«Ящик всевластия»: первая чеченская война в каждом экране россиян
1994 год, первая чеченская война. Впервые после распада СССР на экранах показали войну — и впервые, без прикрас.
Кадры войны в Чечне — взрывы, развалины домой и замерзшие тела солдатов — увидели все. Тема войны стала главным медийным инфоповодом, а угроза безопасности заставляла россиян переключать каналы телевизоров — с развлекательных шоу на новости.
В этом выпуске подкаста бывший корреспондент НТВ рассказывает о своем первом репортаже из Чечни, а бывший депутат Госдумы вспоминает, как Черномырдин освобождал заложников в Буденновске под прицелом телекамер. Когда российские и чеченские власти заключили мир, казалось, что опасность позади — но это было только начало.
«Ящик всевластия» — это шесть выпусков об истории российского телевидения, и о том, как оно стало таким, каким мы смотрим его сегодня.
Первый, второй и третий выпуски подкаста уже можно послушать на любой удобной вам платформе, в том числе в Apple, Яндекс, Castbox, Google и Spotify.
Ниже — расшифровка третьего эпизода.
Аудиофрагмент: новости, Светлана Сорокина объявляет о введении войск в Чечню.
Борис Кольцов: мы просто ждали у машины там, то прятались в подвал ближайшей пятиэтажки, то просто ждали. И в какой-то момент в квартал рядом положили град.
Эггерт: Это — Борис Кольцов, в середине девяностых – один из лучших репортеров телеканала НТВ. Он вспоминает 1 января 1995 года — первый день своей первой командировки на первую чеченскую войну.
Кольцов: И не могу сказать, что я слышал сильные разрывы, но это на всю жизнь остается, когда до тебя доходит, через эти строения, через всю городскую инфраструктуру. Эта теплая волна воздуха от разрывов и очень яркий запах пороха. Когда говорят “не нюхал порох”, я теперь четко абсолютно понимаю, что это значит — это значит, что ты ловишь насыщенную волну некого тепла и это, конечно, тоже такие глубоко внутренние жуткие ощущения.
И с этим страхом живешь потом очень долго.
Эггерт: За окнами квартиры Бориса — Нью-Йорк. Сегодня он работает там на телеканале RTVI. По комнате важно расхаживает пушистый рыжий кот. А Кольцов снова мыслями там, в Чечне.
Кольцов: До сих пор ненавижу всякие петарды, и так далее. И все, кто меня давно знают, тоже к этому привыкли. Все, например, новогодние фейерверки для меня просто никакого никакой связи с праздником не имеют, потому что ассоциация активно меня все туда уводит.
Эггерт: Меня зовут Константин Эггерт. Я и Coda.Story представляем подкаст “Ящик всевластия. Жизнь, смерть и будущее российского телевидения”. Это субъективная история ТВ от Горбачева до Путина. Вместе с вами я пройду от года к году, вспоминая звезд экрана, политические драмы и скандалы. Для меня это не только история страны, но в чём-то и история моей жизни. Третья серия — о том, как журналисты переходили линию фронта в Чечне, кто и за что целовал ноги премьер-министру Черномырдину и почему телевидение стало оппозицией Кремлю.
Аудиофрагмент: интро
Эггерт: Чечено-Ингушская автономная советская социалистическая республика при советской власти входила в состав РСФСР. В том же 1990-м году, что жители Литвы, Эстонии или Латвии, чеченцы тоже объявили о суверенитете.
Аудиофрагмент: Чеченский зикр
Эггерт: У чеченского народа была жива память о завоевании их земли Российской империей в 19 веке и о сталинской депортации всех чеченцев в 1944 году. Лидером движения Чечни за независимость стал генерал-майор советских военно-воздушных сил Джохар Дудаев.
Аудиофрагмент: Дудаев
Эггерт: После распада Советского Союза независимость Чеченской республики никто не признал, но особенно и не подавлял. У правительства президента Бориса Ельцина было много других, намного более срочных дел — на обломках империи ему надо было оперативно создать политические структуры и экономику нового российского государства.
В октябре 1993 года Ельцин с помощью армии подавил попытку Верховного Совета и собственного вице-президента лишить его власти. А в декабре того же года на референдуме приняли новую Конституцию России и провели первые выборы в новый парламент страны — Государственную думу.
Аудиофрагмент: Жириновский кричит “Вон из зала!”
Эггерт: Корреспондент НТВ Борис Кольцов начал ездить в Чечню задолго до ввода войск. В течение всего 94-го года напряженность между Москвой и Грозным нарастала. Джохар Дудаев настаивал на признании суверенитета Чечни. Кремль суверенитет признать отказывался и требовал пресечь деятельность чеченских преступных группировок по всей России, финансовые махинации и грабежи следовавшего через Чечню транспорта.
Кольцов: На протяжении практически года перед войной я регулярно общался с чеченцами в Чечне и практически от всех слышал: “мы готовы добрососедские жить с Россией, но если она сюда придет с оружием, то все встанут против”.
И, собственно, так оно и произошло. Как только войска ввели, это был очень объединяющий фактор для чеченцев.
Эггерт: В ноябре 94-го Москва попыталась свергнуть Дудаева силами лояльных ей чеченцев. Но штурм Грозного, проведенный при поддержке российской армии, провалился. Кадры сожженной чеченцами российской бронетехники и пленных солдат потрясли страну.
Аудиофрагмент: новости из Грозного
Эггерт: И тогда 11 декабря Ельцин официально вводит в Чечню войска. В канун нового 1995 года они вновь пытаются штурмовать Грозный. И вновь неудачно.
Аудиофрагмент: репортаж Кольцова, схема штурма Грозного
Эггерт: Это тот самый первый военный репортаж Бориса Кольцова из Чечни. Финальные кадры — так называемый стендап — сняты в подземном переходе, недалеко от бывшего здания республиканского комитета компартии, превращенного Дудаевым в президентский дворец.
Аудиофрагмент: репортаж Кольцова
Кольцов: Я ни разу до и ни разу после вот так глубоко в войну не влезал, когда пули реально свистели регулярно. А у меня оператор был — Володя Авдеев — для него это была уже шестая война, то есть такой опытный взрослый дядька. И я, например, удивлялся, почему он прежде, чем выйти из-за угла, делал так — раз и обратно, ну то есть как-то из-за угла показался и обратно ушел. У него это было абсолютно отработано. Я даже не исключаю, что где-то в какой-то момент его кто-то этому научил. Но он реально вел себя как такой обстрелянный боец, а я был такой зеленый и ходил с ним, и в общем это все, представь, сожженные танки буквально на каждом шагу, умершие пацаны мертвые, вмерзшие в землю, которая там уже несколько дней, лежат после этого штурма.
Эггерт: Чеченская война оглушила нас, российское общество. Мы не забыли почти 10 лет войны в Афганистане. Повторения не хотел никто.
Я помню, как в “Известиях”, газете, в которой я тогда работал, мы ловили на летучках каждое слово наших военных корреспондентов. Как когда-то названия афганских городов, вся Россия быстро выучила географию Чечни — города Аргун и Гудермес, села Самашки и Шатой. Репортажи из Чечни шли на ТВ в начале главных новостных программ.
Аудиофрагмент: нарезка подписей корреспондентов из Чечни
Эггерт: 27-летнего Владимира Рыжкова в 1993 году избрали депутатом Государственной думы от проельцинского объединения “Выбор России”. Он даже успел побывать заместителем председателя парламента. Сегодня Рыжков зарабатывает журналистикой и писательством. Как только я прошу его вспомнить, что он чувствовал, когда включал телевизор в годы той войны, Владимир с трудом сдерживает эмоции.
Рыжков: первая чеченская война на нашем телевидении оказывалась как катастрофа. Как нечто ужасное. И это было поразительно, что, с одной стороны, была власть, был Борис Николаевич Ельцин, который вел эту войну.
А с другой стороны было телевидение, которое критиковало его за эту войну, критиковало это мягко сказано. Война подавалась как цепь бесконечных преступлений.
Аудиофрагмент: Сванидзе говорит о Чечне
Эггерт : Войну критиковали все — даже журналисты государственных телеканалов. А люди Дудаева буквально поселились в телевизоре, вспоминает Владимир Рыжков.
Рыжков: Мне запомнился очень активный и такой наступательной пресс секретарь Джохара Дудаева — Мовлади Удугов, который каждый день рассказывал про войну на российском телевидении. Может ли сегодня кто-то представить, что Россия ведет с кем-то войну, а пресс-секретарь противной стороны комментирует события на российском телевидении?
Эггерт: Мовлади Удугов почти до конца девяностых постоянно присутствовал на телеэкране. Вот что, например, предлагал он Кремлю от имени чеченского руководства в 97-м.
Аудиофрагмент: Удугов
Эггерт: Рыжков вблизи наблюдал реакцию высших российских руководителей на то, как ТВ освещало войну.
Рыжков: Виктор Степанович Черномырдин говорил: “да что ж такое, у нас ребята там воюют, а эти, понимаешь, только Мовлади Удугова, понимаешь”. То есть было, скорее, такое раздражение. Но ни у кого не чесались руки. Вот что важно понять. То есть было недовольство, было несогласие, но и мысль не приходила в голову, что давайте мы закроем телеканал, отзовем лицензию или там поменяем руководителей.
Эггерт: Журналисту Борису Кольцову и вице-президенту НТВ Олегу Добродееву ситуация представлялась совершенно иначе.
Кольцов: НТВ практически сразу столкнулось с очень жестким давлением со стороны правительства на тему того, что мы рассказываем и показываем про Чечню. Поэтому уже где-то к марту Олег Сосковец, тогдашний вице-премьер, нашел некие рычаги и аргументы, чтобы как минимум заставить Олега Добродеева очень внимательно относиться к содержанию всего контента из Чечни. И была у нас очень четкая задача, что, когда мы что-то делаем, надо предоставлять две точки зрения.
Это был у Олега один из главных аргументов, когда его вызывали в высокие кабинеты ругать.
Эггерт: Журналистская объективность часто требовала большого риска. Как-то раз Кольцов приехал на съемки в село Шатой, где стояла федеральная часть. Знакомая чеченская семья предложила ему пройти к позициям сепаратистов.
Кольцов: Есть основная дорога, и там, где кончается контроль федералов в Шатое, дальше никого не пускают, включая журналистов. В итоге что мы делаем: мы благодаря этой семье по пешеходным тропам переходим в соседнее село Борзой, где уже боевики, и снимаем интервью с ними, снимаем там какую-то движуху и так далее. Опять же этой тропой нелегальной возвращаемся обратно и возвращаемся с материалом, в котором у нас есть и военные, и боевики, все взвешенно, все как положено, и так далее.
Эггерт: Глядя из 2021 года, важно ещё кое-что. Кольцов вспоминает, что, в отличие от сегодняшнего дня, отношения между журналистами независимых и государственных СМИ на первой, а позже и на второй чеченской войне были другими — они не чувствовали себя политическими противниками.
Кольцов: Тогда на тех войнах не было такой, во первых, идеологической разобщенности, все равно тоже российское телевидение это было, все-таки ельцинское телевидение, и так далее. И поэтому это было, как правило, взаимодействие, очень хорошая, здоровая конкуренция, когда ты получал кайф от того, что ты сделал конкурентов, залез куда-то в более опасное место, и так далее.
Аудиофрагмент: Шевчук — Мертвый город
Эггерт: На фоне непопулярной войны крайне непопулярной стала и российская армия. Тем более, что с чеченцами она явно справиться не могла. Одним из немногих, кто приехал на фронт и спел для военных был лидер группы ДДТ Юрий Шевчук. За это ему досталось в эфире того же НТВ.
Аудиофрагмент: Шевчук в “Школе злословия”
Эггерт: У журналиста Бориса Кольцова споры с военными были пожестче. Весной 95-го он приехал на фронт с делегацией уполномоченного по правам человека Сергея Ковалева.
Кольцов: Помню, тогда у меня была первая дискуссия с лейтенантом, который мне рассказывал, что мы предатели, мы работаем начеченцев. А я ему достаточно аргументированно объяснял, что у нас такая работа. Мы журналисты, и наша общественная задача в том числе то, за что люди платят налоги — это рассказывать о реальном состоянии дел. И поэтому, когда я еду со стороны чеченцев, снимаю войну, я таким образом выполняю свой журналистский долг, что абсолютно искренне. И надо сказать, что под конец этого разговора, по крайней мере, этот парень меня услышал. Не знаю, переубедил я его или заставил любить НТВ, но то, что разговор с повышенных тонов перешел на некий такой дискуссионный, это было очевидно.
Аудиофрагмент: теракт в Буденновске
Эггерт: В июне 95-го Россию ждал новый шок. Почти двести вооруженных чеченцев под водительством полевого командира Шамиля Басаева прорвались через Дагестан в город Буденновск Ставропольского края и захватили городскую больницу, а в ней — почти тысячу заложников, больных, медсестер, врачей.
Вспоминает Владимир Рыжков.
Рыжков: Решения могло быть только два. Первое решение — это штурм силами спецподразделений и понятно, что если был бы штурм больницы с полутора тысячами больных, там были роженицы, беременные, старики и инвалиды, то понятно, что были бы сотни жертв. И пациентов у поубивали бы больше, чем террористов. И второе решение было — это переговоры с Басаевым.
Эггерт: Президент Ельцин поручил вести переговоры председателю совета министров Виктору Черномырдину.
Рыжков: Я прекрасно помню этот день. Я работал тесно с Виктором Степановичем Черномырдиным. Я помню, как он запустил свой кабинет, в Белом доме, премьерский кабинет, он запустил журналистов тележурналистов, и они снимали. Я сейчас не берусь сказать, было ли это в прямом эфире или потом это показали как репортаж, но не исключаю, что даже в прямом эфире он позвонил Шамилю Басаеву и сказал “говорите громче”, потому что там была плохая связь.
Аудиофрагмент: Черномырдин говорит с Басаевым
Эггерт: В обмен на жизнь заложников, Басаеву и его террористам дали спокойно покинуть Буденновск.
Некоторые сегодня считают тот диалог премьера с террористом в телеэфире унизительным, недостойным величия России. Владимир Рыжков не согласен.
Рыжков: Все поддержали Черномырдина. У него тогда очень сильно вырос политический рейтинг, потому что люди увидели, что приоритетом является спасение жизни. Это во-первых. А во-вторых люди увидели, что это человек, который берет на себя ответственность. И когда он, уже после того, как он перестал быть премьер министром, приезжал в Буденновск, женщины в Буденновске падали на колени и целовали ему ботинки. Он падал на колени рядом с ними. Они ревели, он ревел, он их поднимал. Потому что город помнит его как человека, который спас тысячи жизней.
Эггерт: Непопулярная война в прямом эфире стала головной болью для президента Ельцина. В 1996 году Борис Николаевич решил идти на второй президентский срок, а общественное мнение видело в нем виновника конфликта в Чечне.
Аудиофрагмент: музыка
Эггерт: Давление на президента не прекращалось ни на день, даже со стороны его любимца и, как тогда считали, будущего преемника, губернатора Нижегородской области Бориса Немцова.
Аудиофрагмент: программа “Герой дня” с Борисом Немцовым
Эггерт:: Немцов сформулировал стоявшую перед Ельциным политическую дилемму предельно четко.
Аудиофрагмент: программа “Герой дня” с Борисом Немцовым
Эггерт: В апреле 96-го российским ракетным ударом уничтожен Джохар Дудаев. Кремль начал долгожданные переговоры о мире. Ельцин впервые лицом к лицу встречается с лидерами сепаратистов.
Аудиофрагмент: Ельцин и Яндарбиев
Эггерт: Эти события сыграли свою роль и в моей жизни. Весной 96-го года газета “Известия” решила задействовать на освещении войны всех своих журналистов по очереди, независимо от того, кто на какой теме специализировался. Но на фоне переговоров и постепенного затухания боевых действий “Известия” решили новых журналистов на фронт не отправлять. Чечню я так и не увидел. А в августе, после президентских выборов, в дагестанском городе Хасавюрт полноценный договор об основах отношений Чечни и России с новым чеченским лидером Асланом Масхадовым подписал секретарь Совета безопасности России генерал Александр Лебедь.
Аудиофрагмент: Подписание Хасавюртовских соглашений
Эггерт: Мир после окончания первой чеченской оказался шатким и недолгим. Однако весной 96-го года мы этого знать не могли. Набирала обороты президентская предвыборная кампания.
Аудиофрагмент: песня Софии Ротару “Каким ты был”
Эггерт: Реформы и желание строить новую Россию и та энергия, с которой страна входила в 90-е годы — стали постепенно исчезать. И уже появился в телеэфире проект Константина Эрнста “Старые песни о главном” с его ностальгией по советским временам. Мы этого тоже не могли знать, но проект был предвестником эпохи, которой только предстояло наступить, и в которой мы сегодня живем. Но об этом — в новых сериях подкаста.
Аудиофрагмент: “Старые песни о главном”
Вы слушали третий эпизод подкаста «Ящик всевластия. Жизнь, смерть и будущее российского телевидения”.
Это специальный проект Coda.Story, посвященный истории телевидения России от Горбачева до Путина. Меня зовут Константин Эггерт. В следующей серии я расскажу о том, как на российском телевидении смеялись над президентом, кто отправил больного Ельцина плясать перед камерами и что такое “семибанкирщина”.
Вы можете послушать подкаст на всех платформах, где вы привыкли слушать подкасты – Эпл.Подкасты, Гугл.Подкасты, Кастбокс, Яндекс.Музыка, Спотифай. Также не забывайте ставить нам оценки в подкастах Эпла и оставлять комментарии.
И если вам понравился этот эпизод, то мы будем очень благодарны, если вы поделитесь ссылкой на него в своих соцсетях. Мы хотим, чтобы о подкасте узнало как можно больше людей.
Это третий выпуск нашего подкаста «Ящик всевластия». Чтобы не пропустить следующие выпуски, подписывайтесь на нашу рассылку и Телеграм-канал.
Война в Чечне: 20 лет спустя
Война в Чечне: 20 лет спустя — Радио СвободаСсылки для упрощенного доступа
- Вернуться к основному содержанию
- Вернутся к главной навигации
- Вернутся к поиску
Проекты
Предыдущий Следующий
Новость часа
воскресенье 16 октября 2022
Календарь
? | ||||||
| Октябрь 2022 | ||||||
| Пн | Вт | Ср | Чт | Пт | Сб | Вс |
| 26 | 28 | 29 | 30 | 1 | 2 | |
| 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 |
| 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 |
| 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 |
| 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 |
| 31 | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 |
Последнее
02 февраля 2020
Война. Будни»>
Чечня. Война. Будни130 снимков Второй чеченской из архива фотографа Максима Мармура в Центре Люмьер
«Рамзан – просто пешка». Эмигранты выявляют еврокадыровцев
Разговор с Мансуром Садулаевым
26 октября 2017
15 лет трагедии на Дубровке
Акция памяти жертв теракта в центре Москвы
12 ноября 2016
Две жизни Светланы Синьковой
ФСБ обвиняет незрячую собирательницу антиквариата в призывах к терроризму
16 мая 2016
Лицом к событию. Андрей Зубов. Путин, СССР и Третий рейх
Запретят ли сравнивать советскую Россию и нацистскую Германию? В эфире Андрей Зубов и Валерий Рашкин
- 04 мая 2016
Беллетристика плохого качества
Правозащитник Александр Черкасов – о процессе над украинцами в Грозном, на котором начинаются прения сторон
05 марта 2016
«За что нас убивает империя?»
Живущий во Франции бывший председатель парламента Чечни – о семье Кадыровых и незакончившейся войне
23 февраля 2016
«Пост главы Чечни нужно отменить»
Вдова Джохара Дудаева – о будущем России, обманутых надеждах и своей жизни в изгнании
21 февраля 2016
Воронка «Времени «Ч»: 1994-95
На открытии выставки о Первой чеченской войне – с героями Буденновска и архивистами Самашек
29 ноября 2015
Повернуть безумие вспять
В Международном «Мемориале» открылась выставка К 20-летию Первой чеченской войны
04 октября 2015
«Если на земле есть ад, то я – в этом аду»
В российских тюрьмах остаются сотни или тысячи чеченцев.
Их подвергают чудовищным пыткам и унижениям30 августа 2015
«Мучительнее всего – неизвестность»
Бесконечное, мучительное ожидание тех, у кого близкие пропали без вести в Чечне
29 августа 2015
Я пришла, чтобы стать свидетелем
«Российское общество потихонечку идет к Третьему рейху». О войне и изгнании говорит автор военного дневника Полина Жеребцова
23 июля 2015
Лицом к событию. История бесконечного насилия
В Обществе Мемориал – дни памяти Натальи Эстемировой, правозащитника и журналиста, убитой в Чечне 15 июля 2009 года. Фильм “Чечня. Война без следа” и выставка плаката “Бесконечная история: насилие и безнаказанность на Северном Кавказе”, подготовленная чешской неправительственной организацией “Человек в беде”.
24 мая 2015
Чужая свадьба
Что стоит за репортажем Лайфньюс из грозненского загса?
14 марта 2015
КНДР внутри России
Французская журналистка тайно сняла фильм о кадыровской Чечне – царстве лжи и страха
13 февраля 2015
Вся президентская власть
Французский историк и социолог размышляет о российской катастрофе, не упавшей с неба
27 декабря 2014
«Чеченская трагедия остается незамеченной»
Французский режиссер Мишель Хазанавичус говорит о своем фильме, посвященном второй войне в Чечне
13 декабря 2014
Ахмед Закаев под лозунгом «Свобода и жизнь»
Через двадцать лет после начала войны в Чечне лидер Республики Ичкерия не утратил веры в справедливость своей борьбы
10 декабря 2014
Чечня как «горящий торфяник» России
20 лет назад российские войска вошли в Чечню
05 декабря 2014
«Рамзан шовда» российского счастья
Дмитрий Медведев: «Чечня – это визитная карточка всей России».
Анастасия Кириленко прошлась по нескольким адресам этой «визитки»28 ноября 2014
20 лет первой чеченской
Итоги и уроки первой чеченской войны в 20-ю годовщину ее начала обсуждают политолог Руслан Мартагов, правозащитник Григорий Шведов, журналист Данила Гальперович.
28 ноября 2014
20 лет первой чеченской
Участвуют Руслан Мартагов, Григорий Шведов, Данила Гальперович
28 ноября 2014
Ошибки и преступления
Конференция в Москве к 20-летию начала первой чеченской войны
26 ноября 2014
Танки в Грозном
20 лет назад, 26 ноября 1994 года, был дан ход Первой чеченской войне
05 ноября 2014
О фильме «Грозный: 9 городов»
Мультимедийный проект «Грозный: 9 городов» — это история о городах, спрятанных в один.
«Грозный: 9 городов» объединил взгляды трех разных фотографов на послевоенную ситуацию в Чечне17 октября 2014
Штурм, которого не было
Первая чеченская война началась с фальстарта 15 октября 1994 года
08 октября 2014
Чеченская война — интерактивный фильм
Мультимедийный проект «Грозный: 9 городов» — это история о городах, спрятанных в один. «Грозный: 9 городов» объединил взгляды трех разных фотографов на послевоенную ситуацию в Чечне.
Их подвергают чудовищным пыткам и унижениям
Анастасия Кириленко прошлась по нескольким адресам этой «визитки»
«Грозный: 9 городов» объединил взгляды трех разных фотографов на послевоенную ситуацию в ЧечнеСмотрите также
Признаки жизни
«Мы, может, никогда не вернемся». Бегство от мобилизации в Казахстан
Американские вопросы
«Она воюет за всех нас».
Как США и Европа помогают УкраинеУкраина
Изображая жертву. Фальшивые «мобики» в украинском плену
Украина
Фотограф Елена Фокова: «Мои лучшие работы сгорели в Мариуполе»
Культура политики
Певец Империи на фоне Бучи. Путинская война и Иосиф Бродский
Общество
«Предчувствие гражданской войны». Бегство из России на крайний Запад
Расследования
Холод, грязь и скука. Почему российские «мобики» не хотят воевать
Расследования
Новый командующий российским вторжением»>
Человек-армагеддон. Новый командующий российским вторжением
Как США и Европа помогают УкраинеНаверх
XS
SM
MD
LG
Монолог матери, чей сын пропал без вести на Первой чеченской войне
Меня зовут Ильючик Татьяна Георгиевна, мне 79 лет. Я дочь защитника Отечества и вдова пленного — муж был угнан в Германию во Вторую мировую. Прошла две чеченские войны. Не воевала, не брала в руки оружие, а просто поехала спасать своего сына.
Началась эта история очень давно, в 90-х. К тому времени я создала крепкую семью, родила троих детей, работала на заводе — обычная жизнь советского человека. Но потом все изменилось.
Мой сын Владимир был справедливым, непокорным, честным, никогда не врал. И вообще был самым лучшим на свете. В детстве мечтал заниматься самбо, но врачи запретили из-за здоровья, зрение — «минус шесть». Пока все мальчишки занимались спортом, он читал книги. Особенно любил русскую классику.
Учился хорошо, после школы поступил в машиностроительный техникум в Перми.
Выучился наладчиком ЧПУ, защитил диплом. Еще Вова с детства мечтал овладеть кулинарным мастерством. Даже готовил со мной и умел пользоваться духовкой. Помню, уже перед армией просил отца подарить микроволновую печь. Это сейчас все у всех есть, а в то время мы жили бедно, микроволновка была роскошью.
Сын говорил: «Пап, ну купи. Буду тебе и маме все там готовить». Такие были планы: детские, школьные. Но построить свое будущее он не успел. И достичь ничего не успел — забрали.
По окончании техникума сын пошел в армию, тогда был 1994 год. Он служил в Пермской области, поселок Марково, там стоял мотострелковый полк номер 81.
В ноябре того же года их срочно отправили в Самару. Больше я его никогда не видела. Мы ждали нашего мальчика к Новому году. Хотели встретить праздник все вместе, как обычно. Но сын не приехал. Позже узнали, что он погиб в новогоднюю ночь.
В начале января 1995-го со мной связался командир. Он оказался очень человечным, честным. Переправил мне письмо от моего сына.
Из него мы узнали, что он попал в Чечню.
Командир признался, что все письма, которые сыновья посылали своим семьям, отправлялись через Москву. Там они не проходили цензуру: нельзя было писать о войне. Поэтому родственникам их и не переправили. Как выяснилось позже, от солдат не дошли сотни последних весточек. Говорят, письма до сих пор хранятся где-то в московских архивах. Мешками.
После этой новости я сразу пошла в военкомат. Там мне сказали что-то невнятное. Мол, в новогоднюю ночь был сильный туман, вот они все и погибли. А вместе с ними — теперь уже известная Майкопская бригада.
Но еще сказали, что в списках погибших моего Вовы нет. С этими словами мне отдали солдатский билет сына и отправили восвояси.
Уже дома, открыв документ, я увидела, что в графе «зрение» вместо «минус шести» стояла единица. То есть он не должен был служить. Только из-за подделанной врачами информации его взяли в армию срочником. Потом выяснилось, что я была не единственной матерью, у кого таким образом забрали ребенка.
Тысячи не знали, куда отправили их сыновей. И тысячи ребят вообще не должны были попадать на эту войну.
Временной отрезок между походом в военкомат и отъездом в Чечню я помню смутно. Вся семья была в шоке. Никто не знал, жив он или мертв. Мы ждали хоть какой-то информации каждый день. Но нас никто не оповещал. Из всего этого кошмара вспоминаю только «Марш мира», который я увидела по телевизору. Почти всеми участниками акции были женщины. Видимо, матери исчезнувших солдат. В тот момент приняла решение — нужно самой отправляться на поиски. Зачем сидеть и ждать? В итоге я провела в Чечне пять лет.
Разрешения у своих близких насчет поездки не спрашивала. Никому ничего не сказала и поехала. Единственное, поделилась со своим начальником на заводе, где работала. Он пошел навстречу, мне начали оформлять то просто отпуск, то отпуск без содержания. А потом устраивали какие-то липовые командировки — до пенсии мне оставалось дотянуть два года.
Муж догадывался о моих намерениях, говорил: «Вот возьму и не отпущу».
А я отвечала: «Тебя даже спрашивать не буду. Я поеду, у меня там сын».
***
В апреле 1995-го я отправилась в Моздок, где размещалось наше федеральное правительство. Оказавшись там, поразилась: все изображения смешались передо мной в одну кучу. Помню, как прямо на вокзале скиталась куча детей. Они там жили. Некоторые с родителями, некоторые — без. Все было сумбурно, бешено, быстро. Одним словом — война. Точно такая же, как показывали в фильмах про Великую Отечественную. Страшно, жутко и очень больно. Еще ужаснее становилось от понимания, что это все происходит в России, моей стране.
Почти сразу после приезда удалось узнать, что там были другие матери, приехавшие на поиски сыновей. И они уже вовсю «штурмовали» военную часть. Эти женщины поселились в общежитии местного спортивного техникума. Прямо в спортивном зале там стояли матрасы и кровати, на которых располагались около 20 человек. Из-за нехватки мест я отправилась жить на вокзал. Там стояли пять небольших вагончиков, в них находилась миграционная служба, которая выдавала чеченцам пайки для детей.
Пришла туда, рассказала о себе — и мне выделили свободную полку.
close
100%
Потихоньку я сгруппировалась с родителями, которые жили в техникуме. Мы часто ходили к местному аэродрому, где сидело наше правительство. На эту базу приезжали военные из Грозного, привозили какие-то сводки. А мы пытались выудить информацию о пропавших солдатах. Но вскоре поняли, что ничего узнать не удастся: никто не владел информацией о наших детях.
Со мной в вагончике иногда оставалась ночевать одна старушка из Грозного. Она ездила в Ставрополь получать пенсию. Как-то раз мы с ней разговорились. Я ей рассказала о своей жизни, она — о своей. Однажды эта женщина заявила: «Матушка, если будешь там, в Грозном, оставлю свой адрес. На всякий случай, вдруг — придется». И пришлось.
Через некоторое время я узнала, что нас переправляют в район аэропорта «Северный» в Грозном, где проживали другие матери. Говорили, что там будет больше информации о пропавших. И я решила срочно выезжать. А война к тому времени становилась все ожесточеннее.
Узнав о переселении, многие матери разъехались кто куда. Началась суматоха, и в один из дней я села на автобус до Грозного. Одна.
***
Путь туда был страшным: вокруг развалины, транспорт еле пробирался сквозь горные дороги. Когда мы наконец доехали, я вышла из автобуса и ужаснулась. Неба не было. Все черного цвета, в дыму. Горели дома, где-то далеко разрывались снаряды. А еще эта странная, непонятная чеченская речь вокруг. Я заревела, начала орать: «Господи, а дальше-то куда?»
Буквально через несколько минут я вспомнила о старушке, которая оставила свой адрес. Начала спрашивать у прохожих, как туда добраться. Отвечали только, что это далеко. По городу транспорт не ходил, все автобусы были сломаны. Помню, как начали бомбить боевики и наши. Мне кое-как удалось добраться до нужного адреса, не убили. У той женщины я осталась ночевать. Она меня накормила гречневым супом. Я его никогда прежде не ела и вообще — не знала, что из гречки можно сварить первое. Оказалось, это едят, потому что больше ничего и не было.
То, что я увидела, не опишешь словами, не расскажешь, не представишь. Когда я приехала в самое пекло и увидела этот ад, мне все стало понятно. Там была мясорубка. Всех наших маленьких парней просто бросили. Но им нужно было выполнять военные приказы. Нам, матерям, теперь самим кажется, что увиденное там — вымысел, неправда.
На следующий день бабушка рассказала мне, как добраться до «Северного». К этому времени уже начали подтягиваться и другие мамы.
Рядом с аэропортом находилась гостиница. Она была вся перестреляна, там жили военные и федеральные власти. Конечно, они были в шоке от нашего появления, но терпели. Военные нас и пристроили в одну из комнат, даже поставили солдатские кровати. Мы спали на них, потом уже и на полу улеглись — начали приезжать еще матери. Это помещение было длинным, нас там жило человек 16.
В гостинице не было воды. И еды толком не было. Мы где-то набирали 1,5-литровую бутылку и растягивали ее на целый день. Ходили по два-три человека в город с пачкой отксерокопированных фотографий наших сыновей.
Мы по ниточке вытягивали информацию о детках. То у местных, то у военных. И даже у боевиков. Любой мог владеть информацией о пропавших. Например, увидеть, как солдата захватывают в плен. Или убивают.
close
100%
Потом мы начали ходить по местам, где уже прошли боевые действия. Знали, что на железнодорожном вокзале была бойня, поэтому часто туда наведывались.
Шли дни, сын так и числился в списках пропавших. Собирая картину происходящего, мне удалось узнать, что в последний раз моего ребенка видели на небольшой улочке как раз близ вокзала.
Мне рассказали, что во время страшного тумана группу молодых парней на бронетехнике пустили по этому несчастному переулку. Сверху, сзади, сбоку солдат не прикрыли. Местные говорили, что подстрелили первую машину и последнюю. А что было дальше — никто не знал. Так я и продолжала искать своего сына.
Сейчас вспоминаются только огромные завалы боевой техники и взорванные дома вокруг. Мы смотрели, искали. Всего нас было около 130 матерей.
И еще двое отцов.
Пока ходили по завалам, две матери погибли. Оля Осипенко пропала где-то. Также погибла Люба Мартынец, ее было особенно жалко. Нам же удалось найти живыми только двух парней. И один из них был Сережа, как раз ее сын. Когда его освободили из плена, Люба уже пропала без вести, погибла. Где она — неизвестно.
Сейчас, когда прошло столько лет, нас, родителей, вообще осталось всего около 25 человек. Умерли наши боевые друзья.
Во время поисков солдат матери сдружились друг с другом. Мы договаривались поочередно ездить домой. Месяцев по семь-восемь проводили вне боевых действий. Но все знали приметы детей других матерей. Было так, что осматриваем труп — и машинально обращаем внимание на какие-то примечательные черты не только своих мальчиков, но и детей наших боевых товарищей.
***
С течением времени родители стали осознавать, что найти и просто мертвые тела — уже удача. Часто местные передавали сведения о захоронениях солдат. Тогда мы отдавали эту информацию военным, и нам раскапывали указанную могилу.
Тела поднимали из земли и увозили в Ростовскую лабораторию на опознание.
В Ростов-на-Дону мы ездили группами. Это было очень страшно. Нам по фотографиям показывали части трупов предполагаемых сыновей. У каждой матери была тетрадка, где она отмечала примечательные черты своего ребенка. По ней искали совпадения с останками и понимали, чье тело идем опознавать в морг.
close
100%
Один раз в Грозном нам передали информацию, что будет обмен. Мы, человек семь-восемь, поехали на рынок, где торговали оружием. На входе к рынку меня и других матерей встретил какой-то чеченец. Нас вели в неизвестном направлении, тыкая в спину автоматами. В итоге там действительно был обмен пленными, но своих мы не нашли.
Были и те, кто выманивал у нас деньги. Часто врали о местонахождении наших детей. Но было и так, что говорили правду, тут заранее не различишь. Мы проверяли все варианты.
Местонахождения наших ребят чаще всего предлагали командиры, за деньги. Они как-то просили несколько миллионов за информацию о мальчиках.
Врали и простые люди, но они хотели не денег, а еды. Тоже ведь голые сидели.
Единственный человек, которого интересовала судьба русских матерей, — генерал Анатолий Романов. Он пользовался уважением даже среди чеченцев. Романов мне как-то сказал: «Легче пройти через строй боевых солдат, чем через строй матерей». Он за нас беспокоился и помогал как мог. Еще говорил: «Я не уйду, пока не найду последнего солдата». К сожалению, этого замечательного человека кто-то подорвал — и он остался инвалидом на всю жизнь.
***
К 1996-у все матери перебрались из «Северного» в Ханкалу. Там был военный городок, там мы уже жили в нормальной квартире. Военные выделили нам два этажа. Стало спокойнее, мы были под защитой, нас кормили.
Но война есть война. В Ханкале тоже было страшно и тяжело. Особенно, когда начинались бомбежки.
Помню, шли по городу с одной мамой, мимо нас пролетали пули. Мы с ней опустились на землю и думаем: «Господи, видно, нам и смерть тут». Но пули пролетели мимо, не задели.
Осознавали только одно — надо продолжать поиски. Лишь потом уже начинали думать, как мы вообще выбрались из этого ада. Слава богу, пережили.
Еще одна история у меня до сих пор стоит перед глазами. Одной из наших мам в Ханкале выкопали парня. Его привезли и поставили на площадку, где набирались тела для отправки в Ростов. Ее Алеша лежал там два дня, и все это время мы к нему ходили. Помню, как та мать спросила: «В какой еще стране можно ходить вот так к сыну?»
Там же нас заставляли голосовать за Ельцина. Мы не пошли. Я ему долго не могла простить всей этой крови.
***
Находясь в Ханкале, мы наведывались в логово боевиков. Выискивали про них сведения среди местного населения. Многие соглашались помочь и поднимались в горы за ними, звали. Было и так, что мы сами натыкались на их след.
По возможности и нашим военным помогали. Мы же знали местонахождение боевиков. А наши солдаты, как к ним сами пойдут? Их ведь за версту всех перебьют. А мы ходили. Вот нас чеченцы и называли «российскими разведчицами».
Когда закончилась Первая чеченская война, наши свернули всю базу, забрали палатки из Ханкалы. Нам негде было жить — и почти на год мы пристроились к боевикам. Они нас сами пригласили к себе в дом. Думаю, им это тоже было выгодно. Они говорили: «Матери у нас живут. Вы, русские, им помочь не можете, так мы защитим».
Боевики относились к нам хорошо. Понимали, что уйдем от них, если будут издеваться. Кстати, даже привозили нам продовольствие. Что они ели, то и мы. Стирали, готовили, нас никто не пытал: куда пошли и зачем. Главное, у нас было где оставаться ночевать.
Мы понимали, что находимся не у себя дома, поэтому были как мышки. Права свои не качали. И не задумывались, что живем под одной крышей с людьми, которые убивали русских солдат. Нам жить было негде. Чего мы будем возникать? Мамы преследовали одну цель — найти своих детей. Живыми или мертвыми.
Предъявлять им какие-то претензии и высказывать свое мнение мы не могли. Но к матерям у них совершенно другое отношение, не как у нас.
Для чеченцев мать — это святое.
Мы жили у тех чеченцев, которые вместе с нашими мужиками Афган прошли, плечом к плечу воевали. За год жизни с боевиками у меня был откровенный разговор с одним из их командиров. Я спросила, встречался ли он лицом к лицу с офицерами, с которыми воевал в Афганистане. Он ответил: «Вы знаете, я, к счастью, не встречался. Боюсь этой встречи. А мужики наши встречались». Им тоже больно было: там они воевали за одну сторону, а здесь они друг в друга стреляют.
Мы с ними пили чай, ели, консервы им носили. К нам они относились со снисхождением. Все изменилось, когда к власти пришел Хаттаб (террорист и один из руководителей вооруженных формирований самопровозглашенной Ичкерии, убит в 2002 году — «Газета.Ru»), зверь.
***
Многие из моих знакомых удивляются, почему с нами почти не было отцов. Во-первых, откуда им быть? Чеченцы убьют. Мужикам страшнее ходить. С нами ходили несколько, но почти все тут же пропали. Был один украинец, очень видный, взбалмошный и резкий.
Говорил все что думает вслух, а там надо было соображать и следить за своей речью. Он очень лихо с чеченцами разговаривал, они его и зарыли заживо. Во-вторых, первой за сыном всегда ползет мать. И, конечно, боевики больше с женщинами разговаривали. Пусть было и опасно, но нас чеченцы все равно принимали.
Еще мы заходили в деревни, ночевали у местных. Чеченские матери нас принимали, кормили. Они ведь тоже потеряли своих сыновей. Кровь у всех одного цвета, слезы матерей одного вкуса. Что чеченская мать ревет, что наша.
Один раз проснулась с дурным предчувствием. Приснилось, что муж за покойником побежал. Сразу поехала звонить своим. Оказалось, родные меня искали. Связалась с дочерью, она говорит: «Папа умер». Я ответила: «Без меня не хороните, я прилечу». И вот на «Северном» наше руководство договорились с чеченцами, они меня на своем самолете отвезли до Самары, а оттуда я уже сама. Когда я прилетела домой, выяснилось, что наш папа постоянно плакал — и это спровоцировало кровоизлияние в мозг.
Я похоронила мужа. А через 40 дней уехала обратно в Чечню.
Уже спустя годы дочь рассказала, как на меня реагировали наши местные, соседи. Так, один знакомый однажды заявил моей дочери: «А что, у мамы-то твоей крыша поехала?». А дочка ему лихо ответила: «У нашей мамы крыша крепче, чем у вас всех вместе взятых. Если бы она не поехала за сыном, это была бы не наша мама». Вот так.
***
И все-таки я его нашла. Почти через пять лет, но нашла зацепку о Вовочке. Мне удалось отыскать солдата, с которым мой сын ехал по туманной улочке.
Военные билеты парней были в Самаре, и я нашла имена тех, кто был с моим сыном. На тот момент мне уже удалось выяснить, что БМП, в которой находился Вова, загорелась. Узнала, что ребята забежали в дом к местным жителям. На этом след на время оборвался.
close
100%
Уже в Перми через матерей я нашла сослуживца Вовы — Сережу Киселева из Ульяновска. Приехала к нему и попросила: «Ты мне расскажи, как было. У меня не будет истерики.
Мне надо знать, погиб Вова или нет». Киселев мне ответил, что мой сын погиб — его в спину расстреляли, когда он хотел перескочить через забор. Сережа добавил: «Я его затаскивал в дом, он еще хрипел». В ответ я поблагодарила его за правду.
Теперь я убеждена, что «груз-200» с телом моего сына просто отправили куда-то чужой семье. Тогда это было сплошь и рядом. Всех остальных солдатиков, которые были с Вовой, нашли и отправили семьям. А моего — потеряли, забыли.
Я смирилась. Если кто-то ухаживает за его могилой, дай бог им здоровья. Я молюсь, лишь бы он только не остался в Чечне, большего не надо. А концов я уже не найду.
Нам, матерям, было нужно, чтобы останки сыновей просто похоронили. Как-то до нас дошла информация, что тела, пролежавшие шесть лет в лаборатории, хотят захоронить в братской могиле в Ростове-на-Дону. Мы тут же пригрозили: «Если вы это сделаете, мы их руками выроем».
Просили, чтобы ребят похоронили в Москве. Нам отвечали: «В Москве нет места, дорого везти тела».
И мы завыли еще сильнее.
Помню, как один офицер сказал: «Вы что, хотите, чтобы ваших сыновей еще и у Кремлевской стены захоронили?» А когда мы в итоге отвоевали место на московском кладбище, этому офицеру поручили хоронить по 40 наших в день. Когда он нес гробы, плакал вместе с нами.
Парни лежат в Москве, на Богородском кладбище. Там поставили часовню. И только там теперь наше пристанище. Нет ни сына, ни могилы. Только это местечко, которое досталось потом и кровью. Каждое 25 сентября мы собираемся там, на кладбище. Ревем и поем.
Мы все прошли. Но мы знали, что нам это надо узнать. Парни в таком возрасте воевали, а мы что? Матери по их дорогам должны были пройти, найти, узнать. Не всем это удалось, но ничего.
***
После произошедшего я возвращалась в Грозный. Ездила с гуманитарной помощью. На тот момент я уже знала, что сын погиб, но это не имело значения. Просто надо было помогать. А как не поехать?
Думаю, у нашего поколения все было иначе, потому что мы воочию видели войну.
А новое поколение не может ощутить, что это такое. В фильме «Прокляты и забыты» Сергея Говорухина есть кадр, где начинается война, а следующим кадром демонстрируются московские рестораны и дискотеки. Вот такая пропасть. Еще фильм Алексея Балабанова «Война» передает весь ужас произошедшего. Алексей Чадов отлично сыграл. Пожалуй, на этом все.
О нас — кроме Говорухина — никто и не говорил. А мамы у нас со всей России: с Дальнего Востока, с севера, с Кавказа — отовсюду. И как живет солдатская мать, нигде не показывают. Что, как она теперь живет? 26 лет прошло после войны, будет 27. Об этом речи не идет. Ни по телевизору, нигде.
close
100%
Поэтому о нас лет через 75 лет, наверное, будут говорить. Ведь об этом нельзя молчать. Об этой войне нельзя молчать. Потому что матери остались один на один, и дети, наши парни — тоже. Ветераны, которые вернулись, они на работу устроиться не могут, потому что у них психика была нарушена. В 18 лет такое пережить.
Сейчас я счастливая.
У меня есть дочь, внуки. Я их всех очень люблю. Все, что я прошла, научило меня главному — при любых обстоятельствах нужно сохранять человечность, не обозлиться.
Но стоит закрыть глаза, и картинка всегда одна — Чечня. И забыть ее невозможно.
Радикальный украинский национализм и война в Чечне
18 марта Генеральная прокуратура России заявила о возбуждении уголовного дела по факту участия ряда ведущих радикальных националистов Украины в качестве наемников в войне в Чечне. Все обвиняемые, в том числе ведущие ультранационалисты Димитро Корчинский и покойный Анатолий Лупинос, были членами Украинской национальной ассамблеи — Организации народной самообороны Украины (УНА-УНСО). Утверждается, что члены УНА-УНСО воевали на стороне чеченских сил в ходе боевых действий в 2000-2001 годах. Служба безопасности России (ФСБ) проводит расследование в Чечне (ИТАР-ТАСС, 18 марта; Интерфакс, 18 марта).
УНА-УНСО
УНА-УНСО берет свое начало в неспокойные дни распада Советского Союза в 1991 году.
УНСО была создана как военизированная «патриотическая» организация, предназначенная для защиты националистических идеалов УНА и противостоять «антиукраинским сепаратистским движениям», особенно в Крыму и на востоке Украины (где проживает большое количество этнических русских). Уличные бойцы УНСО быстро привлекли к себе внимание маршами в стиле милитари и нападениями на пророссийские политические митинги по всей Украине.
Литература движения часто отсылает к Средневековью, когда не Москва, а Киев был культурным и политическим центром славянского мира. База власти УНА-УНСО находится на западе Украины, традиционном очаге антироссийского национализма, который принял наиболее опасную форму в формировании украинской дивизии СС, сражавшейся с советскими войсками во Второй мировой войне. На публичных митингах члены УНСО надевают черную форму под своим знаменем с черным крестом на красном поле.
Хотя члены УНСО были отправлены в Литву и Приднестровье Молдавии в начале 19В 90-е годы значительные военные операции УНСО начались с отправки летом 1993 года в Абхазию небольшой группы бойцов для защиты суверенитета Грузии.
Под командованием бывшего советского офицера Валерия Бобровича отряд УНСО «Арго» численностью около 150 человек оказался в гуще боевых действий. Российские и украинские силовики заявили, что члены УНСО действовали как наемники.
Когда в 1994 году над Чечней сгустились тучи войны, лидеры УНА-УНСО Анатолий Лупинос и Димитро Корчинский начали возглавлять украинские делегации в Грозный для встречи с чеченскими лидерами. Это последовало в 1995 г. прибытием бойцов УНСО, организованных как «бригада «Викинг»» под командованием Александра Музычко, хотя их численность (около 200 человек) никогда не приближалась к численности бригады. Помимо участия в боях за Грозный некоторые члены УНСО (ветераны Советской Армии) работали инструкторами. Их вклад в борьбу за независимость (в том числе 10 убитых) был отмечен выпуском чеченских наград после войны. Хотя украинское правительство утверждало, что выступает против участия украинских граждан во «внутренних делах» России, оно оказалось неспособным или не желающим этому помешать.
Члены УНСО также принимали активное участие в антилукашенковском оппозиционном движении в Беларуси, участвуя в демонстрациях и беспорядках. В 2000-2001 годах УНА-УНСО занимала видное место в оппозиции к президенту Украины Леониду Кучме, которого подозревали в заказе убийства ведущего украинского журналиста.
Стороннему наблюдателю политическая программа УНА кажется полной противоречий. Несмотря на тесные связи с Украинской православной церковью и общее мнение о том, что мусульмане («турки») представляют собой антиславянскую угрозу, движение поддерживает исламское сопротивление Чечни. Поддерживая чеченцев-сепаратистов, УНА решительно выступает против любых признаков сепаратистских настроений среди крымских татар Украины. Несмотря на участие УНА в украинских выборах, партия сохраняет антидемократическую позицию, вместо этого агитируя за прямое президентское правление. Как и многие популистские движения, цели УНА-УНСО часто зависят от политических веяний или даже от состава аудитории выступающего.
Украинцы в текущем чеченском конфликте
Согласно российским обвинениям, члены УНА-УНСО действовали в Курчалойском, Веденском и Ножай-Юртовском районах Чечни в 1999-2000 гг. Официальная позиция УНА заключалась в том, что движение не будет принимать участия в военных действиях во время этой второй войны, а будет помогать сепаратистскому правительству, создавая чеченские информационные центры. На этот раз давление со стороны украинского правительства было намного сильнее, чтобы украинцы не участвовали в конфликте, и МИД пообещал, что все потенциальные добровольцы будут арестованы. Корчинский подтвердил присутствие членов УНСО в Чечне на митинге в Киеве в марте 2000 г., но пожаловался, что стоимость перевозки дополнительных добровольцев стала непомерно высокой (ИТАР-ТАСС, 24 марта 2000 г.). Совсем недавно, в марте 2005 г., Рамзан Кадыров (лидер пророссийского правительства Чечни) осудил продолжающееся присутствие украинских «наемников» в Чечне, но не сообщил никаких подробностей (Страна.
ру, 28 марта 2005 г.).
В декабре 2001 г. депутат Госдумы России от коммунистов Виктор Илюхин утверждал, что украинские националистические группы помогали Усаме бен Ладену организовываться на территории Украины, в то время как украинское правительство снабжало чеченских повстанцев оружием и другой военной техникой (Интерфакс, 10 декабря 2001 г.). Никаких доказательств, подтверждающих эти утверждения, представлено не было. В то же время на суде над ярким, но неумелым чеченским полевым командиром Салманом Радуевым были заслушаны доказательства того, что 20 украинских националистов были активными участниками террористической деятельности полевого командира в 1997-98 (РИА Новости, 30 ноября 2001).
Менее достоверными были сообщения российских военных источников об украинских женщинах, сражающихся на чеченской линии фронта. Вскоре после того, как в 1999 году началась вторая чеченская война, в российских отчетах стали появляться подробности об украинском подразделении лыжников-спортсменов/снайперов, сражавшихся на стороне Чечни.
Этих неуловимых бойцов, известных как «Белые колготки», в другое время называли латышами или эстонцами. Этот кусочек мифологии поля боя был пережитком 19-го века.94-1996 Чеченская война.
В ноябре 2002 года УНА-УНСО организовала митинги у трех консульств России на Украине в знак протеста против штурма московского театра «Норд-Вест», где чеченские боевики организовали массовый захват заложников. Во время кризиса УНА-УНСО выступила с публичным призывом к боевикам освободить граждан Украины, напомнив им о поддержке УНСО в первую чеченскую войну. Обращение было проигнорировано, и ряд украинских заложников был убит, когда российский спецназ применил газ для обездвиживания боевиков.
Заключение
УНА-УНСО лучше всего можно охарактеризовать как влиятельное маргинальное движение. Его высокая известность противоречит его ограниченному количеству членов, насчитывающему около 8000 человек, из которых лишь небольшая часть участвует в военизированных действиях УНСО. Под руководством своего нынешнего лидера Андрея Шкиля УНА-УНСО продолжает вести провокационную политическую программу.
Попытки проникнуть в украинские вооруженные силы в основном не увенчались успехом. В конце 2004 года лидеры движения выступили с призывом к украинским войскам, служащим в Ираке в составе возглавляемой США коалиции, «направить штыки против американских войск и присоединиться к повстанцам» (UPI, 12 ноября 2004 г.). Движение часто обвиняют в следовании антисемитской и фашистской идеологии.
Время выдвижения российских обвинений, которые вряд ли приведут к экстрадиции Корчинского или его соратников, вероятно, связано с выборами на Украине, где УНА-УНСО входит в блок политической поддержки бывшего премьер-министра Юлии Тимошенко. Тимошенко также является политиком-популистом и назвала инклюзивность причиной включения радикальных националистических организаций в свою коалицию, несмотря на резкую критику.
Кремль обеспокоен обещанием Тимошенко пересмотреть газовую сделку, заключенную с Россией в январе прошлого года. Если обвинения были попыткой поставить Тимошенко в неловкое положение путем возобновления полемики по поводу ее связей с УНА-УНСО, то они, похоже, малоэффективны.
Похоже, партия Тимошенко вышла из выборов сильнее, чем когда-либо. Что касается обвинений России в наемнической деятельности в рамках ультранационалистического движения, то украинское правительство неоднократно отказывалось проводить расследование на том основании, что такие обвинения слишком сложно обосновать. Димитро Корчински сейчас возглавляет собственную националистическую партию «Братство» и сохраняет хорошие связи в украинском политическом истеблишменте. Поскольку Тимошенко, похоже, готова преобразовать результаты выборов на прошлой неделе в коалиционное правительство, маловероятно, что удивительная терпимость украинского правительства к деятельности УНА-УНСО изменится в ближайшее время.
Войны в Чечне и на Украине – сходства и различия
За последние несколько дней интернет заполонили посты, набравшие сотни лайков примерно следующего содержания: «Весь мир потрясен действиями России. Всех, кроме чеченцев». За время, прошедшее после распада Советского Союза, этот небольшой сепаратистский регион на Северном Кавказе пережил две полномасштабные войны с федеральными силами России.
Первый был в 1994-95, война, которую выиграла Чечня. Второй, находившийся в активной фазе с октября 1999 г. и прошедший несколько стадий от широкомасштабного военного противостояния до партизанской фазы, встреченной с неописуемой жестокостью российскими властями, продлился до конца 2014 г., и Чечня проиграла. Между двумя российско-чеченскими войнами и тем, что сейчас происходит на Украине, есть как существенные сходства, так и существенные различия.
Вторая русско-чеченская война больше подходит для сравнения. Во-первых, это было связано с желанием поднять рейтинг малоизвестного подполковника КГБ по имени Владимир Путин. Во-вторых, на общественное мнение повлияли загадочные взрывы жилых домов в разных городах России. Сотни людей погибли во время взрывов, и Кремль возложил вину на чеченцев, хотя то немногое, что есть, указывает на обратное, на российские спецслужбы. Следствием этого стало то, что русское мнение повернулось против чеченцев и в пользу войны. Подобные пропагандистские приемы применяются и сейчас против Украины, хотя бы с частичным успехом.
Давайте сначала посмотрим на сходства, которых немного, но тем не менее они есть:
1. Российские власти не признали события в Чечне ни вооруженным конфликтом, ни войной. Был использован эвфемизм «контртеррористическая операция», и чеченские силы были единодушно заклеймены как террористы и, следовательно, не подчинялись обычным законам и нормам ведения войны. То же самое сейчас происходит и с Украиной: войны нет, есть только «спецоперация по денацификации». Другими словами, Кремль автоматически клеймит украинцев, борющихся против российской агрессии, как нацистов.
2. В 1999 году Россия вдруг заявила, что демократические выборы в Чечне в 1997 году, которые они ранее признали, были нелегитимными. Это похоже на ситуацию в Украине. После того, как Виктор Янукович бежал из страны во время революции на Майдане, он был формально отстранен от власти решением Верховной Рады от 22 февраля 2014 года. Второй Президент был избран на демократической и конкурентной основе.
Тем не менее, для Путина «законно избранным лидером» по-прежнему является Янукович. Вторжение российских войск в Украину почти в тот же день, вероятно, не было случайным.
3. Создание фиктивной оппозиции и обеспечение ее деньгами и оружием. По мере захвата чеченской территории власть номинально перешла к зависимым от Москвы людям. Понятно, что и Украине уготована та же участь. Такие имена, как Виктор Медведчук и Виктор Янукович, упоминаются как люди, которые будут размещены в Киеве, если российским войскам удастся его взять;
4. Использование переговоров для отвлечения внимания от наращивания дополнительных сил с целью продолжения войны на более выгодных условиях. Срыв или перенос переговоров оказал сильное психологическое воздействие на гражданское население Чечни, лишив его надежды на скорое прекращение кровопролития. Переговоры, один раунд которых состоялся недавно между украинской и российской делегациями, а второй ожидается в эти дни, похоже, преследуют те же цели.
Во всех остальных аспектах эти два конфликта очень разные.
Украина – страна с населением в несколько миллионов человек, с признанными границами и полноправным членом Организации Объединенных Наций. Хотя Чечня объявила о своей независимости раньше других союзных республик и даже до официального распада СССР в 1991 году, ее не признало ни одно государство мира. Он занимает площадь около 100 км. с запада на восток и 140 с севера на юг. К началу второй русско-чеченской войны его население не составляло и миллиона человек.
У чеченцев не было призывной армии. Костяк ее вооруженных сил составляли самоорганизованные группы, сформировавшиеся в годы первой войны, отряды ополченцев. То есть это что-то похожее на украинскую территориальную оборону. У них также не было централизованного снабжения оружием и продовольствием. В межвоенный период 1997-1999 годов власти независимой Чеченской Республики пытались создать национальную гвардию, но без особого успеха. Причиной стала экономическая блокада со стороны России и, соответственно, отсутствие необходимых финансовых ресурсов.
Украина имеет на вооружении значительное количество танков, артиллерии, средств ПВО и авиации. У чеченцев, кроме стрелкового оружия и гранатометов, тяжелого вооружения почти не было. Тем не менее русские войска в течение двух с половиной месяцев шли к столице с четырех разных сторон и избегали боя с легковооруженным противником.
Тактика российских войск на начальном этапе заключалась в нанесении огневых ударов по жилым кварталам городов и сел Чечни с целью запугать население и лишить его всякого желания сопротивляться. В первые три-четыре дня войны на Украине российские войска обстреливали в основном военные объекты. Возможно, еще и потому, что украинцев и русских связывают схожие языки и общая многовековая история. В самой России украинцы являются второй по численности национальной группой, и многие русские имеют родственные связи с украинцами. Чеченцы же — народ с другим языком и с другой религией. Российские войска с самого начала убивали мирных жителей в большом количестве.
Это вполне может произойти и в Украине.
Две русско-чеченские войны велись в условиях, в которых ни одно государство мира не высказалось однозначно и действительно серьезно против нее. Санкций не было. В международных организациях принимались осуждающие заявления и резолюции, но право Москвы на применение силы против сепаратистов не оспаривалось. Международное сообщество всего лишь требовало соблюдения эфемерных в условиях необъявленной войны прав человека. Мягкая критика мало чем ослабила навязанный Россией террор: жестокие зачистки в деревнях, фильтрационные лагеря, пытки, насильственное исчезновение около 6000 человек и внесудебные казни. Местный силовик Путина Рамзан Кадыров и его опричники правят чеченцами уже много лет, но ситуация с правами человека не улучшилась.
В то время как в Чечне уничтожались города, села и жизни, президент США Джордж Буш-младший заявил, что «заглянул в душу Путина», а комиссар ЕС заявил, что ЕС и Россия близки, как «водка и икра». . Международный валютный фонд и Банк реконструкции и развития регулярно осуществляли многомиллиардные переводы в Россию.
Кредиты также предоставлялись отдельными странами. Россия осталась членом Совета Европы, а также получила право участвовать в G7 и вступить во Всемирную торговую организацию.
Если бы в 1999 году международное сообщество высказалось против войны в Чечне, возможно, ее можно было бы закончить. Умышленная слепота со стороны Запада усилила атмосферу безнаказанности, которая привела к конфликтам в России и привела нас туда, где мы находимся сегодня. Возможно, сегодня в Европе не было бы большой войны, если бы в 1999 году последовала силовая реакция, возможно, в то время не было бы необходимости даже в санкциях, поскольку тогда Россия была еще бедной страной.
Большая разница между войнами заключается в сильной реакции Запада на нынешнее вторжение России в Украину. Но обе войны являются звеньями одной цепи, с помощью которой Кремль стремился поработить своих соседей.
О преступлениях, совершенных во время второго российско-чеченского вооруженного конфликта, читайте в публикациях правозащитного центра «Мемориал», ныне запрещенных в РФ.
Отдельные инциденты, описывающие военные преступления, также публикуются на сайте Центра документации Натальи Эстемировой.
Террор в Чечне | Издательство Принстонского университета
Террор в Чечне
Эмма Гиллиган
Мягкая обложка ISBN: 9780691162041 23,95 долларов США / 18,99 фунтов стерлингов электронная книга ISBN: 9781400831760
электронные книги
Многие из наших электронных книг можно приобрести в этих онлайн-продавцы:
- Амазонка разжечь
- Гугл игры
- Ракутен Кобо
- Барнс и Благородный Уголок
- Apple Книги
Многие из наших электронных книг доступны в электронной библиотеке ресурсов, включая эти платформы:
- Книги в JSTOR
- Электронные книги EBSCO
- Эбрари
- Моя библиотека
- Библиотека электронных книг
Shipping to:
Choose CountryUnited StatesCanadaUnited KingdomAfghanistanAland IslandsAlbaniaAlgeriaAmerican SamoaAndorraAngolaAnguillaAntarcticaAntigua And BarbudaArgentinaArmeniaArubaAustraliaAustriaAzerbaijanBahamasBahrainBangladeshBarbadosBelarusBelgiumBelizeBeninBermudaBhutanBoliviaBonaire, Sint Eustatius and SabaBosnia And HerzegovinaBotswanaBouvet IslandBrazilBritish Indian Ocean TerritoryBrunei DarussalamBulgariaBurkina FasoBurundiCabo VerdeCambodiaCameroonCayman IslandsCentral African RepublicChadChileChinaChristmas IslandCocos (Keeling) IslandsColombiaComorosCongoCongo, Democratic RepublicCook IslandsCosta RicaCote D’IvoireCroatiaCubaCuraçao CyprusCzech RepublicDenmarkDjiboutiDominicaDominican RepublicEcuadorEgyptEl SalvadorEquatorial GuineaEritreaEstoniaEthiopiaFalkland Мальвинские островаФарерские островаФиджиФинляндияФранцияФранцузская ГвианаФранцузская ПолинезияФранцузские Южные ТерриторииГабонГамбияГрузияГерманияГанаГибралтарГрецияГренландияГренадаГваделупаГуамГуата malaGuernseyGuineaGuinea-BissauGuyanaHaitiHeard Island & Mcdonald IslandsHoly See (Vatican City State)HondurasHong KongHungaryIcelandIndiaIndonesiaIran, Islamic Republic OfIraqIrelandIsle Of ManIsraelItalyJamaicaJapanJerseyJordanKazakhstanKenyaKiribatiKoreaKorea People’ Republic OfKuwaitKyrgyzstanLao People’s Democratic RepublicLatviaLebanonLesothoLiberiaLibyan Arab JamahiriyaLiechtenstein LithuaniaLuxembourgMacaoMacedoniaMadagascarMalawiMalaysiaMaldivesMaliMaltaMarshall IslandsMartiniqueMauritaniaMauritiusMayotteMexicoMicronesia, Federated States OfMoldovaMonacoMongoliaMontenegroMontserratMoroccoMozambiqueMyanmarNamibiaNauruNepalNetherlandsNew CaledoniaNew ZealandNicaraguaNigerNigeriaNiueNorfolk IslandNorthern Mariana IslandsNorwayOmanPakistanPalauPalestinian Territory, OccupiedPanamaPapua New GuineaParaguayPeruPhilippinesPitcairnPolandPortugalPuerto RicoQatarReunionRomaniaRussian FederationRwandaSaint BarthelemySaint HelenaSaint Китс и НевисСент-ЛюсияСент-МартинСент-Пьер и MiquelonSaint Vincent And GrenadinesSamoaSan MarinoSao Tome And PrincipeSaudi ArabiaSenegalSerbiaSeychellesSierra LeoneSingaporeSint Maarten (Dutch part) SlovakiaSloveniaSolomon IslandsSomaliaSouth AfricaSouth Georgia And Sandwich Isl.
South SudanSpainSri LankaSudanSurinameSvalbard And Jan MayenSwazilandSwedenSwitzerlandSyrian Arab RepublicTaiwanTajikistanTanzaniaThailandTimor-LesteTogoTokelauTongaTrinidad And TobagoTunisiaTurkeyTurkmenistanTurks And Caicos IslandsTuvaluUgandaUkraineUnited Arab EmiratesUnited States Outlying IslandsUruguayUzbekistanVanuatuVenezuelaViet NamVirgin Islands, BritishVirgin Islands, U.S. Уоллис и ФутунаЗападная СахараЙеменЗамбияЗимбабве
Поддержите свой местный независимый книжный магазин.
- США
- Канада
- Великобритания
- Европа
История
- Эмма Гиллиган
Захватывающая история преступлений России в Чечне
- Серии:
- Права человека и преступления против человечности
Мягкая обложка
электронная книга
Купить это- Скачать обложку
Террор в Чечне — исчерпывающий отчет о военных преступлениях России в Чечне.
Эмма Гиллиган представляет всестороннюю историю второго чеченского конфликта 1999–2005 годов, раскрывая одну из самых ужасных катастроф современной эпохи в области прав человека, которая еще не полностью признана международным сообществом. Опираясь на показания очевидцев и интервью с беженцами и ключевыми политическими и гуманитарными деятелями, Гиллиган впервые рассказывает полную историю систематического применения российскими военными пыток, исчезновений, казней и других карательных тактик против чеченского населения.
В Террор в Чечне , Гиллиган оспаривает заявления России о том, что жертвы среди гражданского населения в Чечне были неизбежным следствием гражданской войны. Она утверждает, что расизм и национализм были существенными факторами во второй войне России против чеченцев и в последующем кризисе с беженцами. Она не игнорирует военные преступления, совершенные чеченскими сепаратистами и промосковскими силами. Гиллиган прослеживает радикализацию чеченских боевиков и проливает свет на кризисы с заложниками на Дубровке и в Беслане, демонстрируя, как они подорвали сепаратистское движение и, в свою очередь, способствовали расовой ненависти к чеченцам в Москве.
Навязчивое свидетельство современных преступлений против человечности, Террор в Чечне также рассматривает международную реакцию на конфликт, уделяя особое внимание гуманитарным усилиям и усилиям Европы в области прав человека в Чечне.
Награды и признание
- Лауреат премии Лемкина 2011 года, Институт изучения геноцида
Эмма Гиллиган — доцент кафедры истории России и прав человека в Университете Коннектикута. Она автор Защита прав человека в России: Сергей Ковалев, диссидент и уполномоченный по правам человека, 1969-2003 гг. .
«Книга Эммы Гиллиган рассказывает о жестоком ответе Москвы на требования республики о свободе, нападении, которое разрушило чеченское общество, подстегнуло вооруженное сопротивление на Кавказе и взрастило новое поколение воинствующих экстремистов. Основное внимание в ней уделяется второй чеченской войне, начатой Борис Ельцин осенью 1999 года и преследовавшийся Владимиром Путиным, когда он перешел с поста премьер-министра в Кремль в 2000 году.
.. Ее тщательное исследование оживляется свидетельствами чеченских жертв российских войск и их местных приспешников». — Irish Times
«Гиллиган представляет полную историю российской политики в отношении Чечни в период с 1999 года по настоящее время. Используя интервью от первого лица и документы российских, американских и международных неправительственных организаций, она рассказывает о событиях. Первой и Второй чеченских войн, подъема чеченского терроризма и событий в Беслане в более широком контексте прав человека, проводя сравнения с другими ситуациями 20-го века, включая ситуацию в Боснии… Она создала удивительно свободную историю. технического жаргона и специальной лексики, которые должны служить хорошим введением в предмет и регион для студентов и ученых, изучающих историю, политологию и международное право». — Choice
« Террор в Чечне — пожалуй, самая важная книга о чеченской войне, доступная сегодня на английском языке».
— Анна Бродская, Russian Review
«Книга [Гиллиган] является важным вкладом в литературу. Ее многослойный подход, ее способность выдвигать на первый план конкурирующие точки зрения и ее понимание того, как могут быть проведены будущие расследования нарушений прав человека. делают ее работу ценным вкладом в изучение прав человека». —Maria Raquel Freire, Perspectives on Politics
«[Ч]еченский конфликт как предмет исследования следует чаще рассматривать с различных точек зрения. Книга Гиллиган — солидная новаторская работа в этом направлении. .» — Кирил Кащян, Central European Journal of International and Security Studies
«Книга Эммы Гиллиган представляет собой бесценный путеводитель по трагическим последствиям для Чечни — и России — двойной динамики, которая доминировала в постсоветской российской политике: использование насилия для поддержания территориальных размеров государства и устойчивости авторитарной политики».