Содержание

«Холодная война». О противостоянии СССР и США — VATNIKSTAN

В под­ка­сте «Всё идёт по пла­ну» писа­тель и режис­сёр Вла­ди­мир Коз­лов рас­ска­зы­ва­ет о жиз­ни в СССР, раз­ве­и­ва­ет мифы и опро­вер­га­ет фейки.

VATNIKSTAN пуб­ли­ку­ет тек­сто­вую вер­сию выпус­ка о холод­ной войне — с чего нача­лось про­ти­во­сто­я­ние быв­ших союз­ни­ков, как совет­ские учи­те­ля обе­ре­га­ли детей от «без­дум­но­го пре­кло­не­ния перед Запа­дом» и поче­му куль­тур­ные и кон­сью­ме­рист­ские трен­ды ока­за­лись силь­нее идеологии.

«Мы — Они». Худож­ни­ки Кон­стан­тин Куз­ги­нов и Сер­гей Саха­ров. 1950 год

При­вет! Это — Вла­ди­мир Коз­лов с новым эпи­зо­дом под­ка­ста «Всё идёт по плану».

В сего­дняш­нем эпи­зо­де я буду вспо­ми­нать жизнь в эпо­ху холод­ной вой­ны меж­ду Совет­ским Сою­зом и Запа­дом, а так­же «пре­кло­не­ние» перед этим самым Запа­дом, кото­рое было типич­но для совет­ской моло­дё­жи в вось­ми­де­ся­тые годы про­шло­го века.

Нача­лом холод­ной вой­ны счи­та­ет­ся речь пре­мьер-мини­стра Вели­ко­бри­та­нии Уин­сто­на Чер­чил­ля в Уэс­т­мин­стер Кол­ле­дже в Фул­тоне 5 мар­та 1946 года, извест­ная так­же как «фул­тон­ская речь».

В той речи Чер­чилль заявил о «серьёз­ной угро­зе», кото­рую пред­став­ля­ет для запад­но­го мира СССР и под­кон­троль­ные ему пра­ви­тель­ства в Восточ­ной Евро­пе. В ней же он впер­вые упо­тре­бил и поня­тие «желез­ный занавес»:

«От Штет­ти­на на Бал­ти­ке до Три­е­ста в Aдри­а­ти­ке, желез­ный зана­вес про­тя­нул­ся попе­рёк континента».

Несколь­ко бли­жай­ших деся­ти­ле­тий сло­во­со­че­та­ние «Холод­ная вой­на» мак­си­маль­но точ­но харак­те­ри­зо­ва­ла вза­и­мо­от­но­ше­ния Совет­ско­го Сою­за и запад­но­го мира. Об «откры­тии желез­но­го зана­ве­са» впер­вые заго­во­ри­ли в пяти­де­ся­тые годы, когда в стра­ну ста­ли в боль­ших коли­че­ствах при­ез­жать тури­сты из запад­ных стран, но ни о каком пол­но­цен­ном «откры­тии» речи не было, и Совет­ский Союз оста­вал­ся в изо­ля­ции от запад­ных стран до реформ, нача­тых гене­раль­ным сек­ре­та­рём ком­пар­тии СССР Миха­и­лом Гор­ба­чё­вым в сере­дине 1980‑х годов, и это серьёз­но отра­зи­лось на всех сфе­рах жиз­ни в стране.

В фул­тон­ской речи Чер­чилль так­же при­звал не повто­рять оши­бок 1930‑х годов — име­лись в виду вза­и­мо­от­но­ше­ния запад­ных стран с гит­ле­ров­ской Гер­ма­ни­ей и прак­ти­ко­вав­ше­е­ся неко­то­ры­ми из них «уми­ро­тво­ре­ние агрес­со­ра» — и после­до­ва­тель­но отста­и­вать цен­но­сти сво­бо­ды, демо­кра­тии и «хри­сти­ан­ской циви­ли­за­ции» про­тив тота­ли­та­риз­ма, для чего необ­хо­ди­мо обес­пе­чить тес­ное еди­не­ние и спло­че­ние англо­сак­сон­ских наций.

Ответ СССР после­до­вал через неде­лю. Ста­лин в интер­вью газе­те «Прав­да» поста­вил Чер­чил­ля в один ряд с Гит­ле­ром, заявив, что в сво­ей речи тот при­звал Запад к войне с СССР.

Иосиф Ста­лин и Уин­стон Чер­чилль на Ялтин­ской конференции

Холод­ная вой­на не выли­лась в бое­вые дей­ствия, если не счи­тать несколь­ких локаль­ных кон­флик­тов, све­лась глав­ным обра­зом к «нара­щи­ва­нию гон­ки воору­же­ний» и про­па­ган­дист­ской войне. Совет­ская про­па­ган­да объ­яви­ла США глав­ным импе­ри­а­ли­стом, поли­вая их гря­зью и высме­и­вая в мно­го­чис­лен­ных ста­тьях и фелье­то­нах. Запад отве­чал тем же.

Я застал уже послед­нюю ста­дию холод­ной вой­ны. Пом­ню, как в газе­тах и по теле­ви­зо­ру посто­ян­но гово­ри­ли об «зве­ри­ном оска­ле импе­ри­а­лиз­ма», «нарас­та­нии меж­ду­на­род­ной напря­жён­но­сти», «угро­зе ядер­ной вой­ны», пуга­ли воз­мож­но­стью провокаций.

10 нояб­ря 1982 года умер ген­сек КПСС Лео­нид Бреж­нев. О его смер­ти офи­ци­аль­но сооб­щи­ли на сле­ду­ю­щий день, а похо­ро­ны были назна­че­ны на 15 нояб­ря, поне­дель­ник. В этот день в шко­лах отме­ни­ли заня­тия. Я учил­ся в чет­вёр­том клас­се. Внят­но объ­яс­нить, какая связь меж­ду похо­ро­на­ми ген­се­ка и отме­ной учё­бы, моя тогдаш­няя класс­ная руко­во­ди­тель­ни­ца, Вера Алек­сан­дров­на, не смог­ла. Она была чело­ве­ком «ста­рой закал­ки», в целом поло­жи­тель­но выска­зы­ва­лась о ста­лин­ских вре­ме­нах, не под­чёр­ки­вая, прав­да, заслуг имен­но Ста­ли­на — я упо­ми­наю её в пер­вом эпи­зо­де под­ка­ста, где речь идёт о совет­ской шко­ле. Зато она ска­за­ла, что­бы мы не взду­ма­ли в этот неучеб­ный день идти куда-либо гулять, а сиде­ли дома и были гото­вы к воз­мож­ным «про­во­ка­ци­ям» со сто­ро­ны запад­ных стран. «Воз­мож­на даже ситу­а­ция, при кото­рой вас погру­зят на поезд с целью эва­ку­а­ции», — гово­ри­ла она. Не знаю, было ли это соб­ствен­ны­ми фан­та­зи­я­ми Веры Алек­сан­дров­ны, или доне­сти такую инфор­ма­цию до уче­ни­ков потре­бо­ва­ло рай­о­но — рай­он­ный отдел народ­но­го образования.

Похо­ро­ны сле­ду­ю­ще­го ген­се­ка Андро­по­ва ничем не запом­ни­лись, а вот с похо­ро­на­ми при­шед­ше­го вме­сто него Чер­нен­ко у меня свя­за­на неболь­шая исто­рия. Его хоро­ни­ли 13 мар­та 1985 года, и этот день был так­же объ­яв­лен неучеб­ным, а нака­нуне в акто­вом зале про­во­ди­ли тра­ур­ный митинг. Я учил­ся в шестом клас­се, и кто-то — оче­вид­но, дирек­тор или завуч — реши­ли, что в «почёт­ном карау­ле» у порт­ре­та, пере­тя­ну­то­го чёр­ной тра­ур­ной лен­точ­кой, долж­ны сто­ять пио­не­ры. По каким кри­те­ри­ям выби­ра­ли участ­ни­ков «почёт­но­го кара­у­ла», не знаю, но меня отпра­ви­ли домой, что­бы я поме­нял повсе­днев­ную голу­бую рубаш­ку на парад­ную белую, а потом при­ка­за­ли встать у порт­ре­та с кем-то из одно­класс­ниц, дер­жа при этом пио­нер­ский салют. Через какое вре­мя пред­по­ла­га­лась «сме­на кара­у­ла», и была ли она в прин­ци­пе — не помню.

«Пио­не­ры». Фото Все­во­ло­да Тара­се­ви­ча. 1970‑е годы

Но сто­ять даже десять минут, дер­жа пра­вую руку выше уров­ня глаз, ока­за­лось делом не таким уж и про­стым, а я был пар­нем не осо­бо спор­тив­ным и тре­ни­ро­ван­ным. Очень ско­ро дер­жать салют ста­ло тяже­ло, а сни­мать нас с кара­у­ла никто не собирался.

Была ли такая про­бле­ма у моей напар­ни­цы по кара­у­лу — вни­ма­ния я не обра­тил, не до того было. Что­бы хоть как-то рас­сла­бить руку и додер­жать «салют», я начал слег­ка дви­гать рукой то в одну сто­ро­ну, то в дру­гую. К сча­стью, это помог­ло. Но, когда тра­ур­ный митинг закон­чил­ся, класс­ная устро­и­ла мне раз­нос: «Что это ты салю­том во все сто­ро­ны кру­тил? Ты меня на всю шко­лу опо­зо­рил!». «Попро­бо­ва­ли бы вы сами столь­ко посто­ять с салю­том!» — отве­тил я.

В мар­те 1983 года пре­зи­дент США Рональд Рей­ган объ­явил о запус­ке про­грам­мы «Стра­те­ги­че­ская обо­рон­ная ини­ци­а­ти­ва», нефор­маль­но извест­ной под назва­ни­ем «Звёзд­ные вой­ны» (о кино­фран­ши­зе с таким назва­ни­ем в СССР тогда прак­ти­че­ски никто не знал). Про­грам­ма преду­смат­ри­ва­ла созда­ние широ­ко­мас­штаб­ной систе­мы про­ти­во­ра­кет­ной обо­ро­ны (ПРО) с эле­мен­та­ми кос­ми­че­ско­го бази­ро­ва­ния, исклю­ча­ю­щей или огра­ни­чи­ва­ю­щей воз­мож­ное пора­же­ние назем­ных и мор­ских целей из космоса.

По-сво­е­му, запуск этой про­грам­мы про­де­мон­стри­ро­вал тех­но­ло­ги­че­ское отста­ва­ние Совет­ско­го Сою­за от США в «гон­ке воору­же­ний», кото­рое вско­ре и при­ве­ло к пора­же­нию в холод­ной войне. Совет­ское руко­вод­ство вспо­ло­ши­лось, но пред­ло­жить адек­ват­но­го отве­та не смог­ло и сосре­до­то­чи­лось на про­па­ган­де, при­чём, во мно­гом направ­лен­ной на внут­рен­нюю аудиторию.

По слу­чаю объ­яв­ле­ния про­грам­мы «Звёзд­ные вой­ны» в нашей шко­ле про­ве­ли спе­ци­аль­ное собра­ние, всех уче­ни­ков с чет­вёр­то­го по деся­тый клас­сы согна­ли в спорт­зал, где сна­ча­ла дирек­тор, потом вое­нрук про­из­но­си­ли речи, обли­ча­ю­щие «агрес­сив­ную мили­та­рист­скую поли­ти­ку США». Потом сло­во дали деся­ти­класс­ни­ку с наи­бо­лее под­ве­шен­ным язы­ком, кото­рый сво­и­ми сло­ва­ми повто­рил толь­ко что ска­зан­ные дирек­то­ром и вое­нру­ком фра­зы об «эска­ла­ции напря­жён­но­сти» и «гон­ке вооружений».

Аме­ри­кан­ская мар­ка 1983 года, посвя­щён­ная объ­яв­ле­нию про­грам­мы «Звёзд­ные Войны»

На полит­ин­фор­ма­ци­ях и класс­ных часах всё чаще ста­ла всплы­вать тема ядер­ной вой­ны, в резуль­та­те кото­рой всё чело­ве­че­ство может погиб­нуть. Педа­ли­ро­ва­лась идея о том, что по вине запад­ных импе­ри­а­ли­стов и мили­та­ри­стов мир нахо­дит­ся на гра­ни вер­ной гибе­ли. Пом­ню, при­дя домой из шко­лы после одной из таких про­мы­вок моз­гов на класс­ном часу, я спро­сил у стар­ше­го бра­та: «А прав­да будет ядер­ная вой­на, и мы все погиб­нем?». Он отве­тил, что может быть будет, но может быть и нет. Но, если погиб­нут все вооб­ще, это ведь не так страшно.

На одной из полит­ин­фор­ма­ций класс­ная зачи­ты­ва­ла нам отку­да-то взя­тые фра­зы о том, что гон­ка воору­же­ний отни­ма­ет огром­ные сред­ства, кото­рые вме­сто это­го мог­ли бы быть потра­че­ны на постро­е­ние свет­ло­го буду­ще­го. Напри­мер, за день­ги, необ­хо­ди­мые на построй­ку одно­го само­лё­та-истре­би­те­ля, мож­но было бы постро­ить целый город. Мне, один­на­дца­ти­лет­не­му, это пока­за­лось сомни­тель­ным: постро­ить само­лёт сто­ит столь­ко же, сколь­ко постро­ить целый город? Но мысль о том, что­бы дого­во­рить­ся с Запа­дом и оста­но­вить гон­ку воору­же­ний в голо­ву нико­му не при­хо­ди­ла. Хотя уже через два-три года Гор­ба­чёв дого­во­рит­ся с Рей­га­ном об огра­ни­че­нии ядер­ных вооружений.

При этом, несмот­ря на мас­си­ро­ван­ную анти­за­пад­ную про­па­ган­ду, к само­му Запа­ду и, тем более, к живу­щим там людям, совет­ские граж­дане ника­кой враж­деб­но­сти не испы­ты­ва­ли. Это замет­но кон­тра­сти­ру­ет с нынеш­ним вре­ме­нем, когда, несмот­ря на то что образ жиз­ни сред­не­го рос­си­я­ни­на гораз­до бли­же к запад­но­му, чем это было 40 лет назад, несмот­ря на все­сто­рон­нее про­ник­но­ве­ние в нашу жизнь запад­ной куль­ту­ры и моде­лей потреб­ле­ния, отно­ше­ние к Запа­ду у мно­гих людей откро­вен­но враж­деб­ное. Ана­ли­зи­ро­вать это я здесь не буду, тема под­ка­ста — не наше вре­мя, а советское.

В совет­ское же вре­мя к жите­лям Запа­да люди испы­ты­ва­ли чаще все­го два чув­ства: вос­хи­ще­ние и зависть. При­чём зависть не была какой-то «чёр­ной», нега­тив­ной — мол, люди неза­слу­жен­но нахо­дят­ся в луч­шем поло­же­нии, чем мы. Нет, совет­ские люди про­сто хоте­ли жить «как на Западе».

«Доро­га таланта…Дорогу талан­там!». Худож­ник Вик­тор Корец­кий. 1948 год

Из-за того, что инфор­ма­ция о жиз­ни за «желез­ным зана­ве­сом» дохо­ди­ла крайне ред­ко и мини­маль­ны­ми пор­ци­я­ми, инте­рес был огром­ным. Пом­ню, когда году в 1984‑м на экра­ны вышел ред­кий гол­ли­вуд­ский фильм — «Трю­кач» режис­сё­ра Ричар­да Раша — мои одно­класс­ни­ки (я был тогда в пятом клас­се) с энту­зи­аз­мом обсуж­да­ли это: «Кино про аме­ри­кан­цев!». Подроб­нее о том, какое ино­стран­ное кино дохо­ди­ло до совет­ских экра­нов, я рас­ска­зы­вал в эпи­зо­де «Из всех искусств для нас важнейшим…».

Но инте­рес к Запа­ду и тем более вос­тор­жен­ное отно­ше­ние к куль­тур­ным и потре­би­тель­ским про­дук­там отту­да ком­му­ни­сти­че­ские вла­сти ни в коем слу­чае не поощ­ря­ли — осо­бен­но, на фоне ухуд­ше­ния отно­ше­ний с Запа­дом в пер­вой поло­вине вось­ми­де­ся­тых (а на это повли­ял и ввод совет­ских войск в Афга­ни­стан в 1979 году).

В лек­си­коне ком­му­ни­сти­че­ских про­па­ган­ди­стов и идео­ло­гов суще­ство­вал тер­мин — «пре­кло­не­ние перед Запа­дом» или, в уси­лен­ной фор­ме, — «без­дум­ное пре­кло­не­ние перед Запа­дом». Запад­ная, бур­жу­аз­ная куль­ту­ра счи­та­лась вред­ной, и поэто­му велась «идео­ло­ги­че­ская рабо­та», направ­лен­ная на борь­бу с этой культурой.

Но мож­но было сколь­ко угод­но гово­рить о том, как пло­ха и вред­на запад­ная куль­ту­ра — от это­го она ста­но­ви­лась ещё более при­вле­ка­тель­ной, таким вот «полу-запрет­ным пло­дом». Да и тол­ком объ­яс­нить, в чём заклю­ча­ет­ся вре­до­нос­ность запад­ной куль­ту­ры, кро­ме того, что она — «бур­жу­аз­ная», совет­ские про­па­ган­ди­сты не могли.

Внят­ных инте­рес­ных аль­тер­на­тив запад­ной куль­ту­ре и запад­но­му обра­зу жиз­ни совет­ское госу­дар­ство и ком­му­ни­сти­че­ская пар­тия пред­ло­жить не мог­ли. Идео­ло­ги­че­ские штам­пы о том, что стро­ить ком­му­низм — хоро­шо и пра­виль­но, к вось­ми­де­ся­тым годам настоль­ко рас­хо­ди­лись с реаль­но­стью, что в них не вери­ли даже те, кто дол­жен был по дол­гу служ­бы их про­из­но­сить. Офи­ци­аль­ный совет­ский куль­тур­ный про­дукт был мало­при­вле­ка­тель­ным по при­чине жёст­кой цен­зу­ры, отме­тав­шей всё «чуж­дое цен­но­стям соци­а­лиз­ма», а так­же из-за ото­рван­но­сти от реаль­но­сти тех людей, кто отве­чал даже не за его созда­ние, а за идео­ло­ги­че­ский кон­троль над ним.

В резуль­та­те суще­ство­ва­ло если и не пре­кло­не­ние перед Запа­дом, то, по край­ней мере, всё запад­ное — по при­чине труд­но­до­ступ­но­сти, а во мно­гих слу­ча­ях ещё и запрет­но­сти, — ста­но­ви­лось мак­си­маль­но при­вле­ка­тель­ным: «насто­я­щие фир­мен­ные» джин­сы, аль­бо­мы запад­ных арти­стов, пере­пи­сан­ные на маг­ни­то­фон, запад­ные филь­мы. При­чём я гово­рю об обыч­ной совет­ской моло­дё­жи, пере­се­че­ние кото­рой с Запа­дом было мини­маль­ным. Дети из при­ви­ле­ги­ро­ван­ных семей, чьи роди­те­ли езди­ли на Запад и при­во­зи­ли им отту­да одеж­ду и пла­стин­ки, «пре­кло­ня­лись» перед Запа­дом ещё с соро­ко­вых годов — те же самые сти­ля­ги, о кото­рых я рас­ска­зы­вал в эпи­зо­де «Нефор­маль­ное моло­дёж­ное объединение».

Куль­тур­ные и кон­сью­ме­рист­ские трен­ды ока­за­лись силь­нее идео­ло­гии, и, мож­но ска­зать, что образ жиз­ни совет­ско­го чело­ве­ка к вось­ми­де­ся­тым годам про­шло­го века был на самом деле тем же запад­ным по сво­ей сути и устрем­ле­ни­ям, но уре­зан­ным, кастри­ро­ван­ным в силу идео­ло­ги­че­ских и про­чих огра­ни­че­ний. И на уровне куль­ту­ры, и на уровне повсе­днев­ной жиз­ни инте­ре­сы и стрем­ле­ния людей были почти оди­на­ко­вы­ми, но в пол­ной мере про­явить­ся они смог­ли уже после кру­ше­ния совет­ской пла­но­вой эко­но­ми­ки и отме­ны глу­пых идео­ло­ги­че­ских ограничений.

Датой окон­ча­ния холод­ной вой­ны счи­та­ет­ся 1 фев­ра­ля 1992 года — в тот день пре­зи­дент Рос­сии Борис Ель­цин и пре­зи­дент США Джордж Буш-стар­ший под­пи­са­ли Кэмп-Дэвид­скую декла­ра­цию, начи­нав­шу­ю­ся со слов:

«Рос­сия и Соеди­нён­ные Шта­ты не рас­смат­ри­ва­ют друг дру­га в каче­стве потен­ци­аль­ных про­тив­ни­ков. Отныне отли­чи­тель­ной чер­той их отно­ше­ний будут друж­ба и партнёрство…»

Да, к тому вре­ме­ни Совет­ский Союз уже не суще­ство­вал, его пра­во­пре­ем­ни­цей ста­ла Рос­сия. Мир за послед­ние несколь­ко лет силь­но изме­нил­ся. Рух­нул не толь­ко СССР, но и соци­а­ли­сти­че­ский лагерь — прак­ти­че­ски все его чле­ны, кро­ме Кубы и Север­ной Кореи, отка­за­лись от «ком­му­ни­сти­че­ско­го пути развития».

Мож­но ска­зать, что окон­ча­ние холод­ной вой­ны шло несколь­ко лет — начи­ная с пер­вой встре­чи Гор­ба­чё­ва с Рей­га­ном в Жене­ве осе­нью 1985 года. Уже сле­ду­ю­щая встре­ча совет­ско­го и аме­ри­кан­ско­го лиде­ров в Рейкья­ви­ке в октяб­ре 1986 года при­ве­ла к более или менее кон­крет­ным дого­во­рён­но­стям о вза­им­ном разору­же­нии, поз­же были под­пи­са­ны соот­вет­ству­ю­щие доку­мен­ты. В 1988 году начал­ся вывод совет­ских войск из Афга­ни­ста­на. Совет­ский Союз не стал мешать объ­еди­не­нию Запад­ной и Восточ­ной Гер­ма­нии, не вме­ши­вал­ся он и в серию рево­лю­ций в евро­пей­ских соц­стра­нах, кото­рая при­ве­ла к паде­нию ком­му­ни­сти­че­ских режимов.

Миха­ил Гор­ба­чёв и Рональд Рей­ган в Жене­ве. 1985 год

Гор­ба­чёв пони­мал, что Совет­ский Союз про­иг­ры­ва­ет в холод­ной войне, ещё в 1985 году, когда толь­ко при­шёл к вла­сти. Его меж­ду­на­род­ная дея­тель­ность во мно­гом и заклю­ча­лась в том, что­бы вый­ти из вой­ны с наи­мень­ши­ми поте­ря­ми, «сохра­нив лицо». Дру­гое дело, что парал­лель­но с внеш­не­по­ли­ти­че­ски­ми про­цес­са­ми шли внут­рен­ние, ещё более слож­ные, и они в ито­ге при­ве­ли к пол­но­му кру­ше­нию ком­му­ни­сти­че­ской систе­мы и рас­па­ду СССР.

Инте­рес­но, что, если на повсе­днев­ном уровне от «совет­ско­го обра­за жиз­ни» отка­за­лись вполне лег­ко, то мен­та­ли­тет холод­ной вой­ны у мно­гих людей сохра­нил­ся до сих пор, при­чём в быв­шем СССР, увы, в боль­шей сте­пе­ни, чем на Западе.


Под­пи­сы­вай­тесь на «Всё идёт по пла­ну» на «Apple Podcasts», «Яндекс.Музыке» и дру­гих плат­фор­мах, где слу­ша­е­те подкасты.


Читай­те так­же «„Выше зна­мя совет­ско­го спор­та!“. О фут­бо­ле, хок­кее и фигур­ном ката­нии в СССР».

Поделиться

Российская историография о роли США в развязывании «холодной войны»


международные отношения

Александр Косов

Косов Александр Петрович — аспирант кафедры истории нового и новейшего времени исторического факультета Белорусского государственного университета

Как в американской, так и в советской, а затем российской историографии большое внимание уделяется вопросам послевоенной внешней политики США, в частности, отношениям Соединенных Штатов с Советским Союзом. Этому вопросу посвящена значительная литература [1]. Тем не менее некоторые аспекты этой темы заслуживают дальнейшего изучения. Одним из таких аспектов является выяснение роли супердержав в развязывании «холодной войны». В данной статье ставится задача на основе российской литературы проанализировать некоторые вопросы, касающиеся роли США в начале «холодной войны».

Советско-американские отношения сразу оказались в центре международных отношений послевоенного времени, когда на смену сотрудничеству СССР и США в период Второй мировой войны пришла жесткая конфронтация, получившая название «холодной войны». Примечательно также, что впервые термин «холодная война» публично произнес 16 апреля 1947 г. американский финансист и экономист Б. Барух в своей речи в Колумбии [2]. Она во многом определила идеологизированность и даже политизацию исторических работ, наложила отпечаток на методы анализа и сопоставлений, затронув различные аспекты освещения послевоенной внешней политики США.

В советской историографии утвердилась точка зрения — одной из главных задач внешней политики США в 1940—1950-х гг. являлось стремление не допустить социалистических революций в Западной Европе. Активно проводилась мысль о стремлении американских правящих кругов к мировому господству. Советские историки писали о мессианстве американской внешнеполитической мысли, об антикоммунизме как движущей силе процесса формирования американской внешней политики [3]. Советская историография была в значительной своей части гомогенна, представляя собой «монолит», «единство» концепций и оценок. Историки и политологи СССР многие годы были заняты поисками «виновника» послевоенной конфронтации [4, 63], хотя определенная эволюция в советской историографии все же наблюдалась. Длительное время советские историки занимали, как правило, «официальные позиции» и без всяких исключений обвиняли американцев и их западноевропейских союзников в развязывании «холодной войны», связывая это с традиционным американским гегемонизмом.

Но в период разрядки в советской историографии появились более гибкие формулы, в частности, идея об упущенных возможностях с обеих сторон. В качестве подтверждения выдвигались либо общие теоретические рассуждения, либо соответственно подобранные американские документы. С советской стороны использовались, как правило, документы второстепенного характера [5, 7].

Первой ласточкой стала программа академических обсуждений тематики «холодной войны» между советскими и американскими историками, задуманная в 1970-е гг., но развернувшаяся только во второй половине 1980-х гг. На конференциях в Москве (1986) и в Университете Огайо (1988) шел разговор о периодах, событиях и проблемах «холодной войны» [6]. Западные историографические дискуссии оказали важное влияние на первые шаги российских ученых по этой тематике [7]. Так, в МИД СССР был организован «круглый стол», посвященный теме «Советская дипломатия и вопросы послевоенного миростановления», где была подчеркнута необходимость изучения проблем «холодной войны» [8, 85]. От однозначной и жесткой линии на одностороннее обвинение США советские историки перешли к анализу ошибок и упущений и со стороны Советского Союза. Однако до 1990-х гг. советские исследователи в основном комментировали работы западных коллег или в лучшем случае могли писать о политике западных стран на западных же материалах.

Лишь в начале 1990-х гг. в российской американистике наметился отход от односторонних обвинений США в развязывании «холодной войны» и все больше начала утверждаться идея об обоюдной ответственности США и СССР за конфронтацию послевоенных лет. При этом появились статьи (публицистического плана), в которых на СССР возлагалась главная ответственность за ход событий.

Российские историки приступили к освоению целины «холодной войны» крайне ограниченными силами и средствами, начав практически с нуля, а то и с минуса, если иметь в виду необходимость преодоления научной изоляции, идеологических клише и внутренней цензуры, доставшихся в наследство от советских времен.

После распада СССР тематика «холодной войны» в России оказалась отодвинута на задний план новыми проблемами и заботами. Все еще не сложился главный резерв любой научной тематики — аспирантская молодежь, работающая над кандидатскими диссертациями. Тяжелейшее состояние российской науки, особенно гуманитарных исследований, сдерживает приток молодых ученых в эту область [6].

В то же время с начала 1990-х гг. в мировой историографии резко усилилось внимание к истории «холодной войны», которое затронуло и Россию.

В 1995 г. образовалась группа по изучению «холодной войны» на базе Института всеобщей истории РАН (директор и член-корреспондент РАН А. О. Чубарьян, М. М. Наринский, Н. И. Егорова, А. М. Филитов, В.Л.Мальков, И. В. Гайдук, М. Л. Коробочкин, В.В.Поздняков) [5; 6].

В 1990-е гг. расширились возможности российских историков сотрудничать с коллегами в США, Западной и Центральной Европе. Это сотрудничество осуществлялось на индивидуальной, двусторонней основе, а также в рамках международных проектов, прежде всего проекта по изучению международной истории «холодной войны» при Центре Вудро Вильсона в Вашингтоне.

Российские ученые приняли самое деятельное участие в подготовке и проведении серии конференций по «холодной войне» в Москве (январь 1993 г. и март 1998 г.), Нью-Хейвене (сентябрь 1999 г.) и многих других.

Регулярные контакты с зарубежными коллегами способствовали быстрому расширению международного кругозора российских специалистов по «холодной войне». Однако эти связи и обмены в основном охватывали Москву и почти не распространялись на центры и университеты других городов России.

Таким образом, работа российских историков по «холодной войне» протекала в обстановке, когда сложилось широкое международное взаимодействие по этой тематике. Американская историография «холодной войны» оказала большое влияние на исследования в России (как, впрочем, и на европейские исследования в целом). Кроме многочисленных и серьезных трудов, прежде всего американских «ревизионистов» и «постревизионистов» по истории внешней политики США, российские ученые опирались, по крайней мере первоначально, на громадный массив западных архивных документов, прежде всего американских.

В последние годы уже выявились некоторые тенденции в изучении проблемы и реализации исследований по истории «холодной войны», которые, к сожалению, сохраняют прежние «особенности работы» и недостатки. Подавляющее большинство российских специалистов все же ушли от старых идеологизированных схем и стереотипов, от идеи односторонней вины США за начало «холодной войны».

Если посмотреть на российскую библиографию книг и статей по истории «холодной войны», то бросается в глаза явная диспропорция между изданиями в России и на Западе. Темпы российских исследований и особенно подготовки печатных изданий сильно отстают от западноевропейских и американских [5, 4].

Однако, несмотря на трудности, о которых говорилось выше, российская историография «холодной войны» выходит на уровень международных исследовательских стандартов. Об этом говорит и активное участие российских историков в международных научных проектах на равных с их маститыми западными коллегами, и цитирование российских исследований в зарубежной историографии, которое из исключения превратилось в норму.

Для российских исследователей остается весьма важной задачей продолжение работы с опубликованными или архивными материалами США и стран Западной Европы. Это необходимо, потому что ранее советские исследователи недостаточно изучали эти материалы или анализировали их с идеологизированных и односторонних позиций. Кроме того, сейчас можно провести и сравнительно-исторический анализ, сопоставляя данные западных и российских архивов и публикаций.

Таким образом, российским ученым предстоит включиться в дискуссии о причинах, характере, сущности и эволюции «холодной войны» и представить во многом новый взгляд на ее историю. Эта задача является весьма сложной еще и потому, что исследователи должны дать новую интерпретацию и американской и советской политики.

Каковы же основные результаты этой работы? В чем российские историки сходятся и вокруг чего кипят споры? Не претендуя на сколь-нибудь всеобъемлющие ответы на эти вопросы, ограничимся в своем обзоре лишь главными моментами.

Истокам и началу «холодной войны» посвящено, пожалуй, наибольшее количество публикаций, хотя это в основном журнальные статьи, а не монографии [9]. В СССР практически не было специальных исследований по этому вопросу, были лишь главы и разделы в различных общих трудах или работы, посвященные анализу зарубежной историографии «холодной войны» [10]. Но эти работы, как и многие другие, написанные в советский период, не освещали данную проблему объективно и непредвзято, так как советские ученые не могли высказывать мнения, расходящиеся с официальной позицией коммунистической партии.

В современной российской историографии основательных обобщающих работ о возникновении «холодной войны» также немного [11], но существует немало исследований, анализирующих различные аспекты этой проблемы. Одна из таких серьезных последних работ – монография В. Л. Малькова «Манхэттенский проект» (1995), выполненная на материалах многих архивов США. Автор не только дает «биографию» атомного оружия, но и освещает «атомную дипломатию», которая стала важным фактором вползания в «холодную войну» [12].

Значительный интерес для исследователей данной проблемы представляет мемуарная литература — своеобразный и весьма ценный исторический источник. Несмотря на присущий им субъективизм, воспоминания политических и государственных деятелей СССР позволяют конкретизировать ряд событий и явлений, характеризующих причины и начало «холодной войны» [13].

Трудно точно определить начало «холодной войны». Во многих советских изданиях начало «холодной войны» привязывается к речи У. Черчилля в Фултоне 5 марта 1946 г. Некоторые историки отдавали ему пальму первенства в начале «холодной войны» против Советского Союза, объясняя это тем, что он преследовал цель подтолкнуть Соединенные Штаты к скорейшему переходу своей политики на рельсы противоборства с Советским Союзом [14, 14]. Вряд ли, однако, это соответствует истинному положению дел. Так, А. А. Рощин считает, что «холодная война» началась до фултоновской речи Черчилля. По его личным воспоминаниям, веяние «холодной войны» ощущалось уже на конференции в Сан-Франциско весной 1945 г. , причем находившийся там нарком В. М. Молотов своими действиями способствовал взаимному отчуждению государств Запада и Востока [15, 74—76]. С другой стороны, президент Трумэн в конце апреля 1945 г. предложил ломать сейчас же американо-советские отношения [16]. В. Л. Исраэлян говорит о крутом повороте союзников в отношении к СССР с весны 1945 г. [17, 47] В. А. Секистов добавляет, что уже на ранней стадии «холодной войны» (1944) ведущие военные разрабатывали новые стратегические планы, нацеленные против СССР, хотя избегали открыто называть будущего врага врагом номер один, а также антисоветской риторики. Взрыв произошел в апреле 1945 г., когда к власти пришел Г. Трумэн [18, 50]. Таким образом, «холодная война» родилась в горниле войны «горячей» (вторая половина 1943 г.—апрель 1945 г.). К концу 1945 г. правительства США и Англии отказались от послевоенного сотрудничества с Советским Союзом, «первыми показали бронированный кулак и первыми нарушили совместные решения». Речь же Черчилля в Фултоне являлась, по сути, манифестом «холодной войны», на фронтах которой уже происходили ожесточенные идеологические сражения. Она вооружала глашатаев «холодной войны» основными стереотипами для антисоветской пропаганды послевоенного времени [19, 23—25]. С. Ю. Шенин пишет, что уже осенью 1945 г. американские военные активно разрабатывали планы атомных ударов по СССР [20, 71].

М. Н. Петров рассматривает возникновение «холодной войны» как явление чисто идеологического свойства, которое зародилось сразу же после октябрьской революции в стане противников социалистической революции в России, а затем перешло в политический арсенал советской власти [8, 85]. По мнению же Н. В. Загладина, считать, что «холодная война» велась между СССР и Западом с 1917 г., было бы ошибкой [21, 51]. Такой же точки зрения придерживается и В. Л. Мальков, так как едва ли можно найти более убедительный контрдовод против мнения о том, что история «холодной войны» ведет свое происхождение от 1917 г., чем факт сближения между Соединенными Штатами и Советским Союзом в 1933 г. Он считает, что само понятие «холодная война» возникло из исторически обусловленного реальными обстоятельствами состояния страха у обоих народов оказаться вовлеченными в глобальный военный конфликт непосредственно друг с другом. С точки зрения геополитической, ничего подобного Соединенные Штаты и Советский Союз не испытывали вплоть до 1945 г. Характерное для «холодной войны» обостренное чувство опасности и взаимного недоверия возникло как результат вступления человечества после 1945 г. в ядерную эру [22, 134].

По мнению авторов «Мифа о миролюбии США», одним из первых актов «холодной войны» была атомная бомбардировка Соединенными Штатами Хиросимы и Нагасаки [23, 249].

В. И. Ерофеев замечает, что в период Второй мировой войны в рамках антигитлеровской коалиции уже были зерна «холодной войны». Другое дело, что они в то время не проросли, война против общего врага требовала согласия и компромиссов. А вот после разгрома Германии расхождения относительно ее будущей судьбы выплеснулись наружу и стали одним из основных факторов, питавших вышедшую на поверхность «холодную войну». Вторым узлом противоречий стали вопросы государственного устройства в освобожденных странах [8, 85].

В. В. Снигерев считает, что как только обозначился переход к новому положению в Европе, а именно все большему и большему доминированию СССР и ослаблению Германии, стали проявляться первые признаки того, что впоследствии назвали «холодной войной». Поэтому началом «холодной войны» надо считать не речь Черчилля в Фултоне 5 марта 1946 г. и не взрывы атомных бомб над Хиросимой и Нагасаки: она началась тогда, когда стали актуальными вопросы послевоенного устройства. Но это еще не была «холодная война» в том виде, в каком мы ее знаем. Необходимость решения вопросов завершения военных действий по разгрому Германии и особенно Японии побуждала западных союзников ставить в основу взаимоотношений с СССР принципы сотрудничества, а не конфронтации и противоборства, что стало доминирующим впоследствии [8, 87]. По мнению С. И. Вискова, уже в годы войны в США шла борьба между сторонниками и противниками сотрудничества с СССР [24, 95]. Смерть Рузвельта сыграла, на взгляд С. Ю. Шенина, серьезную роль в обострении ситуации. Когда в начале 1946 г. Трумэн высказал мнение, что Россия не понимает другого языка, кроме «железного кулака», стало ясно, что и США прошли свою половину пути к «холодной войне». Гнев Трумэна был вызван тем, что СССР, в нарушение Декларации освобожденной Европы, устанавливал тоталитарные порядки в оккупированных им странах и осуществлял подрывную деятельность с целью расширения влияния компартий в странах, им не контролируемых [25, 63].

А. М. Филитов в качестве времени начала «холодной войны» предложил 1948 г., так как до 1948 г. армии и в Советском Союзе и в Соединенных Штатах сокращались, а после 1948 г. стали увеличиваться. Вот это и есть реальный материальный признак «холодной войны», считает он [22, 133].

Ю. А.Поляков вообще против того, чтобы точно датировать начало «холодной войны», так как мир постепенно вползал в «холодную войну», идя через атомные взрывы в Хиросиме и Нагасаки, через споры при заключении мирных договоров, через речь Черчилля и т.  д.

Таким образом, исходя из вышесказанного, правильнее было бы считать началом «холодной войны» определенный период, а не точку. Но по поводу того, когда он начался, среди ученых идут споры и сейчас, так как у каждого специалиста существует масса аргументов, на которые он опирается, защищая свое мнение по этому вопросу.

Что же касается причин возникновения «холодной войны», то здесь дело обстоит следующим образом. В советских исследованиях мы наблюдаем почти полное единодушие: развязали «холодную войну» Соединенные Штаты, а главной движущей силой всего процесса формирования американской внешней политики был антикоммунизм. В современных российских исследованиях существуют различные точки зрения по проблеме возникновения конфронтации между США и СССР. Попробуем выделить некоторые аспекты, которые побудили американскую сторону к конфликту с Советским Союзом.

Коротко суммируя причины, толкнувшие США на путь «холодной войны», можно отметить следующие:

1) инстинктивный страх перед идеологией коммунизма и эпидемическим характером ее распространения;

2) необходимость создания образа войны для того, чтобы преодолеть психологию изоляционизма американской нации;

3) экономические интересы;

4) необходимость отвлечь внимание американских граждан от многочисленных острейших проблем внутри США.

В послевоенный период США превратились в самую могущественную в экономическом, военном и политическом отношении державу капиталистического мира. По мнению ряда специалистов, это создало благоприятную почву для утверждения идей о ее глобальной гегемонии, наступлении «американского века», перестройке мира «по-американски» и т. д. Подобные идеи служили идеологической и концептуальной основой внешнеполитической стратегии США [26, 62].

Однако создание мира «по-американски» и доминирующая роль США в мире не совпадали с верой в «победу коммунизма» в СССР. Ведь Советский Союз рассматривал успехи в борьбе с нацизмом и укрепление позиций на международной арене как предпосылку для формирования мировой социалистической системы [27, 31—32]. Как отмечает К. В. Плешаков, у Запада были серьезные основания опасаться за незыблемость границ независимых стран, так как сам Сталин называл СССР «базой мировой революции». Мирное сосуществование, выдвинутое в свое время Лениным в качестве основополагающего принципа советской внешней политики, Сталиным признавалось лишь на словах. СССР, по его мнению, должен был играть роль организатора все той же мировой революции. Переход всего мира к социализму насильственным путем не подлежал сомнению. А все крупные акции США на мировой арене объяснялись страхом перед усилением СССР и действительно заботой о мире и демократии — в той степени, в какой эти понятия в то время осознавались в Соединенных Штатах [28, 40—41]. С этим соглашается и А. О. Чубарьян: идея мировой революции и распространения мирового коммунизма никогда не уходила из стратегии лидеров в Кремле [5, 11]. В. И. Батюк и Д. Г. Евстафьев придерживаются иного мнения. Они считают, что после войны окончательно оформился отход от интернационалистских ценностей первоначального большевизма и переход к тяжеловесной и несколько химерической «советской державности» [29, 98]. Маловероятно, что СССР мог желать чего-то большего, чем создание «буферной зоны» вдоль своих границ, мог угрожать Западной Европе оккупацией, на которую просто не хватило бы сил, считает С. Ю. Шенин [25, 64]. Москва претендовала на контроль над Восточной Европой и развитой частью Северо-Восточной Азии, которые были ей нужны больше в качестве «буферной зоны», чем как рынок сбыта. США же, наоборот, интересовало исключительно последнее [20, 67]. Основным мотивом, подталкивавшим США к конфликту (и отсутствовавшим у СССР), наряду с обоюдным непониманием взаимных намерений, идеологической неприязнью, геополитической «разбалансированностью» послевоенного мира, являлась очевидная необходимость создания условий в развитой части мира («открытые двери») для реализации своего экономического потенциала [20, 78]. К тому же поворот США в сторону «холодной войны» объяснялся, с точки зрения Б. Дмитриева, воздействием серьезнейшего внутреннего кризиса, в котором оказалась вся капиталистическая система после Второй мировой войны [14, 14].

Поэтому появление феномена «холодной войны» было продиктовано потребностями процесса строительства «Pax Americana», поскольку «холодная война» как активнейший конфликт между двумя супердержавами была на фоне ужасов Второй мировой войны шагом непопулярным и опасным (с угрозой «горячей войны»). Вполне вероятно, что трезвомыслящие политики, включая Трумэна, сделали бы все, чтобы ее избежать. Однако конфликт искусственно и усиленно культивировался американской стороной. Следовательно, потребность в конфликтной ситуации для строительства мира «открытых дверей» была сильнее страха перед возможностью возникновения новой мировой войны. Более того, США явно недооценивали риск возникновения открытого военного конфликта с Советами.

Некоторые российские историки, например А.М.Филитов, напрямую говорили о том, что США политикой «открытых дверей», а также бесцеремонными действиями спецслужб провоцировали СССР, заставляли его сделать первый ход в «холодной войне», не желая выступать открыто инициаторами перехода к конфронтации [30, 105].

Таким образом, создание мира «открытых дверей» и вытекающее отсюда господство США являлись целью американской внешней политики. Трумэн взял на вооружение конфронтацию, без которой, на его взгляд, нельзя было гарантировать достойное место для Америки в мировой экономике. А для этого надо было сформировать для нации образ врага, олицетворяющего «мировое зло». План Трумэна заключался в том, чтобы сформировать угрозу безопасности США через жупел глобального идеологического наступления коммунизма [20, 74]. Здесь необходимо отметить и значительное влияние привычки использовать силу, которая сложилась в ходе войны.

Г. Трумэн был также лично заинтересован в создании конфликта, ибо таким путем рассчитывал поднять свою крайне низкую репутацию как президента [20, 70]. Вообще в России отношение к личности и политике Трумэна претерпело сложную эволюцию: от резкого неприятия всех аспектов его деятельности до пересмотра его внешнеполитической деятельности. Не снимая с него определенной ответственности за «холодную войну», историки пытаются глубже понять логику и мотивировку его действий [31, 221].

При анализе причин происхождения «холодной войны» следует иметь в виду и такое обстоятельство, как складывание биполярной структуры мира. Биполярность, как свидетельствует история, очень часто служила источником конфронтации. К концу войны фактически уже сложились предпосылки для биполярного мира [4, 65].

Говоря об истоках «холодной войны», нельзя забывать довоенные взаимоотношения между США и СССР. В течение двух десятков лет острая политическая и идеологическая конфронтация разделяла эти государства. Такая ситуация не могла просто так исчезнуть. Поэтому необходимы были кардинальный пересмотр внешнеполитических ориентиров с обеих сторон и отказ или хотя бы смягчение идеологизации международной политики, характерной для стран антигитлеровской коалиции. Между тем и СССР и США с их партнерами реагировали на изменения в мире в соответствии с установками, выработанными в 1920—1930-е гг. [4, 66]

Кроме того большая часть американской политической элиты окончательно уверовала в военное и экономическое превосходство США над всеми остальными странами мира, при помощи которого можно было обеспечить, как казалось, быстрое решение задачи достижения экономической и политической гегемонии. По мнению Н. Н. Маркиной, правящие круги США рассчитывали, что монопольное владение атомной бомбой откроет для них благоприятные возможности перекройки политической карты мира. Два тесно связанных друг с другом политических лозунга определили резкий поворот в послевоенной внешней политике США: лозунг «Pax Americana» и лозунг антикоммунизма [32, 91].

Более того, согласно Д. Евстафьеву, «холодная война» — явление, ставшее следствием весьма запутанных и иногда противоречивых маневров участников послевоенной мировой геополитической игры. Тегеранско-ялтинская система раздела «сфер влияния» не устраивала ни США, ни СССР. Но именно англо-американские действия были наступательными, а Советский Союз в основном оборонялся. Кроме того, Вашингтону был необходим общий враг — так удобнее было «прижать» своего британского союзника, с которым имелись весьма трудноразрешимые геополитические противоречия. [33, 65]. В советских энциклопедиях внимание акцентировалось на том факте, что Черчилль в Фултоне преследовал цель создания американо-английского союза для борьбы с мировым коммунизмом, согласовав при этом свое выступление с английским правительством.

И все же, по мнению В. А. Кременюка, воинственные настроения в Вашингтоне в 1945 г., когда США были единственным обладателем атомного оружия и располагали крупными финансовыми и производственными резервами, сыграли злую шутку с американцами, подтолкнув их к разрыву союза с СССР и объявлению антикоммунистического «крестового похода» [34, 125].

Исходя из вышесказанного, отметим, что, говоря о сроках начала «холодной войны», важно придерживаться историзма. Известно, что экономическая, политическая, дипломатическая, идеологическая борьба шла между государствами и до Второй мировой войны, и во время нее, и после ее окончания. Однако после мировой драмы конфронтация между США и СССР в отдельные периоды достигала исключительной напряженности, иногда она была на грани войны «горячей». Поэтому вполне оправдано, что период «холодной войны» в литературе традиционно относят ко времени после окончания Второй мировой войны.

Обращаясь сегодня к прошлому и оценивая историю происхождения «холодной войны», нельзя не прийти к выводу, что в основе политики обоих блоков лежали идеи и методы конфронтации. Кстати, подобная ситуация существовала и в историографии США и СССР. Таким образом, за начало «холодной войны» несут ответственность обе стороны, в чем убеждают документальная база и историография проблемы.

Что же касается области изучения, то политико-публицистический и идеологический фон, газетные выяснения отношений будут, видимо, и дальше влиять на российскую историографию вопроса. Пройдет время, прежде чем профессиональные историки смогут сказать здесь свое собственное слово, опираясь на хладнокровный анализ всей доступной информации по этому периоду. Однако определенный успех российских исследователей очевиден.

Российская историография «холодной войны» стала неотъемлемой частью мировой исторической науки, испытывающей на себе плодотворное воздействие научной мысли Запада и уже вносящей свой собственный вклад в изучение этого уникального периода мировой истории. Окончание «холодной войны» — и в этом еще одна ирония — впервые сделало возможным ее полноценное совместное изучение. Теперь необходимо совместными усилиями создать историю послевоенных международных отношений, раскрыть те причины и действия, которые ввергли мир в состояние «холодной войны».

ЛИТЕРАТУРА

1. История внешней политики СССР. 1917—1975 / Под ред. А. А. Громыко, Б. Н. Пономарева. Т. 1—2. М., 1976; История дипломатии / Под ред. А. А. Громыко. Т. IV. М., 1975; Международные отношения после второй мировой войны / Под ред. Н. Н. Иноземцева. Т. I. М., 1962; Аничкин В. С., Трофименко Г. А. СССР — США: мирное сосуществование как норма взаимоотношений. М., 1975; Вальков В. А. СССР и США, их политические и экономические отношения. М., 1975; Иноземцев Н. Н. Внешняя политика США в эпоху империализма. М., 1960; Мельников Ю. М. От Потсдама до Гуама: Очерки американской дипломатии. М., 1974; Сивачев Н. В., Язьков Е. Ф. Новейшая история США. 1917—1972. М., 1972; Иванян Э. А., Кунина А. Е. Советско-американские отношения, 1917—1970 гг. М., 1972.
2. Плащинский А. А. Начальный период «холодной войны» и формирование концепции глобального лидерства США // Белорусский журнал международного права и международных отношений. 2002. № 1.
3. Историческая наука в ХХ веке: Историография истории нового и новейшего времени стран Европы и Америки / Под ред. И. П. Дементьева, А. И. Патрушева. М., 2002.
4. Чубарьян А. О. Происхождение «холодной войны» в историографии Востока и Запада // Новая и новейшая история. 1991. № 3.
5. Чубарьян А. О. Новая история «холодной войны» // Новая и новейшая история. 1997. № 6.
6. Зубок В. М., Печатнов В. О. Историография «холодной войны» в России: некоторые итоги десятилетия // Отечественная история. 2003. № 4.
7. Кунина А. Е., Позняков В.В. Советско-американские отношения в ядерный век // Американский ежегодник. 1990. М., 1991.
8. Хлуденев И. М. «Круглый стол» в МИД СССР // Новая и новейшая история. 1991. № 5.
9. Белоусов М. Кто же несет ответственность за «холодную войну»? // Международная жизнь. 1958. № 11; Марушкин Б. У истоков атомной дипломатии // Международная жизнь. 1959. № 7; Фурсенко А. А. У истоков «холодной войны» // Вопросы истории. 1983. № 5; Зубок В. М. Никто не хотел воевать: еще раз об истоках «холодной войны» // США — экономика, политика, идеология. 1991. № 4; Плешаков К. В. Истоки «холодной войны»: размышления участника советско-американской конференции // Там же; Печатнов В. О. Фултонская речь Черчилля // Источник. 1998. № 1; Шенин С. Ю. Еще раз об истоках «холодной войны»: Бреттон-Вудский аспект // США — экономика, политика, идеология. 1998. № 4.
10. Степанова О. Л. «Холодная война»: историческая ретроспектива. М., 1982; Яковлев А. Н. Идейная нищета апологетов «холодной войны». М., 1961; Висков С. И. Американские историки и публицисты о «холодной войне» // Новая и новейшая история. 1967. № 6; Согрин В .В. Современная американская «радикальная» историография о внутренней и внешней политике США ХХ в. // Новая и новейшая история. 1983. № 3.
11. «Холодная война». Новые подходы, новые документы. М., 1995; Батюк В. И. Истоки «холодной войны»: советско-американские отношения в 1945—1950 гг. М., 1992; Батюк В. И., Евстафьев Д. Г. Первые заморозки. Советско-американские отношения в 1945—1950 гг. М., 1995.
12. Мальков В. Л. Манхэттенский проект. Разведка и дипломатия. М., 1995.
13. Корниенко Г. М. «Холодная война»: свидетельство ее участника. М., 1994; Судоплатов П. А. Разведка и Кремль. Записки нежелательного свидетеля. М., 1996.
14. Дмитриев Б. США: политики, генералы, дипломаты. М., 1971.
15. Рощин А. А. Организация Объединенных Наций и «холодная война» // Новая и новейшая история. 1991. № 5.
16. Безыменский Л., Фалин В. Кто развязал «холодную войну»? // Правда. 1988. 29 августа.
17. Исраэлян В. Л. Заметки к истории «холодной войны» // США – экономика, политика, идеология. 1989. № 9.
18. Секистов В. А. Кто нагнетал военную опасность // Военно-исторический журнал. 1989. № 7.
19. Секистов В. А. Кто нагнетал военную опасность // Военно-исторический журнал. 1989. № 10.
20. Шенин С.Ю. Начало «холодной войны»: анатомия «великого поворота» // США – экономика, политика, идеология. 1994. № 12.
21. Загладин Н. В. Почему завершилась «холодная война»? // Кентавр. 1992. № 1-2.
22. Когда и как началась «холодная война» // Международная жизнь. 1990. № 10.
23. Кунина А. Е., Марушкин Б. И. Миф о миролюбии США. М., 1960.
24. Висков С.И. Из истории советско-американских отношений (1945—1948 гг.) // Американский ежегодник. 1978. М., 1978.
25. Шенин С. Ю. «Холодная война» в Азии: парадоксы советско-американской конфронтации (1945—1950 гг.) // США — экономика, политика, идеология. 1994. № 7.
26. Гаджиев К.С. Идеология и внешняя политика // Мировая экономика и международные отношения. 1991. № 1.
27. Новейшая история стран Европы и Америки: ХХ век. Ч. 2 / Под ред. А. М. Родригеса и М.В. Пономарева. М., 2001.
28. Плешаков К. В. Советский Союз и Соединенные Штаты, опыт взаимовосприятия // США — экономика, политика, идеология. 1989. № 9.
29. Батюк В. И., Евстафьев Д. Г. Геополитический контекст начала «холодной войны»: уроки для 90-х годов // США —экономика, политика, идеология. 1994. № 10.
30. Филитов А. М. «Холодная война»: Историографические дискуссии на Западе. М., 1991. С. 105.
31. Маныкин А. С. Гарри С. Трумэн и либерализм эпохи «холодной войны» // Проблемы американистики. Вып. 10. М., 1997.
32. Маркина Н. Н. Некоторые аспекты возникновения «холодной войны» в американской историографии // Вопросы новой и новейшей истории. Киев, 1982. № 28.
33. Евстафьев Д. Уроки «холодной войны» // Новая Россия. 1996. № 4.
34. Кременюк В. А. Россия — США: к новой конфронтации? // США — экономика, политика, идеология. 1994. № 10.

4.4 Технологическая война | Проект «Исторические Материалы»

Технологическая война против СССР явилась высшей точкой в экономической войне США против СССР, обеспечившей им победу в “холодной войне” и установление мирового лидерства. История технологической войны тесно связана с формированием американской глобальной политики.

В то время как СССР стремился к продолжению сложившегося в годы Второй мировой войны экономического и политического сотрудничества с США, за океаном в отношении СССР вынашивались иные геостратегические планы, названные Б.М. Барухом “холодной войной”. “Холодная война” — явление многоплановое. Наряду с идеологической войной и гонкой вооружений ее составными частями были информационная, психологическая, экономическая и технологическая войны.

Сложной по составу “холодная война” представлялась творцу американской геостратегии Д. Кеннану, чья аналитическая записка (меморандум) 1945 г. стала одним из источников доктрины Трумэна. В литературе эту доктрину обычно изображают как политику сдерживания (containment policy) советской экспансии в Европе и в развивающихся странах. На самом деле она включала в себя два компонента. 1. Подрыв способности СССР к распространению своего влияния: создание зарубежных военных баз, гонка вооружений, раскол социалистического лагеря, дискредитация социализма, поддержка любых оппозиционных движений внутри СССР и т. д. 2. Модификация международных отношений: ведение переговоров, заключение соглашений между противоборствующими блоками, пропаганда западных ценностей и образа жизни и т.д.

В дальнейшем “сдерживание” и “мирное сосуществование” использовались, взаимно дополняя друг друга, причем при проведении политики “сдерживания” главную роль играли военностратегическое противостояние и психологическая война, а при проведении политики “мирного сосуществования” основную роль играли информационная, экономическая и технологическая войны[1].

В отечественной литературе нет ни одной специальной работы, посвященной технологической войне. Я могу сослаться лишь на небольшое пособие для студентов Е.Л. Логинова “Стратегий экономической войны. Конфронтация геоэкономических конкурентов с СССР и Россией”[2]. В ней излагаются некоторые моменты технологической войны, однако никакого самостоятельного значения автор ей не придает.

Геополитические корни технологической войны. Горбачев любит повторять: «Я покончил с “холодной войной”». Ему труд но понять, что эти слова равносильно утверждению: “Я покончи/ с Советским Союзом”. И дело не в том, что отвергнутый марк сизм-ленинизм был тем идеологическим обручем, который со единял разные по культуре народы СССР, а в том, что главно! целью США в “холодной войне” было не установление истины i идеологическом споре, а подрыв военной и экономической мопц СССР, в конечном счете его ликвидация.

“С геополитической точки зрения, — писал Н. фон Крейтор, — стратегия установления американского мирового господств: базируется на геополитических концепциях и работах Хелфорд: Маккиндера и Николаса Спикмена и заключается в том, что геополитические цели США требуют установления американского господства на Евразийском континенте”[3].

Вторая мировая война означала крах евроцентрического мира. Ослабление традиционных европейских центров силы предоставило Вашингтону возможность самостоятельно определять мировое экономическое и политическое развитие, полагаясь при этом на экономическую мощь как главный инструмент дипломатии.

Утвердившись с помощью НАТО в Западной Европе, США пришли в непосредственное соприкосновение с зоной влияния СССР. Достижение мирового господства было невозможно без разрушения Советского Союза в качестве государственного и геополитического образования, являвшегося не только “осевым регионом” Евразии — Heartland, но и основной континентальной силой, препятствующей американским планам.

Если бы Советскому Союзу удалось распространить свое влияние на весь Европейский континент, то США, несмотря на все свое военное и экономическое могущество, оказались бы “периферийной нацией”, какой они и были до середины XX в. Поэтому борьба против советского доминирования стала центральной задачей Соединенных Штатов. Реализация этой цели и привела к “холодной войне”, победитель в которой, по словам 3. Бжезинского, добивался подлинного господства на земном шаре[4].

В самом начале “холодной войны” государственный секретарь США Д. Раск охарактеризовал конфликт между США и Советским Союзом не в идеологических терминах, а, согласно концепции американского геополитика А. Мэхэна, как историческое противостояние между ведущей морской силой — США и доминирующей континентальной силой — Советским Союзом[5].

Идеологические аргументы были всего лишь прикрытием, как и рассчитанная на простых американцев доктрина “предопределенной судьбы”. Эта доктрина XIX в. обосновывала завоевание Западного полушария как предопределенную Богом миссию Соединенных Штатов. США являлись богоизбранной нацией, получившей свыше право на завоевание Американского континента. Эта теологическая доктрина была осовременена в годы “холодной войны”: если в прошлом Бог давал санкцию на завоевание только Нового Света, то в послевоенную эпоху Бог поручил американцам распространять по всему миру демо-кратические ценности и американский образ жизни. По словам американского историка А. Вайнберга: “Завоевания по наказу демократии заменили завоевания по наказу Бога”[6].

Для победы над СССР США недостаточно было добиться ликвидации коммунистического режима, установить там лояльное по отношению к США правительство; недостаточно было экономически ослабить СССР, отодвинуть его на периферию научно- технического прогресса. Рано или поздно лидеры СССР осознают подлинные геополитические интересы страны и, опираясь на огромный ресурсный потенциал, быстро восстановят ее экономическое могущество. Важно было добиться распада СССР на множество враждующих друг с другом государств.

Как писал Бжезинский: “Соединенные Штаты добиваются реорганизации межгосударственных отношений во всей Евразии, чтобы в результате на всем континенте было не одно ведущее государство, а множество средних, относительно стабильных и умеренно сильных, но обязательно более слабых по сравнению с Соединенными Штатами как по отдельности, так и вместе”[7].

Технологическая война в системе “холодной войны». В период господства концепции Дж. Кеннана США стремились изолировать СССР экономически. Понятно, что в таких условиях ни о какой технологической войне не могло быть и речи.

Однако вскоре концепция Кеннана стала оспариваться. Как писал он в своих мемуарах: “Американскую администрацию не раз упрекали во внезапном прекращении поставок по ленд-лизу летом 1945 года и в непредставлении СССР крупного займа, на который будто бы имели основание рассчитывать советские лидеры. Но эти проблемы тесно связаны с вопросом о будущей торговле между США и СССР и о том, в какой мере СССР должен получать помощь в рамках европейской реконструкции по программе ЮНРРА. Следует отметить, что американское правительство подверглось критике за принятие жесткой линии в этом вопросе, я же подвергался критике за то, что давно советовал это сделать”[8].

Основные аргументы противников Кеннана сводились к тому, что самоустранение США от участия в строительстве экономики Советского Союза лишит их возможности влиять на этот процесс. Гораздо перспективнее поддерживать с СССР экономические отношения в тех размерах и направлениях, которые будут отвечать интересам Соединенных Штатов. Под влиянием ряда финансистов был издан меморандум о национальной безопасности № 68 от 1950 г. Этот документ открыл путь для строительства при помощи западных технологий более развитого, но и более зависимого от США Советского Союза.

В меморандуме утверждалось, что Советы не могут прогрессировать без западных технологий. Поэтому можно разрешить западным фирмам продолжить передачу технологий СССР.

Это будет иметь следующее значение. Во-первых, если требуется ввозить технологии для достижения более эффективного уровня производства, то тогда получатель всегда остается в стороне от “тонкостей операций”, и, таким образом, СССР не будет иметь стимула для создания собственных технологий, окажется в зависимости от западных технологий. Во-вторых, если СССР будет ввозить технологии, ему надо будет зарабатывать или занимать валюту западных стран для ее оплаты. Зарабатывать валюту СССР сможет только экспортируя сырье, что приведет к пре-имущественно сырьевому развитию советской экономики. Если же СССР будет занимать деньги, то он окажется под контролем кредиторов. В то же время этот меморандум представил довод в пользу массированного усиления оборонной мощи США под предлогом будущей советской угрозы.

Так появилась концепция технологической войны.

С приходом в Белый дом Р. Рейгана борьба с СССР приобрела качественно новый характер. Этому во многом способствовала некоторая ограниченность американского президента, не сомневавшегося, в отличие от своих предшественников, что любая поставленная задача может быть выполнена.

В начале 1982 г. президент Рейган вместе с главными советниками приступил к разработке стратегии, основанной на атаке на главные, самые слабые политические и экономические места советской системы. “Для этих целей, — вспоминает К. Уайнбергер, — была принята широкая стратегия, включающая также и экономическую войну. Это была супертайная операция, проводимая в содействии с союзниками, а также с использованием других средств”[9].

Началось стратегическое наступление, имеющее своей целью перенесение центра битвы супердержав в советский блок и даже в глубь самой Страны Советов. Цели и средства этого наступления были обозначены в серии секретных директив по национальной безопасности (NSDD), подписанных президентом Рейганом в 1982 и 1983 гг., — официальных документах президента, направленных советникам и департаментам, касающихся ключевых проблем внешней политики. Эти директивы по многим аспектам означали отказ от политики, которую еще недавно проводила Америка. Принятая Рейганом в ноябре 1982 г., NSDD-66 объявляла, что цель политики Соединенных Штатов — подрыв советской экономики путем ведения технологической войны и войны за ресурсы.

Решение этой сложнейшей задачи было поручено директору ЦРУ У. Кейси. Лейтенант У. Кейси еще в 1943 г. был консультантом по вопросам экономической войны[10].

В первую очередь Кейси сменил аналитиков ЦРУ. Традиционно академическая аналитика, направленная на утонченность анализа и обоснованность выводов, вызывала у него раздражение, поскольку ограничивалась банальными истинами, основанными на официальной советской статистике. Для Кейси недостаточно было знать, сколько, например, зарабатывает Москва на экспорте нефти. Директор ЦРУ хотел знать, насколько это важно для СССР.

Кейси пригласил к себе аналитиков, имеющих большой опыт реальной конкурентной борьбы на внутреннем рынке США: бизнесменов, экономистов, банкиров, журналистов и т. п., хорошо знающих, как организуются и проводятся стратегические игры по банкротству конкурентов. Эту же идеологию конкурентной борьбы Кейси перенес на мировую арену.

Проанализировав стратегию противодействия Советскому Союзу, Кейси пришел к выводу: традиционная концентрация на сильных сторонах СССР (военная мощь, резервы золота, помощь зарубежным союзникам и т.п.) и противодействие советским угрозам ошибочна. Он предложил качественно другой подход: если мы хотим повергнуть противника, то должны концентрироваться не на сильных, а на слабых точках.

Для того чтобы выявить “точки уязвимости” Советского Союза, Кейси поставил аналитикам задачу по реконструкции не угроз, исходящих от СССР, а самой советской социальной и экономической системы. “Замысел заключался в том, чтобы делать ставку на нашу силу и их слабость, — вспоминал Уайнбергер. — А это означало — делать ставку на экономику и технологию”. Это означало также смену приоритетов в военном соперничестве Восток — Запад, делая ставку не на количество, а на качество. Уайнбергер верил, что американский технический прогресс в области вооружений не даст Москве никаких шансов. В строго секретных документах Пентагона Уайнбергер писал об этом как о форме технологической войны[11].

Определив наиболее уязвимые точки в экономике СССР, директор ЦРУ Кейси и министр обороны США Уайнбергер разработали ряд мер по ее разрушению.

К таким мерам относилась навязанная Советскому Союзу беспрецедентная гонка вооружений, включая создание системы СОИ, а также обескровливание советской экономики путем сокращения поступлений твердой валюты от экспорта энергоносителей. К этой же категории мер относились запрет на продажу в СССР технологий, техники и высокотехнологичных товаров.

Как пиптет П. Швейцер, где бы ни приходилось бывать У. Кейси и К. Уайнбергеру, они оказывали всяческий нажим, чтобы отрезать Советскому Союзу возможность торговать с Западом, а также получать его технологии и кредиты. А там, где им не удавалось таким образом повлиять на политику, они старались внушить, что она была бы наиболее желательна.

В США был утвержден секретный пятилетний план, где формулировалось несколько самых важных задач с целью подрыва советского могущества. В документе подчеркивалась важная роль “экономической и технологической войны” в политике администрации. “Нью-Йорк тайме” назвала документ “мирным дополнением военной стратегии”, представляющим собой “директивы, согласно которым США и их союзники могут объявить экономическую и технологическую войну СССР”.

Документ подчеркивал значение ограничения доступа Москвы к технологии США и других некоммунистических стран. Он также содержал планы Пентагона относительно стратегии, имеющей своей целью подрыв советской экономики посредством принудительного вовлечения Москвы в технологические гонки.

Совет национальной безопасности под руководством У. Кларка предпринял ряд исследований, имеющих целью определить новые способы подрыва советской экономики. Н. Бейли руководил исследованиями механизма подрыва советской экономики, включая создание зернового картеля, объединившего США, Канаду, Австралию и Аргентину с целью ограничения экспорта в СССР[12].

Нанося удары по экономике СССР, администрация США резко интенсифицировала противоборство в разных сферах. Директива NSDD-75, принятая в январе 1983 г., предусматривала дополнительное финансирование оппозиционного движения в странах восточного блока в размере 108 млн долл. По словам одного из ее авторов Р. Пайпса, директива “четко формулировала, что нашей следующей целью является уже не сосуществование с СССР, а изменение советской системы. В основе директивы лежала убежденность, что изменение советской системы с помощью внешнего нажима вполне в наших силах”[13].

Серьезным испытанием для СССР явились события в Польше. Ей не хватало 12 млрд долл. для погашения своих долгов. В начале июля 1981 г. комитет одиннадцати банков выработал позицию, которую должны принять американские финансовые организации в переговорах с 400 международными банками относительно польских долгов. Было решено, что Польше нужно сразу же заплатить около 2,7 млрд долл. разным банкам мира. Уильям Кейси и Рональд Рейган провели телефонные переговоры с несколькими знакомыми банкирами, склоняя их к непримиримой позиции. 7 августа представители США провели в Париже консультативное совещание с представителями правительств Англии, Западной Германии и Франции по вопросу о займах для Польши. Это была неофициальная встреча, сообщения в прессе о ней не было. США настаивали на том, чтобы условием получения займов Польшей было бы проведение экономических и политических перемен. «Мы надеялись продвинуть реформы и поддержать “Солидарность”», — вспоминал Роберт Макфарлейн.

Между августом 1980 г. и августом 1981 г. Москва в рамках помощи передала Варшаве 4,5 млрд долл. и увеличила поставку основных продуктов — нефти, газа и хлопка. Кремль не мог бездействовать, потому что при таком финансовом положении в Польше очень скоро могла бы воцариться анархия.

В марте 1982 г. была принята директива Совета национальной безопасности США NSDD-32, которая рекомендовала “нейтрализацию” советского влияния в Восточной Европе и применение тайных мер и прочих методов поддержки антисоветских организаций в этом регионе. Директива определяла цель Соединенных Штатов — “нейтрализация усилий Советского Союза, предпринимаемых с целью сохранения власти в Восточной Европе”, и прежде всего в Польше, с последующим устранением советского влияния в восточно-европейских государствах.

Финансово-экономический кризис, поразивший Советский Союз в 1980-е годы, явился одновременно следствием как неэффективной экономической системы, так и целенаправленной подрывной деятельности США. Существенное снижение доходов на десятки миллиардов долларов и вынужденный рост расходов вынудили советское руководство обратиться за помощью к западным кредиторам. Для нейтрализации этих попыток американская администрация предприняла ряд мер, которые должны были продемонстрировать неплатежеспособность Советского Союза и побудить западных инвесторов и кредиторов к отказу от предоставления СССР новых кредитов.

Активное продвижение благородных идей гласности, демократии, свободы было направлено не столько на становление демократического государства, сколько на разрушение стабильности советского государства, политической, идеологической, экономической и социальной базы коммунистической власти. Пришедшая на смену Р. Рейгану новая администрация во главе с Дж. Бушем последовательно проводила разработанную предшественниками стратегию. Ее продолжила и администрация Клинтона, сосредоточившись на разрушении российской экономики, что позволило бы исключить возрождение СССР в качестве сверхдержавы, способной составить хоть какую-нибудь конкуренцию единственному мировому гегемону — Соединенным Штатам.

Экономическое отставание отрицательно сказывалось на внутреннем социально-экономическом развитии СССР и его союзников. В условиях ожесточенной идеологической и психологической борьбы низкий по западным стандартам жизненный уровень населения в СССР был мощным аргументом антисоветской и антикоммунистической пропаганды.

В немалой степени на научное и техническое отставание СССР оказал влияние культурный кругозор и интеллектуальный уровень его руководителей, для которых было порою трудно уяснить подлинное значение и последствия для экономики страны и ее социального развития новейших достижений в таких, например, отраслях науки, как генная инженерия или искусственный интеллект. От решения руководителей в условиях жесткого централизованного планирования часто зависела судьба направлений и школ научных исследований[14].

В настоящее время рассекречены и приводятся оценки экспертов США о роли научно-технических факторов в поражении СССР: “Советы, если хотят увеличить или удержать на нынешнем уровне производство некоторых видов натурального сырья, должны привлекать капитал и технологию с Запада. В восполнении существующих дефицитов, а также в развитии технологического прогресса важную роль может сыграть импорт. Советский Союз имеет щедрые залежи энергетического сырья, которые может экспортировать. Но стоимость их добычи растет, советская экономика плохо приспособлена к повышению производительности и техническому прогрессу”.

Такая политика привела к тому, что СССР был вынужден импортировать западное оборудование, необходимое для добычи газа и угля, чтобы уменьшить падение добычи. Оборудование для укладки труб большого диаметра производилось лишь на Западе. По западным оценкам, Советскому Союзу на строительстве проектируемых газопроводов до конца 80-х годов потребуется 15—20 млн т импортных стальных труб, а также современное оборудование для добычи — компрессоры большого объема и турбины большой мощности.

Другим искусственным приемом в экономической войне стали ненужные закупки Союзом ССР зерна за границей, часть из которого оказывалась просто невостребованной и, соответственно, погибала. По расчетам экспертов, срежессированным умелой рукой, отечественного зерна почему-то ежегодно “не хватало”. В 1981-1982 гг. было закуплено столько пшеницы, что мировой рынок дрогнул. Но денег тогда не считали, а полученные награды требовали умалчивания о случаях засоренности и зараженности купленного не по самым дешевым ценам зерна, гибели его значительных партий.

Н.С. Леонов писал: “В 1984 году мы были вынуждены закупить за границей рекордное количество зерна — 54 млн тонн. А планы закупок на 1985 год составляли 40 млн тонн”. Такого рода проблема — это не только исчезновение из государственного кармана огромных сумм в валюте, но и полная зависимость перед Западом в области продовольственной безопасности, причем в крайней форме — пороговой. И это в то время, когда, по словам Ю. В. Андропова на июньском (1983 г. ) Пленуме ЦК КПСС СССР, “страна, обладающая чуть ли не половиной черноземов мира, ввозит десятки миллионов тонн зерна — величайший позор и несчастье”.

Важный рычаг здесь — технологическая блокада, создание механизма для того, чтобы не допустить Советский Союз к новейшим высоким технологиям в масштабе всего зависящего от Вашингтона и Запада мира. «Она ставит цель — добиваться фундаментальных изменений в государствах Восточной Европы и в других странах социалистической ориентации. Средства достижения поставленных задач замаскированы под “публичную дипломатию” и “демократию”». Речь шла об отрыве стран Варшавского договора от СССР, ликвидации социалистического строя на Кубе, дестабилизации положения в советских прибалтийских республиках, подрыве режимов в Анголе, Мозамбике, Южном Йемене, Вьетнаме, Эфиопии, Лаосе, Камбодже, Никарагуа и других развивающихся странах, идущих в фарватере Кремля. Но особое внимание уделялось Польше и Афганистану. Белый дом считал их главными “болевыми точками”[15].

Другим направлением снижения доходов СССР явилось блоки-рование поставок советского газа на европейский рынок. По оценкам американских экспертов, только две нитки газопровода, через которые планировалось поставлять газ в Европу, должны были приносить Советскому Союзу от 15 до 20 млрд долл. ежегодно. К. Уайнбергер вспоминает: “Мы и в самом деле считали, что должны остановить осуществление проекта или хотя бы задержать его. Иначе он дал бы им стратегическое преимущество и огромный приток средств”. Причем “снижение цен на нефть стало еще более актуальным, поскольку цены на природный газ ориентировали на цену на нефть. Чем ниже цена на нефть, тем меньше финансовой пользы Советскому Союзу от экспорта и нефти, и газа”.

Таким образом, американским аналитикам удалось нащупать самую уязвимую точку СССР — слабое развитие технологий нефтегазовая ориентация экспорта.

Директор ЦРУ У. Кейси так оценивал советскую экономику: “Это мафиозная экономика. Они крадут у нас технологии, необходимые для их выживания. Единственный путь, которым они могут добыть твердую валюту — это экспорт нефти по высоким ценам. Это все так запутано, что если мы хорошо разыграем нашу карту, то колосс рухнет”.

С учетом установления нового порядка в мировой финансовой системе возможности Соединенных Штатов позволяли придать экономической войне против СССР характер не просто каких-либо отдельных санкций, а глобальной финансово-экономической спецоперации.

Главная задача экономической войны — провоцирование финансово-экономического банкротства СССР посредством снижения доходов, увеличения расходов, отказа от предоставления кредитов, блокирования развития советской экономики.

Новые стратегические подходы в сочетании с новыми социальными технологиями подрывной деятельности позволили усугубить системный кризис советской системы и подтолкнуть ее к развалу.

Руководители Соединенных Штатов разработали системную программу разрушения СССР. Их глобальная стратегия была направлена против ядра советской системы и содержала в себе:

• тайную финансовую, разведывательную и политическую помощь движению “Солидарность” в Польше, что гарантировало сохранение оппозиции в центре “советской империи”;

• значительную военную и финансовую помощь движению сопротивления в Афганистане, а также поставки для моджахедов, дающие им возможность распространения войны на территорию Советского Союза;

• кампании по резкому уменьшению поступления твердой валюты в Советский Союз в результате снижения цен на нефть в сотрудничестве с Саудовской Аравией, а также ограничения экспорта советского природного газа на Запад;

• всестороннюю и детально разработанную психологическую войну, направленную на то, чтобы посеять страх и неуверенность среди советского руководства;

• комплексные акции мирового масштаба с применением тайной дипломатии с целью максимального ограничения доступа Советского Союза к западным технологиям;

• широко организованную техническую дезинформацию с целью разрушения советской экономики;

• рост вооружений и поддержание их на высоком техническом уровне, что должно было подорвать советскую экономику и обострить кризис ресурсов.

Под давлением союзников США отказались от санкций в пользу других, более изощренных средств подрыва советской экономики, таких как:

усиление контроля над закупками советского газа с одновременным развитием альтернативных источников энергии;

ужесточение контроля за передачей СССР стратегических технологий и материалов;

введение процедуры согласования с США финансовых отношений европейских государств с Советским Союзом.

Политика экономической войны со стороны Запада наложилась на неэффективность экономической политики советского руководства. Как пишет Р. Пайпс, вместо того чтобы обогащать страну, как полагалось бы классическому империализму, советский империализм крайне истощает ее ресурсы[16].

Американские аналитики по этому поводу сделали следующий вывод. Если впредь еще меньшие фонды будут отпускаться на приобретение оборудования, промышленные предприятия неизбежно будут устаревать и изнашиваться. Даже в обычных условиях советская промышленность эксплуатирует оборудование вдвое дольше, чем в западных странах. Сможет ли Советский Союз просуществовать с экономикой, характеризующейся спадом почти всех производственных показателей? Безусловно, да. Сможет ли он при таких обстоятельствах оставаться великой державой с притязаниями на мировую гегемонию? Конечно, нет[17].

Как пишет в своей книге П. Швейцер, самым большим советским экономическим предприятием был проект под названием “Уренгой-6”. Он должен был стать наиболее серьезным объектом в торговле Запада и Востока. Для этого нужен был подземный газопровод, тянущийся около 5500 км из Уренгоя на севере Сибири до советско-чехословацкой границы. Там он соединялся с западно-европейской газовой системой, уходившей во Францию, Италию и Западную Германию. По первоначальному проекту газопровод имел две нити.

Кремль, не располагая технологией и соответствующей техникой, в 1979 г. обратился за западной помощью. Западная Европа, заинтересованная поставками газа, начала переговоры с Москвой, предложившей гарантированные цены на газ на 25 лет. Как и раньше, западные банки выразили согласие на финансирование закупок оборудования, необходимого для строительства газопровода, а также самого строительства при пониженных процентных ставках, гарантированных правительствами. Вместе с тем западные предприятия предложили продажу высококлассного оборудования за будущие поставки природного газа. Но реализация условий требовала сложных технологий прибрежного бурения, которые были собственностью General Electric, Dresser Industries, Schlumberger и Velco.

Президент Рейган запретил Америке делиться технологиями и участвовать в строительстве газопровода. Это решение ударило приблизительно по 60 американским фирмам, но оно приостановило планы разработки нефтяных и газовых месторождений СССР. Наложение Америкой эмбарго также перечеркнуло японские планы добычи нефти на Сахалине.

Таким образом, в постиндустриальном мире запрет на использование технологий оказался более изощренным и действенным оружием, чем применявшиеся ранее эмбарго.

КОКОМ. Импорт западных технологий приносил Советскому Союзу огромную экономическую пользу. По словам С. Галпера, директора межуправленческого комитета по делам передачи технологий, данные разведки говорили о том, что “Советский Союз принял стратегическое решение избегать расходов на исследования и разработки, обеспечив себе доступ к западной технологии благодаря краже и нелегальным закупкам ее. Для сбора данных, касающихся потребностей в технологиях в отдельных производствах, русские организовали многочисленные группы. Они принимали решения, отдавая предпочтение украденным технологиям. Импорт техники и технологий означал для страны десятки миллиардов долларов экономии ежегодно на исследованиях и научных разработках”. Москва не крала что попадя. Специалисты сначала оценивали, которая из технологий может больше всего пригодиться как в гражданском, так и в военном секторе. Кейси и Уайнбергер считали, что не нужно сосредоточиваться на сокрытии всех технологий, а лишь тех, что весьма интересовали Советский Союз.

С 1976 до 1980 г. благодаря нелегальному приобретению западных технологий только Министерство авиапромышленности сэкономило 800 млн долл. на исследованиях и научных разработках[18].

Противодействие утечке западных технологий в СССР было выделено в отдельный проект. В его рамках была создана Комиссия по контролю передачи технологий (КОКОМ) — влиятельная международная организация, находящаяся под контролем США. Формально она не имела статуса международной организации и ее решения носили рекомендательный характер. Но к тем, кто этими рекомендациями пренебрегал, применялись суровые экономические санкции.

КОКОМ была создана в 1949 г. для объединения взглядов Запада на торговлю технологиями с советским блоком. Это скрытое образование, о внутренней деятельности которого знает лишь небольшая горстка избранных. Американская делегация под руководством заместителя госсекретаря Д. Бакли и заместителя министра обороны Ф. Айкла предложила введение в КОКОМ трех изменений. Во-первых, США хотели еще сильнее подчеркнуть запрет на продажу стратегических технологий СССР, включая и новейшие компьютеры и электронное оборудование, полупроводники и технологии металлургических процессов. Кроме того, они хотели ограничить строительство западных промышленных предприятий на территории советского блока, чтобы современными методами не могли воспользоваться советские армия и железные дороги. Во-вторых, США предложили, чтобы все контракты с советским блоком на сумму 100 млн долл. или более автоматически представлялись для утверждения в КОКОМ с целью избежать возможной передачи секретных технологий. Это, по сути, давало бы Вашингтону право вето при всех европейских торговых договорах с Москвой. Третье предложение составляла первая со времени возникновения КОКОМ попытка охватить эмбарго как можно большее количество технологий и товаров. Американская делегация добивалась создания строго секретного списка. Франция и Англия выразили желание присоединиться к американским предложениям, но Западная Германия не проявляла никакого желания сделать это. Отсюда следовало, что нужно повременить с объявлением экономической войны или начать ее без сотрудничества с Западной Европой[19].

Создавая КОКОМ, американцы полагали, что никакие меры, включая соглашения о контроле над вооружениями, не могли бы сдержать развитие вооруженных сил СССР более эффективно, чем тщательно разработанное и строго соблюдаемое всеми союзниками эмбарго на оборудование и технологии военного и “двойного” назначения. Импорт из западных стран вносил существенный вклад в модернизацию советской индустрии и, следовательно, тесно связанного с ней советского ВПК. Работая с исчерпывающими списками подлежащих эмбарго товаров и располагая властью и персоналом для проведения в жизнь своих рекомендаций, КОКОМ мог бы сыграть важную роль в деле укрепления западной безопасности[20].

КОКОМ постоянно пересматривал список контролируемых технологий и материалов. В первую очередь была блокирована передача технологий, связанных с добычей и транспортировкой нефти и газа. В частности, выяснилось, что США обладали монополией почти на все технологии бурения. На них тут же были наложены ограничения. В октябре 1981 г. Таможенное управление США приступило к операции, направленной на предотвращение продажи американских технологий Москве.

Официальная пропаганда не скрывала, что деятельность КОКОМ направлена на то, чтобы предотвратить “советскую угрозу”, не позволяя социалистическим странам совершенствовать свой военный потенциал за счет западной техники и технологий. Вместе с тем запреты и ограничения, налагаемые комитетом, преследовали и более глубокую цель: изолировать соц- страны в сфере международной торговли, лишить доступа к достижениям научно-технического прогресса, нанести ущерб их экономике.

В американском конгрессе была принята специальная поправка к закону о помощи другим государствам. Она предусматривала расширение санкций против тех американских союзников, которые нарушат запреты КОКОМ. В поправке говорилось: “Соединенные Штаты прекращают экономическую и финансовую помощь всем странам, экспортирующим в Советский Союз или его сателлитам товары, которые могут быть использованы как военные материалы”.

Одновременно США продолжали ужесточать технологическую блокаду СССР, надеясь остановить добычу энергоносителей на новых месторождениях и нанести ущерб другим отраслям советской экономики. Американцы даже подбрасывали технологическую дезинформацию и бракованные детали. Дело доходило до остановок предприятий из-за таких “экономических диверсий”. В 1975 г. 32,7% наименований экспорта из США в СССР составляли высокие технологии (общая сумма 219 млн долл.). В 1983 г. эти показатели снизились до 5,4% и 39 млн долл. В 1983 г. таможенники западных стран задержали почти полторы тысячи нелегальных технологических поставок на сумму 200 млн долл. Но остановить вывоз технологий в СССР не удалось. Зато, по справедливому мнению П. Швейцера, под предлогом борьбы с Советским Союзом США добились контроля за движением технологий во всем мире. Это господство можно было использовать в своих экономических интересах, что было немаловажно в условиях экономического кризиса[21].

Характерно, что, выступая монолитом против социализма, сам КОКОМ был полон внутренних противоречий. О них тоже полезно помнить, готовясь в той или иной форме сотрудничать с этой “добровольной” организацией или даже стать ее членом. Да, конечно, решения КОКОМ не имеют обязательной силы для стран — членов Комиссии и подлежат исполнению на основе так называемых моральных обязательств. Однако санкции против “нарушителей” могут быть весьма серьезными.

Особенно острыми были противоречия внутри КОКОМ между США и Японией. Эта страна вступила в КОКОМ под прямым давлением США в ноябре 1952 г., а в марте 1954 г. подписала с США соглашение о помощи по программе взаимного обеспечения безопасности, в соответствии с которым Япония не может выйти из Комиссии, не расторгнув предварительно данное соглашение. Пункт “Д” соглашения о помощи налагал на японское правительство обязательства по государственному управлению экспортом в страны, представляющим потенциальную угрозу национальной безопасности Японии и США.

Много шума вызвало вмешательство КОКОМ в дело о продаже прецизионных японских станков Советскому Союзу. Под предлогом того, что эти станки могли быть использованы СССР для обработки лопастей гребных винтов подводных лодок, к фирме-изготовителю были применены весьма жесткие экономические санкции. Всему западному миру была показана сила этой организации, статус которой был не оформлен официально опубликованным договором, а принимаемые решения носили, как заявлялось, лишь рекомендательный характер.

В истории КОКОМ были периоды и смягчения, и ужесточения “режима”. Так, в 1954 и 1958 гг. под давлением союзников США были вынуждены пойти на сокращение списков КОКОМ, не изменив, однако, собственных экспортных ограничений. Это поставило американские компании на мировых рынках в неблагоприятные условия и вызвало их недовольство. Под нажимом собственных предпринимателей США были вынуждены ввести “селективный” подход. Затем был период “похолодания”.

В начале 1970-х годов “разрядка” вынудила ведущие государства Запада пересмотреть тортовую политику по отношению к соцстранам. Запретительные списки КОКОМ в 1974—1975 гг. были сокращены до 125 позиций. Участились и “исключения”. Если в 1950-е годы они были крайне редки и делались в основном по просьбам западно-европейских фирм, то к середине 1970-х годов до половины всех “исключений” из списков составляли заявки американских компаний.

Новый виток “холодной войны” принес новые ужесточения. В 1979 г. конгресс США принял закон об управлении экспортом и значительно расширил список запрещенных к поставке товаров. Усилился нажим на союзников. В законе прямо указывалось, что президент должен проводить периодические встречи с руководителями других участников КОКОМ для создания более “эффективной процедуры принудительного исполнения многостороннего контроля”.

Особенно жестким режим работы КОКОМ стал с приходом в Белый дом администрации Рейгана. В конце января 1988 г. в запретительные списки КОКОМ были включены 300 тыс. изделий, разбитых на 150 товарных групп. Строгости санкций коснулись и иностранных (по отношению к США), и собственных товаропроизводителей. Нарушителям запрета торговли с соцстранами “стратегическими” товарами в США грозило судебное разбирательство, штрафы в размере до 250 тыс. долл. и другие меры вплоть до лишения свободы сроком на 10 лет.

Одновременно американское руководство разработало программу технической дезинформации с целью противодействовать утечке технологий в СССР.

Технологическая война набирала обороты, что требовало от Советского Союза эффективных мер экономического противодействия. Однако хоть сколько-нибудь эффективной экономической политики в СССР Ю.В. Андроповым и М.С. Горбачевым разработано не было.

Тем не менее полностью предотвратить доступ СССР к западным технологиям США не удалось. Деятельность КОКОМ имела лишь ограниченный успех. Иное дело, что и для СССР импорт западных технологий не решал проблемы безопасности. Он только оттягивал решение главной задачи: превратить СССР из страны ввозящей и крадущей технологии в страну производящую и вывозящую технологии.

* * *

Можно понять сенатора Доула, который считал, что “падение советской империи не было ни неизбежным, ни предопределенным объективными историческими силами”. И не столько лидерство Запада, хотя это не подвергалось сомнению, а полное “безлидерство” Москвы помогло им выиграть историческое сражение. Брежневское и последующее руководство СССР оказалось не способным не только рассчитать реальное соотношение сил на международной арене, оно оказалось не в состоянии осознать и сдвиги, произошедшие внутри страны[22].

Действительно, проблема заключалось не в самом противостоянии, поскольку оно было идеологически неизбежным, а в искусстве противостояния, которым не обладало советское руководство.

Оценивая эффект технологической войны США против СССР, необходимо сказать следующее. В период “холодной войны”, когда экономика СССР развивалась по нарастающей, эта война не оказывала на страну существенного воздействия.

Но с началом “перестройки”, когда руководство СССР, связав свои надежды на возрождение страны с развитием экономических отношений с западными странами, дало втянуть себя в финансовый кризис, роль технологической войны в крушении Советского Союза оказалась значительной.



[1] Стиглиц Дж. Глобализация: тревожные тенденции. М.: Мысль, 2003. С. 121.

[2] Логинов ЕЛ. Указ. соч.

[3] Крейтор Н. Геополитика холодной войны (http://ip. elections, ru/ip/mes- sages/101/2234. html? h29992116).

[4] Бжезинский 3. Великая шахматная доска: Господство Америки и его геостратег. императивы. М.: Междунар. отношения, 2000. С. 16.

[5] Крейтор Н. Указ. соч.

[6] Там же.

[7] Бжезинский 3. Указ. соч. С. 126.

[8] Кеннан Дж. Указ. соч. С 172.

[9] Швейцер П. Указ. соч. С. 6.

[10] Там же. С. 13.

[11] Там же. С. 6.

[12] Там же. С. 46.

[13] Шубин A.B. От “застоя” к реформам: СССР в 1977-1985 гг. М.: РОССПЭН, 2001.

[14] Наумов Н.В. Международные аспекты распада СССР: Причины и последствия распада // Выборы в России. 2000. № 1 (http://www.vybory ш/nauka/ 0100/naumov.php3).

[15] Шевякин А.П. Загадка гибели СССР: Истории заговоров и предательств, 1945-1991. М.: Вече, 2003. С. 105.

[16] Пайпс Р. Указ. соч. С. 124.

[17] Там же. С. 135.

[18] Швейцер П. Указ. соч. С. 29.

[19] Там же. С. 44.

[20] Пайпс Р. Указ. соч. С. 320.

[21] Шубин A.B. Указ. соч.

[22] Арин О. Pacnaд социализма в СССР. Кто развалил социализм (http//www.olegann.com/index.html).

 

Кто виноват в развязывании холодной войны?

Автор: (Претензия A) Джон Э.

Мозер, Эшлендский университет; (Претензия B) Стивен Тутл, Колледж секвой

Предлагаемая последовательность

  • Используйте эту точку-контрпункт с повествованием о Берлинском воздушном транспорте и Уинстоном Черчиллем, «Силы мира», март 1946 г. Первоисточник, чтобы учащиеся анализировали начало Холодная война и напряженность между Советским Союзом и Соединенными Штатами и их союзниками.

Выдача на стол

Была ли одна сверхдержава в первую очередь ответственна за развязывание холодной войны, или и Соединенные Штаты, и Советский Союз внесли свой вклад в ее подъем?

Инструкции

Прочтите два аргумента в ответ на поставленный вопрос, обращая пристальное внимание на подтверждающие доказательства и аргументы, используемые для каждого из них. Затем ответьте на следующие вопросы сравнения. Обратите внимание, что аргументы в этом эссе не являются личными взглядами ученых, а иллюстрируют более широкие исторические дебаты.


Пункт А

Во время холодной войны американцы были убеждены, что Советский Союз представляет серьезную угрозу для их страны и остальной части планеты и что, как лидер свободного мира, Соединенные Штаты обязаны противостоять советскому экспансионизму. Но мог ли другой подход Соединенных Штатов к иностранным делам сразу после Второй мировой войны полностью предотвратить холодную войну?

Учтите, что Советский Союз в 1945 году, хотя и одержал победу в Европе, вышел из войны экономически и демографически истощенным, потеряв ошеломляющие 20 миллионов солдат и гражданских лиц (примерно 10 процентов своего населения). Советский Союз пострадал гораздо больше, чем Соединенные Штаты или Великобритания, потому что немецкие войска оккупировали большие территории страны и вели против ее народа расовую войну на уничтожение. И хотя Соединенные Штаты внесли решающий материальный вклад в войну, именно Советы вели основную часть боевых действий против нацистской Германии. Ни в коем случае после середины 19В 41 году британские или американские силы столкнулись с более чем 25 процентами боевой мощи немецкого вермахта, в то время как Красная Армия сражалась с миллионами немцев на Востоке. Британцы и американцы даже не пытались открыть второй фронт во Франции до 1944 года (несмотря на постоянные просьбы об этом со стороны Иосифа Сталина в течение предыдущих двух лет), когда немецкие войска уже были вытеснены с советской земли.

Сталин был жестоким диктатором, но его внешнеполитические цели были понятны. Гитлеровское вторжение в 1941-й спровоцировал вторую крупную войну против Германии за 20 лет, и у российского руководства были законные опасения по поводу безопасности. Более того, он небезосновательно считал, что как коммунистическая нация Советский Союз не может доверять капиталистическому миру в долгосрочной перспективе. Лучший способ защитить Советский Союз — сделать так, чтобы страны вдоль его западных границ были дружественными. Действительно, Франклин Д. Рузвельт и Уинстон Черчилль признали этот факт на конференциях в Тегеране и Ялте. Чего они не оценили, так это того, что, учитывая степень антироссийских настроений в Восточной Европе, никакое свободно избранное демократическое правительство от Польши до Румынии не могло быть дружественным. Не было в этих странах и реальной истории демократии. Фактически, Венгрия и Румыния были союзниками нацистов во время войны. Красная Армия уже оккупировала Восточную Европу, и русские навязали там просоветские правительства, чтобы создать буферную зону от будущих нападений.

Соединенные Штаты решили ответить на советское господство в Восточной Европе откровенной враждебностью. Когда в апреле 1945 года министр иностранных дел СССР Вячеслав Молотов посетил Соединенные Штаты, новый президент Гарри Трумэн подверг его недипломатичной критике. После окончания войны политика США стала откровенно воинственной. Хотя Трумэн вывел большую часть американских войск из Европы после 1945 года, администрация сделала огромные расходы на военно-морские и воздушные силы, активизировала испытания и производство атомных бомб и создала сеть авиабаз в Соединенных Штатах и ​​за рубежом с бомбардировщиками дальнего действия, способными ношения ядерных бомб. «Сдерживание» советского коммунизма, то есть недопущение его распространения за его нынешние границы, стало руководящей стратегией администрации. В 1947 декабря президент выдвинул свою знаменитую «доктрину Трумэна», в которой просил Конгресс потратить 400 миллионов долларов на экономическую помощь Греции и Турции и обязал Соединенные Штаты «поддерживать свободные народы» во всем мире, которые «сопротивлялись попыткам подчинения вооруженными меньшинствами или внешним давлением». Два года спустя Соединенные Штаты присоединились к Великобритании, Франции, Канаде и ряду других стран в Организации Североатлантического договора, союзе, направленном на защиту Западной Европы.

Подход Трумэна к Советскому Союзу не остался без критики дома. Министр торговли Генри Уоллес, занимавший пост вице-президента при Франклине Рузвельте с 1941 по 1945 год, умолял президента подумать, как бы мы «посмотрели на нас, если бы у России была атомная бомба, а у нас ее не было бы, если бы у России были бомбардировщики с дальностью полета 10 000 миль и авиабазы ​​в радиусе тысячи миль от нашего побережья, а мы этого не сделали?» Уоллес призвал Трумэна понять опасения Советского Союза перед новым вторжением и «согласиться с разумными гарантиями безопасности со стороны России». В конце концов, откровенная критика Уоллесом подхода Трумэна к «жесткости» стоила ему работы, но он продолжал высказываться. Он предупредил, что доктрина Трумэна в конечном итоге приведет к войне. «Нет слишком реакционного режима для нас, если он стоит на экспансионистском пути России», — заявил он 19 марта.47 речь. «Нет страны слишком отдаленной, чтобы служить ареной состязания, которое может разрастаться до тех пор, пока не перерастет в мировую войну». Подобные аргументы можно услышать от сенатора Роберта А. Тафта от Огайо, одного из самых консервативных людей в Сенате. Когда его спросили, почему он проголосовал против ратификации Организации Североатлантического договора, Тафт ответил: «Что бы мы почувствовали, если бы Россия взялась вооружить страну на нашей границе, например, Мексику?»

Однако таких взглядов было меньшинство. Большинство американцев к концу 1940-х годов стали рассматривать Советский Союз как серьезную угрозу миру во всем мире, и сдерживание стало преобладающей стратегией США почти на 50 лет. Мы никогда не узнаем, привела бы более примирительная политика со стороны Соединенных Штатов к другому результату.

Пункт В

С открытием американских архивов в 1970-х годах и распадом Советского Союза в начале 1990-х ученые теперь имеют доступ ко всем документам, описывающим намерения и предположения лиц, принимающих решения в обеих странах в годы после Второй мировой войны. Предполагаемые тайны раскрыты. Ответы на старые вопросы получены. Имеются документальные свидетельства. Соединенные Штаты и Советский Союз внесли свой вклад в развязывание холодной войны. Они были идеологическими национальными государствами с несовместимыми и взаимоисключающими идеологиями. Основополагающей целью Советского Союза было мировое господство, и он активно стремился уничтожить Соединенные Штаты и их союзников. Если Соединенные Штаты хотели оставаться национальным государством, защищающим права, закрепленные в его учредительных документах, им необходимо было вести активную оппозицию Советскому Союзу.

Как идеологическое национальное государство Соединенные Штаты всегда, в силу самого своего существования, находились в противоречии с нациями, штатами, племенами или группами людей с противоречивыми идеями. Эти конфликты, как правило, становились важными или жестокими, когда какое-либо образование угрожало интересам Соединенных Штатов. К 1945 году коммунизм существовал уже целое столетие, и жестокие, радикальные коммунисты-марксисты десятилетиями контролировали Советский Союз. Но хотя Соединенные Штаты и свободный мир нуждались в помощи Советского Союза, чтобы уничтожить нацистскую Германию во Второй мировой войне, окончание этой войны поставило Советский Союз в положение прямой угрозы Соединенным Штатам и их союзникам.

Коммунистический Советский Союз понес огромные потери во Второй мировой войне, возможно, около 27 миллионов жизней, но по ее окончании обрел значительное мировое влияние. Ее лидер Иосиф Сталин был одним из самых безжалостных диктаторов в истории человечества и убежденным коммунистом-марксистом. Сколько десятков миллионов человек погибло от его руки, зависит от того, как классифицировать его жертвы, но наиболее распространенные оценки колеблются от 20 до 25 миллионов.

В то же время Соединенные Штаты под руководством президента Гарри Трумэна взяли на себя задачу попытаться направить народы мира к набору идей, которые сделают новую подобную войну менее вероятной. Сталин и Советы хотели распространить коммунизм в Европе и по всему миру; Трумэн, его нация и свободный мир хотели сохранить свободу там, где она существовала, и распространить ее там, где ее не было. Вторая мировая война просто показала, что идеалы двух бывших союзников прямо противоречили друг другу. И конфликт стал глобальным, когда Сталин и Советы начали распространять свою идеологию, неуверенность и насилие на мировой арене.

Еще до того, как Сталин пришел к власти, Советы завербовали шпионов и захватили левые движения в Соединенных Штатах. Их шпионские усилия принесли огромные дивиденды. В Государственном департаменте Алджер Хисс, Джулиан Уодли, Лоуренс Дагган и Ноэль Филд были коммунистическими шпионами. Только в Министерстве финансов было по крайней мере девять шпионов, включая Гарри Декстера Уайта, помощника министра финансов. Советы украли военные секреты, в том числе систему подвески американских танков, атомную бомбу, планы вторжения в день «Д», планы оборонной готовности и местонахождение складов атомных бомб. Шпионы также могли предоставить Советам важную информацию, которая привела (возможно) к блокаде Берлина и вторжению в Корею.

После Второй мировой войны Сталин считал, что Советский Союз является средством распространения коммунизма по всему миру. Сталин прямо заявил о своих целях в 1945 году, что «кто оккупирует территорию, тот навязывает и свой собственный общественный строй. . . Иначе и быть не может». Советы заставили Албанию, Болгарию, Румынию, Венгрию, Чехословакию, Польшу и Восточную Германию превратить в копии Советского Союза под полным контролем Советского Союза. Советы навязали конституции, экономические планы и полицейские государства народам Восточной Европы. Политическая свобода исчезла, а инакомыслящих казнили коммунисты.

Повседневное отношение Сталина к Соединенным Штатам было непредсказуемым. В некоторые дни он боялся войны; на других он подтвердил свою идеологическую приверженность идее неизбежности войны. Окружающие его люди после его смерти почувствовали облегчение, что его беспорядочный и импульсивный риск и паранойя не привели к всеобщей войне с Соединенными Штатами. Сталин считал, что безопасность достигается только за счет устранения претендентов. Министр иностранных дел СССР Вячеслав Молотов описал, почему Сталин развязал холодную войну: «Сталин смотрел на это так: Первая мировая война вырвала одну страну из капиталистического рабства; Вторая мировая война создала социалистический строй; а третий навсегда покончит с империализмом». Почти при любом другом сценарии такую ​​риторику можно было бы отвергнуть, но в Советском Союзе отказ от риторики Сталина карался, вероятно, смертным приговором.

Если бы Соединенные Штаты вместе с другими странами, которые Советы считали «империалистическими», не хотели быть «добитыми» Советским Союзом, им пришлось бы противостоять коммунистической агрессии. Соединенные Штаты и их западные демократические союзники пришли к выводу, что история преподала несколько тяжелых уроков к концу Второй мировой войны. Они создали механизмы коллективной безопасности на основе относительно новой идеи о том, что успех союзника не представляет угрозы для Соединенных Штатов. Соединенные Штаты были ясны и непримиримы в этом мировоззрении, которое прямо противоречило мировоззрению Советского Союза.

Холодная война не была войной. Это было глобальное военное, дипломатическое, интеллектуальное, социальное и культурное соревнование. Обе стороны считали успех необходимым для выживания, и в этом отношении обе были правы.


Исторические рассуждения Вопросы

Используйте Раздаточный материал A: Графический органайзер точек и контраргументов , чтобы ответить на исторические рассуждения об этом аргументе контраргумента.

Первичные источники (п. А)

«Крымская (Ялтинская) конференция 1945 г. ». Страницы 1005-1022 https://www.loc.gov/item/lltreaties-ustbv003/

«Потсдамская декларация: Потсдамская конференция». 26 июля 1945 г. https://teachingamericanhistory.org/library/document/potsdam-declaration/

.

Трумэн, Гарри. «Доктрина Трумэна, 1947 год». https://www.ourdocuments.gov/doc.php?flash=false&doc=81#

Первичные источники (пункт B)

«Крымская (Ялтинская) конференция 1945 г.». Страницы 1005-1022 https://www.loc.gov/item/lltreaties-ustbv003/

Кеннан, Джордж. «Длинная телеграмма». Февраль 1946 г. https://teachingamericanhistory.org/library/document/the-long-telegram/

Маршалл, Джордж К. «Речь о плане Маршалла». https://www.marshallfoundation.org/marshall/the-marshall-plan/marshall-plan-speech/

«Потсдамская декларация: Потсдамская конференция». 26 июля 1945 г. https://teachingamericanhistory.org/library/document/potsdam-declaration/

.

Предлагаемые ресурсы (претензия A)

Колко, Джойс и Габриэль Колко. Пределы власти: мировая и внешняя политика США, 1945–1954 гг. . Нью-Йорк: Harper & Row, 19 лет.72.

ЛаФебер, Уолтер. Америка, Россия и холодная война, 1945–2002 гг. . Нью-Йорк: Макгроу-Хилл, 2004.

.

Уильямс, Уильям Эпплман. Трагедия американской дипломатии . Нью-Йорк: WW Norton & Company, 2009.

.

Предлагаемые ресурсы (претензия B)

Эндрю, Кристофер. Только для глаз президента: секретная разведка и американское президентство от Вашингтона до Буша . Нью-Йорк: HarperCollins, 1995.

.

Андрей, Кристофер и Василий Митрохины. Меч и щит: архив Митрохина и тайная история КГБ . Нью-Йорк: Основные книги, 1999.

.

Андрей, Кристофер и Василий Митрохины. Мир шел своим путем: КГБ и битва за третий мир . Нью-Йорк: Основные книги, 2005.

.

Завоевание, Роберт. Размышления об опустошенном веке . Нью-Йорк: WW Norton & Company, 2001.

.

Куртуа, Стефани, Николя Верт, Жан-Луи Панн, Анджей Пачковски, Карел Бартосек, Жан-Луи Марголен. Черная книга коммунизма: преступления, террор, репрессии . Кембридж, Массачусетс: Издательство Гарвардского университета, 1999.

.

Гэддис, Джон Льюис. Холодная война: новая история . Нью-Йорк: Penguin Press, 2005.

.

Гэддис, Джон Льюис. Стратегии сдерживания: критическая оценка американской политики национальной безопасности во время холодной войны . Нью-Йорк: Издательство Оксфордского университета, 2005.

.

Гэддис, Джон Льюис. Теперь мы знаем: переосмысление истории холодной войны . Оксфорд: Издательство Оксфордского университета, 1997.

.

Хэмби, Алонзо Л.  Либерализм и его противники: от Ф. Д.Р. к Бушу . Нью-Йорк: издательство Оксфордского университета, 1992.

.

Хейнс, Джон Эрл и Харви Клер. Венона: Расшифровка советского шпионажа в Америке . Нью-Хейвен, Коннектикут: издательство Йельского университета, 1999.

.

Джадт, Тони. Послевоенное время: история Европы с 1945 года. Нью-Йорк: Penguin Press, 2005

Макколи, Мартин. Россия, Америка и холодная война: 1949–1991. . Лондон: Pearson Education, 1998.

.

МакМахон, Роберт Дж.  Холодная война: очень краткое введение . Оксфорд: Издательство Оксфордского университета, 2003.

.

Макмикин, Шон. Русская революция: новая история . Нью-Йорк: Основные книги, 2017.

.

МакНил, Роберт Х. Сталин: Человек и правитель . Нью-Йорк: издательство Нью-Йоркского университета, 1988.

.

Монтефиоре, Саймон Себаг. Сталин: Двор Красного Царя.  Нью-Йорк: Альфред А. Кнопф, 2004. с. 634

Вайнштейн, Аллен и Александр Васильев. Лес с привидениями: советский шпионаж в Америке — сталинская эпоха . Нью-Йорк: Рэндом Хаус, 1999.

.

Советская сторона культурной холодной войны

В Враг номер один: Соединенные Штаты Америки в советской идеологии и пропаганде, 1945-1959, Я проанализировал, как советские люди адаптировали свое мировоззрение к послевоенной советской недавний друг и союзник, Соединенные Штаты, во врага номер один.

Несмотря на долгую историю двойственного отношения к американцам в России, это был радикальный поворот событий. Когда началась холодная война, Сталин сам выступал за антиамериканскую кампанию сверху вниз, которая просочилась во все уголки советского общества. А после смерти Сталина Хрущев выступал за мирное сосуществование с Западом, что несколько смягчило антиамериканскую официальную направленность, хотя для советских граждан по-прежнему было неприемлемо проявлять слишком большой интерес к американцам.

Чтобы понять, что советские люди думали о Соединенных Штатах, мне пришлось сначала выяснить, как власти преподносят информацию о внешнем мире советской аудитории. Я просмотрел документы Отдела агитации и пропаганды ЦК (имеющиеся в Российском государственном архиве общественно-политической истории и Российском государственном архиве новейшей истории), чтобы иметь возможность наметить официальную стратегию, использованную в идеологической холодной войне. с Соединенными Штатами. В позднесталинскую эпоху советские агитаторы использовали как существующие произведения советских писателей, исполнителей и журналистов, так и американских прогрессивных авторов и попутчиков в антиамериканской кампании в Советском Союзе. Они также призвали к новым материалам с определенной направленностью и запретили любое положительное упоминание о военном союзе.

Знание того, кто является текущим врагом в советском обществе, могло быть вопросом жизни и смерти для советских граждан, поэтому неудивительно, что люди реагировали на идеологические кампании. Некоторые следы такого рода реакций я обнаружил в архивах Советской прокуратуры, хранящихся сейчас в Государственном архиве Российской Федерации. В этих контрольных файлах содержатся записи о реабилитации советских лиц, осужденных по печально известной статье 58-10 советского уголовного кодекса, являющейся основой политического террора в Советском Союзе. Эти файлы показали, что многих людей обвиняли в проамериканских настроениях, начиная от прослушивания вражеских радиопередач и заканчивая сомнением в превосходстве Советского Союза в борьбе времен холодной войны.

Как и другая исходная группа, водки (доклады о настроениях населения), обзорные файлы показывают, что советские власти были обеспокоены неблагоприятным сравнением двух сверхдержав. Но хотя источники такого типа не следует рассматривать как свидетельство ни проамериканских, ни антисоветских настроений, как сводки , так и обзорные файлы действительно отражают опасения советских властей.

Этот страх был виден в различных источниках, включая судебные протоколы и официальные стратегии и отчеты о пропаганде и культурных отношениях. Изучение советской культурной бюрократии не раскрывает, что простые люди на самом деле думали о Соединенных Штатах, но неустанные усилия по контролю за восприятием Америки (включая глушение зарубежных радиопередач) позволяют предположить, что советские Штаты, поглощающие американскую культуру, окажут нежелательное влияние на советское мировоззрение.

Личные письма, написанные премьер-министру Хрущеву накануне его поездки в Соединенные Штаты в 1959 году, дали еще один способ определить отношение советских людей к Соединенным Штатам. В рамках своей речи о мирном сосуществовании Хрущев начал прославлять союз военного времени как доказательство способности двух сверхдержав работать вместе. Советские граждане с энтузиазмом восприняли это повествование, когда писали письма Хрущеву, желая ему счастливого пути, вспоминая об альянсе или предлагая, как развивать отношения с Соединенными Штатами.

Советские идеологические нарративы исходили с самого высокого уровня и последовательно исполнялись Коммунистической партией через Агитпроп, Советское информационное бюро (Совинформбюро), Телеграфное агентство Советского Союза (ТАСС) и различные другие издательства и распространители. Кроме того, чрезвычайно важное значение для поддержания контактов с зарубежными странами имели и советские подставные организации, такие как ВОКС (Всесоюзное советское общество культурных связей с заграницей) и туристическая фирма «Интурист» (Государственно-акционерное общество по иностранному туризму). должны были следить за тем, чтобы культурные отношения в их сфере деятельности всегда были идеологически приемлемыми.

После смерти Сталина «оживление» культурных связей с США в 1955 году было заметно для всех, кто имел отношение к культурной бюрократии. С возрождением пришли практический опыт и встречи лицом к лицу с врагом, но расширение знаний о внешнем мире также создавало путаницу, а иногда даже сильные сомнения в отношении советской стратегии отношений с Соединенными Штатами Америки.

Общеизвестно, что трудно узнать, что на самом деле думали советские люди о советском режиме и конфликте сверхдержав во время холодной войны. И, как выясняется, невозможно обойти авторитарное советское государство, если посмотреть на восприятие Соединенных Штатов Америки в Советском Союзе. Изучение советской идеологии и пропаганды в отношении США в послевоенный период обнаруживает сложную организационную структуру, невежество и страх. Но это также показывает граждан, которые интересовались внешним миром, но всегда были осведомлены об официальных советских идеологических нарративах о новом враге.

Советский Союз и интервенция холодной войны | Россия, Запад и военное вмешательство

Фильтр поиска панели навигации Oxford AcademicРоссия, Запад и военное вмешательствоМеждународные отношенияКнигиЖурналы Термин поиска мобильного микросайта

Закрыть

Фильтр поиска панели навигации Oxford AcademicРоссия, Запад и военное вмешательствоМеждународные отношенияКнигиЖурналы Термин поиска на микросайте

Расширенный поиск

  • Иконка Цитировать Цитировать

  • Разрешения

  • Делиться
    • Твиттер
    • Подробнее

Cite

Roy, Allison,

‘The Soviet Union and Cold War Interventions’

,

Russia, the West, and Military Intervention

(

Oxford,

2013;

online edn,

Oxford Academic

, 26 сентября 2013 г.

), https://doi.org/10.1093/acprof:oso/9780199590636.003.0002,

по состоянию на 6 октября 2022 г.

Выберите формат Выберите format.ris (Mendeley, Papers, Zotero).enw (EndNote).bibtex (BibTex).txt (Medlars, RefWorks)

Закрыть

Фильтр поиска панели навигации Oxford AcademicРоссия, Запад и военное вмешательствоМеждународные отношенияКнигиЖурналы Термин поиска мобильного микросайта

Закрыть

Фильтр поиска панели навигации Oxford AcademicРоссия, Запад и военное вмешательствоМеждународные отношенияКнигиЖурналы Термин поиска на микросайте

Advanced Search

Abstract

В этой главе объясняется, как биполярная обстановка холодной войны формировала корыстные интервенции обеих сверхдержав. Идеология выступала в качестве когнитивной и дискурсивной основы для советских лидеров. Она выражалась в неубедительных обоснованиях советских интервенций в Восточной Европе и Афганистане. Однако «Новое политическое мышление» Горбачева предлагало новый тип универсализма, подтверждая норму невмешательства и подчеркивая человеческие ценности. Это создало обещание нормативного сближения с западными государствами и возрождение роли Организации Объединенных Наций. В главе приводится тематическое исследование войны в Персидском заливе с оценкой советских и западных правовых требований о применении силы и советских политических ответов на кризис. В конечном итоге сотрудничество в этой войне не привело к прочному нормативному консенсусу. Горбачевский универсализм не имел глубоких внутренних корней.

Ключевые слова: Советская интервенция, Горбачев, Новое мышление, Война в Персидском заливе, Ирак, Советская идеология

Тема

Международные отношения

В настоящее время у вас нет доступа к этой главе.

Войти

Получить помощь с доступом

Получить помощь с доступом

Доступ для учреждений

Доступ к контенту в Oxford Academic часто предоставляется посредством институциональных подписок и покупок. Если вы являетесь членом учреждения с активной учетной записью, вы можете получить доступ к контенту одним из следующих способов:

Доступ на основе IP

Как правило, доступ предоставляется через институциональную сеть к диапазону IP-адресов. Эта аутентификация происходит автоматически, и невозможно выйти из учетной записи с IP-аутентификацией.

Войдите через свое учреждение

Выберите этот вариант, чтобы получить удаленный доступ за пределами вашего учреждения. Технология Shibboleth/Open Athens используется для обеспечения единого входа между веб-сайтом вашего учебного заведения и Oxford Academic.

  1. Щелкните Войти через свое учреждение.
  2. Выберите свое учреждение из предоставленного списка, после чего вы перейдете на веб-сайт вашего учреждения для входа.
  3. Находясь на сайте учреждения, используйте учетные данные, предоставленные вашим учреждением. Не используйте личную учетную запись Oxford Academic.
  4. После успешного входа вы вернетесь в Oxford Academic.

Если вашего учреждения нет в списке или вы не можете войти на веб-сайт своего учреждения, обратитесь к своему библиотекарю или администратору.

Войти с помощью читательского билета

Введите номер своего читательского билета, чтобы войти в систему. Если вы не можете войти в систему, обратитесь к своему библиотекарю.

Члены общества

Доступ члена общества к журналу достигается одним из следующих способов:

Войти через сайт сообщества

Многие общества предлагают единый вход между веб-сайтом общества и Oxford Academic. Если вы видите «Войти через сайт сообщества» на панели входа в журнале:

  1. Щелкните Войти через сайт сообщества.
  2. При посещении сайта общества используйте учетные данные, предоставленные этим обществом. Не используйте личную учетную запись Oxford Academic.
  3. После успешного входа вы вернетесь в Oxford Academic.

Если у вас нет учетной записи сообщества или вы забыли свое имя пользователя или пароль, обратитесь в свое общество.

Вход через личный кабинет

Некоторые общества используют личные аккаунты Oxford Academic для предоставления доступа своим членам. Смотри ниже.

Личный кабинет

Личную учетную запись можно использовать для получения оповещений по электронной почте, сохранения результатов поиска, покупки контента и активации подписок.

Некоторые общества используют личные аккаунты Oxford Academic для предоставления доступа своим членам.

Просмотр учетных записей, вошедших в систему

Щелкните значок учетной записи в правом верхнем углу, чтобы:

  • Просмотр вашей личной учетной записи и доступ к функциям управления учетной записью.
  • Просмотр институциональных учетных записей, предоставляющих доступ.

Выполнен вход, но нет доступа к содержимому

Oxford Academic предлагает широкий ассортимент продукции. Подписка учреждения может не распространяться на контент, к которому вы пытаетесь получить доступ. Если вы считаете, что у вас должен быть доступ к этому контенту, обратитесь к своему библиотекарю.

Ведение счетов организаций

Для библиотекарей и администраторов ваша личная учетная запись также предоставляет доступ к управлению институциональной учетной записью. Здесь вы найдете параметры для просмотра и активации подписок, управления институциональными настройками и параметрами доступа, доступа к статистике использования и т.