Комиссия минца сталинградская битва – Неизвестный Сталинград: Городской сад

Содержание

СТАЛИНГРАДСКИЕ ПРОТОКОЛЫ: немецкий историк даёт слово красноармейцам

«Сталинградские протоколы» Йохена Хелльбека
Есть даты и события, которые всегда будут оставаться в памяти человечества и привлекать к себе внимание. Героическая защита советскими войсками города Сталинграда во второй половине 1942 года, а также окружение и разгром немецких войск в междуречье Дона и Волги в начале 1943 года, получившие название Сталинградская битва, несомненно, относятся к событиям, которые переломили ход не только Второй мировой войны, но и всей мировой истории. И сегодня, в очередную годовщину окончания Сталинградской битвы, хочется ещё раз подчеркнуть, что правдивый рассказ о том времени как никогда нужен новым поколениям в России и Европе для лучшего понимания прошлого своих стран и народов. В наши дни это оказывается сделать непросто, но всё же возможно. Примером этого служит появившаяся в последние месяцы 2012 года на прилавках книжных магазинов Германии новая книга немецкого историка Йохена Хелльбека под названием «Сталинградские протоколы: советские очевидцы сообщают с места сражения» (“Die Stalingrad-Protokolle: Sowjetische Augenzeugen berichten aus der Schlacht”) [1].

Она, как и любая другая новая книга, посвящённая Сталинградскому сражению и выходящая в год 70-летия начала ожесточённых боёв за этот город, была обречена на повышенное внимание. Но интерес к «Сталинградским протоколам» и читателей, и СМИ ФРГ превзошёл все ожидания: эта книга сама стала поводом для написания множества статей и сообщений не только в Германии, но и в других странах Запада, а также и в России [2].

Что же такого нового и необычного написал в своей книге Йохен Хелльбек про битву на Волге? Непривычен сам взгляд немецкого историка на события в Сталинграде, а также выводы, сделанные в книге, хотя автор и не собирается пересматривать историю самого сражения. Рассмотрим это подробнее.

Несмотря на то, что Йохен Хелльбек сейчас живёт в США и преподаёт в одном из американских университетов, в фокусе его интересов, как профессионального историка, находится Россия, а точнее советская история 30-40 годов [3]. Отлично владеющий русским языком Хелльбек обратил своё внимание на ранее закрытые архивы СССР, в которых хранились материалы, собранные советскими историками во время Великой Отечественной войны. В советское время эти документы были закрыты для публикации и научной работы. Несколько лет Хелльбек их тщательно исследовал; результатом его работы стала книга «Сталинградские протоколы», большую часть которой занимают рассказы советских солдат и командиров, а также советских политработников о событиях в Сталинграде в 1942-1943 годах.

сегодня, читая эти материалы, ощущаешь атмосферу того времени, чувствуешь эмоции и настроение людей, а сохранённые на бумаге особенности разговорной речи и манеры рассказа создают у читателя ощущение непосредственного присутствия при этом разговоре.

Бойцы 13-й гвардейской стрелковой дивизии в Сталинграде в часы отдыха (с сайта istorya.ru)

Такой максимально приближенный и личностный показ бывшего противника очень необычен для современных немцев (как и для их отцов и дедов), для которых бойцы Красной Армии выглядят просто большой серой и безликой массой солдат. Такими принято показывать советских участников сражения не только в художественных романах и фильмах, но даже в документальных работах, чему яркий пример книги Хайнца Г. Конзалика и Энтони Бивора.
Прочитав «Сталинградские протоколы» немецкий читатель, наверное, впервые, сможет так подробно и много узнать о том, что думали и что переживали солдаты и командиры Красной Армии в Сталинграде и за что они воевали и отдавали свои жизни.

В Германии по поводу сражения за Сталинград принято публиковать выдержки из дневников и писем солдат вермахта, в которых они, в отличие от бравурных посланий с фронта предыдущего периода войны, описывают доселе невиданный ужас боёв, рассказывают о гибели сослуживцев, жалуются на голод и холод в кольце окружения и проклинают Россию с её морозами, огромной территорией и нескончаемым числом солдат [5] [6]. Кстати, из протоколов допросов немецких солдат и офицеров, пленённых в Сталинградском кольце (этому посвящена другая часть книги Йохена Хелльбека), стало известно, что рождественские открытки, которые разбрасывались с советских самолётов над позициями уже полностью окружённых войск вермахта, с надписью на немецком языке: «Мой папочка мёртв» и изображением погибшего немецкого солдата, оказали большое деморализующее влияние на немецких солдат. В личных вещах многих пленённых и погибших или умерших от холода, голода и болезней немецких солдат были найдены такие открытки. И, хотя советская агитационная пропаганда не имела никакого успеха в отборных войсках 6-й армии вермахта, штурмовавшей Сталинград (особенно в начальный период боёв), позже, по мере ухудшения ситуации, немецкие солдаты, несмотря на строгий запрет командования, стали подбирать и читать агитационные листки противника.

В самой же Германии после прочтения писем с фронта и тогдашней пропаганды нацистского руководства, неимоверно героизировавшего солдат вермахта в Сталинграде и скрывавшего от немецкого народа весь размер катастрофы, стало складываться мнение, что немцы в Сталинграде сами стали жертвой того сражения. Когда жители капитулировавшей Германии увидели кадры советской кинохроники и услышали рассказы вернувшихся из русского плена солдат о том, что им пришлось пережить в Сталинграде, это только подтвердило это распространённое мнение [7].

Йохен Хелльбек, историк, автор «Сталинградских протоколов» (с сайта newsnetz.ch)

Йохен Хелльбек в своей книге приходит к совсем другому выводу, утверждая, что представление многих немцев о немецких солдатах в Сталинграде, как о выполнявших только свой воинский долг, глубоко неверно и ложно. Автор отмечает, что весь путь 6-й армии вермахта к Сталинграду полон преступлений как против гражданского населения, так и военнопленных, причём эти преступления продолжались и в самом Сталинграде вплоть до последних дней перед капитуляцией. Во многих запротоколированных рассказах советских участников сражения есть упоминания о зверствах со стороны немцев, тогда как сегодняшнему гражданину Германии, полностью согласившемуся с виной немцев за многие преступления в годы Второй мировой войны, до сих пор очень тяжело поверить в то, что голодные и оборванные немецкие солдаты в Сталинграде ещё недавно были насильниками и убийцами [8].

Отдельно хочется упомянуть о массированных авианалётах германских люфтваффе на город в августе и сентябре 1942 года, которые привели к тотальным разрушениям в Сталинграде. Германское военное командование таким образом «гуманно» заботилось об уменьшении жертв среди своих солдат во время предстоящих боёв за город. Количество жертв среди гражданского населения Сталинграда и беженцев уже во время авианалётов и обстрелов артиллерии исчислялось десятками тысяч погибших и раненных, а к концу сражения выжили буквально единицы женщин, стариков и детей [9]. И тем не менее паники почти не было,
многие заводы и предприятия города работали даже во время непосредственных боёв в самом городе, несмотря на серьёзные повреждения зданий и оборудования. Солдаты Красной Армии и жители города не собирались отступать.

Бой у Дома Павлова, Сталинград, 1942 (с сайта trinixy.ru)

Относительно потерь Красной Армии начинается уже другой миф, охотно поддерживаемый во многих странах Запада, а не только в Германии. Это миф о тотальном насилии советского государства над своими гражданами, о чём якобы и свидетельствуют большие потери солдат и командиров Красной Армии во время боёв в Сталинграде. А сами советские люди якобы сражались только под угрозой расстрела и при первой же возможности сдавались врагу, а в тылу у Красной Армии стояли многочисленные войска НКВД и так называемые заградотряды, которые и удерживали солдат от попыток массового бегства с передовой. Этот миф поддерживают сегодня в России либеральные сторонники Запада , не объясняя, правда, как это стыкуется с частыми рассказами самих немецких солдат и офицеров об ожесточённом сопротивлении русских, особенно в ходе уличных боёв, когда красноармейцы вступали в рукопашную схватку с противником.

Йохен Хелльбек утверждает, что приводимые на Западе цифры десятков тысяч расстрелянных и репрессированных красноармейцев не подтверждаются никакими документами и фактами. Абсолютное большинство солдат советских армий, пытавшихся организовать оборону ещё на подступах к городу и отступивших к Сталинграду, были вновь направлены в состав других частей Красной Армии. Во время самого сражения расстрелы были единичны и не превышают нескольких сотен человек, что подтверждают и рассказы самих участников сражения, представленные в «Сталинградских протоколах» [10]. Какую смекалку проявляли советские солдаты при выполнении самых разных боевых задач, прекрасно демонстрирует рассказ знаменитого снайпера Василия Зайцева.

Так воюют только тогда, когда воины очень хорошо понимают, за что они сражаются.

Василий Зайцев в Сталинграде в конце 1942 года (фото с сайта rt.com)

И здесь Йохен Хелльбек обращает внимание на очень важную роль армейских политработников в поддержании высокого морального духа советских солдат в период самых ожесточённых боёв в Сталинграде [11]. Многие солдаты потом очень тепло отзывались о комиссарах (как ещё по привычке называли тогда офицеров политработников) за то, что они доставляли на передовую письма и свежие газеты, разъясняли ситуацию на фронте или просто пересказывали сообщения радио, каждый раз подчёркивая, что весь советский народ внимательно наблюдает за происходящим в Сталинграде и гордится своими воинами. А появление такого комиссара рядом, когда солдат сутками не видел никого кроме своего боевого товарища, было вообще неоценимо. Ведь напряжение боёв иногда достигало такого уровня, что человек забывал о еде, сне и вообще, что он ещё человек, а не зверь. Пытаясь окончательно захватить город и сбросить защитников Сталинграда в Волгу, немцы регулярно проводили многодневные непрекращающиеся бомбардировки и артобстрелы различных участков обороны Красной Армии с такой интенсивностью огня, что невозможно было различить день и ночь, даже просто поднять голову. Солдаты теряли счёт времени; не верилось, что человек может выжить в этом аду, но благодаря высокому моральному духу советские воины выдержали все невзгоды и тяготы сражения.

Мерилом всего в Сталинграде стала воинская доблесть и количество убитых фашистов. По ним оценивали человека и представляли к наградам. Здесь Йохен Хелльбек делает ещё один парадоксальный для немецкого читателя вывод: роль коммунистической партии для сражавшихся в Сталинграде советских войск была огромна и неоценима. Наряду с тем, что все политработники и комиссары были коммунистами, также и немалое число солдат и командиров были членами партии, в большинстве своём вступившими в её ряды уже в ходе самого сражения. Йохен Хелльбек подчёркивает, что партийная организация пронизывала всю структуру Красной Армии, и, вопреки всем утверждениям западных историков о негативном влиянии партийных структур на боеготовность войск, оказывала наоборот мобилизующее воздействие на солдат и командиров. Коммунисты составляли костяк воинских коллективов, и боеспособность их определялась в том числе и по количеству партийных солдат в них. Привилегия же у членов партии в Сталинграде была только одна — первыми идти в бой. Но, несмотря на постоянную убыль в боях, число членов коммунистической партии продолжало расти, так как многие солдаты изъявляли желание стать коммунистами. Коммунистическая партия переживала в годы войны новый подъём, опять становясь представительницей самых широких слоёв советского народа, и это ярко проявилось во время боёв в Сталинграде. Вступить в партию считалось за честь, и она оказывалась действительно только лучшим солдатам и командирам [12].

Вручение партийного билета во время контрнаступления под Сталинградом, 1942
(иллюстрация из Большой Советской Энциклопедии)

Йохен Хелльбек не считает себя сторонником коммунистической идеологии и даже причисляет её к разновидности религии или веры. Но автор «Сталинградских протоколов» твёрдо уверен в том, что без коммунистов и комиссаров воинский дух красноармейцев не достиг бы такой высоты и силы, и они не смогли бы так долго оказывать сопротивление фашистам в Сталинграде, а, значит, и дальнейшее развитие событий той войны было бы совсем другим! Такие выводы немецкого историка звучат сегодня очень и очень непривычно, не только на Западе, но и в сегодняшней России, однако, никто ещё не обвинил Йохена Хелльбека в непрофессионализме как историка, или какой-либо предвзятости. Правда обещанное автором русскоязычное издание «Сталинградских протоколов» почему-то до сих пор так и не увидело свет.

Йохен Хелльбек, размышляя над тем, почему исследованные им архивы не были опубликованы в советское время, обращает внимание на то, что все рассказчики излагали прошедшие события в Сталинграде так откровенно и неприукрашенно, не избегая и критических высказываний по воду организации обороны города, что эти материалы не могли быть использованы в рамках тогдашней концепции показа войны, которая не содержала никаких ошибок командования. Ведущая роль коммунистической партии и проводимая её комиссарами в войсках большая идеологическая работа были и так известны и понятны для советских граждан. Да и воспоминания о деяниях немцев на оккупированных территориях были ещё очень свежи для того, чтобы кто-то сомневался в них или жалел солдат вермахта.

Сравнивая запротоколированные комиссией историков рассказы некоторых участников боёв в Сталинграде и вышедшие десятилетия спустя их личные воспоминания, Йохен Хелльбек заметил существенные расхождения и в изложении событий, и в приводимых фактах и оценках. Это же касается литературных произведений, чему яркий пример Василий Гроссман и его антисталинский роман «Жизнь и судьба», очень популярный сегодня. Районы боевых сражений в Сталинграде показаны в романе как территория свободная от всякой идеологии, где советский солдат вдали от государственной машины «подавления личности» хоть ненадолго, но начинает чувствовать себя свободным человек, а комиссары и командиры не могут этому помешать, так как стараются находиться подальше от места боя. Если же прочитать статьи и заметки, которые писал Василий Гроссман для советских газет как фронтовой корреспондент в Сталинграде, а также обратиться к более искренним записям в его личном дневнике, то заметно восхищение тем, какой пример показывают комиссары солдатам, и тем, каким громадным авторитетом пользуются в войсках коммунисты.

Западный историк Энтони Бивор, так восхищающийся правдивостью романа «Жизнь и судьба» и издавший на английском и немецком языках фронтовые дневники Василия Гроссмана, попросту убрал из них те места, в которых, тогдашний корреспондент положительно отзывается о комиссарах и политработниках или беседует с ними! Бивор даже не скрывает свои манипуляции, объясняя это тем, что изъятые части дневников наполнены принятыми в те годы многочисленными идеологическими клише в описании роли партии и её политработников, и поэтому не представляют интереса для читателей. Йохен Хелльбек осуждает такое препарирование записей непосредственных очевидцев событий и считает важным их полное и неискажённое представление сегодняшнему читателю наравне с воспоминаниями и оценками этих же людей, сделанными по прошествии времени и несущими на себе уже влияние прожитых лет.

И, несмотря на необходимость дальнейшего осмысления прошедших исторических событий, всегда будет важно знать, как воспринимали эти события непосредственные участники и их современники. Иначе потомки не смогут понимать своих предков и будут ложно судить о них и об истории [13].

Прочитав книгу Хелльбека, не возможно не заметить в рассказах всех защитников Сталинграда главного — любви советских людей к своему Отечеству, теперь уже социалистическому, но по сути оставшемуся, как и прежде, всё той же матушкой Россией, территория которой велика, а отступать некуда; и нет высшей доблести, как «сложить головы за други своя!»

Виталий Луговской

«Суть Времени» Германия
2 Февраля 2014

[1] Jochen Hellbeck, «Die Stalingrad-Protokolle: Sowjetische Augenzeugen berichten aus der Schlacht» (Йохен Хелльбек, «Сталинградские протоколы: советские очевидцы сообщают с места сражения»), S. Fischer Verlag, 2012, ISBN: 978-3-100-30213-7 [2] Видеорепортаж «Книга немецкого историка о Сталинграде: шестьсот страниц откровений», программа «Вести», «Россия — 24», 19.11.2012
http://www.vesti.ru/doc.html?id=962926 [4] Статья «Материалы Комиссии по истории Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. академика И.И. Минца как исторический источник», В. В. Тихонов, 04.14.2012
http://cliohvit.ru/view_post.php?id=100 [8] Статья в онлайн версии газеты «Аргументы и Факты», «Как немцы сегодня воспринимают Сталинградскую битву», Георгий Зотов, 01.02.2013
http://www.aif.ru/society/history/40041 [13] Видеорепортаж «Сталинградской битве 70 лет – крупнейшей и самой жестокой битве Великой Отечественной войны», программа «Воскресное Время», «Первый канал», 03.02.2013
http://www.1tv.ru/news/polit/225520

eot.su

немецкий историк даёт слово красноармейцам.

