«Мадьяр в плен не брать!»: почему такой негласный приказ дал генерал Ватутин

19 июля 2018

Русская семерка

Сражению за Воронеж историки и журналисты до сих пор уделяют гораздо меньше внимания, чем Сталинградской битве. А между тем оборона Воронежа длилась на 12 дней дольше. Главным противником Красной Армии в том долгом бою были венгры, которые заняли сторону фашисткой Германии. Неписаное правило «Мадьяр в плен не брать!» являлось одним из самых главных для бойцов Воронежского фронта.

Как венгры оказались на стороне Германии

Видео дня

После Первой Мировой войны в 1920 году между победителями и проигравшими был подписан так называемый Трианонский мирный договор. В роли проигравших выступала Венгрия. В результате принятия этого договора Венгерское Королевство лишилось более 70% своих земель и больше половины своего населения. В то время правителем страны был Миклош Хорти, который, бесспорно, очень переживал по поводу таких потерь и мечтал вернуть хотя бы часть утраченного. И Венгрии удалось-таки возвратить в свое лоно часть румынских и чехословацких территорий. Во многом это произошло благодаря помощи, оказанной Венгрии странами Оси (Германия и Италия).

С того момента Венгерское Королевство оказалось должником Германии, а долг, как известно, красен только платежом. Кроме того Хорти уповал на то, что будучи союзником Третьего рейха, он восстановит былые границы своего государства в полной мере. В общем так хортинские солдаты стали солдатами Гитлера.

Зверства венгров

В зверства, которые учиняли венгры над пленными советскими солдатами и даже над обычными мирными жителями, трудно поверить нормальному человеку. Венгерские военные, по свидетельствам очевидцев, порой вели себя и поступали хуже, чем немцы. Они выкалывали людям глаза, поджаривали на кострах, заживо сжигали, заперев в каком-нибудь помещении, пилили жителей пилами, вырезали звезды на руках, закапывали полуживых в землю, насиловали женщин и детей. По этическим соображениям полные тексты сообщений и документов, описывающих все эти жестокости, мы приводить не будем.

В то время у генерала Ватутина побывала делегация, члены которой являлись жителями Острогожского района. Они рассказали Ватутину обо всем, чему были свидетелями и чего натерпелись от венгров сами. Когда Ватутин услыхал о том, что творят венгерские солдаты, он прорычал: «Мадьяров в плен не брать!» Этот негласный приказ тут же разлетелся среди советских бойцов.

Победа во время войны и через 66 лет

В 1942 году из Королевства выдвинулась 2-ая венгерская армия. Ее численность составляла больше 200 тысяч солдат. Наиглавнейшей их мишенью являлся Воронеж. В начале июля врагу удалось прорваться в город. Бои были страшные, жестокие, беспощадные. Однако советским бойцам удалось-таки освободить Воронеж. Больше 160 тысяч венгров навсегда остались лежать в воронежской земле. Наши солдаты выполнили приказ Ватутина в точности. Они не взяли в плен ни одного мадьяра.

Сама битва за Воронеж, которая длилась 212 дней, и ужасающие деяния венгров на этой территории (впрочем, как и на других) в СССР особенно не афишировались. В 1955 году Венгрия, наряду с Советским Союзом, стала одной из участниц Варшавского договора, который предполагал дружбу, сотрудничество и взаимопомощь между странами. Только в 2008 году президент России подписал указ, согласно которому Воронеж наконец-таки получил звание города воинской славы.

Другое,Миклош Хорти,

Кто и почему приказал не брать в плен венгров, воевавших за Гитлера

Среди советских солдат в годы Великой Отечественной ходило неписанное правило: мадьяров в плен не брать. И для этого были свои причины.

Во время Великой Отечественной войны произошло немало грандиозных сражений, которые вошли в историю. Здесь и Сталинградская битва, и битва за Москву, и Курская дуга, и героическая оборона блокадного Ленинграда.

На их фоне противостояние советских и немецких войск под Воронежем в 1942 году в медиа-пространстве освещено не столь широко. Хотя, если посмотреть статистику, выясняется, что свои отношения армии противников здесь выясняли на две недели дольше, чем под тем же Сталинградом.

Но самым любопытным фактом битвы под Воронежем является то, что советским частям по большей части противостояли не немцы, а венгры. Ну, или мадьяры, как их еще называют. И вот как раз там, в тех боях и появилось неписанное правило, согласно которому советские солдаты никогда не брали венгров живыми.

Вообще, то, что Венгрия была союзником гитлеровской Германии, ни для кого не секрет. Так что, венгерские подразделения на советской земле тоже ни у кого не вызвали удивления. Там тогда кого только не было. И финны, и итальянцы, и румыны…

Другое дело, что те же мадьяры показали себя в войне не бравыми бойцами, а настоящими изуверами. О диких, каких-то просто средневековых издевательствах над мирными людьми и над взятыми в плен советскими солдатами и офицерами, слухи ходили один страшней другого.

К сожалению, большая часть слухов имела под собой основание. А о том, что творили венгры, заходя в мирную советскую деревню, пожалуй, ради спокойствия цензуры и возможных читателей со слабыми нервами, лучше и не рассказывать.

Можно только представить себе садизм венгерских военных, если отбивая деревню, даже видавшие всякое советские солдаты покрывались от увиденного холодным потом. Выжившие люди в то время в один голос твердили, что «венгры хуже любого немца».

И про зверства венгров однажды донесли генералу Ватутину, который командовал советскими войсками в битве под Воронежем. И вот, как рассказывают очевидцы, выслушав рассказы людей и своих помощников, Ватутин в сердцах выкрикнул «Мадьяров больше в плен не брать!». И сказанная на эмоциях фраза тут же стала крылатой, разлетевшись по советским позициям, и став руководством к действию.

В некоторых источниках, в том числе, исторических, указывается на то, что якобы была выпущена некая секретная директива, согласно которой требовалось на месте расстреливать любого военного-мадьяра, даже если он сам сдался.

На самом деле не было ничего подобного. Генерал Ватутин бросил ту фразу и забыл о ней. На этом все. Никаких бумаг на этот счет не существовало в природе. Однако, советским солдатам, воочию видевшим зверства венгров, хватило и устной фразы, чтобы мадьяров вообще перестали брать в плен.

Если же говорить о самой битве под Воронежем, то в ней принимало участие почти двести тысяч солдат и офицеров Венгерской армии. И в июле 1942-го ей даже удалось на время оккупировать часть города.

Но в ходе кровавых уличных боев венгры с большими потерями бежали из Воронежа, а потом были разбиты советскими войсками, потеряв более полутора сотен тысяч живой силы. То есть, не меньше трех четвертей своей армии.

В те времена пленных считали тысячами, даже десятками тысяч. И венгров среди практически не было. Советские бойцы на носу зарубили «приказ» генерала Ватутина.

Сама битва за Воронеж длилась 212 дней, но в послевоенном СССР, когда речь заходила о ней, про зверства венгров скромно умалчивали. Венгрия после Второй Мировой войны встала на рельсы социализма и оказалась союзником СССР. Так что, новоявленным друзьям решили лишний раз не колоть в глаза их нехорошим прошлым.

Но прошло время, и история сама всё расставила по своим местам. Спустя десятилетия, в 2008 году президент России присвоил Воронежу звание города воинской славы. А о том, какими варварами были венгерские солдаты и офицеры в той войне, сегодня можно говорить безбоязненно.

Тем более, что это наша с вами история. А о ней можно говорить только в фактах. А факты таковы, что Ватутин сказал, советские солдаты сделали…

Трагедия мадьяр

До начала девятнадцатого века Венгрия была не национальным, а христианским государством с латынью в качестве официального языка. В средних школах все предметы преподавались на латыни, и уже в 1830 году ученики, отважившиеся говорить на своем родном языке в классе, должны были подписать liber asinorum — книгу ослов. В высших слоях общества языком разговора были преимущественно латинский и немецкий языки. Только крепостные говорили на родном языке. Мы не должны забывать, что из-за политики Габсбургов по расселению немадьяр в районах, обезлюдевших в результате турецких войн, к концу XVIII века не более 29процентов населения составляли мадьяры. Тем не менее до национального восстания 1830 года многоязычные массы жили вместе в полной гармонии и мире. Все они были в равной степени тружениками, трудившимися, чтобы поддерживать дворянство — пять процентов населения — в самодовольном изобилии.

Когда волна национализма достигла Венгрии после наполеоновского потопа, она пришла не через средний класс, как в большинстве западных стран, а благодаря усилиям аристократов, таких как граф Сечени, которые осознали отсталость низших слоев общества. дворянства и через литераторов, открывших мадьярский язык и мадьярский народ. Поскольку Священный союз пытался подавить национализм везде, где он возникал, правящий класс венгров в своем стремлении установить свою национальную независимость был вынужден принять либерализм, который, как и национализм, был наследием Французской революции. Под влиянием этого истинно либерального духа, у которого были такие блестящие представители, как Эотвоес, Деак, Салай и другие, случилось так, что многие словаки, немцы и сербы обратились в мадьяры. Как ни парадоксально это звучит, большая часть немадьярского населения стала мадьярами в то время, когда на них еще не оказывалось никакого давления с целью сделать это. В течение 60 лет между 1790 и 1850 г. число мадьяр в Венгрии увеличилось на 15 процентов; в то время как в течение следующих 60 лет, несмотря на рост благосостояния и сильные попытки мадьяризации, рост составил всего 9 процентов.

К концу девятнадцатого века, когда почти половина населения Венгрии числилась мадьярами, немадьяры пользовались прерогативами правящих классов только в той мере, в какой они соответствовали предположению, что Венгрия была мадьярским национальным государством и отказались от своей культурной независимости. После Компромисса 1867 года Габсбурги воспользовались услугами правящего класса мадьяр, чтобы наиболее эффективно контролировать немадьярские меньшинства. Франсис Деак, который вел переговоры о Компромиссе, полностью осознавал, что провал борьбы за независимость в 1848–1849 гг.отчасти было связано с тем, что немадьярские меньшинства были враждебны. Его целью было добиться честного сотрудничества национальных меньшинств и уговорить Габсбургов предоставить реальную независимость объединенной Венгрии. Вот почему закон 1868 г. предоставил меньшинствам полную культурную автономию. Через год после его смерти в 1876 году недавно сформированное коалиционное правительство, названное «либеральным», отреклось от политики Деака и приступило к программе искусственной мадьяризации. Это лишь озлобило меньшинства. Закрытие всех словацких средних школ и ограничения, установленные для культурной деятельности меньшинств, побудили словаков, которые могли себе это позволить, отправить своих детей в Прагу, а румын отправить своих детей в Бухарест, где они закончили обучение как будущие пропагандисты дела отделения от Венгрии. .

