Читать книгу Лучше меньше, да лучше Владимира Ленина : онлайн чтение

В.И. Ленин
Лучше меньше, да лучше
1923 г.

В вопросе об улучшении нашего госаппарата Рабкрину следует, по моему мнению, не гнаться за количеством и не торопиться. Мы так мало успели до сих пор подумать и позаботиться о качестве нашего госаппарата, что будет законной забота об особенно серьезной подготовке его, о сосредоточении в Рабкрине человеческого материала действительно современного качества, т. е. не отстающего от лучших западноевропейских образцов. Конечно, для социалистической республики это условие слишком скромно. Но нам первое пятилетие порядочно-таки набило голову недоверием и скептицизмом. Мы невольно склонны проникаться этим качеством по отношению к тем, кто слишком много и слишком легко разглагольствует, например, о «пролетарской» культуре: нам бы для начала достаточно настоящей буржуазной культуры, нам бы для начала обойтись без особенно махровых типов культур добуржуазного порядка, т. е. культур чиновничьей или крепостнической и т. п. В вопросах культуры торопливость и размашистость вреднее всего. Это многим из наших юных литераторов и коммунистов следовало бы намотать себе хорошенечко на ус.

И вот в вопросе о госаппарате мы теперь из предыдущего опыта должны сделать тот вывод, что лучше бы помедленнее.

Дела с госаппаратом у нас до такой степени печальны, чтобы не сказать отвратительны, что мы должны сначала подумать вплотную, каким образом бороться с недостатками его, памятуя, что эти недостатки коренятся в прошлом, которое хотя перевернуто, но не изжито, не отошло в стадию ушедшей уже в далекое прошлое культуры. Именно о культуре ставлю я здесь вопрос, потому что в этих делах достигнутым надо считать только то, что вошло в культуру, в быт, в привычки. А у нас, можно сказать, хорошее в социальном устройстве до последней степени не продумано, не понято, не прочувствовано, схвачено наспех, не проверено, не испытано, не подтверждено опытом, не закреплено и т.д. Иначе и не могло быть, конечно, в революционную эпоху и при такой головокружительной быстроте развития, которая привела нас в пять лет от царизма к советскому строю.

Надо вовремя взяться за ум. Надо проникнуться спасительным недоверием к скоропалительно быстрому движению вперед, ко всякому хвастовству и т.д. Надо задуматься над проверкой тех шагов вперед, которые мы ежечасно провозглашаем, ежеминутно делаем и потом ежесекундно доказываем их непрочность, несолидность и непонятостъ. Вреднее всего здесь было бы спешить. Вреднее всего было бы полагаться на то, что мы хоть что-нибудь знаем, или на то, что у нас есть сколько-нибудь значительное количество элементов для построения действительно нового аппарата, действительно заслуживающего названия социалистического, советского и т. п.

Нет, такого аппарата и даже элементов его у нас до смешного мало, и мы должны помнить, что для создания его не надо жалеть времени и надо затратить много, много, много лет.

Какие элементы имеются у нас для создания этого аппарата? Только два. Во-первых, рабочие, увлеченные борьбой за социализм. Эти элементы недостаточно просвещены. Они хотели бы дать нам лучший аппарат. Но они не знают, как это сделать. Они не могут этого сделать. Они не выработали в себе до сих пор такого развития, той культуры, которая необходима для этого. А для этого необходима именно культура. Тут ничего нельзя поделать нахрапом или натиском, бойкостью или энергией, или каким бы то ни было лучшим человеческим качеством вообще. Во-вторых, элементы знания, просвещения, обучения, которых у нас до смешного мало по сравнению со всеми другими государствами.

И тут нельзя забывать, что эти знания мы слишком еще склонны возмещать (или мнить, что их можно возместить) усердием, скоропалительностью и т.д.

Нам надо во что бы то ни стало поставить себе задачей для обновления нашего госаппарата: во-первых – учиться, во-вторых – учиться и в-третьих – учиться и затем проверять то, чтобы наука у нас не оставалась мертвой буквой или модной фразой (а это, нечего греха таить, у нас особенно часто бывает), чтобы наука действительно входила в плоть и кровь, превращалась в составной элемент быта вполне и настоящим образом. Одним словом, нам надо предъявлять не те требования, что предъявляет буржуазная Западная Европа, а те, которые достойно и прилично предъявлять стране, ставящей своей задачей развиться в социалистическую страну.

Выводы из сказанного: мы должны сделать Рабкрин как орудие улучшения нашего аппарата, действительно образцовым учреждением.

Для того чтобы он мог достигнуть необходимой высоты, нужно держаться правила: семь раз примерь, один раз отрежь.

Для этого нужно, чтобы действительно лучшее, что есть в нашем социальном строе, с наибольшей осторожностью, обдуманностью, осведомленностью было прилагаемо к созданию нового наркомата.

Для этого нужно, чтобы лучшие элементы, которые есть в нашем социальном строе, а именно: передовые рабочие, во-первых, и, во-вторых, элементы действительно просвещенные, за которых можно ручаться, что они ни слова не возьмут на веру, ни слова не скажут против совести, – не побоялись признаться ни в какой трудности и не побоялись никакой борьбы для достижения серьезно поставленной себе цели.

Мы уже пять лет суетимся над улучшением нашего госаппарата, но это именно только суетня, которая за пять лет доказала лишь свою непригодность или даже свою бесполезность, или даже свою вредность. Как суетня, она давала нам видимость работы, на самом деле засоряя наши учреждения и наши мозги.

Надо, наконец, чтобы это стало иначе.

Надо взять за правило: лучше числом поменьше, да качеством повыше. Надо взять за правило: лучше через два года или даже через три года, чем второпях, без всякой надежды получить солидный человеческий материал.

