Военное искусство древних германцев

Военные успехи зависят не от одной, а от двух совершенно различных причин. Первая причина, которая раньше всего бросается в глаза, заключается в храбрости и физической пригодности отдельного воина. Другая причина заключается в прочности внутренней спайки между отдельными воинами в тактической единице. Как ни различны по своей природе обе эти силы – пригодность каждого отдельного бойца и внутренняя спайка между ними в воинской части, – все же нельзя вторую силу целиком отделить от первой. Как бы хорошо ни была обучена и тесно сплочена воинская часть, но если она будет состоять из одних лишь трусов, то она окажется ни на что не способной. Но если воинская масса обладает хотя бы умеренной дозой мужества и если к этому присоединяется второй элемент – корпоративность, то это создает такую воинскую силу, перед которой принуждены отступить все проявления личной храбрости. О фалангу греческих граждан разбилась рыцарская храбрость персов, причем дальнейшее развитие этой тактической части – фаланги, давшее новые, более утонченные формы, вплоть до тактики боевых линий и когорт, является существенным содержанием истории античного военного искусства. Римляне всегда побеждали не потому, что они были храбрее своих противников, но потому, что благодаря своей дисциплине они обладали более крепкими тактическими частями. Это говорит о том, как важно, но в то же время и как трудно было образовать из первоначально неповоротливой фаланги множество маленьких оперативно подвижных тактических частей.

Нам нужно только вспомнить об этой цепи развития, чтобы после того, как мы изучили государственный и общественный строй древних германцев, одним взглядом сразу увидеть, какая громадная воинственная сила таилась в этом народе. Каждый отдельный германец в своей грубой, варварской, близкой к природе жизни, в постоянной борьбе с дикими зверями и с [29] соседними племенами воспитывал в себе наивысшую личную храбрость. А тесная спайка, существовавшая внутри каждого отряда, который включал соседей и род, хозяйственную общину и воинское товарищество и находился под начальством предводителя, авторитет которого во всей будничной повседневности распространялся на всю жизнь человека как во время мира, так и во время войны, – эта тесная спайка германской сотни, находившейся под начальством своего хунно, обладала такой прочностью, которую не могла превзойти даже самая строгая дисциплина римского легиона. Психологические элементы, составлявшие германскую сотню и римскую центурию, абсолютно различны, но результат их действия совершенно одинаков. Германцы не упражнялись в военном деле, а хунно едва ли обладал определенной – во всяком случае едва ли значительной – дисциплинарной властью; даже самое понятие собственно воинского повиновения было чуждо германцам. Но еще не расколотое единство всей той жизни, в которой пребывала сотня и которое приводило к тому, что в исторических рассказах сотня называлась также общиной, деревней, товариществом и родом, – это естественное единство было сильнее, чем то искусственное единство, которого культурные народы принуждены достигать посредством дисциплины. Римские центурии превосходили германские сотни по внешней сомкнутости своего выступления, подступа к неприятелю и атаки, по своему равнению и движению строго в затылок, но внутренняя спайка, взаимная уверенность друг в друге, которая образует нравственную силу, была у германцев настолько сильна, что даже при внешнем беспорядке, при полной дезорганизованности и даже временном отступлении она оставалась непоколебленной. Каждый призыв хунно – слово «приказ» мы даже оставляем совершенно в стороне – выполнялся, так как каждый знал, что этот призыв будет каждым выполнен. Паника является слабой стороной, присущей каждой недисциплинированной воинской части. Но даже во время отступления слово предводителя не только останавливало германские сотни, но и побуждало их к новому наступлению

1 .

Поэтому мы не напрасно установили в предыдущей главе сперва тождество между хунно и альтерманом, а затем тождество между округом, родом, сотней и деревней. Здесь идет дело не о спорном вопросе формального государственно-правового значения, но о раскрытии крупного и существенного элемента в мировой истории. Здесь следует обратить внимание на то, что хунно являлся неизбираемым от случая к случаю предводителем менявшегося и случайно составленного отряда, но прирожденным вождем природного единства. Он носил такое же название и выполнял во время войны такие же функции, как и римский центурион, но отличался от него так, как природа отличается от искусства.

Хунно, который командовал бы не в качестве родового старейшины, имел бы во время войны так же мало значения, как и центурион при отсутствии дисциплины. Но так как он является родовым старейшиной, то и достигает без помощи воинской присяги, строгой дисциплины и военных законов такой же спайки и такого же подчинения, как и его римский тезка, применявший для этой цели строжайшую дисциплину.

Когда римляне порой говорят

2 о беспорядке у германцев, или когда Германик, для того чтобы усилить мужество у легионеров, рассказывает им про германцев, что они, «не стыдясь позора и ничуть не беспокоясь, уходят от вождя», то это с римской точки зрения вполне справедливо. Но если посмотреть с другой стороны, то это как раз и будет доказательством того, насколько прочной была внутренняя спайка среди германцев, ибо даже, несмотря на весьма незначительный внешний порядок, временное отступление и отсутствие настоящего командования, они все же не разбегались и даже не ослабляли энергии своего боевого натиска.

Тактическая форма строя, в котором сражалась германская пехота, получила у древних писателей название «cuneus», которое новейшими писателями переводится словом «клин» (клинообразный боевой порядок). Однако, это слово может так же ввести в заблуждение, как и наше выражение «колонна», которым, пожалуй, технически всего правильнее можно было бы перевести вышеприведенный латинский термин. Если мы будем термины «линия» и «колонна» противопоставлять друг другу, то под словом «линия» мы будем подразумевать такое построение, которое больше простирается в ширину, нежели в глубину, а под словом «колонна» – такое построение, которое более тянется в глубину, чем в ширину. Но если эти термины на самом деле постепенно переходят друг в друга, то их употребление в языке далеко отходит от вышеуказанного противопоставления. Такой боевой строй, который насчитывает 12–40 человек по фронту и 6 человек в глубину, мы уже называем «ротной колонной». Равным образом римляне иногда называли клином такие боевые построения, которые мы должны были бы обозначить как «фаланга» или «линия». Так, например, Ливий называет пунический центр в сражении при Каннах «очень тонким клином», хотя здесь, без сомнения, мы имеем дело не только с линейным построением, но даже, по собственному выражению Ливия, с довольно плоским построением. Слово «cuneus» часто обозначает просто-напросто слово «отряд»

3 .

Хотя из одного слова «cuneus» (клин) еще ничего нельзя извлечь, однако, нет никакого сомнения в том, что наряду с общим значением оно имело также и специфически техническое значение, в котором оно иногда и употреблялось.

О техническом значении этого термина нас, кажется, довольно точно информируют некоторые писатели эпохи переселения народов. Вегеций (III, 19) определяет клин (cuneus) как «множество пехотинцев, которые подвигаются вперед сомкнутыми рядами – впереди более узкими, а сзади более широкими – и прорывают ряды противников». Аммиан пишет (17, 13), что римляне, т.е. варваризованные римские военные отряды, напали, «выражаясь грубо, по-солдатски, строем, похожим по своей внешней форме на голову кабана», т.е. «строем, который кончался узким рядом». А Агапий сообщает, что клин, e[mbolon, франков в сражении против Нарсеса имел форму треугольника. Следовательно, клин представляли себе таким образом: впереди стоял один воин, а именно самый лучший; во втором ряду стояло трое, в третьем – пятеро и т.д. Но если вдуматься в это построение, то оно окажется невозможным. Ведь как бы сильно и хорошо ни был вооружен воин, стоящий во главе клина, в то время как он будет поражать своего противника, стоящего в неприятельском ряду, левый или правый сосед этого противника улучит минуту, когда он сможет напасть на него сбоку. Для того, чтобы защитить переднего воина от этого двойного флангового нападения, существует только одно средство: двум крайним воинам второго ряда необходимо быстро прыгнуть вперед. Но окружение продолжается и [31] по отношению к ним. Три воина, образующие теперь вершину клина, подвергаются нападению со стороны пяти противников. И опять крайние воины трет

mirznanii.com

Древние германцы по сведениям Цезаря и Тацита

Древние германцы по сведениям Цезаря и Тацита

Цезарь первым осознал важность сбора любой информации о германцах, которая могла бы пригодиться римлянам в военном и политическом отношениях. Отсюда в «Записках о галльской войне» появляются сведения об общественном устройстве германцев, условно называемые «свевский» (книга IV) и «германский» (книга VI) экскурсы.

Цезарь отмечает, что частной земельной собственности (в категориях римского права) у германцев нет. Каждый год главы племен (magistratus ас principes) переводят роды и семьи кровных родственников на другие земли, при этом одна часть населения занимается войной, а другая ведет хозяйство. Частота земельных переделов, описанных Цезарем, свидетельствует о существовании у германцев общин, состоящих из родственников. Правда, необходимо учесть, что данные археологии говорят о наличии у германцев, живущих стационарно, полей с постоянными границами, которые, как правило, маркировались небольшими (до 1 м) валами из земли или камней, заросших кустарником и предохранявшим землю от выветривания. Подобное землепользование исключало переделы между членами общины. В свете диаметрально противоположной информации письменных и археологических источников, вопрос о системе землепользования у германцев на рубеже тысячелетий до сих пор остается открытым.

Политическую организацию германцев отличало наличие нескольких уровней, на которых взаимодействовали различные институты власти: существовало народное собрание (concilium), у которого в мирное время не было единого руководящего органа; далее шли округа (pagi) и более мелкие области (regiones); обычное право среди сородичей осуществляли старейшины (principes — «первенствующие»). Скудность сведений Цезаря не позволяет установить участие в народных собраниях женщин. В отношении племени Цезарь использует латинский термин civitas, что согласно римской публично-правовой традиции означает сообщество мужчин, имеющих право на политическое волеизъявление. На время войны племя избирает особую (судя по грамматике языка Цезаря — коллегиальную) власть с правом лишения жизни соплеменников. От Цезаря не ускользнула разница между войной от имени всего племени и обычным разбойным рейдом. Из первенствующих на народном собрании военным командиром-вождем

(dux) утверждался тот, кто был известен (т. е. знатен) своими удачами в набегах. Несомненно, власть такого вождя была временной — только на период разбойного нападения. Не желающие участвовать в таких авантюрах признавались дезертирами и изменниками.

Ко времени Тацита (конец I в. н. э.) происходит значительная ломка социальной и политической организации германского племенного мира. Это наиболее заметно на ускоренном отграничении военного нобилитета от основной массы простых соплеменников. Античные источники говорят о знати (primores, proceres) херусков. Еще Цезарь указывал, что у убиев есть «первенствующие и сенат» (principes ас senatus). В начале III в. н. э. Дион Кассий сообщает, что не все вожди допускаются к совету племени. Общим местом является подчеркивание знатности происхождения наиболее видных германских вождей — Арминия, Маробода, Катуальда и т. д. Тацит четко резюмирует причины появления знатности «по-германски»: 1) неоднократные личные военные заслуги; 2) публичный перенос знатности отцов на их детей, что выражалось в предоставлении юношам достоинства «первенствующих». Вокруг военных нобилей концентрируются дружины (comitatus) со своей внутренней командной иерархией. Чем более многочисленна дружина, тем известнее и знатнее становится ее вождь в глазах соседей. Складывается обычай, что все «добровольно и поголовно» приносили вождям в мирное время скот или агропродукты. Очевидно, приносили, главным образом, те, которые были заняты сельским хозяйством и не являлись членами дружины. Перед нами, таким образом, несомненно, одна из форм редистрибуции — протоналога на содержание вождя и дружины. Дружина ждет от вождя подарков, которые вождь реализует устройством пиров. Однако основу ресурсов вождя — как материальных, так и моральных — составляли набеги на соседей и военная добыча, поэтому «многие знатные юноши», как указывает Тацит, в мирное время нанимались воинами в соседние племена, ибо занятие сельским хозяйством им претит. Описывая обычаи хаттов, Тацит о таких «юношах» замечает: «Нет у них ни дома, ни поля, ни какой другой заботы. К кому они придут, у того и кормятся, пренебрегал своим, расточая чужое…»

Социальная структура германского общества к концу I в. н. э. включала военную знать разных уровней, рядовых свободных германцев, «рабов». «Рабы» у германцев, по словам Тацита, напоминают римских колонов. Они обязаны были давать господину оброк, но в то же время имели свободу распоряжения в своем доме и хозяйстве. Их редко подвергали побоям или заковывали в цепи, убивали чаще сгоряча, чем в наказание. И только «рабский» статус оставлял такое убийство безнаказанным.

Земля, по свидетельству Тацита, находилась в коллективной собственности. Продолжают существовать земельные переделы, но уже не ежегодные. Способы распределения земель, как их описывает Тацит, несколько иные, чем в «Записках» Цезаря: по числу работников и далее между собой — по достоинству. При Цезаре все германцы возделывали землю; при Таците определенное число лиц это занятие презирало. Для живущих постоянно на одном месте германцев это создавало возможность перехода к переложной системе земледелия. У части германцев были рабы, которым предоставлялись земли. Вероятно, «по достоинству» следует понимать как предоставление большего количества земель домовладыкам из числа обладавших добычей дружинников или даже мелких родовладык. У Тацита нет речи о том, кто производит раздел земли, роды не фигурируют в качестве субъектов землепользования. Сама фраза «между собой», возможно, подразумевает, что верховным землеустроителем стал местный тинг, влияние в котором сильных дружинников было велико, а не собрание всего племени, как во времена Цезаря.

Таким образом, притом что на уровне отдельных поселений в землепользовании все еще имели огромное значение родственные связи, в среде знати и дружинников, несомненно, происходила эволюция в сторону персонального пользования землей и медленного формирования частной собственности на землю, что также было связано с возникновением хуторского типа хозяйства германцев. Тацит определенно говорит о собственных хозяйствах так называемых рабов-колонов. На оформление собственнических отношений на землю указывает и упоминание в источниках о том, что при подавлении батавского восстания Цивилиса 69—70 гг. н. э. римский полководец дал приказ не разорять его «поля и виллы». Подобное развитие аграрных отношений, конечно, не было стабильным вследствие высокой степени миграций. Однако устойчивость однажды обретенной модели хозяйства возобновлялась в мирные периоды жизнедеятельности племени.

Накопление частных движимых имуществ у верхушки дружины и вождей — факт, многократно засвидетельствованный и нарративной традицией, и археологией. Тацит заметил: «Вожди особенно радуются дарам соседних племен, присылаемым не от отдельных лиц, а от имени всего племени и состоящим из отборных коней, ценного оружия, фалер и ожерелий; мы научили их принимать также и деньги». Он же, при описании войны Арминия с Германиком (15—16 гг.), отметил факт: херуски от имени Арминия каждому римскому перебежчику обещали ежедневно платить по 100 сестерциев.

Новые собственнические отношения у германцев I в. н. э., таким образом, соседствуют и с новыми, не свойственными им ранее, социальными элементами. Помимо прочего, это отразилось и в обычном праве германцев. Римляне, при их огромном интересе и пиетете к праву, не могли обойти своим вниманием юридические конструкции изучаемого ими противника. При Таците, как и при Цезаре, соблюдается обычай коллективного гостеприимства (факт поразительного архаизма для римских классиков). В наследственном праве Тацит отметил ограничение наследников только родственниками, что сдерживало полное оформление частной собственности: главными наследниками признавались дети наследодателя; в случае отсутствия детей наследство переходило братьям и дядьям. При остающемся принципе коллективной ответственности за нарушение субъектных прав сородича кровная месть уходит на задний план и, наоборот, на практике применяется принцип выкупа вины в пользу большой патриархальной семьи.

Изменения в эволюции политической организации выглядят еще более рельефно. Главным властным (законодательным) органом остается народное собрание мужчин-воинов — знаменитый германский тинг. При нем существует совет старейшин, который готовил (редактировал) решения собрания. Заседания тинга ведут жрецы, имеющие право наказывать нарушающих порядок. В отличие от времени Цезаря, у племени в мирное время имеется постоянная «исполнительная» власть. У Тацита унифицированная для всех германцев картина заседаний тинга выглядит так: первым выступает тех («правитель») или кто-либо из старейшин сообразно с возрастом, знатностью, военной славой, красноречием. Никто из них не имеет права приказывать, но только убеждать. Решение остается за основной массой членов тинга, которые голосуют потрясанием оружия. Тинг обсуждает не только вопросы войны и мира, но и вершит суд по публичным и частным делам. По мелким правонарушениям назначается штраф, часть которого передается правителю или племени. Последнее явно представляет собой раннюю форму судебных издержек. На тинге совершеннолетний юноша получает щит и фрамею: отныне он не только член семьи, но и член общества, и полноценный участник тинга.

Поделитесь на страничке

Следующая глава >

history.wikireading.ru

Глава III. ПОКОРЕНИЕ ГЕРМАНИИ РИМЛЯНАМИ.. История военного искусства

Глава III. ПОКОРЕНИЕ ГЕРМАНИИ РИМЛЯНАМИ.

Когда римляне победили галлов и сделали Рейн своей границей, то они поставили перед собой задачу защищать своих новых подданных от германцев. Галлы бросились на шею Цезарю (^sar an den Hals geworfen), чтобы только не подпасть под иго этих варваров, а римское правление в Галлии началось с изгнания Ариовиста соединенными силами римлян и галлов. Но начатая здесь таким образом борьба продолжалась. Дикие германские орды все снова и снова переправлялись через Рейн. Чем пышнее расцветала новая провинция под мирной сенью мировой римской державы, тем больше она манила к себе жадных до добычи и сознававших свою силу сыновей первобытного леса. Поэтому римляне принуждены были прибегнуть к самой решительной мере для того, чтобы раз навсегда пресечь эту постоянно им грозившую опасность, и, — как ни мало влекла их к себе эта суровая и туманная страна, — римляне были вынуждены вступить в собственные владения германцев и положить конец их свободе, как это они сделали раньше по отношению к галлам.

 После того как Август привел в порядок внутренние дела империи, покорил альпийские страны и отодвинул границы Римской империи вплоть до Дуная, он поручил своему пасынку Друзу, а после его смерти Тиберию, дело укрощения племен, живших от Рейна до Эльбы. И тогда римляне принялись систематически выполнять эту задачу.

 Хотя отдельные германские племена были слишком незначительны по своей численности и хотя даже многие племена, собравшись вместе, могли выставлять войска лишь средней численности, а когда им удавалось собрать более крупные войска, то они не умели ими оперировать (ср. в предыдущем томе «Римское военное дело, направленное против варваров», — все же, несмотря на это, всюду, куда только ни являлись римляне, каждый мужчина был воином. Поэтому вторгаться в страну этих варваров, которые презирали не только раны, но даже смерть, римляне могли отваживаться лишь с крупными и крепко сплоченными войсками.

 Но снабжать продовольствием во внутренней Германии большие армии было весьма трудным делом. При незначительном количестве своих пашен страна сама по себе давала очень мало. А для того чтобы отправлять по проселочным дорогам на большие расстояния продовольственные обозы, необходимы были большие приспособления; при этом следует иметь в виду, что за исключением мостов через топи, которые были возведены германцами с удивительной затратой труда и с необычайным искусством, в Германии не было никаких мощеных дорог. Поэтому Друз, вынужденный из-за недостатка продовольствия вернуться после своего первого похода вглубь страны, создал для своего дальнейшего продвижения вперед двойную базу. Главным складом оружия римлян на Нижнем Рейне был лагерь Ветера (Биртен) у Ксанта, расположенный против места впадения Липпы в Рейн. Липпа судоходна для небольших судов почти вплоть до своих истоков не только весною, но также и в течение некоторой части года. Поэтому Друз, продвигаясь по Липпе, основал на том месте, где ныне стоит собор в Падерборне, форт Ализо, который должен был служить складочным пунктом (11 г. н. э.).

 Было бы неправильно видеть в основании форта или крепости независимо от его размеров средство для укрощения строптивых и для установления господства над соседними племенами.

 Существуют такие условия и такие народы, среди которых можно устанавливать свою власть путем размещения гарнизонов и основания этапных пунктов. Это возможно именно в тех случаях, когда нет основания ожидать открытия военных действий или когда покорение страны достигло такой степени, что остается преодолеть лишь самое незначительное сопротивление. Здесь уже дело не в стратегии, а только в полиции.

 В Германии такая политика римлян привела бы к печальным для них результатам. Германцев можно было покорить, лишь ведя войну в крупном масштабе. И пока германцы не были окончательно покорены, единственной задачей гарнизона крепости могло быть лишь обеспечение себя и обнесенного стенами крепости клочка земли от местного населения. И от Цезаря мы также не слышим, чтобы он в Галлии строил крепости, за исключением одного форта, который должен был обеспечивать мост через Рейн, так как крепости требуют гарнизонов, а постоянным стремлением Цезаря было никогда не разбивать своих войск, но всегда их держать вместе, для того чтобы, пользуясь безусловным численным перевесом в открытом поле, победить галлов и обратить их в бегство.

 Существовало также и такое мнение, что Друз основал форт на Липпе, чтобы всегда иметь в своем распоряжении открытую и защищенную переправу через реку и что именно по этой причине он искал место для этого форта, идя вниз по реке. Но это не является решающим соображением, так как Липпа — сравнительно небольшая река, по обеим сторонам которой идут дороги, хотя и не всегда пролегающие в непосредственной близости от берега. Несмотря на то, что вследствие болотистых берегов Липпу бывает часто трудно перейти даже на большом протяжении, все же германцы не могли и думать о том, чтобы закрыть переправу через эту реку римлянам, обладавшим многочисленными вспомогательными средствами и всегда имевшим возможность обойти неприятеля. Поэтому форт на Липпе также не мог иметь значения предмостного укрепления.

 Совсем иначе будет обстоять дело, если мы на него посмотрим с точки зрения продовольственного снабжения армии. Это снабжение нуждалось в водном пути сообщения, а водный путь требовал конечного пункта, складочного места, где суда могли бы оставлять свой груз, а продовольственные обозы их принимать для дальнейшей отправки вглубь страны. Ведение войны в центральной Германии принимало совершенно иной характер в том случае, когда уже не нужно было везти с собой зерно или муку от самого Рейна, а можно было нагружать их на расстоянии 150 км по прямой линии от Рейна в верховьях Липпы и здесь снова пополнять их запасы. Цезарю не нужно было в Галлии основывать складочные пункты и отделять от легионов гарнизонные части для их защиты. О снабжении армии должны были заботиться покоренные и союзные племена, пользуясь для этой цели помощью римских поставщиков. В Германии же под влиянием необходимости римляне были принуждены отказаться от этого основного принципа снабжения. Друз основал Ализо не для того, чтобы посредством него держать окружные племена в повиновении, так как это было бы для такой цели слишком недостаточным средством, а для того, чтобы создать твердую базу для римских военных операций в Центральной Германии (см. ниже специальное исследование об Ализо).

 Когда же форт был построен, то, естественно, он стал служить и другим целям, как, например, для приемки больных, для наблюдения за страной и за людьми, для полицейского надзора в той области, на которую распространялась его власть, в качестве убежища, но все же главной и основной его целью, характеризовавшей его значение и определивший его деятельность, было служить в качестве складочного пункта, расположенного на водном пути, где должна была происходить перегрузка на сухопутный транспорт.

 Помимо Ализо, Друз, как говорят, основал еще 50 фортов на Рейне27. Это на первый взгляд кажется противоречащим плану покорения Германии, так как снабжение этих 50 фортов гарнизонами потребовало бы значительной части наличных войск; а если бы удалось покорить германцев, то эти форты оказались бы уже излишними. Это обстоятельство можно объяснить лишь тем, что когда армия отправлялась в поход, то ополчение (ландштурм) должно было занимать эти форты и охранять их в качестве убежищ для местного населения в тех случаях, когда германцы, не имея возможности защитить свою страну от римлян, пытались бы облегчить свое положение, делая диверсии в сторону этих римских фортов. Кроме того, в больших лагерных стоянках, очевидно, оставлялись части войск, участвовавших в походе, для того чтобы они могли приходить на помощь туда, где в этом встречалась необходимость. Помимо пути от Рейна по Липпе, был еще и другой путь, идя по которому войско могло достигнуть внутренних областей Нижней Германии. Этим путем было море и впадающие в него реки. Первым делом, за которое взялся Друз, после того как он принял командование над римскими войсками в Германии, было прорытие канала, соединяющего Рейн с Исселем, который должен был дать возможность прямо достигнуть через Зюдерзее германских берегов Северного моря. Еще и теперь существует «ров Друза» (fossa Drusiana), который Светоний называет («Клавдий», гл. 1) «новым и громадным предприятием»28. Римская торговля в Северном море не была настолько велика, чтобы оправдать столь большие расходы, связанные с этой работой, но с точки зрения стратегии это предприятие становится понятным. Когда Тиберий совершал свой поход к Эльбе (4 г. н. э.), то у устья Эльбы сухопутное войско встретилось с флотом, который вез «громадное количество всяких вещей»29. Римские корабли достигали Ютландии, а на реках они много раз вступали в бой с германскими кораблями30. Когда бруктеры несколько позднее, во время войны римлян с Цивилием, захватили в качестве военной добычи преторскую галеру с тремя рядами весел — адмиральский корабль римлян, то они повезли его по Липпе, чтобы принести его в дар своей жрице и пророчице Веледе31.

 Уже Друз построил форты близ устья Везера и даже Эльбы, а для несколько более позднего времени у нас есть более надежные свидетельства о существовании римского гарнизона близ устья Везера32. Эти форты должны были служить опорным пунктом для военного и грузового флотов римлян33.

 Таким образом, это тщательно подготовленное предприятие римлян увенчалось полным успехом. Уже Друз принудил прибрежные племена — фризов и хавков — признать верховную власть римлян, а Тиберий принял присягу на верность от всех племен, живших вплоть до самой Эльбы, причем дело даже не дошло до более или менее крупных боев. Эта изумительная податливость германцев, как правильно предположил Ранке, объясняется тем же, чем в свое время объяснялся тот факт, что галлы пошли навстречу Цезарю. Именно в эти годы князь маркоманов Марбод основал большое германское королевство. Простираясь из пределов Богемии, оно охватывало ряд племен вплоть до Нижней Эльбы. Для того чтобы избегнуть его власти, племена, жившие около Везера, присоединились к римлянам (в годы 11-7 до н. э.).

 Сперва взаимоотношения римлян с германцами носили характер лишь свободного союза, так что римляне каждую зиму снова отводили свои войска к Рейну или к близлежащим местам. Конечно, совершенно ясно, насколько было убыточно для римлян постоянно менять место для лагеря. Германцы не могли сами на себя смотреть как на окончательных подданных Римской империи, да и римляне им настолько еще не доверяли, что остерегались оставаться на зиму среди них. Этот факт опять-таки объясняется необходимостью продовольственного снабжения.

 Путешествие по Северному морю и вверх по Эмсу, Везеру и Эльбе было даже летом рискованным предприятием, зимой же навигация вовсе прекращалась. Поэтому мы узнаем, что важно было снова покорять то одно, то другое племя; лишь в 4 г. н. э. Тиберий, вторично посланный на север, по-видимому, окончательно покорил эти оседлые племена. Он отважился оставить на зимовку свое войско около истоков Липпы, т.е. вблизи от Ализо.

 Римляне основывали города и рынки, и германцы, казалось, привыкали к новому образу жизни, посещали рынки и вступали в сношения с новыми поселенцами (Дион, 56, 18). Уже римляне готовились покорить и германское королевство Марбода в Богемии; подвластные римлянам племена по Майну должны были служить базой для этого похода. Начать эту войну помешало римлянам большое восстание, вспыхнувшее среди также недавно покоренных племен, живших к югу от Дуная, и отвлекшее к себе римские силы на три года. Но и в это время германцы, населявшие Северную Германию, оставались совершенно спокойными.

 Однако, наконец, когда римляне при наместнике Варе стали вполне серьезно относиться к своему господству в Германии, среди народов, живших между Эльбой и Рейном, вспыхнуло большое, всеобщее восстание.

ИСТОЧНИКИ

 В то время как мы можем нарисовать ясную и достоверную картину характера, условий жизни и занятий германцев, мы с гораздо меньшей достоверностью можем говорить об отдельных исторических событиях нашей древнейшей истории. Это зависит от характера наших источников. Они многочисленны и подробны, но подобны блуждающим огням. Если мы были принуждены с большой осторожностью пользоваться рассказом Цезаря о покорении Галлии, ибо этот рассказ не только дает одностороннее римское освещение, но даже не может быть проконтролирован при помощи других римских источников, то гораздо хуже обстоит дело с эпохой боев римлян с германцами. Хотя мы здесь имеем не один, а несколько источников, но почти все они черпают из вторых, третьих и четвертых рук. Главный рассказ о сражении в Тевтобургском лесу, которым мы располагаем, — рассказ Диона Кассия — написан лишь через два столетия после этого события, и даже Тацит жил на столетие позже тех походов Германика, которые он описывает. Но этот недостаток наших источников является одним из самых незначительных их недостатков, ибо наши рассказчики пользовались хорошими свидетельствами современников, а, кроме того, в лице Веллея Патеркула мы имеем хорошо осведомленного современника, которым мы можем пользоваться в качестве свидетеля. Гораздо худшим обстоятельством является то, что литература этой эпохи насквозь проникнута риторикой. Эти писатели вовсе не стремятся рассказывать о том, что было на самом деле или что данные события развертывались именно так, как это они хотят изобразить, заставив читателя верить их рассказу, но они прежде всего стремятся к тому, чтобы своим ораторским искусством произвести на читателя определенное впечатление. Мне кажется, что в тех многочисленных исследованиях, которые посвящены вопросу о сражениях Арминия и Германика, эта характерная особенность наших источников хотя и часто подчеркивалась, однако, далеко недостаточно критически учитывалась.

 Объективно недостоверно не только то, о чем эти источники говорят самым определенным образом, но еще более недостоверны те выводы, которые извлекаются из их описаний, так как сами авторы, создавшие эти описания и эти ассоциации мыслей, не смотрели на них как на объективные картины реальной действительности. Сейчас мы это поясним на некоторых примерах.

 Судя по рассказу Диона, который подтверждается Тацитом, нападение на войско Вара было совершено во время перехода. По Флору же, германцы внезапно вторглись в лагерь Вара, когда он в нем творил суд. Противоречие между этими двумя рассказами настолько резко, что Ранке даже думал, что здесь описаны два различных события: знаменитое описание Диона гибели легиона во время его перехода через леса и болота в дождь и грозу, очевидно, касается лишь одной отдельной части легиона, отделившейся от последнего, в то время как сам Вар на самом деле подвергся нападению в своем лагере в то время, когда он в нем творил суд. Уже Моммзен отверг предположение о таком разделении событий, ибо рассказ Флора о нападении во время судебного разбирательства есть не что иное, как риторическое преувеличение той неразумной самоуверенности, которой себя усыпил Вар и которая привела к несчастью. В этом отношении следует не только согласиться с Моммзеном, но и подвергнуть такому же критическому анализу и измерить таким же масштабом достоверность всего содержания соответствующих описаний, включая и те, которые мы находим у Тацита.

 Флор пишет: «Разграбили лагерь, три легиона разбили». Но было бы неверно из этой последовательности фраз в изложении автора сделать вывод о том, что германцы сперва захватили лагерь, а потом напали на легионы.

 Тацит сообщает («Анналы», I, 61), что Германик в 15 г. достиг окрестностей того места, где разыгралось сражение Вара с германцами, и что он направился туда для того, чтобы похоронить павших там воинов. Германик выслал вперед Цецину, чтобы тот произвел рекогносцировку местности в лесистых горах и построил мосты и гати через топкие болота и зыбкие поля. Обычно это место понимают в том смысле, что путь римлян лежал через мало известную для них горную, лесистую и болотистую страну. Но все же нельзя считать невозможным, что Германик в данном случае воспользовался изъезженной дорогой, может быть, даже старой римской военной дорогой. За те шесть лет, которые протекли с того времени, когда в этой местности исчезла римская власть, вполне естественно, что эта военная дорога, насколько она вообще была замощена, пришла в запустение, а, может быть, даже нарочно была разрушена германцами. Поэтому Германик должен был восстановить некоторые мосты и гати, а так как германцы находились в ближайших окрестностях, то и тщательно обследовать лесистые горы, расположенные вдоль дороги. Но ничего больше, кроме этого, вывести из описания Тацита нельзя.

 Тацит описывает дальше, как спутники Германика смогли еще установить ход событий: в первом лагере — по месту, соответствующему трем легионам, а в следующем месте — по меньшему числу оставшихся, по упавшей насыпи и плоскому рву. Отсюда пытались сделать вывод, что Германик шел в том же направлении, как и Вар, так как он сперва наткнулся на больший, а затем уже на меньший лагерь. Но весьма возможно, как, впрочем, было уже замечено другими, что Германик пришел с противоположной стороны, и что Тацит постепенно развертывает свой рассказ лишь для того, чтобы усилить производимое им впечатление.

 Дион пишет (56, 18), что германцы заманили Вара от Рейна к Везеру. Отсюда пытались сделать тот вывод, что заговор германцев был давно подготовлен и что германцы хитростью уговорили Вара разбить лагерь в глубине их страны. Но ничто не мешает нам объяснить это как гиперболическое изображение притворства и лукавства германцев, которые усыпили бдительность римлянина. Если бы он не доверился германцам, то он не отодвинул бы лагерную стоянку до Везера.

 Каждый из этих отдельных, из разных мест выхваченных примеров сам по себе довольно ясен, но все же эти примеры не дают правильной картины положения вещей. Все еще остается склонность считать достоверным каждый отдельный факт, описанный в сохранившихся рассказах, до тех пор пока против него не будет сделано основательных возражений, — в особенности по отношению к такому историку, как Тацит, которого никак нельзя лишить крупного авторитета. Но чтобы правильно понять источник, необходимо прежде всего с крайним недоверием относиться к каждому факту, — даже в том случае, когда он на первый взгляд совсем не кажется подозрительным.

 Если мы сомневаемся в достоверности отдельных частностей, то это еще не означает, что мы отвергаем всего историка. Нужно ясно понять, что все имеющее для нас одно значение имеет совершенно иное значение для римлянина. Римлянин стремится лишь к тому, чтобы произвести своей характеристикой как можно более сильное впечатление, отдельные же факты играют для него значительно меньшую роль.

Мы же обращаем особенное внимание именно на эти отдельные частности, потому что при помощи их мы хотим установить новую и своеобразную связь, о которой Тацит даже и не думал.

 Чрезвычайно полезно уяснить практическое значение этого противопоставления на одном примере, заимствованном из новейшей историографии. Хотя аналогия и не является доказательством, она все же дает некоторое мерило. Тот, кто работает в области древней истории, где так трудно себя контролировать, должен, если он только хочет быть осторожным, постоянно проверять правильность своих мерил и своих масштабов на примерах из новой истории.

 Одним из самых блестящих образцов современной историографии является описание сражения при Belle Alliance, принадлежащее перу Трейчке («История Германии»).

 Но если бы не сохранилось никакого другого источника, то было бы чрезвычайна трудно, даже почти невозможно, пользуясь лишь этим описанием, извлечь из него или реконструировать всю реальную цепь событий. Все внимание Трейчке обращено на то, чтобы охарактеризовать личности, народы и воинов, которые здесь сражались, и вызвать в представлении читателей отклик, достойный этих грандиозных событий, произвести на них как можно более сильное впечатление. При этом отдельные события и их связь становятся для него чем-то второстепенным, на что он обращает уже меньше внимания. И ради психологических взаимоотношений отодвигается хронологическая связь, этот важнейший остов фактической связи событий.

 Оборонительная позиция Веллингтона характеризуется именем прилагательным «крепкий», «укрепленный» (fest), но следует остерегаться понимать это слово в его техническом значении, ибо оно здесь применено лишь в смысле степени.

 «Вдоль фронта шла глубоко врезанная, окаймленная изгородями поперечная дорога». Но это касается лишь небольшого участка фронта.

 Когда пруссаки начали свою атаку (в половине пятого), Веллингтон ввел в сражение все свои резервы «вплоть до последнего человека». Если это понимать буквально, то это абсолютно неправильно. Веллингтон еще в 8 часов вечера располагал совершенно нетронутой дивизией (Шассэ) и одной очень мало использованной (Клинтон). Такая фраза вполне допустима, если признать, что ее целью является изобразить, какого колоссального напряжения стоило Веллингтону удержать свои позиции, — одним словом, если эту фразу понять символически. В этих словах содержится явное преувеличение, так же как и в словах «укрепленная» позиция или «глубоко врезанная, окаймленная изгородями поперечная дорога, шедшая вдоль фронта». Но если эти слова понять буквально, то будет совершенно непонятно, каким образом английская боевая линия могла вечером выдерживать натиск старой гвардии Наполеона.

 В 1 час пополудни главная масса прусской армии должна была находиться на высотах Сен-Ламбер. Сен-Ламбер находится лишь на расстоянии 0,75 мили от окраины поля сражения. Если главная масса прусской армии находилась уже в 1 час дня на этом месте, то было бы также непростительно и непонятно, что Блюхер так поздно вступил в бой.

 Описав неудавшуюся атаку императорской гвардии на английские позиции, автор продолжает свое повествование следующими словами: «В это время Блюхер уже нанес тот удар, который решил участь наполеоновской армии и привел ее к гибели, а именно — взял приступом Плансенуа».

 Тот, кто будет филологически истолковывать фразу «в это время Блюхер уже», должен будет прийти к тому выводу, что Плансенуа было взято в то время, когда англичане и французы еще сражались между собой. К такому выводу надо будет тем более прийти на основании раньше сказанного, что еще до атаки, произведенной французской гвардией, батареи прусского корпуса Цитена «на далеком расстоянии обстреляли настильным огнем правый фланг противника» и что «вплоть до центра расположения французских войск распространилась страшная весть, что на правом фланге все проиграно».

 Если бы мы случайно узнали из другого источника, что Плансенуа было взято пруссаками в 6 часов, тогда как атака императорской гвардии была произведена лишь в 8 часов, то всякие сомнения в истинности этого факта, казалось, должны были бы исчезнуть. На самом же деле Плансенуа после первого занятия его пруссаками было у них снова отнято французской гвардией (все эти перипетии пропущены у Трейчке), и этот второй захват Плансенуа произошел лишь после неудачной атаки французской гвардии против англичан. Так как Плансенуа находилось целиком позади французской боевой линии, то, если бы рассказ Трейчке был правильным, оставалось бы совершенно непонятным, каким образом французская армия могла избежать того, чтобы быть отрезанной и взятой в плен.

 Эта историографическая ошибка, по-видимому, произошла от того, что единственной целью автора было изобразить как можно ярче момент решительного поворота в ходе сражения, причем достойным образом осветить участие в этом событии Пруссии. Реальная связь тактических моментов его гораздо меньше интересует, поэтому он пользуется словами «в это время…, уже» лишь как обстоятельствами времени или простыми союзами, совершенно не давая себе отчета в том, какую цепь событий он этим конструирует в своем описании.

 Трейчке ни в коем случае нельзя считать неточным историографом. Напротив, он тщательно и критически изучил все источники и обратил должное внимание также и на отдельные факты. Но к тактической стороне дела он проявляет мало интереса. Его взгляд не затрагивает этой стороны, и именно поэтому столь поучителен приведенный пример его описания сражения. Ни один из источников, повествующих о германо-римских войнах, нельзя сравнить с Трейчке по точности передачи фактов. Напротив, риторический момент проявляется в них гораздо сильнее и необузданнее, причем под словом «риторика» мы здесь вовсе не должны понимать один лишь «словесный треск». Хотя риторика в действительности очень часто снижалась до чисто внешних украшений речи, все же мы полагаем, что здесь она была тем, чем она должна была бы быть на самом деле, т.е.: подлинным искусством речи, выражающей сильное внутреннее чувство, пафос рассказчика.

 Но ни в коем случае не следует обобщать этого наблюдения и говорить о недостоверности всех исторических свидетельств. Существует много разных видов историографии, которые необходимо отличать друг от друга. Рассказы Геродота, Ксенофонта, Полибия и Цезаря также имеют свои ошибки, но это совершенно иного рода ошибки, происходящие от иных причин, нежели ошибки Трейчке или Тацита. Но один из этих историков не сделал бы тех ошибок, которые мы вскрыли в описании Трейчке сражения при Бель-Альянс, но для нашего способа восприятия эти ошибки являются основными. Для Трейчке же, для которого все сводилось к характеристикам и к силе впечатления, эти ошибки, — как, впрочем, и для его читателей, — являются чем-то второстепенным. С тех пор как описывается это сражение, я являюсь, может быть, первым критиком, который натолкнулся на такого рода ошибки и их отметил, так как мы, к счастью, все еще привыкли смотреть на эту книгу, как на произведение искусства, а не как на «источник». Мы ничуть не уменьшим всей своеобразной ценности Трейчке и Тацита, если будем скептически подходить к каждому отдельному обороту в их рассказах и устанавливать возможность того, что из них выпали не только отдельные связующие звенья, но и целые крупные соотношения событий.

 До настоящего времени исследователи, подвергавшие Тацита в качестве исторического источника критическому анализу, исходили из того основного положения, что описание Тацита является правильной и надежной картиной событий, которая нуждается лишь в правильном и точном истолковании, в крайнем случае лишь в некоторых добавлениях и исправлениях. Я же утверждаю, что совершенно неправильно извлекать из его риторических образов и сочетаний фраз, подвергая их истолкованию, подлинные события и факты и что, напротив, можно с самого начала быть вполне уверенным в том, что он в гораздо большей степени, чем Трейчке (в его описании сражения при Бель-Альянс), нуждается в дополнениях и исправлениях для того, чтобы ясно выступила причинная связь событий.

РИМСКИЙ ПОСТ У УСТЬЯ ВЕЗЕРА

 Друз, по свидетельству Флора (IV, 12), построил укрепления также на Везере и на Эльбе. Тацит («Анналы», I, 28) рассказывает нам, что во время большого восстания римских солдат в 14 г. бунтовал также и гарнизон крепости Вексиллары в стране хавков. Здесь, очевидно, идет речь о крепости, построенной Друзом на Везере, а именно — у устья этой реки.

 Хавки, как это принято считать, жили по обоим берегам Везера вплоть до Эмса. Мух же в своей работе «Родина германских племен» («German. Stammsitze», S. 54) вполне обоснованно предположил, что ампсиварии жили на Нижнем Эмсе. Если это даже неправильно и если область хавков начиналась от правого берега Эмса, то все же римская крепость находилась, наверное, не здесь, а близ устья Везера. Если мы примем, что римская крепость была расположена близ устья Эмса, то она должна была находиться на левом берегу и, следовательно, не в области хавков, а в области фризов. Правый берег был бы чрезвычайно опасным местом для крепости и постоянно требовал бы принятия мер предосторожности, причем из такого расположения нельзя было бы извлечь никакой пользы, так как здесь, наверное, не было никакого прочного моста. Крепость «у хавков» имела смысл лишь при устье Везера, может быть, на дюнном острове. Именно здесь, если только римляне серьезно относились к установлению своего господства в области Везера, необходимо было создать укрепленный пункт.

Поделитесь на страничке

Следующая глава >

history.wikireading.ru

1.2. Германцы и римляне. История Словакии

1.2. Германцы и римляне

В последнее десятилетие до н.э. римляне покорили кельтские и иллирийские племена в Паннонии и образовали здесь свою провинцию. Ее северной границей (limes romanus) стал Дунай, который отделял высокоразвитую античную цивилизацию Древнего Рима от территорий, заселенных варварскими племенами. Лежащие севернее земли (современная западная Словакия) около 10—15 гг. н.э. завоевало германское племя квадов, вытеснивших оттуда дакское население. В то же время в Дунайскую котловину проникло сарматское племя языгов, заставивших даков покинуть междуречье Дуная и Тисы и переселиться на юго-восток.

В 21 г. римляне поселили на территории между реками Моравой и Вагом часть маркоманнских воинов, поставив над ними царем Ванния (21— 55 гг.). С благословения Рима Ванний (Ванниус) покорил и ближайших квадов, а его союзники языги впоследствии оставили ему всю территорию юго-западной Словакии. В 51 г. против правления Ванния восстали его племянники Вангио и Сидо и одержали верх над дядей, который после поражения был вынужден ретироваться к римлянам в Паннонию. Впрочем, преемники Ванния остались союзниками (федератами) Рима.

Сравнительно мирное сосуществование германцев и римлян закончилось в 89 г., когда квады и маркоманны отказались помочь императору Домициану в войне против дакского царя Децебала. В том же году им удалось разбить римскую карательную экспедицию. К воюющим германцам присоединились и их союзники языги, и сообща они в 92 г. вторглись в Паннонию. Военные действия продолжались и в последующие годы. Тогда же квады и языги покорили также осов и котинов в средней Словакии и обложили их денежной данью. Войне римлян с квадами, маркоманнами и языгами положила конец только победа императора Нервы, одержанная над ними в 97 г.

На протяжении относительно спокойного II века была достроена система обороны на дунайской границе. Помимо главных военных лагерей Виндобона (совр. Вена), Карнунт (совр. Дейч-Альтенбург-Петронелл), Бригетия (совр. Комаром-Сонь) и Аквинк (совр. Буда), возникли и вспомогательные лагери и крепости, например, Герулата (к югу от Братиславы). Не довольствуясь этим, римляне стали строить форпостные крепости по левому берегу Дуная (Девин, Братислава, Ижа под Комарно). Сверх того на многих местах юго-западной Словакии удалось установить следы полевых «походных» лагерей римских легионов, которые проводили операции на «варварских» землях.

Германское общество, особенно его правящий слой, попало под сильное влияние римской цивилизации. Оно перенимало стиль жизни римских патрициев и достижения позднеантичной цивилизации. На рубеже I—II веков римляне основали в Ступаве под Братиславой великолепное имение — виллу, которая, вероятно, была предоставлена дружественному германскому вождю. В мирное время германские князья вели оживленную торговлю со своими соплеменниками и римским гражданским населением.

Отношения между германцами и римлянами обострились во время правления Марка Аврелия (161—180). В так называемых Маркоманнских войнах против римлян воевали и квады, и языги, и другие германские племена (вандалы, лангобарды). Германские племена в 167 г. вторглись в Паннонию, в следующем году в северную Италию, где нанесли поражение римскому войску. Однако императору Марку Аврелию удалось вытеснить их за пределы империи. Квады пытались задобрить римлян тем, что убили своего вождя и представили вновь избранного вождя Фуртия (168—172) на утверждение римскому императору. В171 г. квады со своими союзниками снова прорвали римский лимес, вторглись в Паннонию и вновь проникли в северную Италию. Здесь римляне опять обратили их в бегство и нанесли квадам при переправе через Дунай решающее поражение. В начале 172 г. Марк Аврелий вступил в земли квадов, поднялся вверх по течению Грона и разбил их на их собственной территории. Любопытно, что император даже в ходе военной кампании нашел время заниматься литературным творчеством и в военном лагере записал «разговоры с самим собой» — философский раздел первой главы своей книги «Размышления». В конце концов император заключил мир с поверженными квадами. Стремясь ослабить их союзников маркоманнов и языгов, император заключил союз с кельтскими котинами и вандальским племенем гастингов, которые тогда жили на северо-востоке Карпатской котловины.

Новую войну с маркоманнами император Марк Аврелий начал в 173 г. Он обратился к котинам, чтобы они как римские федераты атаковали общего врага. Однако вожди котинов ответили отказом. Маркоманнам же помогали квады, но несмотря на это, они войну проиграли и были вынуждены принять римские условия мира. Непокорные квады помогали и языгам, с которыми император вел войну в 174—175 гг. Марк Аврелий намеревался окончательно разгромить языгов, но из-за мятежа в Сирии ему пришлось заключить с ними мир.

Военные действия на Среднем Дунае возобновились в 177 г. В следующем году император вместе с сыном Коммодом лично пришел в Паннонию, чтобы решительно положить конец агрессии германцев. В заключительной фазе Маркоманнских войн 179—180 гг. римляне продвинулись далеко в глубь территории квадов и разместили там свои легионы во вспомогательных лагерях. Такое подразделение 855-ти солдат из II вспомогательного легиона под командованием легата Марка Валерия Максимиана перезимовало в Лаугаритии (совр. Тренчин), где они оставили памятную надпись. Марк Аврелий в то время серьезно вынашивал идею образовать новую римскую провинцию за Средним Дунаем. Однако его скоропостижная кончина в Виндобоне 17 марта 180 г. перечеркнула этот замысел. Сын императора Коммод продолжил борьбу с германцами и после победоносного похода в 182 г. заключил с маркоманнами и квадами взаимовыгодный мир. Германцы должны были освободить узкую полосу земли на левобережье Дуная и предоставить ее римлянам. В свою очередь римляне отступили с территории германцев к дунайской границе.

В позднеантичный период Римской империи (181—380) продолжалась романизация варварских народов, расселившихся за Средним Дунаем. Здешние германские племена в юго-западной Словакии образовали более прочные объединения (племенные союзы). Одно из них, по мнению археологов, сформировалось на Среднем Поважье на землях между Пештянами и Новым Местом-над-Вагом, где было обнаружено множество погребений и богатые могилы германских вождей в Стражах близ Кракован.

В относительно мирные времена III—IV веков и на варварских землях юго-западной Словакии возникало много римских построек. К древним форпостным крепостям в Девине, Братиславе и Иже под Комарно добавлялись и постройки гражданского характера. В Братиславе-Дубравке в зоне древнего германского поселения выросло римско-германское селение с каменной римской баней. В середине IV в. начала строиться римская станция в Цифере-Паце и Бельком Кире. Постройки в Братиславе-Дубравке и Цифере-Паце, по всей вероятности, были резиденциями проримски настроенной германской аристократии.

Во второй половине IV в. отношения между германцами и римлянами снова ухудшились. Императору Константину II в 357—58 гг. пришлось отражать набеги маркоманнов, квадов и сарматов. Нападения на Римскую империю повторялись и в годы правления Валентиниана I (364—375). Это вынудило императора укрепить лимес на Дунае. Он постарался переоборудовать древние крепости и построить новые военные объекты по обоим берегам Дуная. В 374 г. Марселиан, наместник в провинции Валерия, приказал вероломно убить во время пира короля квадов Габиния, который протестовал против восстановления и строительства римских крепостей на левом берегу Дуная, на землях квадов. После этого квады вместе с сарматами пошли войной против римских провинций. Но император Валентиниан весной 375 г. осуществил успешное контрнаступление далеко внутрь территории квадов. В начале переговоров о мире в ноябре 375 г. император скоропостижно умер, и римляне уступили требованиям квадов. Они ушли с захваченных позиций на германских землях и вывели все свои воинские контингенты за Дунай. Этот акт положил конец присутствию римлян на территории Словакии.

Поделитесь на страничке

Следующая глава >

history.wikireading.ru

Соседство римлян с древними германцами

Европа севернее Альп была занята тремя большими группами многолюдных племен: кельтами, германцами и славянами. Внутри каждой из этих групп племена порой сильно отличались друг от друга, но они говорили на похожих наречиях. Зато вряд ли какой-либо германец мог понять хоть слово, сказанное кельтом или славянином, и наоборот. И все же языки кельтов, германцев и славян принадлежат к одной и той же языковой семье — индоевропейской. Значит, далекие предки этих народов жили по соседству.

Кельты появились в Европе намного раньше германцев и уж тем более славян. Когда-то они жили по всей Европе — от Атлантики до Балканского полуострова. И сегодня потомков кельтов можно встретить в Ирландии, Шотландии, Уэльсе и на крайнем западе Франции — в Бретани. Обычный англичанин ничего не поймет в речи старого шотландца из далекого горного селения, еще не забывшего древнего языка своего народа, валлийца или ирландца, а французу столь же трудно уловить смысл бретонской речи.

Римляне раньше всех познакомились с кельтами, с племенами галлов, которые когда-то даже захватили весь Рим, кроме Капитолия. Галлы взяли бы и Капитолий, если бы переполошившиеся гуси не разбудили спавшую римскую стражу. Много позже римляне завоевали земли галлов в Северной Италии и там, где теперь лежит Франция. Галлы стали быстро усваивать язык и обычаи римлян, так что скоро римлян и галлов стало трудно отличить друг от друга.

На запад от Галлии — по ту сторону Рейна — за несколько веков до начала нашей эры расселялись пришедшие с севера многочисленные племена германцев. Их древняя родина — северное и южное побережья Балтийского моря, острова Балтики, два полуострова — Скандинавский и Ютландский. Примерно три тысячи лет тому назад климат там, вероятно, резко ухудшился: стало холоднее, начались бесконечные дожди, часто случались наводнения. Тогда германцам пришлось понемногу переселяться южнее — туда, где теплее.

К началу нашей эры германцы занимали уже все пространство между реками Рейном, Одером и Дунаем. Дальше всех ушли племена готов. От балтийских берегов они добрались до приазовских и причерноморских степей. Там они покорили местное население — далеких потомков народа, называвшегося в древности скифами. Подчинились готам и те племена, которые ныне считаются предками восточных славян.

Страна варваров

Немало римских купцов, путешественников и солдат побывало за Рейном и Дунаем — в землях германцев. После ласковой Италии, покрытой ухоженными виноградниками и оливковыми рощами, Германия казалась им суровой и мрачной. Непроходимые леса, топкие трясины, холодные ветры… И люди природе под стать. Римляне считали их дикарями, варварами, но сильно боялись их вторжений в империю. Опасения были справедливы: набеги германцев на владения Рима становились все чаще и решительнее. Римляне удивлялись упорству, с которым после очередного поражения германцы снова пытались прорвать укрепленную римскую границу. Дело было, однако, не в упрямстве, а в том, что германцы находились на той ступени развития, для которой набеги и войны с соседями — самое естественное и даже необходимое дело.

Обитатели «длинных домов»

Германцы очень любили охотиться в своих густых и богатых дичью лесах. Но они неплохо знали и земледелие — выращивали ячмень, просо, пшеницу, лен. Самым большим богатством германцев, однако, считался скот — особенно быки, коровы и, конечно, лошади. Кочевниками германцы не были — они жили хуторами и маленькими деревнями, строили себе деревянные «длинные дома». «Длинные» потому, что если скот — богатство, то и жилые помещения и стойла для животных нужно объединить в одном доме. Так надежнее!

Семья — род — племя

В каждом «длинном доме» жила одна большая семья. Несколько родственных между собой семей составляли род. Несколько родов — племя Племена иногда объединялись между собой в большие союзы, особенно когда дело шло к войне с общим врагом. Все взрослые мужчины — члены племени — были между собой равны. Каждый из них — свободный человек. Рабов у германцев совсем мало, а их положение намного легче, чем у римлян; то же относится и к полусвободным. Богачей и бедняков среди германцев не было. Племя каждому давало достаточно земли, но никто не мог ее ни продать, ни подарить кому бы то ни было. Важные вопросы решало племя на общем собрании, тинге, на которое все члены племени приходили с оружием, выслушивали старейшин и вождей, одобряли или отвергали то, что они предлагали. На тингах судили преступников, избирали старейшин.

Боги древних германцев

Германцы, как и все язычники, верили в многочисленных богов, но храмов не строили, даже идолов не очень любили делать. Они поклонялись священным озерам, рощам, камням, деревьям. Своим богам германцы приносили жертвы, иногда даже человеческие. Имена некоторых германских богов сохранились в названиях дней недели, как они звучат в английском и немецком языках. Воскресенье и понедельник у германцев были посвящены солнцу и луне. Вторник — день бога Циу, или Тиу, — сияющего неба, покровителя воинов. Среда посвящена богу бури, вихря, неистовства, хозяину загробного мира мудрому Водану. В четверг надо чтить могучего бога грома и молнии Донара. Ну а пятница отдана богине плодородия Фрейр.

Большим уважением пользовались у германцев жрецы и прорицательницы, предсказания которых порой сильно влияли на судьбу того или иного племени.

По обе стороны лимеса

Чтобы защититься от набегов германцев, римляне укрепили всю многокилометровую границу между империей и землями германских племен. Здесь протянулись валы, рвы, огороженные каменными стенами военные лагеря. Такие приграничные укрепления римляне называли словом лимес. Но лимес не был непроницаемым. От десятилетия к десятилетию общение между германцами и римлянами усиливалось. Отдельные германские племена, жившие недалеко от лимеса, перенимали некоторые из обычаев римлян. Кого-то из германцев римляне приглашали на военную службу. Ни Германия для римлян, ни Рим и его провинции для германцев не были неведомыми и загадочными странами.

Лимес казался возведенным на века. Но к концу IV — началу V в. соотношение сил между империей и варварами стало быстро меняться, и граница исчезла. Лимес рухнул…

Римский историк Корнелий Тацит о древних германцах

Королей германцы выбирают по знатности, а военачальников — по доблести. При этом у королей нет неограниченной или произвольной власти, и вожди главенствуют скорее тем, что являются примером, чем на основании права приказывать, тем, что они смелы, выделяются в бою, сражаются впереди строя и этим возбуждают удивление. Однако казнить, заключать в оковы и подвергать телесному наказанию не позволяется никому, кроме жрецов, да и то не в виде наказания и по приказу вождя, но как бы по повелению бога.

О менее значительных делах совещаются старейшины, о более важных — все, причем те дела, о которых выносит решение народ, предварительно обсуждаются старейшинами. Сходятся в определенные дни, если только не произойдет чего-нибудь неожиданного и внезапного, а именно: в новолуние или полнолуние, так как германцы верят, что эти дни являются самыми счастливыми для начала дела… Когда толпе вздумается, они усаживаются вооруженные. Молчание водворяется жрецами, которые тогда имеют право наказывать. Затем выслушивается король или кто-либо из старейшин, сообразно с его возрастом, знатностью, военной славой, красноречием, не столько потому, что он имеет власгь приказывать, сколько в силу убедительности. Если мнение не нравится, его отвергают шумным ропотом, а если нравится, то потрясают копьями: восхвалять оружием является у них почетнейшим способом одобрения.

Перед народным собранием можно выступать с обвинением и предлагать на разбирательство дела, влекущие за собой смертную казнь…

На этих же собраниях производятся также выборы старейшин…

Во время сражения вождю стыдно быть превзойденным храбростью своей дружиной, дружине же стыдно не сравняться с вождем, вернуться же живым из боя, в котором пал вождь,— значит на всю жизнь покрыть себя позором и бесчестьем; защищать его, оберегать, а также славе его приписывать свои подвиги — в этом главная присяга дружинника: вожди сражаются за победу, дружинники — за вождя. Если племя, в котором они родились, коснеет в долгом мире и праздности, то многие из знатных юношей отправляются к тем племенам, которые в то время ведут какую-нибудь войну, так как этому народу покой противен, да и легче отличиться среди опасностей, а прокормить большую дружину можно только грабежом и войной. Дружинники же от щедрот своего вождя ждут себе и боевого коня, и обагренное кровью победоносное копье, а вместо жалования для них устраиваются пиры, правда, не изысканные, но обильные…

У германских племен существует обычай, чтобы все добровольно приносили вождям некоторое количество скота или земных плодов; это принимается как почетный дар, но в то же время служит для удовлетворения потребностей…

Земля занимается всеми вместе поочередно по числу работников и вскоре они делят ее между собой по достоинству; дележ облегчается обширностью земельной площади: они каждый год меняют пашню и все-таки еще остается свободное поле…

Ни один народ не является таким щердым и гостеприимным, как германцы. Считается грехом отказать кому-либо из смертных в приюте. Каждый угощает лучшими кушаньями сообразно своему достатку. Когда угощенья не хватает, то тот, кто сейчас хозяин, делается указателем пристанища и спутником, и они идут в ближайший дом без всякого приглашения, и это ничего не значит: обоих принимают с одинаковой сердечностью… Если, уходя, гость чего-нибудь потребует, то обычай велит предоставить ему эту вещь, также просто можно потребовать чего-нибудь, в свою очередь, и от него…

Только что достигший юношеского возраста отпускает волосы и бороду и до тех пор не изменяет такого вида, свидетельствующего о данном обете и обязывающего к храбрости, пока не убьет врага. Только после крови и военной добычи открывают они лицо, считая, что только тогда они расплатились за свое рождение и стали достойны своего отечества и родителей. У трусливых и невоинственных этот ужасный вид так и остается. Наиболее храбрые носят на себе железное кольцо, как бы оковы, до тех пор, пока не убьют неприятеля.



biofile.ru

Германские племена. Покорение римлянами | Интересник

11 Янв
2014

Таинственный народ во мраке прошлого: германские племена. Римляне называли их варварами, дикарями, далекими от культуры. Ведали они о чем-либо, кроме битв и войн? Во что они верили? Чего они боялись? Как сосуществовали с Римской империй? Что они оставили после себя и что мы знаем о них? Кем же были германцы?

 

Битва Ариовиста с Цезарем

(см. также Битва Цезаря с Ариовистом из цикла «Рим. Рассвет и закат империи»)

Октябрь 1935 года. Археологи исследуют могильный холм на датском острове Фюн. Холм датируется 1 веком до н.э., временем германских племен.

Археологи делают сенсационное открытие: это могила германской жрицы. Об этом говорят найденные семена растений, окаменелые морские ежи и ивовые прутья – все это предположительно имело магическое значение.

Кем была умершая – неизвестно, ведь биографии германских женщин той эпохи не дошли до нас. Но римские историки уже тогда упоминали о большом влиянии, которое имели жрицы на германцев.

Сегодня античные источники и современная наука позволяют нам рассказать о жизни германской жрицы. Назовем ее Базена, и вот ее история.

«Над нашим племенем нависла угроза войны с римлянами. Я спросила оракула: должны ли мы сражаться? Что скажут знаки? Прутья священной ивы предскажут мне будущее. Участь свевов моего племени – в руках богов. О чем они нам возвестят? И вот предостережение: никаких сражений, пока Луна умирает. Пусть оружие отдыхает до новой Луны».

Вождем свевов был Ариовист, скорее всего, предсказание ясновидящей ему не понравилось, ведь свевы были грозой для своих врагов. Но решение богов должен уважать каждый.

58 год до н.э. Свевы верят, что жрицы умеют предсказывать будущее, поэтому жрицы занимают важное положение в обществе. Это утверждает римский историк Тацит, известнейший античный автор, которые так описывал северные племена: «Женщинам присуща святость. Германцы не отвергают их советов и не оставляют без внимания их предсказания».

Изначально свевы селились на северо-германской низменности. Они были опытными воинами и в качестве наемников попадали в Галлию. Им понравилась богатая и плодородная земля, и они обосновались на территории современного Эльзаса.

Но в 58 году до н.э. римский полководец Цезарь вторгся в земли свевов. Памятуя о предостережении богов, Ариовист был готов к переговорам с римлянами, Цезарь же потребовал от него покинуть свои земли.

Ариовист не позволил Цезарю запугать себя, ведь уже 17 лет свевы жили в Галлии, но они еще не сталкивались с римской военной машиной. Цезарь угрожал своими легионами, вождь же свевов отвечал ему, что он пришел в Галлию раньше, и что Цезарь вторгся на его территорию.

Воины-свевы были настроены решительно: они ни за что не оставят свою землю. При виде рвущихся в бой свевов Цезарь отступил. На этот раз. Это было его первое столкновение с воинственными племенами северян.

С античных времен до нас дошло несколько изображений германцев, сделанных римлянами. Они раскрывают образы жителей севера: грубые и неотесанные, с длинными бородами. Вот как их описывает сам Цезарь: «Германцы чудовищного роста, неимоверно храбрые и искушенные воины. Никто не способен выдержать их пристального взгляда».

На римских бронзовых котлах изображены прически свевов. Вот, что об этом пишет Цезарь: «Это самое воинственное племя германцев. Они зачесывают волосы набок и связывают их в узел».

По найденному черепу, пролежавшему в торфянике более 2 тысяч лет, становится понятно, о чем писал Цезарь: на нем хорошо сохранились два таких свевских узла. «Необычная и грозная прическа», — как отмечает Тацит. -«Такой прической они хотя добиться величия и вселить ужас в своих врагов».

Цезарь рассказывал, что воины преуспевали в этом: их воины выглядели так устрашающе, что паника охватила целое войско. Легионеры отказались выйти на битву против Ариовиста. Тогда Цезарь предупредил: свевы опасны! И не только для Галлии, но и для всей Римской империи!

И еще: они всего лишь передовой отряд всепобеждающих народов, и он дал этим народам имя германцы.

Искусная пропаганда Цезаря увенчалась успехом: до Рима быстро добралась весть – к северу от империи живет могущественный враждебный народ.

Юлий Цезарь, несомненно, является одной из самых интересных личностей в мировой истории. Многие годы он вел войну против галлов, сам создал свое войско, но в то же время следил, чтобы и Рим предоставлял необходимые средства. Ему все время приходилось искать оправдание своим действиям. Одним из таких оправданий стало изобретение германцев, о которых римляне не задумывались многие десятилетия и даже столетия.

С одной стороны Цезарь нуждался в германцах, чтобы до конца довести свою кампанию на Рейне, с другой же стороны он считал германские племена одним большим народом, которым они не являлись. Их племена сильно отличались друг от друга: племена, обитавшие в Южной Скандинавии, и между Рейном и Вислой, имели большие различия, были кем угодно, но только не единым народом.

Изначально германцы были лишь одним племенем из многих других, таких как фризы, лангобарды или свевы. С целью еще больше предостеречь Рим об опасности Цезарь дал всем этим племенам одно имягерманцы, а земли к востоку от Рейна, где они селились, назвал Германией.

Подстрекаемые своим полководцем, легионы Цезаря вышли на поле боя. Перед лицом германской угрозы они готовы были сразиться со свевами. Те же выполняли решения оракула.

Пять дней подряд войска Цезаря маршировали в виду их обозов. Он пытался вызвать на поле боя сидевших в укрытии германцев.

«На шестой день, увидев римлян, вновь стоящих у нашего лагеря, я поняла, что Ариовист не сможет больше противиться их вызову. Но не родилась еще новая Луна».

Легионеры Цезаря стремились к бою на открытом поле, где их никто не мог превзойти. На шестой день вождь свевов ответил на их вызов.

Вот, что пишет об этом римский историк Кассий Дион: «Ариовист не обращал больше внимание на пророчества жрицы. И как только римляне выстроились боевым порядком, повел на них свое войско».

Два вражеских войска встретились на территории современного Эльзаса. Ариовист выдвинул своих воином на римлян семью клиньями: такую устрашающую тактику германцы называли «кабаньей головой». Они хотели разорвать ряды противника единым наскоком и сломить римлян.

Германские клинья обрушились на римские когорты. Кассий Дион так описывает битву в Галлии: «Сражались они скорее своими телами, чем оружием. В бою лицом к лицу римляне превосходили своего противника. Там, где падал один римлянин, вставало еще двое. Атака германце захлебнулась».

Римляне выдвинули свои резервы. Они неожиданно окружили германцев с флангов и смели клинья. «И тогда повернули германца обратно и бежали, не останавливаясь, до самого Рейна» — так описывал Цезарь исход битвы в Эльзасе.

Римский полководец одержал победу, из свевских воинов не выжил почти никто. Римская дисциплина взяла верх над германской храбростью.

«Римляне ворвались в наш лагерь. Почему только не послушался Ариовист оракула? Никто не может пренебрегать решением богов. Ариовист не хотел склоняться перед Цезарем, его воины сражались за нашу свободу. Но исход битвы был ужасен: римляне не пощадили никого из нас – ни стариков, ни детей. Наше племя было уничтожено».

До самого Рейна преследовал Цезарь тех, кому удалось вырваться с поля боя и избежать резни в лагере. Отныне землями, лежащими на левом берегу реки, стали править римляне.

«Я хотела скрыться от римлян как можно дальше, ибо они принесли столько горя и смерти. Я стремилась на другой берег реки, на родные земли своего племени. Только теперь я осталась совсем одна».

Победа над Ариовистом была лишь началом галльских войн. В течение 7 лет в результате многочисленных сражений Цезарь покорил всю Галлию. Отныне северной границей империи стал Рейн.

Изначально река связывала людей, селившихся на разных ее берегах. Впервые Цезарь сделал Рейн барьером, ограждающих цивилизованных римлян от варварских германцев.

«Долго жила я, прячась в северных лесах. Без своих соплеменников я осталась без защиты. Свевов ненавидели многие племена, потому что они грабили и убивали своих соседей. Приближалась зима, и одной мне было не выжить. У меня не оставалось выбора: я должна была оставить свое прибежище и просить приюта у врагов. Наконец, я дошла до небольшого селения херусков. Как они меня встретят?

Я чувствовала напряжение жителей. Одной женщине пришло время рожать, но она отвергла мою помощь: я не принадлежала к их клану. Только когда мужчина увидел, что было у меня с собой, он понял, что я жрица и что я действительно смогу помочь. Он привел меня в свой дом к жене».

 

Жизнь и быт германцев

В восточной Фрисландии археологами были найдены останки германского поселения. В отличие от римлян, германцы строили не из камня, а из дерева и глины. Как же археологи узнали об особенностях их домов?

Единственное указание – темный цвет грунта в сделанных два тысячелетия назад ямках и углублениях. Эти следы позволяют реконструировать план германского дома.

Ямки от столбов – типичные признаки простого строительного искусства германцев. Они возникли там, где когда-то стояли деревянные столбы, поддерживающие стену.

Но лишь педантичная работа археологов выявила подробности. На основании данных осмотра почвы, они смогли объяснить, как германцы сооружали прочные здания простыми средствами.

В одном из мест по периметру находятся классические цилиндрические ямки от столбов. Интересно, что эти ямки по глубине контрастируют с другими неглубокими отметинами у фундамента. Вероятно, это связано с тем, что здесь с передней стороны дома были сильные ветра, и эти столбы приходилось закапывать глубже.

Кто-то спросит: как германцы выкапывали ямки в плотной глине, не имея стальных лопат? Вероятно, почва каким-то образом размягчалась а потом вынималась деревянными инструментами.

Таким способом германцы возвели внушительное здание – лонгхауз. Деревянные столбы составляли несущую конструкцию. Наружные стены дома делались из переплетенного тростника и были обмазаны глиной, а кровля выстилалась соломой или камышом. В таких домах люди со скотиной жили под одной крышей.

Тацит описывает типичное поселение, в котором было не более 20 домов: «Деревни сооружались не по-нашему. Дома в них не примыкали друг к другу? Вокруг каждого дома было большое свободное пространство».

Археологи нашли также и деревянную посуду. Обнаруженные в ней семена и остатки растений дают представление о пище: германцы варили каши из ячменя или пшена и ели ягоды, грибы и орехи. Мясо редко встречалось в их рационе.

Еда подавалась на маленьком столике, что Тацит описывает следующим образом: «У каждого было свое место и свой личный стол».

Искусно вырезанная утварь задает новые загадки: имели ли сосуды, сделанные в виде птиц, какое-то культовое значение, ведь животные играли важную роль в жизни и в верованиях германцев? Чтобы отразить беды, взывали к помощь богов.

Осложнения после родов несли смертельный риск и для матери, и для ребенка. Но мудрые женщины из германских племен хорошо разбирались в искусстве исцеления: повивальные бабки пользовались большим уважением благодаря своим знаниям целебных трав.

Среди таких трав не последнее место занимала полынь. Она был известна своими успокаивающими свойствами, способностью расслаблять мышцы при родах и самое важное – она отпугивала злых духов.

Многим женщинам германцы приписывали ясновидение, даже божественность. Может ли это наблюдение Тацита быть подтверждено научно?

Находки из могилы женщины с острова Фюн – удачный шанс. По ним мы можем сделать вывод о ее положении в обществе. Среди ее личных вещей есть и экзотические: рядом с римскими предметами роскоши находились такие редкости, как окаменелые устрицы и морские ежи – судя по всему, талисманы германцев. Кроме того, у женщины с Фюна были и старинные вещи, например, топор из каменного века.

Все предметы имели свое магическое значение. Должно быть, этой женщине отводилась особая роль. Все предметы, найденные в могиле, указывают на то, что погребенная занимала важное положение в своем обществе. Предметы, привезенные из Рима, указывают на ее высокий ранг, а старинные вещи, вероятно, обладали оккультным значением.

Из этого мы можем сделать вывод о ее общественном положении и магических функциях предметов. Эта женщина была жрицей.

«Отец обрадовался, что жена родила ему здорового мальчика. При его рождении норны, богини судьбы, предсказали ему будущее. Выдержит ли он уготованное ими испытание?».

Об обрядах германцев ходит множество самых фантастических легенд. Сами германцы никогда не записывали свои обряды, и поэтому они дошли до нас только в передаче римлян или греков.

Вот, что рассказывает врач Гален об одном внешне суровом варварском обряде: «Младенца, только что вынутого из горячей утробы матери, сразу же окунали в реку, как раскаленный металл опускают в холодную воду».

Крещение в ледяной воде должно было закалить маленькое тельце и подготовить к жизни, полной лишений, — полагает греческий врач. Но это, по представлению германцев, защищало также и от злых сил.

Насколько правдоподобны рассказы античных летописцев?

Трактат «Германия» римского историка Тацита дает живописное представление о северных племенах. Но как сегодня выглядит почти двухтысячелетний трактат в зеркале археологических изысканий?

Рассмотрим археологические свидетельства жизни германских племен в 1 веке нашей эры. Мы можем представить весьма живую картину их поселений, их погребальных обычаев и культов. Одной из целей нашего исследования является сравнение этого представления с письменными источниками, и здесь нам, несомненно, очень помогает Тацит, который в свое время был одним из величайших знатоков германского мира.

В трактате «Германия» он описывает многое из того, что мы можем подтвердить археологическими находками. Естественно, он рассматривает все через призму Рима и римского общества. По сути, своим трактатом он прямо и косвенно критикует общественные отношения в Риме. Мы тоже должны рассматривать его рассказы критически с сегодняшней точки зрения. Археологи могут проделать кучу исследований, но многие вещи необходимо изучить детально, чтобы понять, возможны ли они. Нужно установить, реальная ли это история, или просто молва. Не все может подтвердить археология.

Какой была жизнь германцев? Тацит утверждает, что существовало четкое распределение ролей. Забота о доме, очаге и посевах возложена на женщин.

«После удачных родов у хозяйки мне позволено было остаться в доме. Хозяйка решила, что я не должна была больше носить свое старое платье, на котором остались следы битвы. Я была благодарна ей. Теперь воспоминания о битве с римлянами и о гибели моего племени больше не будут меня беспокоить: я избавилась от этих воспоминаний вместе со старым платьем».

 

Одежда германцев

Была ли одежда германцев действительно грубой, уродливой и тусклой, как сообщают римляне?

Специалисты по текстилю исследовали предметы одежды германцев, которые сохранились в торфянике. Под микроскопом обнаружились удивительные подробности. Германцы носили искусно вытканные одежды из шерсти или льна. Древние мастера умели ткать даже изящную елочку.

Все ткани, которые достали из торфа, были коричневыми. Преобладал ли этот цвет в одежде германцев?

Не только из письменных источников, но и благодаря находкам археологов мы знаем, что германцы носили разноцветную одежду. Отчасти они играли естественными цветами шерсти, т.е. комбинировали белую шерсть с черной или коричневой. Но были найдены и искусственно окрашенные ткани: например, шерсть изначально была белой, а потом стала красной.

Так, исследование ткани подтвердило то, о чем писал Тацит: «Женщины кутаются в льняные накидки, которые они окрашивают в пурпурные тона».

Германцы получали красители из почвы, растений и улиток.

«Новое платье было не просто теплым одеянием: через этот дар я получила признание в обществе, стала частью их клана. Я обрела новую Родину».

 

Жертвоприношения германцев

В торфяниках исследователи то и дело натыкаются на археологические сенсации. В кислой среде болота, куда не проникает воздух, органические ткани сохраняются очень продолжительное время, как в капсуле времени. Нередко встречаются и человеческие останки. В Европе обнаружили больше сотни погребенных в те времена германцев.

Один из них – человек из топи Гроболла. Есть различные предположения, почему люди попадали в болота: несчастные случаи, преступления, наказания или погребения.

Тацит и другие античные авторы постоянно упоминают о человеческих жертвоприношениях, которыми германцы должны были ублажать своих богов. Правдиво ли это утверждение, или это устрашающая пропаганда римлян?

Тацит пишет, что германцы приносили в жертву людей во время отвратительных варварских обрядов. Он описывает также место для таких обрядов: «На острове в священном лесу стоит божественная колесница. Когда появляется богиня Нертус, она проезжает в ней по земле. Никому не позволено увидеть ее: она совершает омовение в уединенном озере. Ей помогают рабы, которых потом бросают в то же озеро. Отсюда священный трепет к богине, ибо тот, кто ее увидит, должен умереть».

Озеро Херта на острове Рюген прекрасно подходит под это описание. Здесь предположительно приносились жертвы богине плодородия. Был ли человек из Гроболла такой жертвой?

Так хорошо сохранились всего несколько тел людей, живших во времена германских племен. Его раны многое рассказали о его смерти.

Мужчина был умерщвлен тройной смертью. Сначала ему раздробили большие берцовые кости и череп, а потому перерезали горло. После чего кинули в топь.

Болото – загадочное место: это и не земля, и не вода, что-то промежуточное, зыбкий слой под почвой. Ему приписываются мистические черты, над ним висит туман, тая в себе опасность. Болото может поглотить человека, это место, которое люди не смогли познать за многие тысячелетия. Здесь приносятся жертвы – дары высшим силам, богам, их молят о достатке на будущий год, об обильном урожае и о многом другом. И здесь в 440 году до н.э. люди принесли своим богам величайший дар, который мы сегодня называем человеком из Гроболла.

И все же человеческие жертвы – это исключение. Как правило богам подносят пищу и животных. Их приносят на место, считающееся священным. Вот, что пишет Тацит: «Жертвенные рощи и леса германцев окутаны таинственностью, к которой они относятся с особым благоговением. Они все поклоняются Нертус – матери-земле, и верят, что она принимает участие в человеческих делах».

«Зима была долгой и суровой. Наши запасы подошли к концу. Я пошла просить у Нертус ее благословение на грядущий год и предложить ей ту малость, которая у нас еще осталась. Прими дар ушедшего годя, смилуйся, ниспошли нам богатый урожай».

Германцы верили, что боги вездесущи, и что они определяют судьбу человека. Две тысячи лет назад жизнь была постоянной борьбой: холод, голод и засуха, а также частые войны между племенами подвергали опасности жизни людей. И у богов просили помощи и защиты против напастей.

В отличие от римлян, германцы не строили храмов для своих богов. Вот, что пишет Тацит: «Германцы считали, что великим богам не подобает быть заключенными в стенах.

В Обердорле, в Тюрингии археологи реконструировали место для жертвоприношений – единственное в Центральной Европе. На этом культовом месте германцы более тысячелетия приносили жертвы своим богам. Что же они приносили в жертву?

В жертвеннике было обнаружено более 300 костей и черепов, все они принадлежали собакам, коровам и лошадям. В обычаях общины было ритуальное убийство этих животных и их поедание во время ритуального пира. Черепа и конечности крупного рогатого скота свидетельствуют о том, что эти части крупных животных предлагались сверхъестественным силам, т.е. богам, а остатки съедались людьми во время ритуальных пиров.

На месте жертвоприношения в Обердорле археологи также нашли огромные деревянные человекоподобные фигуры, каждая из которых означала отдельное божество. Что эти истуканы могут рассказать нам о верованиях германцев 2 тысячи лет назад?

Истуканы находятся в огромном количестве в местах жертвоприношений на болотах и не только – по всей территории Германии. Они, очевидно, принадлежат к пантеону, которому поклонялись германцы в то время. Но по этим идолам нельзя узнать какого-то определенного бога или богиню. Не стоит даже пытаться сделать это, потому что они на несколько веков старше первых письменных свидетельств. Можно лишь сказать, что образы богов, переданные более-менее детально, были весьма приблизительными. Изображения богов существовали только в виде столбов-истуканов, которым придавалось или мужское, или женское обличье.

Фигуры служили культу плодородия. Зачастую они существовали парами, своеобразным культовым союзом богов. Идолы вытесаны грубо и примитивно: германцы сознательно изображали своих богов в простой манере, потому что это были святые прообразы, дошедшие до них с древних времен.

Германцы считали, что по мере старения дерева, из которого сделаны идолы, они теряют божественную силу, поэтому истуканов закапывали в землю — на счастье науки.

Неподалеку от Грейфсвальда в 2005 году археологи обнаружили несколько истуканов – редкая находка. Действительно ли они восходят ко временам германских племен?

Чтобы определить возраст древесины, хватит одного небольшого образца. Для этого применяется радиоуглеродный метод. Он позволяет определить возраст дерева по количеству радиоактивного изотопа углерода, находящегося в нем.

Для измерения необходимо предварительно подготовить образец древесины из истукана. Углерод помещают в ускоритель заряженных частиц. По соотношению содержания радиоактивного и нерадиоактивного углерода ученые определяют возраст древесины. Радиоактивный изотоп 14C, в отличие от нормального углерода, распадается. По так называемому периоду полураспада ученые могут определить длительность процесса распада.

Результаты измерения передают в контрольную лабораторию, по которым получается, что изотопу 14C 2100 лет. Прибавим сюда количество колец на стволе и получится, что эти деревья росли где-то между 200 и 50 годами до н.э. Фигуры могли быть вырезаны во второй половине 1 века до н.э., т.е. как и ожидалось.

 

Боги металла и войны

В 1 веке до н.э. из-за контакта с римлянами пантеон германцев изменился: мужские божества – боги металла и войны – вытеснили богиню плодородия. Все чаще в могилы стали опускать оружие. Участились набеги и войны между племенами.

«Мы собрались в священной роще. Как жрица я должны была просить Водана, бога войны, помочь нам. Враждебные племена угрожали нашей родине. Мужчины должны были взяться за оружие. Будет ли Водан на нашей стороне во время боя?».

Тацит пишет о воинственности германцев: «Нелегко было убедить людей пахать землю. Им легче было вызвать врага на бой и заслужить раны. Тот, кто истекал потом, считался гнилым и ленивым, тот же, кто кровью – победителем».

«Мы сумели прогнать врага, но нам пришлось оплакивать погибших. В бою был убит наш вождь. В своем новом доме он не должен быть обделен тем, что надлежит ему иметь согласно его рангу».

Вот, что пишет Тацит о погребальных обычаях германцев: «На похоронах они избегают роскоши, но следят за тем, чтобы прах самых уважаемых усопших был сожжен с определенной породой древа. Каждому воину кладется его оружие. Плач и слезы у германцев заканчиваются быстро, боль утраты остается надолго».

«Когда прерывается нить жизни, каждый попадает в руки Судьбы. Он был доблестным воином и погиб на поле битвы, сражаясь за свое племя. Утешаюсь я тем, что его имя и его деяния останутся в наших легендах и песнях».

После кремации пепел хоронили в урнах. Будь то предводитель, воин, крестьянин, женщина или ребенок – каждый член племени находил последний приют в собственном сосуде.

Остатки костей времен германских племен имеют огромную ценность для науки. По костям можно узнать о питании германцев, их болезнях и продолжительности жизни.

Прежде всего антропологи изучают суставы. Их размер указывает на пол, а степень изношенности дает представление о возрасте умерших. Так мы можем составить представление об условиях жизни германцев.

Для определения возраста существуют различные методики. Например, когда тело было сожжено, исследуют черепные швы, которые закрывались в течение жизни. По закрытию швов можно довольно точно определить возраст. Это очень важно, ведь так, например, можно узнать, как менялись их условия жизни, смертность. Например, в бронзовый век была выше детская смертность, а продолжительность жизни меньше. В железный век не только снизилась детская смертность, но и увеличился средний возраст, в котором умирали взрослые.

Хотя условия жизни в германских племенах значительно улучшились по сравнению с теми, в которых жили их предки, кости показывают, что жизнь для них все равно была полной лишений: на костях признаки истощения и болезней, нередко смертельных.

Не только уважение смерти, но и страх перед ней правили германцами. Они считали, что покойники могут возвращаться в качестве привидений и вредить живым. Чтобы избежать такой опасности, умерших сжигали. При этом можно было не беспокоиться, что сожженные забирали свое оружие в загробный мир.

Мечи изгибались таким образом, чтобы они могли поместиться в урну. С тех пор, как соседями германцев стала Римская империя, в могилы стали класть все больше оружия. Это говорит о возросшем значении битв. Изменилось ли германское общество?

Археологические источники времени рождения Христа и позднее довольно ясно показывают нам, что германское общество между Скандинавией, Рейном и Вислой было в большой степени военизировано. В урнах среди других вещей находят копья и дротики, которые можно было использовать как оружие дальнего действия. Кроме того, встречаются заточенные с одной стороны мечи, не всегда хорошего качества и не особо аккуратно кованные. Есть также и щиты, по которым можно сказать, что воины умели обороняться. А некоторые из них сидели на лошадях, значит, у них были конные офицеры. Все это дает нам живое представление об обществе, которое знало, как уживаться с другими. Конечно же, они умели сражаться и умели выстаивать в этих сражениях.

 

Покорение германцев римлянами

Во время набегов германские воины переходили через Рейн и нападали на римскую Галлию. Рим счел это объявлением войны. Эту угрозу должен был уничтожить полководец Друз.

У Майнца, что близ Нимвегена, легионеры раскинули свой лагерь. С 12 года до н.э. римляне осваивали побережье. Каждым летом в «сердце» Германии случались военные кампании. Деяния Друза восхваляются в оде: «Он раздробил несдающихся варваров и принес господство Рима на новые земли».

Но Друз жаждал большего. Ему было лишь 26 лет, когда он с 6 легионами одержал первую победу над германцами. «Все дальше углублялся он в жуткие леса», как отмечает философ Сенека.

Друз установил римские вехи там, где никто вообще не знал о существовании Рима. А вот, что пишет римлянин Патеркул: «Друз покорил большую часть германцев и пролил немало их крови».

Август в Риме возвел триумфальную арку в честь победы над германцами. Друз и его потомки отныне могли носить почетный титул Германик.

Но для римлян Германия оставалась страной враждебной и чуждой, где происходили загадочные события.

«50 лет я жила у херусков, а потом настигло меня прошлое. Вновь увидела я римские доспехи и знамена. Что нужно римлянам? Почему оставили они свою родину и пришли в наши леса? Когда легионы Цезаря победили в Галлии воинов Ариовиста, римляне показали свои истинное лицо: они не знали пощады к тем, кто им не покорялся.

Я взываю к помощи богов. Пусть страшная буря заставит Друза и его легионеров повернуть обратно».

Кассий Дион рассказывал о странном событии: Друз услышал в германском лесу голос женщины.

«Куда ты стремишься, ненасытный Друз? Убирайся отсюда. Близок конец твоим деяниям и жизни твоей».

Источники сообщают, что он разбился, упав с коня. Вследствие этого покоритель германцев умер. Командование принял его брат Тиберий.

Как и Друз, Тиберий – тоже приемный сын императора, и он должен был исполнить волю своего отца Августа: окончательно покорить всех германцев.

Тиберий избрал иную стратегию, чем его брат: он решил не добиваться цели войной. Тиберий пошел по пути дипломатии: германцы должны были добровольно признать господство Рима. Сопротивление варваров должно было быть сломлено культурным превосходством римлян.

На Рейне на месте сегодняшнего Кельна было положено начало этому. По римскому образцу возник город убиев – германского племени, которое было союзником Рим не одно десятилетие. Оппидум Убиорум стал одним из роскошнейших имперских метрополисов: театра, храмы и термы должны были убедить германцев в преимуществах римской цивилизации.

От времен основания Кельна сохранилось не очень много. Самые ранние археологические свидетельства – знаменитый памятник убиев, фундамент каменной башни, построенной в 4 году н.э.

Воздвигнув башню, римляне обнесли ее тесанным камнем – это был римский способ строительства. Город стал подарком императора его германским подданным. Судя по всему, каменная башня была частью городской стены Оппидума Убиорума.

У Рима были большие планы на город убиев: здесь возник первый главный храм новой провинции Германии. Раз в год здесь должны были собираться все покоренные племена германцев, чтобы возобновлять свой союз с Римом.

Просторный храм, построенный римлянами, возвышался над городом. Германский священник вел церемонии на алтаре Ара Германия. Символично, что алтарь был обращен на восток, на Германию – туда, где Рим хотел получить господство.

Не только убии, но и племена с правого берега Рейна постепенно подчинялись римскому императору. Предположительно в 8 году до н.э. сдались и херуски. Как и остальные племена, жившие между Рейном и Эльбой, они могли либо скрываться в лесу, либо выбирать между безнадежным боем и покорением. Вожди херусков решились на мирное сосуществование с Римом. Вот, что пишет римский автор Патеркул: «Тиберий как победитель прошел по всем уголкам Германии, не потеряв из своих преданных войск ни единого человека. Он полностью покорил германцев, сделав их провинцией, платящей дань».

Рим был заинтересован в заключении мира. Тиберий должен был защищать вновь приобретенные области и искать надежного союза с побежденными. Эта политика умиротворение оказалась успешной и долгосрочной.

Но херуски заплатили высокую цену за мир и безопасность: им пришлось отказаться от свободы, выполнять приказы Рима, платить дань и посылать своих сыновей на службу в римскую армию.

«И в конце концов римляне потребовали сына предводителя как особую гарантию нашей преданности. Римляне назвали его Арминием. В качестве заложника он должен был идти с легионерами в Рим. Предводитель уступил, у него не было выбора. Судьба нашего племени была поставлена на карту. На нем лежала ответственность за нашу свободу».

Дети в качестве заложников были в древности обычным делом. Они должны были вдалеке от родины доказывать лояльность своих племен. В Риме, как правило, с заложниками обращались хорошо. Арминия воспитывали в столице империи как римлянина.

«Верные соратники сопровождали сына предводителя на чужбину. Увидят ли они снова когда-нибудь земли херусков?».

Спустя 20 лет Арминий вернулся на родину, и в истории германцев произошел драматический поворот…

Далее: Германские племена. Битва в Тевтобургском лесу


 

interesnik.net

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *