Гибридная война против России|Эта война уже идёт
Действительно резкое и жёсткое обострение отношений между Россией и коллективным Западом порождает огромное количество вопросов – это уже война или ещё остались какие-то возможности и шансы, чтобы избежать горячего конфликта?
Западные политики уже несколько лет говорят о развязанной Россией гибридной войне. При этом утверждается, что гибридную войну придумали именно коварные русские, которые, в связи со своей врождённой агрессивностью и присущим азиатам коварством, изобретают и реализуют планы покорения миролюбивого и полного демократических ценностей Запада.
Давайте, для начала, попробуем разобраться, когда и откуда появился термин «гибридная война». Википедия утверждает, что человечество уже много веков ведёт гибридные войны и первым примером такой войны можно считать войну Пелопонесскую. Однако, Википедия, как это иногда случается, врёт.
Впервые термин «гибридная война» появился в американских и военных документах в начале XXI века. Примерно в это же время (2005 – 2009 годы) появились труды западных экспертов и аналитиков о методах и приёмах ведения гибридной войны. В России о гибридной войне начали серьёзно писать (анализ, изучение опыта, прогнозы и т.д.) после 2015 года. Это факты.
Что же такое, если коротко, гибридная война?
Гибридная война – это однозначно вид враждебных действий, при котором нападающая сторона маскирует свою агрессию: условно скрытые операции спецслужб и сил специального назначения, кибератаки, достаточно открытая поддержка оппозиции и повстанцев на территории противника с последующим, на последнем этапе, привлечением собственных вооружённых сил.
Нападающая сторона осуществляет стратегическое руководство агрессией, при этом всячески отрицая свою вовлеченность в конфликт и не называя себя открыто стороной конфликта.
Цель гибридной войны – подчинение определённой территории. На начальном этапе проводится агрессия информационная, затем дипломатическая и экономическая.
Специфическая особенность гибридной войны: до момента фактического подчинения территории обыватель не осознаёт реальности угрозы, не имеет возможности определить истинный источник угрозы и масштаб этой угрозы. Как следствие, общество в целом не понимает, как этой угрозе противостоять.
Так выглядит, очень коротко, разработанная на Западе теория ведения гибридной войны.
Ещё одна забавная, приписываемая исключительно России, концепция – это А2/АD (anti-access and areadenial). Русские создают некие пространственные области в которые, за счёт концентрации в этих областях комплекса вооружений, запрещается доступ любопытным и миролюбивым вооружённым силам коллективного Запада. Что доказывает агрессивные намерения России.
Давайте сначала рассмотрим концепцию А2/АD. Удивительно, но у «придумавших» эту страшную концепцию русских нет никакого теоретического обоснования концепции, нет упоминания о этом новом феномене и в военных документах. Русские придумали, но русские о этом ничего не знают?
В документах НАТО и военных министерств западных стран в качестве примеров зон А2/АD упоминаются Крым, Калининградская область, районы Североморска и Мурманска, Находки и Владивостока, Петропавловска-Камчатского, некоторые районы российской Арктики, российские военные базы в Сирии. Именно в этих зонах коварные русские сосредотачивают комплексы С-300 и С-400, «Бастионы» и «Искандеры», средства РЭБ.
Исходя из перечня «опасных» районов и размещаемого в них «агрессивного» вооружения, находясь в здравом уме и крепкой памяти, следовало бы говорить о исключительно оборонительной концепции. Это, кажется, нормально, защищать свои военные и военно-морские базы от атаки с моря и с воздуха. Тем более, что Россия уже имеет богатый исторический опыт по обороне Севастополя и того же Петропавловска-Камчатского от любопытных гостей.
Ан нет, Россия готовит агрессию против стран Прибалтики – это утверждение уже не требует каких-либо доказательств и воспринимается на Западе, как аксиома. Следующим объектом агрессии на балтийском направлении будет шведский остров Готланд. Зачем России нужна Прибалтика и шведские острова? Во-первых, русские просто любят на кого-нибудь нападать, по этой причине и создают зону А2/АD в Калининградской области. А во-вторых – Россия через агрессию хочет обеспечить функционирование трубопроводов «Северный поток» и «Северный поток – 2».
Смешно? Россия хочет напасть на страны НАТО и ЕС для того, чтобы продавать газ странам НАТО и ЕС! И этот бред вполне серьёзно обсуждают, и доказывают обоснованность своих утверждений, эксперты с учёными званиями и генералы с огромным количеством звёзд на погонах. Они идиоты? Не без этого. Есть в этой компании и идиоты. Но есть и действительно стратеги, которые преследуют далеко идущие цели.
Справедливости ради следует сказать, что есть на западе учёные и военные, которые как-то пытаются доказать, что в случае с Россией «гибридная война» и «А2/АD» — это очень опасная мистификация. Однако, в настоящее время планы стратегов и разумные голоса реалистов благополучно тонут в весёлом победном пропагандистском мейнстриме. Маркетологи и рекламщики от политики сегодня на верхних ступенях политической пирамиды власти.
После распада СССР на Западе решили, что на правах победителя им можно всё и любая попытка сопротивления прогрессивной либеральной идеологи должна пресекаться жёстко и без оглядки на международное право. И для подавления такого сопротивления была разработана теория гибридной войны – атака противника информационными, дипломатическими и экономическими методами, организация революций и переворотов через собственные спецслужбы, и уже на финальном этапе применение превосходящих, количественно и качественно, вооружённых сил для поддержки демократической оппозиции и свержения очередного бесчеловечного диктатора. Так было в Югославии, Ираке, Афганистане, Ливии и т.д. и т.п.
Почему не начинали агрессию с банального объявления войны? На начальном этапе ещё было желание формальное открыто не нарушать международное право и оставаться в образе светлого рыцаря на стороне добра.
Когда Россия возмутилась игнорированием своих прав и бросила Западу открытый вызов, когда Китай и ещё целый ряд азиатских стран робко, но твёрдо заявили о своих правах – у западной элиты свернуло от такой «наглости» крышу. А тут ещё выяснилось, что почивая на лаврах, западная элита, под лозунги прогрессивного глобализма, умудрилась деиндустриализировать свои страны и частично их разоружить. Во всяком случае, в настоящий момент военной силой невозможно гарантированно привести к покорности Россию и прочих коварных азиатов.
Вот тут и получила наибольшее развитие теория гибридной войны вплоть до появления русских зон А2/АD. Как в России смогли создать районы, куда силы НАТО не смогут прорваться по своему первому желанию? И чем Россия эти районы закрыла? Не ядерным зонтом, а высокотехнологичным оружием. Это больше, чем просто оскорбление. Публично и в грубой форме опровергнут миф про самое лучшее в мире победоносное западное оружие. Есть повод для истерики диванного генерала?
Это агрессия? Безусловно Россия проявила свою агрессивную сущность! А на что покусились россияне? Отобрали территории или экономические рынки, бомбили НАТОвские города? Нет. Россия позволила себе остановить продвижение НАТО на свою территорию, отбила атаку Грузии и даже осмелилась вернуть себе Крым. Теоретически, это чистая защита и самооборона. Нет, это агрессия. Только агрессия эдакая гибридная. Россия, в первую очередь, посягнула на миф о непобедимости и непогрешимости Запада. Поскольку в истории такой агрессии ещё не было, то потребовалось идейное обоснование для своих действий. Так появилась и сформировалась в нынешнем виде теория гибридной войны.
Запад бы с огромным удовольствием начал против России и войну самую обыкновенную. Но тут ещё есть люди в здравом уме, которые предполагают, что такая война для коллективного запада, в настоящий момент, добром не кончится.
С одной стороны есть безусловное физическое количественное превосходство в обычных вооружениях. Но этих сил явно недостаточно для полномасштабной неядерной войны в Европе. Все эти переброски бригад и батальонов к российским границам – это пока больше истерика, чем реальная угроза. Войска из «тыла» переехали к «фронту», а в тылу новые части не формируются. Пока идёт перестановка слагаемых к нашей границе, которая не увеличивает суммы военной силы.
С одной стороны американцами планируется наращивание сил в ВВС, ВМФ и разработка стратегических ракет. С другой стороны, страны НАТО не планируют увеличивать производство танков, а без них на европейском театре воевать будет достаточно хлопотно. Незаметно работ по наземной ПВО, а в этом сегменте у НАТО уже есть проблемы. Особенно учитывая насколько за последние годы вырос ударный потенциал российской армии.
Европейские страны просто верещат о российской военной угрозе, но кроме Польши и прибалтов никто серьёзно армию не переоснащает. В целом можно говорить о том, что Европа к обороне от агрессивных русских совсем не готовится. Странно?
Это гибридная война, в которой никто не ожидает нападения от России, поскольку они уже на нас напали и пока бои идут в пользу Запада.
Сейчас много говорят о новой холодной войне. А это не холодная война, поскольку у прошлой холодной войны были свои правила, были границы, которые, во избежание именно войны, переходить не следовало.
Объявленная России гибридная война ведётся на условиях и по правилам Запада. И в этой войне коллективный запад побеждает. Вы вероятно слышали о разработке в США миниядерных бомб. Американцы совершенно серьёзно предполагают, что если они начнут бомбардировку российских городов такими бомбами, то Россия не ответит ударом стратегическими ракетами и будет придерживаться навязанных правил. Откуда такая уверенность? Но мы же приняли условия и правила гибридной войны?
В Великобритании сейчас заявляют о возможности захвата российских гражданских самолётов, аресте имущества, которое принадлежит государству и т.д. Захват одним государством имущества другого государства, это разве не объявление войны? А наш МИД молчит.
Вы массово высылаете наших дипломатов. Это объявление войны? А мы это расцениваем, как объявление войны.
Может быть, настала пора прекратить всё это безобразие? Заявить, что война – это война и Россия будет на агрессию, в том числе и гибридную, отвечать военными средствами. Хотите играть в термины – это ваша забава, а мы в этом дурдоме не участвуем.
Не хватает смелости вести войну – признайте поражение и давайте обсуждать условия вашей капитуляции. Или прекратите агрессию сейчас, пока это ещё можно прекратить.
А если мы будем участвовать в этом гибридном идиотизме, то реально можем проиграть. Вспомните, что такое гибридная война в соответствии с их теоретическими разработками. Это шаблон, а англо-саксы шаблоны соблюдают.
Имеем возможность проиграть войну не гибридно, а вполне себе реально. Поскольку в соответствии с американской теорией гибридной войны, всё заканчивается прямой военной агрессией против ослабленного противника. Горячая война – это не отдельный акт, а заключительный этап войны гибридной. Тут, напомню, главное слово — война. А в гибридной войне у трусов есть шанс победить даже эпических героев, если у героев мозги не работают.
Нужно уже отказаться от иллюзий и попыток избежать войны любой ценой. Война-то России не только объявлена — она уже идёт полным ходом.
30 Мар 2018 admin Метки: общество, политика 2755 Поделитесь записьюtyprishol.ru
Гибридная война как стиль жизни и смерти » Военное обозрение
«Вы можете не интересоваться войной, но тогда война заинтересуется вами».Лев Троцкий
«Величайшая уловка дьявола состоит в том, чтобы убедить вас, что он не существует».
Шарль Бодлер
Закончились учения «Запад-2017», отгремели залпы орудий и перестали рычать моторы на полигонах России и Белоруссии. И вроде бы чётко и наглядно была продемонстрирована возможность защитить территорию Белоруссии от любых внешних угроз в ходе даже той самой «гибридной войны». Однако не всё так ясно, не всё так однозначно. Как ни странно, вопросы остаются, и их всё больше и больше. Достаточно почитать белорусскую прессу до, в ходе и после тех самых, ставших легендарными учений, и вопросам поистине не будет конца.
