39 полк пантера – Тяжелый танк Pz.Kpfw V "Пантера" на Курской дуге. Часть 1.

Содержание

Тяжелый танк Pz.Kpfw V «Пантера» на Курской дуге. Часть 1.

Первые две сотни выпущенных новейших немецких танков Pz.Kpfw V «Пантера» были спешно отправлены для усиления ударной группировки генерал-фельдмаршала Манштейна на южный фас Курской дуги. 196 танков и 4 БРЭМ «Берегпантера», полученных в период с 10 по 31 мая 1943 года, поступили на вооружение 51-го и 52-го танковых батальонов «Пантер», в составе 39-го танкового полка.

Немецкие танки Pz.Kpfw V «Пантера» из состава 51-го или 52-го ТБ на железнодорожной станции в Германии перед отправкой на Восточный фронт.

За месяц, остававшийся до начала боевых действий, 39-й танковый полк сумел обеспечить боевую подготовку экипажей «пантер» только на взводном уровне. Слаживание подразделений на уровне рот и батальонов вообще не проводилось, боевые стрельбы из «пантер» также были редким явлением. Кроме того, новые танки имели огромное количество недостатков и конструктивных недоработок. Позднее прибытие на фронт — последние подразделения 39-го танкового полка прибыли в район предстоящих боевых действий только к 4 июля — не позволило должным образом подготовить «пантеры» к атаке. Командиры и экипажи не успели достаточно хорошо изучить карты и провести разведку местности, установить связь с соседними подразделениями и т. п. А так как выход в эфир был запрещён (из соображений секретности), то производить настройку радиостанций «пантер» пришлось уже в ходе боя. Например, 3 июля 1943 года в журнале военных действий 48-го танкового корпуса была сделана запись о том, что «танки „Пантера“ не имеют навыка тактического взаимодействия в составе батальона, а радиосвязь между отдельными машинами не отработана на практике».

«Пантера» с башенным номером R 04 штаба 39-го танкового полка. Июль 1943 года.

В результате всего этого в первых же боях возникли неточности в командовании, ошибки в боевом построении «пантер», проблемы в передаче приказов из-за слабо организованной связи. Например, приказания на изменение направления атаки в разгаре боя доходили до экипажей слишком поздно, в результате чего полк нёс большие потери.
Кроме того, ситуацию усугубляли механические поломки и пожары двигателей в «пантерах», что увеличивало потери. Например, 3 июля во время марша от железнодорожной станции к линии фронта из-за возгорания двигателей полностью сгорело два танка.
Ещё до начала боевых действий в операции «Цитадель» немецким командованием был утверждён план формирования 10-й танковой бригады. По этому плану в состав бригады включался танковый полк панцергренадерской дивизии «Гроссдойчланд» («Grossdeutschland») и 39-й танковый полк «пантер» (неофициально получившее название «Пантер-бригада»). Командиром бригады назначили полковника Деккера. Но командир танкового полка «Великой Германии», граф фон Штрахвиц, остался недоволен подобным решением, что впоследствии отрицательно сказалось на ходе ведения боевых действий.

«Пантера»№ 121 1-й роты 51-го батальона на просёлочной дороге в районе Черкасского. Июль 1943 года

Кроме того, из-за плохой организации формирования командование и штаб бригады не могли покинуть Берлин до 3 июля. Из-за спешки, царившей перед отправкой в район боевых действий, штабные подразделения не успели укомплектовать положенной по штату техникой, танками и автомашинами. Поэтому на фронте спешно сформировали штабную группу из офицеров 39-го танкового полка во главе с полковником Деккером. Группа получила два танка «Пантера» и несколько автомобилей (из 51-го и 52-го танковых батальонов) и штабной бронетранспортёр Sd.Kfz.251/6 из дивизии «Гроссдойчланд». Техника штаба полка и большая часть штабных офицеров прибыли на фронт только 11 июля 1943 года, в самый разгар наступления.

Несколько слов об окраске и маркировке «пантер» 39-го танкового полка. Судя по фото, машины имели двух- или трёхцветный камуфляж — по жёлтой окраске наносились полосы-разводы зелёного или коричневого цвета (или одновременно обоих). Какой-то единой системы в окраске «пантер» не существовало: каждый экипаж «наводил» камуфляж сам, между собой танки отличались расположением и формой полос, а в составе одной роты встречаются машины как с двухцветным, так и с трёхцветным камуфляжем. Все «пантеры» 39-го танкового полка имели тактические трёхзначные номера чёрного цвета с белой окантовкой, высотой примерно 40–45 сантиметров. Первая цифра номера соответствовала номеру роты в 51-м батальоне роты с 1-й по 4-ю, в 52-м — с 5-й по 8-ю), вторая — номеру взвода и третья — номеру машины во взводе. На кормовом листе башни размер номера обычно был примерно в три раза меньше, чем на бортах. Но судя по всему, единой системы в этом вопросе не было. Например, на некоторых «пантерах» 51-го батальона размер тактического номера на заднем листе был такой же, как на бортах. Машины штабов батальонов имели номера с «I 01» по «I 08» и с «II 01» по «II 08» (для 51-го и 52-го батальонов соответственно), а штаба 39-го полка — с «R 01» по «R 08».

Танки 10-й танковой бригады после боя. Район хутора Гремучий, июль 1943 года. На фото видна «Пантера» № 432 и Pz.III Ausf.L из состава танкового полка дивизии «Гроссдойчланд»

Единственной эмблемой, использовавшейся на машинах 39-го танкового полка, была голова пантеры с разинутой пастью. Наносилась она на бортовых и кормовом листах башни при помощи трафарета, а в отдельных случаях затем дорисовывалась кистью в ручную. По всей видимости, эта эмблема не являлась полковой, так как на машинах штаба 39-го танкового полка она отсутствует.
Судя по фотографиям, эту эмблему имели все танки 52-го танкового батальона, причём на машинах 5-й роты голова была белого цвета, в 6-й роте синего, в 7-й — чёрного, в 8-й — красного. А вот на «пантерах» 51-го батальона эта эмблема почти не встречается. Исключением были танки 1-й роты № 121 и 144 и «Пантера» 4-й роты № 434. А так как на других машинах 1-й и 4-й рот эта эмблема не встречается, то, видимо, на вышеупомянутых машинах она наносилась по личной инициативе экипажей. Исходя из этого, логично предположить, что нанесение эмблемы было сделано по инициативе командования 52-го танкового батальона на машинах 5—8-й рот. 51-й батальон (а также машины штаба полка) такой эмблемы не имели, но некоторые экипажи батальона рисовали её по своей личной инициативе.

Члены экипажа «Пантеры» № 445 у своего танка после боя. Южный фас Курской дуги, июль 1943 года.

В первых боях 5–6 июля 1943 года действиями 10-й танковой бригады руководил полковник Деккер. Затем он был отозван и появился на фронте лишь 11 июля, прибыв вместе с подразделениями штаба 10-й танковой бригады. В отсутствие Деккера командование бригадой было возложено на полковника фон Штрахвица.
Рано утром 5 июля 1943 года немецкие части перешли в наступление по всему фронту — операция «Цитадель» началась. В 8.15, после загрузки боеприпасов и дозаправки, батальоны «пантер» перешли в наступление. В первом эшелоне двигался танковый полк дивизии «Великая Германия», за которым следовал полк «пантер». Всего в бою участвовало 268 танков (4 Pz.II, 12 Pz.III, 51 Pz.IV, 3 «тигра», 12 огнемётных и 184 «пантеры»). На острие атаки находились рота Pz.IV и рота «тигров». Цель атаки — село Черкасское — было хорошо укреплено, подступы к нему прикрывались проволочными заграждениями и минными полями. Несмотря на упорную оборону села частями 67-й и 71-й гвардейских стрелковых дивизий, к вечеру оно было занято немецкими войсками.

Помимо советской пехоты и артиллерии, в этом бою «пантеры» столкнулись с 245-м танковым полком Красной Армии, имевшим на вооружении американскую матчасть — 12 машин M-3 средний (M-3 «Генерал Ли») и 27 M-3 лёгкий (M-3 «Генерал Стюарт»). В своём рапорте на имя Гудериана о действиях новых танков «Пантера» полковник Деккер описал это столкновение так: «5-го июля я предпринял массированную атаку танковой бригадой, однако не продвинулся дальше оврага. Не зная о наших новейших орудиях, восемь танков „Генерал Ли“ приблизились к нам примерно на 2200 метров. Всего несколькими удачными попаданиями мы их уничтожили — они вспыхнули подобно бенгальским огням на рождественской ёлке. Один из них был поражён метким выстрелом моего танка».
Есть описание этого боя и в документах советской стороны — в журнале боевых действий 245-го отдельного танкового полка об этом сказано следующее: «В 7.00 (5 июля) 1-я и 2-я роты получили приказ о выдвижении в район высоты 237,8 юго-западнее Черкасское для совместных действий с 196-м гвардейским стрелковым полком 67-й гвардейской стрелковой дивизии. В 12.00 танки заняли исходные позиции, увязав вопросы взаимодействия с пехотой и артиллерией. В 13.00 — получен приказ выбить пехоту противника из занятых траншей и подавить огневые точки.
В 14.00 роты развёрнутым строем в 2 эшелона (1-я в первом, 2-я во втором) пошли в атаку. К 15.00, выбив пехоту противника из траншей, восстановили положение полка.
«Пантера» № 142 1-й роты 51-го танкового батальона, подбитая артиллерийским огнём. В стволе пробоина от 45-мм снаряда.Июль 1943 года.

Роты вступили в тяжёлый бой с превосходящими силами танков (до 70 штук). В результате боя противник потерял: подбитыми и сожжёнными 30 танков, подавлено огнём и гусеницами 7 орудий, 6 шестиствольных миномётов, 3 миномёта, до двух батальонов пехоты. Потери рот — сгорело от артогня противника 9 средних и 2 лёгких танка, подбит 1 M-3 с, убито 26 и ранено 24 человека. В бою отличился экипаж командира 1-й роты старшего лейтенанта Хрипача, который сжёг 7 танков противника. Боем руководил начальник штаба полка капитан Медведков, связь с ротами и внутри рот велась по радио».
Как видно, потери, указанные в докладе Деккера и в журнале боевых действий 245-го полка, очень похожи. Правда, информация о том, что «пантерам» удалось уничтожить восемь американских танков в короткое время, вызывает некоторые сомнения. Дело в том, что согласно журналу боевых действий 245-го полка последний вёл бой в районе высоты 237,8 с 14 до 16 часов и потеря танков произошла не единомоментно, а была «размазана» по времени.

Брошенная немцами «Пантера» № 824 52-го танкового батальона. Июль 1943 года.

Эту же машину осматривают советские солдаты и офицеры.

Крупное фото борта башни танка №824. Также на этой фотографии хорошо видна эмблема 39-го ТП — голова пантеры.

Кстати сказать, не обошлось без потерь и в полку «пантер» — в ходе боёв 5 июля 1943 года немцы указывают 18 «пантер», подбитых и подорвавшихся на минах. Ефрейтор Вернер Кригель, вспоминает о первых боях: «Мы очень нервничали, так как все связывали большие надежды с новыми танками „Пантера“. В последние дни перед наступлением было много проблем, связанных с техническими недостатками наших танков. 3 июля были замечены следы саботажа — в топливных баках некоторых „пантер“ обнаружили винты и гайки, а у одного танка в коробке перемены передач нашли куски жести. Хиви, находившиеся в нашем лагере, были немедленно переведены в другие подразделения. Наши высшие офицеры считали, что русские знали о наших планах…
Утром 5 июля мы пошли в наступление севернее Курска. Советская оборона на Воронежском фронте была очень мощной. Наша первая атака захлебнулась на минном поле. Два танка роты, в том числе и мой, потеряли гусеницы. В то время как наша артиллерия подавляла огневые точки противника, мы смогли отремонтировать оба обездвиженных танка. Прорвать оборону русских мы смогли только после второй атаки, однако к вечеру 5 июля 51-й батальон имел только 22 боеспособных танка. Остальные были подбиты или поломались.
Мои товарищи жаловались на ненадёжную коробку перемены передач и сильный перегрев двигателей. Моторное отделение было очень узким, доступ в него из-за оборудования для подводного хода был сильно затруднён».

«Пантера» с башенным номером 434 из 51-го танкового батальона, подбитая артиллерийским огнём. Июль 1943 года.

Рано утром 6 июля 1943 года танки 10-й бригады (4 Pz.II, 9 Pz.III, 21 Pz.IV, 3 «тигра», 12 огнемётных и 166 «пантер») построились в боевой порядок и пошли в атаку в направлении Луханино. При этом «пантеры» были слева, а танковый полк «Гроссдойчланд» справа. В ходе атаки танкам пришлось преодолеть противотанковый ров и большое минное поле, а затем они натолкнулись на оборонительный рубеж, где были остановлены огнём артиллерийских орудий и вкопанных в землю танков 3-го механизированного корпуса. В ходе боя 39-й танковый полк потерял 37 «пантер», причём одна из них была уничтожена экипажем Pz.IV (из состава 15-го танкового полка 11-й танковой дивизии), принявшим её за танк противника. Экипаж этой «Пантеры» не смог покинуть машину и сгорел в ней.
7 июля наступление на север продолжилось. Несмотря на упорную оборону частей Красной Армии, сильный огонь вкопанных танков и противотанковых пушек, части 10-й танковой бригады и дивизии «Гроссдойчланд» к исходу дня вышли к хутору Гремучий. В течение всего дня немцы отбивали яростные контратаки 1-й гвардейской, 192-й и 200-й танковых бригад Красной Армии. В ходе этих боёв части 10-й танковой бригады и приданная им пехота дивизии «Гроссдойчланд» понесли большие потери. Кроме того, утром, ещё до вступления в бой, 39-й танковый полк потерял 6 «пантер» из-за пожара двигателей. По докладу командования полка, в течение дня огнём «пантер» было уничтожено 6 танков, 3 противотанковых орудия и сбит один самолёт. Однако к вечеру в строю осталось всего 20 боеспособных «пантер».
На следующий день упорные атаки продолжались. О напряжённости тех боёв можно судить по воспоминаниям Вернера Кригеля: «8 июля мы снова направились в направлении на Обоянь, к югу от Курска. Русские сопротивлялись отчаянно. Наш танк получил попадание снаряда из танковой пушки в командирскую башенку. По счастливой случайности наш командир остался жив. Мы продолжили атаку с повреждённой командирской башенкой и открытым люком. Один танк нашей роты был уничтожен тяжёлой штурмовой артустановкой: броня „Пантеры“ была просто прошита насквозь, экипаж погиб. В течение боя мы встретились с американскими танками, которые были не ровней нам. Также нам удалось подбить несколько Т-34 с дистанции около 2500 метров».

Тот же танк №434. В кормовых листах корпуса и башни пробоины от 45-мм бронебойных снарядов. На корме видна надпись мелом «Ильин 26/7». Вероятно, это фамилия командира орудия, подбившего танк.

В последующих боях 9-10 июля боевая мощь 39-го танкового полка, судя по немецким документам, снизилась довольно быстро. Так, к вечеру 10 июля в строю оставалось лишь 10 боеспособных «пантер», 25 танков были безвозвратно потеряны, 65 находились в ремонте, а ещё 100 требовали ремонта (из них 56 были подбиты или подорвались на минах и 44 поломались). К вечеру 11 июля боеспособными было уже 38 «пантер», 31 безвозвратно потеряна, а 131 нуждалась в ремонте. Как видно, наряду с боевыми потерями, много машин вышло из строя по техническим причинам.
12 июля части 10-й танковой бригады были выведены из боя и сосредоточены в районе высоты 260,8 для приведения себя в порядок. Предполагалось, что утром следующего дня бригада атакует Берёзовку для обеспечения флангового удара дивизии «Гроссдойчланд» с запада. Но сильно пересечённая местность и неожиданные ливни не позволили сосредоточить части в срок и подвести горючее и боеприпасы. Наступление, в котором участвовало 6 Pz.III, 24 Pz.IV и 36 «пантер», началось 14 июля в 5 часов утра. В течение дня немцы немного продвинулись, но огнём противотанковых орудий и контратаками танков они были остановлены. Из-за больших потерь 10-й танковой бригаде был подчинён 6-й танковый полк из состава соседней 3-й танковой дивизии, но из-за царившей неразберихи связаться с ним так и не удалось. Продолжение наступления имело мало шансов на успех, так как практически все боеприпасы были израсходованы в течение дня. К вечеру 10-я танковая бригада имела боеспособными l Pz.III, 23 Pz.IV и 20 «пантер», потеряв безвозвратно 3 Pz.IV и 6 «пантер».
Следует отметить, что несмотря на усиленную работу ремонтников 39-го танкового полка — они ремонтировали ежедневно до 25 «пантер» — поддерживать боеспособность подразделения на нужном уровне они не могли. И это несмотря на то, что дефицита в запчастях не было, так как их в спешном порядке приходилось самолётами доставлять с заводов на фронт.

«Пантера» № 312 из 3-й роты 51-го танкового батальона, вышедшая из строя по техническим причинам и взорванная немцами при отступлении.

Источники:
Коломиец М. «„Пантеры“ на Курской дуге». «Фронтовая иллюстрация» серия «Танки в бою», выпуск 1. — М., «Стратегия КМ», 2002.
Свирин М. «Тяжелый танк Пантера Pz.Kpfw V» — Экспринт. 2004 г.

mihalchuk-1974.livejournal.com

ТЯЖЕЛЫЙ ТАНК PZ.KPFW V «ПАНТЕРА» НА КУРСКОЙ ДУГЕ. ЧАСТЬ 3.

Продолжение. Начало тут http://mihalchuk-1974.livejournal.com/68855.html
http://mihalchuk-1974.livejournal.com/69011.html

Кроме того в отчёте Г. Гудериана приведены данные о характере повреждений и поломок в 39-м танковом полку по состоянию на 10 и 12 июля соответственно:

Советский офицер у подбитой «Пантеры» 39-го танкового полка (бортовой № 535). Июль 1943 года. Танк получил две пробоины 76-мм снарядами в левый борт корпуса (цифра 2) и две 45-мм пробоины в правый борт башни (цифра 1).

Тактические просчёты, имевшие место во время первых боёв 39-го танкового полка, и некоторые другие наблюдения были отражены в докладе майора Штрейта, командира учебного подразделения «пантер»: «Из-за сильной скученности при атаке эффективность огня „пантер“ была очень низкой и противник смог успешно вывести из строя большую часть танков. При этом многие машины подорвались на минах.
Сапёры не могли успешно обезвреживать минные поля из-за недостатка времени: приказ продолжать наступление был отдан до того, как они закончили разминирование.
Атаки велись без учёта изменения ситуации в ходе боя. Взаимодействие подразделений было очень слабым, так как многим практически ничего не было известно о планах наступления. Неразбериха началась с первых же минут боя, так как ни цель, ни боевой порядок, ни направление атаки не были чётко определены. „Пантеры“ постоянно создавали скученное скопление непосредственно перед оборонительными рубежами противника, что приводило к большим неоправданным потерям. Командиры батальонов должны чётко руководить участвующими в атаке боевыми машинами, отдавая понятные приказы. К сожалению, действия „пантер“ были несогласованны. Так, например, любое изменение направления движения командиры большинства танков определяли визуально по ближайшим машинам, когда те меняли направление.
Борьба с противотанковыми орудиями вызывает определённые трудности, так как они представляют из себя небольшие мишени, которые к тому же хорошо замаскированы. В большинстве случаев уничтожить весь расчёт противника полностью практически невозможно. „Пантеры“ же, для сравнения, представляют из себя довольно заметные цели.
Превосходство „пантер“ очевидно только при лобовых танковых сражениях.
В целом стратегия противотанковой обороны русских состояла в следующем: плотная группировка орудий располагалась в наиболее благоприятной для этого местности — чаще по краю лесного массива. В основном это 76-мм противотанковые орудия, относящиеся к категории лёгкой артиллерии. В глубине линии обороны располагалась тяжёлая артиллерия и миномёты. Пехота и танки противника готовы атаковать при любой благоприятной возможности. Такие контратаки приводят к большим потерям с нашей стороны».

Подбитая «Пантера» с башенным номером 102 из 51-го танкового батальона дивизии «Гроссдойчланд» на сборном пункте аварийных машин. Центральный фронт, август 1943 года. На заднем плане виден танк «Тигр»

По данным оберквартирмейстера 4-й танковой армии, к 21 июля 1943 года в 39-м танковом полку сложилась следующая ситуация с танками «Пантера»: 41 танк был боеспособен, 85 танков требовали ремонта, 16 танков отправили для капремонта в Германию, а 58 танков были безвозвратно потеряны (49 из них при отступлении были взорваны). В целом оценить количество «пантер», участвовавших в июльских боях можно по данным предоставляемым оберквартирмейстеру в сводках дивизии «Гроссдойчланд»:

Общую картину об участии танков «Пантера» 39-го танкового полка в ходе боёв на южном фасе Курской дуги в июле — августе 1943 года можно представить по следующей таблице:

Горящая «Пантера» № 322 из состава 51-го танкового батальона дивизии «Гроссдойчланд». Район Карачева, август 1943 года.

Срок краткосрочного ремонта определялся документами и чаще всего был не таким уж и маленьким. Например, в ходе операции «Цитадель» время краткосрочного ремонта для частей группы армий «Центр» было установлено в две, а для группы армий «Юг» — в три (!) недели. Кроме того, в данную категории включались и танки, находившиеся на поле боя и требовавшие эвакуации.
Что касается долгосрочного ремонта, то его срок никак не оговаривался. Кроме того, если, например, танк направляли в ремонт из Белгорода в Днепропетровск, по документам он числился как находившийся в долгосрочном ремонте в части. Лишь если машина убывала на ремонт на территорию рейха, её показывали отдельной графой.
Кроме того, танк мог легко переходить из одной категории в другую — например, находится три недели в краткосрочном ремонте, затем его указывали в графе долгосрочный ремонт и через месяц списывали как безвозвратные потери. Всё это очень сильно усложняет учёт потерь немецких танков в том или ином бою, так как практика списания потерянных танков задним числом практиковалась у немцев довольно широко.
Хорошо иллюстрирует приведённое выше доклад штаба 39-го танкового полка «пантер», датированный утром 20 июля 1943 года. Согласно этому документу, из имевшихся к началу боевых действий 200 «пантер» как безвозвратные потери было списано 58 штук, 98 находились в краткосрочном и долгосрочном ремонте и 44 были боеспособны. Однако из 98 ремонтных танков 55 ещё даже не были эвакуированы! В своём донесении ремонтники 39-го полка сообщали, что «если погода будет благоприятной, а также если будут выделено необходимое количество эвакуационных средств, то требующие эвакуации „пантеры“ можно будет восстановить в течение трёх недель».

С начала августа 1943 года, после перехода частей Красной Армии в наступление, безвозвратные потери «пантер» стали стремительно возрастать.

Брошенные на СПАМе «Пантеры» из состава 39-го танкового полка. Курская дуга, август 1943 года.

Связано это было с тем, что при отступлении немцам приходилось бросать или взрывать танки, эвакуированные с поля боя и находившиеся на ремонте или в ожидании ремонта. Так, в своём докладе от 12 августа 1943 года штаб 4-й танковой армии вермахта сообщал генералу-инспектору танковых войск следующее: «К началу июля 1943 года в строю имелось 200 „пантер“, безвозвратные потери в ходе операции „Цитадель“ составили 65 машин. В конце июля 1943 года, после передачи танков „Пантера“ из 51-го батальона, имелось 135 машин, из них боеспособными были только 19.
После этого:
отправлено на ремонт в Германию — 15 „пантер“;
отправлено на ремонт в Днепропетровск — 27 „пантер“;
прибыло на пополнение — 12 „пантер“;
всего имелось к началу русского наступления — 105 „пантер“.
Из них:
уничтожено в боях и подорвано при отступлении в районе Борисовка, Головчин, Грайворон — 75 „пантер“;
подбито в Тростянец — 1 „Пантера“;
Имеется в наличии — 29 „пантер“.
Из них:
в ремонте — 15 „пантер“;
не эвакуированы с поля боя — 5 „пантер“;
действуют с частями дивизии „Гроссдойчланд“ — 6 „пантер“;
неизвестно где находятся — 3 „пантеры“».
Таким образом из этого документа следует, что к 12 августа безвозвратные потери 51-го и 52-го батальонов «Пантер» с начала июля 1943 по 12 августа того же года составили 130 танков, но скорее всего их потери были еще выше. А с учетом того, что ремонтная база в Днепропетровске тоже окажется вскоре захваченной советскими войсками, смело можно сказать, что в боях июля — августа 1943 года 10-я бригада полностью потеряла всю материальную часть.
Подбитая «Пантера» с башенным номером 445 из 51-го танкового батальона дивизии «Гроссдойчланд» на сборном пункте аварийных машин. Центральный фронт, август 1943 года. Под номером виден силуэт идущей пантеры, а в борту башни — две пробоины от 76-мм бронебойных снарядов

Кстати, в другом документе сказано о том, что из 75 потерянных машин в районе Борисовка, Головчин, Грайворон 35 штук были подорваны непосредственно в Борисовке — именно в этом населённом пункте находились ремонтные службы 39-го танкового полка и сюда эвакуировали танки, имевшие не только боевые, но и технические повреждения.
19 августа 1943 года приказом главного командования сухопутных войск 52-й танковый батальон был переименован в 1-й батальон 15-го танкового полка и включён в состав 11-й танковой дивизии вермахта. В течение нескольких следующих дней «пантеры» батальона были переброшены под Лебедин, где участвовали в боях с наступающими советским частями.
По состоянию на 10 сентября 1943 года в батальоне числилось 96 «пантер», из них 51 боеспособна и 45 находились в краткосрочном и долгосрочном ремонте.

Командующий 11-й гвардейской армией Брянского фронта генерал-лейтенант И. Баграмян (крайний слева) с членами своего штаба осматривает подбитую «Пантеру» из состава 51-го танкового батальона дивизии «Гроссдойчланд». Август 1943 года. Хорошо видна эмблема — силуэт идущей пантеры, выше него различим тактический номер 124

mihalchuk-1974.livejournal.com

ТЯЖЕЛЫЙ ТАНК PZ.KPFW V «ПАНТЕРА» НА КУРСКОЙ ДУГЕ. ЧАСТЬ 2.

Для эвакуации «пантер» с поля боя в полку имелось 4 «бергепантеры» (по две в каждом батальоне) и 19 18-тонных полугусеничных тягачей, затем были доставлены ещё 14. Для транспортировки каждой подбитой «пантеры» требовалось три тягача. Но, несмотря на все принимаемые меры, потери были довольно внушительными. Например, к 19 июля 51-й батальон имел в строю 33 танка, 32 требовали ремонта и 31 потерян в боях. 52-й батальон к этому же времени имел 28 боеспособных «пантер», 40 танков требовали ремонта, четыре отправили для восстановления в Германию и 24 были потеряны.
Подбитая «Пантера» с башенным номером 142 51-го танкового батальона

К 15 июля штаб 10-й танковой бригады и полк «пантер» фон Лаухерта (на тот момент в нём имелось 44 боеспособных «пантеры», в том числе 3 командирских) вывели из состава дивизии «Гроссдойчланд» и подчинили непосредственно штабу 48-го танкового корпуса.
В период 15–17 июля 1943 года по приказу главного командования сухопутных войск 51-й танковый батальон передал все свои «пантеры» 52-му батальону 39-го танкового полка, и 18 июля убыл за получением новой матчасти. К этому времени 51-й батальон записал на свой счёт (по немецким данным) 150 подбитых и уничтоженных танков, при этом потеряв безвозвратно 32 «пантеры». В течение 17–20 июля люди, автомобили и другая техника батальона были погружены в эшелоны и со станции Богодухов отправлены в Брянск.
По состоянию на утро 19 июля 1943 года 52-й танковый батальон 39-го танкового полка насчитывал 61 боеспособную «пантеру», 72 требовали ремонта, 4 отправили на ремонт в Германию и 55 списали как безвозвратные потери. К этому количеству стоит добавить 5 оставшихся в строю командирских «пантер», имевшихся в штабе 39-го танкового полка (3 машины из 8 к этому времени были потеряны). Чуть позже, 21 и 31 июля 1943 года, на пополнение 52-го батальона поступило 12 новых «пантер» (двумя партиями по 6 машин).

Бойцы и командиры Красной Армии осматривают подбитую «Пантеру» (предположительно с башенным номером 634). Июль 1943 года

Об эффективности действий 39-го танкового полка можно судить из рапорта командира 10-й танковой бригады полковника Деккера, направленного генералу-инспектору танковых войск Г. Гудериану 12 июля 1943 года:
«Господин генерал!
Согласно Вашему приказу докладываю о первых результатах операции, о возникших трудностях и моих впечатлениях после возвращения в штаб бригады, откуда я был вызван в соответствии с приказом. Замечу, что положение дел в моё отсутствие было весьма плачевно, о чём и сообщаю далее…
На следующий день (6 июля) в результате атаки 300 танков бригады мне удалось дойти до второго оборонительного рубежа. После каждой успешно завершённой такой атаки при минимальных потерях я, согласно приказу, докладывал генералу фон Кнобельсдорфу (командиру 48-го танкового корпуса. — Прим. автора).
Танковая бригада действовала совместно с дивизией „Гроссдойчланд“. В танковом полку „Гроссдойчланд“ было восемь рот Pz.IV и рота „тигров“. Командовал полком граф фон Штрахвиц, находившейся на танке „Лев“. Взаимодействовать с ним во время атаки было весьма затруднительно, так как он предпочитал действовать самостоятельно и не отвечал на позывные по радио. В конце концов, когда мне было приказано прибыть в штаб к генералу фон Кнобельсдорфу, фон Штрахвиц предпринял совершенно не поддающиеся логике действия, приведшие в результате к необратимому оголению фланга. Таким образом, в результате бездарных тактических манёвров мы потеряли 12 „пантер“, которые подорвались на минах и были уничтожены путём поражения в уязвимые для них боковые стороны.
В целом, если говорить о „пантерах“, то они вполне хороши, несмотря на некоторые проблемы с запуском двигателя и его слабую защищённость. В отличие от „Тигра“ бортовая броня не является неуязвимой для 76-мм противотанковых снарядов. Орудие танка по своим качествам является исключительным».

Советские бойцы осматривают полностью разрушенный внутренним взрывом танк «Пантера», подбитый младшим сержантом Егоровым. Прохоровский плацдарм. Июль 1943 года.

В другом письме Гудериану Деккер называл причиной больших потерь танков «Пантера» неумелые действия командира танкового полка дивизии «Гроссдойчланд» фон Штрахвица, который «использовал „пантеры“ 39-го танкового полка как идиот».
По мнению Штрахвица, причиной больших потерь стало «ускоренное формирование штаба бригады и его позднее прибытие на фронт, недостаток времени для уяснения задач, слабая разведка и, наконец, недостаток доверия между командованием 10-й танковой бригады, полка „пантер“ и танкового полка дивизии „Гроссдойчланд“».
В целом эффект, произведённый действиями полка «пантер», оказался ниже, чем ожидало немецкое командование. Например, начальник штаба 48-го танкового корпуса Ф. Меллентин писал: «Танки типа „Пантера“ не оправдали возлагавшихся на них надежд: их легко можно было поджечь, системы смазки и питания не были должным образом защищены, экипажи не имели достаточной подготовки».

Генерал Г. Гудериан, посетив 10 июля дивизию «Великая Германия», составил донесение, отправленное им 17 июля начальнику штаба главного командования сухопутных войск генералу Зейцлеру: «Тактический опыт. Тактическое использование новых типов танков („Пантера“) не освобождает командование от использования общепринятых тактических принципов использования танков. В особенности это касается вопросов организации взаимодействия с другими родами войск (пехота, сапёры, артиллерия и т. д.) и массированного использования танковых подразделений.
Генерал-инспектор бронетанковых войск создал штаб танковой бригады с целью централизованного управления более чем 300 танками, действовавшими в составе дивизии „Великая германия“ (танковый полк дивизии и 39-й танковый полк „пантер“. — Прим. автора). Из-за возникших трений между отдельными командирами этот штаб на начальной стадии не функционировал. Кадровые вопросы не должны отражаться на деле, когда вопрос касается будущего рейха.
Число потерь в технике возрастало в процессе продолжения операции. Количество участвующих в бою „пантер“ было небольшим (иногда всего лишь 10 танков). В связи с этим противник довольно легко отражал их атаки.
Вражеская оборона, состоящая из противотанковых орудий 7,62 см и противотанковых ружей, успешно поражала „пантеры“ только при попаданиях в борта. Попадания в лобовую часть не пробивали броню танков.
Таким образом, при атаке „пантер“ особое внимание следует уделять прикрытию их флангов. Эту задачу необходимо решать использованием других родов войск, участвующих в бою. „Пантерам“ следует атаковать широким фронтом, не допуская, таким образом, атак противника с флангов на свои основные ударные силы.
„Пантеры“ должны стараться действовать так, чтобы под огонь противника попадала только их лобовая часть, неуязвимая для снарядов. В будущем, для успешного преодоления „пантерами“ хорошо укреплённой, защищённой минными полями линии обороны противника необходимо предусмотреть активное использование рот радиоуправляемых мин (Panzer-Funklenk-Kompanie). Во всех случаях необходимо хорошее взаимодействие с сапёрами во избежание всевозможных непредвиденных задержек атаки из-за минных полей.
Организация. Организация воинских подразделений танкового полка „пантер“ была признана успешной, но численность колёсной техники можно было бы отчасти сократить.
Обучение. Если времени на обучение недостаточно, то трудно ожидать успешных действий во время боёв. Непосредственно перед сражением боевой состав не имел необходимых тактических навыков, которые были отработаны лишь только на уровне взводов. Это впоследствии выразилось в значительных неоправданных потерях в технике.
Глубоко эшелонированная насыщенная минными полями оборона русских также способствовала большим потерям. В результате, высшее командование высказало общее мнение, распространившееся в войсках: танк „Пантера“ — бесперспективен!
Хотелось всё же в заключение отметить, что танк тем не менее доказал свои положительные качества во время боевых действий. Большое число поломок, имевших место, было вполне ожидаемо от нового типа танка, впервые участвовавшего в боевых действиях. После устранения очевидных неисправностей в топливной системе и в двигателях поломки не должны превышать допустимых норм. Таким образом, если не принимать во внимание собственные ошибки, то столь непривычно высокое число потерь можно вполне объяснить тяжестью боевых действий и высокой активностью противника».

Брошенные под Прохоровкой неисправные немецкие танки Pz.Kpfw.V «Пантера» из состава 10-й «пантербригады». На ближнем танке отсутствуют тактические номера и эмблемы, вероятно, машина была получена на пополнение уже в ходе боёв

Второй танк в этой паре с башенным номером R04, то есть это штабная машина.

Отчёт дополняют замечания о работе отдельных элементов танка, которые небезынтересно привести: «Орудие. Проблем при стрельбе не возникает. Точность наведения и бронепробиваемость хорошие. Удалось подбить 140 танков противника (по данным на 10 июля) с расстояния порядка 1500–2000 м. А один танк Т-34 был поражён с расстояния 3000 м.
После третьего выстрела прицелом невозможно было пользоваться из-за чрезмерного задымления башни, вызывающего слезоточение. Необходим перископ наблюдения!
Несколько орудий вышли из строя в результате попадания пуль противотанковых ружей в ствол.
Дымовые гранатомёты. Становились совершенно бесполезными, так как были сильно уязвимы от огня противника. Необходимо ускорить разработку скрытых систем.
Броня. Противнику не удавалось пробивать лобовую броню „пантер“ даже при прямом попадании 76 мм бронебойного снаряда. 76 мм бронебойный снаряд пробивал орудийную башню, а также и корпус танка „Пантера“ с расстояния 1000 метров и более. В большинстве случаев танк после этого немедленно загорался, что объясняется большим количеством возгораемых материалов в его оснащении.
При попадании снарядов и мин сверху на крышу корпуса и башни танка „Пантера“ возникали внутренние повреждения из-за деформации брони.
Слабые точки. Кромки отверстий для стрельбы из личного оружия следует усилить, так как прикрывающие их лючки оказались уязвимыми при артобстреле. Это же относится и к люку для выброса стреляных гильз в левом борту башни.
Крыша отделения управления оказалась уязвимой для снарядов, отражаемых от маски орудия. Часто это приводило к гибели или ранениям водителя и радиста. Усиление брони невозможно, так как это приведёт к увеличению массы танка и, соответственно, к повышению количества механических поломок.
Действие мин. Более 40 „пантер“ в течение первых же дней боёв подорвалось на минах. В целом при этом повреждались только четыре — шесть гусеничных траков и два — четыре опорных катка. На некоторых „пантерах“ минами были повреждены ведущие колёса. В некоторых случаях при подрыве на минах „пантеры“ загорались из-за наличия горючего на днище танка (подтекают топливные баки). Очень часто детонация при взрыве мин вызывает остановку двигателя танка.
Башня и корпус. Затруднительно пользоваться люком в командирской башенке, когда танк стоит на склоне или подожжён. Новая конструкция люков механика-водителя и радиста создавала множество проблем. Во время попаданий снарядов и мин в крышу, люки заклинивает и их невозможно открыть. Поэтому в большинстве случаев механик-водитель и радист не могут покинуть подбитую или горящую машину. Это заставляет их не закрывать люки, что, конечно же, ослабляет защищённость танка и приводит к неоправданным потерям.
Совершенно необходимо разработать систему прочистки оптических приборов наблюдения механика-водителя и радиста, которые в целом удовлетворительны.
Неисправности в топливной системе. Наиболее частыми оказались неполадки в топливных насосах — нарушение герметичности и дефекты мембран, повреждения трубопровода и линии подачи масла (в 52-м батальоне 20 отказов по состоянию на 8 июля). В результате протечек горючего три танка загорелись (бензин вылился на пол машины). Отмечались случаи воспламенения „пантер“ при преодолении крутых склонов. В большинстве случаев возгорания были ликвидированы действиями экипажа или автоматической системой пожаротушения.
Неисправности двигателя. В течение рассматриваемого периода они оказались сверхнормативными. К 8 июля в 52-м танковом батальоне было отмечено 12 случаев отказа двигателей. К возможным причинам поломок можно отнести как и ещё недостаточную опытность водителей, так и недостатки конструкции. Кроме того, частая работа на повышенных оборотах вызывала перегрев двигателя и поломки карданной передачи. Впоследствии, правда, число поломок уменьшилось. Тем не менее здесь есть над чем поразмыслить.
Трансмиссия. В целом работала надёжно. В 52-м танковом батальоне было отмечено всего лишь пять случаев».
Советский СПАМ — на заднем плане «Тигр», на переднем «Пантера» 39-го танкового полка (бортовой № 521). Воронежский фронт, июль 1943 года. Танк получил две 76-мм пробоины в верхний наклонный борт корпуса. Впоследствии эта машина экспонировалась на выставке трофейного вооружения и техники в парке культуры и отдыха имени Горького в Москве

mihalchuk-1974.livejournal.com

«ПАНТЕРЫ» В ОПЕРАЦИИ «ЦИТАДЕЛЬ». ЧАСТЬ 2.: andrewbek_1974 — LiveJournal

Начало тут
https://andrewbek-1974.livejournal.com/549744.html

Для эвакуации «пантер» с поля боя в полку имелось 4 «бергепантеры» (по две в каждом батальоне) и 19 18-тонных полугусеничных тягачей, затем были доставлены ещё 14. Для транспортировки каждой подбитой «пантеры» требовалось три тягача. Но, несмотря на все принимаемые меры, потери были довольно внушительными. Например, к 19 июля 51-й батальон имел в строю 33 танка, 32 требовали ремонта и 31 потерян в боях. 52-й батальон к этому же времени имел 28 боеспособных «пантер», 40 танков требовали ремонта, четыре отправили для восстановления в Германию и 24 были потеряны.

Подбитая «Пантера» с башенным номером 142 51-го танкового батальона

К 15 июля штаб 10-й танковой бригады и 39-й ТП (на тот момент в нём имелось 44 боеспособных «пантеры», в том числе 3 командирских) вывели из состава дивизии «Великая Германия» и подчинили непосредственно штабу 48-го танкового корпуса.
В период 15–17 июля 1943 года по приказу главного командования сухопутных войск 51-й танковый батальон передал все свои «пантеры» 52-му батальону 39-го танкового полка, и 18 июля убыл за получением новой матчасти. К этому времени 51-й батальон записал на свой счёт (по немецким данным) 150 подбитых и уничтоженных танков, при этом потеряв безвозвратно 32 «пантеры». В течение 17–20 июля люди, автомобили и другая техника батальона были погружены в эшелоны и со станции Богодухов отправлены в Брянск.
По состоянию на утро 19 июля 1943 года 52-й танковый батальон 39-го танкового полка насчитывал 61 боеспособную «пантеру», 72 требовали ремонта, 4 отправили на ремонт в Германию и 55 списали как безвозвратные потери. К этому количеству стоит добавить 5 оставшихся в строю командирских «пантер», имевшихся в штабе 39-го танкового полка (3 машины из 8 к этому времени были потеряны). Чуть позже, 21 и 31 июля 1943 года, на пополнение 52-го батальона поступило 12 новых «пантер» (двумя партиями по 6 машин).

Бойцы и командиры Красной Армии осматривают подбитую «Пантеру» (предположительно с башенным номером 634). Июль 1943 года

Об эффективности действий 39-го танкового полка можно судить из рапорта командира 10-й танковой бригады полковника Деккера, направленного генералу-инспектору танковых войск Г. Гудериану 12 июля 1943 года:
«Господин генерал!
Согласно Вашему приказу докладываю о первых результатах операции, о возникших трудностях и моих впечатлениях после возвращения в штаб бригады, откуда я был вызван в соответствии с приказом. Замечу, что положение дел в моё отсутствие было весьма плачевно, о чём и сообщаю далее…
На следующий день (6 июля) в результате атаки 300 танков бригады мне удалось дойти до второго оборонительного рубежа. После каждой успешно завершённой такой атаки при минимальных потерях я, согласно приказу, докладывал генералу фон Кнобельсдорфу (командиру 48-го танкового корпуса. — Прим. автора).
Танковая бригада действовала совместно с дивизией „Гроссдойчланд“. В танковом полку „Гроссдойчланд“ было восемь рот Pz.IV и рота „тигров“. Командовал полком граф фон Штрахвиц, находившейся на танке „Лев“. Взаимодействовать с ним во время атаки было весьма затруднительно, так как он предпочитал действовать самостоятельно и не отвечал на позывные по радио. В конце концов, когда мне было приказано прибыть в штаб к генералу фон Кнобельсдорфу, фон Штрахвиц предпринял совершенно не поддающиеся логике действия, приведшие в результате к необратимому оголению фланга. Таким образом, в результате бездарных тактических манёвров мы потеряли 12 „пантер“, которые подорвались на минах и были уничтожены путём поражения в уязвимые для них боковые стороны.
В целом, если говорить о „пантерах“, то они вполне хороши, несмотря на некоторые проблемы с запуском двигателя и его слабую защищённость. В отличие от „Тигра“ бортовая броня не является неуязвимой для 76-мм противотанковых снарядов. Орудие танка по своим качествам является исключительным».

В другом письме Гудериану Деккер называл причиной больших потерь танков «Пантера» неумелые действия командира танкового полка дивизии «Гроссдойчланд» фон Штрахвица, который «использовал „пантеры“ 39-го танкового полка как идиот».
По мнению Штрахвица, причиной больших потерь стало «ускоренное формирование штаба бригады и его позднее прибытие на фронт, недостаток времени для уяснения задач, слабая разведка и, наконец, недостаток доверия между командованием 10-й танковой бригады, полка „пантер“ и танкового полка дивизии „Гроссдойчланд“».
В целом эффект, произведённый действиями полка «пантер», оказался ниже, чем ожидало немецкое командование. Например, начальник штаба 48-го танкового корпуса Ф. Меллентин писал: «Танки типа „Пантера“ не оправдали возлагавшихся на них надежд: их легко можно было поджечь, системы смазки и питания не были должным образом защищены, экипажи не имели достаточной подготовки».

Брошенные под Прохоровкой неисправные немецкие танки Pz.Kpfw.V «Пантера» из состава 10-й «Пантер-бригады». На ближнем танке отсутствуют тактические номера и эмблемы, вероятно, машина была получена на пополнение уже в ходе боёв

Второй танк в этой паре с башенным номером R04, то есть это штабная машина.

«Тактический опыт. Тактическое использование новых типов танков („Пантера“) не освобождает командование от использования общепринятых тактических принципов использования танков. В особенности это касается вопросов организации взаимодействия с другими родами войск (пехота, сапёры, артиллерия и т. д.) и массированного использования танковых подразделений.
Генерал-инспектор бронетанковых войск создал штаб танковой бригады с целью централизованного управления более чем 300 танками, действовавшими в составе дивизии „Великая германия“ (танковый полк дивизии и 39-й танковый полк „пантер“. — Прим. автора). Из-за возникших трений между отдельными командирами этот штаб на начальной стадии не функционировал. Кадровые вопросы не должны отражаться на деле, когда вопрос касается будущего рейха.
Число потерь в технике возрастало в процессе продолжения операции. Количество участвующих в бою „пантер“ было небольшим (иногда всего лишь 10 танков). В связи с этим противник довольно легко отражал их атаки.
Вражеская оборона, состоящая из противотанковых орудий 7,62 см и противотанковых ружей, успешно поражала „пантеры“ только при попаданиях в борта. Попадания в лобовую часть не пробивали броню танков.
Таким образом, при атаке „пантер“ особое внимание следует уделять прикрытию их флангов. Эту задачу необходимо решать использованием других родов войск, участвующих в бою. „Пантерам“ следует атаковать широким фронтом, не допуская, таким образом, атак противника с флангов на свои основные ударные силы.
„Пантеры“ должны стараться действовать так, чтобы под огонь противника попадала только их лобовая часть, неуязвимая для снарядов. В будущем, для успешного преодоления „пантерами“ хорошо укреплённой, защищённой минными полями линии обороны противника необходимо предусмотреть активное использование рот радиоуправляемых мин (Panzer-Funklenk-Kompanie). Во всех случаях необходимо хорошее взаимодействие с сапёрами во избежание всевозможных непредвиденных задержек атаки из-за минных полей.
Организация. Организация воинских подразделений танкового полка „пантер“ была признана успешной, но численность колёсной техники можно было бы отчасти сократить.
Обучение. Если времени на обучение недостаточно, то трудно ожидать успешных действий во время боёв. Непосредственно перед сражением боевой состав не имел необходимых тактических навыков, которые были отработаны лишь только на уровне взводов. Это впоследствии выразилось в значительных неоправданных потерях в технике.
Глубоко эшелонированная насыщенная минными полями оборона русских также способствовала большим потерям. В результате, высшее командование высказало общее мнение, распространившееся в войсках: танк „Пантера“ — бесперспективен!
Хотелось всё же в заключение отметить, что танк тем не менее доказал свои положительные качества во время боевых действий. Большое число поломок, имевших место, было вполне ожидаемо от нового типа танка, впервые участвовавшего в боевых действиях. После устранения очевидных неисправностей в топливной системе и в двигателях поломки не должны превышать допустимых норм. Таким образом, если не принимать во внимание собственные ошибки, то столь непривычно высокое число потерь можно вполне объяснить тяжестью боевых действий и высокой активностью противника».

Отчёт дополняют замечания о работе отдельных элементов танка, которые небезынтересно привести:

«Орудие. Проблем при стрельбе не возникает. Точность наведения и бронепробиваемость хорошие. Удалось подбить 140 танков противника (по данным на 10 июля) с расстояния порядка 1500–2000 м. А один танк Т-34 был поражён с расстояния 3000 м.
После третьего выстрела прицелом невозможно было пользоваться из-за чрезмерного задымления башни, вызывающего слезоточение. Необходим перископ наблюдения!
Несколько орудий вышли из строя в результате попадания пуль противотанковых ружей в ствол.
Дымовые гранатомёты. Становились совершенно бесполезными, так как были сильно уязвимы от огня противника. Необходимо ускорить разработку скрытых систем.
Броня. Противнику не удавалось пробивать лобовую броню „пантер“ даже при прямом попадании 76 мм бронебойного снаряда. 76 мм бронебойный снаряд пробивал орудийную башню, а также и корпус танка „Пантера“ с расстояния 1000 метров и более. В большинстве случаев танк после этого немедленно загорался, что объясняется большим количеством возгораемых материалов в его оснащении.
При попадании снарядов и мин сверху на крышу корпуса и башни танка „Пантера“ возникали внутренние повреждения из-за деформации брони.
Слабые точки. Кромки отверстий для стрельбы из личного оружия следует усилить, так как прикрывающие их лючки оказались уязвимыми при артобстреле. Это же относится и к люку для выброса стреляных гильз в левом борту башни.
Крыша отделения управления оказалась уязвимой для снарядов, отражаемых от маски орудия. Часто это приводило к гибели или ранениям водителя и радиста. Усиление брони невозможно, так как это приведёт к увеличению массы танка и, соответственно, к повышению количества механических поломок.
Действие мин. Более 40 „пантер“ в течение первых же дней боёв подорвалось на минах. В целом при этом повреждались только четыре — шесть гусеничных траков и два — четыре опорных катка. На некоторых „пантерах“ минами были повреждены ведущие колёса. В некоторых случаях при подрыве на минах „пантеры“ загорались из-за наличия горючего на днище танка (подтекают топливные баки). Очень часто детонация при взрыве мин вызывает остановку двигателя танка.
Башня и корпус. Затруднительно пользоваться люком в командирской башенке, когда танк стоит на склоне или подожжён. Новая конструкция люков механика-водителя и радиста создавала множество проблем. Во время попаданий снарядов и мин в крышу, люки заклинивает и их невозможно открыть. Поэтому в большинстве случаев механик-водитель и радист не могут покинуть подбитую или горящую машину. Это заставляет их не закрывать люки, что, конечно же, ослабляет защищённость танка и приводит к неоправданным потерям.
Совершенно необходимо разработать систему прочистки оптических приборов наблюдения механика-водителя и радиста, которые в целом удовлетворительны.
Неисправности в топливной системе. Наиболее частыми оказались неполадки в топливных насосах — нарушение герметичности и дефекты мембран, повреждения трубопровода и линии подачи масла (в 52-м батальоне 20 отказов по состоянию на 8 июля). В результате протечек горючего три танка загорелись (бензин вылился на пол машины). Отмечались случаи воспламенения „пантер“ при преодолении крутых склонов. В большинстве случаев возгорания были ликвидированы действиями экипажа или автоматической системой пожаротушения.
Неисправности двигателя. В течение рассматриваемого периода они оказались сверхнормативными. К 8 июля в 52-м танковом батальоне было отмечено 12 случаев отказа двигателей. К возможным причинам поломок можно отнести как и ещё недостаточную опытность водителей, так и недостатки конструкции. Кроме того, частая работа на повышенных оборотах вызывала перегрев двигателя и поломки карданной передачи. Впоследствии, правда, число поломок уменьшилось. Тем не менее здесь есть над чем поразмыслить.
Трансмиссия. В целом работала надёжно. В 52-м танковом батальоне было отмечено всего лишь пять случаев».

Советский СПАМ — на заднем плане «Тигр», на переднем «Пантера» 39-го танкового полка (бортовой № 521). Воронежский фронт, июль 1943 года. Танк получил две 76-мм пробоины в верхний наклонный борт корпуса. Впоследствии эта машина экспонировалась на выставке трофейного вооружения и техники в парке культуры и отдыха имени Горького в Москве

Источник https://mihalchuk-1974.livejournal.com/69011.html

andrewbek-1974.livejournal.com

«ПАНТЕРЫ» В ОПЕРАЦИИ «ЦИТАДЕЛЬ». ЧАСТЬ 3.: andrewbek_1974 — LiveJournal

Брошенные на СПАМе «Пантеры» из состава 39-го танкового полка. Курская дуга, август 1943 года.

Начало тут
https://andrewbek-1974.livejournal.com/549744.html
https://andrewbek-1974.livejournal.com/551501.html

Тактические просчёты, имевшие место во время первых боёв 39-го танкового полка, и некоторые другие наблюдения были отражены в докладе майора Штрейта, командира учебного подразделения «пантер»:
«Из-за сильной скученности при атаке эффективность огня „пантер“ была очень низкой и противник смог успешно вывести из строя большую часть танков. При этом многие машины подорвались на минах.
Сапёры не могли успешно обезвреживать минные поля из-за недостатка времени: приказ продолжать наступление был отдан до того, как они закончили разминирование.
Атаки велись без учёта изменения ситуации в ходе боя. Взаимодействие подразделений было очень слабым, так как многим практически ничего не было известно о планах наступления. Неразбериха началась с первых же минут боя, так как ни цель, ни боевой порядок, ни направление атаки не были чётко определены. „Пантеры“ постоянно создавали скученное скопление непосредственно перед оборонительными рубежами противника, что приводило к большим неоправданным потерям. Командиры батальонов должны чётко руководить участвующими в атаке боевыми машинами, отдавая понятные приказы. К сожалению, действия „пантер“ были несогласованны. Так, например, любое изменение направления движения командиры большинства танков определяли визуально по ближайшим машинам, когда те меняли направление.
Борьба с противотанковыми орудиями вызывает определённые трудности, так как они представляют из себя небольшие мишени, которые к тому же хорошо замаскированы. В большинстве случаев уничтожить весь расчёт противника полностью практически невозможно. „Пантеры“ же, для сравнения, представляют из себя довольно заметные цели.
Превосходство „пантер“ очевидно только при лобовых танковых сражениях.
В целом стратегия противотанковой обороны русских состояла в следующем: плотная группировка орудий располагалась в наиболее благоприятной для этого местности — чаще по краю лесного массива. В основном это 76-мм противотанковые орудия, относящиеся к категории лёгкой артиллерии. В глубине линии обороны располагалась тяжёлая артиллерия и миномёты. Пехота и танки противника готовы атаковать при любой благоприятной возможности. Такие контратаки приводят к большим потерям с нашей стороны».

Подбитая «Пантера» с башенным номером 102 из 51-го танкового батальона дивизии «Великая Германия» на сборном пункте аварийных машин. Август 1943 года. На заднем плане виден танк «Тигр»

Обратите внимание на 11 августа. Соединение разгромлено. Безвозвратно потеряно 76% танков. Это к вопросу потерь в общем по всей Курской операции. И по оборонительной фазе и по наступательной.

Сразу следует сказать, что система учёта потерь танков в немецкой армии была довольно хитрой, и оценить потери в ходе той или иной операции часто просто не представляется возможным.
Так, в безвозвратные потери включались танки, оставшиеся на территории, занятой противником, либо вообще не подлежащие восстановлению.
Что касается повреждённых машин, то они в документах проходили по трём категориям — как находящиеся в краткосрочном и долгосрочном ремонте или как отправленные на капитальный ремонт в Германию.
Срок краткосрочного ремонта определялся документами и чаще всего был не таким уж и маленьким. Например, в ходе операции «Цитадель» время краткосрочного ремонта для частей группы армий «Центр» было установлено в две, а для группы армий «Юг» — в три (!) недели. Кроме того, в данную категории включались и танки, находившиеся на поле боя и требовавшие эвакуации.
Что касается долгосрочного ремонта, то его срок никак не оговаривался. Кроме того, если, например, танк направляли в ремонт из Белгорода в Днепропетровск, по документам он числился как находившийся в долгосрочном ремонте в части. Лишь если машина убывала на ремонт на территорию рейха, её показывали отдельной графой.
Кроме того, танк мог легко переходить из одной категории в другую — например, находится три недели в краткосрочном ремонте, затем его указывали в графе долгосрочный ремонт и через месяц списывали как безвозвратные потери. Всё это очень сильно усложняет учёт потерь немецких танков в том или ином бою, так как практика списания потерянных танков задним числом практиковалась у немцев довольно широко.
Хорошо иллюстрирует приведённое выше доклад штаба 39-го танкового полка «пантер», датированный утром 20 июля 1943 года. Согласно этому документу, из имевшихся к началу боевых действий 200 «пантер» как безвозвратные потери было списано 58 штук, 98 находились в краткосрочном и долгосрочном ремонте и 44 были боеспособны. Однако из 98 ремонтных танков 55 ещё даже не были эвакуированы! В своём донесении ремонтники 39-го полка сообщали, что «если погода будет благоприятной, а также если будут выделено необходимое количество эвакуационных средств, то требующие эвакуации „пантеры“ можно будет восстановить в течение трёх недель».

С начала августа 1943 года, после перехода частей Красной Армии в наступление, безвозвратные потери «пантер» стали стремительно возрастать.

Подбитая «Пантера» с башенным номером 445 из 51-го танкового батальона дивизии «Великая Германия» на сборном пункте аварийных машин. Центральный фронт, август 1943 года. Под номером виден силуэт идущей пантеры, а в борту башни — две пробоины от 76-мм бронебойных снарядов

Кстати, в другом документе сказано о том, что из 75 потерянных машин в районе Борисовка, Головчин, Грайворон 35 штук были подорваны непосредственно в Борисовке — именно в этом населённом пункте находились ремонтные службы 39-го танкового полка и сюда эвакуировали танки, имевшие не только боевые, но и технические повреждения.
19 августа 1943 года приказом главного командования сухопутных войск 52-й танковый батальон был переименован в 1-й батальон 15-го танкового полка и включён в состав 11-й танковой дивизии вермахта. В течение нескольких следующих дней «пантеры» батальона были переброшены под Лебедин, где участвовали в боях с наступающими советским частями.
По состоянию на 10 сентября 1943 года в батальоне числилось 96 «пантер», из них 51 боеспособна и 45 находились в краткосрочном и долгосрочном ремонте.

Командующий 11-й гвардейской армией Брянского фронта генерал-лейтенант И. Баграмян (крайний слева) с членами своего штаба осматривает подбитую «Пантеру» из состава 51-го танкового батальона дивизии «Великая Германия». Август 1943 года. Хорошо видна эмблема — силуэт идущей пантеры, выше него различим тактический номер 124

Источник https://mihalchuk-1974.livejournal.com/69176.html

andrewbek-1974.livejournal.com

Неудавшийся дебют «Пантер» | История и техника

Всё началось с желания Гитлера поразить СССР в летнем наступлении 1943 года массированным применением новой техники. Причины вполне понятны: «фронтовые испытания» нескольких «Тигров» под Ленинградом годом ранее выглядели чередой заплывов тяжёлых танков по болотистой местности под огнём советской противотанковой артиллерии без всяких видимых успехов.

Но такое желание фюрера привело сразу к нескольким негативным последствиям. Во-первых, ожидание, пока новая техника накопится в достаточном количестве, вело к постоянному переносу сроков наступления. Во-вторых, устранение проблем новой техники, которая без глюков встречается скорее в сказках, было принесено в жертву темпам производства. В результате приехавшие на Курскую дугу «Пантеры» первой массовой серии Ausf. D страдали многими «детскими болезнями», а говоря проще — часто ломались, причём как при минимальном воздействии противника, так и сами по себе.

Прибывшие два батальона «Пантер» объединили в 39-й танковый полк под общим командованием майора Лаухерта. На момент начала «Цитадели» в нём было 200 новых танков. Полк передали на усиление панцергренадёрской дивизии «Великая Германия» из состава 48-го танкового корпуса. В этой дивизии был свой танковый полк под командованием полковника фон Штрахвица. Оба полка объединили в 10-ю танковую бригаду, назначив её командиром полковника Деккера.

200

новых «Пантер» Ausf. D
были направлены немецким командованием на Курскую дугу
к началу операции «Цитадель»

Оборонные лабиринты

К «Цитадели» весной — летом 1943-го активно готовились и по другую сторону фронта. Противником немецкого 48-го танкового корпуса на первом этапе сражения должна была стать 6-я гвардейская армия генерал-лейтенанта И. М. Чистякова. Поскольку участок 6-й армии считался одним из наиболее «танкоопасных» направлений Воронежского фронта, созданию мощной противотанковой обороны здесь уделялось особое внимание даже по сравнению с остальными участками будущей «Огненной дуги». С марта по июль армия закапывалась в землю.

Чистяков вспоминал: «Конца-краю нет, роем, как кроты, день и ночь». Усилиями десятков тысяч людей местность превращалась в лабиринт траншей, противотанковых рвов, заграждений, окопов для танков и позиций артиллерии, противотанковых опорных пунктов и, конечно же, минных полей. По подходам к противотанковым рвам и минным полям, дорогам и просто участкам проходимой для танков местности предусматривалось ведение артогня с закрытых позиций.

Ещё одним средством, приготовленным для «горячей» встречи немецких танков, стали подразделения истребительно-противотанковой артиллерии. И, конечно же, одним из главных средств борьбы с танками противника должны были стать наши собственные танки.

Хотя официальной датой начала сражения на «Огненной дуге» считается 5 июля 1943-го, для солдат армии Чистякова этот бой начался раньше. Ещё 4 числа, во второй половине дня, немцы атаковали части выдвинутого перед основной линией обороны передового охранения. Им очень нужны были выгодные позиции для атаки на основную линию советской обороны, так как требовалось ближе подтянуть к нашему переднему краю часть артиллерии. Особенно были нужны места для наблюдательных пунктов, откуда бы линия советской обороны просматривалась как можно дальше.

Но сопротивление передовых батальонов ещё до начала «Цитадели» заставило сбиться немецкий часовой механизм. Затяжной бой «съел» светлые часы долгого летнего дня — и выдвигавшаяся ночью на бывшую «нейтралку» немецкая артиллерия «запуталась» в минных полях, вдобавок создавая заторы на немногих расчищенных сапёрами дорогах и мешая выдвигаться на рубеж атаки танковым частям. По скучившимся в наспех проделанным проходам колоннам продолжала вести огонь советская артиллерия. Успеть хоть что-то увидеть с захваченных высот в темноте артиллерийским наблюдателям, разумеется, тоже не очень-то удалось — а времени уже не оставалось. В 4:00 5 июля 1943 года операция «Цитадель» началась.

Потрёпанный танковый кулак

По планам командования 48-го танкового корпуса «Пантеры» 10-й бригады совместно с танками «Великой Германии» должны были наступать на участке между сёлами Черкасское и Коровино. Классический удар по стыкам соединений до этого дня обычно приносил успех.

Возможно, если бы в штабе 48-го танкового корпуса или где-то повыше знали о русской пословице «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги», то план выглядел бы иначе. «Пантеры» просто опоздали к началу атаки. 39-й полк прибыл в район сосредоточения у деревни Мощёное поздно вечером 4 июля, потеряв по дороге от станции выгрузки две «Пантеры»: они сгорели после пожара в моторном отсеке. Ещё несколько машин выбыли из строя из-за технических проблем. В итоге, когда «Пантеры» наконец закончили заправку и начали выдвигаться, на часах уже было 8:15, а боеготовых танков у фон Лаухерта осталось 184. Да и спешить ему было в тот момент особо некуда.

В полутора километрах перед советскими траншеями поле пересекал овраг с родниками. Готовясь к отражению немецкого наступления, солдаты Чистякова дополнительно вырыли противотанковый ров, соединив его с уже имевшимся оврагом — так, чтобы ручей превратил дно рва в болото. Получившееся «блюдо» щедро присыпали минами и пристреляли артиллерией.

Именно в этот ров на рассвете 5 июля упёрся танковый полк фон Штрахвица. Попытка форсировать преграду самостоятельно привела лишь к тому, что несколько танков остались на дне рва и на подходах к нему — подорвавшись на минах или просто застряв. «Пантеры» добрались до злосчастного рва примерно в 14:00.

В книге американского историка Роберта Форчика (Robert Forczyk) этот эпизод описан следующим образом:

39-й танковый полк, столкнувшись с этим неожиданным препятствием, застопорился и начал сбиваться в кучу. Сапёры «Великой Германии» к моменту прибытия «Пантер» уже признали эту часть рва непроходимой для танков и разыскивали другие пути обхода. После короткого замешательства кто-то из командиров… решил попытаться пересечь овраг. Несколько «Пантер» 1-й и 2-й роты двинулись по узкой полосе, расчищенной сапёрами от мин, но быстро увязли в густой грязи на дне оврага. Увидев этот конфуз, обер-лейтенант Гельмут Лангхаммер попытался увести свою замыкающую 4-ю роту в западном направлении, чтобы пересечь овраг в другом месте. Но выбранный им путь очень быстро закончился на минном поле…^[4]

К полудню 5 июля счёт для «Пантер» выглядел совершенно неутешительно: ещё не сделав ни одного выстрела по врагу, 39-й полк «усох» почти на четверть. Это явно был не тот результат, на который надеялось немецкое командование, посылая в бой две сотни новейших танков.

Исправить положение с застрявшими танками «Великой Германии» получилось лишь к полудню, когда к работе над переправами приступили присланные 48-м танковым корпусом дополнительные сапёрные подразделения. К 14:00 первые «Пантеры» подошли к переправе, однако, попав под сильный огонь артиллерии и удар авиации, переправиться не смогли. Лишь после нескольких попыток организовать переправы через ров к 17:00 удалось протолкнуть 30 «Пантер», которые усилили переправившиеся ранее 15 танков из полка Штрахвица. Затем переправы вновь перестали функционировать, и ввести их в строй до наступления темноты немцам так и не удалось.

Большая часть новых танков в этот день так и не сумела вступить в бой с противником. Исключение — «Пантеры», переправившиеся через ров. Первыми в схватку с «Пантерами» вступили ленд-лизовские М3с «Ли» и М3л «Стюарт» 245-го танкового полка. Из донесения светскому командованию следует, что в этом бою потери с нашей стороны составили 17 танков, со стороны противника — 28.

В итоге первого дня «Цитадели» 48-му танковому корпусу хоть и удалось прорвать первую линию советской обороны, но поводов для радости у его командования было мало. Оставалось лишь надеяться, что уж теперь-то смертельный капкан рвов и минных полей преодолён и бронированный кулак, пусть и потрёпанный, наконец-то сможет показать высокий класс танкового удара. Стоит заметить, что масштаб «потрёпанности» точно неизвестен до сих пор. Число боеготовых «Пантер» к утру 6 июля в различных источниках варьируется в очень широком диапазоне: предположительно осталось 50–80 боеготовых танков, у «Великой Германии» было 87 машин, готовых к бою.

«Пантеры», которые гуляют сами по себе

За ночь немцы с большим неудовольствием выяснили, что минные поля отнюдь не заканчиваются сразу за передним краем — ими были щедро усеяны практически все пригодные для действий танков участки местности. Для дальнейшего наступления в северо-восточном направлении подходила только дорога Бутово — Дуброво.

По новому плану наступление 10-й танковой бригады должно было начаться в 10:40. Однако фактически вышло так, что ещё в 9:35 танковый полк фон Штрахвица уже вступил в бой и начал продвигаться вперёд.

С полком «Пантер» вообще творилось что-то невообразимое. В книге переговоров штаба 48-го танкового корпуса после упоминания, что около 5:00 «Пантеры» находятся около хутора Ярки, следуют лишь сетования на отсутствие связи. Связь с 39-м танковым полком не восстанавливалась до второй половины дня — всё это время «Пантеры», в лучших традициях киплинговской кошки, «гуляли сами по себе».

В книге Роберта Форчика «приключения» полка Лаухерта утром 6-го июля описаны так:

«Пантеры» фон Лаухерта потерялись, двинувшись вперёд по незнакомой местности без ориентиров. Полк был развёрнут в двойную колонну, за исключением передовой роты, двигавшейся строем «клин». Поскольку «Пантеры» шли без пехоты, они не замечали никаких признаков противника до тех пор, пока в двух километрах к востоку от Черкасского не въехали прямиком на минное поле. Несколько танков были моментально обездвижены. Идущий головным батальон майора Герхарда Теббе встал в зоне поражения, и советская артиллерия начала обстрел попавшего в ловушку подразделения немцев… Осознав, что Теббе потерял управление, ветеран из 8-й роты обер-лейтенант Эрдманн Габриель принял командование на себя, пытаясь вывести танки из-под огня.
[4]

Из послевоенных рассказов немецких танкистов следует, что выражение «потерял управление» очень слабо характеризует случившееся с майором Теббе. В частности, вышеупомянутый Эрдманн Габриель вспоминал этот эпизод куда более эмоционально:

Тяжёлая артиллерия противника вела исключительно точный огонь по нашим скучившимся танкам. От перового же залпа моя рота потеряла два танка… Поскольку ситуация была исключительно опасная, а приказов от командира батальона не поступало, я подбежал к его танку так быстро, как только смог. Когда я заглянул сверху в башню, то увидел, как командир батальона дрожал от ужаса. Это был майор Теббе из танкового училища в Путлосе… Его прислали вчера вечером для замены заболевшего перед самым наступлением комбата Сиверса. Было видно, что боевое крещение, которое ему пришлось испытать в первый день на фронте, оказалось чересчур сильным. После того как я объяснил ему, что мы должны немедленно начать движение, чтобы предотвратить дальнейшие бессмысленные потери, он смог выдавить в ответ: «Да, Габриель, выводите батальон!»
[5]

Танковый полк фон Штрахвица поначалу действовал более успешно: ему вместе частями 11-й танковой бригады удалось прорвать линию обороны. Но быстрого прорыва вглубь не получилось: вместо стремительного броска «Великой Германии» пришлось медленно прогрызаться вперёд.

Примерно в 12:30 этот полк вышел к противотанковому рву, однако, напоровшись на всё те же минные поля и огонь артиллерии, откатился назад. Видимо, к этому моменту терпение немецкого командования исчерпалось окончательно — командир 10-й бригады Деккер был вызван в штаб корпуса, а руководство бригадой перешло к фон Штрахвицу.

Но для «Пантер» эта запоздалая смена коней на переправе уже ничего не решала: число боеспособных новых танков продолжало сокращаться. К вечеру 6 июля в строю их осталось около 40, а к вечеру 7 июля — всего лишь 10. И хотя в дальнейшем за счёт оперативного ввода в строй подорванных на минах и неисправных танков немецким ремонтникам удавалось поддерживать численность «Пантер» на уровне 20–40 машин, они могли добиться лишь тактических успехов. Единственный день, когда ввод в бой почти двух сотен новейших танков мог изменить весь дальнейший ход сражения на Курской дуге, — 5 июля 1943 года — стал для «Пантер» днём навсегда упущенных возможностей.

Авторы текста — Андрей Уланов и Александр Томзов

Андрей Уланов — историк, автор книг и статей по истории Великой Отечественной войны. Наиболее известные работы — «Порядок в танковых войсках» и «Первые Т-34» (совместно с Дмитрием Шеиным). В настоящее время работает над книгами о противотанковых средствах советской пехоты в годы Великой Отечественной войны и о боевом применении танков Т-34 в 1942 году.

Александр Томзов — историк, автор статей по истории Великой Отечественной войны. Наиболее известная работа — «Потери бронетехники группы армий “Юг” в Курской битве». В настоящее время занимается изучением различных тем по боевому применению бронетехники в операциях 1943–1944 гг.

Источники: