НЕМЕЦКИЙ ПЛЕН. Трагедия советских военнопленных.

Предупреждение: фотоматериалы приложенные к статье +18. НО Я НАСТОЯТЕЛЬНО ПРОШУ ПОСМОТРЕТЬ ЭТИ ФОТО
Статья была написана в 2011 году для сайта The Russian Battlfield. Все о Великой Отечественной войне
остальные 6 частей статьи http://www.battlefield.ru/article.html

Во времена Советского Союза тема советских военнопленных была под негласным запретом. Максимум, признавалось, что некоторое количество советских солдат попало в плен. Но конкретных цифр практически не было, давались лишь какие-то самые туманные и маловразумительные общие цифры. И лишь спустя почти полвека после окончания Великой Отечественной войны у нас заговорили о масштабах трагедии советских военнопленных. Было трудно объяснить, каким образом победоносная Красная Армия под руководством КПСС и гениального вождя всех времени в течение 1941-1945 годов умудрилась потерять только пленными около 5 миллионов военнослужащих. И ведь две трети этих людей погибло в немецком плену, в СССР вернулось всего чуть более 1,8 миллионов бывших военнопленных. При сталинском режиме эти люди были «парии» Великой войны. Их не клеймили позором, но в любой анкете содержался вопрос о том, был ли анкетируемый в плену. Плен — это запятнанная репутация, в СССР трусу было проще устроить свою жизнь, чем бывшему воину, честно отдавшему долг своей стране. Некоторые (хотя и не многие) возвратившиеся из немецкого плена повторно отсидели в лагерях «родного» ГУЛАГа только потому, что не смогли доказать свою невиновность. При Хрущеве им стало немного легче, но гадкое словосочетание «был в плену» во всевозможных анкетах испортило не одну тысячу судеб. Наконец, во времена брежневской эпохи о пленных просто стыдливо умалчивали. Факт нахождения в немецком плену в биографии советского гражданина становился для него несмываемым позором, влекшим подозрения в предательстве и шпионаже. Этим и объясняется скудость русскоязычных источников по проблеме советских военнопленных.
Советские военнопленные проходят санитарную обработку

Колонна советских военнопленных. Осень 1941 года.


Гиммлер осматривает лагерь для советских военнопленных под Минском. 1941 год.

На Западе же любая попытка рассказать о военных преступлениях Германии на Восточном фронте расценивался как пропагандистский прием. Проигранная война против СССР плавно перетекла в свою «холодную» стадию против восточной «империи зла». И если руководство ФРГ официально признало геноцид еврейского народа, и даже «покаялось» за него, то ничего подобного не произошло по поводу массового уничтожения советских военнопленных и мирного населения на оккупированных территориях. Даже в современной Германии существует устойчивая тенденция свалить все на голову «бесноватого» Гитлера, нацисткой верхушки и аппарата СС, а также всячески обелить «славный и героический» вермахт, «простых солдат, честно выполнявших свой долг» (интересно, какой?). В мемуарах немецких солдат сплошь и рядом, как только вопрос заходит о преступлениях, то автор немедленно заявляет, что обычные солдаты были все классные парни, а все мерзости творили «звери» из СС и зондеркоманд. Хотя практически поголовно все бывшие советские солдаты говорят, что гнусное отношение к ним начиналось с первых же секунд плена, когда они находились еще не в руках «нацистов» из СС, а в благородных и дружеских объятиях «прекрасных парней» из обычных строевых частей, «не имевших к СС никакого отношения».
Раздача пищи в одном из пересыльных лагерей.

Колонна советских пленных. Лето 1941 года район Харькова.

Военнопленные на работах. Зима 1941/42 гг.

Только с середины 70-х годов ХХ-го века отношение к ведению военных действий на территории СССР стало медленно меняться, в частности немецкие исследователи занялись изучением судьбы советских военнопленных в рейхе. Здесь большую роль сыграла работа профессора Гейдельбергского университета Кристиана Штрайта «Они нам не товарищи. Вермахт и советские военнопленные в 1941-1945 гг.», опровергшая многие западнические мифы в отношении ведения боевых действий на Востоке. Штрайт работал над своей книгой 16 лет, и она является на данный момент самым полным исследованием о судьбе советских военнопленных в нацистской Германии.

Идеологические установки по обращению с советскими военнопленными исходили с самого верха нацистского руководства. Еще задолго до начала кампании на Востоке Гитлер на совещании 30 марта 1941 года заявил:

«Мы должны отказаться от понятия солдатского товарищества. Коммунист никогда не был и не будет товарищем. Речь идет о борьбе на уничтожение. Если мы не будем так смотреть, то, хотя мы и разобьём врага, через 30 лет снова возникнет коммунистическая опасность…» (Гальдер Ф. «Военный дневник». Т.2. М., 1969. С.430).

И далее:

«Политические комиссары являются основой большевизма в Красной Армии, носителями идеологии, враждебной национал-социализму, и не могут быть признаны солдатами. Поэтому, после пленения, их надо расстреливать».

Про отношение к мирному населению Гитлер заявлял:

«Мы обязаны истребить население — это входит в нашу миссию охраны германской нации. Я имею право уничтожить миллионы людей низшей расы, которые размножаются, как черви».

Советские военнопленные из Вяземского котла. Осень 1941 года

На санобработку перед отправкой в Германию.

Военнопленные перед мостом через реку Сан. 23 июня 1941 года. Согласно статистике до весны 1942 года из этих людей не доживет НИКТО

Идеология национал-социализма вкупе с расовыми теориями привели к бесчеловечному отношению к советским военнопленным. Например, из 1 547 000 французских военнопленных в немецком плену умерло всего около 40 000 человек (2,6%), смертность советских военнопленных по самым щадящим оценкам составила 55%. Для осени 1941 года «нормальная» смертность пленных советских военнослужащих составляла 0,3% в день, то есть около 10% в месяц! В октябре-ноябре 1941 года смертность наших соотечественников в немецком плену достигла 2% в день, а в отдельных лагерях до 4,3% в день. Смертность попавших в плен советских военнослужащих в этот же период в лагерях генерал-губернаторства (Польша) составляла 4000-4600 человек за сутки. К 15 апреля 1942 года из 361 612 пленных, переброшенных в Польшу осенью 1941 года, осталось в живых всего 44 235 человек. 7559 пленных сбежало, 292 560 умерло, а еще 17 256 были «переданы в СД» (т.е. расстреляны). Таким образом, смертность советских военнопленных всего за 6-7 месяцев достигла 85,7%!

Добитые советские пленные из маршевой колонны на улицах Киева. 1941 год.

К сожалению, размер статьи не позволяет сколько-нибудь достаточного объема освящения этого вопроса. Моя цель — ознакомить читателя с цифрами. Поверьте: ОНИ УЖАСАЮТ! Но мы должны знать об этом, мы должны помнить: миллионы наших соотечественников были умышленно и безжалостно уничтожены. Добитые раненные на поле боя, расстрелянные на этапах, заморенные голодом, умершие от болезней и непосильного труда они целенаправлено были уничтожены отцами и дедами тех, кто сегодня живет в Германии. Вопрос: чему могут научить своих детей такие «родители»?

Советские военнопленные расстрелянные немцами при отступлении.

Неизвестный советский военнопленный 1941 год.

Немецкие документы об отношении к советским военнопленным

Начнем с предыстории прямо не касающейся Великой Отечественной войны: за 40 месяцев Первой Мировой войны русская императорская армия потеряла пленными и пропавшими без вести 3 638 271 человек. Из них в германском плену содержалось 1 434 477 человек. Смертность среди русских пленных составила 5,4%, и ненамного превышала естественную смертность в России в то время. Причем смертность среди пленных других армий в германском плену составляла 3,5%, что также был невысокий показатель. В те же годы в России находилось 1 961 333 военнопленных противника, смертность среди них составляла 4,6%, что практически соответствовало естественной смертности на территории России.

Все изменилось через 23 года. Например, правила обращения с советскими военнопленными предписывали:

«…большевистский солдат потерял всякое право претендовать на обращение с ним, как с честным солдатом в соответствии с Женевским соглашением. Поэтому вполне соответствует точке зрения и достоинству германских вооруженных сил, чтобы каждый немецкий солдат проводил бы резкую грань между собою и советскими военнопленными. Обращение должно быть холодным, хотя и корректным. Самым строгим образом следует избегать всякого сочувствия, а тем более поддержки. Чувство гордости и превосходства немецкого солдата, назначенного для окарауливания советских военнопленных, должно во всякое время быть заметным для окружающих».

Советских военнопленных практически не кормили. Вглядитесь в эту сценку.

Вскрытое следователями Чрезвычайной Государственной Комиссии СССР массовое захоронение советских военнопленных

Погонщик

В западной историографии до середины 70-х годов ХХ-го века была вполне распространена версия о том, что «преступные» приказы Гитлера были навязаны оппозиционно настроенному командованию вермахта и почти не исполнялись «на местах». Эта «сказка» родилась во время Нюрнбергского процесса (действия защиты). Однако анализ ситуации показывает, что например, Приказ о комиссарах исполнялся в войсках весьма последовательно. Под «отбор» айнзацкоманд СС попадали не только все военнослужащие еврейской национальности и политработники РККА, но и вообще все кто мог оказаться «потенциальным противником». Военная верхушка вермахта практически единогласно поддержала фюрера. Гитлер в своей беспрецедентно откровенной речи 30 марта 1941 года «давил» не на расовые причины «войны на уничтожение», а именно на борьбу с чуждой идеологией, что было близко по духу военной элите вермахта. Пометки Гальдера в его дневнике однозначно указывают на общую поддержку требований Гитлера, в частности Гальдер записал, что «война на Востоке существенно отличается от войны на Западе. На Востоке жестокость оправдывается интересами будущего!». Сразу после программной речи Гитлера штабы ОКХ (нем. OKH — Oberkommando des Heeres верховное командование сухопутных сил) и ОКВ (нем. OKW — Oberkommando der Wermacht, верховное командование вооруженных сил) приступили к оформлению программы фюрера в конкретные документы. Наиболее одиозные и известные из них: «Директива об установлении оккупационного режима на подлежащей захвату территории Советского Союза» — 13.03.1941 г., «О военной подсудности в районе «Барбаросса» и об особых полномочиях войск» -13.05.1941 г., директивы «О поведении войск в России» — 19.05.1941 г. и «Об обращении с политическими комиссарами», чаще именуемом «приказ о комиссарах» — 6.6.1941 г., распоряжение верховного командования вермахта об обращении с советскими военнопленными — 8.09.1941. Изданы эти приказы и директивы в разное время, но черновики их были готовы практически в первой неделе апреля 1941 года (кроме первого и последнего документа).

Несломленный

Практически во всех пересыльных лагерях наши военнопленные содержались под открытым небо в условиях чудовищной скученности

Немецкие солдаты добивают советского раненного

Нельзя сказать, чтобы оппозиции мнению Гитлера и верховного командования германских вооруженных сил о ведении войны на Востоке совсем не существовало. Например, 8 апреля 1941 года, Ульрих фон Хассель вместе с начальником штаба адмирала Канариса полковником Остером был у генерал-полковника Людвига фон Бека (являвшегося последовательным противником Гитлера). Хассель записал: «Волосы встают дыбом от того, что документально изложено в приказах (!), подписанных Гальдером и отданных войскам, по поводу действий в России и от систематического применения военной юстиции по отношению к гражданскому населению в этой издевающейся над законом карикатуре. Подчиняясь приказам Гитлера, Браухич жертвует честью немецкой армии». Вот так, не больше и не меньше. Но оппозиция решениям национал-социалистского руководства и командования вермахта была пассивной и до самого последнего момента весьма вялой.

Я обязательно назову учреждения и лично «героев» по чьим приказам был развязан геноцид против мирного населения СССР и под чьим «чутким» присмотром было уничтожено более 3-х миллионов советских военнопленных. Это вождь немецкого народа А. Гитлер, рейхсфюрер СС Гиммлер, обергруппенфюрер СС Гейдрих, начальник ОКВ генерал-фельдмаршал Кейтель, главком сухопутных сил генерал-фельдмаршал ф. Браухич, начальник Генерального штаба сухопутных сил генерал-полковник Гальдер, штаб оперативного руководства вермахта и его начальник генерал артиллерии Йодль, начальник правового отдела вермахта Леман, отдел «L» ОКВ и лично его начальник генерал-майор Варлимонт, группа 4/Qu (начальник под-к ф. Типпельскирх), генерал для особых поручений при главкоме сухопутных сил генерал-лейтенант Мюллер, начальник правового отдела сухопутных сил Латман, генерал-квартирмейстер генерал-майор Вагнер, начальник военно-административного отдела сухопутных сил ф. Альтенштадт. А также под эту категорию попадают ВСЕ командующие группами армий, армиями, танковыми группами, корпусами и даже отдельными дивизиями немецких вооруженных сил (в частности показателен знаменитый приказ командующего 6-й полевой армии ф.Рейхенау, практически без изменений продублированный по всем соединениям вермахта).

Причины массового пленения советских военнослужащих

Неготовность СССР к современной высокоманевренной войне (по разным причинам), трагическое начало военных действий привело к тому, что к середине июля 1941 года из 170 советских дивизий находившихся к началу войны в приграничных военных округах 28 оказались в окружении и не вышли из него, 70 соединений класса дивизии были фактически разгромлены и стали небоеспособны. Огромные массы советских войск часто беспорядочно откатывались назад, а германские моторизованные соединения, двигаясь со скоростью до 50 км в сутки, отрезали им пути отхода, не успевшие отойти советские соединения, части и подразделения попадали в окружение. Образовывались большие и малые «котлы», в которых большая часть военнослужащих попадала в плен.

Другой причиной массового пленения советских бойцов, особенно в начальный период войны, было их морально-психологическое состояние. Существование как пораженческих настроений среди части военнослужащих Красной Армии, так и общих антисоветских настроений в определенных слоях советского общества (например, среди интеллигенции) в настоящее время уже не является секретом.

Необходимо признать, что бытовавшие в Красной Армии пораженческие настроения стали причиной перехода некоторого количества красноармейцев и командиров на сторону врага с первых же дней войны. Редко, но случалось, что линию фронта организованно переходили целые воинские части со своим оружием и во главе со своими командирами. Первый точно датированный подобный случай имел место 22 июля 1941 г., когда на сторону противника перешло два батальона 436-го стрелкового полка 155-й стрелковой дивизии, под командованием майора Кононова. Нельзя отрицать, что это явление сохранилось даже на завершающем этапе Великой Отечественной войны. Так, в январе 1945 г. немцы зафиксировали 988 советских перебежчиков, в феврале — 422, в марте — 565. На что надеялись эти люди понять сложно, скорее всего просто частные обстоятельства, вынуждавшие искать спасения собственной жизни ценой предательства.

Как бы там ни было, а в 1941 г. пленные составили 52,64% от общего количества потерь Северо-Западного фронта, 61,52% потерь Западного, 64,49% потерь Юго-Западного и 60,30% потерь Южного фронтов.

Общее количество советских военнопленных.
В 1941 году по немецким данным в крупных «котлах» было захвачено около 2 561 000 советских военнослужащих. В сводках германского командования сообщалось, что в котлах под Белостоком, Гродно и Минском было взято в плен 300 000 человек, под Уманью — 103 000, под Витебском, Могилевом, Оршей и Гомелем — 450 000, под Смоленском — 180 000 , в районе Киева — 665 000, под Черниговым — 100 000, в районе Мариуполя — 100 000, под Брянском и Вязьмой 663 000 человек. В 1942 году еще в двух крупных «котлах» под Керчью (май 1942-го) — 150 000, под Харьковом (тогда же) — 240 000 человек. Здесь сразу надо оговориться, что немецкие данные представляются завышенными ибо заявленное количество пленных зачастую превышает численность армий и фронтов принимавших участие в той или иной операции. Наиболее яркий пример этого — киевский котел. Немцы заявили о взятии в плен восточнее столицы Украины 665 000 человек, хотя полная списочная численность Юго-Западного фронта к моменту начала Киевской оборонительной операции не превышала 627 000 человек. Причем около 150 000 красноармейцев осталось вне кольца окружения, а еще около 30 000 сумели выйти из «котла».

К. Штрайт, наиболее авторитетный специалист по советским военнопленным во Второй Мировой войне, утверждает, что в 1941 г. вермахт захватил в плен 2 465 000 бойцов и командиров Красной Армии, в том числе: группа армий «Север» — 84 000, группа армий «Центр» — 1 413 000 и группа армий «Юг» — 968 000 человек. И это лишь в крупных «котлах». Всего же, по оценке Штрайта в 1941 году германскими вооруженными силами было захвачено в плен 3,4 млн. советских военнослужащих. Это составляет примерно 65% от общего количества советских военнопленных захваченных в период с 22 июня 1941 года по 9 мая 1945 года.

В любом случае количество советских военнопленных захваченных вооруженными силами рейха до начала 1942 года не поддается точному исчислению. Дело в том, что в 1941 году предоставление донесений в вышестоящие штабы вермахта о числе взятых в плен советских военнослужащих не являлось обязательным. Распоряжение по этому вопросу было отдано главным командованием сухопутных сил только в январе 1942 года. Но не вызывает сомнений, что количество захваченных в плен в 1941году красноармейцев превышало 2,5 млн. человек.

Также до сих пор нет точных данных об общем количестве советских военнопленных, захваченных германскими вооруженными силами с июня 1941 года по апрель 1945 года. А. Даллин, оперируя немецкими данными, приводит цифру в 5,7 млн. человек, коллектив авторов под руководством генерал-полковника Г.Ф. Кривошеева в редакции своей монографии от 2010 года сообщает о 5, 059 млн. человек (из них около 500 тыс. военнообязанных призванных по мобилизации, но захваченных противником на пути в воинские части), К. Штрайт оценивает количество пленных от 5,2 до 5,7 млн.

Здесь надо учитывать, что к военнопленным немцы могли относить такие категории советских граждан как: попавшие в плен партизаны, подпольщики, личный состав незавершенных формирований народного ополчения, местной противовоздушной обороны, истребительных батальонов и милиции, а также железнодорожников и военизированных формирований гражданских ведомств. Плюс сюда же попало и некоторое количество гражданских лиц угнанных на принудительные работы в рейх или оккупированные страны, а также взятых в заложники. То есть немцы пытались «изолировать» как можно больше мужского населения СССР призывного возраста, особо это и не скрывая. Например, в минском лагере для военнопленных содержалось около 100 000 собственно пленных военнослужащих РККА и около 40 000 гражданских лиц, а это практически всё мужское население г. Минск. Подобной практики придерживались немцы и в дальнейшем. Вот выдержка из приказа командования 2-й танковой армии от 11 мая 1943 года:

«При занятии отдельных населённых пунктов нужно немедленно и внезапно захватывать имеющихся мужчин в возрасте от 15 до 65 лет, если они могут быть причислены к способным носить оружие, под охраной отправлять их по железной дороге в пересыльный лагерь 142 в Брянске. Захваченным, способным носить оружие, объявить, что они впредь будут считаться военнопленными, и что при малейшей попытке к бегству будут расстреливаться».

Учитывая это, число советских военнопленных захваченных немцами в 1941-1945 гг. колеблется от 5,05 до 5,2 млн. человек, включая около 0,5 млн. человек формально не являвшихся военнослужащими.

Пленные из вяземского котла.

Казнь пытавшихся сбежать советских военнопленных

ПОБЕГ

Необходимо упомянуть и тот факт, что некоторое количество советских военнопленных было немцами отпущено из плена. Так, к июлю 1941 года в сборных пунктах и пересыльных лагерях в зоне ответственности ОКХ, скопилось большое количество военнопленных, на содержание которых вообще не было никаких средств. В связи с этим немецкое командование пошло на беспрецедентный шаг — приказом генерал-квартирмейстера от 25.07.41 №11/4590 были освобождены советские военнопленные ряда национальностей (этнические немцы, прибалты, украинцы, а затем и белорусы). Однако распоряжением OKВ от 13.11.41 №3900 эта практика была прекращена. Всего за этот период было освобождено 318 770 человек, из них в зоне ОКХ — 292 702 человека, в зоне OKВ — 26 068 человек. В их числе 277 761 украинцев. В последующем освобождались лишь лица, которые вступали в добровольческие охранные и иные формирования, а также в полицию. С января 1942 года по 1 мая 1944 года немцами было освобождено 823 230 советских военнопленных, из них в зоне ОКХ — 535 523 человека, в зоне OKВ — 287 707 человек. Хочу подчеркнуть, мы не имеем морального права осуждать этих людей, ибо в подавляющем количестве случаев это была для советского военнопленного единственная возможность выжить. Другое дело, что большая часть советских военнопленных, сознательно отказалась от какого-либо сотрудничества с врагом, что в тех условиях фактически было равносильно самоубийству.
Советские военнопленные роют себе могилу.

Добивание обессилевшего пленного

Советские раненные — первые минуты плена. Скорее всего их добьют.

30 сентября 1941 года было дано распоряжение комендантам лагерей на востоке завести картотеки на военнопленных. Но это надо было сделать после окончания кампании на Восточном фронте. Особо подчеркивалось, что центральному справочному отделу должны сообщаться только сведения на тех пленных, которые «после селекции», произведенной айнзацкомандами (зондеркомандами), «окончательно остаются в лагерях или на соответствующих работах». Из этого прямо следует, что в документах центрального справочного отдела отсутствуют данные об ранее уничтоженных военнопленных при передислокации и фильтрации. Видимо, поэтому почти полностью отсутствуют комплектные документы о советских военнопленных по рейхскомиссариатам «Остланд» (Прибалтика) и «Украина», где осенью 1941 года содержалось значительное количество пленных.
Массовый расстрел советских военнопленных район Харькова. 1942 год

Крым 1942 год. Ров с телами расстреляных немцами пленных.

Парная фотография к этой. Советские военнопленные роют себе могилу.

Отчетность отдела по делам военнопленных OKВ, предоставляемая Международному комитету Красного Креста, охватывала только систему лагерей подчиненных OKВ. Сведения в комитет о советских военнопленных стали поступать лишь с февраля 1942 года, когда было принято решение об использовании их труда в немецкой военной промышленности.

Система лагерей для содержания советских военнопленных.

Всеми делами, связанными с содержанием иностранных военнопленных в рейхе, занимался отдел военнопленных вермахта в составе общего управления вооруженных сил, руководимого генералом Германом Рейнеке. Отдел возглавляли: полковник Брейер (1939-1941 гг.), генерал Гревениц (1942-1944 гг.), генерал Вестхофф (1944 г.), и обергруппенфюрер СС Бергер (1944-1945 гг.). В каждом военном округе (а позднее и на оккупированных территориях), переданном под гражданское управление, имелся «командующий военнопленными» (комендант по делам военнопленных соответствующего округа).

Немцы создали весьма широкую сеть лагерей для содержания военнопленных и «остарбайтеров» (насильно угнанных в рабство граждан СССР). Лагеря для военнопленных делились на пять категорий:
1. Сборные пункты (лагеря),
2. Пересыльные лагеря (Дулаг, Dulag),
3. Постоянные лагеря (Шталаг, Stalag) и их разновидность для командного состава Красной Армии (Офлаг),
4. Основные рабочие лагеря,
5. Малые рабочие лагеря.
Лагерь под Петрозаводском

В таких условиях перевозили наших пленных зимой 1941/42 годов. Смертность на этапах пересылки достигала 50%

ГОЛОД

Сборные пункты находились в непосредственной близости к линии фронта, здесь шло окончательное разоружение пленных, и составлялись первичные учетные документы. Пересыльные лагеря находились вблизи крупных железнодорожных узлов. После «сортировки» (именно в кавычках) пленных как правило отправляли в лагеря имеющие постоянное место расположения. Шталаги различались по номерам, и одновременно в них содержалось большое количество военнопленных. Например, в «Шталаг -126» (Смоленск) в апреле 1942 содержалось 20 000 человек, в «Шталаг — 350» (окрестности Риги) в конце 1941 года — 40 000 человек. Каждый «шталаг» был базой для сети основных рабочих лагерей, ему подчиненных. Основные рабочие лагеря имели наименование соответствующего шталага с добавлением буквы, в них содержалось по несколько тысяч человек. Малые рабочие лагеря подчинялись основным рабочим лагерям или непосредственно шталагам. Они именовались чаще всего по названию населенного пункта, в котором были расположены, и по названию основного рабочего лагеря, в них находилось от нескольких десятков до нескольких сотен военнопленных.

В общей сложности, в эту по-немецки стройную систему входило около 22 000 крупных и мелких лагерей. В них содержалось одновременно более 2 млн. советских военнопленных. Лагеря находились как на территории рейха, так и на территории оккупированных стран.

В прифронтовой полосе и в армейском тылу пленными заведовали соответствующие службы ОКХ. На территории ОКХ обычно размещались лишь пересыльные лагеря, а шталаги находились уже в ведомстве ОКВ — то есть в границах военных округов на территории рейха, генерал-губернаторства и рейхскомиссариатов. По мере продвижения немецкой армии дулаги превращались в постоянные лагеря (офлаги и шталаги).

В ОКХ пленными занималась служба генерал-квартирмейстера армии. Ей подчинялись несколько местных комендатур, в каждой из которой находилось несколько дулагов. Лагеря в системе ОКВ подчинялись управлению военнопленных соответствующего военного округа.
Замученный финнами советский военнопленный


Этому старшему лейтенанту перед смертью вырезали звезду на лбу

Источники:
Фонды Федерального архива ФРГ- Военного архива. Фрайбург. (Bundesarchivs/Militararchiv (BA/MA)
ОКВ:
Документы отдела пропаганды вермахта RW 4/v. 253;257;298.
Особо важные дела по плану «Барбаросса» отдела «L IV» штаба оперативного руководства вермахта RW 4/v. 575; 577; 578.
Документы ГА «Север» (OKW/Nord) OKW/32.
Документы справочного бюро вермахта RW 6/v. 220;222.
Документы отдела по делам военнопленных (OKW/AWA/Kgf.) RW 5/v. 242, RW 6/v. 12; 270,271,272,273,274; 276,277,278,279;450,451,452,453. Документы управления военной экономики и вооружения (OKW/WiRuArnt) Wi/IF 5/530;5.624;5.1189;5.1213;5.1767;2717;5.3064; 5.3190;5.3434;5.3560;5.3561;5.3562.
ОКХ:
Документы начальника вооружения сухопутных сил и командующего армией резерва (OKH/ChHRu u. BdE) h2/441. Документы отдела иностранных армий «Восток» генерального штаба сухопутных сил (OKH/GenStdH/Abt. Fremde Heere Ost) Р3/304;512;728;729.
Документы начальника архива сухопутных сил Н/40/54.

А. Даллин «Германское правление в России 1941-1945 гг. Анализ оккупационной политики». М. Из-во Академии наук СССР 1957 г.
«СС в действии». Документы о преступлениях. М. ИИЛ 1960 г.
Ш. Датнер «Преступления немецко-фашистского вермахта в отношении военнопленных во II Мировой войне» М. ИИЛ 1963 г.
«Преступные цели — преступные средства». Документы об оккупационной политике фашисткой Германии на территории СССР. М. «Политиздат» 1968 г.
«Совершенно секретно. Только для командования». Документы и материалы. М. «Наука» 1967 г.
Н. Алексеев «Ответственность нацистских преступников» М. «Международные отношения» 1968 г.
Н. Мюллер «Вермахт и оккупация, 1941-1944. О роли вермахта и его руководящих органов в осуществлении оккупационного режима на советской территории» М. Воениздат 1974 г.
К. Штрайт «Солдатами их не считать. Вермахт и советские военнопленные 1941-1945 гг.». М. «Прогресс» 1979 г.
В. Галицкий. «Проблема военнопленных и отношение к ней советского государства». «Государство и право» №4, 1990 г.
М. Семиряга «Тюремная империя нацизма и ее крах» М. «Юр. Литература» 1991 г.
В. Гуркин «О людских потерях на советско-германском фронте в 1941-1945 гг.» НиНИ №3 1992
«Нюрнбергский процесс. Преступления против человечности». Сборник материалов в 8-ми томах. М. «Юридическая литература» 1991-1997 гг.
М. Ерин «Советские военнопленные в Германии в годы Второй Мировой войны» «Вопросы истории» №11-12, 1995
К. Штрайт «Советские военнопленные в Германии/Россия и Германия в годы войны и мира (1941-1995)». М. «Гея» 1995 г.
П. Полян «Жертвы двух диктатур. Жизнь, труд, унижения и смерть советских военнопленных и остарбайтеров на чужбине и на родине». М. «РОССПЭН» 2002 г.
М. Ерин «Советские военнопленные в нацистской Германии 1941-1945гг. Проблемы исследования». Ярославль. ЯрГУ 2005г.
«Истребительная война на востоке. Преступления вермахта в СССР. 1941-1944. Доклады» под редакцией Г. Горцика и К. Штанга. М. «Аиро-ХХ» 2005 г.
В. Ветте «Образ врага: Расисткие элементы в немецкой пропаганде против Советского Союза». М. «Яуза», ЭКСМО 2005г.
К. Штрайт «Они нам не товарищи. Вермахт и советские военнопленные в 1941-1945гг». М. «Русская панорама» 2009 г.
«Великая Отечественная война без грифа секретности. Книга потерь». Коллектив авторов под руководством Г.Ф. Кривошеева М. Вече 2010 г.

mihalchuk-1974.livejournal.com

Немецкие военнопленные в СССР » Военное обозрение

Тема немецких военнопленных очень долгое время считалась деликатной и была по идеологическим соображениям покрыта мраком. Больше всего ею занимались и занимаются немецкие историки. В Германии публикуется так называемая «Серия повестей военнопленных» («Reihe Kriegsgefangenenberichte»), издаваемая неофициальными лицами на свои собственные средства. Совместный анализ отечественных и зарубежных архивных документов, проведенный за последние десятилетия, позволяет пролить свет на многие события тех лет.

ГУПВИ (Главное управление по делам военнопленных и интернированных МВД СССР) никогда не вело персональный учет военнопленных. На армейских пунктах и в лагерях подсчет количества людей был поставлен из рук вон плохо, а перемещение заключенных из лагеря в лагерь затрудняли задачу. Известно, что на начало 1942 года число немецких военнопленных составляло всего около 9 000 человек. Впервые огромное количество немцев (более 100 000 солдат и офицеров) попало в плен в конце Сталинградской битвы. Вспоминая зверства фашистов, с ними особо не церемонились. Огромная толпа раздетых, больных и исхудалых людей совершала зимние переходы по несколько десятков километров в день, ночевала под открытым небом и почти ничего не ела. Все это привело к тому, что из них в живых на момент окончания войны осталось не более 6 000 человек. Всего, по отечественным официальным статистическим данным, в плен были взяты 2 389 560 немецких военнослужащих, из них умерло 356 678 человек. Но по другим (немецким) источникам в советском плену оказалось не менее трех миллионов немцев, из которых один миллион пленных умерло.


Колонна немецких военнопленных на марше где-то на Восточном фронте

Советский Союз был поделен на 15 экономических регионов. В двенадцати из них по принципу ГУЛАГа были созданы сотни лагерей для военнопленных. В годы войны их положение было особенно тяжелым. Наблюдались перебои в снабжении продовольствием, медицинское обслуживание оставалось на низком уровне из-за нехватки квалифицированных врачей. Бытовое устройство в лагерях было крайне неудовлетворительным. Пленные размещались в недостроенных помещениях. Холод, теснота и грязь были обычными явлениями. Уровень смертности достигал 70%. Только в послевоенные годы эти цифры удалось снизить. В нормах, учрежденных приказом НКВД СССР, для каждого военнопленного, полагалось 100 граммов рыбы, 25 граммов мяса и 700 граммов хлеба. На практике они редко где соблюдались. Было отмечено немало преступлений службы охраны, начиная от краж продуктов и заканчивая невыдачей воды.

Герберт Бамберг, немецкий солдат бывший в плену под Ульяновском, писал в своих мемуарах: «В том лагере заключенных кормили всего раз в день литром супа, половником пшенной каши и четвертинкой хлеба. Я согласен с тем, что местное население Ульяновска, скорее всего, тоже голодало».

Зачастую, если необходимого вида продуктов не было, то его заменяли хлебом. Например, 50 граммов мяса приравнивались 150 граммам хлеба, 120 граммов крупы – 200 граммам хлеба.

Каждая национальность в соответствии с традициями имеет свои творческие увлечения. Чтобы выжить, немцы организовывали театральные кружки, хоры, литературные группы. В лагерях разрешалось читать газеты и играть в неазартные игры. Многие пленные изготавливали шахматы, портсигары, шкатулки, игрушки и разную мебель.

В годы войны, несмотря на двенадцатичасовой рабочий день, труд немецких военнопленных не играл большой роли в народном хозяйстве СССР из-за плохой организации труда. В послевоенные годы немцы привлекались к восстановлению уничтоженных во время войны заводов, железных дорог, плотин и портов. Они восстанавливали старые и строили новые дома во многих городах нашей Родины. Например, с их помощью было построено главное здание МГУ в Москве. В Екатеринбурге целые районы были возведены руками военнопленных. Кроме этого, они использовались при строительстве дорог в труднодоступных местах, при добыче угля, железной руды, урана. Особое внимание уделялось высококвалифицированным специалистам в различных областях знаний, докторам наук, инженерам. В результате их деятельности было внедрено много важных рационализаторских предложений.

Несмотря на то, что Женевскую конвенцию по обращению с военнопленными 1864 года Сталин не признал, в СССР существовал приказ сохранять жизни немецких солдат. Не подлежит сомнению тот факт, что с ними обращались гораздо более гуманно, чем с советскими людьми, попавшими в Германию.
Плен для солдат вермахта принес сильное разочарование в нацистских идеалах, сокрушил старые жизненные позиции, принес неясность будущего. Наряду с падением жизненного уровня это оказалось сильной проверкой личных человеческих качеств. Выживали не сильнейшие телом и духом, а научившиеся ходить по трупам других.

Генрих Эйхенберг писал: «Вообще, проблема желудка была превыше всего, за тарелку супа или кусок хлеба продавали душу и тело. Голод портил людей, коррумпировал их и превращал в зверей. Обычными стали кражи продуктов у своих же товарищей».

Любые неслужебные отношения между советскими людьми и пленными расценивались как предательство. Советская пропаганда долго и упорно выставляла всех немцев зверьми в человеческом облике, вырабатывая к ним крайне враждебное отношение.

Колонну немецких военнопленных проводят по улицам Киева. На всем протяжении пути колонны за ней наблюдают жители города и свободные от службы военнослужащие (справа)

По воспоминаниям одного военнопленного: «Во время рабочего наряда в одной деревне, одна пожилая женщина не поверила мне, что я немец. Она сказала мне: «Какие вы немцы? У вас же рогов нет!»

Наряду с солдатами и офицерами немецкой армии в плену были и представители армейской элиты третьего рейха – немецкие генералы. Первые 32 генерала во главе с командующим шестой армией Фридрихом Паулюсом попали в плен зимой 1942-1943 годов прямиком из Сталинграда. Всего в советском плену побывало 376 немецких генералов, из которых 277 вернулись на родину, а 99 умерли (из них 18 генералов были повешены как военные преступники). Попыток сбежать среди генералов не имелось.


В 1943-1944 годах ГУПВИ совместно с Главным политуправлением Красной Армии вело напряженную работу по созданию антифашистских организаций среди военнопленных. В июне 1943 года был сформирован Национальный комитет «Свободная Германия». 38 человек вошли в его первый состав. Отсутствие старших офицеров и генералов вызвало у многих немецких военнопленных сомнения в престиже и важности организации. Вскоре желание вступить в СНО объявили генерал-майор Мартин Латтманн (командир 389-й пехотной дивизии), генерал-майор Отто Корфес (командир 295-й пехотной дивизии) и генерал-лейтенант Александр фон Даниэльс (командир 376-й пехотной дивизии).

17 генералов во главе с Паулюсом написали им ответ: «Они хотят выступить с воззванием к германскому народу и к германской армии, требуя смещения немецкого руководства и гитлеровского правительства. То, что делают офицеры и генералы, принадлежащие к «Союзу», является государственной изменой. Мы глубоко сожалеем, что они пошли по этому пути. Мы их больше не считаем своими товарищами, и мы решительно отказываемся от них».

Зачинщик заявления Паулюс был помещен на специальную дачу в Дуброво под Москвой, где подвергся психологической обработке. Надеясь, что Паулюс выберет героическую смерть плену, Гитлер произвел его в фельдмаршалы, а третьего февраля 1943 года символически похоронил его, как «павшего смертью храбрых вместе с геройскими солдатами шестой армии». Москва, тем не менее, не оставляла попыток подключить Паулюса к антифашистской работе. «Обработка» генерала проводилась по особой программе, разработанной Кругловым и утвержденной Берией. Спустя год Паулюс открыто заявил о переходе в антигитлеровскую коалицию. Главную роль при этом сыграли победы нашей армии на фронтах и «заговор генералов» 20 июля 1944 года, когда фюрер по счастливой случайности избежал смерти.

8 августа 1944 года, когда в Берлине был повешен друг Паулюса генерал-фельдмаршал фон Витцлебен, он открыто заявил по радио «Freies Deutschland»: «События последнего времени, сделали для Германии продолжение войны равнозначным бессмысленной жертве. Для Германии война проиграна. Германия должна отречься от Адольфа Гитлера и установить новую государственную власть, которая прекратит войну и создаст нашему народу условия для дальнейшей жизни и установления мирных, даже дружественных
отношений с нашими теперешними противниками».

Впоследствии Паулюс писал: «Мне стало ясно: Гитлер не только не мог выиграть войну, но и не должен ее выиграть, что было бы в интересах человечества и в интересах германского народа».

Возвращение немецких военнопленных из советского плена. Немцы прибыли в пограничный пересыльный лагерь Фридланд

Выступление фельдмаршала получило широчайший отклик. Семье Паулюса предложили отречься от него, публично осудить этот поступок и сменить фамилию. Когда они наотрез отказались выполнять требования, то сын Александр Паулюс был заключен в крепость-тюрьму Кюстрин, а жена Елена Констанция Паулюс – в концлагерь Дахау. 14 августа 1944 года Паулюс официально вступил в СНО и начал активную антинацистскую деятельность. Несмотря на просьбы вернуть его на родину, в ГДР он оказался лишь в конце 1953 года.

С 1945 по 1949 года на родину было возвращено более одного миллиона больных и нетрудоспособных военнопленных. В конце сороковых отпускать пленных немцев перестали, а многим еще и дали 25 лет лагерей, объявив их военными преступниками. Перед союзниками правительство СССР объяснило это необходимостью дальнейшего восстановления разрушенной страны. После посещения нашей страны канцлером ФРГ Аденауэром в 1955 году вышел Указ «О досрочном освобождении и репатриации немецких военнопленных, осуждённых за военные преступления». После этого многие немцы смогли вернуться к себе домой.

topwar.ru

Немецкий плен.

сложилось мнение, что стоило попасть человеку в немецкий плен, и он сразу же оказывался в месте постоянного заключения. На самом деле это далеко от истины, причем если при ведении кампании на Западе, немецкое командование старалось как можно быстрее эвакуировать военнопленных (1,9 млн. чел.) из прифронтовой зоны в тыл, для чего использовался порожний грузовой автотранспорт и специально выделенные поезда, то на Востоке вермахтом ни Гаагская, ни Женевская конвенции не принимались во внимание. Хотя и было предусмотрено, что эвакуация советских военнопленных должна была проводиться порожним автотранспортом, это на практике редко осуществлялось.

Пленные советские солдаты и офицеры у моста через реку Сан. 23 июня 1941 года. По статистике из этих пленных до весны 1942 года не доживет 95 человек из 100


Зачастую комендатуры путей сообщения и руководство автоколонн просто отказывались перевозить пленных. Например, военная комендатура Брест-Литовской железной дороги 7 июля отказалась перевозить пленных аргументируя отказ «опасностью заражения и завшивления вагонов». Этим же аргументом руководствовались и командиры автоколонн. Эти отказы приняли настолько массовый характер, что командующий тыловым районом ГА «Центр» фон Шенкендорф был вынужден издать приказ о том, что «в дальнейшем это надо прекратить». Однако это не возымело никакого действия на войска. И только в конце августа пленные стали эвакуироваться поездами, а до этого эвакуация «поневоле, несмотря на большие расстояния, осуществлялась в основном пешим порядком». В зоне ответственности остальных групп армий отказы в перевозке пленных имели такие же масштабы. «Гигиеническая аргументация» привела к тому, что генерал-квартирмейстер сухопутных сил издал 31 июля специальный приказ, и вместо ранее предусмотренной процедуры эвакуации советских военнопленных распорядился проводить ее, как правило, пешим порядком. Таким образом, сложившаяся практика была узаконена приказом. Исключение составляли открытые товарные вагоны (то есть ж/д платформы) — в них пленных разрешалось перевозить.

Получение разрешения на выделение железнодорожного и автомобильного транспорта под перевозку пленных было связано с такими строгими условиями, что проходили недели пока транспорт поступал для перевозки пленных. Вплоть до глубокой осени 1941 года эвакуация советских пленных проводилась в основном пешим порядком.


Пешие марши приводили к страшным жертвам. Пленным из зоны ответственности ГА «Центр» в августе 1941 года пришлось совершать марши общей протяженностью около 500 км, чтобы попасть в Восточную Пруссию и Польшу. Пленные из района Брянска и Вязьмы пешком преодолевали район Брянск — Гомель и Вязьма — Смоленск (от 150 до 250 км), и только после этого их поездом доставили в рейхскомиссариат «Остланд». В начале декабря 1941 года айнзацгруппа «В» сообщала из Смоленска о волнениях среди населения города по поводу того, что «трупы русских пленных, которые пали во время перехода от истощения или болезней и в большом количестве лежат на всех дорогах маршрута».

Пленные советские солдаты. . Барвенковский котёл, май 1942


Сравнительно много немецких документов сохранилось по эвакуации советских военнопленных из киевского котла на территорию рейхскомиссариата «Украина», что позволяет довольно точно описать их судьбу.

К 22 сентября в зоне действий 17-й армии вермахта было захвачено в плен около 200 тыс. советских военнослужащих. Их снабжение продуктами питания было возложено на коменданта 550-го тылового района. Для чего в его распоряжение предана колонна грузовиков общей грузоподъемностью 60 тонн. Также срочно надо было вывозить пленных из Кременчуга. К железнодорожным станциям пленные должны были двигаться пешком, или на порожнем автотранспорте 1-й танковой группы. В связи с большим количеством пленных командование 17-й армии запросило разрешения использовать для их транспортировки не только открытые, но и закрытые вагоны, а также поезда местного следования. Командование ГА «Юг» ответило, что эвакуация военнопленных поездами нереальна, так как они находятся еще восточнее Днепра, поэтому 25 сентября командование 24-й пехотной дивизии было вынуждено просить помощи у командования армии, после того как в Лубнах, куда было доставлено 33 тыс. пленных начались волнения, так как у пленных не было ни еды, ни воды, ни помещений для размещения. 24-я дивизия должна была обеспечить эвакуацию всех 200 тысяч пленных, причем у коменданта 550-го района были отобраны ранее выделенные грузовики, а снабжение пленных должна была осуществлять своими грузовыми машинами 24-я дивизия, но их у нее не было.

В результате эвакуация 200 тыс. пленных из района Лубны — Хорол в Умань происходила пешим порядком, а это без малого 400 км. Эвакуация была закончена 24 октября. 15 октября, то есть на второй день марша, командование 24-й дивизии доносило командующему тыловым районом ГА «Юг», что вследствие сопротивления пленных и их крайне плохого физического состояния эвакуация проходит очень тяжело, а «вследствие расстрелов и истощения» уже насчитывается более 1000 трупов.

Сколько военнопленных пережило этот переход сказать нельзя. Но именно этих пленных видел представитель немецкой сталелитейной промышленности, который прибыл организовывать работу захваченных советских предприятий:

«Бесконечные колонны пленных проходили мимо. Однажды проследовало 12 500 человек под охраной всего 30 немецких солдат. Тех, кто не в состоянии был идти дальше, расстреливали. Мы провели ночь в небольшой деревне, где наша машина застряла в грязи. Там находился пересыльный лагерь, где мы стали свидетелями того, как пленные ночью жарили и поедали своих собственных товарищей, которые этой же ночью были застрелены нашими патрульными за нарушение дисциплины. Питание пленных состояло из картофеля, взятого у жителей этой же деревни. Каждый получал самое большее по две картофелины в день».

По докладу обер-квартирмейстера 17-й армии даже рационы предписанные распоряжением ОКХ от 21 октября 1941 года военнопленным при маршах не выдавались, фактически они вообще не получали питания, довольствуясь тем, что им дадут местные жители, объедая траву на обочинах и листву на придорожных деревьях, подбирая павших лошадей. При недостатке питания и плохой погоде смертность военнопленных на этапах эвакуации достигла 1% в сутки. То есть из 200 тысяч военнопленных при пешем переходе в район Умани погибло от 10 до 20 тысяч.

Проблема эвакуации обострилась с наступлением холодов. Как следует из документов, в ноябре пешие марши из-за холодов и состояния здоровья пленных в зоне ответственности ГА «Центр» не проводились. Но дело в том, что и по железной дороге военнопленных перевозить стало затруднительно, еще в сентябре 1941 года комендант по делам военнопленных округа «J» запросил ОКВ «можно ли теперь в холодное время года перевозить пленных в закрытых вагонах», ибо приказом от 31 июля это было запрещено. Положительного ответа он, видимо, не получил, потому что в ноябре транспортировка пленных в открытых вагонах была правилом. «Нормальная» смертность при такой транспортировке составляла от 5 до 10%, в отдельных случаях достигая 30%! Только с 26 ноября, после трехнедельных морозов, в зоне ответственности ГА «Центр» был введен новый порядок транспортировки пленных. Процедура заказа транспорта для военнопленных была крайне затруднена. Приоритет же передвижения по железным дорогам априори отдавался воинским и грузовым поездам, следовательно, обслуживание поездов с пленными а также их погрузка/выгрузка являлись делом третьестепенным, это означало, что пленные часами должны были на морозе ожидать погрузки или выгрузки.

Кроме того, армейское командование было заинтересовано в том, чтобы любым способом избавиться от пленных, не думая о последствиях. Перевозка в открытых вагонах приводила к огромным жертвам. Так, в середине января 1942 года комендант по делам военнопленных округа «С» (ГА «Север») жаловался, что при перевозке пленных из района 16-й армии «на одном из транспортов умерло несколько сотен человек». Во время транспортировки из 13-го армейского пункта сбора военнопленных в Чудове 16 января 1942 года из 2 347 пленных «1600 прибыли едва живыми, а 760 умерли». При погрузке «уже 400 человек были в таком плохом состоянии, что их пришлось везти на поезд в санях». Из другого транспорта с 2000 пленных живыми прибыли всего 661 человек, остальные замерзли, сбежали или были расстреляны при попытке к бегству, — пленные также перевозились на открытых платформах.

Получается, что с точки зрения смертности, не было особой разницы, перевозились ли пленные на морозе в открытых или закрытых неотапливаемых вагонах. При перевозке в товарных вагонах из рейхскомисариата «Остланд» за один маршрут умирало «от 25 до 70% пленных», не только от действия низких температур, но и потому, что во время многодневного пути их практически не кормили.

После того, как советские военнопленные стали рассматриваться как «ценный рабочий ресурс», 8 декабря 1941 года, отдел по делам военнопленных ОКВ составил наконец-то перечень условий, которые следовало соблюдать при перевозке пленных: в товарных вагонах следовало установить печки, пленным следовало выдавать одеяла и верхнюю одежду, а также соломенные подстилки для защиты от холода. Перед отправкой следовало проводить двукратную дезинсекцию, в каждом вагоне следовало перевозить не более 50 пленных, необходимо было обеспечить «регулярное питание в пути, возможность отправления естественных надобностей при длительных стоянках и т.д.». Существует мнение, что этот приказ можно рассматривать лишь в качестве создания алиби, ибо никаких материальных условий для его выполнения создано не было. Обер-квартирмейстер тылового района ГА «Центр» отмечал, что «этот приказ практически неисполним из-за отсутствия печей, соломы и одеял. При очень сильных морозах в это время (до -30°С) транспортировка по железной дороге очень затруднительна и ее по возможности следует избегать. Опыт показывает, что смертность при таких перевозках чрезвычайно велика». Когда в марте 1942 года транспорт с военнопленными прибыл в стационарный лагерь II В Хаммерштейн (Померания) из генерал-губернаторства фактически без потерь (умерло 12 человек из 3800) немцы даже удостоили «особой похвалы» начальника службы по делам военнопленных в генерал-губернаторстве.

Только после того, как немецким политическим и военным руководством была осознана необходимость обеспечения немецкой экономики рабочей силой, были приняты меры по кардинальному улучшению транспортировки советских военнопленных. В частности, был отдан приказ о том, что при транспортировке по железной дороге эшелоны с «остарбайтерами» и советскими военнопленными по приоритету уступают лишь воинским эшелонам. Особенно заметны перемены в «Инструкции по эвакуации вновь поступающих военнопленных», изданной генерал-квартирмейстером сухопутных сил 15 июня 1942 года:

«При эвакуации вновь поступающих военнопленных главной заповедью является то, что военные, политические и экономические принципы ведения войны требуют справедливого обращения с военнопленными и сохранения их работоспособности:

I. Экипировка

Оставлять военнопленным предметы одежды и снаряжения (сапоги, посуду, ложки, одеяла и т.д.) и при эвакуации давать их с собой. Недостающие предметы одежды и снаряжения снимать с убитых и умерших и раздавать военнопленным. Передавать им трофейные полевые кухни.

II. Эвакуация пешим порядком

Использовать все транспортные возможности (автоколонны и т.д.). Отправку пешим порядком по возможности ограничивать. При пешем переходе:

1. На каждые 25-30 км сооружать временные места ночевок (желательно крытые) и обеспечивать там выдачу горячего питания.

2. Выдавать продовольствие соответственно тяжести перехода. Снабжение организовывать в согласии с хозяйственными органами. К запасам армейских продовольственных складов обращаться лишь в самом крайнем случае.

3. Численность охраны должна составлять не менее 2-х человек на 100 военнопленных.

[…]

4. Маршировать группами не более 2500 человек. Расстояние между ними должно быть не менее 1 км.

5. При каждой группе иметь санитарный персонал. Брать с собой достаточное количество транспорта для перевозки заболевших в пути пленных.

III. Эвакуация по железной дороге.

[…]

3. Использовать возможно более близкие к месту назначения станции, чтобы избежать длинных пеших переходов и сохранить трудоспособность пленных.

4. Заранее позаботиться о выдаче горячей пищи военнопленным во время перевозки в согласии с полномочными органами. Везти с собой сухой паек в закрытых вагонах. На остановках пополнять запас питьевой воды.

5. Брать с собой достаточное количество охраны.

[…]

Довести приведенные выше указания до каждого немецкого солдата, занятого снабжением или охраной военнопленных».

Уще одним важным фактором огромных потерь советских военнопленных при эвакуации стали массовые расстрелы в пути. 22 августа 1941 года командующий ГА «Центр» фельдмаршал фон Бок записал в своем дневнике: «При эвакуации пленных происходили жестокости, против которых я издал очень суровый приказ. При истощении пленных и невозможности их кормить на длинных маршрутах по широким и безлюдным районам более менее сносно, их эвакуация по прежнему остается тяжелой проблемой». Но расстрелы и избиения продолжались. Несмотря на то, что армейское руководство постоянно издавало угрожающие приказы говорящие о недопустимости «бесконтрольных расправ» с военнопленными, фактически ничего не изменилось. А в последующем дела пошли еще хуже.

Комендант 240-го пересыльного лагеря в Смоленске докладывал 25 октября 1941 года:

«Неоднократно случалось, что охрана обращается с военнопленными с преувеличенной жестокостью. Так, в ночь с 19 на 20 сего месяца около 30 000 пленных, которых не смогли принять в лагере «Север», были отправлены обратно в город. Утром 20 числа только на одном участке от вокзала до лагеря «Север» насчитывалось 125 убитых военнопленных. Большинство из них лежало на дороге с простреленной головой. При этом в большинстве случаев речь шла не о попытке к бегству и не о фактическом сопротивлении, которые только и могут служить оправданием применению оружия».

Отдел пропаганды «V» при командующем тыловым районом ГА «Центр» в начале ноября отмечал:

«Продолжаются случаи, когда пленные, которые вследствие полного истощения не могут больше продолжать марш в тыловую зону, просто расстреливаются. Если это происходит в уединенных районах и за пределами населенных пунктов, то население может об этом и не знать. Однако слухи о случаях, когда пленных просто расстреливали в пределах населенных пунктов, распространяются по краю со скоростью ветра».

Как видно пропагандистов из ведомства Геббельса больше беспокоят не сами факты расстрелов, а то что это происходит на глазах населения.

Отдел пропаганды «В» при командующем войсками рейхскомиссариата «Остланд» в свою очередь жалуется, что обращение с военнопленными «зачастую сводит на нет всю пропагандистскую работу»:

«Пленные совершенно обессилели из-за недостаточного питания, они падают на своих рабочих местах, остаются лежать на дорогах во время маршей и поэтому часто расстреливаются на глазах гражданского населения».


Этот же отдел в конце января 1942 года сетует на то, что количество расстрелов не уменьшается. В Минске во время марша от вокзала к лагерю, прямо на главной улице города были расстреляны пленные якобы пытавшиеся бежать. Еще на следующие день «тела в большом количестве лежали на несколько километров вдоль дороги; только к вечеру отчасти уже начавшие разлагаться трупы были убраны». Только вдумайтесь: на несколько километров…

В ГА «Юг» дела обстояли так же. Начальник военно-экономического штаба «Восток» генерал-лейтенант Шуберт отмечал в сентябре 1941 года, что «настроение украинского населения по отношению к вермахту резко ухудшилось из-за нехватки продовольствия, неоднократно наблюдаемого жестокого отношение к военнопленным, расстрелов военнопленных на глазах местного населения. Все это вызывает негодование простого украинского населения».


Надо отдать должное: такие генералы как фон Бок, фон Шенкендорф и фон Теттау (командир 24-й ПД) пытались посредством приказов хоть как-то прекратить издевательства и произвольные расстрелы пленных. Но их приказы вступали в противоречие с национал-социалистской пропагандой и приказами исходившими от высшего командования вермахта. Приказы высшего руководства вермахта давали каждому солдату право поступать в отношении с советскими пленными по своему усмотрению, ибо любая жестокость в войне на Востоке могла быть оправдана как «необходимая», если она не совершалась на глазах свидетелей, готовых выступить против. Надо ли говорить, что немецких солдат, готовых выступить против своих же товарищей, в такой ситуации наверняка было очень мало. Солдаты же, искренне верившие в национал-социалистские «идеалы», вообще не видели разницы между тем, что приказывало военное руководство об обращении с «большевистскими скотами», и тем, что этим же руководством считалось «произволом». Солдаты вермахта были свидетелями «отборов» айнзацкоманд, массовых расстрелов мирного населения (в частности евреев), видели трупы повешенных партизан или «пособников партизан», и, соответственно, делали вывод, что жизнь пленных и мирного населения для военного и политического руководства рейха не имеет никакой ценности, лишним доказательством этого было и официальное отношение к пленным. Отсюда недалеко было и до вывода, что убийство пленных разрешено.

Несмотря на попытку противопоставить «белый и пушистый» вермахт, «зеленым и склизким» войскам СС, в вермахте было довольно много войсковых командиров, которые считали расстрелы обессилевших военнопленных правильными. Одни из них руководствовались при этом «военной необходимостью», другие расовыми или политическими мотивами. Руководитель II отдела абвера в ОКВ полковник Лахузен докладывал 31 октября 1941 года, что «командование 6-й армии (командующий генерал-фельдмаршал ф. Рейхенау) отдало приказ о расстреле всех ослабевших пленных. К несчастью это происходит на улицах, в населенных пунктах, так что местное население является свидетелем всего этого».

Вывод: Количество погибших при транспортировке советских военнопленных не поддается точному исчислению, но это ШЕСТИЗНАЧНЫЕ ЦИФРЫ, и они ориентировочно составляют 250-280 тыс. человек. И есть обоснованные основания полагать, что их было гораздо больше. Итак: четверть миллиона погибших только на этапах!

Им повезло: они добрались до стационарного лагеря Гузен живыми


Источники:
Фонды Федерального архива ФРГ — Военного архива. Фрайбург. (Bundesarchivs/Militararchiv (BA/MA)
ОКВ:
Документы отдела пропаганды вермахта RW 4/v. 253;257;298.
Особо важные дела по плану «Барбаросса» отдела «L IV» штаба оперативного руководства вермахта RW 4/v. 575; 577; 578.
Документы ГА «Север» (OKW/Nord) OKW/32.
Документы справочного бюро вермахта RW 6/v. 220;222.
Документы отдела по делам военнопленных (OKW/AWA/Kgf.) RW 5/v. 242, RW 6/v. 12; 270,271,272,273,274; 276,277,278,279;450,451,452,453. Документы управления военной экономики и вооружения (OKW/WiRuArnt) Wi/IF 5/530;5.624;5.1189;5.1213;5.1767;2717;5.3

064; 5.3190;5.3434;5.3560;5.3561;5.3562.
ОКХ:
Документы начальника вооружения сухопутных сил и командующего армией резерва (OKH/ChHRu u. BdE) h2/441. Документы отдела иностранных армий «Восток» генерального штаба сухопутных сил (OKH/GenStdH/Abt. Fremde Heere Ost) Р3/304;512;728;729.
Документы начальника архива сухопутных сил Н/40/54.

А. Даллин «Германское правление в России 1941-1945 гг. Анализ оккупационной политики». М. Из-во Академии наук СССР 1957 г.
«СС в действии». Документы о преступлениях. М. ИИЛ 1960 г.
Ш. Датнер «Преступления немецко-фашистского вермахта в отношении военнопленных во II Мировой войне» М. ИИЛ 1963 г.
«Преступные цели — преступные средства». Документы об оккупационной политике фашисткой Германии на территории СССР. М. «Политиздат» 1968 г.
«Совершенно секретно. Только для командования». Документы и материалы. М. «Наука» 1967 г.
Н. Алексеев «Ответственность нацистских преступников» М. «Международные отношения» 1968 г.
Н. Мюллер «Вермахт и оккупация, 1941-1944. О роли вермахта и его руководящих органов в осуществлении оккупационного режима на советской территории» М. Воениздат 1974 г.
К. Штрайт «Солдатами их не считать. Вермахт и советские военнопленные 1941-1945 гг.». М. «Прогресс» 1979 г.
В. Галицкий. «Проблема военнопленных и отношение к ней советского государства». «Государство и право» №4, 1990 г.
М. Семиряга «Тюремная империя нацизма и ее крах» М. «Юр. Литература» 1991 г.
В. Гуркин «О людских потерях на советско-германском фронте в 1941-1945 гг.» НиНИ №3 1992
«Нюрнбергский процесс. Преступления против человечности». Сборник материалов в 8-ми томах. М. «Юридическая литература» 1991-1997 гг.
М. Ерин «Советские военнопленные в Германии в годы Второй Мировой войны» «Вопросы истории» №11-12, 1995
К. Штрайт «Советские военнопленные в Германии/Россия и Германия в годы войны и мира (1941-1995)». М. «Гея» 1995 г.
П. Полян «Жертвы двух диктатур. Жизнь, труд, унижения и смерть советских военнопленных и остарбайтеров на чужбине и на родине». М. «РОССПЭН» 2002 г.
М. Ерин «Советские военнопленные в нацистской Германии 1941-1945гг. Проблемы исследования». Ярославль. ЯрГУ 2005г.
«Истребительная война на востоке. Преступления вермахта в СССР. 1941-1944. Доклады» под редакцией Г. Горцика и К. Штанга. М. «Аиро-ХХ» 2005 г.
В. Ветте «Образ врага: Расисткие элементы в немецкой пропаганде против Советского Союза». М. «Яуза», ЭКСМО 2005г.
К. Штрайт «Они нам не товарищи. Вермахт и советские военнопленные в 1941-1945гг». М. «Русская панорама» 2009 г.
«Великая Отечественная война без грифа секретности. Книга потерь». Коллектив авторов под руководством Г.Ф. Кривошеева М. Вече 2010 г.

спасибо


feldgrau.info

Плён на карте Германии, где находится, расположение на карте, точное время

Австралия

Австрия

Азербайджан

Аландские острова

Албания

Алжир

Ангилья

Ангола

Андорра

Антигуа и Барбуда

Аргентина

Армения

Аруба

Афганистан

Багамы

Бангладеш

Барбадос

Бахрейн

Беларусь

Белиз

Бельгия

Бенин

Бермуды

Болгария

Боливия

Бонэйр

Босния и Герцеговина

Ботсвана

Бразилия

Британская территория в Индийском океане

Британские Виргинские острова

Бруней-Даруссалам

Буркина-Фасо

Бурунди

Бутан

Вануату

Великобритания

Венгрия

Венесуэла

Виргинские острова США

Восточное (Американское) Самоа

Восточный Тимор

Вьетнам

Габон

Гаити

Гайана

Гамбия

Гана

Гваделупа

Гватемала

Гвинея

Гвинея-Бисау

Германия

Гернси

Гибралтар

Гондурас

Гонконг

Гренада

Гренландия

Греция

Грузия

Гуам

Дания

Демократическая Республика Конго

Джерси

Джибути

Доминика

Доминиканская Республика

Египет

Замбия

Западная Сахара

Зимбабве

Израиль

Индия

Индонезия

Иордания

Ирак

Иран

Ирландия

Исландия

Испания

Италия

Йемен

Кабо-Верде

Казахстан

Камбоджа

Камерун

Канада

Катар

Кения

Кипр

Киргизия

Кирибати

Китай

Кокосовые острова

Колумбия

Коморы

Конго

Корейская Народно-Демократическая Республика

Коста-Рика

Кот-д’Ивуар

Куба

Кувейт

Кюрасао

Лаос

Латвия

Лесото

Либерия

Ливан

Ливия

Литва

Лихтенштейн

Люксембург

Мавритания

Мадагаскар

Майотта

Макао

Македония (БЮРМ)

Малави

Малайзия

Мали

Мальдивы

Мальта

Марокко

Мартиника

Маршалловы о-ва

Мексика

Мозамбик

Молдова

Монако

Монголия

Монтсеррат

Мьянма (Бирма)

Намибия

Науру

Непал

Нигер

Нигерия

Нидерланды

Никарагуа

Ниуэ

Новая Зеландия

Новая Каледония

Норвегия

Норфолк

о-в Мэн

о-ва Питкэрн

о-ва Уоллис и Футуна

о. Маврикий

о. Св. Елены

Объединенные Арабские Эмираты

Оман

Остров Буве

Остров Рождества

Остров Херд и остров Макдональд

Острова Кайман

Острова Кука

Острова Теркс и Кайкос

Пакистан

Палау

Палестина

Панама

Папский Престол (Государство-город Ватикан)

Папуа-Новая Гвинея

Парагвай

Перу

Польша

Португалия

Пуэрто-Рико

Реюньон

Россия

Руанда

Румыния

Сальвадор

Самоа

Сан-Марино

Сан-Томе и Принсипи

Саудовская Аравия

Свазиленд

Северные Марианские о-ва

Сейшелы

Сен-Бартелеми

Сен-Мартен

Сен-Пьер и Микелон

Сенегал

Сент-Винсент и Гренадины

Сент-Китс и Невис

Сент-Люсия

Сербия

Сингапур

Синт-Мартен

Сирия

Словакия

Словения

Соединенные Штаты Америки

Соломоновы о-ва

Сомали

Судан

Суринам

Сьерра-Леоне

Таджикистан

Таиланд

Тайвань

Танзания

Того

Токелау

Тонга

Тринидад и Тобаго

Тувалу

Тунис

Туркменистан

Турция

Уганда

Узбекистан

Украина

Уругвай

Фарерские о-ва

Федеративные Штаты Микронезии

Фиджи

Филиппины

Финляндия

Фолклендские острова (Мальвинские острова)

Франция

Французская Гвиана

Французская Полинезия

Французские Южные и Антарктические Территории

Хорватия

Центральноафриканская Республика

Чад

Черногория

Чехия

Чили

Швейцария

Швеция

Шпицберген

Шри-Ланка

Эквадор

Экваториальная Гвинея

Эритрея

Эстония

Эфиопия

Южная Африка

Южная Джорджия и Южные Сандвичевы о-ва

Южная Корея

Южный Судан

Ямайка

Япония

tm.maptons.com

Воспоминания бывших немецких военнопленных

Умение прощать свойственно русским. Но все-таки как поражает это свойство души — особенно когда слышишь о нем из уст вчерашнего врага…
Письма бывших немецких военнопленных.

Я отношусь к тому поколению, которое испытало на себе Вторую мировую войну. В июле 1943 г. я стал солдатом вермахта, но по причине длительного обучения попал на германо-советский фронт только в январе 1945 г., который к тому моменту проходил по территории Восточной Пруссии. Тогда немецкие войска уже не имели никаких шансов в противостоянии Советской армии. 26 марта 1945 г. я попал в советский плен. Я находился в лагерях в Кохла-Ярве в Эстонии, в Виноградове под Москвой, работал на угольной шахте в Сталиногорске (сегодня – Новомосковск).

К нам всегда относились как к людям. Мы имели возможность свободного времяпровождения, нам предоставлялось медобслуживание. 2 ноября 1949 г., после 4,5 лет плена, я был освобожден, вышел на свободу физически и духовно здоровым человеком. Мне известно, что в отличие от моего опыта в советском плену, советские военнопленные в Германии жили совершенно иначе. Гитлер относился к большинству советских военнопленных крайне жестоко. Для культурной нации, как всегда представляют немцев, с таким количеством известных поэтов, композиторов и ученых, такое обращение было позором и бесчеловечным актом. После возвращения домой многие бывшие советские военнопленные ждали компенсации от Германии, но так и не дождались. Это особенно возмутительно! Надеюсь, что своим скромным пожертвованием я внесу небольшой вклад в смягчение этой моральной травмы.

Ганс Моэзер

Пятьдесят лет назад, 21 апреля 1945 года, во время ожесточенных боев за Берлин, я попал в советский плен. Эта дата и сопутствующие ей обстоятельства имели для моей последующей жизни огромное значение. Сегодня, по прошествии полувека, я оглядываюсь назад, теперь как историк: предметом этого взгляда в прошлое являюсь я сам.

Ко дню моего пленения я только что отметил свой семнадцатый день рождения. Через Трудовой фронт мы были призваны в Вермахт и причислены к 12-й Армии, так называемой «Армии призраков». После того, как 16 апреля 1945 года Советская Армия начала «операцию «Берлин»», нас в буквальном смысле слова бросили на фронт.

Пленение явилось для меня и моих молодых товарищей сильным шоком, ведь к подобной ситуации мы были совершенно не подготовлены. А уж о России и русских мы вообще ничего не знали. Этот шок был еще и потому таким тяжелым, что, только оказавшись за линией советского фронта, мы осознали всю тяжесть потерь, которые понесла наша группа. Из ста человек, утром вступивших в бой, до полудня погибло более половины. Эти переживания относятся к тяжелейшим воспоминаниям в моей жизни.

Далее последовало формирование эшелонов с военнопленными, которые увезли нас — с многочисленными промежуточными станциями — вглубь Советского Союза, на Волгу. Страна нуждалась в немецких военнопленных как в рабочей силе, ведь бездействовавшим во время войны заводам нужно было возобновлять работу. В Саратове, прекрасном городе на высоком берегу Волги, снова заработал лесопильный завод, а в «цементном городе» Вольске, также расположенном на высоком берегу реки, я провел более года.

Наш трудовой лагерь относился к цементной фабрике «Большевик». Работа на заводе была для меня, необученного восемнадцатилетнего старшеклассника, необыкновенно тяжелой. Немецкие «камерады» при этом помогали не всегда. Людям нужно было просто выжить, дожить до отправки домой. В этом стремлении немецкие пленные выработали в лагере свои, часто жестокие законы.

В феврале 1947 года со мной произошел несчастный случай в каменоломне, после которого я больше не смог работать. Через полгода я вернулся инвалидом домой, в Германию.

Это лишь внешняя сторона дела. Во время пребывания в Саратове и затем в Вольске условия были очень тяжелыми. Эти условия достаточно часто описаны в публикациях о немецких военнопленных в Советском Союзе: голод и работа. Для меня же большую роль играл еще и фактор климата. Летом, которое на Волге необычно жаркое, я должен был на цементном заводе выгребать из-под печей раскаленный шлак; зимой же, когда там чрезвычайно холодно, я работал в каменоломне в ночную смену.

Я бы хотел, перед тем, как подвести итоги моего пребывания в советском лагере, описать здесь еще кое-что из пережитого в плену. А впечатлений было много. Я приведу лишь некоторые из них.

Первое — это природа, величественная Волга, вдоль которой мы каждый день маршировали от лагеря до завода. Впечатления от этой огромной реки, матери рек русских, с трудом поддаются описанию. Однажды летом, когда после весеннего половодья река широко катила свои воды, наши русские надзиратели позволили нам прыгнуть в реку, чтобы смыть цементную пыль. Конечно же, «надзиратели» действовали при этом против правил; но они ведь тоже были человечны, мы обменивались сигаретами, да и были они немногим старше меня.

В октябре начинались зимние бури, а к середине месяца реку сковывало ледяное покрывало. По замерзшей реке прокладывали дороги, даже грузовики могли переезжать с одного берега на другой. А потом, в середине апреля, после полугода ледяного плена, Волга снова струилась свободно: с ужасным рокотом ломался лед, и река возвращалась в свое старое русло. Наши русские охранники были вне себя от радости: «Река снова течет!» Новая пора года начиналась.

Вторая часть воспоминаний — это отношения с советскими людьми. Я уже описал, как человечны были наши надзиратели. Могу привести и другие примеры сострадания: например, одна медсестра, в лютую стужу каждое утро стоявшая у ворот лагеря. Кто не имел достаточно одежды, тому охрана позволяла зимой оставаться в лагере, несмотря на протесты лагерного начальства. Или еврейский врач в больнице, спасший жизнь не одному немцу, хотя они и пришли как враги. И, наконец, пожилая женщина, которая во время обеденного перерыва, на вокзале в Вольске, застенчиво подавала нам соленые огурцы из своего ведра. Для нас это был настоящий пир. Позже, перед тем, как отойти, она подошла и перекрестилась перед каждым из нас. Русь-матушка, встреченная мною в эпоху позднего сталинизма, в 1946, на Волге.

Когда сегодня, через пятьдесят лет после моего пленения, я пытаюсь подвести итоги, то обнаруживаю, что пребывание в плену повернуло всю мою жизнь совершенно в другое русло и определило мой профессиональный путь.

Пережитое в молодости в Росии не отпускало меня и после возвращения в Германию. У меня был выбор — вытеснить из памяти мою украденную юность и никогда более не думать о Советском Союзе, или же проанализировать все пережитое и таким образом привнести некое биографическое равновесие. Я выбрал второй, неизмеримо более тяжелый путь, не в последнюю очередь под влиянием научного руководителя моей докторской работы Пауля Йохансена.
Как сказано вначале, на этот трудный путь я и оглядываюсь сегодня. Я обдумываю достигнутое и констатирую следующее: десятилетиями в моих лекциях я пытался донести до студентов мой критически переосмысленный опыт, получая при этом живейший отклик. Ближайшим ученикам я мог более квалифицированно помогать в их докторских работах и экзаменах. И, наконец, я завязал с русскими коллегами, прежде всего в Санкт-Петербурге, продолжительные контакты, которые со временем переросли в прочную дружбу.

Клаус Майер

8 мая 1945 г. капитулировали остатки немецкой 18-ой армии в Курляндскому котле в Латвии. Это был долгожданный день. Наш маленький 100-ваттовый передатчик был предназначен для ведения переговоров с Красной Армии об условиях капитуляции. Все оружие, снаряжение, транспорт, радиоавтомобили и сами радостанции были, согласно прусской аккуратности собраны в одном месте, на площадке, окруженной соснами. Два дня не ничего происходило. Затем появились советские офицеры и проводили нас в двухэтажные здания. Мы провели ночь в тесноте на соломенных матрасах. Ранним утром 11 мая мы были построены по сотням, считай, как старое распределение по ротам. Начался пеший марш в плен.

Один красноармеец впереди, один сзади. Так мы шагали в направлении Риги до огромного сборного лагеря, подготовленного Красной Армией. Здесь офицеры были отделены от простых солдат. Охрана обыскала взятые с собой вещи. Нам разрешено было оставить немного нательного белья, носки, одеяло, посуду и складные столовые приборы. Больше ничего.

От Риги мы шагали бесконечными дневыми маршами на восток, к бывшей советско-латышской границе в направлении Дюнабурга. После каждого марша мы прибывали в очередной лагерь. Ритуал повторялся: обыск всех личных вещей, раздача еды и ночной сон. По прибытию в Дюнабург нас погрузили в товарные вагоны. Еда была хорошей: хлеб и американские мясные консервы «Corned Beef». Мы поехали на юго-восток. Те, кото думал, что мы движемся домой, был сильно удивлен. Через много дней мы прибыли на Балтийский вокзал Москвы. Стоя на грузовиках, мы проехали по городу. Уже стемнело. Еда ли кто-то из нас смог сделать какие-то записи.

В отдалении от города рядом с поселком, состоявших из трехэтажных деревянных домов, находился большой сборный лагерь, настолько большой, что его окраины терялись за горизонтом. Палатки и пленные… Неделя прошла с хорошей летней погодой, русским хлебом и американскими консервами. После одной из утренных перекличек от 150 до 200 пленных были отделены от остальных. Мы сели на грузовики. Никто из нас не знал, куда мы едем. Путь лежал на северо-запад. Последние километры мы проехали через березовый лес по дамбе. После где-то двухчасовой поездки (или дольше?) мы были у цели.

Лесной лагерь состоял из трех или четырех деревянных бараков, расположенных частично на уровне земли. Дверь располагалась низко, на уровне нескольких ступенек вниз. За последним бараком, в котором жил немецкий комендант лагеря из Восточной Пруссии, находились помещения портных и сапожников, кабинет врача и отдельный барак для больных. Вся территория, едва больше, чем футбольное поле, была ограждена колючей проволокой. Для охраны предназначался несколько более комфортабельный деревяный барак. На территории также располагалась будка для часового и небольшая кухня. Это место должно было для следующих месяцев, а может быть и лет, стать нашим новым домом. На быстрое возвращение домой было непохоже.

В баракак вдоль центрального прохода тянулись в два ряда деревяные двухэтажные нары. По окончанию сложной процедуры регистрации (у нас не было с собой наших солдатских книжек), мы разместили на нарах набитые соломой матрацы. Расположившимся на верхнем ярусе могло повезти. Он имел возможность смотреть наружу в застекленное окошко размером где-то 25 х 25 сантиметров.

Ровно в 6 часов был подъем. После этого все бежали к умывальникам. На высоте приблизительно 1,70 метра начинался жестяной водосток, смотрированный на деревяной опоре. Вода спускалась примерно на уровень живота. В те месяцы, когда не было мороза, верхний резервуар наполнялся водой. Для мытья нужно было повернуть простой вентиль, после чего вода лилась или капала на голову и верхнюю часть тела. После этой процедуры ежедневно повторялась перекличка на плацу. Ровно в 7 часов мы шагали на лесоповал в бесконечные березовые леса, окружающие лагерь. Я не могу припомнить, чтобы мне пришлось валить какое-то другое дерево, кроме березы.

На месте нас ждали наши «начальники», гражданские вольнонаемные надзиратели. Они распределяли инструмент: пилы и топоры. Создавались группы по три человека: двое пленных валят дерево, а третий собирает листву и ненужные ветки в одну кучу, а затем сжигает. В особенности, при влажной погоде это было целым искусством. Конечно у каждого военнопленного была зажигалка. Наряду с ложкой, это наверно самый важный предмет в плену. Но при помощи такого простого предмета, состоящего из огнива, фитиля и куска железа можно было поджечь размокшее от дождя дерева зачастую только после многочасовых усилий. Сжигание отходов дерева относилось к ежедневной норме. Сама норма состояла из двух метров срубленного дерева, сложенного в штабеля. Каждый деревяный обрубок должен был быть два метра длиной и минимум 10 сантиметров в диаметре. С таким примитивным орудием как тупые пилы и топоры, состоявшие зачастую лишь из нескольких обыкновенных кусков железа, сваренных между собой, едва ли можно было выполнить такую норму.

После выполненной работы штабеля дерева забирались «начальниками» и грузились на открытые грузовики. В обед работа прерывалась на полчаса. Нам выдавали водянистый капустный суп. Те, кому удавалось выполнить норму (из-за тяжелой работы и недостаточного питания это удавалось лишь немногим) получали вечером дополнительно к обычному рациону, состоявшему из 200 грамм влажного хлеба, впрочем хорошего на вкус, столовой ложки сахара и жмени табака, еще и кашу прямо на крышку кастрюли. Одно «успокаивало»: питание наших охранников было немногим лучше.

Зима 1945/46 гг. была очень тяжелой. Мы затыкали в одежду и сапоги комки ваты. Мы валили деревья и складывали их в штапели до того момента, пока температура не опускалась ниже 20 градусов мороза по Цельсию. Если становилось холоднее, все пленные оставались в лагере.

Одни или два раза в месяц нас будили ночью. Мы вставали с наших соломенных матрацев и ехали на грузовике к станции, до которой было где-то 10 километров. Мы видели огромные горы леса. Это были поваленные нами деревья. Дерево должно было быть загружено в закрытые товарные вагоны и отправлено в Тушино под Москвой. Горы леса внушали нам состояние подавленности и ужаса. Мы должны были привести эти горы в движение. Это была наша работа. Сколько мы еще продержимся? Как долго это еще продлится? Эти ночные часы казались нам бесконечными. При наступлении дня вагоны были полностью загружены. Работа была утомительной. Два человека несли на плечах двухметровый ствол дерева до вагона, а затем просто задвигали его без подъемника в открытые двери вагона. Две особо крепких военнопленных складывали дерево внутри вагона в штапели. Вагон заполнялся. Наступала очередь следующего вагона. Нас освещал прожектор на высоком столбе. Это была какая-то сюрреалистическая картина: тени от стволов деревьев и копошащиеся военнопленные, словно некие фантастические бескрылые существа. Когда на землю падали первые лучи солнца, мы шагали назад в лагерь. Весь этот день уже был для нас выходным.

Одна из январских ночей 1946 г. мне особенно врезалась в память. Мороз был настолько крепок, что после работы не заводились моторы грузовиков. Мы должны были идти по гололеду 10 или 12 километров до лагеря. Полная луна освещала нас. Группа из 50-60 пленных плелась, спотыкаясь. Люди все больше отдалялись один от другого. Я уже не мог различить идущего впереди. Я думал, это конец. До сих пор я не знаю, как мне все-таки удалось дойти до лагеря.

Лесоповал. День за днем. Бесконечная зима. Все больше и больше пленных чувствовали себя морально подавленными. Спасением было записаться в «командировку». Так мы называли работу в расположенных неподалеку колхозах и совхозах. Мотыгой и лопатой мы выковыривали из промерзшей земли картофель или свеклу. Много собирать не удавалось. Но все равно собранное складывалось в кастрюлю и подогревалось. Вместо воды использовался подтаявший снег. Наш охранник ел приготовленное вместе с нами. Ничего не выбрасывалось. Очистки собирались, тайком от контролеров на входе в лагерь проносились на территорию и после получения вечернего хлеба и сахара пожаривались в бараке на двух докрасна раскаленных железных печках. Это была некая «карнавальная» еда в темноте. Большинство пленных к тому моменту уже спали. А мы сидели, впитывая измотанными телами тепло словно сладкий сироп.

Когда я смотрю на прошедшее время с высоты прожитых лет, то могу сказать, что я никогда и нигде, ни в одном месте СССР не замечал такого явления как ненависть к немцам. Это удивительно. Ведь мы были немецкими пленными, представителями народа, который в течение столетия дважды вверг Россию в войны. Вторая война была беспримерной по уровню жестокости, ужаса и преступлений. Если и наблюдались признаки каких-либо обвинений, то они никогда не были «коллективными», обращенными ко всему немецкому народу.

В начале мая 1946 г. я работал в составе группы из 30 военнопленных из нашего лагеря в одном из колхозов. Длинные, крепкие, недавно выросшие стволы деревьев, предназначенные для строительства домов, должны были быть погруженные на приготовленные грузовики. И тут это случилось. Ствол дерева несли на плечах. Я находился с «неправильной» стороны. При погрузке ствола в кузов грузовика моя голова была зажата между двух стволов. Я лежал без сознания в кузове машины. Из ушей, рта и носа текла кровь. Грузовик доставил меня обратно в лагерь. На этом месте моя память отказала. Дальше я ничего не помнил.

Лагерный врач, австриец, был нацистом. Об этом все знали. У него не было нужных медикаментов и перевязочных материалов. Его единственным инструментом были ножницы для ногтей. Врач сказал сразу же: «Перелом основания черепа. Тут я ничего не могу сделать…»

Неделями и месяцами я лежал в лагерном лазарете. Это была комната с 6-8 двухэтажными нарами. Сверху лежали набитые соломой матрасы. При хорошей погоде возле барака росли цветы и овощи. В первые недели боль была непереносимой. Я не знал, как мне лечь поудобнее. Я едва мог слышать. Речь напоминала бессвязное бормотание. Зрение заметно ухудшилось. Мне казалось, что предмет, находящийся в поле моего зрения справа, находится слева и наоборот.

За некоторое время до несчастного случая со мной в лагерь прибыл военврач. Как он сам говорил, он приезал из Сибири. Врач ввел множество новых правил. Возле ворот лагеря была постороена сауна. Каждые выходные в ней мылись и парились пленные. Еда также стала лучше. Врач регулярно посещал лазарет. Однажды он объяснил мне, что я буду находится в лагере до того времени, пока меня нельзя транспортировать.

В течение теплых летних месяцев мое самочувствие заметно улучшилось. Я мог вставать и сделал два открытия. Во-первых, я осознал, что остался в живых. Во-вторых, я нашел маленькую лагерную библиотеку. На грубо сбитых деревяных полках можно было найти все, что русские ценили в немецкой литературе: Гейне и Лессинга, Берна и Шиллера, Клейста и Жан Пола. Как человек, который уже успел махнуть на себя рукой, но которому удалось выжить, я набросился на книги. Я прочитал вначале Гейне, а потом Жан Пола, о котором я в школе ничего не слышал. Хотя я еще чувстовал боль, переворачивая страницы, со временем я забыл все происходящее вокруг. Книги обволакивали меня словно пальто, ограждавшее меня от внешнего мира. По мере того, как я читал, я чувствовал прирост сил, новых сил, прогонявших прочь последствия моей травмы. Даже с наступлением темноты я не мог оторвать глаз от книги. После Жана Пола я приступил к чтению немецкого философа по имени Карл Маркс. «18. Брумера Луи Бонапарта» погрузила меня в атмосферу Парижа середины 19-го века, а «Гражданская война во Франции» — в гущу сражений парижских рабочих и Коммуны 1870-71 гг. Моя голова словно была снова ранена. Я осознал, что за этой радикальной критикой скрывается философия протеста, выраженная в непоколебимой вере в индивидуальность человека, в его способности добиться самоосвобождения и, как говорил Эрих Фромм, «в его способность выразить внутренние качества.» Мне словно кто-то снял завесу отсутствия ясности, и движущие силы общественных конфликтов приобрели стройное понимание.
Я не хочу замалчивать тот факт, что чтение давалось мне непросто. Все то, во что я до сих пор верил, было разрушено. Я начал понимать, что с этим новым восприятием связана новая надежда, не органиченная лишь мечтой о возвращении домой. Это была надежда на новую жизнь, в которой будет место самосознанию и уважению человека.
Во время чтения одной из книг (кажется, это были «Экономико-философские записки» или может «Немецкая идеология») я предстал перед комиссией из Москвы. Ее задачей был отбор больных пленных для дальнейшей отправки для лечения в Москву. «Ты поедешь домой!» — сказал мне врач из Сибири.

Через несколько дней, в конце июля 1946 г., я ехал на открытом грузовике вместе с несколькими военнопленными, как всегда стоя и тесно прижавшись друг к другу, через знакомую дамбу в направлении Москвы, до которой было 50 или 100 км. Несколько дней я провел в своего рода центральном госпитале для веоннопленных под присмотром немецких врачей. На следующий день я сел в товарный вагон, выложенный изнутри соломой. Этот длиный поезд должен был доставить меня в Германию.
Во время остановки в чистом поле нас обогнал на соседних рельсах один поезд. Я узнал двухметровые стволы берез, те самые стволы, которые мы массово валили в плену. Стволы были предназначены для топки локомотива. Вот для чего они применялись. Я едва мог бы придумать более приятного прощания.
8 августа поезд прибыл на сборочный пункт Гроненфельде возле Франкфурта-на-Одере. Я получил документы об освобождении. 11 числа того же месяца я, похудевший на 89 фунтов, но новый свободный человек, вошел в дом моих родителей.


ribalych.ru

НЕМЕЦКИЙ ПЛЕН. Часть 4: транспортировка: andrewbek_1974 — LiveJournal

Сегодня сложилось мнение, что стоило попасть человеку в немецкий плен, и он сразу же оказывался в месте постоянного заключения. На самом деле это далеко от истины, причем если при ведении кампании на Западе, немецкое командование старалось как можно быстрее эвакуировать военнопленных (1,9 млн. чел.) из прифронтовой зоны в тыл, для чего использовался порожний грузовой автотранспорт и специально выделенные поезда, то на Востоке вермахтом ни Гаагская, ни Женевская конвенции не принимались во внимание. Хотя и было предусмотрено, что эвакуация советских военнопленных должна была проводиться порожним автотранспортом, это на практике редко осуществлялось.

Пленные советские солдаты и офицеры у моста через реку Сан. 23 июня 1941 года. По статистике из этих пленных до весны 1942 года не доживет 95 человек из 100


Зачастую комендатуры путей сообщения и руководство автоколонн просто отказывались перевозить пленных. Например, военная комендатура Брест-Литовской железной дороги 7 июля отказалась перевозить пленных аргументируя отказ «опасностью заражения и завшивления вагонов». Этим же аргументом руководствовались и командиры автоколонн. Эти отказы приняли настолько массовый характер, что командующий тыловым районом ГА «Центр» фон Шенкендорф был вынужден издать приказ о том, что «в дальнейшем это надо прекратить». Однако это не возымело никакого действия на войска. И только в конце августа пленные стали эвакуироваться поездами, а до этого эвакуация «поневоле, несмотря на большие расстояния, осуществлялась в основном пешим порядком». В зоне ответственности остальных групп армий отказы в перевозке пленных имели такие же масштабы. «Гигиеническая аргументация» привела к тому, что генерал-квартирмейстер сухопутных сил издал 31 июля специальный приказ, и вместо ранее предусмотренной процедуры эвакуации советских военнопленных распорядился проводить ее, как правило, пешим порядком. Таким образом, сложившаяся практика была узаконена приказом. Исключение составляли открытые товарные вагоны (то есть ж/д платформы) — в них пленных разрешалось перевозить.

Получение разрешения на выделение железнодорожного и автомобильного транспорта под перевозку пленных было связано с такими строгими условиями, что проходили недели пока транспорт поступал для перевозки пленных. Вплоть до глубокой осени 1941 года эвакуация советских пленных проводилась в основном пешим порядком.


Пешие марши приводили к страшным жертвам. Пленным из зоны ответственности ГА «Центр» в августе 1941 года пришлось совершать марши общей протяженностью около 500 км, чтобы попасть в Восточную Пруссию и Польшу. Пленные из района Брянска и Вязьмы пешком преодолевали район Брянск — Гомель и Вязьма — Смоленск (от 150 до 250 км), и только после этого их поездом доставили в рейхскомиссариат «Остланд». В начале декабря 1941 года айнзацгруппа «В» сообщала из Смоленска о волнениях среди населения города по поводу того, что «трупы русских пленных, которые пали во время перехода от истощения или болезней и в большом количестве лежат на всех дорогах маршрута».

Пленные советские солдаты. . Барвенковский котёл, май 1942


Сравнительно много немецких документов сохранилось по эвакуации советских военнопленных из киевского котла на территорию рейхскомиссариата «Украина», что позволяет довольно точно описать их судьбу.

К 22 сентября в зоне действий 17-й армии вермахта было захвачено в плен около 200 тыс. советских военнослужащих. Их снабжение продуктами питания было возложено на коменданта 550-го тылового района. Для чего в его распоряжение предана колонна грузовиков общей грузоподъемностью 60 тонн. Также срочно надо было вывозить пленных из Кременчуга. К железнодорожным станциям пленные должны были двигаться пешком, или на порожнем автотранспорте 1-й танковой группы. В связи с большим количеством пленных командование 17-й армии запросило разрешения использовать для их транспортировки не только открытые, но и закрытые вагоны, а также поезда местного следования. Командование ГА «Юг» ответило, что эвакуация военнопленных поездами нереальна, так как они находятся еще восточнее Днепра, поэтому 25 сентября командование 24-й пехотной дивизии было вынуждено просить помощи у командования армии, после того как в Лубнах, куда было доставлено 33 тыс. пленных начались волнения, так как у пленных не было ни еды, ни воды, ни помещений для размещения. 24-я дивизия должна была обеспечить эвакуацию всех 200 тысяч пленных, причем у коменданта 550-го района были отобраны ранее выделенные грузовики, а снабжение пленных должна была осуществлять своими грузовыми машинами 24-я дивизия, но их у нее не было.

В результате эвакуация 200 тыс. пленных из района Лубны — Хорол в Умань происходила пешим порядком, а это без малого 400 км. Эвакуация была закончена 24 октября. 15 октября, то есть на второй день марша, командование 24-й дивизии доносило командующему тыловым районом ГА «Юг», что вследствие сопротивления пленных и их крайне плохого физического состояния эвакуация проходит очень тяжело, а «вследствие расстрелов и истощения» уже насчитывается более 1000 трупов.

Сколько военнопленных пережило этот переход сказать нельзя. Но именно этих пленных видел представитель немецкой сталелитейной промышленности, который прибыл организовывать работу захваченных советских предприятий:

«Бесконечные колонны пленных проходили мимо. Однажды проследовало 12 500 человек под охраной всего 30 немецких солдат. Тех, кто не в состоянии был идти дальше, расстреливали. Мы провели ночь в небольшой деревне, где наша машина застряла в грязи. Там находился пересыльный лагерь, где мы стали свидетелями того, как пленные ночью жарили и поедали своих собственных товарищей, которые этой же ночью были застрелены нашими патрульными за нарушение дисциплины. Питание пленных состояло из картофеля, взятого у жителей этой же деревни. Каждый получал самое большее по две картофелины в день».

По докладу обер-квартирмейстера 17-й армии даже рационы предписанные распоряжением ОКХ от 21 октября 1941 года военнопленным при маршах не выдавались, фактически они вообще не получали питания, довольствуясь тем, что им дадут местные жители, объедая траву на обочинах и листву на придорожных деревьях, подбирая павших лошадей. При недостатке питания и плохой погоде смертность военнопленных на этапах эвакуации достигла 1% в сутки. То есть из 200 тысяч военнопленных при пешем переходе в район Умани погибло от 10 до 20 тысяч.

Проблема эвакуации обострилась с наступлением холодов. Как следует из документов, в ноябре пешие марши из-за холодов и состояния здоровья пленных в зоне ответственности ГА «Центр» не проводились. Но дело в том, что и по железной дороге военнопленных перевозить стало затруднительно, еще в сентябре 1941 года комендант по делам военнопленных округа «J» запросил ОКВ «можно ли теперь в холодное время года перевозить пленных в закрытых вагонах», ибо приказом от 31 июля это было запрещено. Положительного ответа он, видимо, не получил, потому что в ноябре транспортировка пленных в открытых вагонах была правилом. «Нормальная» смертность при такой транспортировке составляла от 5 до 10%, в отдельных случаях достигая 30%! Только с 26 ноября, после трехнедельных морозов, в зоне ответственности ГА «Центр» был введен новый порядок транспортировки пленных. Процедура заказа транспорта для военнопленных была крайне затруднена. Приоритет же передвижения по железным дорогам априори отдавался воинским и грузовым поездам, следовательно, обслуживание поездов с пленными а также их погрузка/выгрузка являлись делом третьестепенным, это означало, что пленные часами должны были на морозе ожидать погрузки или выгрузки.

Кроме того, армейское командование было заинтересовано в том, чтобы любым способом избавиться от пленных, не думая о последствиях. Перевозка в открытых вагонах приводила к огромным жертвам. Так, в середине января 1942 года комендант по делам военнопленных округа «С» (ГА «Север») жаловался, что при перевозке пленных из района 16-й армии «на одном из транспортов умерло несколько сотен человек». Во время транспортировки из 13-го армейского пункта сбора военнопленных в Чудове 16 января 1942 года из 2 347 пленных «1600 прибыли едва живыми, а 760 умерли». При погрузке «уже 400 человек были в таком плохом состоянии, что их пришлось везти на поезд в санях». Из другого транспорта с 2000 пленных живыми прибыли всего 661 человек, остальные замерзли, сбежали или были расстреляны при попытке к бегству, — пленные также перевозились на открытых платформах.

Получается, что с точки зрения смертности, не было особой разницы, перевозились ли пленные на морозе в открытых или закрытых неотапливаемых вагонах. При перевозке в товарных вагонах из рейхскомисариата «Остланд» за один маршрут умирало «от 25 до 70% пленных», не только от действия низких температур, но и потому, что во время многодневного пути их практически не кормили.

После того, как советские военнопленные стали рассматриваться как «ценный рабочий ресурс», 8 декабря 1941 года, отдел по делам военнопленных ОКВ составил наконец-то перечень условий, которые следовало соблюдать при перевозке пленных: в товарных вагонах следовало установить печки, пленным следовало выдавать одеяла и верхнюю одежду, а также соломенные подстилки для защиты от холода. Перед отправкой следовало проводить двукратную дезинсекцию, в каждом вагоне следовало перевозить не более 50 пленных, необходимо было обеспечить «регулярное питание в пути, возможность отправления естественных надобностей при длительных стоянках и т.д.». Существует мнение, что этот приказ можно рассматривать лишь в качестве создания алиби, ибо никаких материальных условий для его выполнения создано не было. Обер-квартирмейстер тылового района ГА «Центр» отмечал, что «этот приказ практически неисполним из-за отсутствия печей, соломы и одеял. При очень сильных морозах в это время (до -30°С) транспортировка по железной дороге очень затруднительна и ее по возможности следует избегать. Опыт показывает, что смертность при таких перевозках чрезвычайно велика». Когда в марте 1942 года транспорт с военнопленными прибыл в стационарный лагерь II В Хаммерштейн (Померания) из генерал-губернаторства фактически без потерь (умерло 12 человек из 3800) немцы даже удостоили «особой похвалы» начальника службы по делам военнопленных в генерал-губернаторстве.

Только после того, как немецким политическим и военным руководством была осознана необходимость обеспечения немецкой экономики рабочей силой, были приняты меры по кардинальному улучшению транспортировки советских военнопленных. В частности, был отдан приказ о том, что при транспортировке по железной дороге эшелоны с «остарбайтерами» и советскими военнопленными по приоритету уступают лишь воинским эшелонам. Особенно заметны перемены в «Инструкции по эвакуации вновь поступающих военнопленных», изданной генерал-квартирмейстером сухопутных сил 15 июня 1942 года:

«При эвакуации вновь поступающих военнопленных главной заповедью является то, что военные, политические и экономические принципы ведения войны требуют справедливого обращения с военнопленными и сохранения их работоспособности:

I. Экипировка

Оставлять военнопленным предметы одежды и снаряжения (сапоги, посуду, ложки, одеяла и т.д.) и при эвакуации давать их с собой. Недостающие предметы одежды и снаряжения снимать с убитых и умерших и раздавать военнопленным. Передавать им трофейные полевые кухни.

II. Эвакуация пешим порядком

Использовать все транспортные возможности (автоколонны и т.д.). Отправку пешим порядком по возможности ограничивать. При пешем переходе:

1. На каждые 25-30 км сооружать временные места ночевок (желательно крытые) и обеспечивать там выдачу горячего питания.

2. Выдавать продовольствие соответственно тяжести перехода. Снабжение организовывать в согласии с хозяйственными органами. К запасам армейских продовольственных складов обращаться лишь в самом крайнем случае.

3. Численность охраны должна составлять не менее 2-х человек на 100 военнопленных.

[…]

4. Маршировать группами не более 2500 человек. Расстояние между ними должно быть не менее 1 км.

5. При каждой группе иметь санитарный персонал. Брать с собой достаточное количество транспорта для перевозки заболевших в пути пленных.

III. Эвакуация по железной дороге.

[…]

3. Использовать возможно более близкие к месту назначения станции, чтобы избежать длинных пеших переходов и сохранить трудоспособность пленных.

4. Заранее позаботиться о выдаче горячей пищи военнопленным во время перевозки в согласии с полномочными органами. Везти с собой сухой паек в закрытых вагонах. На остановках пополнять запас питьевой воды.

5. Брать с собой достаточное количество охраны.

[…]

Довести приведенные выше указания до каждого немецкого солдата, занятого снабжением или охраной военнопленных».

Уще одним важным фактором огромных потерь советских военнопленных при эвакуации стали массовые расстрелы в пути. 22 августа 1941 года командующий ГА «Центр» фельдмаршал фон Бок записал в своем дневнике: «При эвакуации пленных происходили жестокости, против которых я издал очень суровый приказ. При истощении пленных и невозможности их кормить на длинных маршрутах по широким и безлюдным районам более менее сносно, их эвакуация по прежнему остается тяжелой проблемой». Но расстрелы и избиения продолжались. Несмотря на то, что армейское руководство постоянно издавало угрожающие приказы говорящие о недопустимости «бесконтрольных расправ» с военнопленными, фактически ничего не изменилось. А в последующем дела пошли еще хуже.

Комендант 240-го пересыльного лагеря в Смоленске докладывал 25 октября 1941 года:

«Неоднократно случалось, что охрана обращается с военнопленными с преувеличенной жестокостью. Так, в ночь с 19 на 20 сего месяца около 30 000 пленных, которых не смогли принять в лагере «Север», были отправлены обратно в город. Утром 20 числа только на одном участке от вокзала до лагеря «Север» насчитывалось 125 убитых военнопленных. Большинство из них лежало на дороге с простреленной головой. При этом в большинстве случаев речь шла не о попытке к бегству и не о фактическом сопротивлении, которые только и могут служить оправданием применению оружия».

Отдел пропаганды «V» при командующем тыловым районом ГА «Центр» в начале ноября отмечал:

«Продолжаются случаи, когда пленные, которые вследствие полного истощения не могут больше продолжать марш в тыловую зону, просто расстреливаются. Если это происходит в уединенных районах и за пределами населенных пунктов, то население может об этом и не знать. Однако слухи о случаях, когда пленных просто расстреливали в пределах населенных пунктов, распространяются по краю со скоростью ветра».

Как видно пропагандистов из ведомства Геббельса больше беспокоят не сами факты расстрелов, а то что это происходит на глазах населения.

Отдел пропаганды «В» при командующем войсками рейхскомиссариата «Остланд» в свою очередь жалуется, что обращение с военнопленными «зачастую сводит на нет всю пропагандистскую работу»:

«Пленные совершенно обессилели из-за недостаточного питания, они падают на своих рабочих местах, остаются лежать на дорогах во время маршей и поэтому часто расстреливаются на глазах гражданского населения».


Этот же отдел в конце января 1942 года сетует на то, что количество расстрелов не уменьшается. В Минске во время марша от вокзала к лагерю, прямо на главной улице города были расстреляны пленные якобы пытавшиеся бежать. Еще на следующие день «тела в большом количестве лежали на несколько километров вдоль дороги; только к вечеру отчасти уже начавшие разлагаться трупы были убраны». Только вдумайтесь: на несколько километров…

В ГА «Юг» дела обстояли так же. Начальник военно-экономического штаба «Восток» генерал-лейтенант Шуберт отмечал в сентябре 1941 года, что «настроение украинского населения по отношению к вермахту резко ухудшилось из-за нехватки продовольствия, неоднократно наблюдаемого жестокого отношение к военнопленным, расстрелов военнопленных на глазах местного населения. Все это вызывает негодование простого украинского населения».


Надо отдать должное: такие генералы как фон Бок, фон Шенкендорф и фон Теттау (командир 24-й ПД) пытались посредством приказов хоть как-то прекратить издевательства и произвольные расстрелы пленных. Но их приказы вступали в противоречие с национал-социалистской пропагандой и приказами исходившими от высшего командования вермахта. Приказы высшего руководства вермахта давали каждому солдату право поступать в отношении с советскими пленными по своему усмотрению, ибо любая жестокость в войне на Востоке могла быть оправдана как «необходимая», если она не совершалась на глазах свидетелей, готовых выступить против. Надо ли говорить, что немецких солдат, готовых выступить против своих же товарищей, в такой ситуации наверняка было очень мало. Солдаты же, искренне верившие в национал-социалистские «идеалы», вообще не видели разницы между тем, что приказывало военное руководство об обращении с «большевистскими скотами», и тем, что этим же руководством считалось «произволом». Солдаты вермахта были свидетелями «отборов» айнзацкоманд, массовых расстрелов мирного населения (в частности евреев), видели трупы повешенных партизан или «пособников партизан», и, соответственно, делали вывод, что жизнь пленных и мирного населения для военного и политического руководства рейха не имеет никакой ценности, лишним доказательством этого было и официальное отношение к пленным. Отсюда недалеко было и до вывода, что убийство пленных разрешено.

Несмотря на попытку противопоставить «белый и пушистый» вермахт, «зеленым и склизким» войскам СС, в вермахте было довольно много войсковых командиров, которые считали расстрелы обессилевших военнопленных правильными. Одни из них руководствовались при этом «военной необходимостью», другие расовыми или политическими мотивами. Руководитель II отдела абвера в ОКВ полковник Лахузен докладывал 31 октября 1941 года, что «командование 6-й армии (командующий генерал-фельдмаршал ф. Рейхенау) отдало приказ о расстреле всех ослабевших пленных. К несчастью это происходит на улицах, в населенных пунктах, так что местное население является свидетелем всего этого».

Вывод: Количество погибших при транспортировке советских военнопленных не поддается точному исчислению, но это ШЕСТИЗНАЧНЫЕ ЦИФРЫ, и они ориентировочно составляют 250-280 тыс. человек. И есть обоснованные основания полагать, что их было гораздо больше. Итак: четверть миллиона погибших только на этапах!

Им повезло: они добрались до стационарного лагеря Гузен живыми


Источники:
Фонды Федерального архива ФРГ — Военного архива. Фрайбург. (Bundesarchivs/Militararchiv (BA/MA)
ОКВ:
Документы отдела пропаганды вермахта RW 4/v. 253;257;298.
Особо важные дела по плану «Барбаросса» отдела «L IV» штаба оперативного руководства вермахта RW 4/v. 575; 577; 578.
Документы ГА «Север» (OKW/Nord) OKW/32.
Документы справочного бюро вермахта RW 6/v. 220;222.
Документы отдела по делам военнопленных (OKW/AWA/Kgf.) RW 5/v. 242, RW 6/v. 12; 270,271,272,273,274; 276,277,278,279;450,451,452,453. Документы управления военной экономики и вооружения (OKW/WiRuArnt) Wi/IF 5/530;5.624;5.1189;5.1213;5.1767;2717;5.3064; 5.3190;5.3434;5.3560;5.3561;5.3562.
ОКХ:
Документы начальника вооружения сухопутных сил и командующего армией резерва (OKH/ChHRu u. BdE) h2/441. Документы отдела иностранных армий «Восток» генерального штаба сухопутных сил (OKH/GenStdH/Abt. Fremde Heere Ost) Р3/304;512;728;729.
Документы начальника архива сухопутных сил Н/40/54.

А. Даллин «Германское правление в России 1941-1945 гг. Анализ оккупационной политики». М. Из-во Академии наук СССР 1957 г.
«СС в действии». Документы о преступлениях. М. ИИЛ 1960 г.
Ш. Датнер «Преступления немецко-фашистского вермахта в отношении военнопленных во II Мировой войне» М. ИИЛ 1963 г.
«Преступные цели — преступные средства». Документы об оккупационной политике фашисткой Германии на территории СССР. М. «Политиздат» 1968 г.
«Совершенно секретно. Только для командования». Документы и материалы. М. «Наука» 1967 г.
Н. Алексеев «Ответственность нацистских преступников» М. «Международные отношения» 1968 г.
Н. Мюллер «Вермахт и оккупация, 1941-1944. О роли вермахта и его руководящих органов в осуществлении оккупационного режима на советской территории» М. Воениздат 1974 г.
К. Штрайт «Солдатами их не считать. Вермахт и советские военнопленные 1941-1945 гг.». М. «Прогресс» 1979 г.
В. Галицкий. «Проблема военнопленных и отношение к ней советского государства». «Государство и право» №4, 1990 г.
М. Семиряга «Тюремная империя нацизма и ее крах» М. «Юр. Литература» 1991 г.
В. Гуркин «О людских потерях на советско-германском фронте в 1941-1945 гг.» НиНИ №3 1992
«Нюрнбергский процесс. Преступления против человечности». Сборник материалов в 8-ми томах. М. «Юридическая литература» 1991-1997 гг.
М. Ерин «Советские военнопленные в Германии в годы Второй Мировой войны» «Вопросы истории» №11-12, 1995
К. Штрайт «Советские военнопленные в Германии/Россия и Германия в годы войны и мира (1941-1995)». М. «Гея» 1995 г.
П. Полян «Жертвы двух диктатур. Жизнь, труд, унижения и смерть советских военнопленных и остарбайтеров на чужбине и на родине». М. «РОССПЭН» 2002 г.
М. Ерин «Советские военнопленные в нацистской Германии 1941-1945гг. Проблемы исследования». Ярославль. ЯрГУ 2005г.
«Истребительная война на востоке. Преступления вермахта в СССР. 1941-1944. Доклады» под редакцией Г. Горцика и К. Штанга. М. «Аиро-ХХ» 2005 г.
В. Ветте «Образ врага: Расисткие элементы в немецкой пропаганде против Советского Союза». М. «Яуза», ЭКСМО 2005г.
К. Штрайт «Они нам не товарищи. Вермахт и советские военнопленные в 1941-1945гг». М. «Русская панорама» 2009 г.
«Великая Отечественная война без грифа секретности. Книга потерь». Коллектив авторов под руководством Г.Ф. Кривошеева М. Вече 2010 г.

andrewbek-1974.livejournal.com

НЕМЕЦКИЙ ПЛЕН. Часть 4: транспортировка

Сегодня сложилось мнение, что стоило попасть человеку в немецкий плен, и он сразу же оказывался в месте постоянного заключения. На самом деле это далеко от истины, причем если при ведении кампании на Западе, немецкое командование старалось как можно быстрее эвакуировать военнопленных (1,9 млн. чел.) из прифронтовой зоны в тыл, для чего использовался порожний грузовой автотранспорт и специально выделенные поезда, то на Востоке вермахтом ни Гаагская, ни Женевская конвенции не принимались во внимание. Хотя и было предусмотрено, что эвакуация советских военнопленных должна была проводиться порожним автотранспортом, это на практике редко осуществлялось.

Пленные советские солдаты и офицеры у моста через реку Сан. 23 июня 1941 года. По статистике из этих пленных до весны 1942 года не доживет 95 человек из 100


Зачастую комендатуры путей сообщения и руководство автоколонн просто отказывались перевозить пленных. Например, военная комендатура Брест-Литовской железной дороги 7 июля отказалась перевозить пленных аргументируя отказ «опасностью заражения и завшивления вагонов». Этим же аргументом руководствовались и командиры автоколонн. Эти отказы приняли настолько массовый характер, что командующий тыловым районом ГА «Центр» фон Шенкендорф был вынужден издать приказ о том, что «в дальнейшем это надо прекратить». Однако это не возымело никакого действия на войска. И только в конце августа пленные стали эвакуироваться поездами, а до этого эвакуация «поневоле, несмотря на большие расстояния, осуществлялась в основном пешим порядком». В зоне ответственности остальных групп армий отказы в перевозке пленных имели такие же масштабы. «Гигиеническая аргументация» привела к тому, что генерал-квартирмейстер сухопутных сил издал 31 июля специальный приказ, и вместо ранее предусмотренной процедуры эвакуации советских военнопленных распорядился проводить ее, как правило, пешим порядком. Таким образом, сложившаяся практика была узаконена приказом. Исключение составляли открытые товарные вагоны (то есть ж/д платформы) — в них пленных разрешалось перевозить.

Получение разрешения на выделение железнодорожного и автомобильного транспорта под перевозку пленных было связано с такими строгими условиями, что проходили недели пока транспорт поступал для перевозки пленных. Вплоть до глубокой осени 1941 года эвакуация советских пленных проводилась в основном пешим порядком.


Пешие марши приводили к страшным жертвам. Пленным из зоны ответственности ГА «Центр» в августе 1941 года пришлось совершать марши общей протяженностью около 500 км, чтобы попасть в Восточную Пруссию и Польшу. Пленные из района Брянска и Вязьмы пешком преодолевали район Брянск — Гомель и Вязьма — Смоленск (от 150 до 250 км), и только после этого их поездом доставили в рейхскомиссариат «Остланд». В начале декабря 1941 года айнзацгруппа «В» сообщала из Смоленска о волнениях среди населения города по поводу того, что «трупы русских пленных, которые пали во время перехода от истощения или болезней и в большом количестве лежат на всех дорогах маршрута».

Пленные советские солдаты. . Барвенковский котёл, май 1942


Сравнительно много немецких документов сохранилось по эвакуации советских военнопленных из киевского котла на территорию рейхскомиссариата «Украина», что позволяет довольно точно описать их судьбу.

К 22 сентября в зоне действий 17-й армии вермахта было захвачено в плен около 200 тыс. советских военнослужащих. Их снабжение продуктами питания было возложено на коменданта 550-го тылового района. Для чего в его распоряжение предана колонна грузовиков общей грузоподъемностью 60 тонн. Также срочно надо было вывозить пленных из Кременчуга. К железнодорожным станциям пленные должны были двигаться пешком, или на порожнем автотранспорте 1-й танковой группы. В связи с большим количеством пленных командование 17-й армии запросило разрешения использовать для их транспортировки не только открытые, но и закрытые вагоны, а также поезда местного следования. Командование ГА «Юг» ответило, что эвакуация военнопленных поездами нереальна, так как они находятся еще восточнее Днепра, поэтому 25 сентября командование 24-й пехотной дивизии было вынуждено просить помощи у командования армии, после того как в Лубнах, куда было доставлено 33 тыс. пленных начались волнения, так как у пленных не было ни еды, ни воды, ни помещений для размещения. 24-я дивизия должна была обеспечить эвакуацию всех 200 тысяч пленных, причем у коменданта 550-го района были отобраны ранее выделенные грузовики, а снабжение пленных должна была осуществлять своими грузовыми машинами 24-я дивизия, но их у нее не было.

В результате эвакуация 200 тыс. пленных из района Лубны — Хорол в Умань происходила пешим порядком, а это без малого 400 км. Эвакуация была закончена 24 октября. 15 октября, то есть на второй день марша, командование 24-й дивизии доносило командующему тыловым районом ГА «Юг», что вследствие сопротивления пленных и их крайне плохого физического состояния эвакуация проходит очень тяжело, а «вследствие расстрелов и истощения» уже насчитывается более 1000 трупов.

Сколько военнопленных пережило этот переход сказать нельзя. Но именно этих пленных видел представитель немецкой сталелитейной промышленности, который прибыл организовывать работу захваченных советских предприятий:

«Бесконечные колонны пленных проходили мимо. Однажды проследовало 12 500 человек под охраной всего 30 немецких солдат. Тех, кто не в состоянии был идти дальше, расстреливали. Мы провели ночь в небольшой деревне, где наша машина застряла в грязи. Там находился пересыльный лагерь, где мы стали свидетелями того, как пленные ночью жарили и поедали своих собственных товарищей, которые этой же ночью были застрелены нашими патрульными за нарушение дисциплины. Питание пленных состояло из картофеля, взятого у жителей этой же деревни. Каждый получал самое большее по две картофелины в день».

По докладу обер-квартирмейстера 17-й армии даже рационы предписанные распоряжением ОКХ от 21 октября 1941 года военнопленным при маршах не выдавались, фактически они вообще не получали питания, довольствуясь тем, что им дадут местные жители, объедая траву на обочинах и листву на придорожных деревьях, подбирая павших лошадей. При недостатке питания и плохой погоде смертность военнопленных на этапах эвакуации достигла 1% в сутки. То есть из 200 тысяч военнопленных при пешем переходе в район Умани погибло от 10 до 20 тысяч.

Проблема эвакуации обострилась с наступлением холодов. Как следует из документов, в ноябре пешие марши из-за холодов и состояния здоровья пленных в зоне ответственности ГА «Центр» не проводились. Но дело в том, что и по железной дороге военнопленных перевозить стало затруднительно, еще в сентябре 1941 года комендант по делам военнопленных округа «J» запросил ОКВ «можно ли теперь в холодное время года перевозить пленных в закрытых вагонах», ибо приказом от 31 июля это было запрещено. Положительного ответа он, видимо, не получил, потому что в ноябре транспортировка пленных в открытых вагонах была правилом. «Нормальная» смертность при такой транспортировке составляла от 5 до 10%, в отдельных случаях достигая 30%! Только с 26 ноября, после трехнедельных морозов, в зоне ответственности ГА «Центр» был введен новый порядок транспортировки пленных. Процедура заказа транспорта для военнопленных была крайне затруднена. Приоритет же передвижения по железным дорогам априори отдавался воинским и грузовым поездам, следовательно, обслуживание поездов с пленными а также их погрузка/выгрузка являлись делом третьестепенным, это означало, что пленные часами должны были на морозе ожидать погрузки или выгрузки.

Кроме того, армейское командование было заинтересовано в том, чтобы любым способом избавиться от пленных, не думая о последствиях. Перевозка в открытых вагонах приводила к огромным жертвам. Так, в середине января 1942 года комендант по делам военнопленных округа «С» (ГА «Север») жаловался, что при перевозке пленных из района 16-й армии «на одном из транспортов умерло несколько сотен человек». Во время транспортировки из 13-го армейского пункта сбора военнопленных в Чудове 16 января 1942 года из 2 347 пленных «1600 прибыли едва живыми, а 760 умерли». При погрузке «уже 400 человек были в таком плохом состоянии, что их пришлось везти на поезд в санях». Из другого транспорта с 2000 пленных живыми прибыли всего 661 человек, остальные замерзли, сбежали или были расстреляны при попытке к бегству, — пленные также перевозились на открытых платформах.

Получается, что с точки зрения смертности, не было особой разницы, перевозились ли пленные на морозе в открытых или закрытых неотапливаемых вагонах. При перевозке в товарных вагонах из рейхскомисариата «Остланд» за один маршрут умирало «от 25 до 70% пленных», не только от действия низких температур, но и потому, что во время многодневного пути их практически не кормили.

После того, как советские военнопленные стали рассматриваться как «ценный рабочий ресурс», 8 декабря 1941 года, отдел по делам военнопленных ОКВ составил наконец-то перечень условий, которые следовало соблюдать при перевозке пленных: в товарных вагонах следовало установить печки, пленным следовало выдавать одеяла и верхнюю одежду, а также соломенные подстилки для защиты от холода. Перед отправкой следовало проводить двукратную дезинсекцию, в каждом вагоне следовало перевозить не более 50 пленных, необходимо было обеспечить «регулярное питание в пути, возможность отправления естественных надобностей при длительных стоянках и т.д.». Существует мнение, что этот приказ можно рассматривать лишь в качестве создания алиби, ибо никаких материальных условий для его выполнения создано не было. Обер-квартирмейстер тылового района ГА «Центр» отмечал, что «этот приказ практически неисполним из-за отсутствия печей, соломы и одеял. При очень сильных морозах в это время (до -30°С) транспортировка по железной дороге очень затруднительна и ее по возможности следует избегать. Опыт показывает, что смертность при таких перевозках чрезвычайно велика». Когда в марте 1942 года транспорт с военнопленными прибыл в стационарный лагерь II В Хаммерштейн (Померания) из генерал-губернаторства фактически без потерь (умерло 12 человек из 3800) немцы даже удостоили «особой похвалы» начальника службы по делам военнопленных в генерал-губернаторстве.

Только после того, как немецким политическим и военным руководством была осознана необходимость обеспечения немецкой экономики рабочей силой, были приняты меры по кардинальному улучшению транспортировки советских военнопленных. В частности, был отдан приказ о том, что при транспортировке по железной дороге эшелоны с «остарбайтерами» и советскими военнопленными по приоритету уступают лишь воинским эшелонам. Особенно заметны перемены в «Инструкции по эвакуации вновь поступающих военнопленных», изданной генерал-квартирмейстером сухопутных сил 15 июня 1942 года:

«При эвакуации вновь поступающих военнопленных главной заповедью является то, что военные, политические и экономические принципы ведения войны требуют справедливого обращения с военнопленными и сохранения их работоспособности:

I. Экипировка

Оставлять военнопленным предметы одежды и снаряжения (сапоги, посуду, ложки, одеяла и т.д.) и при эвакуации давать их с собой. Недостающие предметы одежды и снаряжения снимать с убитых и умерших и раздавать военнопленным. Передавать им трофейные полевые кухни.

II. Эвакуация пешим порядком

Использовать все транспортные возможности (автоколонны и т.д.). Отправку пешим порядком по возможности ограничивать. При пешем переходе:

1. На каждые 25-30 км сооружать временные места ночевок (желательно крытые) и обеспечивать там выдачу горячего питания.

2. Выдавать продовольствие соответственно тяжести перехода. Снабжение организовывать в согласии с хозяйственными органами. К запасам армейских продовольственных складов обращаться лишь в самом крайнем случае.

3. Численность охраны должна составлять не менее 2-х человек на 100 военнопленных.

[…]

4. Маршировать группами не более 2500 человек. Расстояние между ними должно быть не менее 1 км.

5. При каждой группе иметь санитарный персонал. Брать с собой достаточное количество транспорта для перевозки заболевших в пути пленных.

III. Эвакуация по железной дороге.

[…]

3. Использовать возможно более близкие к месту назначения станции, чтобы избежать длинных пеших переходов и сохранить трудоспособность пленных.

4. Заранее позаботиться о выдаче горячей пищи военнопленным во время перевозки в согласии с полномочными органами. Везти с собой сухой паек в закрытых вагонах. На остановках пополнять запас питьевой воды.

5. Брать с собой достаточное количество охраны.

[…]

Довести приведенные выше указания до каждого немецкого солдата, занятого снабжением или охраной военнопленных».

Уще одним важным фактором огромных потерь советских военнопленных при эвакуации стали массовые расстрелы в пути. 22 августа 1941 года командующий ГА «Центр» фельдмаршал фон Бок записал в своем дневнике: «При эвакуации пленных происходили жестокости, против которых я издал очень суровый приказ. При истощении пленных и невозможности их кормить на длинных маршрутах по широким и безлюдным районам более менее сносно, их эвакуация по прежнему остается тяжелой проблемой». Но расстрелы и избиения продолжались. Несмотря на то, что армейское руководство постоянно издавало угрожающие приказы говорящие о недопустимости «бесконтрольных расправ» с военнопленными, фактически ничего не изменилось. А в последующем дела пошли еще хуже.

Комендант 240-го пересыльного лагеря в Смоленске докладывал 25 октября 1941 года:

«Неоднократно случалось, что охрана обращается с военнопленными с преувеличенной жестокостью. Так, в ночь с 19 на 20 сего месяца около 30 000 пленных, которых не смогли принять в лагере «Север», были отправлены обратно в город. Утром 20 числа только на одном участке от вокзала до лагеря «Север» насчитывалось 125 убитых военнопленных. Большинство из них лежало на дороге с простреленной головой. При этом в большинстве случаев речь шла не о попытке к бегству и не о фактическом сопротивлении, которые только и могут служить оправданием применению оружия».

Отдел пропаганды «V» при командующем тыловым районом ГА «Центр» в начале ноября отмечал:

«Продолжаются случаи, когда пленные, которые вследствие полного истощения не могут больше продолжать марш в тыловую зону, просто расстреливаются. Если это происходит в уединенных районах и за пределами населенных пунктов, то население может об этом и не знать. Однако слухи о случаях, когда пленных просто расстреливали в пределах населенных пунктов, распространяются по краю со скоростью ветра».

Как видно пропагандистов из ведомства Геббельса больше беспокоят не сами факты расстрелов, а то что это происходит на глазах населения.

Отдел пропаганды «В» при командующем войсками рейхскомиссариата «Остланд» в свою очередь жалуется, что обращение с военнопленными «зачастую сводит на нет всю пропагандистскую работу»:

«Пленные совершенно обессилели из-за недостаточного питания, они падают на своих рабочих местах, остаются лежать на дорогах во время маршей и поэтому часто расстреливаются на глазах гражданского населения».


Этот же отдел в конце января 1942 года сетует на то, что количество расстрелов не уменьшается. В Минске во время марша от вокзала к лагерю, прямо на главной улице города были расстреляны пленные якобы пытавшиеся бежать. Еще на следующие день «тела в большом количестве лежали на несколько километров вдоль дороги; только к вечеру отчасти уже начавшие разлагаться трупы были убраны». Только вдумайтесь: на несколько километров…

В ГА «Юг» дела обстояли так же. Начальник военно-экономического штаба «Восток» генерал-лейтенант Шуберт отмечал в сентябре 1941 года, что «настроение украинского населения по отношению к вермахту резко ухудшилось из-за нехватки продовольствия, неоднократно наблюдаемого жестокого отношение к военнопленным, расстрелов военнопленных на глазах местного населения. Все это вызывает негодование простого украинского населения».


Надо отдать должное: такие генералы как фон Бок, фон Шенкендорф и фон Теттау (командир 24-й ПД) пытались посредством приказов хоть как-то прекратить издевательства и произвольные расстрелы пленных. Но их приказы вступали в противоречие с национал-социалистской пропагандой и приказами исходившими от высшего командования вермахта. Приказы высшего руководства вермахта давали каждому солдату право поступать в отношении с советскими пленными по своему усмотрению, ибо любая жестокость в войне на Востоке могла быть оправдана как «необходимая», если она не совершалась на глазах свидетелей, готовых выступить против. Надо ли говорить, что немецких солдат, готовых выступить против своих же товарищей, в такой ситуации наверняка было очень мало. Солдаты же, искренне верившие в национал-социалистские «идеалы», вообще не видели разницы между тем, что приказывало военное руководство об обращении с «большевистскими скотами», и тем, что этим же руководством считалось «произволом». Солдаты вермахта были свидетелями «отборов» айнзацкоманд, массовых расстрелов мирного населения (в частности евреев), видели трупы повешенных партизан или «пособников партизан», и, соответственно, делали вывод, что жизнь пленных и мирного населения для военного и политического руководства рейха не имеет никакой ценности, лишним доказательством этого было и официальное отношение к пленным. Отсюда недалеко было и до вывода, что убийство пленных разрешено.

Несмотря на попытку противопоставить «белый и пушистый» вермахт, «зеленым и склизким» войскам СС, в вермахте было довольно много войсковых командиров, которые считали расстрелы обессилевших военнопленных правильными. Одни из них руководствовались при этом «военной необходимостью», другие расовыми или политическими мотивами. Руководитель II отдела абвера в ОКВ полковник Лахузен докладывал 31 октября 1941 года, что «командование 6-й армии (командующий генерал-фельдмаршал ф. Рейхенау) отдало приказ о расстреле всех ослабевших пленных. К несчастью это происходит на улицах, в населенных пунктах, так что местное население является свидетелем всего этого».

Вывод: Количество погибших при транспортировке советских военнопленных не поддается точному исчислению, но это ШЕСТИЗНАЧНЫЕ ЦИФРЫ, и они ориентировочно составляют 250-280 тыс. человек. И есть обоснованные основания полагать, что их было гораздо больше. Итак: четверть миллиона погибших только на этапах!

Им повезло: они добрались до стационарного лагеря Гузен живыми


Источники:
Фонды Федерального архива ФРГ — Военного архива. Фрайбург. (Bundesarchivs/Militararchiv (BA/MA)
ОКВ:
Документы отдела пропаганды вермахта RW 4/v. 253;257;298.
Особо важные дела по плану «Барбаросса» отдела «L IV» штаба оперативного руководства вермахта RW 4/v. 575; 577; 578.
Документы ГА «Север» (OKW/Nord) OKW/32.
Документы справочного бюро вермахта RW 6/v. 220;222.
Документы отдела по делам военнопленных (OKW/AWA/Kgf.) RW 5/v. 242, RW 6/v. 12; 270,271,272,273,274; 276,277,278,279;450,451,452,453. Документы управления военной экономики и вооружения (OKW/WiRuArnt) Wi/IF 5/530;5.624;5.1189;5.1213;5.1767;2717;5.3064; 5.3190;5.3434;5.3560;5.3561;5.3562.
ОКХ:
Документы начальника вооружения сухопутных сил и командующего армией резерва (OKH/ChHRu u. BdE) h2/441. Документы отдела иностранных армий «Восток» генерального штаба сухопутных сил (OKH/GenStdH/Abt. Fremde Heere Ost) Р3/304;512;728;729.
Документы начальника архива сухопутных сил Н/40/54.

А. Даллин «Германское правление в России 1941-1945 гг. Анализ оккупационной политики». М. Из-во Академии наук СССР 1957 г.
«СС в действии». Документы о преступлениях. М. ИИЛ 1960 г.
Ш. Датнер «Преступления немецко-фашистского вермахта в отношении военнопленных во II Мировой войне» М. ИИЛ 1963 г.
«Преступные цели — преступные средства». Документы об оккупационной политике фашисткой Германии на территории СССР. М. «Политиздат» 1968 г.
«Совершенно секретно. Только для командования». Документы и материалы. М. «Наука» 1967 г.
Н. Алексеев «Ответственность нацистских преступников» М. «Международные отношения» 1968 г.
Н. Мюллер «Вермахт и оккупация, 1941-1944. О роли вермахта и его руководящих органов в осуществлении оккупационного режима на советской территории» М. Воениздат 1974 г.
К. Штрайт «Солдатами их не считать. Вермахт и советские военнопленные 1941-1945 гг.». М. «Прогресс» 1979 г.
В. Галицкий. «Проблема военнопленных и отношение к ней советского государства». «Государство и право» №4, 1990 г.
М. Семиряга «Тюремная империя нацизма и ее крах» М. «Юр. Литература» 1991 г.
В. Гуркин «О людских потерях на советско-германском фронте в 1941-1945 гг.» НиНИ №3 1992
«Нюрнбергский процесс. Преступления против человечности». Сборник материалов в 8-ми томах. М. «Юридическая литература» 1991-1997 гг.
М. Ерин «Советские военнопленные в Германии в годы Второй Мировой войны» «Вопросы истории» №11-12, 1995
К. Штрайт «Советские военнопленные в Германии/Россия и Германия в годы войны и мира (1941-1995)». М. «Гея» 1995 г.
П. Полян «Жертвы двух диктатур. Жизнь, труд, унижения и смерть советских военнопленных и остарбайтеров на чужбине и на родине». М. «РОССПЭН» 2002 г.
М. Ерин «Советские военнопленные в нацистской Германии 1941-1945гг. Проблемы исследования». Ярославль. ЯрГУ 2005г.
«Истребительная война на востоке. Преступления вермахта в СССР. 1941-1944. Доклады» под редакцией Г. Горцика и К. Штанга. М. «Аиро-ХХ» 2005 г.
В. Ветте «Образ врага: Расисткие элементы в немецкой пропаганде против Советского Союза». М. «Яуза», ЭКСМО 2005г.
К. Штрайт «Они нам не товарищи. Вермахт и советские военнопленные в 1941-1945гг». М. «Русская панорама» 2009 г.
«Великая Отечественная война без грифа секретности. Книга потерь». Коллектив авторов под руководством Г.Ф. Кривошеева М. Вече 2010 г.

mihalchuk-1974.livejournal.com

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *