас была, неудобная и голову плохо защищала.

ОБУВЬ. В нашем саперном батальоне сапоги были только у офицеров и некоторых сержантов, да и то кирзовые. Кожаные носили лишь комбат и его заместитель. Все остальные ходили в ботинках с обмотками — точно как товарищ Сухов. Валенки выдавали по желанию, а так и зимой ходили в ботинках.

А вот у немцев сапоги были отменные — крепкие, из настоящей кожи, на пятке — подковы, на подошве — 33 гвоздя чтоб сносу не было. Довелось мне и их поносить: 10 мая 1945 стою на дороге, попутку ловлю. Останавливается бронетранспортер на полугусеничном ходу — немецкий, с крестами! Сидят в нем их солдаты, правда, без оружия. Что было делать — сел. А они на меня все волками смотрят. Того и гляди голыми руками придушат. Правда, у меня автомат ППШ , но все-таки… Так я чтобы обстановачку разрядить предложил жестами одному немцу поменять его сапоги на мои американские ботинки. Согласился…

ОРУЖИЕ. В продолжение той же истории: вся пикантность ситуации заключалась в том, что автомат у меня был без единого патрона. Тогда я был вооружен знаменитым пистолетом-пулеметом системы Шпагина, но не с диском, а с плоским «рожком» вроде как у «калашникова». В то утро я, содясь в машину, зацепился магазином за борт грузовика. Все патроны и крышка магазина вместе с пружиной, которая подает патроны в ствол, высыпались в дорожную пыль. А собирать времени не было. Так что держать свое оружие перед вчерашним противником мне приходилось крайне осторожно, чтоб не заметили…

Всем хорош был ППШ, гораздо лучше немецкого «шмайссера», тяжел только очень — 6,5 кило. У меня до сих пор правое плечо, на котором носил автомат, несколько ниже левого.

ЕДА И ПР. Кормили на войне плохо. Суп-баланда из крупы или пшеничного концентрата, кукурузная каша, когда воевали в Крыму и на Украине. Знаменитую американскую тушенку давали, но по банке на троих в сутки. Пили на войне «чай» — мутную жидкость без вкуса и с запахом ошпаренного веника. Хорошо, если горячий и с американским сахаром. Девять раз в месяц выдавали «наркомовские 100 грамм», да и то только при наступлении. Под конец войны и вовсе давать перестали.

Газет на фронт не привозили, так что для своих нужд пользоваться приходилось в основном травой, а если зимой — то снегом. Когда пехота встает в оборону, первым делом роют траншею вдоль линии фронта, а от нее — ходы сообщения назад. Вот в них-то и делали нужники. А если днем на «нейтралке» лежать приходилось, то куда деться — под себя делали. Там ни головы, ни задницы не поднимешь…

БОЛЕЗНИ. За все годы войны болел всего 2 раза. Один раз дизентерией, да и то не от фронтовой еды, а от какой-то отравы, купленной на рынке. Пришел военфельдшер, дал каких-то таблеток и, как ни странно, за 2 дня я встал на ноги. В другой раз, уже во время освобождения Крыма, у меня от плохого питания начасась куриная слепота — в темноте вижу только периферийным зрением, а по центру глаз как будто пятаки положили. Так вот, комбат наш меня в хозроту подкормиться отправил. Там как раз корову забили, а поскольку с болезнью этой на фронте сталкивались не впервые, то знали, что лечить ее надо коровьей печенкой. Но перед этим комбат и ротный меня по-своему «обследовали»: издалека подозвали (а дело в темноте было), я побежал, и — бух — в траншею. А будь я зрячим, я б ее, конечно, заметил и перепрыгнул. Такая вот диагностика…

Так что все болезни на войне были от недостаточного питания. Из-за нехватки витаминов бывали еще чирьи по всему телу. За ногами все солдаты следили, поэтому потертости почти не встречались. И правда, что ты за пехотинец с кровавыми мозолями?

В отличие от распространенного мнения об окопной жизни, ни одной вши или гниды я за войну не видел. Белье, даже если не было бани (а на передовой ее никогда не было, только когда в тыл отходили) меняли регулярно. Не знаю, как на Севере и под Сталинградом, а у нас руки-ноги отмораживали редко. Когда ходишь под смертью, все хвори куде-то деваются. Да и закаленные мы были — по несколько лет на воздухе, в снег и жару. Ты бы может и рад заболеть, да… не получается.

Оцени ответ

usvaivalka.com

Тяжелый быт солдат в годы Первой мировой войны (27 фото)

В годы Первой мировой войны солдатам приходилось сражаться в очень непростых условиях. Одни армии испытывали проблемы с питанием, другие не могли возводить качественные фортификационные сооружения, потери третьих увеличивались из-за болезней и антисанитарии, а некоторые страдали от всего сразу. Обо всем этом бытовом ужасе нам поведает данный пост.

Противостоявшие русским немцы и австрийцы налаживали фронтовой быт с немецкой основательностью. Например, их бараки в ближнем тылу были оборудованы не «парашами» а специальными уборными.

Были даже переносные туалеты, прообразы современных дачных биотуалетов — этакие ящики с ручками, которые можно было оттащить, например, на середину цветущего луга, как это описано у Ремарка.

Что же касается окопов, то, к примеру, газета «Русское слово» от 20 июля 1916 года приводила такой рассказ одного из фронтовиков:

«Я оглянул взятый окоп и глазам не верю. Неужели мы взяли эти укрепления? Ведь это же не окоп, — это настоящая крепость. Все — железо, бетон. Понятно, что сидя за такими твердынями, австрийцы считали себя в полной безопасности.

Жили в окопах не по-домашнему лишь, а по-семейному. В десятках окопов, по занятии их, мы находили в каждом офицерском отделении много дамских зонтиков, шляп, нарядных модных пальто и накидок. В одном полковом штабе взяли полковника с женою и детьми».

Будущий маршал Василевский так говорил об оборонительных позициях врага: «Были оборудованы гораздо лучше — добротные блиндажи, окопы укреплены матами из хвороста, на некоторых участках укрытия от непогоды. Российские солдаты, к сожалению, таких условий не имели.

От дождя, снега, заморозков они спасались под своей шинелью. В ней и спали, подстелив под себя одну полу и накрывшись другой».

А вот как рассказывал про немецкий быт на фронте сбежавший из плена некий рядовой Василисков: «Бяда, хорошо живут черти. Окопы у них бетонные, как в горницах: чисто, тепло, светло. Пишша — что тебе в ресторантах. У каждого солдата своя миска, две тарелки, серебряная ложка, вилка, нож. Во флягах дорогие вина…»

Впрочем, и австрийское, и немецкое общество оставалось в те годы тоже во многом сословным. Описанные «маленькие радости» окопной жизни, как пишет историк Елена Сенявская, доставались в первую очередь высшим офицерам, потом низшим, потом унтер-офицерам и лишь в самой меньшей степени — солдатам.

Русская разведка, сообщая о плохом снабжении австрийских солдат, подчеркивала: «Офицеры были в изобилии снабжены консервами и даже вином. Когда на привале они начинали пиршествовать, запивая еду шампанским, голодные солдаты приближались к ним и жадно смотрели, когда же кто-нибудь из них просил дать хоть кусочек хлеба, офицеры отгоняли их ударами сабель».

А вот для сравнения воспоминание о жизни во французских окопах на Западном фронте, оставленное писателем Анри Барбюсом:

«Обозначаются длинные извилистые рвы, где сгущается осадок ночи. Это окопы. Дно устлано слоем грязи, от которой при каждом движении приходится с хлюпаньем отдирать ноги; вокруг каждого убежища скверно пахнет мочой.

Если наклониться к боковым норам, они тоже смердят, как зловонные рты. Из этих горизонтальных колодцев вылезают тени; движутся чудовищными бесформенными громадами, словно какие-то медведи топчутся и рычат. Это мы».

В результате настоящим бичом Первой мировой стал сыпной тиф, разносимый вшами. Эпидемии тифа нередко косили солдат даже в больших количествах, чем вражеские пули, а потом перекидывались и на гражданское население.

Так было, например, в Сербии в 1915 году и в погрузившейся в разруху после революции 1917 года России. Тифом болели и славившиеся своей чистоплотностью немцы, несмотря на появившиеся в войсках специальные дезинфекционные котлы-вошебойки, где одежду обдавали раскаленным паром.

Многие солдаты отказывались сдавать на обработку свои вещи, опасаясь их порчи, и во время отпусков приносили тиф из окопов домой. К 1919 году до 16% всего населения Германии переболело сыпным тифом.

На фронтах, проходивших по территории теплых стран, страдали от малярии — в 1916 году только на Салоникском фронте потери войск союзников по Антанте от этой болезни составили более 80 000 солдат, большинство из которых пришлось эвакуировать, а часть умерли.

Но помимо этих были и другие «профессиональные» болезни солдат Первой Мировой, хоть и не уносившие сразу в могилу, но крайне мучительные. Например, так называемый «синдром траншейной стопы», описанный медиками именно в 1914-1918 годах.

Для борьбы с сыростью в окопах англичане и французы на Западном фронте и немцы, на всех фронтах, активно использовали насосы, откачивавшие воду (правда, до тех пор, пока осколки или пули не выводил их из строя).

Но у русских такой сложной по тем временам техники (как и протянутых на фронт водопроводов с чистой водой вместо пропитанной испражнениями и трупным ядом) было мало.

Еще одна «спутница» солдатского быта — так называемая «Волынская» или «Окопная лихорадка», впервые описанная в окопах на Волыни в 1915 году, но мучившая солдат и на Западном фронте (в частности, этой болезнью переболел автор «Властелина колец» Джон Толкиен).

Как и тиф, окопную лихорадку разносили вши. И хотя солдаты от нее не умирали, но мучились до двух месяцев от тяжелых болей по всему телу, включая глазные яблоки.

Как пишет историк Михаил Кожемякин, «качество французского военного питания на разных этапах Первой мировой значительно различалось.

В 1914 — начале 1915 года оно явно не соответствовало современным стандартам, но потом французские интенданты догнали и даже перегнали иностранных коллег. Наверное, ни один солдат в годы Великой войны — даже американский — не питался так хорошо, как французский.

Главную роль тут сыграли давние традиции французской демократии. Именно из-за нее, как ни парадоксально, Франция вступила в войну с армией, не имевшей централизованных кухонь: считалось, что нехорошо заставлять тысячи солдат есть одно и тоже, навязывать им военного повара.

Потому каждому взводу раздавали свои комплекты кухонной утвари — говорили, что солдаты больше любят есть, то, что сами себе приготовят из набора продуктов и посылок из дома (в них были и сыры, и колбасы, и консервированные сардины, фрукты, джем, сладости, печенье). А каждый солдат — сам себе и повар.

Паек французских солдат с 1915 года был трех категорий: обычный, усиленный (во время боев) и сухой (в экстремальных ситуациях).

Обычный состоял из 750 граммов хлеба (или 650 граммов сухарей-галет), 400 граммов свежей говядины или свинины (или 300 граммов мясных консервов, 210 граммов солонины, копченого мяса), 30 граммов жира или сала, 50 граммов сухого концентрата для супа, 60 граммов риса или сушеных овощей (обычно фасоли, гороха, чечевицы, «сублимата» картофеля или свеклы), 24 граммов соли, 34 граммов сахара. Усиленный предусматривал «прибавку» еще 50 граммов свежего мяса, 40 граммов риса, 16 граммов сахара, 12 граммов кофе.

Все это, в целом, напоминало русский паек, отличия состояли в кофе вместо чая (24 граммов в день) и спиртных напитках. В России получарка (чуть более 70 граммов) спиртного солдатам до войны полагалась только по праздникам (10 раз в год), а с началом войны был и вовсе введен сухой закон.

Солдат французский тем временем выпивал от души: вначале ему полагалось 250 граммов вина в день, к 1915 году — уже пол-литровая бутылка (или литр пива, сидра).

К середине войны норма спиртного была увеличена еще в полтора раза — до 750 граммов вина, чтобы солдат излучал оптимизм и бесстрашие настолько, насколько это возможно. Желающим также не возбранялось и прикупать вино на свои деньги, из-за чего в окопах к вечеру встречались солдаты, не вяжущие лыка.

Также в ежедневный паек французского воина входил табак (15-20 граммов), в то время, как в России на табак для солдат собирали пожертвования благотворители.

На фоне торжества французской военной гастрономии и даже русского, простого, но сытного общепит, а немецкий солдат питался более уныло и скудно.

Воюющая на два фронта сравнительно небольшая Германия в затяжной войне была обречена на недоедание. Не спасали ни закупки продовольствия в соседних нейтральных странах, ни ограбление захваченных территорий, ни государственная монополия на закупки зерна.

Широкое распространение получили суррогаты: брюква заменяла картофель, маргарин — масло, сахарин — сахар, а зерна ячменя или ржи — кофе. Немцы, кому довелось сравнить голод в 1945 году с голодом 1917 года, потом вспоминали, что в Первую мировую было тяжелее, чем в дни крушения Третьего Рейха.

Скудно питались и британские солдаты, которым приходилось везти продовольствие по морю (а там орудовали немецкие подводные лодки) или закупать провиант на месте, в тех странах, где шли военные действия (а там его не любили продавать даже союзникам — самим едва хватало).

В общей сложности за годы войны англичане сумели переправить своим частям, сражающимся во Франции и Бельгии, более 3,2 млн тонн продовольствия, чего, несмотря на поражающую воображение цифру, было недостаточно.

Как и немцы, британцы тоже начали использовать при выпечке хлеба добавки из брюквы и репы — муки недоставало. В качестве мяса нередко использовалась конина (убитые на поле боя лошади), а хваленый английский чай все чаще напоминал «вкус овощей».

Правда, чтобы солдаты не болели, англичане додумались баловать их каждодневной порцией сока из лимона или лайма, а в гороховый суп добавлять растущую вблизи фронта крапиву и другие полусъедобные сорняки. Также британскому солдату полагалось выдавать по пачке сигарет или унции табака в день.

Британец Гарри Патч — последний ветеран Первой мировой, умерший в 2009 году в возрасте 111 лет, так вспоминал тяготы окопной жизни:

«Однажды нас побаловали сливовым и яблочным повидлом к чаю, но галеты к нему были «собачьи». Печенье было так тяжело на вкус, что мы выкинули его.

И тут неизвестно откуда прибежали две собаки, чьих владельцев убили снаряды, начали грызться за наше печенье. Они сражались не на жизнь, а на смерть.

Я подумал про себя: «Ну, я не знаю… Вот двое животных, они сражаются за свою жизнь. А мы, две высоко цивилизованные нации. За что мы боремся здесь?»

Развитию стресса у русских солдат способствовала и невозможность снять его традиционным методом — с началом войны в стране был введен «сухой закон» (примечательно, что в германской и французских армиях алкоголь солдатам на фронте выделяли весьма щедро).

Поэтому при первой возможности добыть спиртное военные устраивали настоящие оргии. Публицист и психиатр Лев Войтоловский, заведовавший во время войны военно-полевым госпиталем, описывает душераздирающую картину, увиденную им в дни «Великого отступления» летом 1915 года в Полесье:

«Варынки, Васюки, Гарасюки… В воздухе пахнет сивушным маслом и спиртом. Кругом винокуренные заводы. Миллионами ведер водку выпускают в пруды и канавы.

Солдаты черпают из канав эту грязную жижу и фильтруют ее на масках противогазов. Или, припав к грязной луже, пьют до озверения, до смерти…

Во многих местах достаточно сделать ямку, копнуть каблуком в песке, чтобы она наполнилась спиртом. Пьяные полки и дивизии превращаются в банды мародеров и на всем пути устраивают грабежи и погромы. Пьянствуют все — от солдата до штабного генерала. Офицерам спирт отпускают целыми ведрами».

Прекрасно зная проблемы русских, немцы нередко устраивали провокации — известны случаи, когда они подбрасывали к русским позициям бутылки с отравленным спиртным и «дешево, надежно и практично» вымирали целые роты.

Другим известным с древности способом «снятия стресса» на войне был секс. Но если предусмотрительные немцы подтягивали к фронту специальные передвижные бордели с проститутками — так называемые «Дома радости», то русским и тут было сложнее.

Немудрено, что резко возросло и количество венерических заболеваний. Количество переболевших «срамными» болезнями в годы войны в России оценивают в 3,6 миллиона мужчин и 2,1 миллиона женщин.

nlo-mir.ru

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *