Ложка дегтя: Недопустимое название — Викисловарь

Только при стоимости смолы на душу.

Есть 7 миллиграмм смолы и 0,6 мг никотина.

10 мг смолы на сигарету;

Korona Cleaner активно удаляет 80% смолы

Ложку дегтя в эти обсуждения добавил инцидент на Южно-Украинской АЭС.

Один преступник в «море» нормальных ветеранов действует так же, как ложка дегтя в бочке меда.

Они состоят из одного миллиграмма никотина и 15 миллиграммов смолы .

Чистота смолы оказывает решающее влияние на ее рыночную стоимость.

Гвоздика содержит большое количество смолы , аскорбиновой кислоты, алкалоидов, сапонинов, стероидных гликозидов и клетчатки.

Единственная ложка дегтя для владельцев этой Породы — их предрасположенность к упрямству и к периодическим проявлениям самостоятельности.

Весна сменила спорт одним дуновением теплого ветра, оставив запах дегтя .

Кроме того, в работе рассматриваются технические аспекты гудрона как опасного груза.

Кирпич из дегтя , который мы нашли на Лемански… был частью чего-то грязного, что Вик привел в движение.

Согласно выписке по вашей кредитной карте, вы купили несколько ведер смолы два и пять лет назад. .. в местном хозяйственном магазине.

Это своего рода из tar , который идеально сочетается с этим.

Также применение дегтя вызывает значительное увеличение фагоцитов, клеток крови человека, которые уничтожают все вредные инородные тела, попадающие в организм.

Катерина и Людмила хорошо пели, их голоса красиво звучали в хоре лыжников сквозь запах дегтя . ..

Супертонкие сигареты «Бонд» синий представляют собой продукт, содержащий в общей сложности полмиллиграмма никотина и шесть миллиграммов смолы .

Вкус: дымный с довольно сильным влиянием хереса, чернослива, сушеных фиников, цукатов из апельсиновой цедры, фундука, копченой ветчины, оттенков смолы и соли.

Хороший уровень смолы и удержания никотина

Ложка будет награждена на игре Tar Heels

Боб Саттон | [email protected]

Брэндон Спун никогда не был в центре внимания, поэтому он хранил молчание о субботней чести, которая касается его на стадионе Кенан.

Он был выбран легендой Tar Heel Legend для футбольного матча Северной Каролины против Virginia Tech.Он будет удостоен чести во время краткого признания на поле в течение первого тайма.

Спун больше всего не хотел бы слышать знакомую реакцию публики после того, как он сделал подкат во время своих игровых дней, которые длились почти 20 лет.

Это было бы «Сууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууу!»

«Было бы здорово, чтобы дети услышали это и поняли, что это не просто городская легенда», — сказал Спун. «Они получат удовольствие».

Двадцать лет назад он был первокурсником из Северной Каролины, окончив среднюю школу Уильямс.

В субботу трое его детей будут с ним в стороне.

«Вот что особенного для меня в этом», — сказал он. «Они видят, что это еще не все. … Я действительно с нетерпением жду, когда мои дети проведут там игровой день. И видя, что университет значил для меня, и я думаю, отвечая тем же, что я значил для университета. Там было весело».

Из-за травмы, полученной в начале своего выпускного года, Спун провел сезон в красной рубашке и провел пять сезонов в Tar Heels.Он был выбран в четвертом раунде драфта НФЛ 2001 года командой «Баффало Биллз». Он ответил двумя перехватами за тачдауны в качестве новичка.

Связи Спуна с футбольной программой Северной Каролины в наши дни ограничены: тренерский штаб менялся несколько раз с тех пор, как он играл под руководством Мака Брауна и Карла Торбуша. Он сказал, что до сих пор знаком с некоторыми членами Rams Club в школе, где он позже стажировался.

Но когда с ним связались по поводу его возможности получить честь во время игры, он сказал, что ценит этот жест.

Около дюжины лет он работал тренером на полставки в Williams, инструктируя полузащитников и других защитников. Многие из сотрудников Williams были рядом, когда играла Spoon.

Он работает в сфере продаж медицинских товаров.

Спун, 38 лет, никогда не был в центре внимания, и он понимает, что сегодняшний особенный момент может наступить в виде ливня, особенно если воздействие урагана Мэтью затянется так далеко.

«Погода в эти выходные соответствует моему характеру», — сказал он, хотя и смеясь.

Больше моря, чем дегтя – Расплата

Осахон Изе-Ияму

Мой отец считает хорошей идеей проплыть через эти наводнения. Двигать веслом и быть над водой, наконец, контролировать свое тело, то есть не утонуть.

Но рано или поздно мы все упадем, потому что мы можем только стоять так высоко, прежде чем мы утонем: на наши ноги, на наши колени, на наши туловища, на наши головы. До тех пор, пока ничего не останется, и мы будем дышать частицами пыли и воды, которые притягивают слишком много, как суп огбоно.Вода, смешанная с листьями, землей и мусором, который я не выбросил должным образом. Вода, которая не вода.

Так что я могу потворствовать этому чувству моего отца. Я могу понять эти спонтанные решения, когда мы так долго ждали обещания суши, а все, чего хочет вода, — это подняться.

Он всегда был человеком с большими идеями, странными рассуждениями. Человек, который предлагает это за семейным ужином с огнем в глазах, требует этого, пока он ходит по комнате, подсел на похоть своей мечты.

— Нет, — говорит мой брат, притягивая его обратно на землю. Джозеф, который помогает обеспечивать семью с мамой, которая дружит с важными людьми. «Зачем нам это делать?»