Самое неприятное, что в голове сами собой формулируются не только вопросы, но как бы и ответы на эти самые клятые вопросы… А вся беда в том, что в Белоруссии отсутствует самый главный фактор готовности к отражению внешней агрессии — психологическая готовность эту самую агрессию отражать. Что само по себе отнюдь не уникально: достаточно вспомнить 80-е годы 20-го века, и если начало 80-х — это резкий рост военной напряжённости в Европе и даже балансирование на грани войны, то вторая половина 80-х — это перестройка, гласность и дружба с Западом, закончившиеся крахом советского блока и расползанием блока НАТО на восток.
В 80-е годы у СССР отсутствовал главный элемент готовности к противостоянию: Запад перестал восприниматься как враг, что имело свои очевидные последствия. Танков, пушек и самолётов как раз хватало с избытком, да и в экономике всё было совсем не так плохо, как нам любят рассказывать. Во всяком случае лучше, чем в 90-е годы.
Беда была как раз в этом: советские люди перестали воспринимать людей Запада как врагов, и это вело в политическую катастрофу. В результате «дружбы с Америкой» мы имеем сейчас войска НАТО под Псковом. Замечательное достижение.
С Белоруссией ситуация парадоксальна ещё больше: сегодня эта страна не обладает и двадцатой частью военного потенциала СССР, армия РБ практически не перевооружалась с момента «обретения независимости», однако никаких «алармистских» настроений в белорусском обществе не присутствует. Все предостережения о вполне очевидной угрозе со стороны НАТО вызывают почему-то только шутки и смех.
Почему-то примеры Югославии, Ливии и Ирака с Сирией никакого влияния на настроения в обществе не оказывают принципиально. Не воспринимают в Белоруссии натовцев как врагов. И почему-то из этого делают весьма странный вывод, что это обезопасит РБ от агрессии НАТО — дескать, если Россия враждует с НАТО, то это её проблемы, а вот белорусы как раз с Европой хотят дружить…
В принципе (это если кто не понял), и развал СССР был результатом той самой «гибридной войны», а не «случайным событием» и не результатом «экономических проблем». И тогда широко применялось военное давление, экономические ограничения (под ними СССР жил всю свою историю), пропагандистская война и «работа с элитами». А танки НАТО «как в 1941-м» так через кордон и не рванули.
Безусловно, термин «гибридная война» и то, что под ним подразумевается, нуждается в дополнительном исследовании и определении, однако тот самый «крах СССР» можно, как мне кажется, провести именно по этой статье: гибридная война. Примерно так же была уничтожена Югославия: НАТО ей войну не объявляло и объявлять не собиралось. Сначала активно разжигались межнациональные противоречия (их на Балканах до чёрта), потом шли поставки «летального оружия», потом национал-бандиты получали активную иностранную поддержку.
Примерно то же самое мы имеем в Сирии. Гибридная война. При этом ни НАТО, ни США на Сирию впрямую крупномасштабно не нападали. Война, по сути дела, носила характер «посреднической», «гибридной». Мир вокруг нас меняется, и характер войны меняется точно так же. Натовские танки не попёрли через сирийскую границу, как немецкие 1 сентября 1939 года.
То есть не только генералы готовятся всегда «к прошлой войне», но и «гениальные блоггеры» тоже, как правило, готовятся к войне прошедшей. Даже не так: гениальные блоггеры готовятся, как правило, к войне давно минувшей.
С их точки зрения для агрессии необходим А. Гитлер и дивизия «Мёртвая Голова», иначе никак. Увы, дорогие камерады, не всё так однозначно. СССР был наголову разгромлен и стёрт с политической карты мира без всяких гитлеров и танковых ударов, то же самое можно сказать про Югославию. Сегодня (конец 20-го, начало 21-го века) война идёт немного иначе. Нет, чисто военного аспекта никто не отменял, и натовские самолёты бомбили и Триполи, и Белград, но главное направление наступления лежит совсем в другой сфере.
Кстати, в 90-е годы Россию не бомбили просто потому, что у неё ещё оставалось то самое ядерное оружие, которое нам так настойчиво рекомендуют сократить. Только по этой и по никакой другой причине. Именно поэтому сегодня не бомбят Северную Корею: у неё реально есть ядерные боезаряды, а наши «демократические друзья» смелостью не отличаются.
Наиболее классически гибридная война велась против Югославии: жёсткие экономические санкции, постоянное военное давление, перетекающее в бомбовые удары (не являющиеся агрессией!), поддержка националистов, сепаратистов, экстремистов… их финансирование и вооружение, и прощение всех грехов. И мощнейшая информационная кампания, направленная на демонизацию Белграда. Вот это и есть — «гибридная война».
Один в один мы имели это в случае сверхблагополучной Ливии — экономическая блокада, информационная война, поддержка экстремистов, заброска тренированных боевиков, их снабжение и информационная поддержка, военное вмешательство на позднем этапе. Всё как по нотам. Сирия? Ну, даже смешно всё это повторять. Скучно, господа. Странно, что никто ещё не систематизировал этот опыт и не написал толкового учебника по гибридным войнам для широкого читателя.
Их было не одна и не две. Уже и не три. И приёмы вполне и вполне стандартные. И ни разу на 22 июня 1941 года не похожие. В 90-е годы 20-го века мы имели счастье ощутить это на собственной шкуре: война в Чечне имеет к Чечне и чеченцам самое отдалённое отношение. Информационная кампания в западной и российской прессе, заброска боевиков из арабского мира и их снабжение и обеспечение развединформацией. Гибридная война она такая… гибридная! И да! Борьба в ЕСПЧ за права «невинно пострадавших» бородачей! И это тоже элемент войны… а вы как хотели?
И против Ирана она ведётся постоянно: экономическая блокада, заброска диверсантов, информационная кампания в «свободной прессе», направленная на дискредитацию «режима аятолл», поддержка «оппозиции» в любых действиях… размещение баз вдоль границ Исламской республики, подготовка к массированным ракетным ударам…
Ничего нового — даже скучно. Против КНР гибридная война тоже ведётся от Тайваня до Уйгурии. И приёмчики практически те же самые. Мы по-прежнему почему-то воспринимаем войну через призму опыта Второй мировой, но это не совсем корректно: войны были и до, и после Второй мировой. Арабо-израильские войны и эпоха Наполеоновских войн серьёзно отличаются от «самого большого военного конфликта в истории человечества». Нельзя на эпохе ВМВ полностью зацикливаться. Даже чисто военный аспект серьёзно изменился, начиная с 1945-го года и опыт той войны уже впрямую применять никак нельзя даже просто при планировании боевых действий, что уж говорить про аспект политический.
Например, в 80-е годы факт плохого обеспечения советского населения ширпотребом по сравнению с Западной Европой широко использовался в антисоветской пропаганде. Сегодня это далеко не так (хотя возникли другие, гораздо более серьёзные проблемы), но это не значит что «мы победили», отнюдь, просто этот аспект больше не используется в антироссийской пропаганде. и всё тут. То есть их интересует не реальное решение внутрироссийских проблем (было бы весьма странно, если бы их это всерьёз интересовало!), а те факты и аспекты нашей жизни, которые можно использовать в антироссийской пропаганде, и всё.
Сегодня уровень жизни в России гораздо выше, чем в «независимых» Грузии, Молдавии, или Украине. Но это никому из западных пропагандистов не интересно абсолютно. В антироссийской пропаганде потому что использовать нельзя, потому и неинтересно. Те издания, которые ещё 30 лет назад кляли коммунистический режим в России, сегодня с тревогой в голосе говорят, что в России слишком велик уровень социального расслоения. Ну кто бы мог подумать! И комиссары им не нравятся, и олигархи…
Да наплевать им на все наши проблемы с высокой колокольни. Цель их работы не в том, чтобы помочь решить российские проблемы, а в том, чтобы работать «по болевым точкам», что они и делают. Любое ныне живущее общество от таких проблем не избавлено. Просто с американской точки зрения коррупция в штате Нью-Йорк — это их внутреннее дело, а коррупция в Сочи — это дело международной важности…
И те из наших, кто эту тему на международном уровне пытаются обсуждать, впадают в откровенную ересь. Не надо играть в подобные игры. И «допинговый скандал» — это всё из той же серии «гибридной войны». Мощное пропагандистское действо с целью обоснования того факта, что Россия — это плохо. Тут беда ещё в чём: дискуссии по подобным темам абсолютно бесполезны — идёт «наброс на вентилятор» в чистом виде. А что вы хотели — это война.
Вот тут в ответ обычно раздаётся громкий весёлый хохот пропагандистов — дескать конечно, кругом враги… во всём виновата Америка… Нет, по отдельности… это всё могло бы быть набором случайностей: размещение военных баз по российскому периметру, поддержка террористов/исламистов внутри России и деятельность неправительственных организация в интересах заграницы, истеричные крики про коррупцию и социальное расслоение в западной прессе.
Но вот всё это вместе, в комплексе, при одновременном замалчивании любых российских достижений, от Сочи до Арматы… как-то вот это вызывает нехорошие подозрения. Такое впечатление, что речь идёт о спланированной, скоординированной атаке на Россию. О той самой «гибридной войне». При этом те же самые люди категорически не хотят получать ничего в ответ: дескать, и никакой войны-то и нет, и никаких врагов нет у России… одни друзья по всему периметру границ.
Вот присутствует у нас эта определённая слабость: мы боимся назвать вещи своими именами… назвать угрозу угрозой, а врага — врагом. Нам почему-то кажется, что этим мы демонстрируем некое мифическое миролюбие и разряжаем ситуацию… Демонстрировать миролюбие — штука по идее хорошая, но не тогда, когда против тебя открыто ведётся война, пусть и гибридная. Тут наше дорогое и любимое правительство ещё и очень здорово «подставляется»: враждебные действия типа введения экономических санкций или организация допингового скандала со стороны врагов — это вполне нормально и ожидаемо и воспринимается вполне как должное, но вот со стороны «друзей»… Тут у нас возникают определённые проблемы.
Если «всё хорошо» и врагов у нас нет как нет, то такое вот внезапное введение санкций и дисквалификация наших спортсменов означает, что мы в чём-то не правы? Потом, значится, мы пытаемся «договориться» и не нагнетать, но понимания не встречаем. Все рассуждения на тему, что дескать все эти пакости — дело грязных лапок отдельно взятых редисок в западном истеблишменте, наталкиваются на тот простой факт, что антироссийская политика вполне органично вписывается в общую концепцию современного Западного мира и никакой серьёзной конфронтации «внутри» Запада антироссийские санкции не вызвали в принципе.
Вот когда с момента введения санкций прошло 3 года, а политического результата достигнуто не было… вот тогда и только тогда начались разговоры о том, что надо бы найти с Россией общий язык. Или, по крайней мере, поискать точки соприкосновения. То есть сначала они внимательно наблюдали: а не «кирдыкнется» ли Рассея? И вот когда этого не случилос,ь в них вроде бы «проснулся разум». Но дело, безусловно, не в «проснувшемся разуме», дело в том, что что-то «пошло не так» и планы приходиться переписывать на ходу.
И идут поиски путей, как Европе и России взаимодействовать в рамках санкций. То есть их беда в чём: Россия — вот она рядом и никуда деваться не собирается, то есть совсем никуда. А нормальные дипломатические, военные и экономические каналы общения с ней разрушены, поэтому у них в головах формируется отдельная интересная тема: как работать с Россией, не признавая Крыма и санкций не снимая. И продолжая движение НАТО на восток.