«Сталинградские протоколы»
Йохена Хелльбека

Есть даты и события, которые всегда будут оставаться в памяти человечества и привлекать к себе внимание. Героическая защита советскими войсками города Сталинграда во второй половине 1942 года, а также окружение и разгром немецких войск в междуречье Дона и Волги в начале 1943 года, получившие название Сталинградская битва, несомненно, относятся к событиям, которые переломили ход не только Второй мировой войны, но и всей мировой истории. И сегодня, в очередную годовщину окончания Сталинградской битвы, хочется ещё раз подчеркнуть, что правдивый рассказ о том времени как никогда нужен новым поколениям в России и Европе для лучшего понимания прошлого своих стран и народов. В наши дни это оказывается сделать непросто, но всё же возможно. Примером этого служит появившаяся в последние месяцы 2012 года на прилавках книжных магазинов Германии новая книга немецкого историка Йохена Хелльбека под названием «Сталинградские протоколы: советские очевидцы сообщают с места сражения» (“Die Stalingrad-Protokolle: Sowjetische Augenzeugen berichten aus der Schlacht”) [1].

Напомним, что во время Великой Отечественной войны была создана специальная комиссия во главе с будущим академиком Исааком Минцем, члены которой уже в годы войны начали собирать все важнейшие документы и опрашивать непосредственных участников событий [4]. Во время боёв за Сталинград и сразу же после окончания битвы историками было опрошено несколько сотен человек, принимавших участие в этом сражении. Всё рассказанное было запротоколировано с такой тщательностью, что и сегодня, читая эти материалы, ощущаешь атмосферу того времени, чувствуешь эмоции и настроение людей, а сохранённые на бумаге особенности разговорной речи и манеры рассказа создают у читателя ощущение непосредственного присутствия при этом разговоре.

Бойцы 13-й гвардейской стрелковой дивизии в Сталинграде в часы отдыха (с сайта istorya.ru)

Такой максимально приближенный и личностный показ бывшего противника очень необычен для современных немцев (как и для их отцов и дедов), для которых бойцы Красной Армии выглядят просто большой серой и безликой массой солдат. Такими принято показывать советских участников сражения не только в художественных романах и фильмах, но даже в документальных работах, чему яркий пример книги Хайнца Г. Конзалика с одной стороны и Энтони Бивора с другой. Прочитав «Сталинградские протоколы» немецкий читатель, наверное, впервые, сможет так подробно и много узнать о том, что думали и что переживали солдаты и командиры Красной Армии в Сталинграде и за что они воевали и отдавали свои жизни.

Йохен Хелльбек, историк,
автор «Сталинградских протоколов»
(с сайта newsnetz.ch)

Отдельно хочется упомянуть о массированных авианалётах германских люфтваффе на город в августе и сентябре 1942 года, которые привели к тотальным разрушениям в Сталинграде. Германское военное командование таким образом «гуманно» заботилось об уменьшении жертв среди своих солдат во время предстоящих боёв за город. Количество жертв среди гражданского населения Сталинграда и беженцев уже во время авианалётов и обстрелов артиллерии исчислялось десятками тысяч погибших и раненных, а к концу сражения выжили буквально единицы женщин, стариков и детей [9]. И тем не менее паники почти не было, многие заводы и предприятия города работали даже во время непосредственных боёв в самом городе, несмотря на серьёзные повреждения зданий и оборудования. Солдаты Красной Армии и жители города не собирались отступать.

Бой у Дома Павлова, Сталинград, 1942 (с сайта trinixy.ru)

Относительно потерь Красной Армии начинается уже другой миф, охотно поддерживаемый во многих странах Запада, а не только в Германии. Это миф о тотальном насилии советского государства над своими гражданами, о чём якобы и свидетельствуют большие потери солдат и командиров Красной Армии во время боёв в Сталинграде. А сами советские люди якобы сражались только под угрозой расстрела и при первой же возможности сдавались врагу, а в тылу у Красной Армии стояли многочисленные войска НКВД и так называемые заградотряды, которые и удерживали солдат от попыток массового бегства с передовой. Этот миф поддерживают сегодня в России либеральные сторонники Запада, не объясняя, правда, как это стыкуется с частыми рассказами самих немецких солдат и офицеров об ожесточённом сопротивлении русских, особенно в ходе уличных боёв, когда красноармейцы вступали в рукопашную схватку с противником.

Василий Зайцев в Сталинграде
в конце 1942 года
(фото с сайта rt.com)

Мерилом всего в Сталинграде стала воинская доблесть и количество убитых фашистов. По ним оценивали человека и представляли к наградам. Здесь Йохен Хелльбек делает ещё один парадоксальный для немецкого читателя вывод: роль коммунистической партии для сражавшихся в Сталинграде советских войск была огромна и неоценима. Наряду с тем, что все политработники и комиссары были коммунистами, также и немалое число солдат и командиров были членами партии, в большинстве своём вступившими в её ряды уже в ходе самого сражения. Йохен Хелльбек подчёркивает, что партийная организация пронизывала всю структуру Красной Армии, и, вопреки всем утверждениям западных историков о негативном влиянии партийных структур на боеготовность войск, оказывала наоборот мобилизующее воздействие на солдат и командиров. Коммунисты составляли костяк воинских коллективов, и боеспособность их определялась в том числе и по количеству партийных солдат в них. Привилегия же у членов партии в Сталинграде была только одна: первыми идти в бой. Но, несмотря на постоянную убыль в боях, число членов коммунистической партии продолжало расти, так как многие солдаты изъявляли желание стать коммунистами. Коммунистическая партия переживала в годы войны новый подъём, опять становясь представительницей самых широких слоёв советского народа, и это ярко проявилось во время боёв в Сталинграде. Вступить в партию считалось за честь, и честь эта оказывалась действительно только лучшим солдатам и командирам [12].

Йохен Хелльбек не считает себя сторонником коммунистической идеологии и даже причисляет её к разновидности религии или веры. Но автор «Сталинградских протоколов» твёрдо уверен в том, что без коммунистов и комиссаров воинский дух красноармейцев не достиг бы такой высоты и силы, и они не смогли бы так долго оказывать сопротивление фашистам в Сталинграде, а, значит, и дальнейшее развитие событий той войны было бы совсем другим! Такие выводы немецкого историка звучат сегодня очень и очень непривычно, не только на Западе, но и в сегодняшней России, однако, никто ещё не обвинил Йохена Хелльбека в непрофессионализме как историка, или какой-либо предвзятости. Правда, обещанное автором русскоязычное издание «Сталинградских протоколов» почему-то до сих пор так и не увидело свет.

Сравнивая запротоколированные комиссией историков рассказы некоторых участников боёв в Сталинграде и вышедшие десятилетия спустя их личные воспоминания, Йохен Хелльбек заметил существенные расхождения и в изложении событий, и в приводимых фактах и оценках. Это же касается литературных произведений, чему яркий пример Василий Гроссман и его антисталинский роман «Жизнь и судьба», очень популярный сегодня. Районы боевых сражений в Сталинграде показаны в романе как территория свободная от всякой идеологии, где советский солдат вдали от государственной машины «подавления личности» хоть ненадолго, но начинает чувствовать себя свободным человеком, а комиссары и командиры не могут этому помешать, так как стараются находиться подальше от места боя. Если же прочитать статьи и заметки, которые\Василий Гроссман как фронтовой корреспондент в Сталинграде писал для советских газет, а также если обратиться к более искренним записям в его личном дневнике, то заметно восхищение тем, какой пример показывают комиссары солдатам, и тем, каким громадным авторитетом пользуются в войсках коммунисты.

Западный историк Энтони Бивор, так восхищающийся «правдивостью» романа «Жизнь и судьба» и издавший на английском и немецком языках фронтовые дневники Василия Гроссмана, попросту убрал из них те места, в которых, тогдашний корреспондент положительно отзывается о комиссарах и политработниках или беседует с ними! Бивор даже не скрывает свои манипуляции, объясняя это тем, что изъятые части дневников наполнены принятыми в те годы многочисленными идеологическими клише в описании роли партии и её политработников, и поэтому не представляют интереса для читателей. Йохен Хелльбек осуждает такое препарирование записей непосредственных очевидцев событий и считает важным их полное и неискажённое представление сегодняшнему читателю наравне с воспоминаниями и оценками этих же людей, сделанными по прошествии времени и несущими на себе уже влияние прожитых лет.

Прочитав книгу Хелльбека, не возможно не заметить в рассказах всех защитников Сталинграда главного: любви советских людей к своему Отечеству, теперь уже социалистическому, но по сути оставшемуся, как и прежде, всё той же матушкой Россией, территория которой велика, а отступать некуда; и нет высшей доблести, кроме как «сложить головы за други своя!»

