Гулаг ссср: Action Controller: Exception caught

Мы знаем Солженицына, Шаламова, Гинзбург… Но воспоминаний о ГУЛАГе очень немного по сравнению с количеством людей, прошедших через систему лагерей

— Получается, бунты были только в самих лагерях, родственники заключенных не протестовали…

— Протестов массовых не было. Бунты были непосредственно в лагерях, особенно сразу после смерти Сталина -восстания в Норильске, в Карлаге и т. д. Родственники искренне верили, что члена их семьи быстро вернут. Они ничего не могли знать, где родственник находится, что с ним происходит. Искать единомышленников и пытаться понять, у кого такая же беда, люди не могли. В конце 1930-х годов во время большого террора многие после ареста кого-то из членов семьи старались оборвать всю связь с ним, вырезали из фотографий, меняли имена, фамилии, чтобы их, не дай Бог, тоже не забрали, как родственника врага народа. То есть это был прежде всего страх.

— Верно ли винить в репрессиях только Сталина?

— То, что Сталин во всем виноват, это некоторое упрощение. При том что Хрущев начал как раз политику десталинизации, он сам, например, возглавлял Украинскую ССР, когда там был голод начала 30-х годов. Он просто сам понимал, что эта система лежит огромным грузом на советской экономике и что таким способом невозможно построить не то что светлое будущее, а просто какую-то стабильную страну. Поэтому как раз после смерти Сталина начинаются массовые амнистии, забрасывается строительство огромных объектов: трансполярной магистрали Чум — Салехард — Игарка, подземный туннель на Сахалин. Стало очевидным, что эти стройки никому не нужны, они отнимали только огромное количество ресурсов и что вообще та система ГУЛАГа неэффективна.

— Как обычно проходили судебные процессы над политическими заключенными?

— Во-первых, особенно в конце 30-х годов, были так называемые «тройки», когда три сотрудника НКВД, которые не видели человека лично, сразу выносили приговор. В основном это были смертные приговоры. За время большого террора было репрессировано 1,5 миллиона человек и примерно половина из них была расстреляна. Во время Второй мировой войны, в 40-е годы, расстрелов было уже меньше по той причине, что нужны были хоть какие-то люди, чтобы отправить их на фронт. Заключенных могли отправить на фронт. Но в целом уже было больше бумажной составляющей в судебных делах. Но если мы посмотрим обвинительные приговоры, то не нужно быть экспертом, чтобы понять, что эти дела сфабрикованы. Когда человек неграмотный обвиняется в том, что он японский шпион. Тут понятно, что он никак не мог быть японским шпионом, потому что не мог физически передавать какие-либо данные, независимо от того, знает он кого-то из японской разведки или нет. Таких приговоров было очень много. Особенно в 30-х годах многие сотрудники НКВД писали прошения с целью увеличить квоту и больше устроить арестов, тем самым пытаясь выслужиться. Многие из них делали это не для того, чтобы более эффективно работать в их понимании, а чтобы обезопасить самих себя. Потому что если пишешь доносы и арестовываешь больше, то возможность того, что тебя арестуют самого, гораздо ниже. Но кого-то и это не спасало.

— Какой психологический портрет работника НКВД вы бы нарисовали? Может ли человек видеть пытки других, сам активно участвовать в них, а потом спокойно приходить домой, целовать жену, играть со своими детьми?

— Это очень хороший вопрос. Если сказать о тех, кто собственно расстреливал арестованных, тут были самые разные истории. Были так называемые палачи-рекордсмены, на которых кровь нескольких десятков тысяч человек. Это тяжело представить. Человек каждый день приходил на работу и расстреливал несколько человек пулей в затылок.

У очень многих из них были большие проблемы с психикой. Многие из них спивались. У очень многих причиной смерти был цирроз печени, потому что человеческая психика не может выдержать такого количества убийств. Надзиратели в лагерях просто воспринимали заключенных как преступников и у них изначально было такое к ним отношение. Потому что никто не собирался проверять, за что человек попал в лагерь — это по доносу противника, что-то он украл у советской власти или он действительно является уголовником. Поэтому для надзирателей все эти люди были равны.

Очень многие сотрудники НКВД, которые после окончания системы ГУЛАГа оставались на службе, старались не вспоминать и не говорить об этой системе. Последнюю ситуацию мы видели недавно, когда на Украине открыли все архивы, связанные с советским периодом. Было одно прошение бывшего сотрудника НКВД, которому 95 лет, он требовал сделать секретным его дело до его собственной смерти. Он не хотел, чтобы все обсуждали, что он работал в НКВД в сталинское время.

Очень многие сотрудники НКВД, которые после окончания системы ГУЛАГа оставались на службе, старались не вспоминать и не говорить об этой системе

— Какая из историй судеб погибших и покалеченных ГУЛАГом вас лично больше всего поразила?

— Наиболее страшная история и место, которое я видел, это Колпашевский Яр в Томской области. Это место, где советская власть дважды убила людей. Колпашево — это административный центр Нарымского округа, болотистая местность, куда еще до революции ссылали людей. Кстати, в Нарыме отбывал свой срок сам Сталин до революции. И в годы большого террора в Колпашево была тюрьма НКВД, там производились расстрелы. Там же людей и закапывали. Но город Колпашево находится на высоком берегу реки Обь и каждый год река немного размывает этот берег, а берег очень высокий — около 10 м (я там был и сам видел). И в 1979 году, когда прошло уже 40 лет после окончания большого террора, на первомайской демонстрации в городе произошло ЧП, потому что выяснилось, что снова обвалился кусок берега. И открылось массовое захоронение. Со стороны реки видно было, что там лежат человеческие останки. Тогда уже было не НКВД, а КГБ. В Москву были сразу направлены запросы, что с этим вообще делать. Сначала попытались все убрать, потом оказалось, что захоронение гораздо больше, чем все думали изначально. В итоге вместо того, чтобы останки этих людей перезахоронить, было принято решение все ликвидировать. К берегу подогнали два буксира и стали размывать этот берег винтами, под винты летели человеческие останки. И рядом стояли лодки сотрудников КГБ, которые привязывали к останкам тел металлолом и топили их в реке. Эта история меня очень сильно поразила, когда я был в городе Колпашево 2,5 года назад. Это одно из самых страшных и депрессивных мест в мире, в которых я когда-либо бывал.

Есть истории, когда репрессировали не только людей. Республика Тыва вошла в состав СССР только в 1944 году, до этого она являлась просоветским государством и там тоже были репрессии. Там сохранилась абсолютно немыслимая история про репрессированного коня. Когда была еще Тувинская Народная Республика, в 1938 году, в Туве был легендарный скакун Эрир-Кара, его хозяина репрессировали и расстреляли, а коня сняли со скачек и до сих пор никто не знает, что с ним случилось. Скорее всего, его использовали на лесоповале где-то в Сибири. До сих пор ходит много легенд по этому поводу. То есть его репрессировали как коня врага народа. История немыслимая, она открывает целый пласт — от этой системы страдали не только люди, но и животные. И когда я был в Туве, меня даже познакомили с племянником хозяина этого коня, ему сейчас 82 года. Когда смотришь на этого человека, то понимаешь, что это не какой-то миф. Этот человек в детстве, маленьким мальчиком, действительно видел этого коня.

По истории ГУЛАГа документальных фильмов снято не так много. Сейчас, на мой взгляд, что интересного делают — это проект «Музея истории ГУЛАГа», который называется «Мой ГУЛАГ». Журналисты находят людей, прошедших лагеря, и проводят с ними интервью, расспрашивают про личный опыт. На сегодняшний день у них есть огромная база фильмов, их уже больше 100. Это очень хороший визуальный материал. Фильмов про ГУЛАГ я не видел очень таких сильных, потому что всегда очень чувствуется позиция режиссера. Есть несколько американских фильмов, там это все сводится скорее к массовой культуре, а не к какому-то документальному разбору, что же это на самом деле было. Фильм «Власть Соловецкая», который вышел в 1988 году, про Соловки очень хороший. Тогда уже стало можно говорить про Соловецкий лагерь.

И еще очень важно, продолжая тему видео: тот же самый «Музей истории ГУЛАГа» делал ряд экспедиций по местам бывших лагерей в труднодоступных местах — где-нибудь на Чукотке, на Колыме. Близко к большим городам уже не сохранилось никаких лагерных построек, потому что все растаскивали на дрова, на металлолом. А в удаленных частях Сибири 501 стройка, остатки Полярной железной дороги, которую так и бросили. Там как раз остались руины лагерей. У нас есть некоторое представление, как ГУЛАГ выглядел, но когда ты видишь, как эти руины выглядят сейчас, это абсолютно уникальный материал, по которому действительно можно понять, что это действительно было. Это не просто какие-то тексты и воспоминания.

Близко к большим городам уже не сохранилось никаких лагерных построек, потому что все растаскивали на дрова, на металлолом. А в удаленных частях Сибири 501 стройка, остатки Полярной железной дороги, которую так и бросили

— Можете сказать как преподаватель: достаточно ли знает о ГУЛАГе молодежь?

— Сейчас про ГУЛАГ знают, безусловно, больше. С другой стороны, случилась такая ситуация, что о ГУЛАГе стали говорить много в СССР в конце 80-х годов, в последние годы перестройки. Эта тема была очень актуальной. А потом, после развала Союза в связи с кризисом и дальнейшими проблемами, эта тема стала обсуждаться меньше. При том что было больше возможностей для изучения материалов, просто у людей были другие потребности в новых экономических реалиях. Сейчас часть документов до сих пор закрыта, некоторые архивы, открытые в 90-е, теперь снова закрыты. И сегодня то, что удалось оцифровать в 90-е годы, доступно в Америке, но недоступно в России. В 2014 году должны были снять запрет со многих документов по ГУЛАГу, но этот срок передвинули на 30 лет вперед, и теперь документы закрыты до 2044 года. Сейчас достаточно много мы знаем про ГУЛАГ и все основное мы уже нашли, но есть целый пласт документов, который вообще не изучен.

В российском сознании сейчас эта тема не вызывает большого интереса, потому что очень тяжело представить человеку, который не занимается этой темой, насколько это была большая сеть лагерей, что это было такое. Во многом это связано и с тем, что сейчас в регионах России уровень жизни довольно невысокий. И когда человек пытается как-то прожить на низкую зарплату, ему неинтересно, что здесь были ГУЛАГи или происходили другие страшные вещи, ему хватает проблем современности. Это тоже нужно понимать. Скажем, в Москве эта тема больше обсуждается, чем в регионах, особенно в регионах Севера, где лагерей было гораздо больше. Плюс в Москве, в мегаполисе эта тема гораздо спокойнее обсуждается. Когда в небольших городах живут потомки и надзирателей, и заключенных, конечно, стараются об этом не говорить. Очень часто такое было, что заключенные могли стать надзирателями, а надзиратели могли стать заключенными.

— Когда вы начали изучать тему ГУЛАГа, изменилось ли ваше отношение к СССР и коммунизму?

— Темой ГУЛАГа я стал заниматься в 2015 году, однако для меня это не было чем-то новым, потому что про сталинские репрессии я знал с детства. И поэтому для меня не было здесь чего-то принципиально нового, единственное, чего я не знал, это такого количества конкретной информации названий, мест. Но окончательно я понял, что этой темой надо заниматься, весной 2015 года, когда был на русском Севере и местный житель стал объяснять, что, кроме Соловков, больше никаких лагерей там не было. Потом он стал рассказывать, что отец его подруги убежал из лагеря Северодвинска (тогда Молотовска) и пришел пешком по льду с Северной Двины в Каргополь (на юге Архангельской области). Это дистанция сопоставима с протяженностью такой страны как Франция. И я не могу проверить, это миф или нет, но информация о том, что в Архангельской области не было больше лагерей, стала поводом для того, чтобы заниматься этой темой.

Я как раз больше занимаюсь тем, как с темой ГУЛАГа стали работать после того, как лагеря закрылись. Мое исследование посвящено музеям памяти о ГУЛАГе. Я изучаю то, как эта тема начинала обсуждаться и бывшими узниками, и людьми, не имевшими к лагерям никакого отношения, как эта тема мемориальной памяти ГУЛАГа прорастала в постсоветской России до сегодняшнего дня.

Мое исследование посвящено музеям памяти о ГУЛАГе. Я изучаю то, как эта тема начинала обсуждаться и бывшими узниками, и людьми, не имевшими к лагерям никакого отношения, как эта тема мемориальной памяти ГУЛАГа прорастала в постсоветской России до сегодняшнего дня

— Как сейчас в научных кругах преподносят историю ГУЛАГа?

— С одной стороны, мы видим, что в 2015 году в Москве был открыт новый современный музей истории ГУЛАГа. С другой стороны, мы знаем конфликты вокруг музея «Пермь-36». Мы знаем последние конфликты вокруг Сандармоха (Республика Карелия). В 2018 году был закрыт народный музей истории ГУЛАГа в Йошкар-Оле. Поэтому вроде бы интерес есть, а с другой стороны, все очень неоднозначно. В 2015 году была создана концепция по увековечиванию памяти жертв репрессий, но пока что рано еще ее анализировать. Законодательно признана вся чудовищность этих преступлений, но во многих регионах эта тема не обсуждается. Как, например, в местах, где было больше всего лагерей — в Республике Коми или на Колыме.

Мне стало интересно проследить тему: как в России возникали музеи памяти о ГУЛАГе. Вообще есть такой мировой тренд создания музеев памяти, музей Холокоста, депортации, рабства, голода и так далее. Мне стало интересно, что происходило в России с этой темой. Я просмотрел все музеи, какие есть на постсоветском пространстве, а их сейчас около 150. Я выделил все музеи, которые можно назвать полноценными музеями памяти, то есть музеи, имеющие здание, имеющие специалиста по этой теме. У меня получилось девять в разных регионах. Я стал ездить по ним и собирать материалы. Все музеи государственные, у них есть архив, что позволяет брать интервью не только у работников музеев, но и проверять все документально, чтобы это было полноценное историческое исследование. Я ездил по многим регионам — и Соловки, и Пермский край, Томская область, Кузбасс, Республика Тыва. Посмотрел много этих музеев, нашел людей, которые создавали эти музеи, и сейчас дописываю это исследование.

— У вас скоро выйдет книга по истории создания лагерей для политзаключенных?

— Надеюсь. Сначала диссертация, а потом книга.

— Зачем сегодня нужны музеи ГУЛАГа? Почему они должны существовать?

— Я сам, как исследователь, задаюсь вопросом: насколько подобный музей нужен и насколько это правильный способ рассказа о прошлом. Это один из примеров, как можно рассказывать о прошлом — через экспозиции, через проекты, через артефакты, личные вещи людей, кто прошел через ГУЛАГ, какие-то доски, фрагменты бараков, проволоки, кружки, миски, привезенные из лагерей. Музей — это такой институт сохранения и консервации прошлого. В данном случае ничего лучше человечество не придумало. Есть форматы виртуальных музеев, они пока что не получили такого большого распространения, как музей материальный, где лежат оригинальные вещи той эпохи. Они как раз подчеркивают историческую подлинность — это не просто подделки какие-то, а реальные вещи той эпохи.

Матвей Антропов

Веселая жизнь в сталинском ГУЛАГе

Музей истории политических репрессий Пермь-36. Фото: Николай Лосев/Flickr. Все права защищены.

Можно долго перечислять публикации о сталинском ГУЛАГе, но что мы знаем о жизни квир-людей в советских концлагерях? Это интервью знакомит с работой известного историка Дэна Хили, который проливает свет на то, как геи выжили в советском ГУЛАГе, на их дальнейшую жизнь и на различное отношение в СССР к геям и лесбиянкам.

Дэн Хили, профессор современной истории России в Оксфордском университете, исследовал историю гомосексуализма в царской и советской России, природу мужественности при социализме, проблемы сексуальных расстройств и сексуального насилия в СССР и историю медицины в Сталинский ГУЛАГ. Хили является автором единственной опубликованной монографии по истории гомосексуализма в России: «Гомосексуальное влечение в революционной России: регулирование сексуального и гендерного инакомыслия».

Кирилл Гуськов беседовал с Дэном Хили после презентации его последней книги: «Русская гомофобия от Сталина до Сочи».

Что мы знаем о геях/квирах в ГУЛАГе? Кто они?

Из архивов ФСБ и общедоступных судебных материалов нам известно, что заключенными-гомосексуалистами в ГУЛАГе в основном были мужчины в возрасте от 25 до 50 лет, большинство из которых были городскими жителями. Известно также, что 30% этих мужчин имели какое-то отношение к культуре и искусству: работали в театрах или библиотеках, занимались литературой. Остальные 70% составляли работники физического труда и «белые воротнички». Это дает вам как бы снимок состава группы лиц, отбывающих наказание за гомосексуальность по статье 154-а УК РСФСР.

Половые отношения между мужчинами наказываются лишением свободы на срок от трех до пяти лет, а сексуальные отношения между мужчинами с применением насилия или подчинением одной стороны другой наказываются лишением свободы на срок от пяти до восьми лет.

Героями вашей книги были не только лица, арестованные по статье 154-а. Вы говорите о гомосексуальных отношениях между заключенными, осужденными за другие преступления. Что мы знаем об этой второй категории?

Последняя книга Дэна Хили: Русская гомофобия от Сталина до Сочи.

Во-первых, мы должны быть осторожны, когда говорим о том, что значит быть гомосексуалистом в ГУЛАГе. Мы не знаем наверняка, были ли проанализированные заключенные на самом деле геями или лесбиянками, или они просто приспособились к определенной культуре. Трудно говорить об этом без каких-либо личных историй, которые могли бы дать представление о том, что думали эти люди.

Во-вторых, могу сказать, что однополые отношения существовали в тюрьмах во все времена и во всех странах. Мы должны помнить, что в большинстве пенитенциарных систем мужчины и женщины не живут в одном помещении. Так что в такой системе всегда есть люди сексуально активного возраста, которые попытаются вступить в однополые отношения. Они существовали в России так же, как и везде. Мы знаем об этом из «Мертвого дома» Достоевского, «Путешествия Чехова на Сахалин» и многих других дореволюционных мемуаров. Были и однополые отношения между женщинами: эти отношения были задокументированы в 19 веке.20-х годов советского криминалиста Михаила Гернета.

Как лагерная охрана относилась к этим двум категориям заключенных?

По-разному, но я хочу ответить на ваш вопрос, говоря сначала о другом. Мы до сих пор не знаем, почему Сталин решил ввести уголовную ответственность за гомосексуальность. Есть две теории по этому поводу. Первое касается социальной чистки городов, второе — что у Сталина были политические причины, связанные с вопросом национальной безопасности. Советские лидеры опасались, что гомосексуальные группы могут заключить договор с Германией или другими державами, чтобы дестабилизировать СССР.

Однако мы можем предложить косвенное объяснение политического характера решения. Известно, что в 1933 году глава советской охранки Генрих Ягода написал письмо Сталину, в котором сообщил, что «гомосексуалистов арестовывают, но мы поняли, что у нас нет статьи, по которой их можно было бы обвинить. Мы думаем, что они планируют заговор». У геев были свои группы, и это раздражало советское правительство. Также «аутинг», публичное раскрытие информации о сексуальной ориентации геев, в атмосфере общественной гомофобии может стать потенциальным риском шантажа со стороны иностранных спецслужб.

Политическая интерпретация этого «преступления» послужила причиной суровости приговоров по ст. 154-а, так как «политическими» считались «социально враждебные» заключенные советской лагерной системы. С гомосексуалистами обращались еще строже, чем с заключенными, осужденными по статье 58 (антиреволюционная деятельность), так как всем было известно, что «политические» обвинения часто фабрикуются. Это позволяет сделать вывод, что осужденные по статье 154-а были низшими из низших в пенитенциарной системе, хотя с преступниками-гомосексуалистами обращались менее жестко, особенно при Сталине.

С гомосексуалистами обращались даже жестче, чем с заключенными, осужденными по статье 58 (антиреволюционная деятельность)

Вторая причина жестокости к геям связана с общественной гомофобией. Агенты ОГПУ/НКВД (так в разное время называли советскую тайную полицию), милиция и другие органы, занимавшиеся этими делами, точно знали, за какое «преступление» они арестовывают гомосексуалистов. Они боялись и ненавидели арестованных или, по крайней мере, относились к ним враждебно.

Здесь есть еще один важный фактор: мы знаем, что Сталин лично поправил проект закона в 1934 году, добавив оговорку о том, что минимальный срок наказания должен составлять три года. Людей с приговором менее трех лет отправляли в исправительные колонии на «социальную коррекцию». Обычно их можно было найти в европейской части России и вблизи городов, а их сокамерники были «социально близкими» и должны были стать к концу срока образцовыми советскими гражданами. Но геи не попали в эту категорию. Их отправляли в лагеря в отдаленные уголки страны и с нечеловеческими условиями. Сталин как бы подавал «знак»: «Они низшие из низших, их нельзя реформировать».

Какому жестокому обращению они подверглись?

Заключенных-гомосексуалистов унижали как физически, так и психологически, изолировали от других заключенных, заставляли пользоваться отдельными туалетами и кухонным оборудованием. Они также иногда подвергались изнасилованию. Здесь насильник, игравший активную роль, не считался геем: он был человеком, утверждающим свою власть над «деградировавшим элементом». Однако у нас очень мало документов этого периода, и нет доступа к тем, которые могли бы дать нам больше информации. «Политические» были в основном образованными людьми, оставившими после себя мемуары. «Обычные» уголовники не были образованными людьми и мало стремились писать автобиографии.

Что вы знаете о других типах гей-отношений в ГУЛАГе? Известно ли что-нибудь о тюремных охранниках, например?

Певец Вадим Козин. Источник: Википедия. Всеобщее достояние.

Ответить на эти вопросы практически невозможно, потому что мало кто даже из самых образованных узников ГУЛАГа оставил какие-либо письменные документы, учитывая гомофобию советского общества и всепоглощающий страх населения. Когда бывшие заключенные начинали писать о гей-отношениях в ГУЛАГе, они всегда говорили о них как о чужом опыте, а не о своем. Певец Вадим Козин провел в лагерях пять лет, между 1945 и 1950 г., осужден частично по ст. 154-а, частично по ст. 58 (за антисоветские высказывания во время войны). Случай Козина интересен тем, что он оставил дневник, который вел всю свою сознательную жизнь, и часть его, записи за 1955-1956 годы, опубликована.

Но даже Козин не говорит о своих гомосексуальных переживаниях, если они у него были, в лагерях. Он пишет о «гомосексуалистах в театре», то есть «о них», а не обо мне. Козин работал в своем местном театре с пианистом по имени Кабанов, которого он описывает как «высокого красивого мужчину». Когда они гастролировали по Сибири, Кабалов всегда находил нового «друга». Затем в дневнике Козина записан разговор между ним, Кабановым и третьим, натуралом, где Кабалов открыто говорил о своей сексуальности. Козина, конечно, поразила эта откровенность, как видно из его дневниковой записи.

Вы пишете в своей книге, что самые открытые геи в лагерях принадлежали к «криминальному» населению. Что вы имеете в виду под этим?

Мемуары, написанные о гомосексуалистах в лагерях, в основном о уголовниках. У нас меньше воспоминаний о представителях интеллигенции, потому что они считали свою сексуальную и романтическую жизнь частной и не подлежащей «показухе». Они также просто стыдились своей сексуальности. Руководство тюрьмы «любило» преступников и особо не вмешивалось в их деятельность. Из сочинений Солженицына и Шаламова мы знаем, что свободы у них было довольно много: они могли целыми днями играть в карты в своем бараке и посылать своих рабов на работу. Это была не универсальная ситуация, но довольно распространенная.

Могли бы, например, геи и лесбиянки держаться за руки, не беспокоясь об этом?

Я бы сказал, что никто не стал бы возиться по этому поводу, потому что «мужская» половина пары имела бы нож и могла защищаться. В некоторых мемуарах рассказывается о целых бараках лесбиянок, которые вместе работали парами и «контролировали», так сказать, ситуацию. Иногда эти пары делили работу между собой: «женщина» готовила и убирала, а ее «мясной» партнер занимался валкой деревьев. Также известно, что защита от зрелого, опытного партнера была большим преимуществом для молодой женщины. Младший партнер в гомосексуальных отношениях иногда становился более женственным и даже брал женское имя, и аналогичное развитие могло иметь место в лесбийских отношениях.

Стало ли общество более гомофобным после закрытия ГУЛАГа?

Сложный вопрос. С одной стороны, из лагерей возвращалось много «видимых» геев. С другой стороны, 1950-е и 1960-е годы были годами, когда средний советский гражданин стал уделять больше внимания своей личной жизни. Люди бежали из коммуналок в жилые массивы. И что мы видим? Я заметил, что в Ленинградской области люди понимали, что некоторые из их соседей состоят в гомосексуальных отношениях, но не обращали на это внимания: это была просто чужая личная жизнь. В 1988-1989 Я привез в Ленинград группу американских туристов. Нашим гидом был Саша, высокий блондин с несколькими слоями макияжа на лице. Он красил лицо прямо перед нашим экскурсионным автобусом, рассказывая нам о достопримечательностях города. Туристы были, конечно, просто поражены.

Что стало с гомосексуалистами после освобождения из лагерей? Могут ли они быть открыты в Москве?

В Москве нет, но в других местах обязательно! Вопрос скорее в том, насколько успешно они могли «сойти» за противоположный пол, когда они, например, курили или имели типичные мужские или женские стрижки, одежду и так далее. После 1953 года, года смерти Сталина, врачи и люди из администрации ГУЛАГа начали открыто говорить об этом на различных конференциях.

Наказывали ли людей за гомосексуальные отношения в ГУЛАГе?

Это было, но у нас очень мало свидетельств того, что с ними произошло, потому что соответствующие документы хранятся в лагерных архивах, которые депонированы в своеобразной многослойной матрешке архивов ОГПУ-НКВД. Возьмем, к примеру, педиатра Титова, который сидел в Соловецком лагере (из которого вырос весь ГУЛАГ) на Крайнем Севере России в XIX веке.30 с. Насколько я помню, его осудили по статье 154-а, но потом дали еще 10 лет за то, что он был пойман «на месте преступления» в лагере. Подобные примеры есть в разных мемуарах.

Подобные вещи происходили на протяжении всего советского периода по разным причинам, в том числе политическим. Одним из известных случаев был случай с кинорежиссером Сергеем Параджановым, которого несколько раз арестовывали и сажали в тюрьму за гомосексуальность, первый раз в 1948 году.

Хорошо известно, что в политической и культурной элите сталинской эпохи были геи и бисексуалы. Можно ли сказать, что для элиты был один закон?

Дэн Хили. Источник: history.ox.ac.uk

В этом смысле СССР ничем не отличался от других стран. Да, к представителям элиты относились иначе, чем к простой толпе, потому что их ценили за другие их таланты. Но был еще один фактор. У Сталина определенно были проблемы с талантливыми людьми. Его отношения с кинорежиссером Сергеем Эйзенштейном и композитором Дмитрием Шостаковичем показывают, что, как только кто-то становился всемирно известным, его уже нельзя было отправить в ГУЛАГ, хотя некоторых, например, известного ботаника и генетика Николая Вавилова и писателя Исаака Бабеля, делал исключения из правил. Логику Сталина не всегда было легко понять. Эйзенштейн был бисексуалом (мы знаем это из многочисленных источников), но Сталин его не трогал. Возможно, на него был компрометирующий материал. На Вадима Козина точно был компромат; НКВД взяло его под наблюдение. Они знали, что он околачивался с молодыми людьми в Москве. Отель «Метрополь», где он жил, что было, конечно, неосторожным поступком.

Имеются ли доказательства того, что рабочие, крестьяне и другие группы, не входящие в состав интеллигенции, были наказаны за гомосексуальность?

Хороший вопрос, но у нас недостаточно информации по этому вопросу, чтобы говорить об этом. Никто из них не вел дневников и не писал мемуаров. Когда историки, интересующиеся историей ЛГБТ-сообщества, попадут в архивы, они смогут найти какой-то материал: об этом уже начали писать исследователи из Белоруссии, Украины, Грузии и Латвии, но пока они находятся на ранних стадиях их поиски.

Почему вокруг всего этого не было ни общественного форума, ни кампании в СМИ? Это была бы легкая мишень для разжигания ненависти и сплочения людей вокруг своего лидера и партии.

Думаю, они работали над этим сценарием. Документ, проливающий свет на ваш вопрос, был обнаружен в 1990-х годах. Это письмо, написанное в 1934 году, с заголовком: «Открытое письмо московских и харьковских гомосексуалистов господину Маринусу ван дер Люббе». Ван дер Люббе был голландским коммунистом, которого нацистское правительство Германии обвинило в поджоге Рейхстага в том же году. Он также был известен как активный гомосексуал. Письмо, похоже, на самом деле было провокацией со стороны ОГПУ, призванной оправдать аресты геев в интересах национальной безопасности.

В другом письме Сталину ОГПУ предложило более суровые приговоры за публичные проявления гомосексуализма и плату за секс между мужчинами. Сталин выделил слово «публичный» и зачеркнул весь абзац. Это наводит меня на мысль, что публичное обсуждение этого вопроса было бы крайне пагубно для советского престижа. В архиве тогдашнего генерального прокурора СССР Андрея Вышинского есть еще один документ 1939 года, в котором говорится об организации показательного процесса, но этого не произошло, потому что это было бы политически нецелесообразно.

Значит, Сталин беспокоился о престиже?

Да, конечно, особенно в годы до 1939 года, когда СССР искал друзей и пытался стать принятым мировым сообществом через Лигу Наций и переговоры с европейскими державами, чтобы избежать войны с Германией. Если Сталин не заботился о престиже своей страны, зачем ему в 1936 году создавать чисто декоративную Конституцию? Эта конституция утверждала, что СССР был самым демократическим государством в мире, с нормальными, цивилизованными законами. И в любом случае публичные суды были скорее исключением, чем правилом: людей просто тихо арестовывали и все.

Я посмотрел данные о людях, заключенных в тюрьму за гомосексуальность. Их было не так много. Некоторые избежали ГУЛАГа?

На это есть ряд причин. В других странах закон не всегда работал своим чередом. Кроме того, у советских служб безопасности было достаточно забот, чтобы не искать гомосексуалистов для ареста.

Был ли спрос «снизу»?

Мы не знаем. В одном документе сталинской эпохи (обнаруженном историком Ириной Ролдугиной) говорится о том, что когда в 1932-1933 открытые геи в Ленинграде предлагали завязать отношения с гетеросексуалами, последние отвечали насилием и агрессией. Также известен случай, когда матросы-геи и гетеросексуалы подрались друг с другом. Но систематических исследований публичной гомофобии не проводилось.

Почему лесбиянки не подлежат судебному преследованию?

Это вопрос сравнительного гендерного отношения. Большинство стран никогда не принимало законов против лесбиянства, потому что женщины традиционно ограничивались частной сферой и находились под контролем своих мужей. Сталин и его окружение не одобряли женскую эмансипацию: например, в Политбюро не было ни одной женщины. Я думаю, что для Сталина гомосексуальность был «мужским» вопросом, связанным с национальной безопасностью.

Сталин и его окружение не одобряли эмансипацию женщин: в Политбюро не было ни одной женщины

Женщины же не служили в вооруженных силах и не проявляли особой активности в органах так они меньше рисковали. Я также думаю, что Сталин и его соратники тоже считали, что хороший «присмотр» со стороны мужчины излечит их от любых лесбийских наклонностей.

Как вы нашли свои источники? С какими трудностями вы столкнулись?

Я не собирался изучать гомосексуальность в ГУЛАГе. Мой проект должен был быть о здоровье и медицинском обслуживании в ГУЛАГе. Но моя первоначальная работа была посвящена гомосексуализму, так что я сразу смог проникнуть в эту область. Я называю эту способность «странным взглядом на архив». Я нашел важные документы о гомосексуализме, работая над своей первоначальной темой. Иногда люди присылали мне материал: они знали обо мне, потому что я опубликовал несколько статей на эту тему.

Анна Баркова. Источник: bessmertnybarak.ru

С какими трудностями я столкнулся? Как говорится, «чем больше спешки, тем меньше скорость». Я думаю, что когда мы говорим о гомосексуализме, а особенно когда ты иностранец, ты не можешь просто пойти в архив и напрямую попросить материал на эту тему. Большинство российских архивистов, кроме всего прочего, не имеют четкого представления о том, что там находится. Они верят описям, которые были сделаны много веков назад. И последнее, что вам нужно немного воображения и сравнительного подхода. Я спрашивал себя: «Куда бы смотрели немцы и американцы?» Когда я занимался исследованием здоровья, я брал интервью у людей, наблюдавших за гомосексуальными отношениями. Они были очень старые.

Как они отреагировали? Изменилось ли их выражение?

Нет. Я думаю, что когда тебе за 80 в России, тебе наплевать. Я брал интервью у врача в Канаде, работавшего в Магаданской области с 1949 по 1989 год, и она, не спросив меня, описала венерические заболевания в лагерях, где находились лесбиянки. И она использовала специфические термины, которые сейчас прозвучали бы для канадских ушей довольно гомофобно: «Произойдут все виды сексуальных извращений» и так далее. Но затем она сказала: «Сегодня, конечно, мы будем использовать другой, более позитивный язык для описания лесбиянок и геев». Впервые она услышала о гомосексуализме во время войны, когда училась в медицинском институте. Потом она рассказала мне, как она понимает гомосексуальность: для нее это биологическая ошибка. Она считает, что некоторые мужчины становятся гомосексуалистами под влиянием «настоящих» геев. Это довольно распространенное отношение к гомосексуализму среди образованных советских врачей и специалистов.

Принесли ли ваши исследования что-то неожиданное или шокирующее, или вселили ли вы какую-то надежду?

Моим источником вдохновения стали истории людей, которым удалось выжить. Одной из них была открытая поэтесса-лесбиянка Анна Баркова. Она была осуждена по политическому обвинению и с 1930 по 1966 год трижды сидела в тюрьме и выходила из нее, другими словами, всю свою взрослую жизнь. История Вадима Козина тоже трагична: певцу до конца жизни отказывали в разрешении заниматься своей профессией. С другой стороны, его дневники описывают мир без гомофобии, мир, в котором уважают человеческое достоинство. И это вселяет в меня оптимизм.

Экономика принудительного труда: Советский ГУЛАГ

Опубликовано EH.NET (июль 2004 г.)

?

Пол Р. Грегори, Политическая экономия сталинизма: свидетельства из советских секретных архивов

Пол Р. Грегори и Валерий Лазарев, редакторы, Экономика принудительного труда: Советский ГУЛАГ . Стэнфорд, Калифорния: Hoover Institution Press, 2003. xvii + 212 стр. 15 долларов (мягкая обложка), ISBN: 0-8179-3942-3.

Проверено для EH.NET Марком Харрисоном, факультет экономики Уорикского университета.

В 1945 году победа союзников в Европе открыла для расследования архивы гитлеровской Германии. При поддержке американской и британской групп по исследованию стратегических бомбардировок ряд талантливых молодых экономистов, включая Джона Кеннета Гэлбрейта и Николаса Калдора, потратили годы на изучение записей за двенадцать лет. Результаты их работы включали новаторские исследования политической экономии Третьего рейха.

Советское государство распалось в 1991 году. Его экономическое управление было на порядок сложнее, чем в нацистской Германии, и просуществовало многие десятилетия. Это представляло гораздо большую загадку для западной социальной, политической и экономической мысли. Записи, которые он оставил, гораздо более полны. Но экономисты почти не участвуют в их эксплуатации, большая часть которой предоставлена ​​социальным и политическим историкам.

Пол Грегори — один из небольшой группы, продвигающей экономические исследования в российских архивах; Другая крупная фигура на моей стороне Атлантики — Роберт У. Дэвис. На протяжении большей части последнего десятилетия Грегори вел эту работу в сотрудничестве с русскими и другими представителями Запада. Обе рецензируемые книги используют это исследование для изучения советской экономики и ее институтов при Сталине. монография Григория,

С методологической точки зрения наиболее важным общим стремлением обеих книг является расширение области экономического анализа. Традиционно западные экономисты-советологи рассматривали советскую экономику как состоящую из двух сфер. Одной из них была сфера «целенаправленной» деятельности, направленной на максимизацию технологических целей независимо от затрат, т.е. строят спутники. Другой была сфера экономической деятельности, направленная на получение максимальной экономической выгоды, т.е. строительные холодильники (например, Berliner 1976, с. 506-9). Казалось очевидным, что экономический анализ может пролить больше света на последнее, чем на первое. Одним из основных вкладов новых исследований было распространение экономического анализа на советское централизованное принятие решений в отношении принятия и выполнения основных технологических и институциональных задач, включая коллективизацию, форсированную индустриализацию, основы централизованного планирования и развитие ГУЛАГа. архипелаг. Выясняется, что это также была «экономическая деятельность» в том смысле, что все игроки стремились к выигрышу того или иного рода, а издержки, которые они были готовы понести или возложить на других, зависели от частных ставок.

Первый, Политическая экономия сталинизма . Аргументация книги выглядит следующим образом. В главе 1 Грегори спрашивает, должны ли мы рассматривать взлет и падение советской экономики с точки зрения «жокея или лошади?» Что важнее: качества и решения отдельных лидеров (жокей) или их институциональный контекст и ограничения (лошадь)? Он приходит к выводу, что это в значительной степени ложное различие: советская командная экономика способствовала диктатуре, и те, кто сам выбрал диктатуру, склонны соответствовать определенному типу.

Глава 3 описывает пять «принципов управления» нового сталинского государства, которое Грегори определяет как командную систему, основанную на коллективном хозяйстве и принудительной индустриализации; подавление взглядов, расходившихся с генеральной линией партии; слияние правящей партии с государством; запрещение фракций и подчинение групп интересов всеобъемлющим интересам партии-государства; и Сталин как личный диктатор, уполномоченный разрешать споры между высшими руководителями. В результате лично на Сталина была возложена поразительная нагрузка; поскольку он имел право выносить решения по всем важным решениям и выбирать то, что было важно, в результате агенты более низких уровней передавали ему огромное количество невыбранных мелочей. Грегори называет это «проклятием диктатора». Хотя он и был против этого, Сталин предпочел его альтернативе, которая могла оставить его в стороне от решений, которые впоследствии могли оказаться значимыми.

Учитывая диктатуру, каким диктатором был Сталин? В главе 1 Грегори описывает различные типы диктаторов: доброжелательный, собственнический (т. е. «неподвижный бандит» Олсона), эгоистичный или тот, кто держит кольцо. Сталин, который появляется из следующих глав, не является благожелательным, в основном собственническим, иногда эгоистичным, а иногда и держащим кольцо, когда ему это было выгодно. Стационарный бандит наиболее отчетливо проявляется в главе 4, посвященной сути сталинской экономической политики. Здесь Грегори описывает модель максимизации инвестиций при наличии унаследованного основного капитала и рабочей силы, прилагающей усилия при «справедливой» оплате труда. Он обосновывает эту модель двумя вещами: известной одержимостью Сталина накоплением и его бдительной заботой о недовольстве рабочих, вскрываемом архивами. Тайная полиция следила за моральным духом рабочих и хорошо информировала Сталина. Сталин контролировал это недовольство двумя способами: локально, перераспределяя товары народного потребления, когда казалось, что признаки недовольства становятся критическими, и, когда недовольство становилось всеобщим, сокращая инвестиции. Хотя Сталин мог максимизировать объем инвестиций таким образом, однако он не мог сделать их эффективными, и история того периода изобилует решениями, которые кажутся катастрофическими, когда дело доходит до детального распределения.

Главы с 5 по 9 касаются, соответственно, долгосрочного планирования в центре, противоречий между центральными плановиками и промышленными министерствами, оппортунистического поведения внутри министерств, процесса планирования внутри министерств и осуществления финансового контроля. Грегори предполагает, что долгосрочные планы были в первую очередь политическими и мотивационными инструментами, направленными на смещение акцента и баланса сил в советских институтах путем изгнания противников и предоставления другим возможности продемонстрировать лояльность. Когда долгосрочные планы разбивались на операционные цели для каждого сектора, ответственность за их реализацию приходилось делегировать, и это открывало возможности для реализации ведомственных и личных интересов. Это легло в основу переговоров о многолетнем плане. Поскольку сами производители контролировали жизненно важную информацию о потребностях и достижениях, в результате сталинский плановый орган, Госплан, неоднократно конфликтовал с промышленными министерствами не только по поводу реальных потребностей и поставок, но и по поводу информации. Сталин сохранял лояльность и относительную правдивость Госплана только за счет того, что он оставался небольшим и незаинтересованным в выполнении планов. Даже в этом случае Госплану пришлось пойти на компромисс с промышленностью, например, оставив центральные планы в высокой степени агрегированными; это дало отрасли контроль над исполнением в деталях.

Детальное распределение в то время регулировалось в основном внутриминистерскими решениями. Это был момент, когда централизованное руководство и требования эффективности потеряли большую часть своего влияния. Министерское планирование было в значительной степени ретроспективным, а планы обычно оставались предварительными; они редко доводились до финальной стадии официального подтверждения, что облегчало их пересмотр. Подробное изучение процесса принятия решений в главкоме металлургии показывает, что, пока приказы и информация носились вверх и вниз по министерской иерархии, все проявляли характерные формы оппортунизма. От нижестоящих каждый чиновник требовал неукоснительного выполнения приказов, торгуясь и скрывая ресурсы от вышестоящих. Реальное распределение произошло на уровне намного ниже запланированного; больше усилий ушло на обеспечение поставок, чем на организацию производства. Лояльность и личное продвижение шли рука об руку; продвижение отдельных лиц требовало все большего числа должностей высокого уровня, что удовлетворялось постоянным продвижением субминистерских организаций до министерского статуса. Независимо от их личного профиля, все министерские чиновники вели себя примерно одинаково по отношению к своим вотчинам. Наконец, в формировании мотивов оппортунизма деньги были важнее, чем считалось, не обязательно для личного обогащения, но для облегчения пути к выполнению плана, а финансовый контроль был хаотичным.

Завершает Григорий ретроспективой всей советской эпохи, включая крах 1991 года. Внутренняя логика системы сводилась к принуждению. «Предельная концентрация исторической власти не была исторической случайностью» (стр. 252). «Основатели системы… ясно понимали… что предприятия надо принуждать, если ресурсы распределяются административно. Системе пришлось ждать более пятидесяти пяти лет, чтобы появился диктатор, не понимающий этого основного принципа» (с. 256). Создается впечатление, будто вина за развал СССР лежит на Горбачеве. Однако Грегори также утверждает, что система принуждения не только концентрировала власть; это также лишило диктатора критериев для принятия эффективных решений и лишило тех, кто был ниже его, какой-либо мотивации к эффективности. Плохая информация и плохая мотивация сочетались со сложностью, которая увеличивалась со временем, и отдачей, которая уменьшалась до точки невозврата.

Более подробно о принуждении в советской экономике освещает вторая рецензируемая книга Экономика подневольного труда . Эта книга является результатом сотрудничества редакторов Григория и Валерия Лазаревых и нескольких российских ученых; есть также вклады другого американца, британца и немца, поэтому состав персонажей действительно многонационален. Роберт Конквест дает краткое предисловие, после которого во введении Григория излагаются основные линии исторического развития ГУЛАГа (главное управление исправительно-трудовых лагерей МВД СССР, НКВД, позже МВД). Эта информация, в основном уже известная, обеспечивает контекст для последующих глав. В 1920-х годов на северных Соловецких островах существовал только один советский исправительно-трудовой комплекс. Первый большой подъем произошел с коллективизацией крестьянского хозяйства, которая бросила в плен сотни тысяч зажиточных крестьянских семей; ГУЛАГ был создан в 1930 году, чтобы справиться с внезапным притоком. После этого вербовка стала крупным бизнесом, и к началу 1950-х годов было около 2,5 миллионов каторжных рабочих, в основном занятых в лесном хозяйстве, горнодобывающей промышленности и строительстве; они составляли значительную долю рабочей силы в этих секторах, но никогда не превышали примерно 3 процентов от общей численности рабочей силы, включая сельскохозяйственных рабочих, и меньше этой суммы с точки зрения стоимости национального продукта. К концу ГУЛАГ сформировал сложную функционально-производственную отраслевую структуру; он нанимал «свободно нанятых» гражданских лиц в большом количестве и сдавал многих своих заключенных в аренду гражданским работодателям; в нем нанимали охранников в соотношении от одного до десяти сокамерников, но многие из охранников сами были сокамерниками.

За введением следуют три обзорные главы, пять тематических исследований и заключительные замечания Валерия Лазарева. Глава 2 Андрея Соколова «Принудительный труд в советской промышленности» дает часто упускаемый из виду контекст с точки зрения механизмов более широкого советского рынка труда. Здесь важно то, что рост ГУЛАГа был частью более широкого процесса, который к концу 1930-х годов в значительной степени заменил другие стимулы принуждением. Государственные служащие теперь столкнулись с драконовскими наказаниями в виде тюремного заключения и принудительных работ за опоздания, незначительные прогулы и несанкционированные отъезды; они оставались в силе до смерти Сталина. Декреты военного времени устанавливали еще более строгие меры наказания за нарушения со стороны работников оборонной промышленности и транспорта. Эти законы повсеместно нарушались, но все же за двенадцать лет было вынесено пятнадцать миллионов приговоров, в том числе миллион заключений в ГУЛАГе на срок от трех до десяти лет. Таким образом, они были главными сержантами по набору в трудовые лагеря. Это также иллюстрирует факт, который не получил широкого признания: хотя население ГУЛАГа было меньше, чем иногда предполагали западные наблюдатели, в нем также была высокая текучесть кадров, многие из которых попадали в систему на относительно короткие периоды времени, прежде чем вернуться в общество.

В главе 3 Олег Хлевнюк дает краткий обзор политических поворотных моментов в истории ГУЛАГа и переходит к рассмотрению двух вопросов об эффективности принудительного труда. Он показывает, что власти ГУЛАГа постепенно теряли веру в полезность мобилизации человеческих масс на неквалифицированную работу под дулом пистолета; принудительный труд становился все более механизированным и квалифицированным и даже начал привлекать заработную плату. Шел процесс «превращения рабов в крепостных» (с. 57). Хлевнюк также ставит под сомнение роль принудительного труда в развитии в том смысле, что проекты, в которых он использовался, оценивались по себестоимости, но эта стоимость была намного выше, чем их истинная ценность для общества. «Многие проекты, построенные заключенными, было трудно или почти невозможно построить с помощью свободных рабочих, но нужно ли было их строить вообще?» (стр. 64). Беломорско-Балтийский канал и Байкало-Амурская магистраль не были бы предприняты в условиях рыночной экономики не потому, что рыночная экономика лишена «преимуществ» социализма, а потому, что они никогда не принесут прибыли ни при каком строе.

Алексей Тихонов анализирует «Конец ГУЛАГа» в главе 4. В 1953 году, в течение трех месяцев после смерти Сталина, начальник МВД Лаврентий Берия освободил полтора миллиона заключенных, 60 процентов узников ГУЛАГа. Тихонов указывает, что это не могло быть подготовлено в одночасье. Фактически, элементы внутри МВД хотели положить конец растущим финансовым потерям ГУЛАГа, а также были встревожены высоким уровнем рецидивизма. Видя, что ГУЛАГ не работает ни с точки зрения эксплуатации, ни с точки зрения реабилитации, они пытались свернуть его с 19-го века.№ 49 с предложениями перевести большую часть лагерной рабочей силы в ссыльных рабочих, «вольно нанятых», хотя и не имеющих возможности вернуться домой. По иронии судьбы первые реформаторы сами стали жертвами после смерти Сталина.

Следующие пять глав охватывают более конкретные аспекты, связанные с принудительным трудом в Норильске (Леонид Бородкин и Симон Эрц), на Дальнем Востоке (Дэвид Нордландер), снова в Норильске (Эрц), проект Беломорско-Балтийского канала (Михаил Моруков) и Карелия (Кристофер Джойс). Некоторые моменты: опыт дальневосточных лагерей иллюстрирует постоянное противоречие между возможностями эксплуатации подневольных рабочих и требованиями их содержания. Карельские лагеря показывают экспериментальный процесс, посредством которого власти узнали масштабы и пределы эксплуатации принудительного труда. Проект Беломорско-Балтийского канала изначально рассматривался как история «успешного» завершения, и это стимулировало иллюзорные ожидания на будущее. Руководители ГУЛАГа в результате охотно взялись за строительство Норильска, потому что недооценили риски и трудности, которые возникнут. Операция в Норильске помогла развеять иллюзии относительно легкости, с которой можно манипулировать заключенными и принуждать их к снабжению. «Прибыльная» эксплуатация принудительного труда оказалась недостижимой целью. Со временем власти разуверились в безудержном принуждении и суровых наказаниях и все больше обращались к позитивным стимулам, включая повышение заработной платы и досрочное освобождение в обмен на дополнительные усилия.

Оба тома, которые я рассмотрел здесь, используют методологию социальных наук. Повествование обеспечивает фон, но не является центральным элементом. Альтернативные гипотезы формулируются и проверяются неформально. Стандарты доказательств и доказательств отличаются от тех, которые обычно доступны в традиционной прикладной экономике. Есть рисунки и таблицы, но нет больших наборов количественных данных и почти нет регрессий. Основная масса свидетельств носит качественный характер: указы, меморандумы, приговоры, письма, отчеты о беседах и анекдоты. Аргумент идет в основном с помощью иллюстрации. Это характерно для новой институциональной экономической истории, связанной с написанием таких фигур, как Дуглас С. Норт и Авнер Грейф. В настоящее время не ясно, что кто-то может сделать лучше.

Возможная критика обеих книг заключается в том, что, хотя очевидно, что исходные материалы являются новыми, не столь очевидно, что выводы всегда новы. Приведу пример из каждой книги: Грегори считает, что основной целью долгосрочных планов была мотивация, но Эжен Залески (1971, стр. 291) также пришел к выводу, что основная роль этих планов заключалась в том, чтобы действовать как «видение будущего». рост.» Несколько участников Экономика принудительного труда отмечают удивительную важность позитивных стимулов для обеспечения усилий со стороны заключенных, которые, по-видимому, были совершенно бессильны и чья резервная заработная плата была, по-видимому, близка к нулю; но то же самое было сказано ранее Расмой Карклинс (1989). Действительно, в первых главах своей книги « Архипелаг ГУЛАГ » Александр Солженицын (1974) представил расширенный анализ трудовой экономики лагерей, основанный на анекдоте и мемуарах; стимулы, которые он описал, сильно отличаются от тех, которые подчеркиваются в рассматриваемой в настоящее время работе, и было бы интересно увидеть обсуждение возможных причин такого расхождения. Сказав это, не может быть никаких сомнений в том, что общий уровень доказательной детализации и экономического анализа в настоящих работах значительно превосходит все, что было доступно до сих пор.

У этих книг есть и другие общие черты. В них есть что-то, что бросит вызов каждому. Оба издания предполагают некоторые базовые знания по истории России и СССР и будут с большим интересом прочитаны специалистами и отличниками. Историки могут обнаружить, что им необходимо переосмыслить исторические проблемы с точки зрения имеющихся экономических возможностей. Экономистам придется решать незнакомые институты и необычные проблемы; в прошлом году я использовал Политическая экономия сталинизма в качестве учебника для студентов-экономистов, которые были в восторге от возможности мыслить нестандартно «Микро 101». Как преподаватель экономики и экономической истории я считаю, что эти книги сигнализируют о новых направлениях в изучении советской экономики, которые имеют интересные параллели. с новым мышлением в экономической истории и политической экономии, связанным с такими учеными, как Грейф и Дарон Асемоглу. Они будут сильно влиять на то, как мы преподаем и проводим исследования в будущем.

Таким образом, если вы хотите узнать больше о том, куда движется советская экономическая история, я настоятельно рекомендую вам прочитать эти захватывающие новые книги. Институт Гувера щедро предоставил бесплатный доступ к полному тексту The Economics of Forced Labor ; URL-адрес:

http://www-hoover.stanford.edu/publications/books/gulag.html.

Ссылки: Berliner, Joseph S. 1976. Инновационное решение в советской промышленности . Кембридж, Массачусетс: MIT Press.

Карклинс, Расма. 1989. «Организация власти в советских трудовых лагерях». Советские исследования , 41: 2, стр. 276-297.

Солженицын Александр. 1974. Архипелаг ГУЛАГ, 1918-1956 . Том 1. Лондон: Коллинз/Фонтана.

Залески, Эжен. 1971. Планирование экономического роста в Советском Союзе, 1918-1932 . Чапел-Хилл, Северная Каролина: University of North Carolina Press

Марк Харрисон — профессор экономики Уорикского университета и почетный старший научный сотрудник Центра российских и восточноевропейских исследований Бирмингемского университета.