Так что сам по себе тот самый формируемый псевдокомпромисс — «нормальные отношения без отмены санкций» — нам интересен быть не может никак. Переворот в Киеве и введение санкций — это по факту акт войны. Война — это только часть политики, политика больше и значительнее, чем просто война, именно поэтому сражения и кампании выигрывают генералы, но войны, как правило, только политики.
Так вот, ни «отменять» переворот и судить хунту, ни снимать одномоментно все санкции никто на Западе (ни в США, ни в Европе) не собирается. Хунта — forever! Россия должна «заслужить» снятие санкций. Таковы лозунги европейских политиков сегодня. И где вы увидели базу для «компромисса»? Так, небольшая передышка в ходе большой кампании на Востоке. И то, больше на словах чем на деле. Вообще Украина — лишь эпизод этой самой кампании.
Поэтому разговоры о «возврате Крыма» как условие снятия санкций — бредовы изначально. И Майдан-2, и Крым, и ЛДНР — это эпизоды Большой Игры. Не более и не менее. И Украина, и санкции «за Украину» — это всего лишь эпизоды этой самой Игры против России. Сегодня эту Игру называют — «гибридная война», и именно в ведении этой самой войны активно обвиняют Россию. Так сказать, оговорка по Фрейду — именно против нас эта самая «гибридная война» и ведётся.
Как будет выглядеть «война будущего»? — спрашивают редакцию благодарные читатели… А дурацкий вопрос — тут не «редакцию» надо спрашивать, а смотреть последние новости. Имеет место сочетание информационной атаки, экономической, банковской… ну и чисто военные методы, которые, к счастью, против современной России не очень-то и применишь. В принципе, поддержка террористов на Кавказе (и не только!) — это элемент той самой «гибридной войны». Даже скучно объяснять — настолько всё очевидно. Но у нас почему-то любят «отделять мух от котлет»: санкции — это отдельно, а террористы в Питере — это отдельно, ну и скандал с российскими спортсменами — совсем другая история.
А военные учения НАТО у наших границ — что-то ну совсем «из другой оперы». Опасная ошибка, опасное заблуждение. Понимаю, что некорректно и нетолерантно обращать внимание на тот простой факт, что все эти «процессы» управляются из одного центра и финансируются из одного кошелька. Если прямо это сказать,то кому-то это может не понравиться. Недипломатично. Но по факту так оно и есть. В Сирии это уже прямо признано (пришлось). В смысле что «демоппозиция» и исламисты воюют на одной стороне и имеют одних боссов.
Нет, а у нас дома — всё по-другому… И за террористическим подпольем никто из зарубежных спецслужб не стоит, вернее так — за террористическим подпольем стоят одни зарубежные спецслужбы, за работу с «национальными окраинами» отвечают другие, а «демоппозицию» курируют третьи… Ситуация в России, Китае, Иране, Сирии, Северной Корее, быв. Ливии, быв. Югославии, быв. Украине, быв. Ираке различается в деталях, но в целом «план работы с клиентом» можно прочитать «по губам». Потому что «калька». И «неизвестные снайперы» то там, то тут, и «пламенные правозащитники-борцы с коррупцией», и «воины джихада».
В принципе уже сейчас можно садиться и писать абсолютно деидеологизированный учебник по гибридным войнам — материала примерно как по использованию Panzerwaffe к лету 1942-го… Но все продолжают гадать и прикидывать, а как оно будет в будущем (нейросети, стаи «хитровыгнутых» дронов)? А вот так и будет… просто и брутально, как в 1991-м в СССР или как в десятке других, менее значимых странах после того. При этом сегодня можно обойтись и без Panzerwaffe и без стай дронов, объединённых в нейросеть… Язов не даст соврать. И да, Белоруссия эту войну уже проиграла. Макей соврать не даст, «адназначна».
topwar.ru
Что такое гибридная война | Геополитика.RU
Недавно командующий вооруженными силами США в Европе генерал-лейтенант Бен Ходжес заявил, что Россия через несколько лет будет способна одновременно вести три операции без дополнительной мобилизации.
Под одной из операций он имел в виду военный конфликт на Украине, поскольку, как известно, в блоке НАТО тщательно придерживаются надуманной версии (и активно раскручивают ее в западных СМИ), что именно Россия ведет войну с Киевом, отправляя в Донбасс военную технику, специалистов и поддерживая повстанцев средствами. Ходжес заявил, что Россия разработала так называемую гибридную войну, которую успешно протестировала в Крыму. В последнее время этот термин часто использовал и генеральный секретарь НАТО Йенс Столтенберг. Наряду с асимметричными конфликтами и неконвенциональной войной (ситуация, когда явные боевые действия обеими сторонами не ведутся), которые также на устах у военных экспертов, концепция гибридных угроз широко используется в документах альянса и Пентагона.
Автором данной концепции является Фрэнк Г. Хоффман, бывший офицер морской пехоты, а ныне научный сотрудник министерства обороны США. Это крупный теоретик в области вооруженных конфликтов и военно-политической стратегии, к мнению которого прислушиваются проектировщики и лица, принимающие решения в высоких кабинетах Вашингтона и европейских столиц.
Хоффман утверждает, что конфликты будут мультимодальными (ведущимися разными способами) и многовариантными, не вписываясь в рамки простой конструкции по принципу деления на черное и белое. По Хоффману будущие угрозы могут в большей степени быть охарактеризованы как гибридное сочетание традиционных и нерегулярных тактик, это децентрализованное планирование и исполнение, участие негосударственных акторов с использованием одновременно простых и сложных технологий.
Гибридные угрозы включают в себя ряд различных режимов ведения войны, включая стандартное вооружение, нерегулярные тактики и формирования, террористические акты (в том числе насилие и принуждение) и криминальный беспорядок.
Гибридные войны также могут быть мультиузловыми (проводимые и государствами, и различными негосударственными акторами). Эти мультимодальные/мультиузловые действия проводятся либо различными подразделениями, либо одним и тем же. В таких конфликтах противники (государства; группы, спонсируемые государством, или субъекты, которые сами финансируют свою деятельность) будут использовать доступ к современному военному потенциалу, включая зашифрованные командные системы, переносные ракеты класса «земля-воздух» и другие современные смертоносные системы; а также — содействовать организации затяжных партизанских действий
www.geopolitica.ru
интерпретации и реальность » Военное обозрение
В течение последних лет тема гибридной войны активно обсуждается в СМИ и на различных научных форумах. Специалисты дают разные, нередко взаимоисключающие определения этого феномена, который до сих пор так и не приобрел терминологической устойчивости и ясности.Подобная разноголосица обусловлена, например, тем, что, по мнению некоторых российских политологов, «не существует научных критериев, которые позволили бы идентифицировать войну как гибридную или утверждать, что речь идет о революции в военном деле». А раз так, то и заниматься этой проблемой, мол, незачем. Однако практика показывает, что термины «гибридные войны» (как и «цветные революции») описывают объективные, реально существующие явления, которые оказывают заметное влияние на национальную и международную безопасность. Причем качественный эволюционный скачок этих двух феноменов пришелся на начало XXI века.
ДЕТЕРМИНАНТЫ РЕВОЛЮЦИИ В ВОЕННОМ ДЕЛЕ
Известно, что революция в военном деле связана с коренными изменениями, происходящими под влиянием научно-технического прогресса в развитии средств вооруженной борьбы, в строительстве и подготовке ВС, способах ведения войны и военных действий.
Современная революция в военном деле началась после Второй мировой войны в связи с оснащением ВС ядерным оружием, радиоэлектронной техникой, автоматизированными системами управления и другими новыми средствами. Таким образом, детерминантами революции выступали технологические изменения.
Гибридная война ничего подобного с собой не принесла. Неоднократно отмечалось, что она не требует разработки новых систем оружия и использует то, что есть. Скорее всего она представляет собой модель, базирующуюся на более медленной эволюции, в которой технологический прогресс играет меньшую роль в сравнении с организационными, информационно-технологическими, управленческими, логистическими и некоторыми другими общими нематериальными изменениями. Таким образом, если революция в военном деле и происходит, то без резких изменений в методах и организации противостояния, которое включает невоенные и военные средства. По-видимому, современная наука только «нащупывает» критерии этого феномена, однако значимость и необходимость этой работы нельзя переоценить. Так что отсутствие революционных сдвигов еще не причина для отказа от изучения этого явления.
Более того, один из родоначальников термина «гибридная война» американский военный эксперт Ф. Хоффман утверждает, что XXI век становится веком гибридных войн, в которых противник «мгновенно и слаженно использует сложную комбинацию разрешенного оружия, партизанскую войну, терроризм и преступное поведение на поле боя, чтобы добиться политических целей». От столь масштабных и смелых прогнозов не далеко и до утверждения об очередной революции в военном деле, связанной с развитием гибридных технологий.
Пока же в результате существующей неопределенности термин «гибридная война» широко используется в научных дискуссиях, однако в открытых российских официальных документах и в выступлениях политиков и военных практически не встречается. Расплывчатость этого термина отмечают некоторые российские политологи: термин «гибридная война» «не является операциональным понятием. Это образная характеристика войны, она не содержит четких, однозначных показателей, раскрывающих ее конкретику». Далее следует вывод о том, что в военно-профессиональном дискурсе на сегодня этот термин контрпродуктивен, а «сосредоточение внимания и усилий на подготовке к гибридной войне чревато забвением инвариантных основ и принципов военной стратегии и тактики и, следовательно, не полной, односторонней подготовкой страны и армии к возможной войне».
Это верно при том понимании, что нельзя готовить страну и ВС только к гибридной войне. Именно поэтому Военная доктрина, Стратегия национальной безопасности и другие доктринальные документы России должны носить комплексный характер и учитывать всю гамму возможных конфликтов от цветной революции – гибридной войны – масштабной конвенциональной войны и вплоть до всеобщей ядерной войны.
Однако не все согласны с идеей отказа от изучения проблем, связанных с гибридизацией современных конфликтов. Так, политолог Павел Цыганков со своей стороны отмечает, что «преобладающей стала точка зрения, авторы которой считают, что гибридные войны – это совершенно новое явление», они «становятся реальностью, которую трудно отрицать и которая актуализирует потребность изучения их сути и возможностей противодействия им в отстаивании национальных интересов Российской Федерации».
Подобная разноголосица среди отечественных военных специалистов является одной из причин, по которой понятие «гибридная война» не встречается в документах стратегического планирования России. Вместе с тем наши противники под прикрытием изощренных стратегий информационной войны, с одной стороны, уже сейчас используют сам термин для надуманных обвинений России в коварстве, жестокости и использовании грязных технологий на Украине, а с другой стороны, сами планируют и осуществляют комплексные «гибридные» подрывные мероприятия против нашей страны и ее союзников по ОДКБ на Украине, на Кавказе и в Средней Азии.
В условиях использования против России широкого спектра подрывных гибридных технологий вполне реальной является перспектива превращения современной гибридной войны в особый вид конфликта, который кардинально отличается от классических и рискует трансформироваться в перманентное, крайне жестокое и нарушающее все нормы международного права разрушительное противостояние.
ЗЫБКАЯ ГРАНИЦА МЕЖДУ СОВРЕМЕННЫМИ КОНФЛИКТАМИ
В противостоянии с Россией США и НАТО делают ставку на использование базовых стратегий любого вида войн – стратегий сокрушения и измора, о которых говорил выдающийся русский военный теоретик Александр Свечин. Он отмечал, что «понятия о сокрушении и изморе распространяются не только на стратегию, но и на политику, и на экономику, и на бокс, на любое проявление борьбы и должны быть объяснены самой динамикой последней».
В этом контексте стратегии сокрушения и измора реализуются или могут быть реализованы в ходе полного спектра конфликтов современности, которые связаны между собой и образуют своеобразный многокомпонентный разрушительный тандем. Составные части тандема: цветная революция – гибридная война – конвенциональная война – война с использованием всего спектра ОМУ, включая ядерное оружие.
Цветная революция представляет собой начальный этап дестабилизации обстановки и строится на стратегии сокрушения правительства государства-жертвы: цветные революции все больше обретают форму вооруженной борьбы, разрабатываются по правилам военного искусства, при этом задействуются все имеющиеся инструменты. В первую очередь – средства информационной войны и силы спецназначения. Если сменить власть в стране не удается, то создаются условия для вооруженного противостояния с целью дальнейшего «расшатывания» неугодного правительства. Отметим, что переход к масштабному использованию военной силы представляет собой важный критерий развития военно-политической ситуации от этапа цветной революции к гибридной войне.
В целом цветные революции построены преимущественно на невоенных способах достижения политических и стратегических целей, которые в ряде случаев по своей эффективности значительно превосходят средства военные. В рамках адаптивного применения силы они дополняются мероприятиями информационного противоборства, использованием протестного потенциала населения, системой обучения боевиков и пополнения их формирований из-за рубежа, скрытым снабжением их оружием, использованием сил спецопераций и частных военных компаний.
В случае если в сжатые сроки достичь цели цветной революции не удается, на определенном этапе может быть осуществлен переход к военным мерам открытого характера, что представляет собой очередную ступень эскалации и выводит конфликт на новый опасный уровень – гибридную войну.
Границы между конфликтами достаточно расплывчатые. С одной стороны, это обеспечивает непрерывность процесса «перетекания» конфликта одного вида к другому и способствует гибкой адаптации используемых политических и военных стратегий к реалиям политических ситуаций. С другой стороны, пока недостаточно разработана система критериев, позволяющих четко определять базовые характеристики отдельных видов конфликтов (прежде всего «связки» цветной революции – гибридной и конвенциональной войны) в процессе трансформации. При этом конвенциональная война по-прежнему остается наиболее опасной формой конфликта, особенно по своим масштабам. Однако более вероятны все же конфликты иного плана – со смешанными способами ведения военных действий.
Именно к такому противостоянию с Россией готовит Запад украинские вооруженные силы. С этой целью на юго-востоке Украины создаются условия для дальнейшей эскалации насилия от гибридной к полномасштабной конвенциональной войне с применением всех современных систем оружия и военной техники. Свидетельством качественных изменений является переход к тактике диверсионно-террористических действий на российской территории. Авторы такой стратегии, похоже, недооценивают угрозу перерастания провоцируемого ими локального конфликта в широкомасштабное военное столкновение в Европе с перспективой его расширения до глобальных масштабов.
ГИБРИДНАЯ ВОЙНА ПРОТИВ РОССИИ УЖЕ ИДЕТ. И ЭТО ТОЛЬКО НАЧАЛО…
Активизация подрывных действий Запада против России в начале 2000-х годов совпала с отказом нового российского руководства послушно следовать в фарватере политики США. До этого согласие правящих «элит» России на роль ведомой страны длительное время определяло внутреннюю и внешнюю стратегию государства в конце 80-х и в завершающем десятилетии прошлого века.
Сегодня в условиях наращивания угроз нужно уделять гораздо больше внимания многомерным конфликтам или гибридным войнам (дело не в названии), чем это делалось до сих пор. Причем подготовка страны и ее ВС к конфликту такого вида должна охватывать широкий спектр направлений и учитывать возможность трансформации гибридной войны в конвенциональную, а в дальнейшем и в войну с использованием ОМУ вплоть до применения ядерного оружия.
Именно в таком контексте в последние годы о феномене гибридной войны начинают всерьез говорить союзники России по ОДКБ. Так, реальную опасность гибридной войны отметил министр обороны Республики Беларусь генерал Андрей Равков на 4-й Московской конференции по международной безопасности в апреле 2015 года. Он подчеркнул, что «именно «гибридная война» интегрирует в своей сущности весь диапазон средств противоборства – от наиболее современных и технологичных («кибервойна» и информационное противоборство) до использования примитивных по своей природе террористических способов и тактических приемов в ведении вооруженной борьбы, увязанных по единому замыслу и целям и направленных на разрушение государства, подрыв его экономики, дестабилизацию внутренней социально-политической обстановки». Как представляется, в определении содержится достаточно четкий критерий, определяющий отличие гибридной войны от других видов конфликтов.
Развивая эту мысль, можно утверждать, что гибридная война многомерна, поскольку включает в свое пространство множество других подпространств (военное, информационное, экономическое, политическое, социокультурное и др.). У каждого из подпространств – своя структура, свои законы, терминология, сценарий развития. Многомерный характер гибридной войны обусловлен беспрецедентным сочетанием комплекса мер военного и невоенного воздействия на противника в реальном масштабе времени, разнообразие и различная природа которых обусловливает свойство своеобразной «размытости» границ между действиями регулярных сил и иррегулярным повстанческим/партизанским движением, действиями террористов, которые сопровождаются вспышками неизбирательного насилия и криминальными акциями. Отсутствие четких критериев гибридных действий в условиях носящего хаотический характер синтеза как их организации, так и применяемых средств существенно усложняет задачи прогнозирования и планирования подготовки к конфликтам такого вида. Ниже будет показано, что именно в подобных свойствах гибридной войны многие специалисты Запада видят уникальную возможность для использования этого понятия в военных исследованиях прошлых, настоящих и будущих конфликтов при стратегическом прогнозировании и планировании развития ВС.
В ФОКУСЕ ВОЕННЫХ ПРИГОТОВЛЕНИЙ США И НАТО
Пока единого мнения по вопросу о гибридной войне нет и в военных кругах США. Американские военные для описания современных многомерных операций, в которых участвуют регулярные и иррегулярные формирования, применяют информационные технологии, ведется кибервойна и используются прочие характерные для гибридной войны средства и методы, предпочитают использовать термин «операции полного спектра». В связи с этим понятие «гибридная война» практически не встречается в документах стратегического планирования ВС США.
Иной подход к проблеме будущих конфликтов в условиях сложных нетрадиционных или гибридных войн демонстрирует НАТО. С одной стороны, руководители альянса утверждают, что гибридная война сама по себе не несет ничего нового и с различными гибридными вариантами военных действий человечество встречается уже многие тысячелетия. По словам генерального секретаря альянса Й. Столтенберга, «первая известная нам гибридная война была связана с Троянским конем, таким образом, это мы уже видели».
Вместе с тем признавая, что в концепции гибридной войны мало нового, западные аналитики рассматривают ее как удобное средство для анализа прошедших, настоящих и будущих войн и выработки предметных планов.
Именно такой подход обусловил решение НАТО перейти от теоретических дискуссий по теме гибридных угроз и войн к практическому использованию концепции. На почве надуманных обвинений России в ведении гибридной войны против Украины НАТО стала первой военно-политической организацией, в которой об этом феномене заговорили на официальном уровне – на саммите в Уэльсе в 2014 году. Уже тогда Верховный главнокомандующий ОВС НАТО в Европе генерал Ф. Бридлав поднял вопрос о необходимости готовить НАТО к участию в войнах нового типа, так называемых гибридных войнах, которые включают в себя проведение широкого спектра прямых боевых действий и тайных операций, осуществляемых по единому плану вооруженными силами, партизанскими (невоенными) формированиями и включающих также действия различных гражданских компонентов.
В интересах совершенствования способности союзников противостоять новой угрозе было предложено наладить координацию между министерствами внутренних дел, привлекать силы полиции и жандармерии для пресечения нетрадиционных угроз, связанных с пропагандистскими кампаниями, кибератаками и действиями местных сепаратистов.
В дальнейшем альянс сделал проблему гибридных угроз и гибридной войны одной из центральных в своей повестке. На саммите НАТО в Варшаве в 2016 году были предприняты конкретные «шаги для обеспечения своей способности к эффективному преодолению вызовов в связи с гибридной войной, при ведении которой для достижения своих целей государственные и негосударственные субъекты применяют широкий, комплексный диапазон, сочетающий в различной конфигурации тесно взаимосвязанные обычные и нетрадиционные средства, открытые и скрытные военные, военизированные и гражданские меры. В ответ на этот вызов мы приняли стратегию и предметные планы по осуществлению, касающиеся роли НАТО в противодействии гибридной войне».
В открытом доступе текст этой стратегии не появлялся. Однако анализ достаточно обширного пласта научных исследований и документов НАТО по проблеме гибридных войн позволяет сделать некоторые предварительные заключения по подходам альянса.
В стратегии НАТО важное место отводится вопросу, как убедить правительства стран-союзниц в необходимости использовать все организационные возможности для парирования гибридных угроз и не пытаться действовать только с опорой на высокие технологии. В этом контексте подчеркивается особая роль наземных сил в гибридной войне. Одновременно считается необходимым развивать потенциал сотрудничества с невоенными акторами, оперативно выстраивать военно-гражданские отношения, предоставлять гуманитарную помощь. Таким образом, планируется использовать формат гибридной войны для своеобразной игры на повышение и понижение, применения технологий «мягкой и жесткой силы» на размытой границе между миром и войной. Такой набор средств и методов предоставляет в распоряжение государства-агрессора новые уникальные инструменты для давления на противника.
Одна из основных задач гибридной войны – удерживать уровень насилия в государстве-объекте агрессии ниже планки вмешательства существующих организаций обеспечения международной безопасности на постсоветском пространстве, таких как ООН, ОБСЕ или ОДКБ. Это, в свою очередь, требует разработки новых адаптивных концепций и организационных структур для ползучего развала и удушения государства-жертвы и собственной защиты от гибридных угроз.
ТРАНСФОРМАЦИЯ ОЦЕНОК УГРОЗ БЕЗОПАСНОСТИ НАТО
Вызовы, риски, опасности и угрозы (ВРОУ) являются ключевым, системообразующим фактором действующей стратегической концепции НАТО, а результаты анализа ВРОУ в документе «Многочисленные угрозы в будущем» представляют собой научно-практическую основу для стратегического прогнозирования и планирования военной составляющей деятельности альянса. Часть этих угроз уже перешли в категорию реальных.
По оценке аналитиков, к числу наиболее существенных относятся угрозы, связанные с изменением климата, нехваткой ресурсов и увеличением разрыва между государствами с развитой рыночной экономикой и странами, не сумевшими вписаться в процессы глобализации и инновационного развития. Трения между этими странами будут усиливаться за счет роста национализма, увеличения народонаселения в бедных регионах, что может привести к массовым и неконтролируемым миграционным потокам из этих регионов в более благополучные; угрозы, связанные с недооценкой вопросов безопасности правительствами развитых стран. Считается, что многие страны НАТО уделяют неоправданно много внимания решению внутренних проблем, в то время как пути поставок стратегического сырья находятся под угрозой или уже нарушены, активизируются действия пиратов на море, растет наркотрафик; угрозы, связанные с объединением технологически развитых стран в своеобразную глобальную сеть, на которую будет усиливаться давление со стороны менее развитых государств и авторитарных режимов в условиях повышения зависимости от доступа к жизненно важным ресурсам, усиления терроризма, экстремизма, обострения территориальных споров. И наконец, угрозы, связанные с увеличением числа государств или их союзов, использующих экономический рост и распространение технологий производства ОМУ и средств его доставки для проведения политики с позиции силы, сдерживания, обеспечения энергонезависимости и наращивания военного потенциала. В мире не будут доминировать одна или две сверхдержавы, он реально станет многополярным. Это будет происходить на фоне ослабления авторитета международных организаций, усиления националистических настроений и стремления ряда государств повысить собственный статус. Следует также отметить, что угрозы в каждой из групп носят гибридный характер, хотя этот термин в то время в документах НАТО не использовался.
В последние годы аналитики альянса уточнили географию и содержание ВРОУ, с которыми НАТО сталкивается в современных условиях. Это две группы стратегических вызовов и угроз безопасности, источники которых находятся на восточных и южных рубежах блока. Угрозы носят гибридный характер, обусловленный разными субъектами – источниками угроз, масштабами, составом и плотностью самих угроз. Приводится и определение гибридной войны, которая рассматривается как «комбинация и смесь различных средств конфликта, регулярных и иррегулярных, доминирующих на физическом и психологическом поле боя под информационным и медиаконтролем с целью уменьшения риска. Возможно развертывание тяжелого вооружения для подавления воли противника и предотвращения поддержки населением законных властей».
Объединяющим фактором для комплексов угроз считается вероятность использования на востоке и юге баллистических ракет против сил и объектов НАТО, что требует совершенствования системы ЕвроПРО. При этом, если на востоке имеет место межгосударственное противостояние, в котором альянс имеет дело с достаточно широким спектром угроз с различными характеристиками, то угрозы на юге не связаны с межгосударственными противоречиями, а спектр их заметно более узкий.
По оценке военных специалистов НАТО, для совокупности угроз на «восточном фланге» характерен изощренный, комплексный адаптивный подход к использованию силы. Умело применяется сочетание не силовых и силовых методов, включая кибервойну, информационную войну, дезинформацию, фактор неожиданности, ведение борьбы чужими руками и применение сил спецопераций. Используются политический саботаж, экономическое давление, активно ведется разведка.
От государств-членов НАТО в качестве стратегической ключевой задачи требуется своевременно вскрывать подрывные действия, направленные на дестабилизацию и раскол отдельных членов альянса и всего блока в целом. При этом решение этой задачи входит прежде всего в компетенцию национального руководства.
Угрозы на «южном фланге» НАТО принципиально отличаются от противостояния, которое развивается в межгосударственном формате на востоке. На юге стратегия НАТО нацелена на предотвращение и обеспечение защиты от угроз гражданской войны, экстремизма, терроризма, неконтролируемой миграции и распространения ОМУ. Детонаторами этих видов угроз являются недостаток продовольствия и питьевой воды, бедность, болезни, развал системы управления в ряде стран Африки. В результате, по оценке НАТО, в дуге нестабильности, которая простирается от стран Северной Африки к Центральной Азии, появилось выраженное «европейское ответвление», что требует от альянса повышения способности к незамедлительному реагированию. Важнейшими инструментами, позволяющими планировать операции с учетом специфики угроз с востока и юга, являются Силы быстрого и сверхбыстрого реагирования НАТО, предназначенные для использования по всем направлениям, откуда исходят гибридные угрозы. На южном направлении для парирования угроз предполагается дополнительно привлекать партнеров после их соответствующего оснащения и подготовки.
ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ НАТО И ЕС
Гибридная война предполагает дозированное использование арсеналов жесткой и мягкой силы. В этом контексте НАТО как военно-политическая организация осознает ограниченность собственных возможностей в сфере «мягкой силы», экономических санкций и гуманитарных операций. Для компенсации такого системного недостатка альянс активно привлекает ЕС в качестве союзника по противостоянию гибридным угрозам.
В рамках единой стратегии США, НАТО и ЕС намерены объединить усилия своих правительств, армий и разведок под эгидой США в рамках «всеобъемлющей межведомственной, межправительственной и международной стратегии» и максимально эффективно использовать методы «политического, экономического, военного и психологического давления с учетом того, что гибридная война представляет собой использование комбинации обычных, нерегулярных и асимметричных средств в сочетании с постоянными манипуляциями политическим и идеологическим конфликтом. Основополагающая роль в гибридных войнах отводится ВС, для чего НАТО и ЕС договорились в 2017–2018 годы углубить координацию планов военных учений по отработке задачи противодействия гибридным угрозам.
Совместные усилия США, НАТО и ЕС приносят ощутимые плоды. Потеряна (возможно, временно) Украина. Под угрозой позиции России в Сербии – единственном нашем союзнике на Балканах, где в парламенте нет ни одной партии, выступающей за союз с нашей страной. Слабо используются возможности «мягкого влияния» российских СМИ, общественных организаций, недостаточны военные, образовательные и культурные контакты. Выправление положения стоит недешево, но потери обойдутся дороже.
В этом контексте важным направлением противодействия наращиванию давления «мягкой силы» на Россию, ее союзников и партнеров должны стать скоординированные меры по созданию соответствующего «мягкого барьера» против проникновения подрывных технологий, направленных на развал и разобщение как российского общества, так и связей России с союзниками и партнерами. Задача состоит в объединении и координации усилий экспертного сообщества.
Неотложный характер такого шага определяется тем обстоятельством, что сегодня в НАТО активно ведется разработка стратегий так называемого переходного периода от относительно расплывчатой военно-политической ситуации, свойственной гибридной войне, к классической конвенциональной войне с применением всего спектра обычных вооружений. При этом пока остается за скобками возможность выхода событий из-под контроля из-за ошибочной оценки, случайного инцидента или преднамеренной эскалации, что может привести к неконтролируемому расширению масштабов конфликта.
ВЫВОДЫ ДЛЯ РОССИИ
Важнейшей составляющей стратегии сдерживания, одобренной на саммите НАТО в Варшаве, является гибридная война, которая ведется против России и государств-членов ОДКБ с целью их ослабления и развала. Особого размаха и изощренности сегодня достигли стратегии информационной войны, которые охватывают культурно-мировоззренческую сферу, вмешиваются в спорт, образовательные и культурные обмены, в деятельность религиозных организаций.
Гибридная война против России ведется уже давно, однако своего апогея она пока не достигла. Внутри страны в крупных городах и в регионах при поддержке пятой колонны усиленно укрепляются плацдармы для цветной революции, ведется подготовка к развертыванию масштабных действий по всем направлениям гибридной войны. Тревожные «звоночки» уже прозвучали из ряда центральных и южных регионов.
Кумулятивный эффект военных приготовлений и подрывных информационных технологий формирует реальную угрозу национальной безопасности российского государства.
Для структур обеспечения национальной безопасности важными организационными выводами из сложившейся угрожающей ситуации должно стать обеспечение адаптации доктринальных документов, личного состава ВС РФ и других силовых структур и техники к изменяющемуся спектру угроз и наращивание мероприятий по военной подготовке при определяющей роли разведки с опорой как на новые технологии, так и гуманитарные и культурные инструменты. Важно на государственном уровне обеспечить выверенный баланс потенциалов «жесткой и мягкой силы». Особое внимание следует уделять вопросам защиты русского языка и его изучению в России и за рубежом, особенно в исторически и культурно тяготеющих к России странах.
В этом контексте дискуссия в российском военно-научном сообществе по вопросам гибридной войны и противостояния гибридным угрозам безусловно необходима и уже сегодня создает основу для более обстоятельных оценок и рекомендаций. С учетом реальной опасности современных подрывных действий Запада в рамках создания государственной системы перспективных исследований и разработок в области науки и военных технологий следует предусмотреть создание специального центра с задачей углубленного изучения всего спектра конфликтов современности, включая цветные революции и гибридные войны, а также стратегии их сочетания с информационными войнами и технологиями управляемого хаоса.
topwar.ru
Гибридная война как стиль жизни и смерти
«Вы можете не интересоваться войной, но тогда война заинтересуется вами».
/Лев Троцкий/
«Величайшая уловка дьявола состоит в том, чтобы убедить вас, что он не существует».
/Шарль Бодлер/
Закончились учения «Запад-2017», отгремели залпы орудий и перестали рычать моторы на полигонах России и Белоруссии. И вроде бы чётко и наглядно была продемонстрирована возможность защитить территорию Белоруссии от любых внешних угроз в ходе даже той самой «гибридной войны». Однако не всё так ясно, не всё так однозначно. Как ни странно, вопросы остаются, и их всё больше и больше. Достаточно почитать белорусскую прессу до, в ходе и после тех самых, ставших легендарными учений, и вопросам поистине не будет конца.
Самое неприятное, что в голове сами собой формулируются не только вопросы, но как бы и ответы на эти самые клятые вопросы… А вся беда в том, что в Белоруссии отсутствует самый главный фактор готовности к отражению внешней агрессии — психологическая готовность эту самую агрессию отражать. Что само по себе отнюдь не уникально: достаточно вспомнить 80-е годы 20-го века, и если начало 80-х — это резкий рост военной напряжённости в Европе и даже балансирование на грани войны, то вторая половина 80-х — это перестройка, гласность и дружба с Западом, закончившиеся крахом советского блока и расползанием блока НАТО на восток.
В 80-е годы у СССР отсутствовал главный элемент готовности к противостоянию: Запад перестал восприниматься как враг, что имело свои очевидные последствия. Танков, пушек и самолётов как раз хватало с избытком, да и в экономике всё было совсем не так плохо, как нам любят рассказывать. Во всяком случае лучше, чем в 90-е годы.
Беда была как раз в этом: советские люди перестали воспринимать людей Запада как врагов, и это вело в политическую катастрофу. В результате «дружбы с Америкой» мы имеем сейчас войска НАТО под Псковом. Замечательное достижение.
С Белоруссией ситуация парадоксальна ещё больше: сегодня эта страна не обладает и двадцатой частью военного потенциала СССР, армия РБ практически не перевооружалась с момента «обретения независимости», однако никаких «алармистских» настроений в белорусском обществе не присутствует. Все предостережения о вполне очевидной угрозе со стороны НАТО вызывают почему-то только шутки и смех.
Почему-то примеры Югославии, Ливии и Ирака с Сирией никакого влияния на настроения в обществе не оказывают принципиально. Не воспринимают в Белоруссии натовцев как врагов. И почему-то из этого делают весьма странный вывод, что это обезопасит РБ от агрессии НАТО — дескать, если Россия враждует с НАТО, то это её проблемы, а вот белорусы как раз с Европой хотят дружить…
В принципе (это если кто не понял), и развал СССР был результатом той самой «гибридной войны», а не «случайным событием» и не результатом «экономических проблем». И тогда широко применялось военное давление, экономические ограничения (под ними СССР жил всю свою историю), пропагандистская война и «работа с элитами». А танки НАТО «как в 1941-м» так через кордон и не рванули.
Безусловно, термин «гибридная война» и то, что под ним подразумевается, нуждается в дополнительном исследовании и определении, однако тот самый «крах СССР» можно, как мне кажется, провести именно по этому критерию: гибридная война. Примерно так же была уничтожена Югославия: НАТО ей войну не объявляло и объявлять не собиралось. Сначала активно разжигались межнациональные противоречия (их на Балканах до чёрта), потом шли поставки «летального оружия», потом национал-бандиты получали активную иностранную поддержку.
Примерно то же самое мы имеем в Сирии. Гибридная война. При этом ни НАТО, ни США на Сирию впрямую крупномасштабно не нападали. Война, по сути дела, носила характер «посреднической», «гибридной». Мир вокруг нас меняется, и характер войны меняется точно так же. Натовские танки не попёрли через сирийскую границу, как немецкие 1 сентября 1939 года.
То есть не только генералы готовятся всегда «к прошлой войне», но и «гениальные блоггеры» тоже, как правило, готовятся к войне прошедшей. Даже не так: гениальные блоггеры готовятся, как правило, к войне давно минувшей.
С их точки зрения для агрессии необходим А. Гитлер и дивизия «Мёртвая Голова», иначе никак. Увы, дорогие камерады, не всё так однозначно. СССР был наголову разгромлен и стёрт с политической карты мира без всяких гитлеров и танковых ударов, то же самое можно сказать про Югославию. Сегодня (конец 20-го, начало 21-го века) война идёт немного иначе. Нет, чисто военного аспекта никто не отменял, и натовские самолёты бомбили и Триполи, и Белград, но главное направление наступления лежит совсем в другой сфере.
Кстати, в 90-е годы Россию не бомбили просто потому, что у неё ещё оставалось то самое ядерное оружие, которое нам так настойчиво рекомендуют сократить. Только по этой и по никакой другой причине. Именно поэтому сегодня не бомбят Северную Корею: у неё реально есть ядерные боезаряды, а наши «демократические друзья» смелостью не отличаются.
Наиболее классически гибридная война велась против Югославии: жёсткие экономические санкции, постоянное военное давление, перетекающее в бомбовые удары (не являющиеся агрессией!), поддержка националистов, сепаратистов, экстремистов… их финансирование и вооружение, и прощение всех грехов. И мощнейшая информационная кампания, направленная на демонизацию Белграда. Вот это и есть — «гибридная война».
Один в один мы имели это в случае сверхблагополучной Ливии — экономическая блокада, информационная война, поддержка экстремистов, заброска тренированных боевиков, их снабжение и информационная поддержка, военное вмешательство на позднем этапе. Всё как по нотам. Сирия? Ну, даже смешно всё это повторять. Скучно, господа. Странно, что никто ещё не систематизировал этот опыт и не написал толкового учебника по гибридным войнам для широкого читателя.
Их было не одна и не две. Уже и не три. И приёмы вполне и вполне стандартные. И ни разу на 22 июня 1941 года не похожие. В 90-е годы 20-го века мы имели счастье ощутить это на собственной шкуре: война в Чечне имеет к Чечне и чеченцам самое отдалённое отношение. Информационная кампания в западной и российской прессе, заброска боевиков из арабского мира и их снабжение и обеспечение развединформацией. Гибридная война она такая… гибридная! И да! Борьба в ЕСПЧ за права «невинно пострадавших» бородачей! И это тоже элемент войны… а вы как хотели?
И против Ирана она ведётся постоянно: экономическая блокада, заброска диверсантов, информационная кампания в «свободной прессе», направленная на дискредитацию «режима аятолл», поддержка «оппозиции» в любых действиях… размещение баз вдоль границ Исламской республики, подготовка к массированным ракетным ударам…
Ничего нового — даже скучно. Против КНР гибридная война тоже ведётся от Тайваня до Уйгурии. И приёмчики практически те же самые. Мы по-прежнему почему-то воспринимаем войну через призму опыта Второй мировой, но это не совсем корректно: войны были и до, и после Второй мировой. Арабо-израильские войны и эпоха Наполеоновских войн серьёзно отличаются от «самого большого военного конфликта в истории человечества». Нельзя на эпохе ВМВ полностью зацикливаться. Даже чисто военный аспект серьёзно изменился, начиная с 1945-го года и опыт той войны уже впрямую применять никак нельзя даже просто при планировании боевых действий, что уж говорить про аспект политический.
Например, в 80-е годы факт плохого обеспечения советского населения ширпотребом по сравнению с Западной Европой широко использовался в антисоветской пропаганде. Сегодня это далеко не так (хотя возникли другие, гораздо более серьёзные проблемы), но это не значит что «мы победили», отнюдь, просто этот аспект больше не используется в антироссийской пропаганде, и всё тут. То есть их интересует не реальное решение внутрироссийских проблем (было бы весьма странно, если бы их это всерьёз интересовало!), а те факты и аспекты нашей жизни, которые можно использовать в антироссийской пропаганде, и всё.
Сегодня уровень жизни в России гораздо выше, чем в «независимых» Грузии, Молдавии, или Украине. Но это никому из западных пропагандистов не интересно абсолютно. В антироссийской пропаганде потому что использовать нельзя, потому и неинтересно. Те издания, которые ещё 30 лет назад кляли коммунистический режим в России, сегодня с тревогой в голосе говорят, что в России слишком велик уровень социального расслоения. Ну кто бы мог подумать! И комиссары им не нравятся, и олигархи…
Да наплевать им на все наши проблемы с высокой колокольни. Цель их работы не в том, чтобы помочь решить российские проблемы, а в том, чтобы работать «по болевым точкам», что они и делают. Любое ныне живущее общество от таких проблем не избавлено. Просто с американской точки зрения коррупция в штате Нью-Йорк — это их внутреннее дело, а коррупция в Сочи — это дело международной важности…
И те из наших, кто эту тему на международном уровне пытаются обсуждать, впадают в откровенную ересь. Не надо играть в подобные игры. И «допинговый скандал» — это всё из той же серии «гибридной войны». Мощное пропагандистское действо с целью обоснования того факта, что Россия — это плохо. Тут беда ещё в чём: дискуссии по подобным темам абсолютно бесполезны — идёт «наброс на вентилятор» в чистом виде. А что вы хотели — это война.
Вот тут в ответ обычно раздаётся громкий весёлый хохот пропагандистов — дескать конечно, кругом враги… во всём виновата Америка… Нет, по отдельности… это всё могло бы быть набором случайностей: размещение военных баз по российскому периметру, поддержка террористов/исламистов внутри России и деятельность неправительственных организация в интересах заграницы, истеричные крики про коррупцию и социальное расслоение в западной прессе.
Но вот всё это вместе, в комплексе, при одновременном замалчивании любых российских достижений, от Сочи до «Арматы» … как-то вот это вызывает нехорошие подозрения. Такое впечатление, что речь идёт о спланированной, скоординированной атаке на Россию. О той самой «гибридной войне». При этом те же самые люди категорически не хотят получать ничего в ответ: дескать, и никакой войны-то и нет, и никаких врагов нет у России… одни друзья по всему периметру границ.
Вот присутствует у нас эта определённая слабость: мы боимся назвать вещи своими именами… назвать угрозу угрозой, а врага — врагом. Нам почему-то кажется, что этим мы демонстрируем некое мифическое миролюбие и разряжаем ситуацию…
Демонстрировать миролюбие — штука по идее хорошая, но не тогда, когда против тебя открыто ведётся война, пусть и гибридная. Тут наше дорогое и любимое правительство ещё и очень здорово «подставляется»: враждебные действия типа введения экономических санкций или организация допингового скандала со стороны врагов — это вполне нормально и ожидаемо и воспринимается вполне как должное, но вот со стороны «друзей»… Тут у нас возникают определённые проблемы.
Если «всё хорошо» и врагов у нас нет как нет, то такое вот внезапное введение санкций и дисквалификация наших спортсменов означает, что мы в чём-то не правы? Потом, значится, мы пытаемся «договориться» и не нагнетать, но понимания не встречаем. Все рассуждения на тему, что дескать все эти пакости — дело грязных лапок отдельно взятых редисок в западном истеблишменте, наталкиваются на тот простой факт, что антироссийская политика вполне органично вписывается в общую концепцию современного Западного мира и никакой серьёзнойконфронтации «внутри» Запада антироссийские санкции не вызвали в принципе.
Вот когда с момента введения санкций прошло 3 года, а политического результата достигнуто не было… вот тогда и только тогда начались разговоры о том, что надо бы найти с Россией общий язык. Или, по крайней мере, поискать точки соприкосновения. То есть сначала они внимательно наблюдали: а не «кирдыкнется» ли Рассея? И вот когда этого не случилос,ь в них вроде бы «проснулся разум». Но дело, безусловно, не в «проснувшемся разуме», дело в том, что что-то «пошло не так» и планы приходиться переписывать на ходу.
И идут поиски путей, как Европе и России взаимодействовать в рамках санкций. То есть их беда в чём: Россия — вот она рядом и никуда деваться не собирается, то есть совсем никуда. А нормальные дипломатические, военные и экономические каналы общения с ней разрушены, поэтому у них в головах формируется отдельная интересная тема: как работать с Россией, не признавая Крыма и санкций не снимая. И продолжая движение НАТО на восток.
Так что сам по себе тот самый формируемый псевдокомпромисс — «нормальные отношения без отмены санкций» — нам интересен быть не может никак. Переворот в Киеве и введение санкций — это по факту акт войны. Война — это только часть политики, политика больше и значительнее, чем просто война, именно поэтому сражения и кампании выигрывают генералы, но войны, как правило, только политики.
Так вот, ни «отменять» переворот и судить хунту, ни снимать одномоментно все санкции никто на Западе (ни в США, ни в Европе) не собирается. Хунта — forever! Россия должна «заслужить» снятие санкций. Таковы лозунги европейских политиков сегодня. И где вы увидели базу для «компромисса»? Так, небольшая передышка в ходе большой кампании на Востоке. И то, больше на словах чем на деле. Вообще Украина — лишь эпизод этой самой кампании.
Поэтому разговоры о «возврате Крыма» как условие снятия санкций — бредовы изначально. И Майдан-2, и Крым, и ЛДНР — это эпизоды Большой Игры. Не более и не менее. И Украина, и санкции «за Украину» — это всего лишь эпизоды этой самой Игры против России. Сегодня эту Игру называют — «гибридная война», и именно в ведении этой самой войны активно обвиняют Россию. Так сказать, оговорка по Фрейду — именно против нас эта самая «гибридная война» и ведётся.
Как будет выглядеть «война будущего»? — спрашивают редакцию благодарные читатели… А дурацкий вопрос — тут не «редакцию» надо спрашивать, а смотреть последние новости. Имеет место сочетание информационной атаки, экономической, банковской… ну и чисто военные методы, которые, к счастью, против современной России не очень-то и применишь. В принципе, поддержка террористов на Кавказе (и не только!) — это элемент той самой «гибридной войны». Даже скучно объяснять — настолько всё очевидно. Но у нас почему-то любят «отделять мух от котлет»: санкции — это отдельно, а террористы в Питере — это отдельно, ну и скандал с российскими спортсменами — совсем другая история.
А военные учения НАТО у наших границ — что-то ну совсем «из другой оперы». Опасная ошибка, опасное заблуждение. Понимаю, что некорректно и нетолерантно обращать внимание на тот простой факт, что все эти «процессы» управляются из одного центра и финансируются из одного кошелька. Если прямо это сказать, то кому-то это может не понравиться. Недипломатично. Но по факту так оно и есть. В Сирии это уже прямо признано (пришлось). В смысле что «демоппозиция» и исламисты воюют на одной стороне и имеют одних боссов.
Нет, а у нас дома — всё по-другому… И за террористическим подпольем никто из зарубежных спецслужб не стоит, вернее так — за террористическим подпольем стоят одни зарубежные спецслужбы, за работу с «национальными окраинами» отвечают другие, а «демоппозицию» курируют третьи… Ситуация в России, Китае, Иране, Сирии, Северной Корее, быв. Ливии, быв. Югославии, быв. Украине, быв. Ираке различается в деталях, но в целом «план работы с клиентом» можно прочитать «по губам». Потому что «калька». И «неизвестные снайперы» то там, то тут, и «пламенные правозащитники-борцы с коррупцией», и «воины джихада».
В принципе уже сейчас можно садиться и писать абсолютно деидеологизированный учебник по гибридным войнам — материала примерно как по использованию Panzerwaffe к лету 1942-го… Но все продолжают гадать и прикидывать, а как оно будет в будущем (нейросети, стаи «хитровыгнутых» дронов)? А вот так и будет… просто и брутально, как в 1991-м в СССР или как в десятке других, менее значимых странах после того. При этом сегодня можно обойтись и без Panzerwaffe и без стай дронов, объединённых в нейросеть… Язов не даст соврать. И да, Белоруссия эту войну уже проиграла. Макей соврать не даст, «адназначна».
/Олег Егоров, topwar.ru/
army-news.ru
реальное явление или исторический миф? — Naked Science
Что это такое?
Для начала определим, что понимают под термином «гибридная война». Им принято обозначать вид враждебных действий, когда нападающая сторона не применяет классическое военное вторжение, а достигает победы, сочетая разного рода диверсии с материально-технической поддержкой условных повстанцев. Сюда же можно отнести и кибервойны XXI века. В рамках гибридной войны атакующая сторона всячески отрицает свою вовлеченность в боевые действия. Такая «ограниченная» война теоретически позволяет атакующим поддерживать конфликт долгое время: их финансовые траты и людские потери будут несравнимо меньше, чем в обычной войне.
«Гибридная война» — термин относительно новый. Его начали применять в начале XXI столетия. Формулировку использовали американские военные публицисты Джеймс Мэттис и Френк Хоффман в статье Future Warfare: The Rise of Hybrid Wars, которую напечатали в 2005-м. Затем Хоффман уточнил: по его мнению, в гибридной войне асимметричные (нетрадиционные) компоненты, например, партизаны, имеют важнейшее оперативное значение, в то время как в обычном военном конфликте их роль сводится, скорее, к отвлечению сил противника. То есть, согласно современным представлениям, гибридная война сочетает методы классической войны, диверсии/партизанские действия и новые информационные технологии.
©Конт
Из древности в наши дни
Допустим, «гибридная война» как термин действительно имеет под собой основание. Главный вопрос в другом: является ли она примером «войны нового поколения», или же нечто подобное видели и раньше?
Можно почти с полной уверенностью заявить, что похожие приемы использовали в глубокой древности. Противники далеко не всегда сходились «стенка на стенку», а применяли хитрость там, где это было возможно. Вспомним Пелопонесскую войну (431–404 гг. до н. э) между союзом во главе с Афинами и коалицией, возглавляемой Спартой. Афиняне захватили город Пилос всего в 70 км от Спарты в надежде на восстание спартанских рабов-илотов, что позволило бы союзу во главе с Афинами перейти к тому, что сейчас бы назвали «гибридной войной». Другие эксперты видят ее признаки в германских войнах древнеримского императора Августа (12 г. до н. э. — 12 г. н. э.). Они стали «кашей» из открытых военных столкновений, диверсионно-разведывательных действий и провокаций римлян, а также их дипломатических усилий, направленных на разобщение и ослабление врага. Некоторые исследователи также называют классическую тактику отравления колодцев «проявлениями гибридной войны». В общем, древний мир был богат на «гибридные войны».
Римский форт Флевум (Фельсен), современная реконструкция / ©warspot
Элементы гибридной войны очень ярко проявились в 30-е годы XX столетия в Испании. Конфликт 1936–1939 годов стал одним из самых кровавых гражданских войн минувшего века. При этом как Советский Союз, поддерживавший Испанскую Республику, так и Германия, поддерживавшая Франсиско Франко, применяли «гибридные» технологии. Воевали не только испанцы. На стороне Франко сражались 150 тыс. итальянцев, 50 тыс. немцев, 20 тыс. португальцев, а также нацисты из многих других стран. Германия отправила военно-авиационную часть «Легион “Кондор”» общей численностью 5,5 тыс. военнослужащих. СССР, как уже говорилось, тоже не оставался в тени. Противникам Франко Советы поставили 648 разных самолетов, 347 легких танков, 1186 артиллерийских орудий и многое другое. В боевых действиях на стороне Испанской республики поучаствовали более 2 тыс. граждан СССР, в том числе 772 военных летчика. Война в Испании, кстати, очень показательна в плане того, как меняются методы и рычаги влияния. Если сначала Советский Союз оказывал пассивную помощь и вообще хотел дистанцироваться от войны, то после 1937 года де-факто стал одним из полноценных участников конфликта.
Истребитель Bf.109 легиона «Кондор» / ©worldwarphotos
Подытожим. Компоненты того, что сейчас назвали бы «гибридной войной», имели место во все времена существования человеческой цивилизации. Только назывались они иначе. Вмешательство более сильных стран в дела более слабых нельзя назвать «войной нового поколения»: оно, повторимся, было всегда. Где-то — более ярко выражено, где-то — менее. По этой причине считать термин «гибридная война» научным тоже не стоит. Он не предполагает применение принципиально новых технологий ведения боевых действий. В широком смысле, это всего лишь еще один пропагандистский штамп, активно используемый массмедиа.
Мнение
С просьбой прокомментировать данный вопрос мы обратились к историку, востоковеду и главному редактору портала Asia.in.UA Андрею Попову.
«“Гибридная война” в последние годы является топ-темой практически всех СМИ, но вряд ли кто-то сможет однозначно сказать, что это такое. Этот термин часто вспоминают как признак перехода к новому типу войн, хотя это абсурдно: люди всегда остаются людьми — инстинкты те же, но инструментарий другой.
Проблема также в том, что эксперты в этот термин вкладывают слишком разный смысл. Так, для одних “гибридная война” — это синтез “симметричной” и “ассиметричной” тактик, то есть использование как регулярных войск, так и партизанских отрядов в боевых действиях, использование гибридных войск (совмещающих элементы других родов) или техники. Но это тоже уже не ново: история ХХ века — история таких войн.
Для других этот термин носит, прежде всего, идеологический и информационный окрас, мол, “гибридной” можно назвать исключительно ту войну, которая ведется не только на поле брани, но и в информационном пространстве, в СМИ и соцсетях, “ботами” и “троллями”. Проще говоря — в головах людей.
Если с гибридными родами войск и техникой все более-менее понятно (с развитием технологий такие неизменно будут возникать), то второе значение термина требует пояснений. Когда идет противостояние двух враждебных идеологических систем или пропагандистских структур с использованием всего доступного инструментария, но без объявления войны, такой конфликт можно назвать “гибридным”? Если использовать клише, принятые в СМИ, и мнения популярных “экспертов”, то можно (и даже нужно — аудитория такое любит).
Но если копнуть глубже, то все более-менее крупные военные конфликты в истории, основанные на идеологических различиях, были “гибридными”. Примеров масса.
Давайте посмотрим на войны Древнего Рима с варварами. Без объявления войны через разнообразных жрецов и эмиссаров Рим пытался продвигать свои интересы, не верой так золотом. Также Византия делала ставку на христианство как свою идеологическую базу в конфликтах с сасанидами, а затем и арабами.
Константинополь. Реконструкция / ©XnView Thumbnail
Если бы тогда были соцсети, то ромеи с радостью бы их применяли для привлечения широких масс варваров на свою сторону. А подкуп, как сказали бы сейчас, “местных элит”, ЛОМов (лидеров общественного мнения), применялся и тогда массово. Все это входит в понятие “мягкой силы”, которая широко применялась римлянами по принципу “разделяй и властвуй”. Говорите, “гибридная война” — новейшая “разработка”? Цезарь бы с вами не согласился.
Другой пример, посвежее: противостояние СССР и США времен холодной войны. Было ли объявление войны? Нет. Но было ли противостояние с использованием пропаганды и подкупа, с использованием самых новых разработок в информационном пространстве (от радио и газет до ТВ и компьютеров)? Было. Даже спутники применяли. Значит, холодная война тоже “гибридная”, как и Корейская, Вьетнамская и многие другие войны?
Идем дальше — война ИГИЛ с их многочисленными противниками. Сирию и Ирак очень часто используют как пример “гибридной войны”, но скажите, какое принципиальное отличие этого конфликта от войны СССР и США с Талибаном в Афганистане? Эта тактика была принята на “вооружение” всевозможными исламскими повстанцами еще в период арабского завоевания, а затем применялась повсеместно. Шииты и салафиты ведут эту “гибридную войну” веками.
Только ранее они не использовали соцсети или интернет-СМИ, а полагались на простых проповедников и дружественных вождей на территории конкурента. Как видим, успех ИГИЛ основан на давних традициях, доведенных до совершенства современными технологиями.
Ключ к успеху ИГИЛ — в мобилизации широких масс мусульман, недовольных действующим миропорядком, через современные информационные инструменты, а также в тренировках неофитов чрезвычайно опытными полевыми командирами. Эти люди — чаще всего бывшие члены верных Саддаму Хусейну отрядов, которые так и не смирились с поражением и властью шиитов в Ираке, либо выходцы из Афганистана, Чечни, Пакистана, то есть из всех регионов, где они ранее применяли свои навыки в локальных военных конфликтах.
“Гибридными” сегодня называют практически все международные конфликты, которые обходятся без официального объявления войны, а иногда и с объявлением. Как пример — российско-грузинская война 2008-го года или последняя гражданская война в Йемене.
Даже ситуацию с Катаром сегодня многие так называют. Дескать, это ответ на попытки Дохи сменить статус-кво в арабском мире через свой главный рупор “Аль Джазиру”, а заодно и “раскачать” цены на нефть и газ, ведь с Ливией это когда-то сработало…
Вывод из всего этого можно сделать следующий. Понятие “гибридной войны” придумано искусственно, как часть противостояния пропагандистов и публицистов. Это не результат коренного изменения войны и шире — международного конфликта, как явления. Да, инструментарий с древнейших времен расширился, но цели и задачи остались неизменными.
“Гибридные” разговоры — это удел политических ток-шоу, а не серьезных аудиторий. Нынешний терминологический аппарат не требует применения таких расплывчатых формулировок, которые нуждаются в дополнительных пояснениях. Если термин “гибридной войны” и стоит применять, то только в контексте симметричной/ассиметричной войны на поле боя, применения там новых технологий, но не в широком смысле, иначе это уже будет пропаганда, а не аналитика».
Истребители-бомбардировщики F-15E / ©Avia
naked-science.ru
Гибридная война. Новые способы ведения войны: как Америка строит империю
Гибридная война
На закрытой конференции в Германии, прошедшей в начале 2015 года, командующий вооруженными силами США в Европе генерал-лейтенант Бен Ходжс заявил, что Россия через несколько лет будет способна одновременно вести три операции без дополнительной мобилизации. Под операцией он имел в виду текущий конфликт на Украине, так как в блоке НАТО тщательно придерживаются надуманной точки зрения (и активно раскручивают его в западных СМИ), что именно Россия ведет войну с Киевом, отправляя на Донбасс военную технику, специалистов и поддерживая повстанцев средствами. Ходжс заявил, что Россия разработала так называемую «гибридную войну», которую успешно протестировала в Крыму с помощью «маленьких зеленых человечков». И на очереди теперь страны Балтии и Грузия.[79]
Логика выбора этих стран, которые отметил Ходжс, вполне объяснима, так как там многие годы намеренно культивировалась русофобия, но почему именно России приписывается разработка гибридной войны?
Нужно более детально остановиться на данной концепции. В последнее время этот термин часто упоминал генеральный секретарь НАТО Йенс Столтенберг, а также представители украинской власти – от доморощенных военных «экспертов» до одиозного главы СБУ Валентина Наливайченко. Нужно прояснить, где зародилась эта концепция и что она означает.
Автором данного определения является Фрэнк Г. Хоффман – бывший офицер Морской пехоты США, а ныне научный сотрудник Министерства обороны США. Это крупный теоретик в области вооруженных конфликтов и военно-политической стратегии, к мнению которого прислушиваются проектировщики и лица, принимающие решения в высоких кабинетах Вашингтона и европейских столиц. Наряду с асимметричными конфликтами и неконвенциональной войной, которые также на устах у военных экспертов, концепция гибридных угроз широко используется в документах НАТО и Пентагона.
Итак, о чем она говорит?
Предоставим слово одному из авторов данной теории. Хоффман утверждает, что будущие конфликты будут мультимодальными (то есть будут вестись разными способами) и многовариантными, не вписываясь в рамки простой характеристики по принципу деления на черное и белое. Есть смешанные формы войны, частота которых возрастает. В гибридных войнах противник чаще всего представляет собой уникальную комбинацию угроз. Вместо отдельных соперников с фундаментально различными подходами (традиционными, нестандартными либо террористическими) ожидаются столкновения с конкурентами, которые будут использовать – не исключено, что одновременно, – все формы войны, в том числе и преступное поведение.
По Хоффману, будущие угрозы могут в большей степени быть охарактеризованы как гибридное сочетание традиционных и нерегулярных тактик, децентрализованное планирование и исполнение, участие негосударственных акторов, с использованием одновременно простых и сложных технологий в инновационных направлениях.
Гибридные угрозы включают в себя ряд различных режимов ведения войны, включая стандартное вооружение, нерегулярные тактики и формирования, террористические акты (в том числе насилие и принуждение) и криминальный беспорядок. Гибридные войны также могут быть мультиузловыми – проводимые и государствами, и различными негосударственными акторами. Эти мультимодальные/мультиузловые действия могут проводиться либо различными подразделениями, либо одним и тем же. В таких конфликтах будущие противники (государства; группы, спонсируемые государством или субъекты, которые сами финансируют свою деятельность) будут использовать доступ к современному военному потенциалу, включая зашифрованные командные системы, переносные ракеты класса «земля-воздух» и другие современные смертоносные системы; а также будут содействовать организации затяжных партизанских действий, в которых применяются засады, самодельные взрывные устройства и убийства. Здесь возможно сочетание высокотехнологических возможностей государств, таких как противоспутниковые средства защиты от терроризма и финансовые кибервойны, только, как правило, оперативно и тактически направленные и скоординированные в рамках основных боевых действий для достижения синергетического эффекта в физическом и психологическом измерениях конфликта. Результаты могут быть получены на всех уровнях войны.
Сам Фрэнк Хоффман в статье, вышедшей в июле 2014 года, обвинил Россию в том, что в 2008 году в Грузии были применены методы гибридной войны, и по этой же причине бывший генеральный секретарь НАТО Андерс фон Расмунссен в интервью газете «Нью-Йорк Таймс» в том же месяце заявил о гибридной войне в отношении Украины.
В более ранней работе Хоффман говорит, что «мое собственное определение взято из стратегии национальной обороны и фокусируется на режимах конфликта противника. Это явно исключает «прорывные технологии» и включает в себя «прорывное социальное поведение» или преступность… Многие военные теоретики избегают этого элемента и не хотят иметь дело с чем-то, что наша культура резко отвергает и указывает, что это полномочия правоохранительных органов. Но связь между преступными и террористическими организациями хорошо себя зарекомендовала, а рост нарко-террористических и гнусных транснациональных организаций, использующих контрабанду, наркотики, торговлю людьми, вымогательство и т. д., для подрыва легитимности местного или национального правительства достаточно очевиден. Важность производства мака в Афганистане усиливает эту оценку. Кроме того, растущая проблема банд как формы разрушительной силы внутри Америки и в Мексике предвещает большие проблемы в будущем».
Афганистан и Мексика могут служить примерами такой гибридной войны. В первом случае это некое сочетание местных племен, ветеранов афгано-советской войны (моджахеды), движения «Талибан» и «Аль-Каиды». Обеспечение деятельности за счет производства опиума для финансирования своей деятельности, а также сбора средств со стороны исламистов-салафитов. Методы деятельности – сочетание атак на базы НАТО и транспортные конвои с террористическими актами и убийствами отдельных лиц. При этом ответные действия со стороны США и НАТО (как правило, приводящие к жертвам среди мирного населения) способствуют поддержке боевиков со стороны местного населения. В Мексике нарковойна, в которой с 2006 года погибло более 50 тысяч человек, напрямую связана с внутренней борьбой за сферы влияния между наркокартелями, коррупцией в правоохранительных органах и вмешательством США.
Далее Хоффман определяет гибридную угрозу как: любого противника, который одновременно и адаптивно использует конденсированное сочетание обычных вооружений, нерегулярную тактику, терроризм и преступное поведение в зоне боевых действий для достижения своих политических целей.
По его мнению, существует ряд вопросов, связанных с этим определением. Они включают в себя пять отдельных элементов.
1. Модальность по сравнению со структурой. Должно ли наше внимание определять режимы боевых действий противника или его структуры (комбинации состояний, негосударственные субъекты, иностранные боевики)?
2. Одновременность. Есть ли сила, одновременно использующая четыре различных режима конфликта или продемонстрировавшая способность использовать все четыре режима во время кампании?
3. Слитность. Смешивают ли вооруженные силы различные типы, регулярные и нерегулярные, на театре военных действий или они должны смешивать различные режимы конфликта? Насколько квалифицируется координация и на каком уровне войны?
4. Комплексность. Смешивают ли акторы все четыре режима, или трех из четырех достаточно, чтобы сделать его гибридным?
5. Преступность. Является ли преступность преднамеренным режимом конфликта, или просто источником дохода или поддержки банд и талибов?
Упоминание Хоффманом талибов отсылает нас к событиям в Афганистане и соответствующему опыту, который США там получили (начиная с 1979 года).
В научной монографии «Конфликт в XXI столетии. Появление гибридной войны» (2007) Хоффман пишет, что прототипом для него послужили такие организации, как ХАМАС и «Хизбалла».
Действительно, и другие американские эксперты считают, что ливанская политическая организация «Хизбалла» во время конфликта с Израилем в 2006 году использовала гибридные методы ведения войны, ему также следовали повстанцы в Ираке, организовывая атаки на американские оккупационные силы. «Хизбалла» не является структурой ливанской армии, хотя боевое крыло этой организации имеет стрелковое вооружение. Сетевая структура этой партии, основанная на социальных и религиозных связях, послужила мощным фактором сопротивления при израильских атаках. В Ираке ситуация была еще более запутанной. Против США выступали одновременно шиитские и суннитские вооруженные формирования, а также бывшие баасисты (сторонники светского режима Саддама Хусейна). В свою очередь, «Аль-Каида» устраивала провокации в этой стране, воспользовавшись временным безвластием.
Следует отметить, что эти и другие полевые исследования указывают на связь западного способа ведения войны с относительно новой умозрительной концепцией гибридных угроз. Иными словами, США, НАТО и Израиль, с одной стороны, испытали практику гибридной войны, а с другой – прочувствовали на своей шкуре всю прелесть гибридных действий со стороны противника и разработали соответствующий план противодействия.
Очевидность такого подхода видна в том, что концепцию гибридной войны используют не только морская пехота и силы специальных операций, но и другие виды вооруженных сил, в частности ВВС, для которых, казалось бы, эта модель ведения войны вообще неуместна.
Майкл Айшервуд в монографии «Воздушная мощь для гибридной войны», изданной Институтом Митчелла Ассоциации ВВС США в 2009 году, дает следующее определение гибридной войны.
Концептуальная схема гибридной войны
Гибридная война стирает различие между чисто конвенциональной и типично иррегулярной войной. В настоящее время этот термин имеет три приложения. Гибридность может относиться, прежде всего, к боевой обстановке и условиям; во-вторых, к стратегии и тактике противника; в-третьих, к типу сил, которые США должны создавать и поддерживать. В ранних исследованиях этого явления часто использовался термин в отношении ко всем этим возможностям. В феврале 2009 года генерал Морской пехоты Джеймс Маттис говорил и о гибридных врагах, и о гибридных вооруженных силах, которые США могут разработать, чтобы противостоять им.
Айшервуд пишет, что в гибридных контекстах будущего американские силы могут противостоять государственным и негосударственным противникам, использующим широкий спектр, который можно считать «обычным» оружием – от управляемых снарядов и крылатых ракет до кибероружия, где объединяются летальное и нелетальное действие. Противники могут использовать тактические засады в один прекрасный день, а в другой перейдут к обычным атакам.
Оружие и тактика гибридной войны, таким образом, будут отражать слияние традиционного и нетрадиционного боя. Когда дело доходит до политических целей, гибридные воины, скорее всего, примут вид иррегулярной войны, где ее практики стремятся подорвать легитимность и авторитет правящего режима. Это потребует от вооруженных сил США помощи, чтобы укрепить способности правительства обеспечивать социальные, экономические и политические потребности своего народа.
Важно отметить, что гибридный контекст, о котором сказано, не что иное, как продукт глобализации, размывающей границы предыдущих норм и правил. И двигателем этой глобализации были, в первую очередь, США.
Что касается последовательности действий, то американский военный опыт в Косово, Афганистане и в Ираке вынудил Объединенный штаб переформулировать свои этапы войны. Командиры теперь планируют операции с нулевой фазы, переходящей в доминирующую операцию, а далее – в операции по поддержанию стабильности и реконструкции. Эта формула была важным продолжением основных этапов подготовки и основного боя. Тем не менее имели место и дополнительные фазы, состоящие из последовательного набора операций – от формирования и сдерживания до перехвата инициативы, основного боя и стабилизации.
А гибридная война отличается тем, что она позволяет противнику заниматься несколькими фазами в одно и то же время и выдвигает другой набор требований для вооруженных сил.
Рост гибридной войны не означает, что США должны отказаться от центрального принципа своей стратегии. Прошедшее десятилетие показывает, что асимметричные преимущества вооруженных сил США могут хорошо адаптироваться к задаче победы над врагами, которые представляют наступательные операции гибридной войны. Большая опасность заключается в доверии к стратегии значительных людских ресурсов, которая находит применение в борьбе с повстанцами, но может быть менее универсальной и менее эффективной, когда сопоставляется с требованиями гибридных сценариев войны.
Айшервуд также отмечает, что из государств потенциально гибридную войну могут вести Северная Корея и Иран.
Далее он резюмирует, что сложный характер гибридной войны требует от боевых военачальников и гражданских лидеров изысканного осознания своей операционной среды или, как говорят в Морской пехоте, «чувства боевого пространства». Они пытаются понять планирование, размещение сил, операции и потенциально смертельные угрозы, которые возникают в их операционной среде. Информация должна быть получена на фоне динамичной и сложной социальной, городской и информационной местности, а также голых гор и густых джунглей.
В этих средах гибридный противник может скрываться среди гражданского населения, быть не похожим на типичного врага и использовать «электронное убежище», созданное глобальным телекоммуникационным рынком.
Натан Фрейер из Центра стратегических и международных исследований, который также является одним из авторов термина «гибридная война», считает, что в будущем США столкнутся с угрозами четырех видов – это традиционная война, иррегулярная, катастрофический терроризм и подрывная деятельность. По версии Фрейера, гибридная угроза возникает, когда любой актор использует конфликты двух или более упомянутых видов.
Нужно отметить, что словосочетание «гибридные угрозы» использовалось и в трех последних четырехлетних обзорах по обороне, вышедших в 2006, 2010 и 2014 годах соответственно. Следовательно, это тщательно проработанная концептуальная модель, которая фактически внедрена в военную доктрину США и их партнеров по НАТО. И вооруженные силы этой страны уже применяют ее на практике там, где это им необходимо: от неприветливых гор Гиндукуша и мексиканской границы – до социальных сетей в киберпространстве.
Поделитесь на страничкеСледующая глава >
military.wikireading.ru