Виталий Луговской

«Суть Времени» Германия
2 Февраля 2014

http://eot.su/node/16576

[2] Видеорепортаж «Книга немецкого историка о Сталинграде: шестьсот страниц откровений», программа «Вести», «Россия — 24», 19.11.2012 http://www.vesti.ru/doc.html?id=962926

[3] Rutgers School of Artsand Sciences, Departament of History, Professor: Hellbek, Jochen (Информация о преподавательской и научной деятельности Йохена Хельбека на сайте Рутгеровского Университета. США) http://history.rutgers.edu/?option=com_content&task=view&id=161&Itemid=140

[4] Статья «Материалы Комиссии по истории Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. академика И.И. Минца как исторический источник», В. В. Тихонов, 04.14.2012 http://cliohvit.ru/view_post.php?id=100

[8] Статья в онлайн версии газеты «Аргументы и Факты», «Как немцы сегодня воспринимают Сталинградскую битву», Георгий Зотов, 01.02.2013 http://www.aif.ru/society/history/40041

[13] Видеорепортаж «Сталинградской битве 70 лет – крупнейшей и самой жестокой битве Великой Отечественной войны», программа «Воскресное Время», «Первый канал», 03.02.2013 http://www.1tv.ru/news/polit/225520

***

rugraz.net

свидетельства участников и очевидцев» — отзыв metaloleg

История этой книги началась в 1931 году, когда под эгидой Максима Горького была запущена крупная историографическая компания по описанию героических людей Гражданской войны. На основе массово собранных свидетельств рабочих, крестьян и солдат планировалось создать новую марксистскую историографию масс, которая отталкивалась бы от простого человека и подпустила бы к большой истории всех ее участников. Запланированы были пятнадцать томов с рассказами, дополненные документами, мемуарами, рисунками и фотографиями, и под это дело за несколько лет по всей стране были созданы местные комиссии историков стенографировавших свидетельства на местах. Возглавлять («ответственный редактор») эту гигантскую работу поручили Исааку Израилевичу Минцу, известному советскому историку, собравшего под проект своих коллег по историческому цеху. Первый том Истории Гражданской войны вышел в 1935 году трехсоттысячным тиражом, и его вскоре пришлось по мере сил отзывать и уничтожать — слишком многие упомянутые в нем люди были уже разоблачены как враги народа и репрессированы. В 1938 году том в отцензурированном лично Сталиным виде был переиздан, впоследствии вышло еще четыре тома, они вполне доступны и сейчас. А комиссия Минца в ноябре 1941-го, опираясь на организационные и интеллектуальные наработки предыдущего проекта, взялась за историю уже Великой Отечественной, сначала с точки зрения битвы за Москву, потом начался сбор материалов с фронтов под Ленинградом, Тулой, Одессой, Севастополем. В декабре 1942-го года в список добавился Сталинград.

С декабря 1942-го по март 1943-го члены Комиссии по истории Великой Отечественной опросили 215 свидетелей Сталинградской битвы — от генералов до простых жителей города, переживших битву — и собрали материалов на несколько тысяч машинописных страниц. Задачи охватить как можно больше свидетелей не было, скорее нужно было собрать максимально плотное изображение боевых действий от его участников на разных уровнях армейской иерархии, в том числе зацепив и пленных немцев. А наследием революционных событий стала фиксация рассказов от первого лица с удаленными вопросами интервьюеров — это солдаты и командиры были главными актерами на всемирно-исторической сцене, а не просто людьми удолетворяющими журналистские интересы членов комиссий.

Примерно 2/3 книги занимают именно свидетельства, собранные Комиссией. Во второй части идет компилятивная сборка свидетельств сгруппированная по нескольким темам, как громким, так и остававшимся в тени до недавнего времени, например рассказы жителей города о том как война пришла в Сталинград, как уже в условии городских боев работали предприятия. Когда один из работников «Красного Октября» попался на мародерстве, другие рабочие потребовали его тут же расстрелять — «Такого нельзя отправлять на фронт. Он и там подведет…». Или требование директора Сталгрэса Землянского в адрес командарма Шумилова: «Прошу немедленно подавить вражескую артиллерию, так как она не дает возможности работать Сталгрэсу. В противном случае я буду обращаться в высшие инстанции». С точки зрения военной истории самыми значительными стали свидетельства бойцов и командиров 308-й стрелковой дивизии, которая в составе 1-й ГвА пыталась прорваться к Сталинграду к северу и увязала в позиционных боях за высоты. Или свидетельства моряков Волжской флотилии о Латошинском десанте — к примеру, ими вовсю пользовался Исаев в своем последнем издании Сталинграда для рассказа об этой забытой трагедии. Собранные рассказы об обстоятельствах капитуляции войск Паулюса дали, кстати, новый штрих к картине битвы в городе — группу последних фанатичных немецких офицеров, партизанящих в развалинах, нашли и уничтожили только 11 марта 1943-го, больше месяца спустя капитуляции. Но основное содержание книги — это девять полномасштабных рассказов о сражении в городе, от рядовых красноармейцев и младших офицеров до комдива Родимцева и командарма Чуйкова. Не послезнания, не сглаженные цензурой и совестью воспоминания, написанные N-десятков лет спустя, а рассказы взятые по горячим следам, правда о войне во всем ее трагизме. Тут Чуйков не «строго предупреждает» как в мемуарах сбежавших с этого берега командующих полком и бригадами, он их просто расстреливает перед строем солдат. Лишний штрих — строй солдат, смотрящий как казнят твоего полковника и комиссара, все же в ВОВ офицеров обычно расстреливали после трибунала перед офицерами, а не рядовыми бойцами. Или рассказ о штурме одного дома, к стене которого подкопались и заложили взрывчатку. После взрыва штурмовая группа должна была ворваться в пролом и зачистить здание от оглушенных немцев, но сформированные из новобранцев-узбеков «штурмовики» перепугались и не тронулись с места, так их большинство перестрелял командир подразделения, пока не заставил идти в атаку. Самым известным воспоминаниям стали, по-видимому откровения снайпера Василия Зайцева, они впоследствии, в отличии от остального массива часто использовались и в идеологических целях, и в пособиях для снайперов, читая их я узнавал знакомые фразы. А самыми необычными на общем фоне стали свидетельства капитана Петра Зайончковского, в будущем — известного советского историка, а тогда — инструктора по пропаганде в войсках противника под Сталинградом. Что работает на немца, что нет. Скажем, попытки советских офицеров допрашивающих пленных допытаться об их отношению к фашизму, наткнулись на… массовое непонимание немцами самого этого термина, и лишь один офицер ответил, что в Германии это слово применяется только в отношении идеологии в Италии. По словам капитана, самым действенным способом воздействия на окруженных стала отправка одиночных пленных обратно, предварительно накормив и дав хлеба и курева. Убедившись, что в РККА с пленных немцев не сдирают кожу заживо, голодные солдаты Вермахта иногда стихийно сдавались десятками, и тогда немецкое командование таких «возвращенцев» начало в свою очередь то расстреливать, то переводить в другие части. Но в любом случае, успех пропаганды зависел от общего положения на фронте, кроме того отмечалась такая «механистическая дисциплина» немецких солдат, которые могли сколько угодно ворчать и жаловаться, но команды все равно исполняли без рассуждений, и основная масса их сдалась, когда высшее командование приказало.

Материалы Комиссии так и не были опубликованы — слишком различались свидетельства выживших, ставивших в центр разговора прежде всего себя и своих товарищей, а не руководящую роль партии и вождя, чей культ в идеологии после войны только усилился. К тому же послевоенная борьба с «безродным космополитизмом» ударила по самому Исааку Минцу и его коллегам-евреям. Он успел спрятать собранный архив свидетельств от заинтересовавшимся им МинОбороны, поэтому в поле зрения исследователей в подольском архиве этих документов не было, разве что к ним эпизодически обращался Самсонов в главном советском исследовании битвы. Их след проявился только в наши дни, когда одна из доживших до наших дней сотрудниц перевела его в РГАФД, и с ним начали работать историки из ИРИ РАН и Германского исторического института в Москве. А взгляд на русского солдата, написанный редактором сборника Йохеном Хелльбеком во введении на полторы сотни страниц, очень интересен сам по себе и напоминает аналогичную работу по Солдатам Вермахта, что я прочитал почти четыре года назад. В целом, я очень жду, что появятся другие исследования свидетельств по комиссии Минца по другим сражениям Великой Отечественной, материал убойнейший.

www.livelib.ru

СОЮЗ СОВЕТСКИХ СОЦИАЛИСТИЧЕСКИХ РЕСПУБЛИК — LiveJournal

Die Zeit: Г-н Хелльбек, словосочетание «Сталинградская битва» означает одно из самых жестоких сражений в мировой истории. Однако нечасто заходит речь о судьбе 400 000 жителей этого города. Что бы произошло, если бы победу одержал вермахт?
Йохен Хелльбек: Гитлер хотел стереть Сталинград с лица Земли. «Не должно остаться камня на камне», — потребовал он в августе 1942 года. После этого самолеты люфтваффе почти полностью разрушили этот город.

