ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА —[ Военная история ]— Мишо Г. История крестовых походов

Глава XVI.

Поход армии Ричарда от Сен-Жан-д’Акры до Яффы. — Битва при Арсуре. — Пребывание в Яффе. — Аскалон выстраивается вновь (1191-1192)

Прошло уже более месяца, а условия Птолемаидской капитуляции еще не были выполнены. Саладин не мог решиться выдать крестоносцам 2000 пленных, готовых снова вооружиться против него, 200.000 червонцев, назначенных на содержание той армии, которую он не мог победить, и древо Честного Креста, пробуждавшее энтузиазм и рвение христианских воинов. Христиане уже несколько раз обращались к султану с требованием исполнения данных им обещаний, угрожали умерщвлением мусульман, находившихся в их власти, если он не исполнит условий договора; но политика Саладина оставалась непоколебимой. Страшные угрозы христиан оказались не напрасными. 2700 сарацин в оковах были выведены на равнину и поставлены в виду лагеря султана; выбор места казни несчастных пленников явился как бы последним напоминанием Саладину об исполнении договора.

Затем Ричард отдал приказ умертвить всех 2700 пленников. Не следует обвинять в этом варварском поступке одного только английского короля, так как казнь пленных была решена на общем совете вождей христианской армии. Некоторые летописцы говорят, что Саладин еще прежде того велел умертвить христианских пленников, которых он обязался возвратить в обмен на мусульманских. Впрочем, мусульмане не упрекали Ричарда в умерщвлении их пленных братьев, они вознегодовали на султана, который мог бы выкупить их жизни и свободу, если бы исполнил условия договора.

После продолжительных трудов наступил теперь отрадный отдых для христиан-победителей. Изобилие продовольствия и кипрского вина заставляло крестоносцев забывать суровую цель похода. Не без сожаления покинули они город, в котором жизнь их была полна удовольствий. В назначенный день 100.000 крестоносцев под предводительством Ричарда перешли реку Вилу, обошли Каифский залив и направились к Кесарии, куда они прибыли после шести дней утомительного пути.

На колеснице, поставленной на четырех колесах, обитых железом, водружен был высокий шест, на котором развевалось знамя священной войны; вокруг нее же соединялись все в минуту общей опасности. Шествие христиан было продолжительной битвой и постоянным страданием; им приходилось на всяком шагу отражать нападения неприятеля и бороться с трудностями пути. Армия проходила не более трех лье в день; каждый вечер она расставляла свои палатки, и, прежде чем войско предавалось ночному покою, герольд провозглашал на весь лагерь: «Господи, помоги Святому Гробу Твоему!» Трижды повторял он этот возглас, и все войско повторяло эти слова вслед за ним, возведя к небу глаза и руки.

Летописцы отметили те местности, по которым проходила христианская армия; прежде всего упоминают они о замке Капернаумском, которого не находят теперь путешественники. Затем упоминают они об «узких дорогах» — это было что-то вроде дороги, пробитой в камне человеческой рукой между двумя грядами скал на протяжении полумили; за равниной, в конце этих узких дорог возвышается теперь замок пилигримов, называемый Атлик, выстроенный храмовниками через несколько лет после того, как Ричард проходил тут.

Крестоносцы перешли через реку Крокодилов, называемую теперь Нхар-Куках. В Кесарии, где остановилась на отдых армия Ричарда, нет теперь жителей, но уцелели еще ее башни на морском берегу.

Миновав Кесарию, крестоносцы подверглись большим опасностям. Саладин, сгорая нетерпением отомстить за потерю Птолемаиды и избиение мусульманских пленных, собрал всю свою армию. 200.000 сарацин расположились по горам и на равнине; они заняли берега реки, известной у летописцев под названием Рошеталии (ныне Леддар), чтобы преградить путь крестоносцам. При виде мусульманской армии Ричард приготовился к битве. Христианские войска разделились на пять отрядов; они были так тесно сомкнуты, говорит один летописец, что нельзя было бы бросить между ними какого-нибудь плода, не задев человека или лошадь. Воины получили приказ не выступать из рядов и стоять неподвижно при приближении неприятеля. Вдруг, в третьем часу дня, на арьергард крестоносцев нападает толпа сарацин, спустившихся с гор с быстротой молнии, при звуках труб и литавр, оглашая воздух страшным ревом.

За первыми фалангами варваров следуют другие, и вскоре мусульманская армия, как выражается арабский писатель, окружила христианскую армию, «как ресницы окружают глаз». Иоанниты, позади которых выступали стрелки и метальщики, составлявшие арьергард крестоносцев, отразили этот первый натиск неприятеля; христиане, несмотря на повторяющиеся нападения, не прерывали своего шествия. Ричард возобновил приказ оставаться в оборонительном положении и не бросаться на неприятеля прежде, чем будет подан сигнал из шести труб: двух во главе армии, двух в центре и двух в арьергарде.

Наконец, однако же, несколько рыцарей, не стерпев позора бездействия и не дождавшись сигнала Ричарда, бросились на сарацин. Примером их увлеклись и разные отряды армии, горевшей нетерпением сразиться с неприятелем, и битва закипела. Король Ричард появлялся всюду, где была нужна помощь христианам, и повсюду его появление сопровождалось бегством турок. Сражение происходило на пространстве между Арсурской возвышенностью и равниной Рамлы, от моря до гор. Земля была покрыта изорванными знаменами, переломленными копьями и мечами. В двадцати телегах не поместились бы все стрелы и дротики, которыми оказалась усеянной земля, рассказывает летописец-очевидец. Сарацины не смогли выдержать яростного напора франков; желтые значки Саладина отступили перед знаменами Ричарда.

Христиане, с трудом веря своей победе, оставались еще на поле сражения. Они занялись уходом за ранеными и уборкой оружия, покрывавшего поле битвы, когда вдруг 20.000 сарацин, собранные своими вождями, появились вновь, чтобы возобновить битву. Не ожидавшие нового нападения крестоносцы были сначала поражены изумлением. Изнемогая от зноя и усталости, они нуждались для своего ободрения в присутствии Ричарда, перед которым ни один сарацин не мог устоять и которого среди этой ужасной схватки летописцы сравнивают со жнецом, пожинающим колосья. В то время как победоносные христиане снова двинулись к Арсуру, отчаяние придало мусульманам силы еще раз напасть на их арьергард. Ричард, два раза отразивший неприятеля, устремляется на место битвы в сопровождении только 15-ти рыцарей, громко повторяя военный лозунг: «Господи, спаси Святой Гроб!» И мусульмане разбегаются при первом столкновении; войско их, трижды пораженное, было бы истреблено совершенно, если бы уцелевшим остаткам его не удалось поспешным бегством скрыться в арсурском лесу. Больше 8000 мусульманских воинов и 32 эмира погибли во время сражения. Христианская же армия потеряла только около 1000 человек. Велика была скорбь христиан, когда они увидели между мертвыми Иакова Авенского. Его нашли покрытого ранами и окруженного товарищами и родственниками, убитыми возле него. Неустрашимый Иаков Авенский, который продолжал битву и тогда, когда у него уже были оторваны рука и нога, воскликнул, умирая: «О Ричард! Отомсти за мою смерть!» Этот защитник Креста похоронен в Арсуре, в церкви Богородицы, оплаканный всей армией.

Летописи древности и новых времен не представляют битвы более замечательной, чем эта битва Арсурская; тут встретились храбрейшие воины Европы и Азии; берега Леддара, на которых теперь виднеются только черные шатры бедуинов и слышатся только робкие шаги пилигрима, направляющего свой путь к Святым местам, были тогда свидетелями такого героизма, какого не видели Граник{123} и Симоис.

Современные летописи с изумлением повествуют о невероятных подвигах Ричарда. Из одного из писем короля Английского мы узнаем, что он был ранен слегка в левый бок. Эта битва могла бы решить участь Крестового похода: если бы победа осталась за Саладином, то Крест исчез бы из Сирии. Франки не воспользовались своим торжеством, но если бы они продолжали преследовать побежденного неприятеля, то могли бы вырвать Сирию и Египет из-под власти мусульман.

Сарацинские воины, устрашенные воспоминаниями об осаде Птолемаиды, не решались более запираться в укреплениях. Саладин разорял города и замки, которые не мог защищать; прибыв в Яффу, крестоносцы нашли там только развалины. Между предводителями христианскими одни хотели воспользоваться страхом, овладевшим неприятелем после Арсурской битвы, и были того мнения, что следует немедленно идти к Иерусалиму; другие думали, что благоразумнее сначала восстановить разрушенные крепости. Первое из мнений принадлежало герцогу Бургундскому, второе — Ричарду.

Вероятно, эти различные мнения вытекали не из убеждения в их справедливости, а были внушены духом противоречия и соперничества. Английская партия оказалась многочисленнее, и мнение Ричарда восторжествовало. Решено было приступить к восстановлению стен Яффы. Сюда приехали к королю Английскому королева Беренгария, вдова Вильгельма, короля Сицилии, и дочь Исаака. Шатры христиан раскинулись среди огородов и фруктовых садов Яффы, и все роскошные дары осени предоставлены были пользованию пилигримов.

Во время пребывания христианской армии в Яффе Ричард едва не попал в руки мусульман. Однажды, охотясь на полях саронских, он прилег отдохнуть под деревом и заснул. Вдруг он был разбужен криками своих товарищей, завидевших приближающийся отряд сарацин. Английский король вскакивает на лошадь и приготовляется к битве; вскоре мусульмане окружают его и теснят. Ричарду становится трудно бороться с многочисленным неприятелем. Ему угрожала неминуемая опасность, но в это время один из рыцарей его свиты по имени Вильгельм де Пратель восклицает на языке сарацин: «Я — король! Пощадите жизнь мою!» Великодушного воина берут в плен, а Ричард, обязанный, таким образом, своим спасением преданности французского рыцаря, успевает добраться до Яффы, где христианское войско с ужасом приняло весть об опасности, которой подвергался король. Вильгельм де Пратель, между тем, был отведен в дамасскую тюрьму. Ричард впоследствии не находил, что он заплатил слишком дорого за свободу своего верного рыцаря, возвратив Саладину десять его эмиров, взятых в плен крестоносцами.

Христианская армия выступила из Яффы и к празднику Всех Святых расположилась лагерем между замками Планским и Майе. Сарацины и крестоносцы не искали более новых битв, и, проходя по стране, разоренной их победами, одни старались только о том, чтобы разрушать города, а другие — чтобы строить вновь башни и стены. Тем не менее, время от времени блистательные подвиги примешивались к трудам христианской армии; в Лидде, в Рамле, в Аскалоне произошли стычки с неприятелем, и Ричард продолжал одерживать верх над сарацинами. Между тем, герцог Бургундский и его французы неохотно подчинялись власти английского короля. Конрад, маркиз Тирский, под влиянием враждебного чувства к нему дерзнул даже предложить мусульманам соединиться с ними против Ричарда. Английский король, со своей стороны, повторив Саладину обещание, данное Малик-Адилу, объявил ему, что он готов вернуться в Европу, если христианам возвратят Иерусалим и древо Животворящего Креста. Ричардом сделаны были и другие предложения, которые, по своему свойству, не могли вызвать одобрения христианской армии: он предложил Иоанну, вдову Вильгельма Сицилийского, в супружество Малик-Адилу; под покровительством Саладина и английского короля супруги эти должны были царствовать над мусульманами и христианами и управлять королевством Иерусалимским. Мысль о подобном союзе поразила удивлением законников ислама; султан же, по-видимому, принял ее не без сочувствия. Но епископы христианские энергически восстали против подобного союза, и переговоры по этому поводу не привели ни к чему.

Ричард, обвиняемый в намерении изменить делу Креста и желая возвратить утраченное им доверие пилигримов, велел обезглавить всех мусульман, находившихся у него в плену, и объявил о своем намерении идти на освобождение Иерусалима. Зимние дожди привели христианский лагерь в бедственное состояние; погибло громадное количество лошадей и вьючного скота; большинство пилигримов снова упали духом. Однако же надежда увидеть в скором времени город Иисуса Христа оживила умы и возбудила вновь мужество. Между тем Саладин окружал Иерусалим новыми рвами и распоряжался починкой стен и башен. Конница мусульманская оберегала пути к священному городу.

В христианской армии некоторые были против плана предпринимать осаду Иерусалима в зимнее время, но большинство крестоносцев находились под влиянием пламенного энтузиазма. Когда вожди решили приступить к восстановлению Аскалона, одной из крепостей, разрушенных Саладином, это привело христианскую армию в глубокое уныние; среди толпы, столько выстрадавшей ради того, чтобы идти в Иерусалим, послышались вопли отчаяния; поднялся горький ропот против вождей, против Ричарда и против самого Бога. Герцог Бургундский и его французы покинули знамя Ричарда; но депутаты, которые стали убеждать их именем Иисуса Христа, склонили их возвратиться в лагерь.

В Аскалоне глазам крестоносцев представились только груды каменьев. Они принялись перестраивать город. Ричард являлся повсюду, чтобы ободрять работников, и сам рыл землю и ворочал каменья. 1200 пленных христиан, освобожденных Ричардом на египетской дороге, присоединились к работникам-крестоносцам. Однако же построение Аскалона сопровождалось ропотом. Леопольд Австрийский на обвинение в том, что он остается в праздности со своими германцами, отвечал Ричарду, что он не плотник и не каменщик. Многие рыцари громко высказывали, что они прибыли в Азию не для того, чтобы строить Аскалон, а для освобождения Иерусалима. Герцог Бургундский внезапно покинул армию. Произошел также открытый разлад между королем Английским и маркизом Тирским; взаимные оскорбления и угрозы сделали примирение между ними невозможным. Армия отпраздновала Пасху в 1192 г. на равнине Аскалонской; среди обрядов, приводящих на память страдания, смерть и славное Воскресение Иисуса Христа, не один пилигрим возроптал в душе на Ричарда за то, что он не продолжал вести войско в Иерусалим…

«Сарацины» глазами «крестоносцев» — maximus101 — LiveJournal

Очень хороший обзор книги известного итальянского историка Франко Кардини — «Европа и ислам: история непонимания». Наверно, это лучшая книга по истории взаимоотношений Европы и исламского мира из тех, что переведены на русский язык.

Оригинал взят у ali_kgd в «Сарацины» глазами «крестоносцев»

Симпатии к исламу в Европе имеют столь же длинную историю, как и исламофобия

Книга итальянского историка Франко Кардини (отечественному читателю он знаком по работе «Истоки средневекового рыцарства») «Европа и ислам: история непонимания» посвящена столь обсуждаемой ныне теме отношений мусульманского мира с европейской цивилизацией. Труд Кардини охватывает преимущественно средневековье и начало нового времени, более близкие к нам времена рассмотрены лишь вскользь. В книге в равной мере уделено большое внимание как сфере политики и международных отношений (войны, мирные договора, союзы), так и культурным контактам и эволюции представлений европейцев-христиан об исламе и мусульманах. Из представленного материала становится ясно, что исламофобия в Европе тех далеких лет весьма сильно отличается от той, которая распространена в наши дни, а порой имеет даже диаметрально противоположные основания. Для начала вкратце рассмотрим основные обвинения, которые предъявлялись мусульманам.

Во-первых, в средневековье, особенно в раннее, многие европейцы считали ислам разновидностью язычества и приписывали им самые неправдоподобные вещи. Например, считали, что они называют пророка Мухаммеда своим богом, что они, кроме того, чтят различных языческих богов, носивших фантастические или позаимствованные из демонической и псевдо-библейской ономастики имена (с.111-112). Приписывался мусульманам и откровенный сатанизм. Сарацины представлялись слугами дьявола, и если сарацин погибает в сражении, то за его душой приходят демоны (с.111-112). Более образованные люди, прежде всего, представители клира, конечно, не верили в такие вещи, они не смешивали мусульман с язычниками и признавали авраамический и монотеистический характер ислама (с.110). Уже в 1120 году Вильгельм Малмсберийский уверенно заявлял: «…сарацины и турки почитают Богом Творца, считая Магомета не Богом, а Его пророком» (с.119). Но при этом они, как Фома Аквинский, считали ислам искажением истины (с. 122). Понятно, что для подавляющего большинства современных европейских критиков ислама и первое обвинение (мусульмане = язычники), и второе (ислам это искажение истины) лишены какого-либо значения, если не считать христианских ультраконсерваторов, которые весьма немногочисленны. В глазах же европейских неоязычников, которые представляют собой столь же маргинальный феномен, ислам, напротив, является крайним проявлением авраамического монотеизма, или «религией пустыни», как его называет Гийом Фай.

Во-вторых, средневековым европейцам, среди которых культивировались аскетические настроения, ислам представлялся религией, основанной на сексуальной вседозволенности (с.122). Впрочем, уже в античной традиции «Arabes» изображались женоподобными и развращенными (с.109). Позже в Европе стали считать, что вера сарацин приписывает им всякого рода «излишества», и причина этого заключается в порочности природы ее основателя. Как писал Фома Аквинский, Мухаммед привлекал людей в свою религию именно разнузданными плотскими утехами (с. 122). В эпоху Возрождения Петрарка посвятит этой теме целую страницу, наполненную негодованием, в своем трактате «Об уединенной жизни», ссылаясь при этом на мнение Катулла и Горация об арабах (с.149). Кроме того, как это не удивительно, последним даже приписывался своего рода феминизм, и в поэмах Ариосто и Тассо среди всадников-сарацин появляются амазонки (с.111).

Думаю, что будет излишним говорить, насколько эти гротескные представления отличаются от тех, которые распространены в нашу эпоху: жителям нынешней Европы, где бал правят женская эмансипация и гедонизм, ислам напротив, видится «сексуально-репрессивной» и «женоненавистнической» религией, мешающей людям «жить полной жизнью». Современникам же Фомы Аквинского не пришло бы в голову осуждать мусульман за хиджаб: наряд тогдашней француженки или итальянки по уровню «закрытости» не особенно сильно отличался от того, что носили женщины на другом берегу Средиземного моря, а на диспутах в европейских университетах всерьез обсуждался вопрос, имеет ли женщину душу. Вспомним также, что еще в первой половине XX в. в русских деревнях для женщины немыслимо было выйти на улицу без головного убора.

В-третьих, и это тоже кому-то может показаться парадоксальным, арабы-мусульмане в средневековой Европе считались «философами» и носителями вольнодумства, и вся мусульманская культура рассматривалась как проникнутая духом скептицизма и неверия (с.143). Это во многом было связано с тем, что блистательная культура мусульманской Испании была весьма притягательна для современников – христиан, и еще в IX в. Альваро Кордовский сетовал, что христианские ученые тратят время на имитацию арабских букв, а не на изучение Библии и сочинений Отцов Церкви (с.47). Большое значение для развития философии и науки на Западе сыграло знакомство с трудами арабских ученых и мыслителей. Необычайно важными для Европы стали переводы сочинения ал-Кинди «Книга о разуме» и комментариев ал-Фараби. Но еще более важную роль сыграли переводы трудов Ибн Сины (для европейцев Авиценны). Его прославленный медицинский труд «Канон» в XVI — XVII вв. неоднократно переиздавался и широко использовался в европейских университетах. Были также переведены на латынь и философские трактаты Авиценны, без которых немыслима университетская жизнь в Европе XIII-XIV вв. Были переведены труда ал-Хорезми по алгебре, работы по астрологии и астрономии, например, известное Данте сочинение Абу л-Аббаса ал-Фаргани (Альфрагануса) «Книга о собирании знания о звездах». Развитию математики способствовало введение цифр, которые арабы называли «индийскими», а европейцы – «арабскими», огромную роль сыграло введение нуля. Через арабов европейцы смогли познакомиться и с наследием античности, прежде всего, с работами Аристотеля (с. 124-126).

Как показывает Ф. Кардини, благодаря влиянию арабов в Европе усилился интерес к магии, угасший после крушения античной цивилизации. И если появление на континенте арабских сочинений по магии для одних послужило лишним доводом в пользу тезиса о дьявольском происхождении ислама, то у других, напротив, эти тексты вызвали симпатию к мусульманам как к волшебникам и чародеям. Развитию европейской астрологии способствовало знакомство с трудами ал-Кинди, Абу Ма’шара, ал-Бируни и других, а алхимию нельзя представить без работ Джабира ибн Хаййана, известного на Западе как Гебер (с.139-140). Все это способствовало появлению образа мусульманина – то ли мага, то ли вольнодумца. Ф. Кардини замечает, что «это заблуждение противоположно по знаку, но удивительным образом «симметрично» распространенному сегодня взгляду на нее (т.е. на мусульманскую культуру – примеч. пер.) как на идеологизированную и пропитанную духом фанатизма» (с. 143). Подобный поворот историк объясняет частичным «исчезновением» исламского присутствия в европейской культуре XVIII-XX вв. и ее секуляризацией. Впрочем, следы начала подобного поворота появляются уже в эпоху Возрождения у Франческо Петрарки (с.150). Позже Вольтер создаст образ Мухаммеда-фанатика. В конце XIX в. и вовсе распространилось мнение, что ислам должен неминуемо исчезнуть под напором «прогресса и разума» (с.249). Примерно также уже в XX в. Никита Хрущев обещал показать последнего попа по телевизору. Однако реальность оказалась совсем другой, чем считалось в обоих случаях.

Последнее обвинение в адрес ислама, как на которое указывает в своей книге Ф. Кардини, относится к представлению о нем, как о религии насилия и войны (с.150). Это, пожалуй, единственное из обвинений, которое в неизменности сохранилось со времен средневековья до нашей эпохи. И как ни странно, данное обвинение выдвигалось прежде всего теми, кто одновременно громогласно призывал к организации крестовых походов и даже видел в них «деяние во имя мира» (с.146) (примерно также, как нынче военные акции часто именуются «миротворческими», и «контртеррористическими операциями»). И в то же время точку зрения об особой агрессивности ислама никогда не разделяли мирно настроенные религиозные деятели и ученые, среди них Франциск Ассизский, считавший ислам частью промысла Божьего и, таким образом, входившим в замысел Откровения (с.133-135), Раймонд Луллий (1232-1316), высоко ценивший поэтическую красоту Корана (с. 136-137), и Роджер Бэкон, по мнению которого крестовые походы приводят лишь к напрасному кровопролитию (с.135-136). Позже Эразм Роттердамский поместил любую войну, в том числе и войну против мусульман, в разряд «глупости». Он указывал на то, что христиане называют турок «врагами Христа», а при этом сами убивают друг друга и ведут себя ничуть не лучше этих самых турок (с.200).

Интересным представляется и сообщение Ф. Кардини о том, что в средневековой Европе была распространена вера в некие мусульманские заговоры. При этом каждый раз соучастниками мусульман в их стремлении погубить христианский мир оказывались нищие, прокаженные и евреи. Например, как пишет Ф. Кардини, в 1321 году на юге Франции был «разоблачен» заговор с целью распространения проказы при помощи таинственных порошков, которыми его участники будто бы планировали отравить колодцы и прочие источники воды. В качестве организаторов заговора выявили управителей нескольких лепрозориев, поддерживаемых евреями, но стояли за ними вавилонский султан и король Гранады (позже к ним прибавили королей Туниса и даже Иерусалима, «Азорского королевства», а также других вымышленных мусульманских правителей). В обмен на большое количество золота прокаженные согласились предать свою веру. Когда христианский мир в результате распространения проказы утратил обороноспособность, сарацины бы напали и захватили его. В качестве «неоспоримых доказательств» существования заговора нашлись даже «компрометирующие документы» (с.144).

Впрочем, как показывает в своей книге Ф.Кардини, отношение европейцев-христиан к мусульманскому миру не сводилось к «образу врага». Среди жителей Европы и тогда, как и сейчас, находились люди, которые с симпатией и интересом относились к мусульманам, и исламофилия столь же стара, как исламофобия. В средневековых рыцарских романах сарацины, хотя и оказываются противниками героев, но при этом нередко подчеркивается их благородство и великодушие. Неизвестный итало-норманнский рыцарь, автор хроники «Деяния франков» (начало XII в.), указывая на воинскую доблесть турок, даже выдвинул версию, что они, так же как франки и римляне, имеют своими предками древних троянцев (впрочем, подобные фантастические версии о происхождении разных народов появились не только в средневековье. Например, историки Третьего рейха считали казаков потомками готов). Таким образом, турки противопоставлялись вероломным, трусливым и продажным византийцам (с.196).

Кроме того, Ф. Кардини называет два выдающихся имени: Фридрих II Гогенштауфен и Альфонс Кастильский. Первый вообще является фигурой окруженной ореолом мистики, он вошел в немецкую национальную мифологию и всегда почитался немецкими националистами. Зато его враги-гвельфы – сторонники власти папы – называли его «эмиром» и «крещеным султаном». Фридрих II был с ранних лет знаком с мусульманской культурой и владел арабским языком. Арабские источники свидетельствуют, что во время посещения Иерусалима император высказывал восхищение исламом и его обычаями и при этом не скрывал неприязни по отношению к Риму. При своем дворе Фридрих II оказывал покровительство ученым. Занимающимся переводами с арабского языка, в том числе и переводами работ Аристотеля (с.128-132).

Короля Кастилии и Леона Альфонса Х, прозванного Альфонсом Мудрым, роднила с Фридрихом страсть к арабской культуре, и он также покровительствовал переводчикам с арабского. Кроме того, он с уважением относился к мусульманам, жившим на землях, отвоеванных в ходе реконкисты, чего не скажешь о его преемниках (с.132-133).

Православные зачастую симпатизировали мусульманам, потому что видели в них меньшее зло, по сравнению с католиками. Перед самым падением Константинополя, когда византийские правители надеялись на помощь запада и пошли на заключение унии с католической церковью, городские низы и монахи открыто заявляли, что «османский тюрбан» лучше папской тиары», потому что мусульмане предоставили бы православным статус диммий (то есть немусульман, сохранивших право на исповедание своей веры), а уния с католической церковью означала бы утрату самостоятельности (с.160-174).

Уже в новое время в Европе получил распространение т.н. «экзотизм» — увлечение внешними сторонами культур «цветных» народов, в том числе и мусульманских. И в то время как деятели Просвещения и последующие либералы с упоением изображали Османскую Порту царством насилия и деспотизма (впрочем, и о России мнения европейцев были не лучшего мнения, вспомнить хотя бы знаменитую книгу маркиза де Кюстина) и предрекали ее скорый конец, одновременно в Старом Свете множились дворцы в «турецком», «мавританском» и «монгольском» стилях, а Жерар де Нерваль, странствовавший по мусульманским странам, написал восторженное «Путешествие на Восток», повлиявшее на Теофиля Готье, Гюстава Флобера, Виктора Гюго и художников-ориенталистов. Впрочем, Восток у поклонников «экзотизма» чаще всего оказывался псевдо-Востоком, весьма далеким от реальности и служившим прибежищем от неудовлетворяющей современности (с.268, 271). Это примерно также, как «Индия духа» Рерихов с ее «махатмами» имеет мало чего общего с реальной исторической Индией.

Касается Ф. Кардини в своей книге и темы обращения европейцев в ислам, что весьма актуально для нашего времени, если учесть то, что как признает отечественный исламовед Алексей Малашенко, количество новообращенных мусульман в Европе уже исчисляется сотнями тысяч. Впрочем, как показывает автор книги, это явление далеко не новое: «стать турком» (т.е. принять ислам) было «в XVI-XVIII веках одной из констант истории Европы и Средиземноморья» (с.207). Ф. Кардини называет такие причины, побуждавшие к подобному шагу: «Бедняки, угнетенные и бессильные, лишенные средств и возможностей, скованные жестокой политической и институциональной структурой христианского общества, смотрели на мусульманский мир с надеждой и завистью: там, даже родившись в семье калабрийского рыбака или албанского горца, можно было стать монархом или адмиралом. Некоторые – обделенные при наследовании еретики, затаившие злобу неудачники, мечтали, — даже надеялись, что мусульмане одержат верх над их неблагодарным и несправедливым христианским отечеством. В Европе каждый, кто проявлял излишнее свободомыслие в вопросах религии, оказывался на костре. С другой стороны, жестокие турки […] позволяли сколько угодно молиться Богу Авраама в обмен на подчинение и небольшой налог. Мусульманин, взятый в плен мальтийскими или сан-стефанскими рыцарями во время набегов христианских корсаров на берега мусульманских стран, оказывался на галерах или томился в казематах в Ливорно или в Тулоне. Христианин, захваченный во время морского сражения – если он был молод и хорош собой, или предприимчив, или имел счастье попасть к благожелательному и влиятельному хозяину, — мог быстро подняться по социальной лестнице, занять государственную должность или даже стать приближенным султана» (с.223). При этом Ф. Кардини отмечает практически полное отсутствие «движения в обратную сторону»: «Было очень мало «вероотступников», перешедших из ислама в христианство; причиной могло быть то, что мусульмане оказывались более тверды в своих убеждениях, или то, что на пленных не сильно давили с целью обращения. Последнее влекло за собой прямую невыгоду: раба, ставшего христианином, следовало освободить. То, что немногие случаи обращения приветствовались как великие события, говорит о том, как редко это бывало» (с.227).

Подводя тог, хочется сказать, что сильными сторонами работы Кардини является объективность, беспристрастность, полное отсутствие алармизма и полнота охвата, чего не скажешь о многих книгах-однодневках (вроде небезызвестных «шедевров» Фаллачи или Чудиновой), призванных напугать современного европейского обывателя вытащенной из нафталина «сарацинской угрозой». Темп более что мусульманские общины в странах Старого Света это объективная реальность, даже если это кому-то очень не нравится.

Андрей Игнатьев

Tags: Ислам, Культурология

Балиан д’Ибелин и Иерусалимское королевство

Королевства крестоносцев постоянно сталкивались с врагом, который значительно превосходил их численностью, и часто именно это ощущение «огромных орд» преобладает в описаниях армий сарацинов. Тем не менее, хотя размер сарацинских армий, безусловно, был фактором их успеха, это ни в коем случае не была их единственной важной особенностью. Напротив, сарацинские армии были чрезвычайно сложными, и их лучшее понимание помогает объяснить тактику франков.

Пожалуй, самой важной, но часто забываемой характеристикой сарацинских армий было их этническое разнообразие. Термин «сарацин» просто означает «житель Востока» и в совокупности относится к мусульманским противникам крестоносцев. Тем не менее, хотя использование этого термина удобно, оно замазывает и таким образом маскирует этнические различия внутри «сарацинских» армий. В состав «сарацинских» армий входили не только арабы и турки, две крупнейшие этнические группы, участвовавшие в войне против крестоносцев. Среди них также были курды (сам Саладин был курдом), нубийцы и берберы. Кроме того, арабские элементы необходимо подразделить на сирийцев, бедуинов и египтян, а термин «тюрк» на самом деле охватывает множество туркменских племен.

У каждой из этих этнических групп были свои более или менее отличные способы ведения боя, а также собственный язык, одежда и предпочитаемое оружие. В общих чертах, нубийцы были известными пехотными лучниками, которые сражались с большими мощными луками, но без каких-либо щитов, что делало их очень уязвимыми в ближнем бою. Арабы, курды и берберы обычно сражались верхом на лошадях с копьем, копьем и мечом, но бедуины чаще сражались как пехотные лучники. Турки были мастерами конной стрельбы из лука.

Больше всего на крестоносцев произвели впечатление турки с их высокомобильной кавалерией и конными лучниками. Судя по христианским описаниям, крестоносцы находили пехоту и даже тяжелую кавалерию своих противников ничем не примечательными. С другой стороны, конные лучники с их тактикой приближения к залпу стрел только для того, чтобы бежать, когда им бросают вызов, разочарование и завоевание невольного уважения франков. Турецкая тактика имитации бегства, чтобы заманить франкскую кавалерию в засаду, была хорошо известна и очень эффективна — снова и снова. Сравнение с надоедливой мухой красочно, но несколько обманчиво, поскольку эти «мухи» могут убить.

Разнообразие традиций сарацинских армий имело свои преимущества и недостатки. Хорошие командиры могли использовать сильные стороны своих различных войск и использовать их для дополнения друг друга. Менее эффективные командиры обнаруживали, что их армии распадаются или подразделения действуют независимо друг от друга. Пехоте было легко остаться позади, забытой и уничтоженной. Кавалерия без поддержки пехоты была уязвима, когда останавливалась, чтобы отдохнуть и напоить своих лошадей, и совершенно бесполезна в осадной войне, которая была доминирующей формой боя в период крестоносцев.


В дополнение к этническим различиям в сарацинских армиях также существовали различные виды службы. С другой стороны, совершенно неизвестной на Западе, сарацинские командиры всегда имели контингент рабов-солдат, полностью преданных им. Эти рабы-солдаты или мамлюки (также мамелюки и мамлюки) составляли личную охрану полководцев и лордов. Они состояли из мужчин, которые были приобретены в детстве (тщательно отобранными, как предполагается, по их внешнему виду и здоровью) и тщательно и строго обучены в течение многих лет, чтобы сделать их отличными солдатами. Хотя технически они были «освобождены» по завершении обучения, они оставались эмоционально и финансово связанными со своим хозяином. Они были профессионалами, у которых не было других интересов или целей, кроме как служить своему хозяину на войне.

Напротив, основная часть войск сарацинской армии была похожа на феодальные дамбы на Западе. Это были мужчины с землей и семьями, которые служили в армии по призыву или добровольцами, но не были профессиональными солдатами. Качество таких войск, очевидно, сильно различалось. Некоторые из них, молодые, мужественные и честолюбивые, несомненно, были очень хороши. Другие, стареющие, больные или просто бескорыстные, были не так хороши. Одним из элементов, который, несомненно, имел неоднозначную ценность, были джихадисты, которые присоединились к сарацинским армиям, участвовавшим в войне против государств крестоносцев. Хотя эти войска часто были необученными и плохо вооруженными, их можно было использовать для особо опасных задач, таких как штурм пролома в стене или взбирание по осадной лестнице.

Также, как и на Западе, большая часть сарацинских войск (например, мамлюков) служила лорду или эмиру, а не непосредственно султану. Таким образом, как и на Западе, сарацинская армия состояла из небольших, сплоченных групп войск, связанных с землевладельцем, который сам служил более крупному землевладельцу, который служил еще более крупному землевладельцу и т. д. , пока один не пришел наверх, сам султан. Тем не менее, хотя теоретически все прямо или косвенно служили султану, на самом деле мужчины служили людям, которых они знали лично. Если их непосредственный господин переходил на другую сторону или просто решал вернуться домой, то и они поступали так же. В результате единственными войсками, на которые султан мог положиться на 100 %, были его мамлюки (пока они тоже не восстали, не разорвали султана на куски и не взяли под свой контроль, но это было только в середине 13 века) 9. 0003

Короче говоря, султан, как и средневековый король, зависел от лояльности и поддержки своих самых могущественных эмиров, а эмиры обладали властью, подобной баронам в средневековой Европе, с одним важным отличием: эмиры не владели территорией на наследственной основе. Они служили администраторами территории или других источников доходов (таких как таможня или рынки) для султана. По крайней мере теоретически, султаны могли уволить их и заменить по своему усмотрению.

Хотя можно было бы ожидать, что это сделает их более лояльными, факты говорят об обратном. Отсутствие должности создавало чувство незащищенности и, как правило, делало эмиров более корыстными. Не имея личной заинтересованности в конкретной территории, они всегда были открыты для альтернативных возможностей — от другого султана, брата, двоюродного брата или сына, желающих бросить вызов правящему султану. При отсутствии долгосрочных перспектив также имел место сильный уклон в сторону разграбления своего текущего положения, будь оно территориальным или чисто административным.

Кроме того, тот факт, что эмиры приходили и уходили (выжимая как можно больше доходов из подвластных им), подрывал лояльность. Фермеры-арендаторы и крестьяне не имели особых причин отождествлять себя с постоянно меняющимся составом помещиков, посланных эксплуатировать их. Этот факт отражается в тенденции сарацинских сил к сравнительно быстрому растворению. Саладин постоянно с трудом удерживал свои войска в полевых условиях более месяца или около того. Даже после его великой победы при Хаттине и разграбления целого королевства его войска исчезли, когда начались дожди.

Чтобы компенсировать в целом низкий уровень лояльности и морального духа новобранцев, сарацинские лидеры все больше зависели от наемников. Они были преимущественно выходцами из кочевых племен азиатских степей, но включали и армян, что еще больше увеличивало общее разнообразие сарацинских сил.

Copyright © Helena P. Schrader. Все права защищены.

Сарацин | люди | Британика

  • Развлечения и поп-культура
  • География и путешествия
  • Здоровье и медицина
  • Образ жизни и социальные вопросы
  • Литература
  • Философия и религия
  • Политика, право и правительство
  • Наука
  • Спорт и отдых
  • Технология
  • Изобразительное искусство
  • Всемирная история
  • В этот день в истории
  • Викторины
  • Подкасты
  • Словарь
  • Биографии
  • Резюме
  • Популярные вопросы
  • Обзор недели
  • Инфографика
  • Демистификация
  • Списки
  • #WTFact
  • Товарищи
  • Галереи изображений
  • Прожектор
  • Форум
  • Один хороший факт
  • Развлечения и поп-культура
  • География и путешествия
  • Здоровье и медицина
  • Образ жизни и социальные вопросы
  • Литература
  • Философия и религия
  • Политика, право и правительство
  • Наука
  • Спорт и отдых
  • Технология
  • Изобразительное искусство
  • Всемирная история
  • Britannica объясняет
    В этих видеороликах Britannica объясняет различные темы и отвечает на часто задаваемые вопросы.
  • Britannica Classics
    Посмотрите эти ретро-видео из архивов Encyclopedia Britannica.
  • #WTFact Видео
    В #WTFact Британника делится некоторыми из самых странных фактов, которые мы можем найти.
  • На этот раз в истории
    В этих видеороликах узнайте, что произошло в этом месяце (или любом другом месяце!) в истории.
  • Demystified Videos
    В Demystified у Britannica есть все ответы на ваши животрепещущие вопросы.
  • Студенческий портал
    Britannica — это главный ресурс для учащихся по ключевым школьным предметам, таким как история, государственное управление, литература и т. д.
  • Портал COVID-19
    Хотя этот глобальный кризис в области здравоохранения продолжает развиваться, может быть полезно обратиться к прошлым пандемиям, чтобы лучше понять, как реагировать сегодня.
  • 100 женщин
    Britannica празднует столетие Девятнадцатой поправки, выделяя суфражисток и политиков, творящих историю.