Я знаю, что это правило трудно будет выдержать и применить к нашей действительности. Я знаю, что тысячами лазеек обратное правило будет пробивать у нас себе дорогу. Я знаю, что сопротивление нужно будет оказать гигантское, что настойчивость нужно будет проявить дьявольскую, что работа здесь первые годы, по крайней мере, будет чертовски неблагодарной; и тем не менее я убежден, что только такой работой мы сможем добиться своей цели и, только добившись этой цели, мы создадим республику, действительно достойную названия советской, социалистической и пр., и пр., и т. п.

Я считаю, что для нашего госаппарата именно теперь настала, наконец, пора, когда мы должны поработать над ним как следует, со всей серьезностью, и когда едва ли не самой вредной чертой этой работы будет торопливость. Поэтому я бы очень предостерегал от увеличения этих цифр. Напротив, на мой взгляд, здесь следует быть особенно скупыми на цифры. Будем говорить прямо. Наркомат Рабкрина не пользуется сейчас ни тенью авторитета. Все знают о том, что хуже поставленных учреждений, чем учреждения нашего Рабкрина, нет и что при современных условиях с этого наркомата нечего и спрашивать. Нам надо твердо запомнить это, если мы хотим действительно задаться целью через несколько лет выработать учреждение, которое, во-первых, должно быть образцовым, во-вторых, должно внушать всем безусловное доверие и, в-третьих, доказать всякому и каждому, что мы действительно оправдали работу такого высокого учреждения, как ЦКК. Всякие общие нормы числа служащих, по-моему, следует изгнать сразу и бесповоротно. Служащих Рабкрина мы должны подбирать совершенно особо и не иначе как на основании строжайшего испытания. К чему, на самом деле, составлять наркомат, в котором работа велась бы кое-как, опять не внушая к себе ни малейшего доверия, в котором бы слово пользовалось бесконечно малым авторитетом? Я думаю, что избегнуть этого является главной нашей задачей при такого рода перестройке, которую мы имеем теперь в виду.

Рабочие, которых мы привлекаем в качестве членов ЦКК, должны быть безупречны как коммунисты, и я думаю, что над ними надо еще длительно поработать, чтобы обучить их приемам и задачам их работы. Дальше, помощниками в этой работе должно быть определенное число секретарского персонала, от которого надо будет требовать тройной проверки перед назначением его на службу. Наконец, те должностные лица, которых мы решимся, в виде исключения, поставить сразу на места служащих Рабкрина, должны удовлетворять следующим условиям:

во-первых, они должны быть рекомендованы несколькими коммунистами;

во-вторых, они должны выдержать испытание на знание нашего госаппарата;

в-третьих, они должны выдержать испытание на знание основ теории по вопросу о нашем госаппарате, на знание основ науки управления, делопроизводства и т.д.;

в-четвертых, они должны сработаться с членами ЦКК и со своим секретариатом так, чтобы мы могли ручаться за работу всего этого аппарата в целом.

Я знаю, что эти требования предполагают непомерно большие условия, и я очень склонен опасаться, что большинство «практиков» в Рабкрине объявят эти требования неисполнимыми или будут презрительно посмеиваться над ними. Но я спрашиваю любого из теперешних руководителей Рабкрина или из лиц, прикосновенных к нему, может ли он сказать мне по совести – какая надобность на практике в таком наркомате, как Рабкрин? Я думаю, что этот вопрос поможет ему найти чувство меры. Либо не стоит заниматься одной из реорганизаций, которых у нас так много бывало, такого безнадежного дела, как Рабкрин, либо надо действительно поставить себе задачей создать медленным, трудным, необычным путем, не без многочисленных проверок, нечто действительно образцовое, способное внушать всякому и каждому уважение и не только потому, что чины и звания этого требуют.

Если не запастись терпением, если не положить на это дело нескольких лет, то лучше за него вовсе не браться.

По-моему, из тех учреждений, которые мы уже напекли по части высших институтов труда и прочее, выбрать минимум, проверить вполне серьезную постановку и продолжать работу лишь так, чтобы она действительно стояла на высоте современной науки и давала нам все ее обеспечения. Тогда в несколько лет не утопично будет надеяться на получение учреждения, которое будет в состоянии делать свое дело, именно – систематически, неуклонно работать, пользуясь доверием рабочего класса, Российской коммунистической партии и всей массы населения нашей республики, над улучшением нашего госаппарата.

Подготовительную к этому деятельность можно было бы начать уже сейчас. Если бы наркомат Рабкрина согласился с планом настоящего преобразования, то тогда он мог бы сейчас начать подготовительные шаги с тем, чтобы работать систематически вплоть до их полного завершения, не торопясь и не отказываясь от переделки сделанного однажды.

Всякое половинчатое решение тут было бы до последней степени вредно. Всякие нормы служащих Рабкрина, исходящие из каких бы то ни было других соображений, были бы, в сущности, основаны на старых чиновничьих соображениях, на старых предрассудках, на том, что уже осуждено, что вызывает общие насмешки, и т.д.

В сущности, здесь вопрос стоит так.

Либо показать теперь, что мы всерьез чему-нибудь научились в деле государственного строительства (не грех в пять лет чему-нибудь научиться), либо – что мы не созрели для этого; и тогда не стоит браться за дело.

Я думаю, что при том человеческом материале, который мы имеем, не будет нескромно предположить, что мы уже достаточно научились для того, чтобы систематически и заново построить хоть один наркомат. Правда, этот один наркомат должен определять собой весь наш госаппарат в целом.

Объявить конкурс сейчас же на составление двух или больше учебников по организации труда вообще и специально труда управленческого. В основу можно положить имеющуюся уже у нас книгу Ерманского, хотя он, в скобках будь сказано, и отличается явным сочувствием меньшевизму и непригоден для составления учебника, подходящего для Советской власти. Затем можно взять за основу недавнюю книгу Керженцева; наконец, могут пригодиться еще кое-какие из имеющихся частичных пособий.

Послать нескольких подготовленных и добросовестных лиц в Германию или в Англию для сбора литературы и изучения этого вопроса. Англию я называю на случай, если бы посылка в Америку или Канаду оказалась невозможной.

Назначить комиссию для составления первоначальной программы экзаменов на кандидата в служащие Рабкрина; тоже – на кандидата в члены ЦКК.

Эти и подобные им работы, разумеется, не затруднят ни наркома, ни членов коллегии Рабкрина, ни президиум ЦКК. Параллельно с этим придется назначить подготовительную комиссию для подыскания кандидатов на должность членов ЦКК. Я надеюсь, что на эту должность у нас найдется теперь уже более чем достаточно кандидатов как из числа опытных работников всех ведомств, так и из числа студентов наших советских школ. Едва ли будет правильно исключать ту или другую категорию заранее. Вероятно, придется предпочесть разнообразный состав этого учреждения, в котором мы должны искать соединения многих качеств, соединения неодинаковых достоинств, так что тут придется поработать над задачей составления списка кандидатов. Например, более всего было бы нежелательным, если бы новый наркомат был составлен по одному шаблону, допустим из типа людей характера чиновников, или с исключением людей характера агитаторов, или с исключением людей, отличительным свойством которых является общительность или способность проникать в круги, не особенно обычные для такого рода работников, и т.д.

* * *

Я думаю, что лучше всего выражу свою мысль, если сравню мой план с учреждениями академического типа. Члены ЦКК должны будут под руководством своего президиума работать систематически над просмотром всех бумаг и документов Политбюро. Вместе с тем они должны будут правильно распределять свое время между отдельными работами по проверке делопроизводства в наших учреждениях, начиная от самых мелких и частных и кончая высшими государственными учреждениями. Наконец, к разряду их работ будут относиться занятия теорией, т. е. теорией организации той работы, которой они намереваются себя посвятить, и практические занятия под руководством либо старых товарищей, либо преподавателей высших институтов организации труда.

Но я думаю, что ограничиться такого рода академическими работами им никак не доведется. Наряду с ними им придется подготовлять себя к работам, которые я не постеснялся бы назвать подготовкой к ловле, не скажу – мошенников, но вроде того, и придумыванием особых ухищрений для того, чтобы прикрыть свои походы, подходы и т. п.

Если в западноевропейских учреждениях подобные предложения вызвали бы неслыханное негодование, чувство нравственного возмущения и т.д., то я надеюсь, что мы еще недостаточно обюрократились, чтобы быть способными на это. У нас нэп еще не успел приобрести такого уважения, чтобы обижаться при мысли о том, что тут могут кого-то ловить. У нас еще так недавно построена Советская республика и навалена такая куча всякого хлама, что обидеться при мысли о том, что среди этого хлама можно производить раскопки при помощи некоторых хитростей, при помощи разведок, направленных иногда на довольно отдаленные источники или довольно кружным путем, едва ли придет кому-либо в голову, а если и придет, то можно быть уверенным, что над таким человеком мы все от души посмеемся.

Наш новый Рабкрин, надеемся, оставит позади себя то качество, которое французы называют pruderie1
  Показная добродетель, преувеличенная стыдливость, неприступность.

[Закрыть], которое мы можем назвать смешным жеманством или смешным важничаньем и которое до последней степени на руку всей нашей бюрократии, как советской, так и партийной. В скобках будь сказано, бюрократия у нас бывает не только в советских учреждениях, но и в партийных.

Если я писал выше о том, что мы должны учиться и учиться в институтах по высшей организации труда и т. п., то это отнюдь не значит, что я понимаю это «учение» сколько-нибудь по-школьному, или чтобы я ограничивался мыслью об учении только по-школьному. Я надеюсь, что ни один настоящий революционер не заподозрит меня в том, что я под «учением» в этом случае отказался понять какую-нибудь полушутливую проделку, какую-нибудь хитрость, какую-нибудь каверзу или нечто в этом роде. Я знаю, что в западноевропейском чинном и серьезном государстве эта мысль вызвала бы действительно ужас и ни один порядочный чиновник не согласился бы даже допустить ее к обсуждению. Но я надеюсь, что мы еще недостаточно обюрократились и что у нас ничего, кроме веселья, обсуждение этой мысли не вызывает.

В самом деле, почему не соединить приятное с полезным? Почему не воспользоваться какой-нибудь шутливой или полушутливой проделкой для того, чтобы накрыть что-нибудь смешное, что-нибудь вредное, что-нибудь полусмешное, полувредное и т.д.?

Мне кажется, что наш Рабкрин выиграет немало, если примет эти соображения к своему рассмотрению, и что список казусов, посредством которых наша ЦКК или ее коллеги по Рабкрину выиграли несколько своих наиболее блестящих побед, будет обогащен немало похождениями наших будущих «рабкринщиков» и «цекакистов» в местах, не совсем удобоупоминаемых в чинных и чопорных учебниках.

* * *

Как можно соединить учреждения партийные с советскими? Нет ли тут чего-либо недопустимого?

Я ставлю этот вопрос не от своего имени, а от имени тех, на кого я намекнул выше, говоря, что бюрократы имеются у нас не только в советских, но и в партийных учреждениях.

Почему бы, в самом деле, не соединить те и другие, если это требуется интересом дела? Разве кто-либо не замечал когда-либо, что в таком наркомате, как Наркоминдел, подобное соединение приносит чрезвычайную пользу и практикуется с самого его начала? Разве в Политбюро не обсуждаются с партийной точки зрения многие мелкие и крупные вопросы о «ходах» с нашей стороны в ответ на «ходы» заграничных держав, в предотвращение их, ну, скажем, хитрости, чтобы не выражаться менее прилично? Разве это гибкое соединение советского с партийным не является источником чрезвычайной силы в нашей политике? Я думаю, что то, что оправдало себя, упрочилось в нашей внешней политике и вошло уже в обычай так, что не вызывает никаких сомнений в этой области, будет, по меньшей мере, столько же уместно (а я думаю, что будет гораздо более уместно) по отношению ко всему нашему государственному аппарату. А ведь Рабкрин и посвящен всему нашему государственному аппарату, и деятельность его должна касаться всех и всяких, без всякого изъятия, государственных учреждений, и местных, и центральных, и торговых, и чисто чиновничьих, и учебных, и архивных, и театральных и т.д. – одним словом, всех без малейшего изъятия.

Почему же для учреждения с таким широким размахом, для которого, кроме того, требуется еще чрезвычайная гибкость форм деятельности, – почему же для него не допустить своеобразного слияния контрольного партийного учреждения с контрольным советским?

Я бы не видел в этом никаких препятствий. Более того, я думаю, что такое соединение является единственным залогом успешной работы. Я думаю, что всякие сомнения на этот счет вылезают из самых пыльных углов нашего госаппарата и что на них следует отвечать только одним – насмешкой.

* * *

Другое сомнение: удобно ли соединять деятельность учебную с деятельностью должностной? Мне кажется, не только удобно, но и должно. Вообще говоря, мы успели заразиться от западноевропейской государственности, при всем революционном к ней отношении, целым рядом вреднейших и смешнейших предрассудков, а отчасти нас умышленно заразили этим наши милые бюрократы, не без умысла спекулируя на том, что в мутной воде подобных предрассудков им неоднократно удастся ловить рыбу; и лавливали они рыбу в этой мутной воде до такой степени, что только совсем слепые из нас не видели, как широко эта ловля практиковалась.

Во всей области общественных, экономических и политических отношений мы «ужасно» революционны. Но в области чинопочитания, соблюдения форм и обрядов делопроизводства наша «революционность» сменяется сплошь да рядом самым затхлым рутинерством. Тут не раз можно наблюдать интереснейшее явление, как в общественной жизни величайший прыжок вперед соединяется с чудовищной робостью перед самыми маленькими изменениями.

Это и понятно, потому что самые смелые шаги вперед лежали в области, которая составляла издавна удел теории, лежали в области, которая культивировалась главным образом и даже почти исключительно теоретически. Русский человек отводил душу от постылой чиновничьей действительности дома за необычайно смелыми теоретическими построениями, и поэтому эти необычайно смелые теоретические построения приобретали у нас необыкновенно односторонний характер. У нас уживались рядом теоретическая смелость в общих построениях и поразительная робость по отношению к какой-нибудь самой незначительной канцелярской реформе. Какая-нибудь величайшая всемирная земельная революция разрабатывалась с неслыханной в иных государствах смелостью, а рядом не хватало фантазии на какую-нибудь десятистепенную канцелярскую реформу; не хватало фантазии или не хватало терпения применить к этой реформе те же общие положения, которые давали такие «блестящие» результаты, будучи применяемы к вопросам общим.

И поэтому наш теперешний быт соединяет в себе в поразительной степени черты отчаянно смелого с робостью мысли перед самыми мельчайшими изменениями.

Я думаю, что иначе и не бывало ни при одной действительно великой революции, потому что действительно великие революции рождаются из противоречий между старым, между направленным на разработку старого и абстрактнейшим стремлением к новому, которое должно уже быть так ново, чтобы ни одного грана старины в нем не было.

И чем круче эта революция, тем дольше будет длиться то время, когда целый ряд таких противоречий будет держаться.

* * *

Мы должны проявить в величайшей степени осторожность для сохранения нашей рабочей власти, для удержания под ее авторитетом и под ее руководством нашего мелкого и мельчайшего крестьянства. На нашей стороне тот плюс, что весь мир уже переходит теперь к такому движению, которое должно породить всемирную социалистическую революцию. Но на нашей стороне тот минус, что империалистам удалось расколоть весь мир на два лагеря, причем этот раскол осложнен тем, что Германии, стране действительно передового культурного капиталистического развития, подняться теперь до последней степени трудно. Все капиталистические державы так называемого Запада клюют ее и не дают ей подняться. А с другой стороны, весь Восток, с его сотнями миллионов трудящегося эксплуатируемого населения, доведенного до последней степени человеческой крайности, поставлен в условия, когда его физические и материальные силы не идут решительно ни в какое сравнение с физическими, материальными и военными силами любого из гораздо меньших западноевропейских государств.

Нам интересна та тактика, которой должны держаться мы, Российская коммунистическая партия, мы, российская Советская власть, для того, чтобы помешать западноевропейским контрреволюционным государствам раздавить нас. Для того чтобы обеспечить наше существование до следующего военного столкновения между контрреволюционным империалистическим Западом и революционным и националистическим Востоком, между цивилизованнейшими государствами мира и государствами, по-восточному отсталыми, которые, однако, составляют большинство, – этому большинству нужно успеть цивилизоваться. Нам тоже не хватает цивилизации для того, чтобы перейти непосредственно к социализму, хотя мы и имеем для этого политические предпосылки. Нам следует держаться такой тактики или принять для нашего спасения следующую политику.

Мы должны постараться построить государство, в котором рабочие сохранили бы свое руководство над крестьянами, доверие крестьян по отношению к себе и с величайшей экономией изгнали бы из своих общественных отношений всякие следы каких бы то ни было излишеств.

Мы должны свести наш госаппарат до максимальной экономии. Мы должны изгнать из него все следы излишеств, которых в нем осталось так много от царской России, от ее бюрократическо-капиталистического аппарата.

Не будет ли это царством крестьянской ограниченности?

Нет. Если мы сохраним за рабочим классом руководство над крестьянством, то мы получим возможность ценой величайшей и величайшей экономии хозяйства в нашем государстве добиться того, чтобы всякое малейшее сбережение сохранить для развития нашей крупной машинной индустрии, для развития электрификации, гидроторфа, для достройки Волховстроя и прочее.

В этом и только в этом будет наша надежда. Только тогда мы в состоянии будем пересесть, выражаясь фигурально, с одной лошади на другую, именно, с лошади крестьянской, мужицкой, обнищалой, с лошади экономии, рассчитанных на разоренную крестьянскую страну, – на лошадь, которую ищет и не может не искать для себя пролетариат, на лошадь крупной машинной индустрии, электрификации, Волховстроя и т.д.

Вот как я связываю в своих мыслях общий план нашей работы, нашей политики, нашей тактики, нашей стратегии с задачами реорганизованного Рабкрина. Вот в чем для меня состоит оправдание тех исключительных забот, того исключительного внимания, которое мы должны уделить Рабкрину, поставив его на исключительную высоту, дав ему головку с правами ЦК и т.д. и т. п.

Это оправдание состоит в том, что лишь посредством максимальной чистки нашего аппарата, посредством максимального сокращения всего, что не абсолютно необходимо в нем, мы в состоянии будем удержаться наверняка. И притом мы будем в состоянии удержаться не на уровне мелкокрестьянской страны, не на уровне этой всеобщей ограниченности, а на уровне, поднимающемся неуклонно вперед и вперед к крупной машинной индустрии.

Вот о каких высоких задачах мечтаю я для нашего Рабкрина. Вот для чего я планирую для него слияние авторитетнейшей партийной верхушки с «рядовым» наркоматом.

2 марта 1923 года Публ. по: Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45.

iknigi.net

Владимир ЛенинЛучше меньше, да лучше

В.И. Ленин
Лучше меньше, да лучше
1923 г.

В вопросе об улучшении нашего госаппарата Рабкрину следует, по моему мнению, не гнаться за количеством и не торопиться. Мы так мало успели до сих пор подумать и позаботиться о качестве нашего госаппарата, что будет законной забота об особенно серьезной подготовке его, о сосредоточении в Рабкрине человеческого материала действительно современного качества, т. е. не отстающего от лучших западноевропейских образцов. Конечно, для социалистической республики это условие слишком скромно. Но нам первое пятилетие порядочно-таки набило голову недоверием и скептицизмом. Мы невольно склонны проникаться этим качеством по отношению к тем, кто слишком много и слишком легко разглагольствует, например, о «пролетарской» культуре: нам бы для начала достаточно настоящей буржуазной культуры, нам бы для начала обойтись без особенно махровых типов культур добуржуазного порядка, т. е. культур чиновничьей или крепостнической и т. п. В вопросах культуры торопливость и размашистость вреднее всего. Это многим из наших юных литераторов и коммунистов следовало бы намотать себе хорошенечко на ус.

И вот в вопросе о госаппарате мы теперь из предыдущего опыта должны сделать тот вывод, что лучше бы помедленнее.

Дела с госаппаратом у нас до такой степени печальны, чтобы не сказать отвратительны, что мы должны сначала подумать вплотную, каким образом бороться с недостатками его, памятуя, что эти недостатки коренятся в прошлом, которое хотя перевернуто, но не изжито, не отошло в стадию ушедшей уже в далекое прошлое культуры. Именно о культуре ставлю я здесь вопрос, потому что в этих делах достигнутым надо считать только то, что вошло в культуру, в быт, в привычки. А у нас, можно сказать, хорошее в социальном устройстве до последней степени не продумано, не понято, не прочувствовано, схвачено наспех, не проверено, не испытано, не подтверждено опытом, не закреплено и т.д. Иначе и не могло быть, конечно, в революционную эпоху и при такой головокружительной быстроте развития, которая привела нас в пять лет от царизма к советскому строю.

Надо вовремя взяться за ум. Надо проникнуться спасительным недоверием к скоропалительно быстрому движению вперед, ко всякому хвастовству и т.д. Надо задуматься над проверкой тех шагов вперед, которые мы ежечасно провозглашаем, ежеминутно делаем и потом ежесекундно доказываем их непрочность, несолидность и непонятостъ. Вреднее всего здесь было бы спешить. Вреднее всего было бы полагаться на то, что мы хоть что-нибудь знаем, или на то, что у нас есть сколько-нибудь значительное количество элементов для построения действительно нового аппарата, действительно заслуживающего названия социалистического, советского и т. п.

Нет, такого аппарата и даже элементов его у нас до смешного мало, и мы должны помнить, что для создания его не надо жалеть времени и надо затратить много, много, много лет.

Какие элементы имеются у нас для создания этого аппарата? Только два. Во-первых, рабочие, увлеченные борьбой за социализм. Эти элементы недостаточно просвещены. Они хотели бы дать нам лучший аппарат. Но они не знают, как это сделать. Они не могут этого сделать. Они не выработали в себе до сих пор такого развития, той культуры, которая необходима для этого. А для этого необходима именно культура. Тут ничего нельзя поделать нахрапом или натиском, бойкостью или энергией, или каким бы то ни было лучшим человеческим качеством вообще. Во-вторых, элементы знания, просвещения, обучения, которых у нас до смешного мало по сравнению со всеми другими государствами.

И тут нельзя забывать, что эти знания мы слишком еще склонны возмещать (или мнить, что их можно возместить) усердием, скоропалительностью и т.д.

Нам надо во что бы то ни стало поставить себе задачей для обновления нашего госаппарата: во-первых – учиться, во-вторых – учиться и в-третьих – учиться и затем проверять то, чтобы наука у нас не оставалась мертвой буквой или модной фразой (а это, нечего греха таить, у нас особенно часто бывает), чтобы наука действительно входила в плоть и кровь, превращалась в составной элемент быта вполне и настоящим образом. Одним словом, нам надо предъявлять не те требования, что предъявляет буржуазная Западная Европа, а те, которые достойно и прилично предъявлять стране, ставящей своей задачей развиться в социалистическую страну.

Выводы из сказанного: мы должны сделать Рабкрин как орудие улучшения нашего аппарата, действительно образцовым учреждением.

Для того чтобы он мог достигнуть необходимой высоты, нужно держаться правила: семь раз примерь, один раз отрежь.

Для этого нужно, чтобы действительно лучшее, что есть в нашем социальном строе, с наибольшей осторожностью, обдуманностью, осведомленностью было прилагаемо к созданию нового наркомата.

fictionbook.ru

Лучше меньше да больше — Блоги — Эхо Москвы, 13.10.2011

Пара слов по поводу популярных последнее время утверждений о недеморкатичности двупартийной политической системы, в самом классическом виде реализовавшейся у нас в США. Для начала, две нынешние большие американские партии—демократы и республиканцы-— сложились в течение многих десятилей, в результате сложного процесса кристаллизации идеологических течений в американском обществе. Изначально, вобще существовали другие партии, с другими названиями: «федералисты» (сторонники «прав штатов» и ограниченного центрального правительства), виги(сторонники парелментского контроля в пику «тирании» исполнительной власти), национал-республиканцы, «свободно—почвенники»(«фри сойл», одна из партий боровшихся с рабовладением и т.д.). Так что говорить о якобы наличии некоего тайного центра—кукловода, управляющего двумя «слабо отличимыми» сегодняшними гигантами, глупо и смешно. Более того, «третьи» партии неоднократно выдвигали кандидатов в президенты страны, и довольно сильных, от Рузвельта-старшего, пытавшегося вернуться в Белый Дом в качестве представителя «Прогрессивной партии», и до Росса Перо, представлявшего в 1996-м году «Партию Реформ».
И сегодня, под «крышей» этих партий могут сосуществовать люди и целые движения с совершенно различным мировоззрением и программами, что делает «осликов» и «слонов» едва ли не более разнообразными внутри, чем целые политические ландшафты из разных партий в иных странах (особенно таких как нынешние Китай или Россия, где уж точно даже «тяжеловесы»-ЕР, КПРФ, ЛДПР, СР-— расходятся по сути только в нюансах, да и то галочки для). Например, между Роном Полом и Джоном Маккейном или Руди Джулиани, если брать совоюпность их взглядов и общую философию, пролегает просто пропасть, будь то в мнениях о внешней политике (Пол-изоляционист, считающий помощь другим странам обузой, ну а Маккейн в представлении не нуждается), налогах и общей роли государства в жизни общества(опять же, главная «фишка» Рон Пола-— своего рона рыночный фундаментализм, тогда как Маккейн, при всём консерватизме, выступал против бушевских снижений налогов в 2001 и 2003 гг., а Джулиани, как «истый» нью-йоркер, вполне лоялен многим «государственническим» подходам), и многом другом.

Вполне может быть и так, что деморкат из какого-нибудь консервативного штата, вроде Вирджинии, будет по многим статьям «правее» республиканца из либеральных Нью-Йорка, Массачусеттса или Калифорнии. Не забудем, что так или иначе, США—федерация, и выборы в них-— выборы в 50 разных штатах, соответственно и партии-— это партии разных штатов, то есть 50 деморкатических, столько же республиканских и огромное количество местных, иногда даже выступающих с весьма радикальными идеями вроде независимости своего штата, причём кое-где они имеют немалую поддержку граждан(на Аляске, например, местная партия независимости имеет рейтинг под 20%).

И тем не менее, при всём внутреннем разнообразии, в Америке (и ряде других демократических стран) сложилась именно двупартийная, или по крайней мере «двухлагерная» система, и как мне кажется, вот почему. В конечном итоге, человек, будь то простой избиратель или политик, может быть только двух политических ориентаций, причём только одной в каждый конкретный момент: либо за повышение налогов, либо против; либо за легализацию гей-браков, либо против; и так далее и так далее. Центризм, кажется, нигде никогда не был по-настоящему серьёзным течением, ибо невозможно сформулировать чёткую позицию на основе умеренности и изменчивости симпатий. Даже если человек меняет партию и с нею взгляды—а такое бывает не так уж редко, возьмём хотябы Рейгана, начинавшего либерал-демократом а кончившего консервативным республиканцем-— он переходит именно из левых в правые, а не в некие «центристы». Поиск общих точек соприкосновения с оппонентами при этом отнюдь не страдает, скорее наоборот, ибо человекум ясно обозначающему свои взгляды, будут доверять больше. Опять же, тот же Рейган отличался недюжинной способностью привлекать на свою сторону массу избирателей и целых организаций, в жизни бы не подумавших что будут когда-то поддерживать республиканца. Да и нынешнеий президент Обама, вспомним, выиграл ряд первичных, а кое-где и общих выборов, в штатах с традиционно консервативными настроениями и почти гомогенно белым населением.

Факт в том, что если что и тревожит сейчас некоторых американцев, как рядовых так и экспертов, так это слишком большой «разъезд» во взглядах у имеющихся партий; увеличение какового, впрочем, неудивительно в кризисные времена. Не однообразие политиков, а совершенно обратный фактор на данный момент является недостатком американской полит.системы; впрочем, думаю не смертельным.

Посмотрим на другие, более, на первый взгляд, «пёстрые» политические ландшафты, в частности стран Европы, или такого близкого к ней, во всех отношениях, государства как Израиль. Да, и в последнем, и в ФРГ, и в какой-нибудь Бельгии или Голландии, на первый взгляд разнообразия больше, ибо больше партий, в том числе крупных(по местным масштабам), способных серьёзно участвовать в политической борьбе и управлении страной. НО: при внимательном рассмотрении окажется,что эти партии зачастую либо отражают разные оттенки одних и тех же идеологий (коммунисты и социалисты/социал-демократы/лейбористы, христианские демократы и СвДП, правоконсерваторы и праволибералы и т.д.), либо построены вокруг какой-либо одной темы, как «зелёные», «Квебекский блок», созданный только ради отделения от Канады, или экзотические партии любителей пива или марихуаны; либо же это вобще будут партии, представляющие не идейные а чисто клановые интересы, вроде израильских религиозных МАФДАЛ, Моледет, Еврейство Торы, и особенно ШАС, основная разница между которыми-— в том что они представляют ранзые общины (сефардов, то есть выходцев из восточных стран, а в более раннем прошлом—из Испании и Португалии; ашкеназов—выходцев из Северной Европы; религиозных сионистов, в частности поселенцев и т.д.), и организованы вокруг разных конкретных лидеров. То есть, в принципе все эти партии, что в Израиле что в Голландии, вполне могли вы ужиться «под одной просторной крышей», имей они достаточно прозорливости и договороспособности. Как говорят поляки, «що занадто то нездраво», и многопартийность здесь тоже не исключение

Поэтому, как кажется мне, двупартийная система а-ля США—наиболее честная и по сути лежащая в концептуальной основе демократии, как таковой. Ну а что кандидаты от основных партий якобы «похожи»—не верьте: на дебатах они бьются весьма бескомпромиссно, да и как может быть иначе, если одни заявляют что отстаивают «традиционные ценностти», другие отвечают на это что ценности эти не могут служить прикрытием неприглядных, по их мнению, явлений; и страсти вокруг этих дебатов и самих выборов, кипят ох нешуточные (как, впрочем, и на праймериз внутри самих партий)!

echo.msk.ru

Лучше меньше, да лучше — это… Что такое Лучше меньше, да лучше?


Лучше меньше, да лучше
Лучше меньше, да лучше

Название статьи (1923) В. И. Ленина (1870— 1924).
Фраза-символ приоритета качества над количеством.

Энциклопедический словарь крылатых слов и выражений. — М.: «Локид-Пресс». Вадим Серов. 2003.

.

  • Лучше гибель, но со славой, / Чем бесславных дней позор
  • Лучше поздно, чем никогда

Смотреть что такое «Лучше меньше, да лучше» в других словарях:

  • лучше меньше, да лучше — нареч, кол во синонимов: 1 • лучше маленькая рыбка, чем большой таракан (1) Словарь синонимов ASIS. В.Н. Тришин. 2013 …   Словарь синонимов

  • лучше маленькая рыбка, чем большой таракан — нареч, кол во синонимов: 1 • лучше меньше, да лучше (1) Словарь синонимов ASIS. В.Н. Тришин. 2013 …   Словарь синонимов

  • лучше —   , сравн. ст. к нареч. хорошо.   ** Аучше меньше, да лучше.   // Заглавие статьи В.И.Ленина (1923 г.). Афоризм создан на основе пословицы “Лучше поздно, чем никогда” и на основе крылатых слов Грибоедова “Числом поболее, ценою подешевле”/.   ◘ В… …   Толковый словарь языка Совдепии

  • Лучше маленький Ташкент — чем большой Сибирь шутл. о предпочтении чего л. чему л.; лучше меньше, да лучше …   Словарь русского арго

  • как можно больше / меньше / лучше… — наречное выражение Не требует постановки знаков препинания. Он снова полез в болото, стараясь как можно меньше плескаться в воде, и в одном месте так провалился в окне, что едва не скрылся весь, с головой. В. Быков, Волчья стая. «Но только надо… …   Словарь-справочник по пунктуации

  • чем меньше поспешности в деле, тем лучше — нареч, кол во синонимов: 1 • тише едешь дальше будешь (1) Словарь синонимов ASIS. В.Н. Тришин. 2013 …   Словарь синонимов

  • Много не мало — лучше иметь чего л. больше, чем меньше …   Живая речь. Словарь разговорных выражений

  • Семейство полорогие —         (Bovidae)** * * Семейство полорогих, или бычьих самая обширная и разнообразная группа парнокопытных, включает 45 50 современных родов и около 130 видов.         Полорогие животные составляют естественную, ясно очерченную группу. Как ни… …   Жизнь животных

  • СЕРДЦЕ — СЕРДЦЕ. Содержание: I. Сравнительная анатомия……….. 162 II. Анатомия и гистология……….. 167 III. Сравнительная физиология………. 183 IV. Физиология………………. 188 V. Патофизиология……………. 207 VІ. Физиология, пат.… …   Большая медицинская энциклопедия

  • Пушкин, Александр Сергеевич — — родился 26 мая 1799 г. в Москве, на Немецкой улице в доме Скворцова; умер 29 января 1837 г. в Петербурге. Со стороны отца Пушкин принадлежал к старинному дворянскому роду, происходившему, по сказанию родословных, от выходца «из… …   Большая биографическая энциклопедия

Книги

  • Меньше, но лучше. Работать надо не 12 часов, а головой, Мартин Бьяуго, Джордан Милн. `Великолепно! `Меньше, но лучше` — замечательная книга, которая вдохновляет новую волну… Подробнее  Купить за 656 грн (только Украина)
  • Меньше, но лучше. Работать надо не 12 часов, а головой, Бьяуго М.. «Великолепно!»Меньше, но лучше»-замечательная книга, которая вдохновляет новую волну… Подробнее  Купить за 507 руб
  • Меньше, но лучше. Работать надо не 12 часов, а головой, Джордан Милн. Работать надо не 12 часов, а головой – сложно не согласиться с этой фразой Стива Джобса. Всем бы хотелось… Подробнее  Купить за 459 руб электронная книга
Другие книги по запросу «Лучше меньше, да лучше» >>

dic.academic.ru

Лучше меньше, да лучше | Наука и жизнь

Рассказывают, что Резерфорд однажды, зайдя в лабораторию поздно вечером, нашёл там одного из своих учеников за работой. На вопрос руководителя, как долго он тут сидит, тот ответил, что работает с самого утра и таков его рабочий график каждый день. На что великий физик спросил:

— А когда же вы думаете?

Распространено представление о необыкновенном трудолюбии и упорстве знаменитостей, добившихся выдающихся результатов в своей сфере деятельности. Действительно, такие исторические фигуры, как Чарльз Диккенс, Анри Пуанкаре, Чарльз Дарвин, умели подчинить всю свою жизнь достижению главных целей. Но свой рабочий день они тщательно дозировали.

Так, Дарвин брался за работу в 8 утра после завтрака и утренней прогулки, работал строго полтора часа. После этого час тратил на чтение почты и писание писем. Затем в 10:30 возвращался к науке, иногда проводил эксперименты и наблюдения в птичнике или оранжерее. К полудню он считал, что поработал на сегодня достаточно, и отправлялся на долгую прогулку — не менее часа. Затем перекусывал и опять брался за письма. В три часа дня ложился вздремнуть на часок, потом снова гулял, затем возвращался в кабинет и работал до полшестого, когда всех звали на обед. В таком режиме Дарвин создал 19 книг, в том числе самый знаменитый свой труд «Происхождение видов». Его трудовой день состоял из трёх периодов по полтора часа. Если бы в наше время так работал университетский профессор, договор с ним не продлили бы, а если бы таким был рабочий график сотрудника какой-либо компании, его уволили бы за леность через неделю.

Анри Пуанкаре, выдающийся французский математик, создал 30 книг и полтысячи статей в самых разных областях математики, физики, астрономии и философии. Одновременно он преподавал в Сорбонне, участвовал в разработке концепции часовых поясов, консультировал развитие железных дорог на севере Франции, занимал пост главного инспектора шахт (по образованию он горный инженер). Французский психиатр Эдуар Тулуз исследовал его манеру работы. Пуанкаре очень чётко выдерживал график: работал с 10 до полудня и потом с 5 до 7 часов.

Ведущий английский математик первой половины ХХ века Годфри Харди начинал день с неторопливого завтрака и чтения спортивных отделов газет, затем с 9 до часу погружался в мир математики. После ланча гулял и играл в теннис. Харди считал, что 4—4,5 часа в сутки — предел продуктивной работы для математика.

Другой выдающийся английский математик, Джон Литтлвуд, полагал, что математик может работать с серьёзной концентрацией на проблемах не более 4—5 часов в день, с перерывами каждый час, желательно — c прогулками.

В середине прошлого века два американских психолога изучили рабочие графики сотрудников Технологического института в Иллинойсе и получили кривую зависимости продуктивности научной работы (выраженной в количестве опубликованных статей) от продолжительности рабочего времени за неделю. Кривая быстро растёт при увеличении рабочих часов до 20 в неделю, затем начинает падать. Учёные, трудившиеся 25 часов в неделю, оказались не более продуктивны, чем работавшие всего 5 часов. Те, кто проводил на рабочем месте 35 часов в неделю, были вдвое менее продуктивны, чем работавшие в неделю 20 часов. При дальнейшем росте усидчивости наблюдался некоторый рост результатов: работавшие 50 часов в неделю добивались уровня «пятичасовых». А наименее результативными были те, кто трудился по 60 часов и более в неделю.

В 80-х годах ХХ века шведский психолог Андерс Эрикссон исследовал расписание занятий юных скрипачей в Берлинской школе искусств (см. «Наука и жизнь» № 8, 2016 г., статья «Повторенье — мать ученья?»), а затем, через несколько лет после выпуска из школы, интересовался их творческой судьбой. Оказалось, что самые успешные скрипачи, достигшие мировой известности, в юности занимались несколько раз в день по 80—90 минут с перерывами между уроками по полчаса, что в сумме давало около 4 часов занятий в день. Любопытно, что, в отличие от просто хороших учеников, лучшие ещё и больше отдыхали. Они спали примерно на час в сутки больше за счёт дневного сна, а тренировались с утра и второй раз — вечером.

Те же закономерности характерны для многих творческих личностей. Так, Диккенс трудился, по словам его сына, «в режиме банковского клерка»: с 9 до 2 часов дня, с перерывом на ланч. Сомерсет Моэм — 4 часа в день, до часа дня. Габриэль Гарсиа Маркес работал за письменным столом 5 часов ежедневно.

Разумеется, это не значит, что после 4—5 часов работы такие люди выкидывают из головы всякую мысль о своём призвании. Наверняка и учёным и писателям продуктивные идеи приходили и на прогулке, и за обедом, а иногда даже во сне. И Резерфорд считал отдельными категориями время на работу и время подумать. Но уметь организовать свой рабочий день так, чтобы труд был по силам и в удовольствие, — вот в чём секрет.

www.nkj.ru

Лучше меньше, да больше :: IMHOclub

  • Повестка
  • сПРАВОчная
  • Спикеры 747
  • Все члены клуба 5835
  • Реальные члены 1533
  • LV
  • BY
  • О сайте
  • Устав
  • Условия пользования
  • Политика конфиденциальности
  • Прямая связь с Председателем
  • Прямая связь c членами клуба
  • Реклама
  • Контакты
  • Повестка
  • В

www.imhoclub.lv

Лучше меньше, да больше :: IMHOclub

  • Повестка
  • Спикеры 284
  • Все члены клуба 5835
  • Реальные члены 1533
  • LV
  • BY
  • О сайте
  • Устав
  • Условия пользования
  • Политика конфиденциальности
  • Прямая связь с Председателем
  • Прямая связь c членами клуба
  • Реклама
  • Контакты
  • Повестка
  • Вход
  • Регистрация
  • союзное государство
  • еаэс
  • политика
  • интеграция
  • ссср
  • цивилизация
  • история

imhoclub.by

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *