(не)усвоенные уроки — Россия в глобальной политике
Упразднение Советского Союза, провозглашённое в декабре 1991 г. в Беловежской пуще руководителями России, Белоруссии и Украины, считалось благополучным (так как было мирным и не кровопролитным) окончанием не только истории единого государства на огромных пространствах Евразии, но и биполярной международной системы. В 1992 г. преобладало мнение, что метафора «конца истории» реализована, и дальше, как опасался её автор Фрэнсис Фукуяма, будет очень скучно.
События февраля 2022 г. перевернули мировую политику. Историческая эпоха, начавшаяся тогда, тридцать лет назад, завершилась. И теперь понятно, что в наступившую новую эру скучно не будет никому. Пережив непродолжительный по историческим меркам период доминирования одной державы, международный порядок вновь оказался в состоянии ускоряющейся перекройки с неопределённым финалом. В исследованиях всё чаще можно встретить оценку текущих изменений как нарастание новой блоковой конфронтации[1], хотя с определением характера этих блоков есть затруднения.
В центре современного кризиса – состояние всей политико-экономической системы либерального капитализма. Рефлексия по поводу причин распада СССР представляет для нас интерес как попытка систематизации факторов, способных сыграть роковую роль в судьбе держав, ещё совсем недавно казавшихся бессмертными. Специальный номер журнала “The National Interest”, вышедший весной 1993 г. и целиком посвящённый осмыслению причин стремительного исчезновения Советского Союза, познавателен и применительно к его основной теме, и с точки зрения экстраполяции уроков того краха на сегодняшние тенденции. Тем более что авторы – ведущие политические мыслители страны, ставшей тогда неожиданным победителем в соревновании[2].
Прямые кросстемпоральные аналогии всегда упрощают реальность, но всё же история – это память государств. И уроки имеют значение, если не в качестве прямых параллелей, то как основа для оценки всей методологии анализа. В журнале, который мы вспоминаем, предпринята одна из первых попыток систематического разбора причин и следствий дезинтеграции Советского Союза.
Авторы, представлявшие цвет американской советологии, не стали замыкаться на оценке произошедшего с СССР. Они постарались заняться и саморефлексией, другими словами, увидеть в крахе противника себя и свои проблемы.
Представленные в обширном номере эссе касаются мотивов внутриполитических трансформаций в Советском Союзе (Фрэнсис Фукуяма, Майкл Раш, Владимир Конторович, Чарльз Фэрбэнкс, Питер Реддауэй, Стивен Сестанович), провала американской советологии, не предсказавшей реформы Михаила Горбачёва (Ричард Пайпс, Майкл Малиа, Роберт Конквест, Уильям Одом, Питер Рутланд), дилеммы западных интеллектуалов, оказавшихся между крайностями антикоммунизма и анти-антикоммунизма (Сол Беллоу, Натан Глейзер, Ирвинг Кристол). Даже простое перечисление основных тем показывает, что все эти сюжеты вполне актуальны и для оценок современного состояния Запада.
Сам по себе выход сборника только в 1993 г. показывает, что нараставшая с середины 1980-х гг. динамика изменений в Советском Союзе и мире, которая приобрела лавинообразный характер на рубеже 1980–1990-х гг.
, во многом стала неожиданностью для американских учёных. За шоком первых лет последовал страстный поиск смыслов. В целом мнения исследователей разделились на две превалирующие группы. Одни были склонны к фатализму в анализе исторического опыта СССР и стремились доказать, что трагический финал советского проекта был предопределён в силу его внутренней и/или мировой эволюции. Но эти мыслители представляли скорее пессимистичное меньшинство. Немало исследователей вполне позитивно оценивали гипотетические перспективы Советского Союза, несмотря на внутриполитические дисбалансы и снижение динамизма развития.
В многоаспектном процессе советского упадка эксперты усматривали различные доминанты. Фукуяма, подходя с либеральных позиций, заострил внимание на модернизации советского социума, которая вписывалась в общемировой тренд[3]. По его мнению, демократические семена дали всходы в различных сегментах советского общества: от интеллигенции до партийного аппарата. В свою очередь, кризис советской системы убеждений привёл к разрушению всей политической конструкции.
В то же время автор концепции «конца истории» был вынужден признать, что решающую роль сыграли инициированные сверху реформы, которые открыли путь демократии, а не гражданская активность снизу. Не без основания философ заключал, что технократы стали «могильщиками коммунизма»[4].
Согласно Питеру Реддуэю, основной движущей силой перемен являлась как раз общественность[5]. Хотя заявила она о себе только на заключительном этапе «перестройки». Особенно рельефно её значение проявилось в ряде союзных республик, где подъём этнического национализма давал местным элитам повод для сепаратизма. В этом плане, по утверждению автора, советское руководство имело все основания для решительной борьбы с недовольством. Но базовые условия для негативного сценария создала всё-таки политика гласности. Питер Рутланд отмечает, что она обернулась против режима, особенно в контексте аварии на Чернобыльской АЭС[6]. Реддуэй настаивал, что, если бы на ранней стадии реформ инициативы генерального секретаря партии были нейтрализованы или его бы вовсе сместили, с большой долей вероятности страна продолжила бы существовать.
Оптимистично смотрел на жизнеспособность советской системы и Майкл Раш[7]. Он утверждал, что СССР на самом деле не испытывал системный кризис. Советский Союз вполне мог функционировать в состоянии ослабления сил ещё несколько десятилетий, но пал жертвой фатального стечения обстоятельств.
Идеология, хотя и утратила пассионарный запал, воплощалась в ключевых советских институтах.
Снижение ассигнований на оборону на 10–20 процентов, по его мнению, позволило бы направить ресурсы в пользу гражданского сектора и перезапустить экономику. При этом эксперт не уходит от констатации очевидных фактов. В 1980-е гг. страна, действительно, столкнулась с серьёзными вызовами стагнации экономики, разочарования широких масс населения, вездесущей коррупции. Триггером фатального исхода, с точки зрения Раша, стали опрометчивые решения руководства страны, которые подорвали идейные основы режима, ударили по авторитету партии и спровоцировали взлёт национализма на окраинах.
Таким образом, ключевую роль в крахе СССР Раш отводит Михаилу Горбачёву и его радикальным реформам.
Отдавая должное негативным экономическим показателям как дестабилизирующему фактору, Владимир Конторович подчёркивал, что сами по себе они редко приводят к разрушению политической системы[8]. Плановое хозяйство испытывало хронические трудности, но слабо проработанные реформы окончательно подорвали его устойчивость. Они спровоцировали усугубление инфляции и дефицита, снижение уровня производства и трудовой дисциплины. Однако эрозия политической власти, в его оценках, связана прежде всего с политическими решениями и началась с провозглашением гласности. Критический дискурс СМИ дискредитировал идеологические основы режима, что привело к краху всего государственного здания. В представлении Конторовича, убийственным для СССР стало сочетание экономического кризиса и непродуманной политики ЦК КПСС, причём последний аспект имел решающее значение.
В фокусе анализа Стивена Сеcтановича оказался дискуссионный вопрос, в какой степени внешнее давление стало катализатором внутриполитических сдвигов в СССР[9].
Оригинальный взгляд предложил Чарльз Фэрбанкс, который рассматривал историю СССР как серию из четырёх революций – Октябрьской, сталинской, хрущёвской, горбачёвской[11]. Утверждая, что сущностью советской системы была революционная идеология, ключевую черту развития страны он усматривал в стремлении к саморазрушению. С этой точки зрения, коммунистический проект рано или поздно должен был потерпеть фиаско. «Перестройка» лишь ускорила тенденцию. Но справедливости ради автор отмечает, что идеология породила Советский Союз, служила для него организующим началом, формировала устремлённость в будущее его общества, поддерживала привлекательность страны на мировой арене. Натан Глейзер также подчёркивал, что холодная война была в первую очередь битвой ценностей[12]. Отказ лидеров СССР от ключевых идеологических установок привёл к неминуемому поражению в противостоянии с Западом. В этом плане важным уроком для Соединённых Штатов, который стоило бы усвоить из советского опыта, по мысли Фэрбанкса, является должная оценка силы идей.
Другим значимым предостережением для Америки, по общей мысли авторов выпуска, должен был послужить провал социальных наук в интерпретации мировых и советских процессов. Мир на глазах трансформировался, а привычные теории оказались бесполезны не только для выстраивания прогнозов, но даже для объяснения текущих событий. Тектонические сдвиги, с одной стороны, высветили «духовную нищету» профессионального сообщества, а с другой – стали импульсом для самоанализа. Признавая несостоятельность советологии, Уильям Одом препарировал такие её пороки, как доктринальность, предвзятость, тривиальный анализ, игнорирование очевидных тенденций[13]. Ещё одним грехом экспертного сообщества он называл бесплодные попытки понять ситуацию, руководствуясь западными лекалами, в то время как СССР развивался по собственной логике. Рутланд ещё более определённо описывал проблему – банальная некомпетентность, незнание реалий, истории, языка страны изучения[14].
Параллельно с кризисом западной интеллектуальной элиты ряд исследователей прослеживал постепенный упадок всего общества США. Крёстный отец американского неоконсерватизма Ирвинг Кристол настаивал на том, что либералы, планомерно смещавшиеся в своих установках влево, оказывали разлагающее влияние на общественные устои[15]. Он обвинял идейных оппонентов не столько в симпатиях к коммунизму и СССР, сколько в оправдании социального коллективизма и морального релятивизма в западных странах. Кристола особенно беспокоило то, что либеральная повестка неуклонно становилась всё более радикальной. С точки зрения лидера неоконсерваторов, Соединённые Штаты достигли поворотного момента в истории, поскольку, когда закончилась холодная война, началось настоящее противостояние внутри самих США. К нему они оказались «гораздо менее подготовлены <…>, гораздо более уязвимы»[16].
Историческая отстранённость даёт возможность взглянуть на идеи мыслителей того времени в контексте актуальных вопросов дня сегодняшнего.
Вместе с реинкарнацией холодной войны в международную реальность вернулось военно-стратегическое, геополитическое и идеологическое соперничество, блоковое мышление, борьба за сферы влияния, гонка вооружений, угроза ядерной катастрофы.
На первый план общественно-политической жизни вышли вопросы кардинальных социальных и экономических преобразований, соотношения индивидуальной свободы и социальной ответственности, сильного политического лидерства и народного суверенитета. В немалой степени обозначенные тенденции являются следствием кризиса либеральной глобализации, а также проекцией на мировую политику внутри- и внешнеполитического кризиса США как её лидера.
Предшествующее столкновение Востока и Запада завершилось тем, что оружие добровольно сложил СССР, который фактически самораспустился. Кажется, поверив в неизбежность и необратимость своей победы в прошлой холодной войне, Запад намерен повторить ту же партию уже не только с Россией, которая в 2022 г.
вернулась на позицию наиболее актуального противника, но и с Китаем. Однако карты крайне редко ложатся в столь удачный расклад несколько раз подряд. Для теории и практики международных отношений случай Советского Союза является, скорее, исключительным, чем закономерным. Об этом свидетельствуют плоды мирового развития за три десятилетия. Так, нагнетание США (при поддержке международного сообщества) политического и санкционного давления на Иран, Ирак, Северную Корею не привело к их демократизации, несмотря на колоссальную асимметрию потенциалов силы сторон. Напротив, наблюдается консолидация и внутриполитическое укрепление нелиберальных режимов. Данная тенденция нередко толкала американцев к проведению политики военно-силового насаждения демократии в других странах.
Демократический интервенционизм, с одной стороны, укрепил убеждённость альтернативных центров многополярного мира в жизненной необходимости поддержания своих оборонных возможностей. С другой, в немалой степени дискредитировал идейные основы внешней политики США и их лидерства в мире, а во внутриполитическом плане обострил общественную поляризацию.
И пресловутый «трампизм» – лишь видимая часть айсберга. Как представляется, противоречия достигли базовых устоев американского общества, которое теперь разъединено даже по вопросу конституционного устройства.
В ситуации ослабления мирового доминирования страны Запада – и прежде всего Соединённые Штаты – повышают внешнеполитические ставки. Они наращивают международную напряжённость, которая задаёт контуры новой биполярности. В этом противостоянии основной удар пока направлен на Россию.
События зимы–весны 2022 г. означали выход острейшего соперничества из завуалированной в открытую военно-политическую фазу.
Дважды пережив за последние сто лет трагический опыт утраты государственности и рассматривая текущее великодержавное соперничество как экзистенциальное для себя, Россия пытается усвоить уроки истории. Это в меньшей степени характерно для США. Парадокс либеральной империи стал проявлять себя всё более рельефно. Достигнув беспрецедентного мирового могущества, Соединённые Штаты столкнулись с нарастающим внутренним и внешнеполитическим ослаблением.
А мечта неоконсервативных стратегов о реализации имперской идеи по иронии судьбы стала их кошмарным сном, в котором США проигрывают новую холодную войну сами себе.
Возвращение к искусству государственного управления
Элиот Коэн
Лица, принимающие решения, могут называть свои идеи большой стратегией, но им не следует придавать чрезмерного значения, ведь общие принципы ограниченно полезны, когда дело доходит до конкретной политики. Большая стратегия основана на упрощениях, а мир наш сложен.
Подробнее
Сноски
[1] Karaganov S. The New Cold War and the Emerging Greater Eurasia // Journal of Eurasian Studies. 2018. Vol. 9. No. 2. P. 85-93.
[2] The National Interest. 1993. Spring. No. 31. Special Issue: The Strange Death of Soviet Communism.
[3] Fukuyama F. The Modernizing Imperative: The USSR as an Ordinary Country // The National Interest. 1993. Spring. № 31. P. 10-18.
[4] Ibid. P. 16.
[5] Reddaway P. The Role of Popular Discontent // The National Interest. 1993. Spring. № 31. P. 57-63.
[6] Rutland P. Sovietology: Notes for a Post-Mortem // The National Interest. 1993. Spring. № 31. P. 110.
[7] Rush M. Fortune and Fate // The National Interest. 1993. Spring. № 31. P. 19-25.
[8] Kontorovich V. The Economic Fallacy // The National Interest. 1993. Spring. № 31. P. 35-45.
[9] Sestanovich S. Did the West Undo the East? // The National Interest. 1993. Spring. № 31. P. 26-34.
[10] Ibid. P. 30.
[11] Fairbanks C.H. The Nature of the Beast // The National Interest. 1993. Spring. № 31. P. 46-56.
[12] Glazer N. Did We Go Too Far? // The National Interest. 1993. Spring. № 31. P. 136.
[13] Odom W. The Pluralist Mirage // The National Interest. 1993. Spring. № 31. P. 99-108.
[14] Rutland P. Sovietology: Notes for a Post-Mortem // The National Interest. 1993.
Spring. № 31. P. 112.
[15] Kristol I. My Cold War // The National Interest. 1993. Spring. № 31. P. 141-144.
[16] Ibid. 144.
Нажмите, чтобы узнать больше
Совсем не конец истории. О фатальных просчётах политики США после холодной войны / От редакции / Независимая газета
Тэги: экономика, политика, сша, кризиз, геополитика, финансы, бизнес, инфляция, либерализм, запад, международные отношения, мировой порядок, байден, трамп
Графика сайта asianwarrior.com
Мир катится под откос. Наводнения, засухи, голод, войны, кризисы, дефициты, инфляция повсеместно становятся актуальной реальностью. Ближний Восток, Европа, Африка, США сталкиваются с серьезнейшими вызовами, не видя ясной стратегии удовлетворительного ответа на них. Что-то пошло не так.
С окончанием холодной войны Запад решил, что прежний подход к международным отношениям через призму геополитических интересов устарел.
Мир должен строиться через утверждение универсальных ценностей, важных для всех: права человека, борьба с изменением климата, свободная торговля и повсеместное распространение схожих институтов.
Потребовалось примерно 30 лет, чтобы увидеть фундаментальные провалы в расчетах архитекторов нового мирового порядка.
Базовые ошибки основывались на представлении, что Запад в качестве победителя в холодной войне будет определять не только правила игры, но и победителя в этой самой игре. Если по правилам почему-то не выиграть.
Ярким доказательством сказаного служит то, как Запад начал манипулировать применением фундаментальных и, казалось бы, неизменных ценностей рыночной экономики в своих интересах.
Катехизис под названием «Вашингтонский консенсус», принятый в конце 80-х годов для стран с нерыночной экономикой, предполагал неуклонное проведение политики приватизации, либерализации внешнеэкономических связей и стабилизации бюджетов с резким сокращением государственных расходов и дефицитов.
Международные институты в лице МВФ и Мирового банка, словно церберы, следили за непреклонностью в решениях по закрытию всех предприятий в ключевых отраслях российской экономики, которые не вписались в жесткие рыночные условия. Задержки по зарплатам трактовались как справедливое возмездие за годы неэффективной работы. Широко пропагандировалась конверсия с перепрофилированием производства на выпуск вместо высокотехнологичной продукции товаров народного потребления: кастрюль, сковородок, бидонов.
Россия прошла «лихие 90-е» под дудку Мишеля Камдессю, тогдашнего директора-распорядителя МВФ, навсегда запомнив эту мелодию в контексте похорон Советского Союза. Тот самый «ресентимент», о котором любят сегодня говорить эксперты и политологи, родом оттуда, из 90-х.
И всё бы хорошо. И всё бы шло так, как мнилось тогда. Но тут случился кризис 2007–2008 годов, вызванный безответственностью американской ипотечной политики. Мир ужаснулся, что все гуру кредитования и риск-менеджмента с Уолл-стрит на практике проводили самую глупую и алчную политику предложения ничем не обеспеченных долговых инструментов.
Еще большее удивление вызвали масштабы спасательных операций национальной экономики финансовыми властями США. 750 млрд долл. было выделено на спасение ключевых банков и автомобильной промышленности страны. Зачем их спасать, если в мире производится достаточно машин и денег? Ведь учили же нас: проиграл в конкурентной борьбе – уступи место более способному.
Получилось, что этот подход верен только для тех, кто не Запад. А на Западе очень внимательно отнеслись к национальным чемпионам, к их спасению, к сохранению коллективов, к стратегически значимым отраслям и предприятиям. При этом за основу решений принимались не чисто экономические и конкурентные соображения, а геополитические интересы и приоритеты. Ну, не может Америка остаться без своего обанкротившегося автопрома, будь он трижды неэффективен по сравнению с японскими и корейскими производителями.
Это был первый громкий звонок, предупреждение всем – «мир, основанный на правилах», это эвфемизм, означающий: победителя определяем мы.
И только мы.
А вскоре в США на двухпартийной основе отчетливо зазвучали тревожные призывы: не допустить превращения Китая в экономику номер один в мире. Оказалось, что «номер один» в мире навсегда отдан США. Согласно мировому «порядку, основанному на правилах». В эти же годы стали звучать и недовольные нотки в отношении России. Мол, не дело России решать, что для нее стратегически важно, а что нет. Эти вопросы, мол, относятся к компетенции Запада. Таковы «правила».
Либеральный порядок на наших глазах на все больших мировых пространствах превращался в авторитарно-бюрократическо-джихадистско-террористический хаос: Афганистан, Ирак, Сирия, Ливан, Ливия, Йемен, Шри Ланка, Мьянма. Да и в самих США годы президентства Трампа и Байдена выявили фундаментальный отказ от таких ценностей, как свобода слова, свобода информации, презумпция невиновности, честная политическая борьба.
Выяснилось, что брать за пример институциональное устройство США невозможно.
А с выходом Британии из ЕС стало очевидным, что и ценности «либерализации» натолкнулись на жесткий экономический национализм Лондона.
Стало очевидным, что Запад не в состоянии обеспечить мир, «основанный на правилах», ни в мире, ни в своих границах.
Пришедшие вместе с Байденом к формированию внешней политики США представители того, что получило название «глубинное государство», с энтузиазмом ранних крестоносцев решили завершить линию на окончательный отрыв Украины от России с гарантиями первой на вступление в НАТО.
Тут и закончился мир, «основанный на правилах». И вернулся мир, базирующийся на геополитических интересах.
Нравится это кому-то или нет, но с этим придется считаться всем. Кто хочет, в конечном счете, большую часть своего времени тратить на решение глобальных проблем человечества: здравоохранение, экологию, питание, права человека, энергетику…
Иначе никак.
Конец истории по Фукуяме откладывается на неопределенный срок. В связи с неспособностью США поддерживать конкурентоспособность и лидерство на принципах либеральной экономики и невмешательства государства в определение победителя. А распространять идею, противоречащую собственной практике, больше не представляется возможным. Так что нам предстоит быть участниками безжалостной борьбы за новый мировой порядок вместо «порядка, основанного на правилах».
РСМД :: О третьей холодной войне
В последние полгода большинство комментаторов наконец признали очевидное — развертывается новая холодная война, перестали стыдливо предупреждать о том, что отношения России и США «самые худшие со времен окончания холодной войны».
На деле они больше всего напоминают 1950-е гг. Естественно, со всеми поправками на новую мировую ситуацию. Полагаю, что из этого обострения можно выйти победителем при правильном выборе внутренней политики и внешнеполитической ориентации и, главное, не ввязавшись в большую войну предотвратив ее и, тем более, ее перерастание на уровень мирового термоядерного и киберпространственного Армагеддона.
Пока в этой холодной войне (или ее новом туре) мы находимся на выигрывающей стороне. Но можем и вновь проиграть. В истории Россия не раз «вырывала поражение из рук победы».
В последние полгода большинство комментаторов наконец признали очевидное — развертывается новая холодная война, перестали стыдливо предупреждать о том, что отношения России и США «самые худшие со времен окончания холодной войны».
На деле они больше всего напоминают 1950-е гг. Естественно, со всеми поправками на новую мировую ситуацию. Полагаю, что из этого обострения можно выйти победителем при правильном выборе внутренней политики и внешнеполитической ориентации и, главное, не ввязавшись в большую войну предотвратив ее и, тем более, ее перерастание на уровень мирового термоядерного и киберпространственного Армагеддона.
Пока в этой холодной войне (или ее новом туре) мы находимся на выигрывающей стороне. Но можем и вновь проиграть. В истории Россия не раз «вырывала поражение из рук победы».
Первые два тура
Об истории и теории «холодной войны» написаны миллионы страниц. Попытаюсь дать еще одну трактовку с высоты моего нынешнего опыта и понимания. Холодная война — один из типов международного соперничества за ресурсы — территорию, население, собственно экономические ресурсы, которое сопровождало всю историю человечества. Пока не будет отменена суть человека — морально или физически — это соперничество продолжится. Всегда эта борьба, имевшая в первую очередь геополитические и геоэкономические основы, содержала сильный идеологический элемент, нередко выходивший на первый план. Вспомним, например, крестовые походы.
Начало того, что мы сейчас называем «холодной войной», естественно необходимо датировать не 1945-1948 гг., а Октябрьской революцией. Тогда геоэкономический и геополитический элементы в этой борьбе были мощнее, чем раньше сращены с идеологией — коммунистической в ее прежнем варианте прямого отрицания частной собственности, что потенциально вырывало вслед за Советской Россией — СССР частные экономические активы — землю, фабрики, финансы из рук ее владельцев и угрожало правящим кругам всего тогдашнего мира.
Коммунистическая идеология с ее упором на справедливость и равенство людей, в том числе полов, и свободу народов имела огромную притягательную силу. Коммунистическую Россию пытались сокрушить в годы гражданской войны, не признавали, пытались удушить. Только начавшийся Великий кризис немного изменил ситуацию. В СССР начали поставлять технологии, поехали специалисты. Но попытки удушить продолжались. Немецкий монополистический капитал, как было принято его называть, поддержал Гитлера против коммунистов. Затем правящие круги Запада настойчиво пытались толкать его против СССР. Разумеется, в борьбе против СССР был и искренний идейный элемент. Коммунисты отрицали не только частную собственность, но и некоторые базовые человеческие ценности — веру, первоначально семью, историю, традиционное право.
В первой холодной войне (или ее первом туре) идеологический компонент стоял, пожалуй, на первом месте, геоэкономический на втором, геополитический на третьем. Естественно, они переплетаются.
И их можно разделять только для анализа.
Та холодная война окончилась Второй мировой. Хотя и не была ее основной причиной. Ее предсказуемо развязала, первоначально против Запада, униженная и обобранная нацистская Германия со своей тогдашней чудовищной идеологией. Война шла за ресурсы, хотя и прикрывалась идейными лозунгами, борьбой с коммунизмом, против прогнивших демократий и т.д. Итак, первая холодная была в первую очередь идеологической, во вторую геоэкономической, в третью — геополитической.
Вторая, более привычная нам, холодная война также, разумеется, шла за контроль над ресурсами. Со стороны СССР — в меньшей степени. У нас речь шла в первую очередь об обеспечении безопасности, но были и остатки коммунистического интернационализма, теперь больше не в форме поддержки мировой социалистической революции, а национально-освободительного движения. СССР вел холодную войну больше по геостратегическим и в меньшей степени — по идеологическим мотивам.
Запад обосновывал это соперничество необходимостью борьбы с «безбожным коммунизмом», за демократию, но его главными движущими мотивами были геоэкономическими и геополитическими — сохранение начавшей съеживаться зоны доминирования и контроля над ресурсами.
Постепенно с развертыванием гонки вооружений, геостратегические мотивы — стремление избежать ядерного Армагеддона стали выходить на первый план у обеих сторон. Геоэкономический был силен у Запада, у СССР практически отсутствовал. Альтруизм коммунистической идеологии не позволял извлекать экономическую выгоду. Если Запад боролся и за экономические интересы, СССР просто тратил. Что и поспособствовало его поражению. Геополитически СССР еще продолжал наступать (создание зоны контроля в Восточной Европе, поддержка национально-освободительных движений, стран социалистической ориентации в «третьем мире»).
Апогеем холодной войны были конец сороковых и пятидесятые годы. Тогда уровень враждебной, де-факто военной пропаганды, охота на ведьм сильно напоминали сегодняшние дни.
Эта острая схватка почти наверняка привела бы к третьей мировой войне, если бы Всевышний, сжалившись над человечеством, не вручил бы ему руками Сахарова, Курчатова, Оппенгеймера, Ферми и их коллег ядерное оружие, сделав войну теоретически немыслимой, ведущей к самоуничтожению всех.
Тот, второй тур холодной войны, СССР, как известно, проиграл. Главных причин было несколько. В 1960-е гг. коммунистическое руководство не сумело отказаться от по нарастающей показывавшей себя неработоспособной социалистической (нетоварной) системы хозяйствования. (Реформы Косыгина были отвергнуты). В 1960-е гг. одержимые заботой о безопасности, остатками коммунистической идеологии, которая начала вянуть, мы пропустили свой момент Дэн Сяопина. Во многом благодаря этому начала быстро подрывать свои позиции в обществе, как не отвечающая базовым инстинктам и потребностям человека, коммунистическая идеология. А на нее была нанизана советская государственность. К тому же СССР сверх всяких разумных потребностей перевкладывался в оборону.
Ситуация усугубилась в результате ссоры с КНР, которая уже к концу 1960-х гг. привела к необходимости готовиться воевать на два фронта, еще более усугубившую военизацию экономики.
Все больше стоило субсидирование основанной на идеологии экспансии в «третьем мире» и поддержание на плаву «соцлагеря». Союзники в нем были дорогими, но зато в большинстве крайне ненадежными. Благородность идеологии коммунистического интернационализма привела к тому, что Россия (в ее нынешних границах) вынуждена была перекачивать все больше ресурсов в республики СССР. (По массе, насколько известно больше всего получала Украина, в расчете на душу населения — Грузия).
Никто никогда не смог и возможно уже никогда не сможет посчитать во сколько точно обходилась СССР (России) гигантская военная машина, субсидирование советских республик, стран соцлагеря и государства соцориентрации в «третьем мире». На вскидку — процентов тридцать пять — сорок ВНП, раз в 6 -7 больше чем сейчас обходятся оборона и внешняя политика.
Добило СССР дорогостоящее, принесшее тысячи похоронок в советские дома вторжение в Афганистан. Я, когда занимался исследованием его мотивов пришел к выводу, что экономических мотивов не было. Была одержимость безопасностью, ощущение окруженности и угроз со всех сторон. И это на пике военного могущества СССР. Идеологические факторы играли третьестепенную «оберточную» роль.
В результате развала СССР и соцлагеря, перехода Китая на рыночные рельсы Запад получил гигантские новые ресурсы — рынки, сотни миллионов дешевых работников, восстановил свое доминирование в мировой политической, экономической и культурной системе, позволявшее около четырех-пяти веков перекачивать мировой ВНП в свою пользу прямым колониальным грабежом, потом более утонченными способами.
Доминирование основывалось на фундаменте военного превосходства, которое Европа-Запад в силу ряда причин начала получать полтысячелетия тому назад. Эта система дала трещину, когда из нее выпала Россия-СССР, но по-настоящему начала трещать с 1950-х — 1960-х гг.
, когда СССР, затем Китай, обрели ядерное оружие и лишили это доминирование его основного — военно-силового фундамента. Запад начал проигрывать во Вьетнаме, затем было нефтяное эмбарго 1970-х гг. осмелевших арабов.
В 1990-х доминирование, как казалось, восстановилось. Россия из-за внутренней слабости потеряла способность к эффективному сдерживанию.
Померещилось, что победа была идеологической, победили в первую очередь либеральные ценности в их тогдашней относительно скромной трактовке (права человека, верховенство права, демократия). Но эти ценности у нас и в соцлагере казались особо привлекательными, в первую очередь, из-за гораздо более комфортного уровня и качества жизни на Западе по сравнению с бытовой скудностью реального социализма.
Силовое крыло американской элиты утверждало, что СССР проиграл из-за угрозы нового тура гонки вооружений. Знаю, что это не так. Ко времени «фейковой» угрозы звездных войн СССР уже де-факто проиграл из-за износа лежавшей в его основе коммунистической идеи, не эффективной экономики, помноженной на имперское перенапряжение.
Если бы последнего не было, продержались бы дольше и конец был бы, возможно, не столь болезненным.
В панике нараставшего от поражения (мы) и в эйфории от недавней окончательной победы (Запад) после нескольких десятилетий отступления обе стороны стали совершать стратегические ошибки.
СССР, потом Россия, интеллектуально обделенные десятилетиями коммунистического единомыслия, пошли на самоубийственную политическую либерализацию перед и параллельно с введением рыночных реформ, которые могут быть эффективными только при авторитарном правлении. Каким оно и было практически повсеместно при модернизации и активном развитии капитализма. Относительное исключение — США. При всем их внешнем сходстве с Европой — они самобытная цивилизация, рожденная как республика, которой к тому же серьезно никто не угрожал. Хотя и там становление и развитие капитализма сопровождалось вполне авторитарной политикой — практически геноцидом индейцев, репрессиями против профсоюзов и рабочего движения в первой трети XX века.
Запад советскую гласность, политическую перестройку, демократизацию, естественно, поддерживал. Она не только приносила моральное удовлетворение, но и вела к падению управляемости государства-соперника. Но ошибки совершили мы сами.
Еще одной ошибкой, происходившей из той же многодесятилетней интеллектуальной зашоренности была широко распространенная вера в то, что «Запад нам поможет». Понятно, что не помог.
Итак, вторая холодная война была в первую очередь геостратегической, затем геополитической, геоэкономической со стороны Запада.
Идеологический фактор был четвертым, часто прикрывал и оправдывал первые три. Его роль была выше в 1940-1950-е гг., с 1960-х он ощутимо стал уходить на второй план, все больше становясь инструментом (права человека) нежели движущей силой.
В результате завершения второго тура холодной войны Россию теснили, вели против нее несправедливую, но не открыто враждебную политику.
Она считалась безнадежно ослабевшей, сохранялись расчеты на ее интеграцию на западных условиях. И на получение контроля над ее важнейшими -нефтегазовыми ресурсами. Последние рассыпались после «дела Юкоса». Некоторые обозреватели утверждают, что холодная война и не заканчивалась. Но думаю, что политику 1990 — середины 2000-х гг. полноценной холодной войной называть все-таки нельзя.
Но дальше, увлеченные эйфорией казавшейся окончательной победой, ошибки стали совершать на Западе.
В Европе, большинство стран (кроме северо-западных) отказались от перезревших экономических реформ, пошли на бездумное расширение ЕС, введение евро без единого политического руководства. В 1990-е гг. были посеяны семена, взошедшие уже в следующем десятилетии и приведшие Союз к его нынешнему системному кризису.
Следующие ошибки имели еще более тяжелые последствия для Запада. Его политики, увлекшись временной победой, поверили в заведомую чушь, в то, что глубочайшая китайская цивилизация, начав капиталистические реформы, переродится, пойдет по пути демократизации, а значит ослабления государства, и затем перейдет в фарватер западной политики.
Американцы начали понимать свою ошибку только к концу 2000-х гг., когда они уже помогли КНР набрать экономическую мощь и инерцию развития.
В 1990-е гг. Запад допустил еще одну почти сравнимую по историческому значению стратегическую ошибку. На это раз в отношении России. Большая часть российской руководящей элиты и населения стремилась интегрироваться с Западом. (Об обоснованности этих надежд и о цене, которую пришлось за них заплатить — отдельный разговор). Но военно-политическое партнерство было вполне возможным. Но опять же в эйфории и забвении истории это стремление было отвергнуто. Началось расширение НАТО, затем агрессия против Югославии, Ирака, выход из Договора по ПРО, поставившее крест на этих надеждах.
Западничество в элитах стало быстро маргинализироваться, а Москва, маневрируя, взяла, как всегда и было в истории, курс на военное и великодержавное возрождение. Но уже как страна неЗапада. Затем начался поворот на Восток, еще больше менявший баланс в отношениях Европы и внутри российской элиты.
Россия начала выходить на новые политические, экономические, а затем и культурные рынки.
Нынешняя война
Став с середины 2000-х гг. осознавать, что вместо исторического выигрыша начинается геостратегический, а затем и геоэкономический проигрыш, Запад развязал арьергардные бои. Со второй половины 2000-х гг. началось все более жесткое давление на Россию, потом менее решительное — ограничивала глубокая экономическая взаимозависимость — но нараставшее давление и на КНР.
Была сделана еще одна стратегическая ошибка исторического масштаба. Россию и КНР и так сближавшихся в силу объективных и нормальных интересов толкнули к де-факто стратегическому союзу, а Москву не просто к незападной, а антизападной политической и все больше геополитической и экономической ориентации на Восток.
Давление на Китай, заставило его с середины 2010-х гг. забросить надежды на положительное соразвитие с США начать переход к политике все более жесткого противодействия.
Идеи последних крупных американских мыслителей и стратегов Г. Киссинджера и 3. Бжезинского о целесообразности создания тихоокеанского сообщества на основе кондоминиума США — КНР были отброшены. Столкнувшись с нараставшим давлением с Востока (со стороны США), Китай пошел на Запад (Пояс и путь) в экономико-политической сфере, углубление партнерства с Россией в стратегической области, затем стал все больше ориентироваться на внутренний рынок. (Нынешняя политика «двойной циркуляции»). Переориентация Китая вкупе с поворотом России на Восток, Турции от Запада заложили основу для политико-экономического подъема Евразии.
Третий тур холодной войны начался со второй половины 2000-х гг. (тогда, чтобы не обижать коллег, не признававших этот термин, и в глубине души надеясь ошибиться, называл ее «новой эпохой противостояния»).
С середины 2000-х Россия начала пока довольно недорогое и весьма эффективное военно-политическое усиление, к концу следующего десятилетия видимо окончательно выбившее военный фундамент из-под многовекового доминирования Запада-Европы в экономике, политике, культуре.
Эта утрата — глубинная коренная причина нового тура «холодной войны». От экспансии Запад снова, как и с 1940-х до 1987-х гг. вынужден перейти к сокращению сферы доминирования и контроля, своей внешней ресурсной базы.
Целью СССР — России не был подрыв фундамента господства Запада. Ею было обеспечение собственной безопасности, суверенитета, прекращение начавшейся с 1990-х гг. западной экспансии на жизненно важные для страны регионы. Этот подрыв, равно как обеспечение благодаря нему гораздо большей свободы для большинства стран, был попутным эффектом.
Россию сатанизируют, обвиняют во всех грехах. Подавляющая часть этих обвинений (не все, мы не ангелы) — злая чепуха. Но в чем-то обвиняющие правы — мы действительно подорвали фундамент того мирового порядка, в котором западники главенствовали и получали от этого жирные дивиденды.
Сначала мы сделали это в 1950-1960 годы добившись ситуации эффективного сдерживания (тогда это называлось паритетом).
А теперь снова восстановив его. И опять, как и в те десятилетия, Запад ведет арьергардные бои. Тогда ему удалось добиться временного успеха. В основном по своим причинам развалился СССР.
Нынешний тур «холодной войны» как и прежние волны острого соперничества государств, идет за (или вернее против) перераспределение ресурсов экономических, человеческих, природных со стороны утрачивающего их старого Запада. Против их более справедливого распределения.
До относительно недавнего времени идеологический элемент в этом туре холодной войны был слабее, чем в первых двух. Россию, Китай, других «новых» по старым стереотипам обвиняли (и продолжают обвинять) в авторитаризме, китайцев даже в коммунистическом тоталитаризме, в подрыве демократии. Хотя западные демократии, вернее этот тип управления олигархиями, весьма пока еще мягкий и комфортный для большинства -сыпется сам по себе. Проигрыш идет из-за энтропии, упокоения после успеха, неизбежной в условиях демократии деградации правящих кругов.
(Выбирают не лучших, а удобных, равных себе). Так уходили демократии в прошлые века, столкнувшись с внешними вызовами и/или неспособностью правящих кругов обеспечить эффективное управление. Много раз писал об этом. Сейчас лишь напомню пары: греческие республики — тирании, римская — империя, североитальянские республики — монархии, французская — империя, новгородская и венецианская просто пали. Февральская у нас -коммунистическая диктатура, веймерская — Гитлер, капитуляция перед ним почти всех демократий в Европе.
Не вечны видимо и современные западные демократии. Они умирают, чтобы когда-то, как и всегда возродиться. По-другому и, возможно, в других регионах. Но процесс умирания крайне болезнен.
Сказанное, разумеется, не означает что любой авторитаризм или тем более тоталитаризм эффективнее демократии. Историй провала авторитарных политических систем более чем достаточно. И России еще придется доказать, что ее нынешний политический режим действительно является авторитарной модернизацией.
Для обоснования все более жестких контратак на Западе была выдвинута теория противостояния авторитарного и демократического капитализмов. Это идейный компонент существует и до сих пор. Хотя повторим сказанное в прошлых статьях. На начальных и острых периодах своего развития капитализм практически всегда развивался при авторитарном правлении. Более того, с его упором на неравенство, он противоречит демократии, формально подразумевающей равенство. В последние годы этот идейный компонент стали вяло дополнять необходимостью защищать традиционные либеральные ценности — собственно демократию, права индивидуального человека, верховенство закона, политический плюрализм. Но комплексный кризис внутри Запада делают эти аргументы все менее убедительными и в нем самом, и тем более, в остальном мире.
Выборы все чаще превращаются в фарс, вместо идейного плюрализма насаждается единомыслие вполне позднесоветского уровня. Ради прав части индивидов-меньшинств задвигаются права и интересы большинства, недовольного своим ухудшающимся положением.
Началась и эрозия, и политизация судебной власти. А ее относительная независимость была наряду с военным превосходство среди главных причин успеха западного капитализма в прошлые века.
Весьма вероятно, что искусственно насаждавшееся противостояние демократии — авторитаризм и, тем более коммунизм может быть усугублен гораздо более мощным идейным компонентом.
В силу ряда объективных культурных причин и частично сознательной политики теряющих позиции транснациональных (либеральных) правящих кругов США, многих европейских стран в них нарастает эрозия базовых человеческих ценностей. Не у всех, у меньшинства, но пока лидирующего.
Отсюда все эти ЛГБТизмы, мультисексуальности, ультрафеменизмы, отрицание истории и корней, веры, поддержка черного расизма, включающего антихристианство и антисемитизм. Сюда же демократия как религия, а не просто способ управления. Список можно продолжать.
Стагнирует после бурного роста 2000-х гг.
экономический рост, относительно сужая базу международного влияния, но главное — в долгосрочном плане угрожая внутренней стабильности, потерей поддержки власти активным населением.
Усталое раздражение вызывает уже более чем десятилетия неспособность обеспечить экономический рост.
Коренной слабостью является отсутствие у страны устремленной в будущее идеологии, которая пришла бы на место почившей коммунистической, «возвращения» в Европу 1990-х гг., «вставания с колен» 2000-х гг., восстановления статуса первоклассной великой державы 2010-х гг. А без таких идеологий или после их потери великие нации не выживают. Отказ правящих кругов от давно назревшей объединяющей большинство и ведущей вперед идеологии, цели национальной жизни, «новой русской идеи», вызывает недоумение. Качественная технократия нужна, но она не может обеспечить победу в почти всеобъемлющей схватке за будущее.
Но дальше начинаются плюсы.
За империю приходилось платить гигантскую цену.
Я ее условную оценку называл. Даже если она завышена, цена все равно была чудовищной.
Перед тем поражением нам противостояла только начавшая проигрывать, но все еще весьма мощная цивилизация.
Сейчас она политически и морально сыпется, экономически слабеет (Хотя, естественно, у нее еще велик накопленный экономический и культурно-информационный ресурс, который пущен в ход в «последнем бою» через санкции и информационную войну, сатанизацию конкурентов.).
Политическая система большинства стран, решивших противостоять нам и Китаю не приспособлены для длительной жесткой конфронтации. Если бы нам противостоял бы Запад, управляемый более авторитарным и эффективными правительствами, ситуация могла бы быть гораздо сложнее.
В противоречии с риторикой о «союзе демократий» авторитарные тенденции будут в нем, как и в остальном мире неизбежно усиливаться. (Ковид активно используется для этого перехода). Но изменения устоявших за последние полвека политических систем будет болезненным и займет десятилетия.
Удручает (и радует, раз уж западные элиты идут на конфронтацию) их интеллектуальное состояние. В конце прошлой «холодной войны» оно было их сильным козырем. Теперь ситуация коренным образом изменилась. И это еще одна причина паники, враждебности, стремление закрыться. Раньше в самозакрытии лидировал Советский Союз, а Запад законно бравировал своей открытостью и привлекал его. Карикатурна и ошеломляюща параллель с СССР — безумный ввод наземных войск НАТО в Афганистан и полностью предсказуемое поражение в нем после почти двадцатилетней войны.
Мы не слишком богаты, но изнуряющего дефицита почти всего больше нет. (А именно он был, повторюсь, важнейшей, в дополнение к затуханию коммунистической идеи, причиной провала).
Восстановлена за малую долю прошлой цены военная машина — первоклассный ресурс в мире нарастающего хаоса и острой конкуренции. (В дихотомии «злато — булат», последний снова идет вверх (возможно временно). Другое дело, что булат сейчас нужен особенный.
Но пока новейшим поколением вооружений мы показали, что можем за небольшую цену лидировать там, где нужно).
Перебалансировка экономических связей на Восток, начавшееся уменьшение еще полтора десятилетия тому назад подавляющей экономической зависимости от Запада, расширяет свободу маневра.
Любой патриот России, к какому этносу от бы не принадлежал, не может не скорбеть об утрате присоединенных предками территорий. Но большинство из них сжирало ресурсы собственно России.
Сейчас эти территории поставляю нам дешевые рабочие ресурсы, в том числе и вполне квалифицированные. Товары закупаются по рыночным ценам в частности и поэтому почти все республики бывшего СССР резко обеднели. Многие наши уехали, но мы ввозим многие миллионы работников из сопредельных стран. Они работали у нас и на нас, становятся гражданами. Без них начавшийся еще при СССР и усугубившийся с 1990-х гг. демографический спад был бы гораздо глубже. Проблема Украины, во многом созданной нашим прошлым бездействием остается.
Но страна быстро движется к полной несостоятельности.
Помощь развивающимся странам относительно микроскопична.
Россия сохранила и даже развила многие военно-технологические ресурсы, оставшиеся от прежней страны. Но главное — была сохранена Сибирь — ключевой источник развития на будущие годы.
Существенном факторам при расчете соотношения сил являются и сокращение доли Запада в мировом ВНП, растущая самостоятельность не Запада, расширяющая поле геоэкономического и геополитического маневра.
Коренное же изменение в геополитическом положении России произошло из-за превращения Китая из врага в дружественное государство, почти в союзника и его быстрое усиление. Оно — важнейший внешний потенциальный ресурс развития и точно — экономии на военных расходах.
Пока КНР перестраивает свои вооруженные силы, военную стратегию от сухопутного к морской. Нам она пока угрожать не собирается. Мощный Китай потенциально оттягивает на себя все больше военно-политических ресурсов США.
Тоже самое делает для Китая Россия. Она для него стратегическая опора в военно-политической сфере и безопасный источник важнейших природных ресурсов для развития.
История придвинула нас друг к другу. И это пока огромный выигрыш. Предстоит не просто углублять сотрудничество, доводить его в ближайшее десятилетие, которое будет видимо решающим в навязанной холодной войне, до состояния неформального союза, но и планировать нашу китайскую политику на последующие десятилетия, когда безальтернативное добрососедство придется возможно дополнять усилением элементов балансирования. Если Китай будет «выигрывать», а шансов у него больше, и начнется имперское головокружение от успеха. В случае, пока не проглядывающемся относительного проигрыша, придется больше балансировать в его пользу. Реванша Запада допускать нельзя. Он показала на что он способен, если ему покажется, что он выигрывает — череда агрессий, «цветных революций», погрузивших в хаос и нищету страны и целые регионы.
Естественно системное планирование китайской и в целом азиатской политики необходимо и на ближайшее десятилетие.
Ведь она уже становится de facto, хотя еще и не официально, важнейшим направлением российского взаимодействия внешним миром. Более важным, чем даже отношения с США в прошлые десятилетия.
У России есть еще одно гигантское преимущество — опыт прошлой холодной войны, отсутствие иллюзий и идеологических шор. Пока мы не повторяем ошибок СССР — имперской перевовлеченности, копирования более богатого соперника в военной области, проводим самостоятельную политику. Наконец отказались от дурацкой идеи количественного равенства (паритета) в вооружениях.
Наконец, важнейшим нашим преимуществом является уверенность большинства россиян и российской элиты (хотя, к сожалению, не всей) в том, что «наше дело правое», в своей моральной правоте.
В позднем советском обществе такого ощущения не было. И это было одной из важнейших причин провала СССР. Важно такое ощущение правоты поддержать устремленной вперед стратегией и идеологией, и выходим из подрывающей кураж экономической стагнации.
Сильно подозреваю, что те, кто решил развязать холодную войну против нас, Китая, других «новых», потеряли веру в свою правоту. В редких теперь прямых дебатах с западными коллегами (они их похоже боятся) не раз просто говорил: прекратите врать. И они прекращали. Такими стеснительными были раньше мы, советские.
Сказанное, впрочем, не означает, что соперники быстро сдадутся.
Я не стану перечислять, что с моей точки зрения нужно делать, чтобы эффективно развиваться и укреплять свои позиции в мире. Не раз писал об этом в своих статься последних лет.
Подведу итог своим размышлениям.
У нас весьма высок шанс победить в этой, третьей, развязанной против нас, на этот раз и против Китая, а заодно и других «новых», холодной войне. Но эта борьба потребует большого напряжения национальных сил, выработки наступательной идеологии. Такая идеология должна не просто опираться на жизнетворные традиции, но вести в будущее.
Ее контуры мне достаточно очевидны. Я с коллегами их неоднократно описывал. Выдвигаются плодотворные идеи и многими другими думающими россиянами.
Для того чтобы такая идеология была создана и была бы эффективной необходимо сохранение интеллектуальной открытости, плюрализма.
Думаю, это — решаемая, хотя и непростая, задача в ситуации при введении навязанной холодной войны и всеобщей цифровизации, сужения поля политических свобод.
Если такая свобода будет ограничиваться, это не только приведет к потере конкурентного преимущества, но и к неизбежным ошибкам в политике (смотри опыт СССР).
Ну а потом, после «выигрыша» история продолжится, и потребуются новые усилия по усовершенствованию нашей страны, по поиску оптимальных балансов в мире.
Второй тур холодной войны мы проиграли, в том числе взяв на себя неподъемное бремя. Сейчас есть возможность стать (более дружественными Китаю) балансиром в американо-китайском соперничестве и в будущей миросистеме Большой Евразии.
В заключении повторю сказанное многократно: уровень опасности новой мировой войны крайне высок. Мир балансирует на ее грани. Активная политика мира — императив. Если грань будет преодолена, прервется история, не будет ни четвертой холодной войны, ни всего остального.
У меня вызывала отвращение прошлая холодная война, которую я застал, и конечно вызывает нынешняя.
Но хотелось бы, чтобы аналитики будущих поколений имели бы возможность писать подобные статьи, спорить, жить.
Источник: Клуб Военачальников Российской Федерации
Please enable JavaScript to view the comments powered by Disqus.
Послевоенная политика и холодная война
Конец лета 1945 года ознаменовался пиком американского могущества. Страна, пострадавшая от пыльных чаш, экономической депрессии и разрушительного нападения на ее Тихоокеанский военно-морской флот за последние полтора десятилетия, стала доминирующим глобальным игроком.
Американские солдаты нанесли решительное поражение казавшимся непобедимым немецким и японским вооруженным силам. Благодаря щедрым государственным инвестициям и иммиграции через Атлантику некоторых из лучших умов Европы, американская наука и технологии превзошли всех конкурентов. Шокирующие атомные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки доказали это. Прежде всего, Соединенные Штаты развили способность производить больше военных и гражданских товаров (самолеты, автомобили, радиоприемники и оружие, среди многих других предметов), чем весь остальной мир вместе взятый. Американские фермеры также извлекали выгоду из массового производства и распределения, продавая достаточно еды в конце войны, чтобы накормить население по всему миру. Для американских граждан, которые спасли и пожертвовали в 1930-х и начале 1940-х годов следующее десятилетие обещало беспрецедентную безопасность и изобилие. Счастливые дни, казалось, снова наступили.
Счастье было очевидным в уличных парадах, семейных встречах и новых рождениях («бэби-бум»), которые заполнили американское общество сразу после войны.
Счастье, однако, также было мимолетным чувством. Американцы, праздновавшие свою победу с близкими, также зловеще смотрели на опасный, сложный и потенциально жестокий послевоенный мир. 19 августа46 года, всего через год после окончания войны, журналист Джон Херси опубликовал жгучий отчет об ужасных страданиях, вызванных американской атомной бомбардировкой Хиросимы. Первоначально появившись в журнале New Yorker , а затем опубликованном как книга-бестселлер, описания Херси предупреждали читателей о том, что величайшие достижения современной науки обещают новые смерти и разрушения, если их тщательно не контролировать. Американцы начали беспокоиться о последствиях приобретения и, возможно, использования этой ужасной новой технологии другими странами, особенно Советским Союзом Иосифа Сталина. Будущая война будет еще хуже, чем то, что граждане только что видели.
Окончание Второй мировой войны действительно оставило много незавершенных дел. Военные действия между Соединенными Штатами и Советским Союзом, обычно называемые «холодной войной», быстро возникли из-за опасений будущего военного конфликта в опустошенных и уязвимых районах.
Армии союзников разделили Европу на восточную и западную половины, удерживаемые в основном советскими и американскими войсками соответственно. Соединенные Штаты контролировали послевоенную Японию, но Корейский полуостров оставался разделенным между советской (северной) и американской (южной) зонами оккупации. Американские силы также оставались широко развернутыми в Индокитае (Камбоджа, Лаос и Вьетнам), на Филиппинах, в Индонезии и других районах, ранее удерживаемых японцами во время войны. Эти внешние обязательства сильно растянули американские ресурсы и открыли страну для многих новых конфликтов.
Американцы беспокоятся о послевоенных расходах: сколько им придется заплатить, чтобы помочь восстановить союзников, таких как Великобритания и Франция, и бывших врагов, особенно Германии и Японии? Не подорвут ли эти послевоенные проекты инвестиции в американскую экономику дома? Американцы также беспокоились о новых врагах: воспользуются ли Советский Союз и его коммунистические союзники в Европе и Азии послевоенной слабостью для распространения своей экстремистской идеологии? Создаст ли Иосиф Сталин новую империю на территориях, ранее принадлежавших немцам и японцам? Холодная зима 1945–1946 годы стали свидетелями почти голодных условий в оккупированных американцами частях Западной Германии и усиления коммунистической агрессии в Восточной Европе.
Худшие опасения по поводу послевоенных издержек и конфликтов стали реальностью. Не было никакого «дивиденда мира».
Президент Гарри Трумэн был старомодным финансовым консерватором. Он поддерживал расширение государственных программ в рамках Нового курса президента Франклина Рузвельта во время Великой депрессии, но он также считал, что страна не может продолжать тратить больше денег, чем она получает в виде налогов. Трумэн хотел продолжать инвестиции дома, контролировать угрозы за границей и ограничивать расходы на армию. Он стремился к «справедливой сделке» для послевоенных американцев, которая включала усилия по предотвращению повторения двойного зла 19-го века.30-е годы: экономическая депрессия или распространение фашизма (в том числе коммунистического «красного фашизма»). Для Трумэна это означало, что американская политика должна быть активной и экспансивной, но в то же время осторожной и сдержанной. Соединенным Штатам пришлось удерживать линию на коммунистическую экспансию, возвращая войска домой.
Соединенным Штатам пришлось создавать новые экономические возможности, особенно для возвращающихся солдат, сохраняя при этом бюджеты под контролем.
Закон о реорганизации военнослужащих (также известный как «Закон о военнослужащих»), подписанный президентом Рузвельтом 22 июня 19 года.44, стал основным средством федеральной помощи американским ветеранам войны. Во время президентства Трумэна широкое применение его преимуществ обеспечило основу для значительного роста Америки. Восемь миллионов ветеранов получили помощь в образовании, более двух миллионов из которых посещали колледжи и университеты, оплачиваемые непосредственно государством. Более двух миллионов ветеранов также купили новые дома за счет льготных государственных кредитов, предоставленных законопроектом о военнослужащих.
Высшее образование и домовладение стали обычными путями для вернувшихся солдат, чтобы влиться в расширяющийся американский средний класс. Они часто были первыми людьми в своих семьях, достигшими комфорта и профессионального статуса такого масштаба.
Будучи частью среднего класса, они больше читали, больше покупали и больше экономили, чем их предшественники. Они также платили больше налогов в процентах от своего годового дохода, чем любое предыдущее поколение американцев. Закон о правах военнослужащих и этика государственной службы, перенесенная со времен Второй мировой войны, сделали годы после 1945 период необычайного роста американских национальных возможностей. Историки оглядываются на этот период как на пик того, что они называют «социальным капиталом» по всей стране.
Это замечание относится к женщинам, афроамериканцам и другим меньшинствам. Они продолжали противостоять уродливой реальности расизма, сексизма и этнических предрассудков в послевоенной Америке, но они также извлекали выгоду из материальных возможностей, немыслимых для предыдущих поколений. Хотя законопроект о военнослужащих явно благоприятствовал белым ветеранам-мужчинам, он также способствовал повышению уровня образования и владения жильем для других групп.
Президент Трумэн способствовал этому процессу, публично призывая к более справедливому и равному обращению с гражданами. 19 декабря46 года он назначил новый президентский комитет по гражданским правам, который в октябре 1947 года опубликовал знаменательный отчет: , чтобы обеспечить эти права . В отчете осуждается сегрегация и содержится призыв к администрации Трумэна сделать больше для интеграции различных рас в американское общество, особенно в вооруженных силах США.
Трумэн не хотел быстро продвигаться по расовой интеграции, опасаясь отчуждения белых избирателей. Однако он отреагировал на президентский комитет и растущее движение организованных афроамериканцев, требующих равных прав. Многочисленные афроамериканские группы по всей стране под предводительством уважаемого борца за труд и гражданские права А. Филипа Рэндольфа объединились, чтобы потребовать более широкого доступа к ценностям среднего класса, обещанным законопроектом о правах военнослужащих. Афроамериканцы и другие меньшинства участвовали в боевых действиях во время Второй мировой войны, они «доказали» свой патриотизм, и теперь у них был сильный аргумент в пользу равного гражданства.
По мере приближения президентских выборов в ноябре 1948 года Трумэн понял, что для своего переизбрания ему необходимо получить голоса афроамериканцев. Несмотря на противодействие со стороны многих военачальников, 26 июля 1948 года президент подписал указ № 9881, требующий «равного обращения и равных возможностей для всех лиц, находящихся в вооруженных силах, независимо от расы, цвета кожи, религии или национального происхождения». Трумэн также призвал к созданию постоянной Комиссии по справедливой практике найма (впервые созданной президентом Рузвельтом в 1941), отмену подушных налогов, которые лишали избирательных прав, и принятие нового закона против линчевания. Хотя конгрессмены-демократы с Юга затормозили большинство этих инициатив, Трумэн убедительно заявил о законности требований меньшинств о равном обращении.
Фактическая десегрегация вооруженных сил заняла более пяти лет. Он создал модель справедливой занятости и доступа к статусу среднего класса для меньшинств в Соединенных Штатах.
Это был первый крупный успешный закон о гражданских правах после Второй мировой войны, и он укрепил новую коалицию афроамериканских граждан, требующих голоса в национальной политике, особенно в Демократической партии. Небольшая победа Трумэна над своим оппонентом-республиканцем в 1948-летний Томас Дьюи, вероятно, был бы невозможен без поддержки афроамериканских избирателей. Стром Турмонд, демократический губернатор Южной Каролины, порвал с Трумэном из-за поддержки президентом ранних гражданских прав, создав недолговечную партию «Диксикрат».
Широкое видение Трумэном возможностей в американском обществе шло рука об руку с сильной нетерпимостью к радикализму. Президент продал свою «честную сделку» как либеральную альтернативу насилию фашизма и Джима Кроу у правых и фанатизму коммунизма и социализма у левых. Либерализм был правильным срединным путем, который защищал права личности, безопасность и процветание от попыток экстремистов отрицать эти ценности во имя того, что многие в то время называли «ложными богами».
Конец 1940-е годы и начало 1950-х годов стали свидетелями того, что историки назвали «религиозным пробуждением» в американском обществе, поскольку такие фигуры, как Трумэн и его преемник Дуайт Эйзенхауэр, подчеркивали религиозные корни своих программ расширения экономических возможностей дома и предпринимали решительные усилия по предотвращению распространения безбожного коммунизма.
Трумэн и его сторонники заклеймили другого противника президента в 1948 году, бывшего вице-президента Генри Уоллеса, опасным сотрудником коммунистов. У Уоллеса была сильная репутация Нового курса, восходящая к его новаторской работе в качестве министра сельского хозяйства при президенте Рузвельте в самые мрачные дни Великой депрессии. Уоллес критиковал антирадикализм, присущий либерализму Трумэна. Он призвал к более активным действиям в защиту гражданских прав и к более открытым усилиям по работе с коммунистическими деятелями, а не против них внутри страны и за рубежом. Видение Уоллеса перекликалось с «социал-демократией» в Италии и Франции, где коммунисты и социалисты были частью многогранных правящих коалиций, а не с американской традицией двухпартийного правления.
Трумэн использовал свою победу над Уоллесом в 1948 году, чтобы укрепить антикоммунистические элементы своей либеральной программы. В 1947 году президент уже ввел присягу на верность для всех государственных служащих, требуя от них осуждать любые попытки радикализма или подрывной деятельности. Эта программа сопровождала провозглашение того, что стало известно как «доктрина Трумэна» 12 марта 1947 года, когда президент провозгласил, что Соединенные Штаты будут поддерживать антикоммунистические силы в Греции и Турции, а также в других частях мира. Соединенные Штаты будут использовать экономическую и военную помощь, чтобы сдерживать продвижение Советского Союза за границей, и они будут использовать полицию внутри страны, чтобы изолировать сторонников Советского Союза. «Либерализм холодной войны», как позже назвали его историки, означал поддержку прав личности, национальной безопасности и всеобщего процветания за счет расширения национального среднего класса. Либерализм времен холодной войны выступал против коллективизма, атеизма и любых других радикальных идей, которые бросали вызов предположениям об американском прогрессе в рамках унаследованных конституционных институтов.
Парадокс заключался в том, что усилия Трумэна по укреплению конституционных институтов навсегда изменили их. Политика конца 1940-х создала действительно новую форму американского правительства. Если «Новый курс» значительно расширил роль федеральных агентств в управлении экономикой, то либерализм времен холодной войны Трумэна распространил президентскую власть на многие другие области. Наиболее ярким примером этой конституционной трансформации является Закон о национальной безопасности 1947 года. Этот большой и громоздкий законодательный акт был принят обеими палатами Конгресса и подписан президентом Трумэном 26 июля 19 года.47, реорганизовал военную и внешнеполитическую власть в Соединенных Штатах, предоставив гораздо больше контроля президенту и его непосредственным советникам. Закон о национальной безопасности создал единое министерство обороны, объединив военное и военно-морское министерства, которые были разделены в Конституции, — план, который отцы-основатели включили для обеспечения сдержек и противовесов и предотвращения концентрации слишком большой власти в объединенных вооруженных силах.
Закон также создал Центральное разведывательное управление (ЦРУ), постоянное международное шпионское агентство, и Совет национальной безопасности, постоянный орган для координации принятия внешнеполитических решений в Белом доме. Эти институты положили начало тому, что ученые позже назовут «имперским президентством», когда вопросы безопасности и ведения войны находились в ведении Белого дома. Конгресс и общественность в целом стали гораздо более пассивными акторами.
Когда северокорейская армия напала на Южную Корею 25 июня 1950 года, что стало шоком для всех в Вашингтоне, политика первых пяти послевоенных лет достигла естественного апогея. Соединенные Штаты действительно были богаче и могущественнее любой другой страны мира. Он начал экстраординарный процесс преобразования Западной Европы и Японии, своих бывших противников, в демократических союзников. Многие тенденции оказались в пользу Соединенных Штатов.
Другие тренды выглядели иначе. Советский Союз одержал очевидную победу 19 октября.
49 с успешной коммунистической революцией в Китае. Переворот под руководством коммунистов в Чехословакии в феврале 1948 года и попытки СССР заблокировать доступ Запада в Западный Берлин в период с июня 1948 по май 1949 года усилили опасения, что Сталин и его союзники стремятся к более доминирующему положению в мире. К концу 1940-х годов напряженность в отношениях между Соединенными Штатами и Советским Союзом доминировала во внешней и внутренней политике.
Менее чем через год коммунисты начали дерзкую атаку на своих некоммунистических соседей в Южной Корее и, похоже, были готовы расширить свою империю еще дальше. При всем своем богатстве и могуществе Соединенные Штаты и их союзники были невероятно уязвимы. Президент Трумэн отреагировал предсказуемо, направив американские войска в Восточную Азию для ведения новой войны против Северной Кореи, и к концу 1950, китайские солдаты. Дома многие известные американцы стали одержимы предполагаемыми новыми признаками подрывной деятельности — частью саморазрушительных дебатов о том, «кто потерял Китай» из-за коммунистов, и началом периода публичной охоты на ведьм, позже названной «маккартизмом» для Висконсина.
Печально известная роль сенатора Джозефа Маккарти.
Несмотря на все это, президент Трумэн оставался непоколебимым в защите американской власти и богатства. Он стремился расширить возможности граждан дома, поскольку стремился победить врагов за границей и дома. Он увеличил власть президента над внешней политикой, военными делами и экономикой с целью расширения прав личности. Трумэн стратегически задействовал новые финансовые и технологические ресурсы, чтобы стимулировать рост и сдерживать угрозы. Его либерализм времен холодной войны и его яростный антикоммунизм стали идеологическими краеугольными камнями, поддерживающими следующие сорок лет американской политики. Преемник Трумэна в Белом доме, президент Дуайт Эйзенхауэр, вновь сделал акцент на сдерживании коммунистов, продолжая многие из основных политик, принятых в конце XIX века.40-х и начале 1950-х годов. Американская политика времен холодной войны приобрела преемственность, продолжавшуюся более трех десятилетий.
Джереми Сури занимает почетную кафедру глобального лидерства Мака Брауна в Техасском университете в Остине.
Он является автором пяти основных книг по современной политике и внешней политике, в том числе «Американские международные отношения с 1898 года», (2010 г.) и «Самый надежный страж свободы: американское национальное строительство от основателей до Обамы».0008 (2011).
Вопросы и ответы: Смерть Горбачева, возвышение Путина и политика холодной войны | BU Today
Профессор CAS Игорь Лукес предлагает взгляд на смерть последнего лидера Советского Союза
Президент СССР Михаил Горбачев машет рукой с трибуны на Красной площади во время празднования Дня революции в Москве 7 ноября 1989 года. AP Photo/Boris Yurchenko, Файл
Политика
Профессор CAS Игорь Лукес предлагает взгляд на смерть последнего лидера Советского Союза
31 августа 2022 г.
Твиттер Фейсбук
Задолго до того, как появились Владимир Путин и Россия, существовал Советский Союз и Михаил Горбачев, противоречивый лидер, который стремился к радикальным реформам в своей стране, ослабил жесткий контроль Коммунистической партии и вместе с президентом США Рональдом Рейганом положил конец Холодная война.
Пребывание Горбачева на посту лидера СССР продлилось всего шесть лет и закончилось в 1991 году, когда он был свергнут в результате государственного переворота, совершенного бескомпромиссными коммунистами, решившими восстановить контроль.
На этой неделе стало известно, что Горбачев, последний лидер Советского Союза, скончался в Москве в возрасте 91 года, и эксперты по восточноевропейской политике размышляют о его правлении. Некоторые называют его «выдающейся фигурой» и «революционером», но другие утверждают, что многие из его амбиций и политики так и не были полностью реализованы, что это привело к историческому краху советской экономики, и что Путин, назвавший распад Советского Союза, «величайшая геополитическая катастрофа века», теперь использует войну с Украиной, чтобы свести на нет многие цели, к которым стремился Горбачев.
BU Сегодня поговорил с Игорем Лукесом, профессором истории и международных отношений Колледжа искусств и наук, чтобы узнать о Горбачеве.
Люкс много писал о межвоенном периоде, холодной войне и современных событиях в Центральной и Восточной Европе и России.
Вопросы и ответы
с Игорем Лукесом
BU Today: Можете ли вы объяснить значение Горбачева в отношениях СССР с США в 1980-х, и что он сделал, чтобы нормализовать эти отношения и положить конец холодной войне?
Люкс: В 1985 году советская общественность жаждала молодого лидера. Леонид Брежнев стал непоследовательным в середине 70-х, но правил до 1982 года. Пока он дремал, правящая элита сосредоточилась на своих привилегиях и игнорировала признаки коррупции и некомпетентности. Юрий Андропов пришел к власти со многими амбициозными планами и умер в 1984 году. Константин Черненко оказался еще одним разочарованием. Когда он умер в 1985, страна вздохнула с облегчением.
У Политбюро был один потенциальный лидер, и его звали Горбачев. Проблема заключалась в том, что его старшие коллеги по Политбюро не решались избрать его.
Они опасались, что он сможет оставаться у власти в течение двух десятилетий. Со временем он мог бы стать таким же могущественным, как Сталин. Он мог бы потребовать, чтобы они меньше пили и больше работали! Он мог не одобрить, что они переняли образ жизни наследных принцев Габсбургов. Горбачев был избран на высший пост, но только после ожесточенной политической борьбы.
Сначала Горбачев перестраховывался. Но через два года он понял, что, если не будет предпринята смелая реформа, Советский Союз не войдет в 21 век как сверхдержава. В секретной речи, которая стала достоянием общественности, он спросил: если не сейчас, то когда? Если не мы, то кто? Намерение перестройки состояло в том, чтобы открыть государственную и централизованно планируемую экономику и обеспечить стимулы для частной инициативы и ответственности. Он надеялся, что такие меры позволят Советскому государству устранить некоторые очевидные внутренние неурядицы и сократить технологический разрыв с Западом.
Он обнаружил, что настоящим источником западного превосходства был не капитализм.
Именно его открытая политическая система обеспечивала свободный поток идей, инноваций и обновления. Недостаточно подражать западной экономической организации. Пришлось бы пойти на огромный риск и внести некоторую степень свободы в советскую политическую систему. Поэтому после провала перестройки пришла гласность. Это было опасное предприятие, акт отчаяния, потому что к тому времени Горбачев знал, что весь Советский Союз скрепляется ложной религией марксизма-ленинизма и страхом. Как только люди обнаружили, что могут говорить откровенно, карточный домик рухнул. Горбачев надеялся на несколько дюймов приоткрыть советскую дверь на Запад. Советская общественность выбила его из колеи.
BU Сегодня: Конец правления Горбачева в результате переворота был постыдным и в конечном итоге привел к тому, что многие его усилия были стерты. Сегодня Россия вторгается в Украину при путинском режиме. Как бы Горбачев поступил в этой ситуации иначе, чем Путин?
Люкс: Отношения между Горбачевым и Путиным были сложными.
Горбачев похвалил Путина за то, что он положил конец хаосу 1990-х годов. Но он критически, хотя и осторожно, относился к авторитарным методам Путина. Я не могу себе представить, чтобы он обращался с [главным критиком Путина] Алексеем Навальным так, как поступил Путин [Навальный был арестован и заключен в тюрьму]. В отличие от Путина, Горбачев не стал бы использовать ФСБ [Федеральную службу безопасности] для убийства своих критиков дома, в Лондоне или Берлине. Он был слишком устойчив и уверен в себе, чтобы сблизиться с Дональдом Трампом, как это сделал Путин. Его главным достижением были многочисленные соглашения о контроле над вооружениями, которые он подписал с Соединенными Штатами. Позже он был огорчен, увидев, что они были аннулированы безрассудством с обеих сторон.
Что касается Украины, то Горбачев критически отозвался о развязанной Путиным преступной войне. Однако вполне вероятно, что он был недоволен тем, что Украина уходит из российской орбиты.
BU Сегодня: Горбачев находился у власти менее десяти лет.
Тем не менее огромные реформы действительно произошли при нем. Чем эта страна отличается от сегодняшней России? Луки: Последние три года политической карьеры Горбачева характеризовались неразберихой и беспорядком. Когда он покинул офис на Рождество 1991, он был одним из самых презираемых русских личностей. И неудивительно. Советская система социальной защиты исчезла, и учителям, милиционерам, художникам и ученым пришлось устраиваться на вторую или третью работу, чтобы прокормить свои семьи.
Его общим намерением не было покончить с коммунизмом. Он надеялся улучшить и укрепить его. Ему, бывшему сталинисту, потребовалось мужество, чтобы продолжать реформы даже после того, как он обнаружил, что они могут привести к распаду Советского Союза. Я навсегда благодарен ему за его мужественное решение вывести Красную Армию из Восточной Германии и остальной части Восточной Европы.
Изучите связанные темы:
- История
- Международные связи
Политические последствия холодной войны: восстание неоконов
После первоначальных успехов в сдерживании коммунистической экспансии и советской агрессии с помощью Корейской войны и Кубинского ракетного кризиса Соединенные Штаты погрузились в трясину Вьетнамской войны и стагфляции 1970-х годов.
В начале 1980-х годов при президенте-республиканце Рональде Рейгане США возобновили свои усилия по сдерживанию советской власти за счет увеличения расходов на оборону и помощи антикоммунистическим группам. Когда в конце 1980-х СССР начал рушиться, неоконсервативному движению Рональда Рейгана была приписана большая заслуга в победе в холодной войне. Это движение «неоконсерваторов» вновь сосредоточилось на социальном консерватизме, патриотизме, военном превосходстве, снижении налогов и ослаблении правил ведения бизнеса и останется популярным в начале 2000-х годов.
От Войны за независимость до Первой мировой войны Соединенные Штаты не содержали большую постоянную армию между конфликтами. Когда разразится война, США будут использовать военный призыв, также известный как призыв на военную службу, для пополнения рядов и набора армий для развертывания.
В 19В 40 г., после того как в Европе разразилась Вторая мировая война, США ввели первый призыв в мирное время, хотя и присоединились к войне до конца следующего года. Когда войны заканчивались, подавляющее большинство солдат, в основном призывников, демобилизовывались и возвращались к мирной жизни.
После Первой мировой войны США в значительной степени демобилизовали американские экспедиционные силы, служившие во Франции. Увидев ужасы окопной войны и новое смертоносное оружие, такое как пулеметы и отравляющие газы, многие хотели, чтобы Америка держалась подальше от будущих зарубежных конфликтов. В результате многие удовлетворились возвращением к изоляционизму, когда Америка могла безопасно расположиться между Атлантическим и Тихим океанами. Защищенный от чужеземных армий двумя огромными океанами, казалось смехотворным содержать большие вооруженные силы для оборонительных целей.
Однако окончание Второй мировой войны, похоже, не привело к подлинному миру.
Советский Союз, отвоевавший Восточную Европу у Германии и дошедший до самого Берлина, не собирался отказываться от своей власти над ранее независимыми странами Восточной Европы. Вызывает тревогу тот факт, что СССР по-прежнему был привержен международному распространению коммунизма, выступая за государственную собственность на факторы производства. Это считалось несовместимым с американскими принципами свободы, прав частной собственности и ограниченного правительства.
Вам нравится эта статья?
Подпишитесь на нашу бесплатную еженедельную рассылку новостей
Оккупировав западную Германию вместе с союзниками Великобританией и Францией, США не полностью демобилизовались, как в прошлых войнах. Вместо этого, чтобы противостоять потенциальным советским планам захватить остальную часть Западной Европы и распространить коммунизм силой, Америка сохранила большую постоянную армию. Коммунистические угрозы, в том числе гражданская война в Китае, держали Соединенные Штаты в состоянии боевой готовности.
Поскольку угрозы советской экспансии возникали как в Европе, так и в Азии, США были вынуждены оставаться мировой державой. Демобилизация и изоляционизм остались в прошлом.
В начале холодной войны американцы добились некоторых успехов: Западная Европа была восстановлена после Второй мировой войны с помощью плана Маршалла, Северной Корее не удалось обогнать Южную Корею, а США предотвратили попытки Советского Союза разместить ядерные ракеты на соседней Кубе во время кубинской войны. Ракетный кризис. Однако в течение 19-го века напряженность дома росла.60-е годы. Движение за гражданские права видело, как афроамериканцы лоббировали и протестовали за равные права, особенно на юге Америки. Насилие, примененное южными лидерами против мирных демонстрантов, потрясло мир и было использовано Советским Союзом для антиамериканской пропаганды.
В то время как Соединенные Штаты пытались продвигать себя на международном уровне как поборник свободы и равенства, СССР использовал борьбу за гражданские права 1950-х и 1960-х годов, чтобы изобразить Америку лицемерной. Внутри страны ситуация была противоположной: многие сторонники интеграции и расового равенства, особенно в форме объединенных профсоюзов, подвергались нападкам как коммунисты. Когда страны Африки и Азии стали независимыми из-за конца британского и французского колониализма, Советы надеялись завоевать новых союзников, помогая изображать США как расистов и лицемеров.
Протесты против продолжающейся войны во Вьетнаме последовали за интенсивной и мучительной борьбой Движения за гражданские права. Во время холодной войны призыв продолжался, и тысячи молодых людей были вынуждены воевать в Юго-Восточной Азии.
Начиная с 1965 года лидер гражданских прав Мартин Лютер Кинг-младший также протестовал против войны во Вьетнаме. В 1967, он раскритиковал призыв, который использовался для того, чтобы увезти молодых чернокожих мужчин, пострадавших от расизма и дискриминации, из их домов, чтобы сражаться за тысячи миль.
К 1968 году общественное мнение было настроено против войны во Вьетнаме. В январе Тетское наступление показало, что противник не близок к тому, чтобы сдаться, как это часто заявляло правительство США. Хотя новоизбранный президент США Ричард Никсон заявил в 1969 г., что он обеспечит «честный мир» во Вьетнаме, к концу 1972 года велись переговоры о прекращении участия США в войне. Парижские соглашения от января 1973 года ознаменовали конец сухопутных войск США во Вьетнаме в течение 60 дней. К сожалению, Южный Вьетнам не смог выиграть войну в одиночку, а Северный Вьетнам победил Южный в военном отношении в 1975 году, силой объединив страну под властью коммунизма.
Неспособность США победить коммунизм во Вьетнаме стала огромным ударом по национальному духу.
Американцы потеряли значительную веру в федеральное правительство. Впервые гражданская общественность увидела ужасы войны по телевидению и гораздо больше знала о потерях американцев. Многие считали, что общественность была обманута, заставив изначально поддержать войну, в которой невозможно победить.
В 1973 году закончился призыв на военную службу. Антивоенные протестующие победили его, и президент Ричард Никсон считал, что прекращение призыва ослабит желание людей протестовать против самой войны во Вьетнаме. Вооруженные силы стали полностью добровольческими, и эта традиция продолжается с 1970-х годов, несмотря на начало войны в Персидском заливе (1990-91 гг.), войны в Афганистане (2001-2021 гг.) и войны в Ираке (2003-2011 гг.). . В политическом плане война во Вьетнаме уничтожила общественное стремление к призыву на военную службу, и даже ярые ястребы обороны уклоняются от этого вопроса.
Пока США боролись с внутренними протестами — Движением за гражданские права, призывом на военную службу и войной во Вьетнаме — они стремились к более теплым отношениям с Советским Союзом.
Он также впервые установил дипломатические отношения с коммунистическим Китаем; Китай представлял Тайвань, официально известный как Китайская Республика, с 1949. До начала 1970-х годов Запад официально считал Тайвань законным правительством Китая. В 1971 году Организация Объединенных Наций заменила Тайвань Китаем, а в следующем году президент США Ричард Никсон посетил Пекин и встретился с китайским диктатором Мао Цзэдуном.
В 1972 году Никсон также посетил Москву, чтобы встретиться с советским премьером Леонидом Брежневым. В следующем году Брежнев ответил взаимностью и посетил Вашингтон, округ Колумбия. Этот период оттаивания напряженности в отношениях между Соединенными Штатами и Советским Союзом известен как détente , хотя его влияние на холодную войну можно интерпретировать по-разному. Решение Китая и США об открытии дипломатических отношений можно рассматривать как политическое ослабление Советского Союза и его изоляцию после китайско-советского раскола 1960-х годов.
Растущие торговые отношения между США и Китаем в конце 1970-х можно рассматривать как отказ СССР в торговом партнере, который мог бы поддерживать его экономику на плаву в 1980-х. Сегодня торговые отношения Соединенных Штатов с Китаем имеют огромное экономическое и политическое значение и показывают, что доллары важнее политической идеологии.
1979-80: Иран, Афганистан и Москва. Олимпийские игры: конец разрядки
В то время как экономическая борьба внутри страны в середине-конце 1970-х годов, вероятно, подорвала волю Америки участвовать в махинациях времен холодной войны, 1979 год снова выдвинул на передний план конфликт. В ноябре протестующие ворвались в посольство США в Тегеране (Иран) и взяли в заложники его сотрудников. Иранский кризис с заложниками был болезненным событием, из-за которого Америка выглядела слабой и неуверенной в себе на международной арене.
Многие хотели, чтобы США применили военную силу для освобождения заложников, хотя другие предупреждали, что такие действия могут привести к большим жертвам среди заложников.
Всего несколько недель спустя Советский Союз вторгся в Афганистан, чтобы поддержать коммунистическое правительство. Хотя США были в первую очередь сосредоточены на ситуации в Иране, они все же начали поставлять оружие для поддержки моджахедов борцов за свободу в Афганистане. Подобно войне во Вьетнаме, Советский Союз быстро оказался втянутым в, казалось бы, безвыходную партизанскую войну против хорошо вооруженных повстанцев, которые избегали открытого боя с тяжелой бронетехникой и поддержкой с воздуха. Разрядка закончилась, когда США осудили советское вторжение и ввели экономические санкции.
Президентские выборы 1980 года ознаменовались подъемом нового консервативного движения в политике США.
Действующий президент Джимми Картер, демократ, который, как известно, обеспечил мир на Ближнем Востоке с помощью Кэмп-Дэвидских соглашений, подвергся критике за «мягкость в обороне». Пока Советы находились в Афганистане, многие хотели, чтобы США показали свои собственные военные мускулы. Республиканский претендент Рональд Рейган заявил, что добьется «мира с помощью силы», и победил с большим перевесом.
При президенте Рональде Рейгане США стали более активными в военном отношении. В 1983 году США вторглись в небольшое островное государство Гренада, чтобы восстановить демократическое правительство и предотвратить советскую и кубинскую экспансию. В 1984 году в ответ на бомбардировку казарм морской пехоты США в Ливане линкор ВМС выпустил первые снаряды с полномасштабного американского военного корабля со времен Второй мировой войны.
В 19В 89 году США вторглись в Панаму, чтобы свергнуть коррумпированного и авторитарного лидера Мануэля Норьегу.
Эта агрессивная иностранная интервенция была ключевой опорой неоконсерватизма. При Республиканской партии, которую часто называют республиканцами Рейгана из-за высокой популярности президента, стали более популярными социально-консервативные идеалы, такие как патриотизм, закон и порядок и «традиционные ценности». После более социально либеральных 1960-х и 1970-х появилось желание вернуться к более спокойным и традиционным социальным нормам. Отказавшись от дорогостоящих либеральных социальных программ, созданных в ходе реформ президента-демократа Линдона Джонсона «Великое общество», Рональд Рейган сократил расходы на социальные программы.
Хотя Рейган сократил социальные расходы, он увеличил военные расходы, чтобы бросить вызов Советскому Союзу.
Вместо того, чтобы эти два изменения уравновешивали друг друга, снижение налогов Рейганом в 1981 году привело к огромному дефициту расходов, поскольку налоговые поступления упали ниже федеральных расходов. Хотя государственный долг резко увеличился в течение двух сроков пребывания Рейгана в Белом доме, экономический рост значительно увеличился и помог обеспечить переизбрание Рейгана в 1919 году.84. Улучшение состояния экономики помогло знаменитой политической рекламе «Снова утро в Америке» найти отклик у электората, и Рейган победил в 84-м с рекордным перевесом голосов.
В то время как рейгановское сочетание снижения налогов и увеличения общих государственных расходов (из-за увеличения расходов на оборону) сегодня вызывает споры, рейганомике часто приписывают возобновление экономической и психологической энергии Америки в 1980-е годы. Сокращение социальных расходов и увеличение расходов на оборону при небольшом беспокойстве по поводу дефицита — еще один краеугольный камень движения неоконсерваторов.
Вопрос о том, как долго страна может заниматься такими расходами, прежде чем пострадает от чрезмерных обязательных платежей по государственному долгу. Но среди демократов и республиканцев дефицитные расходы остаются популярными из-за их способности стимулировать экономику, снижать безработицу и радовать избирателей.
Хотя Рональда Рейгана сменил вице-президент Джордж Буш-старший в 1989 году, неоконсервативному движению Рейгана приписывают две геополитические победы: окончание холодной войны и быстрый успех в войне в Персидском заливе. В конце 1980-х годов советская экономика начала рушиться, что побудило граждан требовать расширения реформ и свобод. К 1990, несколько советских республик провозгласили независимость от советского правительства в Москве. В 1988 г., страдая от экономических неурядиц и общественного давления, СССР начал вывод войск из Афганистана, который завершился в 1989 г.
В 1990 году США возглавили коалицию из 35 стран, противостоящую агрессии иракского диктатора Саддама Хусейна. Всего через два года после окончания затяжной ирано-иракской войны Ирак вторгся в свой южный сосед Кувейт, чтобы захватить его нефть. В хитроумной демонстрации дипломатии и силы США провели операцию «Щит пустыни», чтобы защитить Саудовскую Аравию от потенциального иракского вторжения. 19 января91, операция «Буря в пустыне» началась с воздушной войны против иракской военной инфраструктуры. Наземное вторжение в конце февраля длилось всего 100 часов и привело к быстрому поражению Ирака. В декабре того же года СССР официально распался, и США упивались двумя относительно бескровными победами.
Мир через силу, но избегайте иностранных оккупационных войн
Неоконсервативное движение оставалось заметным в 1990-х и начале 2000-х годов.
Хотя президент-демократ Билл Клинтон был избран в 1992 году, его администрация все еще осуществляла военное вмешательство в Сомали в 1993 году, проводя наземные войска и воздушные войны над Сербией в середине-конце 1990-х годов. Однако интервенция в Могадишо, Сомали, привела к жертвам среди американцев и подорвала общественную поддержку будущих интервенций. После успешных интервенций США в Гренаде, Панаме и войны в Персидском заливе потери в Сомали без явной победы стали грубым шоком. Хотя «мир через силу» оставался популярным, с политической точки зрения было более целесообразно применять силу с помощью авиации.
Уклонение от наземных войск еще больше укрепилось после длительной войны в Ираке и войны в Афганистане, в ходе которой американским солдатам пришлось оккупировать враждебную территорию. Недавно республиканская администрация президента США Дональда Трампа стремилась подражать Рейгановскому наращиванию военной мощи и общественному вниманию к патриотизму, не вступая в боевые действия за границей.