Тем временем из-за потери крепостного труда и непривычных налогов, а также из-за того, что они, тем не менее, продолжали свою привычную беззаботную жизнь, большая часть мадьярской знати погрязла в долгах. Растратив выплаченную им контрибуцию за потерю крепостных, они искали убежища на и без того перегруженной государственной службе. За одно десятилетие, 1892-1902 гг., число государственных служащих удвоилось.

В Венгрии, как в Западной Европе, не было развития сознательной буржуазии. Лидерами в торговле и промышленности были мадьяризованные немцы и евреи. «Либеральный» режим господствующих классов не только терпел их, но и сотрудничал с ними в качестве членов правления банков и промышленных предприятий. Мадьяризированные немадьяры, добившиеся успеха в экономической и профессиональной жизни, быстро присоединились к дворянству, подражая его внешним обычаям и перенимая его образ мыслей. Бурное развитие Будапешта, роскошь владельцев больших поместий создавали впечатление зажиточности. Но более трети всей пахотной земли страны принадлежало всего около тысячи собственников. А растущая эмиграция в Соединенные Штаты и Канаду — цифра возросла до более чем 250 000 человек в год при населении в 16 000 000 человек — показала, насколько глубокими были нищета и плохое управление.

В течение десятилетий, предшествовавших Первой мировой войне, среди высших классов существовала общая тенденция компенсировать отсутствие реального национального суверенитета за счет высокомерного национализма. Своего рода батрахомахия — если позаимствовать название эпической греческой битвы между лягушками и мышами — велась в венгерском парламенте по поводу эмблем, флагов и командного языка, которые должны были использоваться в венгерских полках, а также для экономическое отделение Венгрии от Австрии. Это продолжалось яростно, несмотря на два очевидных факта: именно армия Габсбургов обеспечила господство мадьяр в Венгрии; и что венгерская сельскохозяйственная продукция дополняла австрийскую промышленность, и наоборот. Таможенная система Австро-Венгрии действительно представляла собой практический рабочий механизм. В атмосфере сравнительного изобилия и политической безответственности, царившей в жизни старых феодальных классов и их деловых и профессиональных рекрутов, бурно процветал шовинизм. Мадьяры, немцы, словаки и евреи, изо всех сил пытающиеся показаться плюс Catholique que le Pape способствовали развитию националистической мании величия. Журналисты вроде покойного Юджина Ракоши (Кремсер было его первоначальным немецким именем), в память о котором лорд Ротермир впоследствии воздвиг памятник, предполагали, что мадьярское население в 90 003 человек должно достичь тридцати миллионов человек. Это было в то время, когда их было всего девять. Академические подхалимы писали и преподавали историю, в которой правящие классы были идеализированы, лишены всякого сходства с реальностью. Джерримандер, коррупция и злоупотребление властью в сочетании с системой открытого голосования на парламентских выборах, чтобы немадьяры составляли уменьшающееся меньшинство в Палате представителей. И после одних почти честных выборов, которые когда-либо были в Венгрии (1905), победившая оппозиция и побежденная правительственная партия, прежние «либералы», показали, что между ними было даже меньше различий, чем между тори и либералами в Великобритании.

misera plebs contribuens , лишенные как образования, так и политической подготовки, совершенно не интересовались насущными проблемами национальной жизни. Только правящие классы имели значение. Они были так увлечены своими национальными иллюзиями и своими разговорами о внешних атрибутах суверенитета, что в конце концов убедились в том, что венгерский национальный суверенитет действительно существует. Время от времени вспыхивали сигналы опасности. Пропагандистов угнетенных национальностей нужно было сажать в тюрьму или подавлять местные беспорядки. Они были проигнорированы. Несколько представителей интеллигенции видели почерк на стене мадьярской «империи». Социальный остракизм был их единственной наградой. Граф Тиса инстинктивно чувствовал, что приближающаяся война поставит под угрозу господство его класса, и пытался предотвратить ее. Но когда его сопротивление тренду не увенчалось успехом, он дожил до победного конца как «сильный человек» монархии.

II

Такова была политическая и социальная обстановка, в которой произошла катастрофа 1918 года. Неудивительно, что венгерский правящий класс был ошеломлен неожиданным двойным потрясением — одновременным крахом империи Габсбургов и их воображаемого царства. На самом деле никакой революции 31 октября 1918 года не произошло, ибо не существовало реальной власти, которую революция могла бы свергнуть. Король бежал из страны, правительство ушло в отставку, палата представителей самораспустилась и, как явствует из воспоминаний будапештского военачальника, распались вооруженные силы. Когда Габсбурги и их опора Гогенцоллерны исчезли в люке исторической сцены, рухнула и искусственная венгерская структура, которую они поддерживали.

Те, кого король-император попросил принять бразды правления, предприняли тщетные попытки договориться с меньшинствами и инициировать тщательную аграрную реформу, посредством которой страна могла бы быть демократизирована в качестве предварительного этапа для создания системы ответственного правительства. . Они были обречены на провал, потому что не было политически подготовленного слоя мадьярского общества, который мог бы оказать им поддержку. Как только господствующие классы оправились от оцепенения, они принялись всеми силами срывать усилия правительства Каройи. Последняя, ​​сознавая присущую ей слабость, не могла позволить себе силой оттолкнуть какую-либо часть политического организма. Некоторые феодалы, напуганные предстоящей аграрной реформой, даже вступили в сговор с реакционными элементами из числа победителей в Париже, заклятыми врагами страны, с целью свержения нового режима. Заговор удался до такой степени, что союзники всячески препятствовали правительству Каройи и, игнорируя условия перемирия, проложили путь большевикам к приходу к власти.

Еще до большевистской интермедии и задолго до того, как лидеры контрреволюции подписали Трианонский договор, ревизионизм зародился. Он начался, как только стало очевидным надвигающееся расчленение страны. Студенты университетов во главе с беженцами с оккупированных территорий и интеллигенцией из среднего класса, которых война оставила в затруднительном положении, собирались на собраниях «Пробуждающихся мадьяр». Их чувства и принципы были такими же, как и у немецких нацистов позже: чувство возмущения по поводу срыва их традиционного расизма и чрезмерного шовинизма, а также распространение легенды об «ударе в спину», которая отрицала, что Венгрия потерпела военное поражение и утверждала, что просто стала жертвой внутренней измены. Ответственность за это последнее развитие событий несли либералы, пацифисты, евреи, социалисты и масоны, все в одном котле. Чтобы сэкономить время и нервы, группу обычно называли «евреями», вечными козлами отпущения истории.

После краха большевистского режима те же элементы мелкой буржуазии участвовали в так называемом контрреволюционном путче. На самом деле оно вытеснило не большевиков, а слабое социал-демократическое правительство, утвердившееся, когда большевики были вынуждены уступить в результате сопротивления крестьян, их собственной некомпетентности и натиска румынской армии. Это был обанкротившийся фабрикант и честолюбивый дантист, который с помощью нескольких офицеров арестовал правительство Пейдля и завладел остатками политической власти. Другие конвульсии последовали, когда новый режим был укреплен при адмирале Хорти и графе Бетлене. На самом деле она вовсе не была контрреволюционной. Не была восстановлена ​​форма довоенного правления, не была восстановлена ​​и старая коалиция между аристократией, низшим дворянством и высшими финансами. Хотя новый режим подчеркивал прилагательное «королевский» в своих ссылках на государственные учреждения, он, не колеблясь, обратил свое оружие против короля и отдал его в британский плен. В парламенте отсутствовали даже остатки гражданской свободы, и он представлял собой всего лишь результат государственной пропаганды. За своим фасадом диктатура, состоящая из клики офицеров и высших государственных служащих, называла себя «христианской и национальной». Это было ни то, ни другое. Ничто не могло быть менее христианским, чем мстительная жестокость Белого террора, не менее «национального», чем правящая банда, состоявшая в основном из мадьяризованных немцев, румын и славян.

Во время своего десятилетнего премьерства граф Бетлен предпринимал тщетные попытки восстановить что-то вроде довоенного феодального режима. Он лишил избирательных прав треть электората и избавился от собственных экстремистов (среди которых, как и в большинстве революций, немало было обычных преступников или коммунистов, ставших фашистами). Его главная цель состояла в том, чтобы предотвратить аграрную реформу, обещанную батракам во время войны графом Тисой. В связи с этим ему пришлось заставить западных государственных деятелей поверить в то, что именно он овладел страшным большевизмом; и он был достаточно проницателен и циничен, чтобы в значительной степени преуспеть в этой пропагандистской цели. При его некомпетентных преемниках эта так называемая феодальная и якобы военная диктатура была на самом деле лишь временной заменой в промежутке между поражением и падением довоенного режима и временем, когда можно было предпринять попытку вернуть Венгрию потерянные владения как часть процесса восстановления престижа и власти этого режима. Тем временем неглубокий национализм, подпитываемый легендарными заблуждениями и размахиванием флагами, давал такие моральные основания, которые правительство могло собрать, чтобы удержаться у власти.

«Справедливость для Венгрии» посредством мирного пересмотра мирного договора была провозглашенной целью ревизионистской пропаганды. Но все основные аргументы этой пропаганды — единство Венгерской империи на протяжении тысячи лет, экономические преимущества такого единства, справедливое обращение с меньшинствами, которые предпочли бы остаться под господством мадьяр, если бы не преследовались иностранными агентами — все это ясно указывало на то, что целью было полное восстановление довоенной Венгрии, а не этническая корректировка границ путем компромисса. Повторение того факта, что должны были использоваться только «мирные» средства, не согласовывалось с такими событиями, как знаменитая подделка французских франков или подготовка на венгерской ферме марсельских убийц короля Югославии Александра и министра иностранных дел Франции Барту. Серьезные и реалистические элементы в правительстве и в Генеральном штабе армии не скрывали признания в частных беседах, что требуемая ими степень пересмотра — т. е. , 100 процентов — не могли быть достигнуты мирным путем. И в самом деле, было маловероятно, что западные державы окажут давление на соседей Венгрии, чтобы они согласились мирным путем даже на ограниченный пересмотр как раз в тот момент, когда возобновление германской агрессии сделало столь важной дружбу тех же самых народов.

Конечно, было ясно, что Венгрия может достичь своей цели только при поддержке какой-нибудь крупной военной державы. Некоторые простаки полагали, что апелляция к тщеславию английской журналистки обеспечит помощь британских или французских вооруженных сил. Эта иллюзия не могла длиться долго. Что же касается Веймарской Германии, то она должна была быть ориентирована на мир, несмотря на то, что терпела постоянное наращивание Гитлером частной армии. Оставалась Италия. Муссолини был только рад найти спутника, который помог ему осуществить его балканские устремления. Хотя дуче никогда не думал возвращать Фиуме, когда-то «самую блестящую жемчужину» в Священной Короне Святого Стефана, он был готов тайно продать Венгрии некоторые из своих устаревших боевых самолетов. Прежде всего, он оказал свое влияние на требование Венгрии о пересмотре. Эта поддержка стала еще более ценной после прихода Гитлера к власти в Германии, поскольку у фюрера не было особой спонтанной симпатии к венгерскому национализму или к венгерской реакции.

Однако после Мюнхена венгерские ревизионисты были вынуждены напрямую заигрывать с Гитлером. Всякий раз, когда нацисты захватывали соседнюю страну, регент Венгрии и его премьер-министр немедленно являлись и просили долю в добыче. Оказав давление на «независимую» Словакию с целью получить больше земли, чем им было выделено Венской наградой, им удалось получить разрешение фюрера на «завоевание» Карпато-Малороссии. После того, как немцы разгромили Югославию, мадьярской армии было разрешено войти и аннексировать часть территории этой страны. Венгерское правительство не остановило от этого курса тот факт, что за несколько месяцев до этого его предшественник при графе Телеки заключил с Югославией договор о «вечной» дружбе. Однако по понятным причинам правительство не настаивало на восстановлении Бургенланда, части западной Венгрии, отторгнутой Австрией. Некоторые венгерские студенты-фашисты распространяли листовки, в которых выражалась уверенность в том, что Гитлер поможет исправить несправедливость, причиненную Венгрии в этой области. Но эти студенты, по-видимому, не читали геополитических дискуссий, которые велись в Германии по поводу немецкого Lebensraum и не знали, что не только Бургенланд, но и сама Венгрия должны были стать его частью.

III

Часто говорят, что сегодня в Венгрии нет дружеских чувств к нацистам. Но было бы ошибкой, если бы это правильное утверждение привело к чрезмерному упрощению отношений между нацистской Германией и ревизионистской Венгрией.

Конечно, никому в Венгрии не нравятся нынешние ограничения на еду и одежду, несравненно более суровые, чем те, что действовали даже на последних этапах Первой мировой войны. Ограничения на все средства связи, присутствие в стране гестапо агентов, высокомерие немецких эмиссаров не укрепляют репутацию нацистов. Но признаков сопротивления нет. Здесь нет саботажа, нет попыток остановить или сбить с толку захватчиков, как в других захваченных странах (даже включая Австрию). Теперь нет оснований предполагать, что мадьяры менее храбры, чем сербы, чехи, бельгийцы или норвежцы. Различие в венгерском отношении объясняется несколькими причинами, но прежде всего решающей является решимость правящей клики удержать власть любой ценой. Хотя эта власть и стала ограниченной при нацистах, это все же лучше, чем ничего. Что касается остального населения, то рядовые реакционеры воодушевлены частичным успехом ревизионизма, достигнутым под покровительством нацистов. И полное восстановление царства св. Стефана висит у них перед глазами как вероятная награда за продолжение защиты христианской цивилизации, т. е. , нацизм, против язычников-большевиков-варваров.

Это точка, в которой нацизм и ревизионизм должны были встретиться и в какой-то степени слиться. Сегодня они, по сути, безнадежно запутались.

Только наивные могут поверить, что после сокрушительного осуждения агрессоров, записанного в Атлантической хартии, и после ужасных жертв и страданий, которые ежедневно записываются на счет этих агрессоров и их младших партнеров, победители решат подтверждают подарки, переданные нацистами своим прихвостням. Нет никакой уверенности в том, что союзники снова не лягут так, как они это сделали в 1919. Они могут снова совершить ошибку, создав в Восточной Европе полдюжины совершенно отдельных малых национальных государств, каждое из которых наделено абсолютным политическим и экономическим суверенитетом. Но хотя от этого не может быть никакой страховки, с другой стороны, маловероятно, что идея восстановления царства святого Стефана им особенно понравится. Венгерские ревизионисты знают это. Они знают, что союзники не оставят им добычу, добытую ими по милости Гитлера и Муссолини. Поэтому они не видят выхода, кроме как продолжать играть в нацистскую игру, рассчитывая таким образом на получение дополнительных территориальных приобретений и надеясь, что, если победа союзников все-таки осуществится, они, по крайней мере, вступят в переговоры с победителями, имеющими как можно больше карт в своих руках. собственные руки.

За последние 20 лет предпринимались напряженные попытки скрыть истинный характер контрреволюционной реакции в Венгрии. Те же усилия предпринимаются сейчас, чтобы убедить союзников в том, что нынешние правители страны тайно настроены пробритански и в душе преданы демократии. Если да, то они удивительно успешно маскируют свои убеждения своими действиями. У них есть одно повторяющееся оправдание в связи с открытыми и незащищенными границами Венгрии против могущественного нацистского рейха: не было ли разумнее уступить давлению, чем оказывать сопротивление только для вида? Этот аргумент действительно неопровержим. Но союзники могут продолжить свои расследования и задать некоторые вопросы, на которые невозможно найти удовлетворительных ответов. Разве Венгрия не смогла бы противостоять немецкому натиску, если бы вместо того, чтобы в течение последних 20 лет строить планы по возвращению невозвратимого прошлого, она искренне пыталась договориться со своими соседями? Обращаясь к настоящему, должна ли Венгрия посылать войска, чтобы сражаться плечом к плечу с врагами Соединенных Штатов и Великобритании против союзников этих стран? И на будущее намерена ли она сохранить или отказаться от трофеев, доставшихся ей в результате той военной акции от имени Оси?

Упомянутая выше венгерская ревизионистская пропаганда имела несомненный успех. Это происходило отчасти из-за естественного незнания за границей специфических венгерских условий, отчасти из-за некоторого поверхностного сходства мадьярского помещика с английским «джентльменом», но прежде всего из-за смертельного страха перед большевизмом, существовавшего в то время, когда была начата пропаганда. Для лондонского Сити и Уолл-Стрита в Нью-Йорке, для тори и несгибаемых во всем мире мадьярская ревизионистская пропаганда предстала в сочувственном обличии, потому что она исходила от правительства, которое, как предполагалось, сразило большевистского дракона в Венгрии. Неважно, что большевизм рухнул в Венгрии задолго до того, как это правительство пришло к власти. Природное венгерское гостеприимство, кроме того, в сочетании с особой вежливостью, проявленной к иностранным журналистам и к путешественникам, изучавшим проблемы Юго-Восточной Европы «на месте» в ходе весеннего праздника, сделали пропаганду наиболее действенной. Американское чувство справедливости и честности было возмущено мирным договором, который был описан как лишение мадьяр двух третей «их» территории и почти половины «их» населения. Расчленение Венгрии сравнивали с результатами мирного договора, который лишил бы Соединенные Штаты 36 штатов, поскольку часть их населения была иностранного происхождения. Умолчал тот факт, что Венгрия не была и никогда не была плавильным котлом, в котором составные многоязычные элементы добровольно растворялись, сохраняя при этом полную свободу пользоваться культурой своих родных земель.

Вооружившись плодами этой 20-летней работы, пропагандистские агенты правительства Хорти сейчас решают трудную задачу сочетания неодобрения сотрудничества этого правительства с Осью с одобрением нацистских взяток, благодаря которым это сотрудничество было осуществлено. Недавно газета в этой стране, благосклонно относящаяся к венгерскому правительству, настолько полагалась на предполагаемую наивность американского народа, что пыталась оправдать регента Хорти и его премьер-министра, заявляя, что они ничего не знали об участии венгерской армии в кампании. против России, так как это было устроено за их спинами венгерским и немецким генеральными штабами.

Необходимо раз и навсегда уяснить, что ревизионизм в принятой формуле «Пробужденных мадьяр» не имел и не имеет целью простое освобождение ни мадьяр, ни других национальностей, отколовшихся от довоенной Венгрии путем восстановления довоенной Венгрия; он также направлен на восстановление кастового правления, которое без разбора держало всех, кто не был членом касты, как венгров, так и немадьяр. Это проявилось в течение всего периода, предшествовавшего началу Второй мировой войны, когда основная тяжесть ревизионистской пропаганды была направлена ​​больше против чехословацкой демократии, при которой мадьярское меньшинство, по крайней мере, пользовалось культурной автономией, чем против румынского господства, которое во многих случаях наносило мадьярам в Трансильвании так плохо обращались с румынским меньшинством, как мадьяры перед Первой мировой войной.0005

Сторонники нынешнего венгерского правительства будут отрицать это и заклеймят это заявление как непатриотичную попытку опорочить венгерскую «нацию». Ответ заключается в том, что «нация» и «национальность» — это слова, описывающие спорное понятие в политической науке; но независимо от того, делается ли упор на общем происхождении, или языке, или религии, или на общих интересах общей защиты, национальность определенно не состоит в господстве меньшинства над большинством, во всяком случае, не в демократическом толковании термина, данного нам в Геттисбергский адрес. «Демократия» тоже имеет разные значения, но одной из ее существенных основ является тождество нации с народом. В этом отношении статуя Луи Кошута на Риверсайд-драйв менее неуместна, чем статуя Джорджа Вашингтона в городском парке Будапешта. Ибо в Венгрии «нация» означала просто господствующие классы и тех, кто подчинялся их идеологии. «Нацией» были те, кто владел большими поместьями. Рабочие на ферме были «людьми». Таким образом, «нация» не могла выжить в остатках своих довоенных владений. «Народ» не мог выжить в довоенной Венгрии.

Аргументы за возвращение Венгрии всей ее довоенной территории могут представлять экономический интерес. Однако очевидные недостатки, последовавшие за расчленением экономической единицы, которой была Австро-Венгерская империя, могли быть легче устранены таможенным союзом между государствами-правопреемниками, чем попыткой восстановить это политическое образование. Более того, возвращение территории Венгрии само по себе не обязательно компенсирует экономический ущерб, нанесенный Венгрии Трианонским договором. Например, ревизионизму удалось отвоевать Русь, густо заросшую лесом территорию с преимущественно украинским населением. Поскольку одним из недостатков договора было то, что он оставил Венгрию без леса, все могли предположить, что после отвоевания Руси лес начнет поступать в Венгрию. Но правящая каста свела импорт к уменьшающемуся минимуму, потому что он нанес бы ущерб интересам тех землевладельцев, которые засадили свои поместья лесом. Расчленение страны уменьшило только ее площадь, а не эгоизм ее правящего класса. Реституции территории недостаточно.

Недостаточно также одобрять демократию в абстрактном виде, одобрять декларацию Рузвельта-Черчилля и надеяться на независимость, когда германский поток отступит от Юго-Восточной Европы. Чтобы на этой пропитанной кровью почве расцвели цветы демократии и свободы, потребуются конкретные действия. Всякий, кто знаком с этническими условиями в Юго-Восточной Европе, понимает невозможность произвольного проведения границ между различными национальными группами. Если мы не согласимся на безжалостные нацистские методы переселения населения, не остается иного выхода, кроме принятия кантональной системы во всех придунайских странах и того, чтобы великие державы проследили, чтобы эти страны объединились в практической форме политического и экономического сотрудничества. Если таким образом будет обеспечена более эффективная защита меньшинств, то старая борьба за землю может с течением времени отойти на второй план и вопрос о том, должна ли та или иная территория быть частью того или иного федеративного государства, сведется к административной проблема.

Некоторые говорят, что урегулирование будущих отношений Венгрии с ее соседями не является насущной проблемой, по крайней мере, пока. Мы должны без разбора объединить все возможные силы, каковы бы ни были их политические и социальные убеждения, чтобы победить Гитлера, врага человечества и цивилизации. Согласен, что все мы, венгры, должны выступать за свободную и независимую Венгрию. Но свободного и независимого венгерского правительства недостаточно для достижения такого результата. Тюрьма остается тюрьмой, даже если мы смещаем начальника и восстанавливаем бывшего заместителя начальника.

В настоящее время проверка обоснованности любого венгерского движения, направленного против нацистской Германии, заключается в том, заявляет ли оно безоговорочно о своей решимости отказаться принять пересмотр границ Венгрии, предоставленный нацистами, и вместо этого прийти к соглашению с соседних народов на основе свободных переговоров и взаимопонимания. Без такой декларации любое движение «Свободная Венгрия» может быть слишком легко превращено в простое орудие восстановления в Венгрии господства той же полуфеодальной касты, которая несет тяжелую долю ответственности как за первую, так и за вторую мировые войны. Венгерская демократия и венгерская независимость неразрывно связаны. Их нужно строить, если они вообще собираются строиться, вместе.

Загрузка…
Пожалуйста, включите JavaScript для корректной работы сайта.

Орбан мобилизует венгерские войска, заключенных и безработных, чтобы отгородить мигрантов огромная новая стена вдоль балканских границ является памятником безжалостной эффективности, с которой премьер-министр Виктор Орбан мобилизовал Венгрию против мигрантов.

Солдаты венгерской армии возводят забор на границе с Хорватией недалеко от Сарока, Венгрия, 20 сентября 2015 г. REUTERS/Bernadett Szabo

Орбан описывает прибытие сотен тысяч беженцев и других мигрантов в Европу в этом году из Азии, Африки и Ближний Восток как нападение на христианскую модель благосостояния континента.

До прошлой недели большинство из них шли через Венгрию, основной сухопутный маршрут въезда в безграничную Шенгенскую зону ЕС с Балканского полуострова, который они пересекают после прибытия на лодке в Грецию.

Пока Европа колебалась из-за коллективного ответа, Венгрия взяла дело в свои руки, перекрыв маршрут новым забором вдоль всей 175-километровой (110-мильной) границы с Сербией, увенчанным колючей проволокой и охраняемым ОМОНом в касках.

Его строительство обошлось в 22 миллиарда форинтов (около 80 миллионов долларов), что является редким примером эффективности в стране, построившей последнюю линию подземного метро с опозданием на десять лет по цене, втрое превышающей запланированную.

Правительство заявило, что возглавило строительство военных, чтобы действовать быстрее. Быстро мобилизовав государственные ресурсы, властям также удалось превратить забор в национальный проект, пользующийся огромной популярностью у себя дома, несмотря на то, что его осуждают европейские партнеры.

«Потребовалось некоторое время, но правительственная кампания по возбуждению общественного мнения против беженцев приносит свои плоды, и взятие под контроль большей части СМИ приносит дивиденды», — сказал Ричард Сентпетери Надь, аналитик Центра справедливого политического анализа.

«Правильно отфильтровав сообщение через общественное телевидение, зрители дома увидят, что это толпа, бросающая камни и нападающая на полицию».

Всего за несколько дней после закрытия границы с Сербией Венгрия еще быстрее перекрыла границу с Хорватией, которая находится внутри Европейского Союза, но не входит в Шенгенскую зону.

41-километровый временный забор был возведен за четыре дня. Уже ведутся работы по возведению постоянного барьера: машины расчищают землю, вбивают в землю столбы забора и раскатывают колючую проволоку.

NO EMOTION IN STEEL

Логистика сама по себе является демонстрацией орбановского видения могущественного государства, играющего мускулами.

Сначала военные привлекли частных подрядчиков, но после того, как Орбан вытеснил своего министра обороны из-за медленного темпа работ, солдаты быстро взяли на себя большую часть проекта.

Янош, диспетчер строительной фирмы, специализирующейся на землеройной технике, описал бешеный старт.

«Они нашли нас через Интернет, мне только что позвонили из военных и спросили, могу ли я выполнить эту работу», — сказал он, попросив не называть его фамилию при обсуждении процесса.

«Тогда в проекте участвовало около двух десятков частных компаний. Но у нас осталось, может быть, четверть этого количества, поскольку военные наводят порядок и заменяют нас собственными силами».

Его фирме платят 500 форинтов (1,82 доллара США) за то, что она вбивает столб забора в землю. Бригада должна выполнить не менее 200 за день на расстоянии 3 метров друг от друга, чтобы выйти в ноль. Военный график подразумевает работу семь дней в неделю. Во время кризиса, когда министр обороны был уволен, его команда работала более 48 часов подряд.

Части забора изготовлены фирмами с использованием труда заключенных. Осужденные получают небольшую часть заработной платы за свой труд; остальное идет на покрытие тюремных расходов.

Заключенные из тюрьмы на окраине Дунауйвароша, крупного сталелитейного города Венгрии, составляют примерно треть от 500 сотрудников DAK Acelszerkezeti Kft., которые работали на стальных столбах забора. Управляющий директор Габор Тарани сказал, что его компания не заботится о политике; заказ есть заказ.

«В стали нет эмоций; мы строим вещи и не спрашиваем и не заботимся, для чего они используются».

Государство также мобилизовало безработных, которые получают государственные пособия в рамках программы общественных работ.

«Люди, работающие на общественных работах, обязаны работать, в противном случае они могут лишиться своих пособий», — сказала Марта Варга, пресс-секретарь правительственных учреждений округа Чонград. За работу на заборе им платят около 220 долларов в месяц, что составляет примерно половину минимальной заработной платы в Венгрии. Она сказала, что никто не отказывался.

ЗАБОРЫ, СОБАКИ, ПОЛИЦЕЙСКИЕ И ОРУЖИЕ

Проект стал определяющим достижением для Орбана, бывшего студенческого активиста с квадратной челюстью, который в первые дни после прихода коммунизма возглавил главную правоцентристскую политическую партию Венгрии Фидес.

Сейчас Орбану 52 года, и он сделал карьеру, бросая вызов тому, что он считает безвольным европейским консенсусом. Жан-Клод Юнкер, глава исполнительной комиссии ЕС, в шутку приветствовал его как «диктатора» на саммите ЕС в мае, улыбнувшись и похлопав по шее.

С 2010 по этот год Фидес имела квалифицированное большинство в две трети голосов в парламенте, что позволяло Орбану вносить поправки в конституцию, укрепляя свою власть. Он вызвал критику за шаги, которые, по словам официальных лиц ЕС, подорвали независимость судов, центрального банка и СМИ.

Рано осознав, что миграция станет серьезной проблемой, он быстро возбудил общественное мнение в этом году серией кампаний, усиленных дружественными СМИ, в том числе новым государственным новостным каналом.

Тактика сработала. Опрос, проведенный в понедельник, показал, что партия Орбана «Фидес» опережает своего ближайшего соперника на 10 процентных пунктов. Другой показал, что 82 процента поддерживают ужесточение иммиграционных правил.

В последние недели он осуждал европейских лидеров за то, что они ускорили миграционный кризис в Европе, отказавшись от любых претензий на защиту ее внешних границ.

Он возлагает особую вину на Германию, которая приостановила действие обычных правил ЕС, объявив в августе, что примет сирийских беженцев независимо от того, из какой страны блока они въедут. Речи и интервью Орбана включали предупреждения о том, что христианская культура Европы находится в опасности из-за мусульманских мигрантов, что, по словам критиков, переходит черту к ксенофобии.

После того, как на прошлой неделе забор был поднят, а венгерская полиция по охране общественного порядка применила слезоточивый газ и водометы против забрасывающих камнями мигрантов, премьер-министр Румынии Виктор Понта даже вспомнил о самой мрачной эпохе на континенте — возвышении нацистов.

«Заборы, собаки, копы и оружие: это выглядит как Европа 1930-х годов. И решили ли мы этим проблему беженцев? Нет, мы этого не сделали», — сказал Понта. «Возведение забора только перебрасывает проблему в Сербию, Хорватию, Румынию».

Оппоненты Орбана за границей говорят, что Венгрия должна быть более сострадательной, не в последнюю очередь из-за своей собственной истории, включая восстание 1956 года против Советского Союза, когда русские орудия и танки заставили бежать почти 200 000 венгров.

Но у многих венгров ничего этого нет. Они говорят, что даже если среди сегодняшних мигрантов есть беженцы, бежавшие от войны, все они прибыли через безопасные страны, такие как Турция и балканские государства, и им больше ничего не угрожает.

«Нападали ли когда-нибудь венгерские беженцы на полицию буйной толпой, бросая камни?» сказал Золтан Ногради, мэр Морахалома, небольшого городка на сербской границе. «Нет никакого сравнения, потому что, если бы не было забора, мой город уже был бы сметен».

БОЛЬШЕ КОНФИДЕНЦИАЛЬНОСТИ

Правительство заявляет, что единственным способом быстро возвести забор было возглавить военных, освободив государство от обременительных законов о закупках.

Некоторые из тех, кто работал над проектом, говорят, что есть и другие преимущества: детали можно держать в секрете, а сама армия многому научилась.

«Это не только дешевле и быстрее, но и более незаметно», — сказал инженер, работающий на границе с Хорватией, который попросил не называть его имени, потому что он не уполномочен общаться со СМИ.

«Солдаты не разговаривают, заключенные не могут говорить, а работники общественных работ знают, что говорить не в их интересах.

«Помимо политики, это лучшее материально-техническое учение армии за последние годы», — добавил он.