— Что произошло с его населением?
— По советским данным, жертвами ковровых бомбардировок в августе и в сентябре 1942 года стали примерно 40 000 гражданских лиц. Сколько точно погибло в этом переполненном беженцами городе установить сейчас уже нельзя. Тысячи выживших стали беженцами или были направлены на принудительные работы.

— Почему, несмотря на все это, так долго существовал миф о том, что немцы в Сталинграде были прежде всего жертвами?
— Это по-прежнему продолжает вызывает удивление. Во время правления национал-социалистов говорилось о том, что солдаты в Сталинграде отдали свои жизни за народ, за рейх и «фюрера». Затем их смерть представлялась уже как трагедия: вермахт, разбитый на Волге, преданный Гитлером. А еще позднее бывшие герои превратились в беспомощных людей, попавших в жернова войны. При этом советская сторона вообще оставалась без внимания. В негласном следовании традициям национал-социалистической пропаганды и в более поздних исследованиях красноармейцы изображались как «безликая масса недочеловеков».

Читайте также: Почему Паулюс упустил возможность вырваться из Сталинграда

— Поэтому в немецкой памяти это сражение началось только 19 ноября 1942 года.
— Да, с момента окружения 6-ой армии. Только так можно было поддерживать представление о немцах как о жертвах.

— Столько солдат погибло в Сталинграде?
— Со стороны вермахта примерно 190 000, с советской стороны, по самым осторожным оценкам, почти 500 000 человек, а, может быть, и намного больше.

— Как объяснить такое значительное различие?
— Немцы в техническом плане превосходили русских, особенно это относилось к авиации. Кроме того, способ ведения военных действий Красной Армии был связан с большими потерями. Тысячи людей в августе и в сентябре были брошены в бой для того, чтобы остановить наступающие части вермахта, и были обречены на смерть. Часто это были бессмысленные жертвы.

— Но тогда это воспринималось как доказательство героизма?
— Да, культ героя был очень распространен при Сталине. Столь же высокопарными стали позднее воспоминания о войне. На Мамаевом кургане в Волгограде, как теперь называется этот город, в 1967 году был открыт мемориальный комплекс с огромной статуей Родины-Матери. Простому солдату в рамках подобного монументализма места просто нет.

— Совершенно иными кажутся те источники, которые вы представляете и анализируете в вашей книге «Сталинградские протоколы» (Die Stalingrad-Protokolle).
— Это верно. В интервью с красноармейцами и партийными функционерами основное внимание было уделено судьбе отдельных солдат. Эти беседы проводились сразу после окончания Сталинградской битвы, а частично еще в разгар сражений. Интервью с солдатами проводили члены комиссии, работу которой возглавлял историк Исаак Минц. На 5 000 страниц они задокументировали не только воспоминания солдат в Сталинграде, но и всю историю Великой Отечественной войны.

Также по теме: Вспышка гнева у Гитлера привела к Сталинграду

— Как возник этот проект, которой почти сразу перестал вписываться в официальную советскую концепцию?
— Для этого нужно вернуться назад на пару десятилетий, поскольку работа Минца была еще пропитана революционным духом 1917 года. В ней присутствовала идея о создании «нового человека», а также вера в то, что любой мужчина, любая женщина в социалистическом обществе должны сознательно относиться к своей роли и при этом активно работать над собой. Необходимое подтверждение не в последнюю очередь предполагалось получить от истории. Поэтому созданная в 1920 году комиссия начала реконструировать историю Октябрьской революции и проводить интервью с очевидцами тех событий. В 1931 году писатель Максим Горький дал старт большому проекту, цель которого состояла в том, чтобы запечатлеть реализацию первого пятилетнего плана: каждый крупный завод в Советском Союзе должен был написать свою собственную хронику событий.

Центр Сталинграда после освобождения

— А в 1941 году Исаак Минц продолжил дело Горького?
— Да, он использовал методы работы Горького для того, чтобы создать своего рода histoire totale (фр.: целостную историю – прим. перев.) Великой Отечественной войны. В 1941 году, когда советский режим находился в сложном положении, Сталин приветствовал подобного рода усилия. Однако к концу войны Советский Союз уже превратился в мировую державу, и Сталин стал приписывать успех только самому себе. В таком случае многоголосие авангардистской документации могло только помешать. Личность исчезла из культуры воспоминаний.

— Как оценивали историки из группы Минца отношения между личностью и коллективом? И какой в этом отношении была ситуация в Красной Армии?
— Для этого следует вспомнить о коммунистических офицерах-политработниках или комиссарах, действовавших в армии. Они должны были готовить солдат к политическим сражениям, а не добиваться слепого послушания. Поэтому простой солдат мог получить орден за убийство очередью из автомата своего командира, проявлявшего «трусость» и готовившегося сдаться врагу. Идеальный красноармеец сражался, руководствуясь собственными оценками.

Читайте также: Послушные солдаты Гитлера

— Насколько эффективной была подобная политработа?
— Она была – и это убедительно доказывают Сталинградские протоколы – исключительно эффективной. До последнего времени историки исходили из того, что политический аппарат Красной Армии не играл большой роли и что пропаганда на самом деле не доходила до солдат. Тот факт, что институт политкомиссаров был ликвидировал в 1942 году, рассматривался как подтверждение такого рода оценок. На самом деле упразднение политкомиссаров было связано с возросшим чувством уверенности относительно Красной Армии. Она больше не нуждалась в комиссарах. Растущее количество членов партии среди солдат говорит само за себя. Некоторые солдаты горели желанием стать членом партии накануне очередного боя – для того, чтобы иметь возможность умереть коммунистом.

— Коммунизм как замена религии?
— Да, это немного напоминает крещение.

— Партия как церковь, а Сталин – Бог?
— Это слишком широкое толкование. Однако проведенные интервью свидетельствуют о тесной связи со Сталиным. О том, какие это могло принимать черты, можно судить по следующему случаю: однажды красноармеец не смог прийти вовремя для подписания коллективного письма Сталину. Когда его спросили, почему он задержался, солдат ответил: он срочно пошел в атаку для того, чтобы убить еще одного «фрица» перед подписанием письма. «Фрицами» красноармейцы называли немцев. Убивать их как можно больше – такова была провозглашенная цель.

— Как выглядела агитация политработников? Как они добивались того, чтобы солдаты так яростно бросались в бой?
— Они постоянно проводили беседы с каждым солдатом в отдельности, иногда они делали это прямо в окопах, объясняя солдатам те цели, за которые они воевали.

Также по теме: Триумф вермахта на пути к Сталинграду

— Существовало ли с немецкой стороны нечто подобное?
— Нет. Вермахт расстреливал всех попадавших в плен комиссаров, поскольку было принято считать – и не без оснований, — что они составляют хребет Красной Армии. Однако собственные солдаты вермахта не подвергались политической муштровке. Об этом свидетельствуют также беседы советских историков с немецкими военнопленными. Проводившие интервью специалисты были поражены тем, насколько шаткими были убеждения немцев. После Сталинграда Гитлер попытался поучиться у врага. Так в конце 1943 года появилось ведомство Национал-социалистического руководящего офицера (Amt des nationalsozialistischen Fuehrungsoffiziers).

— И каков был результат?
— Почти никакого. Это также объясняется тем, что советское общество существовало с 1917 года, и идеологическое воспитание с самого начала играло в нем определяющую роль. Тогда как национал-социалистические учреждения, напротив, акцент в своей работе делали на физическую, а не на духовную закалку. Кроме того, в рамках национал-социалистической идеологии «ариец» уже по факту своего рождения занимал особое положение, тогда как коммунистический «новый человек» должен был выделяться за счет образования и преодоления самого себя. Эта мысль о трансформации постоянно встречается в интервью.

— Но, возможно, именно поэтому записанные беседы с красноармейцами представляют собой не совсем надежный источник? Разве участники этих бесед с самого начала не подвергали себя цензуре?
— Естественно, Минц и его коллеги не были «объективными наблюдателями» и они не хотели создать «критическую в историческом отношении» картину. Сам по себе опрос был в большей степени политическим проникновением в армию. Вместе с тем члены комиссии работали очень добросовестно и скрупулезно фиксировали проведенные беседы, слово в слово. Часто опрашивались солдаты одной дивизии, что дает возможность на основе их рассказов более точно реконструировать ход сражений.

Реактивные установки залпового огня «Катюши», октябрь 1942 г.

Читайте также: Сталинград — решающая битва против Гитлера

— Но разве эти интервью не создают, скорее, желаемую картину?
— Нет. Возьмите, например, высказывания генерала Василия Чуйкова, который описывает, как он перед строем расстрелял четырех подчиненных ему офицеров за то, что они оставили свои позиции. Летом и осенью 1942 года, когда существовала угроза прорыва линии обороны, командиры часто прибегали к подобного рода драконовским мерам. Сталин именно в этот момент издал свой приказ 227: «Ни шагу назад!» Нередко войска можно было только силой удерживать на позициях.

— Некоторые исследователи говорят о том, что в 62-ой армии 13 000 солдат были расстреляны своими командирами.
— Это плод фантазии, как показывают Сталинградские протоколы. Подтверждаются только сотни расстрелов. 13 000 смертных казней, о которых говорится во многих книгах, не имеют никаких доказательств.

— Не чувствуется ли в этом традиционное представление: Красная Армия – это орда безликих и ограниченных недочеловеков, приводимая в действие только с помощью откровенного насилия?
— Несомненно. При этом у исследователей в течение долгого времени было мало источников для того, чтобы исправить подобного рода представления.

Также по теме: Сталинград — последние дни

— Существуют ли похожие документы в других странах?
— В Соединенных Штатах военный историк Сэмуэл Маршалл (Samuel Marshall) проводил опросы солдат и пытался выяснить, как можно было повысить боевой дух. Однако он работал менее точно, и ему явно не хватало пафоса советских историков.

— Что произошло с проколами Исаака Минца после окончания Второй мировой войны?
— Минц намеревался их опубликовать, однако в 1946 году он попал в жернова кампании по борьбе против «космополитов», направленной в первую очередь против евреев. Минц и многие его сотрудники были евреями. В конечном итоге был устроен своего рода показательный процесс, после которого он лишился места в Академии Наук в Москве. Сами протоколы исчезли в подвалах. Там я их обнаружил и затем использовал в исследовательской работе.

— Вы будете продолжать работу с этим материалом?
— Несомненно. Дело в том, что комиссия Минца задокументировала и немецкую оккупацию. Иногда советские историки приезжали в освобожденные деревни и города спустя неполные две недели после отступления вермахта для того, чтобы опросить уцелевших там жителей. Это уникальный источник по теме, которая, как и Сталинградская битва, до последнего времени представлялась у нас только с немецкой точки зрения.

Йохен Хелльбек родился в 1966 году в Бонне. В настоящее время он преподает историю в Ратгерском университете (Rutgers University) в Соединенных Штатах.

sov-un.livejournal.com

«Сталинградская битва. Свидетельства…» (М., ИРИ РАН, 2015). Отв. ред – Й. Хелльбек.

Видным событием на конференции в Коломне, посвященной истории Великой Отечественной войны (Институт российской истории РАН, 6-8 мая 2015), — в которой я принимал участие, — был доклад на пленарном заседании американского исследователя, немца по происхождению, Йохена Хелльбека (Университет Ратгерс, США) о подготовленной при его главном участии книге «Сталинградская битва. Свидетельства участников и очевидцев. По материалам Комиссии по истории Великой Отечественной войны» (М., ИРИ РАН, 2015). – имеются в виду материалы комиссии, возглавляемой историком И.И. Минцем. Тогда 4 историка были посланы в Сталинград, и они там с января по март 1943 года записали многие интервью с участниками событий – солдатами и офицерами Красной Армии. Всего набралось 215 стенограмм таких бесед в несколько тысяч машинописных страниц. Уникальный свод свидетельств Устной истории. Все они, за редким исключением, после этого масштабного сбора остались на многие десятилетия под спудом, — цензура запретила их публикацию. И хранились эти материалы в Научном архиве нашего Института российской истории РАН. Пока проф. Хелльбек (и возглавляемый им коллектив из нескольких ученых – К. Дроздов, Д. Лотарева, С. Маркова, Д. Файнберг) не занялся их исследованием и подготовкой к выборочной публикации (в перспективе есть и полная публикация этих стенограмм в интернете). В итоге вышел объемный том мелким шрифтом в 670 страниц, дающий широкую панораму, наверное, самого кровопролитного сражения Второй мировой войны глазами советских воинов. Девять стенограмм приводится целиком (это значительная часть книги), остальные даются подборами цитат-извлечений – по методу тематического монтажа. Обширное введение тоже содержит много цитат из записей бесед. Значительный вклад в историографию Сталинградской битвы. На той же конференции состоялась и презентация этой книги. А доклад Хелльбека на пленарном заседании конференции назывался «Как публикация материалов Комиссии по истории Великой отечественной войны». Так, по его мнению. роль заградотрядов является преувеличенной в бытующих на Западе представлениях об этой битве (во исполнение известного сталинского приказа «Ни шагу назад!»). Показывались кадры из фильма «Враг у ворот» 2001 года (о известном сталинградском снайпере Зайцеве), где заградотряды массово косят пулеметами отступающих солдат. Затем Хелльбек опровергал это. Установка властей была на то, что солдаты нужны для битвы, и массово истреблять их своими же было бессмысленно. Что касается реальных действий заградотрядов, то есть чекистская статистика за август-октябрь 1942 г. – совокупно по Донскому и Сталинградскому фронту, многие сотни задержанных дезертиров расстреливались перед строем, больше тысячи отправили в штрафбаты и штрафроты, десятки тысяч вернули обратно в строй… (Как я считаю, тоже ужасно, конечно. Приказ Сталина был жестокий, преступный, повлекший преступную практику. Расстрелы своих в войну, — а главным образом, это были публичные, устрашающие казни перед строем, — были повсеместным явлением, но масштабы его нельзя преувеличивать, так как главным все-таки оставалось обеспечение армии «пушечным мясом». Поэтому большинство задержанных заградотрядами снова отправляли на фронт (часть из них в штрафные соединения). Точной статистики расстрелянных своими же своих красноармейцев за весь период войны, включая все органы, выносившие такие приказы, до сих пор нет. Думаю, в совокупности это огромная цифра в сотни тысяч человек).

Другое важное место в докладе Хелльбека. Он высоко ценит вклад писателя-фронтовика Василия Гроссмана как историографа Сталинградской битвы, его великий роман «Жизнь и судьба» и также опубликованные ранее, очень ценные в историческом смысле, его военные дневники в Сталинграде. В книге немало ссылок на Гроссмана. Но в одном очень принципиальном моменте Йохен с Гроссманом поспорил. Писатель считает, что во время Сталинградской битвы ослабло влияние партии на солдат и офицеров, нивелировалось воздействие советской идеологии (этот мотив в «Жизни и Судьбе» выражен ясно). И Сталинград на период той страшной битвы превратился в такой мир (или островок?) свободы.

Хелльбек, напротив, считает влияние компартии на фронте не только не ослабшим, но колоссальным, система политпросвещения пронизывала все, политруки, пропагандисты очень много времени и усилий уделяли фронту, — и публикуемый свод устных свидетельств о Сталинградской битве это подтверждает. Но есть другой момент, отмеченный исследователем, – сама партийная пропаганда в годы войны трансформировалась, главным в ее составляющей были не учение коммунизма, а воспитание у солдат и офицеров настроя на необходимость жертвенного подвига, полной отдачи на борьбу с врагом, на героизм советского человека. Поэтому при массовом вступлении в партию в годы войны главным критерием было не знание марксизма, а проявленные на фронте факты военной доблести (Х. и в книге об этом пишет). Так что, пространство свободы в воюющем Сталинграде вбирало в себя этот сильный компонент партийности. У Гроссмана в романе партия от воюющих как бы отстранена.

igorkurl.livejournal.com

Сталинградская битва: свидетельства участников и очевидцев

Эммануил Евзерихин. 23 августа 1942 года в Сталинграде. Фонтан «Бармалей»

Из предсмертного дневника ефрейтора вермахта

6 мая 2015

Сталинградская битва: свидетельства участников и очевидцев. По материалам Комиссии по истории Великой Отечественной войны. Под редакцией Йохена Хелльбека. Новое литературное обозрение. 2015

В этой уникальной книге собраны и прокомментированы свидетельства участников одной из самых страшных битв в истории человечества – Сталинградской. Почти сто рассказов по стенограммам записей военных и гражданских лиц, соотечественников и немцев. Это был тяжелейший и опаснейший труд, ведь советские историки записывали голоса очевидцев в полевых условиях, до или после очередного боя, освобождения очередного населенного пункта. Тем выше ценность этих документов, позволяющих нам сегодня понимать, как в действительности вершится история, и что происходило на фронтах Второй мировой войны 70 лет назад, что творилось с людьми, угодившими в этот ад, с их душой и рассудком. С любезного разрешения издательства мы приводим дневник немецкого ефрейтора, в котором тот описывает ужас, царящий в стане противника, оказавшегося в окружении.

Среди собранных исторической комиссией в Сталинграде документов находятся выписки из дневника немецкого ефрейтора, который советские солдаты нашли во время боев в Сталинграде в декабре 1942 или январе 1943 года — вероятно, при убитом владельце. Дневник был передан для изучения в отдел пропаганды 62-й армии, где и выполнили его частичный перевод на русский язык.

Эти сохранившиеся в переводе дневниковые записи начинаются с 22 ноября, когда стоявший в Калаче-на-Дону немецкий полк был атакован советскими танками, которые в ходе операции «Уран», двигаясь с севера и с юго-востока, взяли противника в клещи и вышли на соединение друг с другом в районе Калача. Так образовался Сталинградский котел. Дневник документирует замешательство последующих дней, безуспешные попытки немцев прорваться из котла, а затем их отход на восток, к Сталинграду. В заводском районе города солдаты, уже переведенные к тому времени на голодный паек, были посланы в бой. Записи от 18 декабря 1942 года, содержащие в себе предчувствие смерти и грустные мысли об оставшейся дома семье, читаются как волнующее свидетельство подлинного человеческого страдания.

Голоса из котла, зачастую полные отчаяния, хорошо известны в Германии со времен первой публикации «Последних писем из Сталинграда» (1951). Хуже известно то, как советская сторона обходилась с некоторыми из этих источников — например, с данным дневником. О том, как советские участники битвы читали этот дневник и как они использовали его для собственных целей, пойдет речь ниже, после публикуемого текста документа.

ДНЕВНИК

ефрейтора 10-й роты 578-го полка 305 пех(отной) дивизии

22 ноября — Ночью отход от Калача.

23 ноября — Русские летчики, непрерывные налеты.

24 ноября — Встали в 3.45 и начали тяжелый марш по песку к Дону. Непрерывная стрельба. На крутом берегу Дона — русские. Их отчетливо видно. Все время слышны разрывы снарядов. Вечером ушли с позиций. Ночь провели на замерзшей оледенелой земле.

25 ноября — Мы потеряли часть. Бомбы, летчики, артиллерия.

27 ноября — Поспешное отступление по песку назад. Мы окружены, очень холодно. Я окоченел. Нас обстреливают.

28 ноября — В темноте все погрузились, приготовились к выезду. Я и 8 моих людей тоже. Куда — никто не знает.

29 ноября — Стоим на шоссе — не знаем, что делать дальше. Я ужасно голоден. В последние дни с едой плохо. Что будет дальше? Хотя другие части поблизости готовили еду, я не мог получить ни ложки супа. Поехали дальше. Остановились в овраге. Стали искать нашу роту. В деревушке поблизости столпотворение: румыны, русские, немцы. После долгих поисков нашли свою роту.

30 ноября — Рано утром пришли в свой взвод. Окопался в холодной земле. И день и ночь ожесточенные бои. К вечеру прорвались русские танки, мы вынуждены обороняться. Воздушный налет и обстрел гранатами. Я уже 36 часов не ел. Теперь получил 1/8 хлеба, 1 /16 банку консервов, несколько ложек горохового супа и глоток кофе.

1 декабря — Ночь провел в окопе: та же порция еды. Непрерывные разрывы гранат. Замерз ужасно. Были на передовой, затем вернулись. В ближайшем местечке ночевали в хлеву. Лежал в грязи и навозе. Все мокрое, ужасно замерз.

2 декабря — Утром обстрел. Убитые и раненые. Едва сам остался жив. У меня украли все мое имущество: осталось только то, что на мне. 12 км прошли мы, смертельно усталые и изголодавшиеся. Опять целый день без еды. Я уже совсем ослабел.

3 декабря — Опять марш и опять без воды. Нельзя даже напиться. Мне ужасно плохо. Ем снег. Вечером квартиры не нашли. Идет снег, я весь мокрый, в сапогах вода. Удалось найти землянку. Живу с шестью другими товарищами. Варили немного конины в снеговой воде. Что принесет будущее? Мы окружены. 1 /12 хлеба!!!

4 декабря — Тяжелый марш 19 км. Все обледенело, пришли в Гумрак, переночевали в вагонах.

5 декабря — Становится все хуже. Большой снег, у меня отморожены пальцы на ногах. Сильный голод. Вечером после тяжелого марша вошли в Сталинград. Нас приветствовали разрывы снарядов. Нам удалось попасть в погреб. Здесь 30 человек. Мы невероятно грязны и не бриты. Едва можем двигаться. Еды очень мало. 3–4 папиросы. Ужасная дикая толпа. Я очень несчастлив! Все потеряно. Здесь непрерывно спорят, нервов ни у кого не осталось. Почта не приходит, ужасно.

6 декабря — То же самое. Лежим в погребе, выходить почти нельзя, нас увидят русские. Теперь, по крайней мере, мы получили 1/4 хлеба в день, на 8 человек банку консервов, немного масла.

7 декабря — Все по-прежнему. Господи, помоги, чтобы здоровым я вернулся на родину. Моя бедная жена, мои милые родители. Как им трудно. Всемогущий, окончи все это. Дай нам снова мир. Только бы скорей вернуться домой, вернуться к человеческой жизни.

9 декабря — Сегодня на обед порции немного побольше, но хлеба 1 /12, 1 /12 консервов. Вчера моя белокурая жена была именинница. Мне тяжело. Жизнь стала совершенно не нужной. Здесь непрерывные ссоры и споры. Что может сделать голод!

10 декабря — Со вчерашнего дня я ничего не ел. Только пил черный кофе. Я совершенно отчаялся. Боже, долго ли это будет продолжаться? Раненые находятся вместе с нами. Мы не можем их отправить. Мы окружены. Сталинград — это ад. Мы варим мясо дохлых лошадей. Нет соли. У многих дизентерия. Как ужасна жизнь! Что плохого сделал я в моей жизни, что я теперь так наказан. Здесь, в этом погребе, теснятся 30 человек, в 2 часа становится темно. Ночь длинная, наступит ли день?

11 декабря — Сегодня мы получили 1 /7 хлеба, немного жиру и должны дать еще теплой еды. Но вечером я падал от слабости.

12 декабря — Все еще в Сталинграде. Снабжает нас новая часть. С едой все еще очень плохо. Вчера я принес немного конины. Сегодня, к сожалению, — ничего. Я все же надеюсь это выдержать. Должно же быть лучше. Ночь сегодня была очень бурная: артогонь, гранаты. Земля дрожала. Наш унтер-офицер ушел в бой. Скоро последуем и мы. Среди нас больные дизентерией. Я ужасно голоден. Если бы стало немного полегче. Только бы не заболеть и не быть раненым. Господи, защити меня. Непрерывно стреляют пушки. Свистят гранаты. Сегодня я написал письмо. Буду надеяться, что мои дорогие родственники получат скоро от меня известия. Сейчас я так отчетливо вижу свою жену перед собой.

13 декабря — Сегодня вечером дали рисовой муки и 1 /16 консервов. Я был счастлив этим. Кроме этого, ничего нового. Чувствую себя очень слабым, сильно кружится голова.

14 декабря — Обмороки продолжаются. Помощи нет никакой. Здесь много раненых, за которыми нет ухода. Все из-за окружения. Закурил последнюю папиросу. Все приходит к концу. То, что я пережил за последнюю неделю, слишком тяжело. Я все время ужасно голоден. Прошлый год в России можно считать хорошим временем по сравнению с тем, что происходит сейчас. Сегодня до полдня я съел 1 /7 хлеба и крошечный кусочек масла. Всю ночь и сейчас нас обстреливают. Какая суровая жизнь! Какая ужасная страна! Я возлагаю все мои надежды на бога, веру в людей я уже потерял.

15 декабря — Нам нужно на передовую. Прошли, спотыкаясь и переползая через траншею, между разваленными домами Сталинграда. Мимо пронесли тяжелораненого. Мы пришли на КП. Затем спустились в фабричный подвал, затем большая часть из нас пошла в бой. Осталось лишь 13 человек. Я по чину старший среди этих людей. Кругом грязь и обломки. Выходить нельзя. Все двигается и трещит от ударов русской артиллерии.

16 декабря — Пока еще здесь. Сюда спускаются раненые. В погребе темно и днем, и ночью. Прямо на полу мы развели костер. В 16 часов пришел разносчик еды: суп, 1/8 хлеба, немножко масла, немножко мясных консервов. Я сейчас же все съел и лег. До следующей еды 24 часа.

15 декабря я воздушной почтой послал письмо, надеюсь, оно придет к рождеству. Бедная милая жена и родители.

18 декабря — День проходит, как все предыдущие. Вечером мы едим. Один раз за 24 часа получаем пищу, затем снова ничего. Пришлось тащить раненого. После долгих поисков нашли врача, также в подвале одного совсем разрушенного дома. Когда я вернулся к своему окопу, я увидел убитого. Это был Рилль, три дня назад я с ним беседовал. Сижу в окопе еще с одним солдатом. Это 20-летний парень из Австрии, у него дизентерия, и воняет от него невыносимо. Непрерывный обстрел. Мне больно ушам и очень холодно. В 50 метрах от меня Волга. Мы совсем рядом с противником. Я уже совершенно равнодушен ко всему. Я не вижу выхода из этого страшного ада. Раненых не увозят, они лежат по деревням в кольце окружения. Я могу надеяться только на божье чудо. Ничто другое здесь не может помочь. Наша артиллерия совершенно замолчала, вероятно, не хватает боеприпасов. Я голоден, замерз, мои ноги как лед. Мы оба не произносим ни слова — о чем говорить? Приближается светлый рождественский праздник. Какие прекрасные воспоминания связаны с ним, детство… Милые родители, я приветствую вас издалека. Благодарю за все, что вы для меня сделали. Простите, если я вам причинил неприятности. У меня не было злого умысла. Бедная мама, каково тебе будет. Милая сестра, мне тяжело думать, как мы с тобой играли, от всей души желаю тебе счастья в твоей дальнейшей жизни. Никого я так крепко не любил, как тебя, моя милая жена, моя белокурая Митци. Я бы все отдал за то, чтобы узнать, что мы с тобой счастливо встретимся. Если этого не суждено, я благодарю тебя за счастливые часы, которые ты подарила моей жизни. Я не знаю, попадут ли когда-нибудь эти строки в твои руки. Писать для меня — облегчение в этом одиночестве и душевной пустоте. Пусть бог укрепит и утешит тебя, если со мной что-нибудь случится. Но я не хочу об этом думать. Жизнь так прекрасна. Ах, если бы можно было мирно жить! Я еще не могу примириться с мыслью о смерти, а адская музыка боя, приносящая смерть, все не прекращается. Сейчас день, светит солнце, но кругом непрерывно разрываются гранаты. Я совершенно измучен. Разве можно такое пережить? Все движется, как при землетрясении.

* * *

В руках советских военных этот дневник обрел самостоятельную жизнь. Специалисты проанализировали его и использовали для стратегических и пропагандистских целей. Перевод на русский язык выполнил, вероятно, майор Александр Шелюбский, который, будучи начальником 7-го (пропагандистского) отделения политического управления 62-й армии, выполнял ту же функцию, что и Петр Зайончковский в 66-й армии. Он тоже был историк по профессии и тоже свободно говорил по-немецки. Во время Сталинградской битвы он раз в несколько недель составлял донесения о «политико- моральном состоянии» немецких частей, против которых сражалась 62-я армия. В этих донесениях речь шла отдельно о каждой дивизии и ее командире. На основе захваченных дневников и писем, а также показаний пленных в них рисовалась подробная картина настроений в 6-й армии. К донесению от 5 января 1943 года Шелюбский приложил дневник немецкого ефрейтора. Сам Шелюбский тоже разговаривал с московскими историками и при этом разъяснил свою оценку противника. Сражавшиеся против 62-й армии солдаты были почти сплошь «элитные войска», «кадровые части», состоявшие из «чистокровных арийцев», а не из румын или итальянцев — союзников немцев, которые, как по опыту знали советские военные, воевали хуже. До начала октября немецких солдат вела вперед надежда «взять Сталинград с налету». Одним из поворотных пунктов стала начатая 305-й пехотной дивизией массированная атака на заводской район города: «Настроение у этой дивизии было такое — гром победы раздавайся. Вступила она в бой приблизительно 14 октября. Через два-три дня она имела огромные потери. Эта дивизия была брошена против завода «Баррикады». После такого подъема, что тут все хорошо, Сталинград наш, когда их взяли, как полагается, в работу, они просто ничего не понимали, что тут происходит. Мы постарались, чтобы они поняли, и дали туда несколько листовок…» Мы видим, как Шелюбский анализирует настроения противника под стратегическим углом зрения и ищет возможность влиять на них.

Шелюбский рассказывал, как распространенный уже с октября 1942 года фатализм после окружения 6-й армии в ноябре зачастую выливался в настоящее отчаяние, пронизывающее письма и дневники немецких солдат. Он расценивал это как отражение недостаточной «моральной» устойчивости военнослужащих вермахта. При допросах пленных и чтении документов ему особенно бросались в глаза две вещи. Во-первых, многочисленные случаи мародерства и другие формы насилия, направленного против советского гражданского населения: «Грабеж местного населения настолько вошел в повседневный быт немецких солдат и офицеров, что военнопленные рассказывают об этом зачастую без всякого смущения». Во-вторых, жалобы немецких солдат на голод: «Тут еще надо отметить один момент, который, я считаю, сыграл громадную роль в моральном состоянии окруженного противника, — это питание. Немцы голодать не умеют. Наш русский солдат не только во время Отечественной войны, но во время Гражданской войны и во всех других войнах умел голодать. Немцы не умеют голодать: когда они воюют, они привыкли жрать как свиньи. Это можно доказать на ряде писем. Это как-то жутко, только о еде и говорят. Я десятки пленных допрашивал, мои работники допрашивали, и не случалось, чтобы какой- нибудь пленный не начал с еды. Кушать — на первом месте. Весь мозг заполнен жратвой. У них в последнее время было очень плохо. У них в последнее время доходило до ста грамм хлеба».

Шелюбский и другие политработники Красной армии читали письма и дневники немцев сквозь советскую идеологическую оптику; при этом они проецировали на высказывания противника собственные представления о солдате как о воине, движимом прежде всего силой своего духа. Воля к победе, по их мнению, была крепка, если она служила высоким целям, «борьбе против фашизма», «освобождению порабощенных народов». Армия, которая не ставила перед собой таких целей, а только захватывала, грабила и уничтожала, могла производить только моральных инвалидов. Тот факт, что Паулюс и другие взятые в плен немецкие генералы не могли назвать никаких высоких идейных целей, которыми они руководствовались, и заявляли, что они военными и политическими вопросами не занимаются, допрашивавшие их русские офицеры интерпретировали как слабость. Дисциплина в вермахте вызывала уважение у советской стороны; политически же, напротив, Красная армия казалась им гораздо более крепкой и устойчивой.

Из донесения Шелюбского дневник немецкого ефрейтора перекочевал в советские средства массовой информации. 25 января 1943 года краткие выдержки из него были прочитаны по советскому радио, днем позже они появились и в газете «Правда». В основном газета придерживалась текста Шелюбского, но уплотнила его, сведя все к рассказу о борьбе солдат вермахта за выживание, акцентируя распри между солдатами. В таком виде драма солдата, брошенного на произвол судьбы, уже не была видна: темой дневника оказывалось моральное разложение немецкой армии. В одном месте текст дневника, цитируемого в «Правде», был даже сфальсифицирован. Если в переводе Шелюбского ефрейтор говорит, что надеется уже только «на божье чудо», то газета меняет перспективу: «Я не вижу иного выхода из этого страшного ада, кроме плена».

www.kultpro.ru