К нашим ногам, к нашим лодыжкам, к нашим ребрам, к нашему горлу. . . .

«Вы никогда не хотели приключений в открытом море?» Отец смеется, расхаживая по комнате. Мы идем вместе с ним, наши шаги знакомы, когда мы ходим по синему ковру взад и вперед. Так мы заставляем пищу перевариваться.

«Это не открытое море», — добавляет мама, прежде чем вернуться к еде.Она никогда не принимает чью-то сторону в этих идеях, просто указывает наиболее четкую информацию.

— Фигурально, — парирует мой отец, бросая на нее невозмутимый взгляд, прежде чем вернуться к моему брату, который складывает руки на груди и поднимает бровь.

— Ладно, ладно, — смеется отец, глубоко вздыхая. «Факты. Вам просто нужны факты. Мы не можем водить машину в это время. Даже использование этих присосок, которые помогают вам оставаться на стенах, опасно, если вы теряете достаточное трение или не соприкасаетесь со зданиями или местами, к которым вы можете прилипнуть.С моей идеей мы действительно можем снова начать выполнять больше работы, понимаете. Посмотрите на нас, мало знающих о том, что происходит за пределами этого сообщества. . . . Мы не можем так жить».

«Мамочка», — спрашивает Джозеф. — Что ты думаешь обо всем этом?

— Я думаю, у твоего отца уже есть каноэ, — говорит она, оставляя тарелку с недоеденной едой на столе и направляясь в свою комнату.

— И, — продолжает мой отец. «Как только я снова начну зарабатывать деньги, мы могли бы купить небольшой корабль или…. . знаете, что-то более осуществимое».

Я пожимаю плечами. Дождь снаружи заставляет мое тело холодеть; Я действительно слышу, как сквозь наши тонкие стены плещутся потоки воды вокруг нас.

Достаточно тонкий, чтобы потолок выдавался над тем местом, где я стою, сквозь брызги воды. Он так пропитывает меня, что моя одежда становится прозрачной, прилипает ко мне, пока я стучу зубами. Джозеф бежит на кухню за ведром и шваброй. Он убирается, а я иду в свою комнату, чтобы переодеться в свежую пару одежды.

Приток воды продолжается, и контейнер под дырой наполовину полон за ту минуту, когда я вытираюсь и возвращаюсь.

«Вставай завтра пораньше, чтобы мы могли пойти утром», — говорит мой отец, просматривая свой телефон, расслабляясь в самом удобном кресле.

«Идти?» Я заикаюсь, проводя полотенцем по волосам.

— На открытом воздухе, — говорит он, улыбаясь зубами, покрытыми налетом. — Я не слышал возражений.

Я не протестую. Я не говорю слов, потому что, когда я смотрю на все дыры в доме, куда проходит вода, я думаю, что все разваливается, и у меня нет на это ответа.

Перед выходом мама дает нам три вещи: пальто, зонт и сапоги. Когда она не смотрит, я меняю зонтик на ложку. Так жизнь интереснее.

Ложки великолепны. Несколько лет назад я был одержим ими, играя с ними во всех их формах и размерах. Это могут быть барабаны, помогающие копать землю, маленькие тачки для перевозки грузов. Ложки могут быть всем, и они напоминают мне о времени без страха, только с приключениями. Чего я и хочу.Что мне нужно.

Мы запихиваем все свои вещи в огромные походные рюкзаки, оставляя руки свободными, чтобы поднять огромное каноэ над головой. Я прячу ложку в карман.

«Ты не пойдешь с нами?» мой отец скулит, хмурые морщины неестественны для его лица.

«Нет. Моя мать прижимает пальто к его груди с такой силой, будто ненавидит его присутствие. Она поднимается наверх и захлопывает дверь. Отец возится, как будто не знает, что делать дальше.

— Наверное, у нее плохое настроение, — говорит Джозеф, подталкивая папу локтем.

— Каждый чертов день, — бормочет он, открывая нам дверь.

С визгом льются потоки воды, густые и мутные.

Снаружи каждый шаг — это обещание гибели, исчезновения наших тел под мутными отражениями. Каждый шаг возвращает нас к воспоминаниям о том, как три месяца назад мы исследовали дальние уголки нашего сообщества и видели раздувшиеся мертвые тела, плавающие в застое. Каждый шаг бежит, бежит, пока вода затягивает меня обратно в свою толщу, бежит еще до того, как мы начали —

Я иду слишком быстро.Я скольжу по едва твердой земле. Моя голова сильно ударяется о воду, разбивая поверхность, удар эхом отзывается в моем черепе, когда я погружаюсь глубоко под воду.

Я не могу дышать. Когда я открываю рот, я ощущаю прогорклый привкус болезни, холеры и дизентерии, проглоченных жуков и комаров. Мои легкие наполняются. Я не могу кричать, а только глубже проваливаюсь в тоску, словно гири на ногах. Мои глаза расширяются; Я не могу моргать в этом пространстве, не могу ничего сделать, кроме как умереть.

Сильные руки вытаскивают меня на поверхность, и я дышу.И дышать. Моя грудь расслабляется, и я выплевываю всю воду, которая пыталась попасть в меня. Все болезни и недомогания, которые когда-либо касались моего языка, загрязнение, песок и тьфу. Я все еще не чувствую себя хорошо. Я все еще не могу жить правильно.

«Что, черт возьми, только что произошло?» — кричит мой отец. Он хватает меня за плечи.

Не прикасайся ко мне, хочу я сказать, потому что мои колени слабеют, а вес его тела только кажется, что толкает меня вниз, унося обратно в бездну.

— Это была плохая идея, — выплевывает Джозеф, качая головой, — я думаю, мы сделали все возможное, но это не сработает.Мы уже видим плохие признаки».

— Неееет, — говорит отец, крепче прижимая меня к себе, улыбаясь мне и прижимая каноэ к моей груди, как будто он ответил за меня. «Просто плохой баланс. Ути, ты все еще хочешь это сделать, верно?

«Конечно», — говорю я, но мой брат не уверен, поэтому я улыбаюсь. Я тоже не верю себе, но я потерял чувство приключений, чувство чуда, и мне нужно это вернуть. Мне нужна эта идея фантазии, что ничто из этого меня не сломит, потому что я больше не могу с этим справляться.Меня ничего не поддерживает, кроме сердцебиения в груди, такого болезненного и невероятно быстрого, сердцебиение за сердцебиением, и мне нужно больше.

Джозеф качает головой, затем дергает меня за руку. «Возможно, нам стоит вернуться. У меня неплохо идут дела с моим онлайн-бизнесом, и мы можем просто продолжать получать наши посылки, оплачивать счета и…»

«А я ничего не делаю!» — кричит мой отец. Каноэ выпадает из его рук, всем своим весом ложится на мои.

Мой брат хмыкает, скрестив руки на груди, его лицо отвернуто от нас.Жутко смотреть, как он обмяк, с обмякшим лицом, полным разочарования, с обвиняющим взглядом. В этот момент он точно мама, и он знает, что мой отец не может с этим справиться.

«Что?» Мой отец вздрагивает, его лицо складывается в морщины и морщины гнева, гнева и боли. «Это всего лишь четыре года на Аляске для изучения информационных технологий по стипендии, которая заставила вас начать бросать вызов…»

Я позволил каноэ упасть так, что оно ударилось о поверхность воды. Достаточно привлечь их внимание. Считаю это победой и поднимаю ложку к небу, как герой, которым я не являюсь, ноги трясутся.— Как насчет приключений, ребята?

Впереди нас ждет мир препятствий. Вскоре мы выбираемся из нашего района, в глубину других дорог, на которые мы не осмелились бы ступить в обычный день.

В мутацию.

Мой брат начинает шептать мне, явно взбешенный, пока гребет. «Я просто думаю, что это глупо, как он привел нас сюда, чтобы успокоить свое ушибленное эго и хрупкую маску…»

«Продолжаем». Я обрываю его с улыбкой, гребя быстрее, и отодвигаюсь от него.Я не хочу больше заниматься драмой.

Мы входим в это новое место, и запах, который быстро наполняет наши носы, приветствуется, потому что вас так долго не было, вы оставались в безопасных условиях, и теперь вы находитесь в большом открытом мире; вонь становится частью нас в течение нескольких минут. Заставляет наши внутренности чувствовать, что они гниют и разваливаются.

Но во всех хороших приключениях важно выйти из зоны комфорта, поэтому я напоминаю себе, что это все путешествие, и в конце мы возвращаемся домой.

Я благодарен за то, что могу вернуться в сообщество, которое не заполнено больными морскими существами, преследующими добычу, за то, что я остаюсь в месте с приемлемыми услугами связи и транспорта, поэтому мы всегда можем получить наши продуктовые наборы, оплатить наши счета и позвони нашим родственникам. То, что у нас есть сейчас, довольно хорошо, стабильно, стоит всего.

Другие люди проходят мимо, все мы уязвимы без твердой почвы.

Мой отец, Джозеф и я не разговариваем. Мы изучаем эту новую среду, расширяя наше понимание с каждым направлением, в котором мы смотрим.

Это новое сообщество вонючее, но яркое, громкое и захватывающее. Такого я еще никогда не видел: продавцы несут товар на голове с водой по грудь, гоняются за лодками. Мусор валяется аккуратными маленькими кучками — некоторые люди ухитряются отдыхать на них, мировое загрязнение — новейший источник транспорта. Мимо проносятся люди на машинах покрупнее наших, а на заднем плане играют афробиты, громкие и яростные нигерийские. Люди прыгают в воду с веревками, обвязанными вокруг талии, привязанными к своим лодкам, постоянно вынося мусор.Люди плещутся в воде, плывя по грязи и мусору, покрытые нарывами и шрамами, болезнями и инфекциями.

Когда-то давно я плавал. С невинностью и чистотой, во время наводнения не так сильно, мои маленькие ручки волочились по глубине нашего сообщества, а затем за пределами нашей области, с ликованием на моем лице. Беззаботный. До того, как наша семья заперлась в одном месте. Я вспоминаю то время и думаю, кто это был? Не я.

Но я надеюсь снова стать тем, кем был когда-то.

Я замечаю крокодила, танцующего в глубине, его тень в конце концов поднимается с поверхности воды, покрытая жирной пленкой и токсичными отходами. Мусор, который имеет . . . застывший и привитый к коже животного — о боже мой — как инфекция, пришитая и излеченная на теле. Словно операция по превращению всего живого в мерзость.

Он проходит мимо меня с чем-то вроде голода в глазах, и я знаю, что сегодня кто-то умрет. Кто-то упадет в его мутировавшие челюсти, и я молюсь, чтобы это был не я, потому что сегодня я уже танцевал со смертью и не планирую другого.

До пальцев ног, до талии, до плеч, до глаз. . . .

«Ути, ты, наверное, хочешь отплыть подальше от канав», — говорит папа.

«А?» Я выхожу из своего транса, на данный момент.

Джозеф указывает на покосившуюся машину, застрявшую между тем, что когда-то было дорогой, и обочиной. Люди ныряют вокруг него, разбирают его на части.

Я думаю, что люди — это стервятники, поскольку мы разлагаем мертвые машины, разбирая их на части, оставляя бесполезные части земле.

Каждую субботу мы проводим переработку и санитарную обработку окружающей среды в нашем сообществе, внося свой вклад в улучшение мира. Наш избранный общественный деятель хвалит нас и говорит, что где-то в следующем десятилетии весь мусор в нашем районе исчезнет.

Возможно, у нас не так много времени.

Пока наши глаза могут только моргать в слизи и частицах пыли. . . .

«Почему бы не подойти к водосточным желобам?» — спрашивает Джозеф. «Это недоступно большинству людей».

«Раньше, когда была земля, туда попадало много мусора, так что создавался засор.Кроме того, то, что там скрывается, может легко убить нас всех», — говорит мой отец.

Смотрим вниз и ловим тени, которых раньше не замечали. Тени животных, слившиеся со стеклом и пластиком, размножающиеся комары, насекомые, мутировавшие в результате промышленных отходов и химических реакций.

Мой брат кивает, как будто он действительно впечатлен. «Отлично смотреть».

Мой отец потирает руки и облизывает губы, глядя в пустыню перед нами. «Вот о чем я говорю! Наконец-то мы вышли из этого сообщества.Мы были отшельниками, а теперь снова интегрируемся в общество. Итак, кто готов приступить к делу?»

«Эта лодка действительно . . . примитивный.» Джозеф ударяется о борт каноэ, и дерево стонет, напоминая мне о жалком характере нашего транспортного средства по сравнению с гидроциклами и механизированными лодками, передовыми плавсредствами, которых у нас нет. Все то, что лучше подходит для нашего выживания. Которого нам не хватает.

— Наши дни сочтены, — говорю я.

Они обеспокоенно смотрят на меня, нам нужно поговорить о том, как ты стал таким одержимым взглядом смерти.

Но я не хочу это обсуждать, поэтому меняю тему. — Да, давай торговаться.

Мы возвращаемся домой и расходимся. Мой брат ходит на работу. Я играю в шахматы в нашем ненадежном интернет-сервисе, держа роутер над головой, чтобы оставаться на связи со своим онлайн-оппонентом. Они побеждают.

Слежу за медленным интернетом. Я точно знаю, что хочу посмотреть.

Утопление. Фильмы ужасов, в которых людей продолжают поедать акулы и животные.

Я хотел бы выжить, но я почти сдался.Если я смогу достаточно десенсибилизировать себя, может быть, когда произойдет неизбежное, мне будет не так больно.

Нет. Нет. Я ненавижу то, как я думаю, поэтому я закрыл свой ноутбук, чтобы попытаться заставить себя заниматься. Я пробираюсь в мамину комнату, но она слишком поглощена заикающейся программой о несчастливых браках. Она не поворачивается ко мне, ее наушники блокируют меня. Я закрываю дверь.

На самом деле мне не нужно иметь с этим дело. Я знаю, что должен быть рядом с родителями, но я не могу. Мне нужно сосредоточиться на том, чтобы остановить движение по спирали.

Так что я бегу в комнату брата, отчаянный, думаю, где мое приключение? Где история? Где на самом деле проклятый сюжет этого фильма, который является моей жизнью. Потому что все, что я делал, это бегал, смотрел, как рушатся стены, и ждал смерти.

Я ворвался в комнату брата весь в поту и с учащенным дыханием. «Что делаешь?» Я говорю.

Он смотрит на меня. «Ты в порядке?»

«Что это у тебя на столе?» Я говорю. Я читал брошюры и чертежи на его столе.«Подводные жилые комплексы? Кислородные костюмы? Расширенный опыт глубоководной жизни? Обеззараживающие капсулы?

Он улыбается мне, и его глаза блестят. Он так похож на нашего отца, что мне хочется послушать, что он хочет сказать, потому что он никогда не выглядел таким увлеченным чем-либо.

«Мы смотрим в обнадеживающее будущее», — говорит он. «Лучшие возможности, более высокий уровень жизни; жизнь под водой, свободная от загрязнений — очень далеко отсюда».

«Как долго?» — спрашиваю я, не ожидая многого, потому что это всегда оценка, всегда «через десятилетие», «в ближайшем будущем» и «много лет спустя».Надежды сейчас нет.

«Скоро. В конце концов. И я не могу вам много рассказать, потому что это просто много обсуждений с друзьями, которые находятся под строгим соглашением о неразглашении, но, да, у них может быть место для нас. Это было в работе в течение многих лет. Я думаю, у нас все будет хорошо».

У меня нет слов, но тишину убивает писк в обоих наших карманах. Текст от папы.

«Завтра отправляемся на поиски мяса», — прочитал я.

Джозеф смеется. «Полагаю, он постарается отказаться от веганского образа жизни как можно быстрее.Он смотрит в настоящее, на выживание. . . это перспектива, я думаю.

Продукты животного происхождения плохо транспортируются, а цены выросли вместе с уровнем воды, поэтому мы их больше не просим. Однажды мы пытались ловить рыбу, но это не сработало; рыба, которая попадает в нашу область, мутирует. Мы не будем их есть, не будем пробовать, каким бы предприимчивым ни был папа.

Но так как мы путешествуем, выезжая на поиски вещей, мне снится сало и жир, бегущие по сочным кускам говядины, звук мяса, когда оно попадает в котел.

Мы гребем к рынкам и торговцам, которых видели вчера, в мутировавших областях.

Мы, скромная семья без надлежащего мореходного судна, гребем к рыночному продавцу, расталкивая веслами палки и огромные груды камней.

«Что ты понял?» Мой отец вздрагивает, слишком взволнованный, чтобы не использовать пиджин. В нашем сообществе к этому обычно относятся неодобрительно, поэтому мой отец использует его только в чате с горничными из деревни.

Женщина замолкает, прижав руки к губам.«Мы получаем гм. . . крокодил, медуза, рыбный червь, бонгафиш, сом…»

«Сом!» Папа отвечает слишком быстро, лезет в карман и выглядит смущенным.

— Я заплачу, — предлагает Джозеф, поджимая губы и роясь в бумажнике.

«Я тебя не просил». Голос моего отца холоден. «Мы просто хотим осмотреть товар. Мадам, дайте мне посмотреть, что у вас есть.

Женщина протягивает кусок нарезанного сома нездорового коричневого цвета. Он катается в руках моего отца, покрытый липкой слизью.Во рту растут зеленовато-черные точки. Мы пытаемся их снять, но они снова вырастают.

Желчь подступает к горлу, и меня чуть не стошнит.

— Нет, нет, — отец возвращает ей. «Не этот. Нормальный сом всего этого не поймет. . . яма-яма».

«Яма-яма? Загрязнение? Женщина изображает удивление, как будто она никогда не слышала этого слова, когда привет? Это все вокруг нас. «Я не продаю такой продукт. Этот, на меня, спайс, я сам. Мне просто нужно было сохранить здоровье для клиента.

— Спасибо, — раздраженно говорит отец и бросает ей обратно. Он шепчет нам, когда мы уходим: «Все, что нам нужно сделать, это установить сеть, и мы найдем кого-то, кто знает, где достать хорошие продукты. Кто-то . . . как те двое!»

Он указывает на мужчину и женщину, собирающих мусор из воды, глубоко копающихся и складывающих его в аккуратные кучи на своих лодках. Веревки вокруг их талии прикреплены к лодкам. Отец кивает в знак одобрения.

Подплываем к ним.

Папа улыбается и проводит рукой по волосам.»Можешь представить? Я пытался покупать вещи у этой женщины, а она пыталась убедить меня, что яма-яма — это нормально».

«Они никогда в этом не признаются», — отвечает женщина. «Однажды можно было даже увидеть все стекло и камни, зарытые в рыбу, которую женщина пыталась продать мне, и когда я показал ей это, она просто согнулась и сказала: «Все без специй». »

— Что ж, — присоединяется мужчина, — нигерийские разносчики — лучшие юристы, какие только могут быть.

Они смеются друг с другом, а мы с Джозефом переглядываемся, пожимая плечами и скрестив руки на груди, наблюдая, как это разворачивается.

Мужчина протягивает руку нашему отцу. — Я мистер Абалака.

Женщина обнимается. — А я миссис Энейо.

Мой отец улыбается. «Я Дэвид. А это мои сыновья, Иосиф и Ути».

Мы машем и приветствуем, ровно столько, чтобы не чувствовать себя некомфортно.

Джозеф пожимает им руки, вытягивая шею, чтобы заглянуть в их лодку. — У вас там много оборудования.

Я тоже внимательно смотрю. В их лодке много оружия: копья, ружья, сети, капканы.Мне на самом деле комфортно все это видеть, потому что для меня это кричит о защите и выживании.

«Итак, чем вы, ребята, занимаетесь?» — спрашивает мой отец, его глаза широко раскрыты, как будто он делает заметки.

– О, вы знаете, – отвечает госпожа Энейо, ее приятная манера поведения исчезает. «Много подработок. Помогаем расчищать это место, рыбацкие работы. Только что . . . все, что нужно для жизни».

«Мы очень серьезно относимся к своей работе, — добавляет г-н Абалака.

— О да, — говорит отец. «Знаете, моя жена действительно выращивает еду, используя споры и искусственные питательные вещества, так что мы могли бы достать немного для вас.

Миссис Энейо хмурится. «Мы уже делаем это, но с бататом, морковью и маниокой, так что, если у вас есть что-нибудь еще?»

— Гм, — говорит отец, пытаясь вспомнить. «Я думаю, у нас также есть садовые яйца».

Миссис Энейо гримасничает: «Хммм, я не…»

«Но мы можем их попробовать!» говорит г-н Абалака.

«Ну и сколько они стоят?» — раздраженно говорит миссис Энейо.

— О нет, — смеется отец, устраиваясь поудобнее. «Нет цены. Нам просто нужна работа, чтобы у нас было достаточно денег, чтобы купить что-то вроде вашей лодки.

«Эта красота?» Мистер Абалака усмехается, нежно похлопывая свой сосуд. «Нам это просто нравится, потому что оно работает на мусорном соке».

– К сожалению, – говорит госпожа Энейо, возвращая разговор к сути, – в данный момент мы действительно ничего не знаем. Ничего не доступно. Извиняюсь. Но мы могли бы достать вам немного рыбы. Хороший вид.

«Было бы здорово, — говорит отец. Они обмениваются контактной информацией. Все трое снова смеются и шутят, а мы с Джозефом тихо сидим в лодке, как хорошие дети, и стараемся их не беспокоить.

В конце концов они уходят.

— Было весело, — зевает Джозеф, вытягивая руки в воздухе.

Отец рассеянно кивает. Он хлопает нас по рукам. «Лучше хорошо разомни эти руки, потому что мы следуем за ними».

«Почему?» Я стону, потирая свою счастливую ложку, ощупывая ее края.

«Я хочу посмотреть, кому они отдают весь этот хлам, — посмотрим, сможем ли мы получить немного этой суеты», — говорит мой отец.

«Всегда приятно осознавать, что доверие — это единственное, на что можно рассчитывать в современном обществе», — говорит Джозеф сухим голосом с невозмутимым выражением лица, но папа игнорирует его.

«Наверное, те двое присматривают за собой, и это то, что мы тоже должны сделать. Незагрязненная рыба для садовых яиц — нечестная сделка, и мы даже не знаем, собираются ли они использовать это как своего рода рычаги давления позже. На мой взгляд, нам нужно найти работу, чтобы иметь хорошие деньги для переговоров. Вот как мы делаем вещи».

«Они могли легко обнаружить нас», — вздыхает Джозеф, хватая весло.

— Вот почему сегодня мы узнаем о других маршрутах, — гордо говорит мой отец.Он выглядит счастливее, чем я когда-либо видел его, пирата на открытом воздухе.

Это приключение, которое я искал, и я благодарен за то, что я здесь в сговоре с моим отцом, слишком устал, чтобы думать о том, чтобы утонуть.

К нашему удивлению, нас не поймали. Мой отец заставляет нас ждать, пока мужчина и женщина не окажутся на некотором расстоянии впереди, и тогда мы медленно следуем за ними. Мы наблюдаем, как они затаскивают мусор и животных в свою лодку.

Впечатляет.

Мы шутим, и я смеюсь, забывая мысли о смерти, чувствуя ветер в волосах, хорошо проводя время.

Темнеет, когда г-н Абалака и г-жа Энейо останавливаются перед большим домом на сваях, деревянным и крепким, несмотря на гниющее дерево. Он окрашен в приветливый цвет синего и зеленого, выцветший и заплесневелый.

Они выходят из лодки и обменивают свой мусор и дичь с женщиной на пачки денег. Глаза моего отца расширяются, когда он видит это, и он улыбается, как гиена.

Мистер Абалака и миссис Эйено обмениваются рукопожатием с женщиной и возвращаются в свою лодку.

Мы пригибаемся.Они поворачивают назад, идут к нам?

К счастью, нам не приходится сталкиваться с этим стрессом, потому что они вдвоем едут дальше по дороге в противоположном направлении.

Мы ждем тридцать минут в темноте. Я дремлю и мечтаю о ногах, которые перестают брыкаться, о погружении под воду. . . .

Я просыпаюсь. Мой отец и Джозеф спят. Я хлопаю отца по плечу, и он резко просыпается.

«Можем мы пойти и встретиться с женщиной, с которой они разговаривали?» Я спрашиваю.

«Конечно, конечно», — говорит мой отец, все еще сонный.«Весло! Давай покончим с этим».

Я будю Джозефа, и мы медленно гребем к дому. Отец выходит из лодки и стучит в дверь.

Никто не отвечает.

Папа снова стучит, сильнее.

Выбегает пожилая женщина, ее седые волосы вьются кудрями, смуглая кожа покрыта пудрой. Она одета в длинную рубашку и кричит на нас на тяжелом диалекте йоруба, каждое слово густое и злобное, как проклятие.

— Ма, — говорит отец, пытаясь успокоить ее, но отступает, когда она пытается дать ему пощечину.«Пожалуйста, мы просто пришли сюда в поисках работы. Любую работу, пожалуйста, мы сделаем».

Женщина на секунду замирает, думает. «У меня всего два работника. Они хорошие, крепкие…»

«Но недостаточно», — говорит мой отец, улыбаясь, пытаясь внушить ей мысль о нас.

«Проблема в том, что они продолжают избавляться от всех, кого я нанимаю». Она вздыхает, кладя руки на подбородок. «Видите ли, когда я нанимаю новых людей, цена снижается, и их зарплата снижается, так что… . . ».

— Я понимаю, — говорит отец и вздыхает.«Обмен не убьет их».

— Ладно, смотри, — говорит женщина, зевая. «Что бы ни. Они доказали, что достойны всего, что я им дал, но я мог бы получать гораздо большую прибыль с большим количеством людей. И моим собственным работодателям понравится иметь больше всех этих товаров. Итак, вот что я вам скажу: я ничего не скажу им о вас, ребята. Пока тебя не раскроют, у тебя есть работа».

— Мы не примем предложение, но все равно спасибо, — выплевывает Джозеф, но папа выглядит только более решительным.

«Мы принимаем», — говорит он и обменивается номерами с нашим новым работодателем.

Мы гребем молча. Лица Джозефа и папы раскраснелись.

— Знаешь, — начинает отец, — наш дом разваливается. У нас есть шанс здесь. И у нас так хорошо здесь, что я думаю, что это могла бы быть наша новая жизнь: в уменьшенном размере, на открытом воздухе, у моря…»

Это не море, — поправляет его Джозеф, гребя быстрее. Я практически вижу поднимающийся от него дым, но ничего не говорю.Ничто из того, что я делаю, не отвлечет его.

— Метафорически, — тихо добавляет отец.

«Не вмешивай меня в это, — шипит Джозеф, — потому что моя роль в этом приключении окончена».

Мама ждет нас дома. Я пропустил уроки, которые она обычно преподает мне, математику, естествознание и геометрию, но я думаю, что папа должен получить за это дерьмо. Мои руки болят.

Папа начинает говорить маме, что ей нужно увеличить порции растений для своих новых клиентов, мистер Кинг.Абалака и миссис Эйено.

Я следую за Джозефом в его комнату. Он ходит вокруг, сбивая вещи. Когда он в стрессе и гневе, он плачет. Слезы не перестают течь.

«Если бы я мог уйти сегодня, я бы ушел», — говорит он. «Подводная программа еще не готова, так что, думаю, нам просто придется подождать и смотреть, как наш отец каждый день выставляет себя дураком».

Я молчу. Мой брат смотрит на меня. Слишком близко, как будто он ищет мою душу. И я вздрагиваю, потому что не хочу, чтобы он обнаружил во мне весь багаж.

«Ты правда все еще хочешь пойти с папой?»

— Это приключение, — тихо говорю я, пытаясь заставить себя в это поверить.

«Б . . . но . . . Что не так с тобой? Он вышел из-под контроля. Почему ты вообще так думаешь?»

«Этот дом разваливается», — отвечаю я еле слышным шепотом.

«Мы уходим», — кричит он. «Мы надеемся на лучшее будущее».

— Надежды сейчас нет, — бормочу я себе под нос.

Может, лучше просто уплыть в небытие, грести над водой, пока не утону.А пока я всего лишь корм и зараза, еще одно гниющее тело в застое.

Я слышу, как мой отец кричит на мою мать в своей комнате. Я выхожу в коридор, и он выбегает, практически задыхаясь.

«Что происходит?» — спрашиваю я, и мне кажется, что я взрослая, а он ребенок.

«Я не хочу об этом говорить».

Пробую еще раз.

«Твоя мать не хочет присоединиться к нам в каноэ. А твой брат думает, что он слишком хорош для нас. Но мы, мы те, кто выживает, кто преодолевает расстояние, у кого есть приключения. Верно?»

— Верно, — говорю я глухим голосом.

«Я буду спать на диване», — говорит он. Он идет вниз.

Я иду в его комнату, чтобы найти свою мать. Ее лицо невыразительно. «Все в порядке?» Я говорю.

Она встает с кровати. Она пьет из бутылки с водой, стоящей у ее кровати. «Знаешь, почему я не люблю говорить об идеях твоего отца? Он просто . . . имеет такой способ заставить людей быть плохими парнями, клячами, и он как бы наказывает нас за это и получает удовольствие от этого, будучи таким человеком.И теперь, когда я молчу, он ненавидит это, потому что я отказываюсь заниматься, не играю свою роль. Я немного волновалась, что ты был слишком похож на него, когда рос, — продолжает она. «Я боялся, что у меня в доме будет два таких человека. Я почти подумывал уйти. Но вы создали личность для себя и… . . Я не всегда понимаю тебя, Ути, но я думаю, ты будешь в порядке.

Уже поздно и я ложусь спать, но не могу заснуть в этом доме разорванных отношений.

Уже несколько дней я не присоединяюсь к отцу, когда он плывет на лодке.Мне нужно обработать вещи.

Когда я присоединяюсь к нему, отец прижимает меня к себе и достает что-то из походной сумки. Я визжу, когда вижу пистолет.

«Хорошо», — говорит он мне, но в глазах у него испуганный взгляд. «Для защиты. Этот может выдержать больше пуль, чем вы ожидаете. И… — Он щелкает кнопкой. «У него есть глушитель. Безмолвный убийца. Это за хладнокровное убийство.

«Привет!» Нас зовет голос.

— Прячь пистолет, — говорю я. Неприятный холодок пробегает по моему позвоночнику.

Я оборачиваюсь и вижу, что мистер Абалака и миссис Эйено машут нам немного поодаль, в их руках плавает большой пузырь, полный . . . рыба. Корпоративные компании раздают бесплатные образцы этих легко утилизируемых пузырей для хранения вещей. Мы гребем к ним, и я чувствую невыносимое напряжение в сердце, но счастливое выражение лица моего отца заставляет меня изобразить на лице широкую фальшивую улыбку.

Мы подходим к ним, и, прежде чем они что-то говорят, они лопают пузырь, и рыба падает в нашу лодку.Свежая, незагрязненная, чистая рыба.

«О, вау, это было быстро», — говорит мой отец, слишком быстро, нервно почесывая затылок. — У нас еще нет яиц.

«Ой, эй, нет, мы на вас не давим; не торопитесь, — говорит г-н Абалака. Он смеется и машет нам рукой.

«Пока вы его приносите», — добавляет миссис Эйено.

Мы молчим.

«Как работа?» — спрашивает мой отец.

Мне хочется сжаться в комок.

«Хорошо», — говорят они одновременно.

Я выдавливаю смешок, пытаясь выглядеть расслабленным.

«На самом деле мы надеемся на повышение за всю хорошую работу, которую мы проделали», — говорит г-н Абалака.

Мы с отцом переглядываемся.

— Да, знаешь, в конце месяца, — говорит миссис Айено, сортируя мусор.

«Вау, это захватывающе», — говорю я. — Но я действительно думаю, что нам пора идти. Верно, папа?»

«Абсолютно. Да, спасибо за рыбу; красивые куски мяса.Мы скоро доставим вам эти садовые яйца.

Мы смотрим, как они уплывают, и наконец-то можем дышать.

Отец смотрит на меня и одобрительно кивает. «Слушай, это было здорово. Тем более что я только что получил сообщение от нашего работодателя с просьбой поймать крокодила. Нам просто нужно держаться подальше от них, пока не придет время завтра встретиться с боссом.

«Тогда они тоже не будут сдавать свой товар?»

«О нет. Наш работодатель изменил дату отъезда.Она сказала, что они подозрительны, но она думает, что это нормально, потому что они не узнают».

Я киваю, вкладывая все свои силы в греблю в одиночку, пока мы ходим по рынкам в поисках корма для паразитов и охотничьего снаряжения. Пока отец оценивает и торгуется, я тру ложку. Это похоже на мое последнее заявление о невиновности.

«Ты готов?» — спрашивает меня отец, и я пожимаю плечами.

Мы гребем к ближайшим канавам. Я чувствую себя совсем не таким, каким был, когда мы начали это делать, теперь, когда мы отбрасываем осторожность на ветер.

«Ты будешь заманивать, а я буду убивать», — говорит мне отец, протягивая мне высокотехнологичный бинокль. Я нацеливаю их на плавающие в воде тени, пытаясь опознать крокодила.

Я опускаю ловушку с наживкой в ​​воду. Я пытаюсь дышать и расслабляться.

«Теперь, — говорит отец, — мы ждём…»

Крокодил прыгает на борт, огрызаясь и злясь, и почти топит нашу лодку. Проволочная ловушка вонзается в его кожу, когда он ревет, его дыхание отвратительно, его большие зубы тянутся ко мне.Крупные осколки стекла вонзаются в голову зверя, а разбитые консервные банки торчат из его тела наподобие пирсинга. На это существо, которое пытается меня съесть, накинуты нейлоновые мешки, а я кричу и кричу. Я чувствую, что мое сердце остановилось. Воспоминания о моем пустом существовании переполняют меня, пока я жду момента, которого так боялся.

Смерть приближается.

Мой отец стреляет ему в голову, его рука тверда. Крокодил дергается, истекая кровью, затем лежит неподвижно. Папа выглядит взволнованным, напуганным, а я в кровавом месиве.«Мы сделали это, — говорит отец.

Сразу же, как мы возвращаемся домой, я ворвусь в комнату брата, предоставив отцу спрятать тело крокодила в гараже, позволив Иосифу увидеть меня во всей моей убогости.

Джозеф вскакивает, тянется ко мне и заключает в свои объятия. «Боже мой! Что, черт возьми, случилось?

— Он вышел из-под контроля, — говорю я. Я не могу перестать плакать. Я сопливый беспорядок.

«Теперь ты меня послушаешь?» говорит Джозеф.

— Нет, — говорю я, отталкивая его.«Надо помочь папе. Вы, в частности, должны быть там, чтобы заземлить его и убедиться, что это не повторится. Мы нуждаемся в тебе. Вернись.»

Он ничего не говорит. Я не слышу возражений. Я считаю, что это соглашение.

На следующее утро я беспокоюсь, что мой брат не появится, пока я жду внизу. Но Джозеф приходит, и я чувствую, что могу это сделать, зная, что он со мной.

Он и папа смотрят друг на друга, тишина между ними угнетает.

Но отец одобрительно кивает, и мы спокойно тронулись в путь.

Мой брат устанавливает закон и уговаривает папу убрать пистолет, говоря ему, что мы должны просто сосредоточиться на мусоре после всех неприятностей, которые он причинил вчера. Джозеф все еще не выглядит слишком счастливым, но, по крайней мере, мой отец хранит молчание.

Вместо этого папа пытается дозвониться до нашего работодателя, который не берет трубку. Босс общается на своих условиях, а не на наших.

Я хлопаю брата по плечу как раз в тот момент, когда он снова собирается нырнуть в воду с веревкой на талии.«Ты не позволишь мне…»

— Нет, — строго говорит он. «Вы ничего не делаете после того, что произошло вчера. Просто привяжи веревку к лодке.

Я молча привязываю веревку и просто хочу, чтобы этот день закончился.

часа.

Наконец-то день закончился. Мы с братом гребем к дому на сваях, у нас болят руки. Мы ждем, пока мой отец не раз постучит. Я замечаю лодку, слегка торчащую позади дома. Я протираю глаза.

г.Абалака и миссис Эйено открывают дверь. Их одежда в крови, руки спрятаны.

Мы замираем.

Мы смотрим, пока не почувствуем, что тишина нас убьет.

«Что ты здесь делаешь?» Отец заикается, изо всех сил стараясь улыбнуться.

— Мы думали, что отдохнем в нашем новом доме и подождем людей, из-за которых наш график изменился, — выплевывает миссис Айено, а затем улыбается.

«Мы получили повышение, о котором говорили, — говорит мистер Абалака.

Мой отец кивает, выглядя окаменевшим. Джозеф медленно тянется к веслу.

— Знаешь, — говорит мой отец слишком отчаянным голосом, когда он тянется к сумке с оружием, — все это большое недоразумение.

«Правильно», — говорят они.

Они быстрые. У миссис Айено есть пистолет. Пуля в голову, и Джозеф падает в воду. Я кричу, когда мой отец хватает свой пистолет. Копье мистера Абалаки вонзается ему в живот прежде, чем он успевает выстрелить. Он следует за Джозефом в воду.

В воду, в воду; все мертво и в воду.Вода красная от крови.

Я карабкаюсь и кричу. Я писаю в штаны. Я думаю, смерть приходит, когда они приближаются к лодке. Я так полон горя, гнева и ужаса.

Меня собираются убить. Готов ли я?

К нашим ногам, к нашим костям, к нашим мускулам, к нашим глазам. . . .

Я лезу в карман. Я отдергиваю руку и вонзаю ложку в глаз мистеру Абалаке.

Он кричит и роняет копье. Миссис Айено пытается остановить кровь.

Я прыгаю в воду и начинаю уплывать.Я так усердно плаваю во всех мутациях и инфекциях, во всех вещах, которые пытались меня утопить, во всех вещах, которые пытались меня убить.

Я не могу нормально дышать. Я не могу жить правильно. Мой брат и отец ушли в воду.

Но я не могу утонуть. Я не могу упасть, я не могу удержаться от побега.

Поскольку мне нужно вернуться в свою общину, мне нужно рассказать маме о мечтах Джозефа о подводной жизни, о его обнадеживающем будущем, которое должно наступить поскорее, потому что мне надоело ждать.